Ангелы здесь больше не живут

Он находится в Азкабане совсем немного, всего три месяца, но за это время он успел переосмыслить всю свою жизнь, придя к выводу, что она была сплошным обманом. Сначала, когда Гарри только пришёл в волшебный мир, он наивно верил в добрые сказки, и первое время так и было, ведь его жизнь у Дурслей была сплошным мучением. Но затем, постепенно, он начал понимать, что все его идеалы с треском рушатся: оказывается, в сказке есть злодей, желающий захватить этот добрый мир и убить главного героя, который должен ему помешать. Но Гарри не учёл одного: главным героем оказался он, неожиданно всё оказалось не так уж и радужно, каким представлялось сначала. Но он держался. Боролся, как делают все герои, олицетворяющие добро. Только вот, если в сказках они знают, за что сражаются, и для чего им всё это надо, то для Гарри это оставалось тайной за семью замками.

И в один момент всё рухнуло, сказка закончилась, но, увы, не так счастливо, как он мечтал. Всё оказалось лишь иллюзией, а сам он — жертвой. Смириться? Или бороться дальше? Гарри Поттер не хотел ни того, ни другого, теперь он думал об одном — о мести.

Первым в его списке стоял, как обычно, лорд Волдеморт. Но если раньше так было только из-за того, что Волдеморт — злодей, а он, Гарри, положительный герой, который просто обязан убрать с дороги это зло, то сейчас он мечтал покончить с ним только из-за смерти своих родителей, единственных людей, которым он до сих пор верил полностью и безоговорочно. Верить тем, кого уже не в живых? Сумасшествие. Но Гарри цеплялся за эту надежду, потому что отказаться от неё — значит разочароваться в собственной жизни, принять правду, что жить ему больше незачем вообще. Дальше следовал Альбус Дамблдор ? добрый старик, который помогал герою бороться со злом, тоже оказался ложью. Гарри понял, что директор Хогвартса хотел избавиться от него, но зачем ему это надо было, не знал. До этого он, в попытке утешить себя, думал, что Дамблдор просто решил закалить его для битвы с Томом, но если это так, тогда самое страшное — оказаться героем этой сказки. Гарри всегда верил Альбусу Дамблдору, никогда не ставил под сомнения его поступки, но и это время прошло. То, что произошло, навсегда изменило внутренний мир Гарри и его взгляды на людей.

Ему казалось, что до этого он жил в театре, где являлся зрителем, наблюдающим за актёрами в масках, которые скрывали от него свои лица. Но маски наконец-то спали, открыв ему настоящий облик всех этих актёров, которые на самом деле оказались жестокими создателями всей этой пьесы. Но вот у зрителя была незавидная роль: он не мог выйти из этого театра, пока не окончится спектакль, не мог самостоятельно распорядиться своей судьбой. Словно он был ещё и марионеткой. И теперь эту марионетку выкинули из театра, как ненужную вещь, а сверху ещё закидали грязью.

Да, наверное, самую больную рану нанесло ему предательство Дамблдора, а не Уизли, например. Потому что именно этому человеку Гарри мог смело доверить свою жизнь; он раскрывал ему свои самые сокровенные тайны, и знал, что только Альбус Дамблдор сможет ему помочь, когда другие окажутся бессильны. Он превозносил этого человека, считал его своим наставником, учиться у которого — значит выбрать правильный путь. Но всё оказалось совсем наоборот: именно Дамблдор стал причиной его теперешних страданий.

Дальше по списку шли Уизли, которых он считал своей семьёй. Поверить в их предательство было сложнее всего, но искажённые ненавистью лица долго не выходили у Гарри из головы. Самые добрые люди, которых он когда-либо знал, тоже оказались лишь обманом: стоило директору лишь кивнуть головой, как они сразу возненавидели Гарри и ничуть не усомнились в его виновности. Можно ли было после этого думать, что то, что было, являлось правдой, реальностью, а не новым спектаклем?

