Пустошь. Нулевой круг. текстовый вариант

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Эпилог

Глава 1

— Эй! Никчемный отброс! — мне по заднице прилетел крепкий пинок. — Что ты там копаешься в песке? Решил присоединиться к своим женщинам? Недостойно мужчины собирать кизяк и траву. Наберись смелости, встань и встреть мой кулак своим кулаком!

Я молчал, потому что был занят очень важным делом. Я искал в этом чертовом песке, пусть не палку, откуда ей взяться возле деревни, а простой камень, ну ведь может же случиться такое, что за эти года здесь упустили хотя бы один камень! Тяжелый, хорошо бы с острыми краями, чтобы, когда я приложу его к голове этого безмозглого дарса Виргла, увидеть, насколько красна его кровь.

— Так! Сопляки! — за моей спиной раздались жалкие вскрики моих обидчиков и звуки смачных ударов. — А ну, разбежались отсюда!

— Старший Ди, мы просто говорили с этим отбросом. Как мужчина с мужчиной. Кем вырастет этот приблуда, если он будет прятаться за чужие спины? — раздался ленивый голос моего главного обидчика.

— Виргл, не испытывай моё терпение, — снова раздался звук удара и чей-то вскрик. — Когда-нибудь я вашей шайке поломаю руки-ноги!

— Спасибо вам, дядя Ди, — Я поднялся с четверенек и присел на песок, продолжая бездумно просыпать его сквозь пальцы.

— Они становятся все наглее, — беспомощно сказал мускулистый, загорелый до черноты мужчина, стоящий передо мной.

— Неудивительно, — грустно усмехнулся я. — Сын вождя растет и готовится занять его место. И верных прихлебателей натаскивает.

— Да какой Вождь! — зло прорычал дядя. — Назначенный глава деревни. Единственное, что в нем стоит внимания, это его возвышение. Стоит ему чуть провиниться и первый же проверяющий Воин пинками вынесет его из главной хижины.

— Слова, — спокойно заметил я, глядя в его синие глаза. — Также наш не совсем вождь выкинет нашу семью за ограду деревни, стоит только раз матери не угодить ему. Да и вы беспомощны перед ним. Ведь вы не били Виргла?

— Ты очень умный мальчик, — после молчания выдавил из себя дядя Ди, отводя взгляд. — Твой отец гордился бы тобой. Мне жаль, что тебе приходится взрослеть так быстро.

— К сожалению, сейчас его сын самый презираемый член нашей деревни, — зло рассмеялся я. — Дядя Ди, оставьте меня, пожалуйста.

— Да, прости меня, мой мальчик, но разрыв в две звезды это не то, что можно преодолеть простым желанием, — дядя помолчал и продолжил. — Возьми и отдай матери, мне сегодня улыбнулась удача.

Я слушал удаляющийся шорох шагов, а затем тишину пустоши, которую не спеша принялись наполнять своим стрекотанием насекомые, и голова моя была пуста, до тех пор, пока в моих пальцах не застрял какой-то камушек. Странный, ровный, черный прямоугольник размером с большой палец взрослого мужчины. Похоже, это осколок наследия Древних. Что же, пусть этот камень будет каждый день напоминать мне о сегодняшнем унижении и бессилии. Повертев гладкую, блестящую своими гранями, находку, которой не повредили сотни лет в песке, и так и не поняв, что это может быть, я забросил ее в нашейный мешочек с мелочами и перевел взгляд на джутовый мешок, оставленный дядей. Потянув завязку, расслабил горловину и заглянул внутрь. Как я и думал. Тушка квыргала. Отец, когда сходил в пустоши с деревенскими, хвалил дядю Ди, как отличного охотника. Значит, сегодня у нашей семьи пир.

— Спасибо, дядя Ди! — я сложил руки лодочкой и поклонился почти исчезнувшим следам единственного человека в деревне, который помогает нам.

Первой вернулась домой сестра и помогла мне с приготовлением ужина. Она уже дочиста выскребла стол, окатила его кипятком, протерла, расставила праздничные, облитые миски светлой глины, и теперь, с блестящими от счастья глазами, бегала вокруг очага. А я, строя строгую мину, время от времени грозил ей ложкой. Мама же вернулась, как всегда, уже в темноте, когда село солнце. Я помог ей расстегнуть ремни переноски, глубоко ушедшей в ставший черным под светом луны песок, а когда она пошатнулась от усталости, подхватил под локоть и довел в хижину.

— Зачем ты до темноты собирала лепешки! — я кипел от возмущения и бегал кругами по дому, пока сестра помогала маме обмыть из подвешенного умывальника тело от песка. Неудивительно, что мама серая от усталости. Уйти из дома с восходом солнца и весь день наматывать круги по пустоши вслед за дикими джейрами, чтобы забить переноску, самую большую в деревне, доверху.

