Пустошь. Нулевой круг. текстовый вариант

Глава 4

Сегодня я чуть пораньше вышел на работы, поскольку не знал точно, как долго мы будем вдвоем собираться и как быстро дойдем, а потому сейчас беззаботно лежал на берегу реки и бездельничал в ожидании, пока подтянутся остальные. Можно было бы и самому начать работать, да, боюсь, никто не оценит. Лежал я с полным комфортом, потому что беспокоился о сестре и припас циновку из рафии, которую и раскатал на сухом песке. От реки немного тянуло ночной прохладой, но, помня о наступающей жаре, это было даже приятно. Поэтому расположившись с полным удобством я развлекался тем, что рисовал на небе воображаемые картины, которые создавал в своей голове из разноцветных завихрений энергии. С каждым днем эта фантазия у меня получается все лучше и лучше. Теперь даже летающие в вышине птицы не мешают мне, наоборот, я научился с их помощью делать свои картины все более живыми. Это вообще не имеет отношения к Возвышению, но неплохо меня успокаивает и настраивает на предстоящую кропотливую работу со своим телом. Сверху начал раздаваться знакомый визг, Скирто появился, пора начинать, пока он нас не заметил. Я с неохотой начал нежно гладить по светлым волосам Лейлу, которая пригрелась у меня под боком и задремала, добирая самый сладкий утренний сон. Просыпайся, цветочек.

Это очень странно, я в ошеломлении глядел на свои руки без единого следа веревок от ведра. Эти два месяца, которые я провел, представляя себя впитывающим энергию на каждой ступеньке лестницы, принесли мне ощущение, что с каждым днем ведра становились все легче. Но я с недоверием отмахивался от любых мыслей об увеличении уровня Возвышения, списывая все на свое взросление. Но вот, полив установленные себе как веха, три ряда уже почти выросших и готовых к сбору мясных корней, я по привычке остановился размять ладони, в которые обычно впиваются до белых полос ручки тяжелых глиняных ведер. И не вижу ни единого следа, да и вообще не ощущаю ни усталости, ни ломоты в плечах. Хотя еще вчера все было как обычно. Были и затекшие пальцы, и разламывающиеся плечи. Прорыв на звезду, неверующе подумал я и глупо улыбнулся. А затем меня сбил с ног пинок, утопив мою улыбку в песке.

— Почему ты отдыхаешь, отброс? — ворвался в уши визгливый крик Скирто, а вопил он с наслаждением, видно долго ожидал момента и я его не подвел, хорошо подставился. Не зря ведь всегда в очередь крысеныша отдыхал вне его глаз. — Почему ты, здоровый лоб, стоишь, отдыхаешь, когда все работают?

— Прости, Скирто, — я выплюнул песок и забормотал, не поднимая головы. — Руки свело.

— Что ж ты за неженка? Ты как баба! — Скирто принялся пинать меня в сторону обрыва, а я не решался даже немного ему сопротивляться, потому что, если моя догадка верна, то я сейчас так же силен, как крысеныш. И нельзя дать ему это понять. — Катись, катись работать!

— Не бей его! — неожиданно рядом раздался тонкий голосок, и между мной и Скирто выскочила Лейла размахивая нашим полевичком и брызгая из него водой на крысеныша.

— О, соплячка! — удивился и даже кажется, обрадовался Скирто. — Тебя еще тут не хватало, не влазь в разговор мужчин.

— Ты бьешь его! — снова закричала Лейла, не обращая внимания на поднявшего руку Скирто. Так что мне пришлось дернуть ее к себе, чтобы он ее не ударил. Боюсь тогда бы я не смог сдержаться.

— Я тебе сказал не лезть, соплячка? Сказал. Ты лезешь к мужчине? Лезешь, — принялся погано ухмыляться Скирто своей крысиной мордочкой, опустив руку. — И не работаешь, и твой никчемный брат не работает. Еще и голос какая-то сопля поднимает. На кого? Вы сегодня жрать не хотите? Мусор, что ты молчишь, я тебя сегодня не узнаю, ты решил теперь начать прятаться за юбкой или, наконец, прикусил свой поганый язык? Вот печаль!