Гарри не знал, чему верить и что ему думать. Вот, например, Рон, его лучший друг, его бывший лучший друг. Неужели он находился рядом с Гарри только из-за правил этой игры, а не из-за того, что ему действительно была дорога их дружба? Рон, тот долговязый глупый мальчишка, который всегда ему завидовал, мог ли он тоже оказаться предателем? Мог ли он из-за своей зависти встать на сторону этих вершителей судеб и помогать им? Если это всё же так, то Рон — отличный актёр, так как сомнений в его искренней дружбе Гарри не мог испытать и сейчас, даже тогда, когда тот его бросил. Да, может быть, убийство Снейпа кардинально изменило его мнение о Гарри, но в то, что их совместные приключения и цели были только спланированной кем-то по имени Альбус Дамблдор игрой, юноша не хотел верить. Или просто делал вид, что не верил.

Но ещё сильнее, ещё больше, чем всё остальное, его могло ранить лишь возможное предательство Гермионы. Его лучшая подруга, которая всегда была готова прийти ему на помощь, понимала его лучше других и верила ему, просто не могла оказаться главенствующим членом этой партии жестоких игр. Перебирая в своей памяти все его моменты, связанные с этой девушкой с каштановыми волнистыми волосами, Гарри не мог отыскать подвоха, хотя, может быть, не очень-то и старался, так как это был бы удар ниже пояса, который добил бы его окончательно. К тому же, он помнил последние слова Гермионы: "Я верю тебе". Они согревали его душу, пока это было ещё возможно, они были светом в его тёмном бесконечном тоннеле, и Гарри цеплялся за них, как утопающий за соломинку. Хотя он не был уверен, случилось ли это всё на самом деле, или же это просто был отчаянный зов его раненой души.

Именно потому, что Гарри не смог найти ответ на этот вопрос, Гермиона Грейнджер не состояла в его мрачном списке. И юноша всеми силами надеялся, что она там никогда и не появится. Но как выяснить это, Гарри не знал.

Теперь лорд Волдеморт казался ему на фоне всего этого добрым дядюшкой, который только лишь хотел достичь своей тёмной цели, но ненависть к нему никуда не ушла, лишь чуть ослабла под давлением другой, ещё более сильной, которая предназначалась предавшим его.

Гарри задумчиво оглядел камеру и, остановив свой взгляд на одном из углов, направился туда. Лунный свет почти ничего не освещал, но он был хоть какой-то связью с реальным миром, вернее, с тем, что от него осталось.

Первый месяц своего пребывания в Азкабане, когда ему ещё было не наплевать на магический мир, он задавался вопросом, что же с этим самым миром будет, ведь, если верить пророчеству Трелони, только он, Гарри, мог бы избавить всех от Волдеморта. Значит, Гарри являлся только одним из многочисленных козырей в кармане Дамблдора, иначе тот никогда бы не упёк его сюда, так как до этого юноша думал, что он — единственное оружие в руках старика. Может быть, и пророчество тоже фальшь? Могло же быть так, что его ввели в игру для пущей убедительности, может быть, предсказание Трелони является всего лишь причиной того, что ему отступать ни в коем случае нельзя.

Миллион вопросов и почти ни одного ответа, но Гарри с уверенностью знал только одно: предатели должны заплатить. И когда-нибудь всё же наступит его время, когда зеркальное отражение станет, наконец, реальностью: тогда он будет создателем правил и актёром, а они — марионетками, которых он, поиграв ими, вышвырнет так же, как и они его.

Гарри, вынырнув из своих запутанных мыслей, с удивлением обнаружил, что стоит посреди камеры, на его лице играет хищная улыбка, а из горла вырываются приглушённые хрипы, которые, по идее, должны быть смехом. Мальчик в ужасе тряхнул головой и почти бегом направился к тому месту, которое являлось его убежищем от собственных же мыслей и воспоминаний. Он пока что боролся с нахлынувшим на него пьянящим чувством мести, но с каждым разом у него получалось всё хуже и хуже, а значит, скоро наступит поражение.