— Я хочу завтра уйти на Черную гору за травами, поэтому мне нужно было сегодня собрать двойную норму кизяка. Хорошо твоя мама еще знает некоторые секретные местечки, куда никто из деревни и не забирался, — я словно увидел сквозь занавеску, как усталая улыбка осветила ее лицо, делая ее самой красивой на свете.

— Мамочка, — я почувствовал, как в уголках глаз начала собираться влага. — Какие местечки, какая гора! Ты осталась у нас одна, не смей уходить в одиночку из деревни на промысел. Что будет, если тебе встретится Зверь?

— Ну что ты, что ты, — меня прижали к груди и начали гладить по голове. — Я очень осторожная и опытная женщина. Можно сказать ветеран пустоши. Я хорошо знаю, куда и когда можно идти. И у меня восемь звезд, не забывай!

— Отец знал это еще лучше! И был еще сильнее тебя! И где он сейчас? — я попытался вырваться из ее рук.

— Родной, что случилось? — мне не позволили вырваться, только немного отстраниться. — К тебе снова приставали?

— Да, — выдавил я через силу, опуская глаза на чисто выметенный пол. — Они много чего болтали обидного. Мама, может, ты попросишься в команду травников?

— Понятно, — помолчав, вздохнула мама и сжала мои плечи. — Тебя снова упрекали моей работой. Ты ведь понимаешь, что в нашей забытой всеми богами пустоши, в нашем поселке низшего ранга, ничем достойным заняться невозможно?

Я нехотя кивнул. Этот разговор, в том или ином виде уже бывал, но все же, как больно и обидно.

— Половина женщин, больше половины женщин деревни собирает лепешки джейров. Как иначе, если здесь кусок дерева драгоценность! Да, есть и более чистая работа. Собирать травы, варить еду охотникам, искать камни, скоблить шкуры, работать с ними, все-таки твоя мама кожевник! Но, чтобы получить любую другую работу, нужно просить нашего главу! — прошипела последние слова мама, стискивая руки на моих плечах. — Я никогда не буду просить убийцу вашего отца!

— Что! — непонимающе воскликнул я. — Но отца растерзал Монстр! Он умер от ран!

— Дети мои, — мама, наконец, отпустила меня и оглянулась на мою сестру. — Я должна повиниться перед вами. Я виновата в бедах, что обрушились на нашу семью. Лейла, сядь передо мной.

— Да, мама, — испуганно пропищала сестра, подходя и опускаясь рядом со мной на пол.

— Лейла не может помнить об этом, но ты сын должен, — мама обратила на меня горящий взгляд своих серых глаз, — Это бесплодная забытая всеми пустыня на краю Белой пустоши — не наш родной дом. Да, нулевой круг — проклятое небесами место, но вы родились в одном из его лучших уголков. Мы с вашим отцом жили в пятизвездочном поселке Арройо, в Черной пустоши. И были в нем уважаемыми людьми. Кузнец и кожевник, девять и восемь звезд. Мало кто мог смотреть на нас сверху вниз. Ты помнишь наш дом, сынок?

— Смутно. Отрывками. Помню большой дом. Стол из дерева, — выдавил я из себя под ее требовательными глазами, которые так напоминают мои собственные. — Кадки с землей и цветами. Широкие улицы, покрытые камнем.

— Да. Да, верно, — закивала мама и закрыла лицо руками. — Наш дом, — она вытерла слезы и продолжила. — Ваш отец всегда мечтал о том, чтобы увезти нашу семью в первый пояс. Как вы знаете для девятой звезды это невозможно. Но он всегда искал способ преодолеть свой застой, просил советов у стариков, которые помнили жизнь в других поясах. Хотя, что могли ему посоветовать люди, павшие до нулевого? Мусор, как и все мы. Однако, он не терял надежды. Однажды ему выпал шанс, и он выполнил небольшой заказ нового Воина, назначенного в наш поселок. И в качестве оплаты, попросил совета у него. Я стояла рядом и помню все как сейчас. Совет, приведший нас в это проклятое место. Он сказал так: 'Твой талант и понимание основ, которым учат каждого, очень плохи. Еще в детстве ты свернул не туда. Ты уже взрослый мужчина и поменять давно впитавшиеся в твои кости вещи тебе очень сложно. Лучшим выходом, чтобы прорвать твой застой, будет отправиться в путешествие. Новые места, новые люди, наблюдение за миром, сражения изо всех сил помогут тебе понять твою ошибку и сделать последний шаг за пределы возможностей простого человека. Есть более легкие пути, но в нулевом они тебе недоступны', — мама помолчала, глядя на нас покрасневшими от слез глазами. — Моя первая вина, мои дети, это то, что я поддалась уговорам мужа и отправилась вместе с ним. Мы продали дом, мастерскую и вместе с тобой, Леград, отправились в путешествие по нашему кругу. Я не могу сказать, что это были плохие годы. Мы увидели весь нулевой. Другим может показаться, что наша пустошь однообразна и одинакова. Но поверьте, дети, это не так. Наши глаза научились видеть ее красоту, а некоторые уголки еще сохранили почти нетронутые, не так, как здесь, строения Древних. Эти огромные, древние постройки придавали этим местам невероятную ауру павшего могущества. В конце концов, в этом путешествии родилась Лейла. Совет Вириго, того Воина, оказался верным. Ваш отец смог понять свою ошибку и прорвался на десятую звезду. В отличие от меня. Мне не было дела до Возвышения, я не пыталась прорвать барьер ограничений человека. Моим счастьем были вы, дети. Но кое в чем Вириго ошибался, — мама улыбнулась, на этот раз победно, гордо. Глаза ее горели. — Мой муж хотел вернуться в Арройо и пройти экзамен там, чтобы наполнить гордостью своих родных. Поэтому мы продолжили наш путь, возвращаясь домой по новым местам. И у вашего отца оказался удивительный талант. Он сам, без помощи наставника первого пояса прорвался к Воину!