— Все, все! — я, наконец, смог стереть с лица счастливую улыбку и без опасения поднял голову от песка, прекратив оглядывать ккрысеныша исподлобья. — Сейчас мы с сестрой умоемся, заново полевичок наполним и будем работать дальше.

— А я разрешал вам уходить? — поразился Скирто и расправив узкие плечи, задрал нос в небо, — Поглядите на него, люди, — картинно развел он руками, обращаясь к замершим на грядках мелкой ребятне и подросткам. — Я только сделал ему замечание, что он много отдыхает, как он решил вообще свалить проветриться к реке. Конечно, там сейчас прохладно!

— Хорошо, — я тоже развел руками. — Давай я отолью прямо на грядки.

— Ах, ты сучонок, — Скирто оскалил свои кривые желтоватые зубы, как никогда становясь похожим на свою кличку. — Самый умный, да? Иди, отливай и можешь не возвращаться назад. Будешь вечером пустую воду хлебать.

— Умный? Нет, — насмешливо покачал я головой, редко когда эта пронырливая сволочь так глупо подставляется, да и зря он руку поднял на мелкую. — Я самый сильный здесь. Я уйду, но останутся мои не политые девять рядов. И их польет, польет? — я начал водить пальцем по свидетелям нашей стычки, а потом ткнул в подходящего. — Следующий по возрасту после меня, Тукто!

— Скирто, сразу говорю, — тут же подал тот голос. — Иди в жопу! У меня и так уже руки отрываются. Девять рядов, это просто до хрена. Да даже ряд сверху мне нахрен не нужен. И ты, Леград, иди в жопу, со своим пальцем. Нехрен в меня тыкать.

— Нет желающих? Что же тебе делать? Ах, прости, прости, — замахал я руками. — Ведь самый сильный здесь не я. Ведь здесь есть ты, четыре звезды!

— Сука! — выдохнул взбешенный Скирто и шагнул ко мне.

— Ты просто сам польешь их и честно получишь мою пайку, да? — я одновременно с крысенышем отступил, утягивая за собой сестру, продолжать дальше я не буду, хотя на языке многое вертится, он и так уже на грани. Нужно знать меру.

— Отливай. Возвращайся. Поливай, — коротко выплюнул Скирто слова и, пнув песок так, чтобы он обсыпал нас с сестрой, повернулся ко мне спиной.

Я с глупой улыбкой потянул пищащую и трущую глаза сестру к спуску. Да, в следующий раз Скирто оторвется на мне за свое унижение, подсунув ведро с щелью или просто сбив с ног, но это того стоило. Я два месяца вел себя как пугливая мышь или квартик, терпеливо снося все унижения. Пусть это будет мне награда за мою первую звезду.

— Лейла, хватит дуться, — я шутливо брызнул в нее водой.

— Ты сказал, что мне нужно в туалет, — ткнула она в меня пальцем и снова отвернулась.

— Не обманывай, — я сгреб ее в охапку и начал обнимать. — Я сказал, что тебе нужно умыться.

— Не сильно лучше, — сестра сначала делала вид, что вырывается, а затем буквально влипла в меня, стараясь крепче прижаться.

— Родная, тебе уже почти шесть, а потому ты будешь все чаще попадать работать со мной. Я часто ругаюсь с шайкой Виргла.

— Вначале ты тоже ругался? — перебила меня Лейла.

— Кхе, кхе, ладно, — я решил быть проще с этой мелкой врединой. — Меня часто бьют. Не смей вмешиваться. И я, и мама боимся, что станет хуже. Терпи и не смей никуда влезать. И бойся старших, запросто могут тебя ударить. Ты поняла?

— Ты злой, — обвинила меня Лейла, не переставая обнимать.

— Ты поняла меня? — уточнил я, приглаживая макушку мелкой, несколько прядей вырвались из-под шнурка, что стягивал ей косичку на затылке, вечно у меня убегают пушистые волосики, когда я ее заплетаю.

— Поняла, — грустно ответила сестра.