Наверное, это очень странно и необычно, что в Азкабане у него есть место, где он чувствует себя более-менее свободным от ужасных воспоминаний, вызванных присутствием дементоров. Гарри не представлял себе, каково было Сириусу, который просидел тут целых тринадцать лет. Да, именно тут, в этой камере, что не забыл отметить министр, пытаясь сделать ему ещё больнее.

В первую неделю Гарри был согласен даже на бесконечные пытки Круциатусом, чем терпеть эти невыносимые мучения от собственных же воспоминаний. Когда дементоры находились слишком близко, ему казалось, что вся его жизнь — череда страданий и боли, что в этой жизни не было ни капли света и тепла. Но постепенно он начал привыкать и уже через два месяца принимал это как должное. Хотя ночные кошмары не давали ему покоя до сих пор.

Вот и оно, это место. Гарри был уверен, что Сириусу оно тоже помогало не сойти с ума, он откуда-то знал, что именно его крёстный и создал этот уголок, в котором теплилась жизнь. До ужаса глупо и безрассудно, но эти коряво выцарапанные какой-то палкой слова на каменной стене вселяли в него надежду и желание жить дальше, на время превращали его в прежнего Гарри, который всё ещё сражался за своё место в его уже почти чёрной душе. Юноша слабо улыбнулся и провёл рукой по стене, где находились эти слова, чувствуя ладонью каждый штрих изображённых букв, и у него появлялось такое ощущение, будто он сам написал этот стих, вкладывая в него кусочек самого себя. Гарри был уверен, что это магловский стих, потому что волшебники такого не писали и никогда не напишут, так как в их представлении мир чётко делится на две половины: добро и зло. Он понятия не имел, откуда Сириус (а Гарри уже не сомневался, что это был он, ведь подчерк крёстного он хорошо помнил из писем) мог знать этот магловский стишок, но не так уж это было и важно. Он отыскал эти слова лишь после двухнедельного заточения, так как первое время Гарри не вставал со своей "перины", пытаясь прогнать от себя образы молящей матери, Седрика, устремившего вверх взгляд своих остекленевших глаз, Сириуса, усмехающегося в лицо своей кузине перед тем, как погибнуть, и окровавленного Снейпа, лежащего посреди коридора.

Гарри помнил эти слова наизусть, но всё равно каждый день по несколько раз подходил сюда, чтобы увериться в том, что этот спасительный мирок никуда не делся.

Будет трудно — крепись,

Будет ветер — не гнись,

Будет больно — не плачь,

Глаз в ладони не прячь.

Если грозы — иди,

Если слёзы — сотри,

Если страшно — держись.

Помни: жизнь — это жизнь.

Всего несколько коротких строчек помогали ему жить и не сойти с ума, будто кто-то очень близкий стоит рядом и шепчет на ухо эти ободряющие слова. И Гарри сразу представлялась Гермиона, он вспоминал её голос и пытался вообразить, как она читает ему это. На сердце становилось так тепло, и на некоторое время Гарри забывал, что находится в самом ужасном месте на Земле.

Юноша ещё раз провёл ладонью по буквам и отошёл к соломе, на которой лежала большая стопка газет. Он использовал эти газеты, как подушку, а не как средство, чтобы убить время. Гарри сел и, подтянув колени к груди, взял номер "Ежедневного пророка", который лежал на самом верху стопки. Отсутствующий взгляд блуждал по странице, не пытаясь выловить и капли смысла из её содержания.

Эти газеты ему приносил Скримджер, изредка навещая его и рассказывая о делах, творящихся в волшебном мире. По его словам там всё "просто лучше некуда". Гарри знал, что министр просто хочет окончательно сломать его, доказывая, что волшебники вполне способны обойтись и без Мальчика-Который-Выжил и что его даже не вспоминают. Руфус Скримджер приходил примерно раз в неделю, садился на стул возле двери и, закидывая ногу на ногу, начинал свой монотонный рассказ. Всё это время Гарри лежал на соломе, тупо уставившись в потолок и не говоря ни слова, речь министра доносилась до него словно из-под толстого слоя ваты. Закончив своё повествование, Скримджер клал на пол очередной номер "Пророка" и уходил, оставляя Гарри в одиночестве. Где-то через час после ухода гостя юноша медленно вставал, поднимал газету с пола и снова возвращался на своё место, только на следующий день решаясь прочитать её.