— Раз поняла, то беги к своей тяпке и не забудь про полевичок, — я легонько хлопнул ее по попе, дождался в ответ показанного языка и подхватил свои ведра. Нужно проверить свою догадку и заодно порадовать Скирто ударной работой.

Следующие два часа, которые я без отдыха таскал ведра, ясно показали, что я действительно шагнул на следующую ступень закалки. Я не ощущал тяжести ведер, почти не уставал, а на моих руках так и не появились следы от переноски тяжестей. Внимательно оглядев свое отражение в реке, я решил, что новых мышц почти и незаметно, а значит, моя закалка проходит идеально. Разрушая свой образ, я зачерпнул воды ладонью и изобразил на старой джутовой рубахе следы пота, чтобы не давать повода для подозрений Скирто. Ничего крысеныш, пинай меня, пинай. Если два месяца назад я мог только успокаивать себя надеждами, то сегодня я знаю точно, что придет день, когда я отомщу всей вашей шайке. А возможно и убийце. Я за два месяца сделал то, на что у тебя, шавка Виргла, ушло три года. А может быть я потратил даже меньше времени. Месяц назад, как то само вышло так, что светящаяся пыльца стала сливаться в моем воображении в тонкие нити. И я ничего с этим поделать не мог, а затем и не захотел, потому что такой образ возникал в моей голове гораздо легче. Возможно, именно поэтому в наставлении и не указывалась верная картина поглощения энергии. Практик, начавший поглощать силу миру, сам оказывается на верной дороге. И, похоже, она у каждого своя.

В подавленном настроении я снова сидел в своем тайном убежище и печально бросал камешки в воду, ставя точки в своих мыслях. Несколько дней я был счастлив от совершенного прорыва, от надежд на будущую месть.В своих мыслях я предавался мечтаниям и строил планы на будущее. Затем я обратил внимание на свои руки. На ладонях кожа не стала толще, не превратилась в чешуйки или еще что. Даже старые мозоли остались на месте. Но проведя несколько опытов с все теми же ведрами, выяснилось, что эффект сопротивления повреждениям был только на кистях. Если ладонь сопротивлялась даже ножу, который только после сильного нажатия оставлял царапину, то остальная кожа осталась прежней и попытка пронести ведра на предплечьях, сцепив руки в замок, оставила глубокие следы. От открывшихся перспектив у меня захватило дух. Орикол болтал о техниках усиления тела, которые позволяли переносить удары мечей и укусы зверей. Но это же были техники Воинов Развития Духа! Техники, которым учатся если не годами, то многими месяцами! А тут я стал обладателем схожего эффекта лишь после двух месяцев работы с меридианами. За четыре года можно значительно развить эту способность! Я начал придумывать способы, которыми можно было бы закалить все тело, как вдруг меня пронзила страшная мысль. Что я делаю?! Чем мои действия будут отличаться от Виргла, который старательно напрягает мышцы, обрастая ими все больше и больше. Вот теперь я сидел и переживал о том, что, похоже, сделал всего шаг в своем возвышении и уже споткнулся об вторую преграду. Причем о такой уникальной проблеме я даже намека не видел в наставлении по закалке. Впрочем, кто будет описывать редкие случаи в наставлении для отбросов. Вероятно, есть миллионы практикующих, которые подняли вес, но в итоге не сдали экзамен, потому-что развили не меридианы, а мышцы. А я видимо стану первым практикующим, который не сдаст экзамен, потому что развил не меридианы, а кожу. Я бросил очередной камушек: 'Идиот! Отброс!'.

А затем я замер с поднятой для броска рукой. Стоп, стоп, стоп. Упершиеся во вторую преграду развивают мышцы, а не меридианы, и все равно становятся сильнее. Сложно не стать сильнее, когда мышцы вспухают буграми, напитанные энергией. Но если я развиваю кожу на сопротивление и это действительно преграда, то за счет чего я стал сильнее? И второй вопрос, а за счет чего мама поднимает шесть своих весов? Если предположить, да что значит предположить, по-другому и не выходит! Если развитые меридианы усиливают те мышцы и кости, которые уже есть у практикующего, на степень своего Возвышения, если они могут позволить стать в несколько раз быстрее, а об этом прямо указано в наставлении, то почему они не могут усилить кожу? Ведь она у меня совсем не изменилась! И если я прав, то мне смело можно закаливать все моё тело, потому что никакой второй преграды у меня нет и в помине. Но кое-что нужно уточнить у мамы, когда я недавно спрашивал у нее, поднимала ли она тяжести в своем детстве, то об этих вопросах я даже не додумался. Поскорее бы вечер! Надеюсь, со шкурами время сегодня пролетит быстро.

— С возвращением! — я снова, как и всегда помог маме расстегнуть ремни переноски, но на этот раз еще и попробовал украдкой ее приподнять и, почувствовав, как огромная, выше мамы, переноска, набитая лепешками и камнями, шевельнулась, удовлетворенно улыбнулся.

— Мам? — сидя спиной к шкуре-занавеске, я, не в силах больше терпеть, начал задавать вопросы. — А ты, сколько сдавала экзаменов?

— Начиная с четвертой, на каждую звезду сдавала. В Арройо всех сдавших экзамен досыта кормили, да еще и мясо выдавали как награду. Ну, на первых двух звездах. Да и потом... В общем, я всегда два раза в год ходила на экзамены.

— Два раза? — удивился я.

— Арройо большой поселок, главный в Черной пустыне. Я же говорила тебе, что у нас даже Воин постоянно живет. Именно он и объезжает такие дыры, как эта, — зло закончила мама, как всегда, когда вспоминает, где сейчас мы живем.

— А сдавала с первого раза?

— Нет, если честно, — я внимательно слушал еле слышную за звуками льющейся воды маму. — Никогда с первого раза не получалось. Лучший результат был со второго раза на шестую звезду. Счастливое время.

— А мозоли у тебя бывают? — перебил я ее.

— Кхе, — откашлялась мама. — Странные вопросы. Нет, я восьмая звезда, я уже и забыла что такое мозоли.

— Ага, — я даже начал подпрыгивать на скамье, услышав подтверждение своим домыслам, — А когда они исчезли?

— Не помню, — задумчиво протянула мама, выходя из-за шкуры и скручивая влажные волосы в пучок. — После экзамена на пятую звезду, когда меня взяли учеником к Кривому Олу, я наверно еще года два мучилась ими при работе со шкурами.

— Так, значит.... — начал я бормотать себе под нос, примеряя узнанное из разговора к себе, но меня отвлекли.

— С чего такие вопросы, родной, что случилось? — мама схватила меня за руки и начала внимательно осматривать мои ладони.

— Да так, — я помялся, но под тревожным взглядом серых глаз мамы сдался и, убедившись, что Лейла возится, наводя порядок в умывальном углу, за шкурой, потыкал в руку подхваченным со стола ножом.

— Так! — удивленно протянула мама. — Я видела подобное, но там, у охотника кожа была больше похожа на коросту. Говорят, съел какой-то алхимический ингредиент. И приятного у него в жизни с такими руками было мало. У тебя же, — мама еще раз провела тонким пальцами по моей ладони. — Нормальная кожа, мягкая, еще детская. Надеюсь, ты не ел никакую траву?

— Чего вы там шепчетесь? — к нам выскочила возмущенная Лейла, сверкая зеленью любопытных глазенок.

— Я спрашиваю у Леграда, почему он забросил читать? — строгим голосом ответила ей мама, а затем развернулась ко мне, ткнув пальцем в грудь. — А, родной? Почему я уже месяц вижу закладку на одном месте?

— Мама! — я возмущенно застонал, ошеломленный такой быстрой, а главное неприятной для меня, сменой темы. — Я почти весь день на работах, могу я хоть вечером немного отдохнуть?

— Ты, конечно, можешь отдохнуть, — мама показала рукой на мой лежак, покрытый шкурами. — Лечь, полежать, а потом, приехав в Арройо, разговаривать как дикарь, только вышедший из пустыни, — на эти слова я привычно закатил глаза, выражая свое отчаяние. — Не изображай небесную скорбь! Иначе я начну рассказывать, как мне пришлось тяжело в прошлом! Тебе осталось только три книги!