Потому что он ещё не мог забыть тот первый раз, когда Скримджер пришёл и принёс ему газету, а это было на четвёртый день его заключения здесь. Как только за ним захлопнулась дверь, и в камере воцарилась тишина, Гарри вскочил со своего "ложа" и бросился подбирать "Пророк". Он надеялся, что... он и сам не знал, на что надеялся, но верил, что найдёт там для себя что-нибудь утешительное. Что-то, что поможет ему бороться.

Но всё вышло совсем наоборот. Стало намного хуже, намного больнее. Потом, когда потрясение немного утихло, юноша понял, что министр специально принёс ему этот номер, чтобы заставить мучиться ещё сильнее. Сейчас Гарри мог уже более спокойно смотреть на снимок, изображающий чёрный памятник, на котором серебряными буквами было выведено: "Северус Снейп. 9 января 1960 — 11 марта 1997. Отпускаю. Иди. Не имею я права на свет...", хотя сердце всё ещё ныло.

Гарри не понимал, что значит эта эпитафия, но, когда он прочитал её, в его душе по не понятной ему причине образовалась такая чёрная глубокая дыра, что ему хотелось кричать, проклиная весь этот жестокий мирок. Он тогда долго сидел и, почти не двигаясь и не мигая, смотрел на фотографию могилы Снейпа. Этот снимок, в отличие от остальных в этой газете, не двигался, так как двигаться было и нечему: ведь жизни в нём нет.

Под фотографией шла небольшая статья о похоронах Снейпа, и Гарри не сразу смог уловить её смысл, так как буквы расплывались перед глазами. Но ни о чём важном там и не говорилось: на похоронах присутствовали лишь учителя, даже учеников не пригласили по какой-то причине, не говоря уже про слизеринцев. Никакой особенной торжественности в прощании не было: лишь Дамблдор произнёс свою речь, а затем гроб с телом Северуса Снейпа накрыли крышкой, и первые комки земли с глухим стуком ударились об неё. Но в статье ничего не было написано о том, где был похоронен Снейп, и Гарри так и не смог узнать, кто была та незнакомка. Такое ощущение, будто кто-то очень не хотел, чтобы он смог найти местоположение могилы профессора зельеварения.

Но теперь по ночам, помимо ужасного крика мамы, он слышал и звук падающей земли, обрушивающейся на крышку гроба.

Гарри с отвращением отшвырнул газету от себя и улёгся на подстилку, растянувшись в полный рост и в который раз задаваясь вопросом, кто же на самом деле убил Снейпа. Кому помешал этот скрытный зельевар, если он полжизни проводит у себя в подземельях? Ну не ученику же какому-нибудь, в конце концов!

Юноша покачал головой и снова задумался. Это было единственным занятием здесь — думать и переосмысливать, пытаясь понять прошлое и сам мир, в котором он существует. Гарри уже давно пришёл к выводу, что ангелы там больше не живут, и пришла пора принять правду. Правду, которую он лучше бы никогда не знал.

— Ты так уверен в этом? — внезапно раздался тихий голос, и Гарри мгновенно вскочил, осматриваясь по сторонам. Возле двери он увидел человека в тёмно-синей мантии, который заинтересованно разглядывал его. Гарри отвечал ему тем же. Это был мужчина примерно двадцати лет, с длинными чёрными волосами до плеч и карими глазами. Сразу было понятно, что он из какой-то знатной семьи, так как одет богато, и осанка у него немного аристократичная. Широк в плечах, высокий и статный, он выглядел, как какой-то принц из сказки, и почему-то внушал доверие. Гарри тряхнул головой: внешность бывает обманчива. А вдруг это вообще Реддл в своём человеческом облике. Мало ли.