Я ошеломленно молчал. О таком я не слышал ни в одной байке, что травил у костра подвыпивший Орикол. А он любил изредка почесать языком и похвалиться знаниями, которых нахватался в первом поясе. Нет, если подумать, то были же когда-то первые Воины, не имевшие учителей. Но было это даже до Древних, вернее даже для них это было, наверное, преданиями и легендами. Это просто невероятно! Отец! Я помню, насколько ты был силен! Неужели ты действительно был Воином? Ведь в нулевом круге просто нет наставлений по прорыву! Это знаю даже я, ребенок!

— Наше путешествие близилось к концу, когда мы прибыли в это проклятое место! — мама отчетливо заскрипела зубами, никогда я не видел ее такой — полной злобы. — В первые же дни Римило сцепился с Кардо. Сначала тот потребовал от нас целую серебрушку за жизнь в пределах этой вшивой ограды, которая даже хромого шакала не остановит. Затем, после удачной охоты, он пытался отобрать большую часть мяса. Ты, возможно, привык, сын, к такому. Но закон Пустоши гласит, что лишь половина добычи уходит в общий котел. И во всех местах, что мы посетили, этот закон чтят. Но не Кардо. Римило избил его. Что мог сделать этот отброс против вашего отца? Он просто не ожидал подобного, привыкши быть самым сильным и властным в этой помойке. Конечно, он затаил злобу, но каждую встречу приторно улыбался и кланялся моему мужу. Ах, я много раз жалела, что муж тогда сдержал руку и не довел дело до конца. Жители деревни, не евшие досыта в этом богатом дичью краю, были бы нам только благодарны! Мы уже вполне отдохнули и планировали отправиться в путь, когда пришел тот черный день.

Лейла вздрогнула и схватила меня за руку, для нее тот день стал концом беззаботного детства. 'Впрочем, как и для меня' — , сжав ее холодные пальцы, подумал я.

— Если бы ваш отец знал хотя бы какую-нибудь духовную технику! Мы объездили множество селений, потратили почти все наши деньги, скупая редкие рецепты кузнецов и кожевников, но нигде не смогли найти подробных описаний техник. Только жалкие пересказы, в которых половина вранье и выдумки! Даже Орикол получил золото, но не смог ничему научить вашего отца, тупой ублюдок, умеющий только лакать пойло и врать! — мама в гневе ударила кулаком по камню стола. — Если бы он мог применять хоть что-то доступное Воинам, тогда Римило смог бы убить Монстра не получив таких ужасных ран! Не умереть на моих руках!

— Мама! Мама! — Лейла не выдержала, бросила мою руку и с рыданиями бросилась к маме.

— Прости, прости! — шептала мама, обнимая и гладя сестру по голове, спине, рукам. — Простите меня, дети. Моя вторая вина перед вами в том, что Римило просил не думать о нем, купить место в караване, и отправляться в Арройо. Но я пошла против его воли. Он бы не перенес месяца пути с такими ранами. И мы остались здесь. Я была дурой, за бедой мужа не видевший угрозы всей семье. Но Римило знал, что все так и будет. С того дня, Кардо не давал нам прохода. Мы платили серебром за кров, еду, травы для повязок. Эта бородатая сволочь пользовалась беспомощностью моего мужа и вымогала у нас деньги. Но я стискивала зубы и терпела, молясь и надеясь, что мужу станет лучше.

Тут уже зубами заскрипел я, отгоняя злые слезы. Я помнил, с чего это началось. Я прекрасно помнил, как уже на следующий день, после того как отец ценой своего здоровья спас охотников, меня первый раз избила шайка Виргла. Как говорится, вернули с небес мордой в грязь.

— Третья моя вина перед тобой, дочь, — мама принялась исступленно целовать светлую макушку Лейлы, повторяя. — Прости, прости! Через неделю в деревню приехал еще один караван, крошечный, всего из двух торговцев. И у одного из них я выменяла зелье Восстановления тела. Я отдала в обмен твоё наследство — весь набор своих инструментов кожевника. Он убеждал, да я и сама знала, что оно спасет вашего отца. Но...

Мама замолчала, а я снова опустил глаза в пол и с удивлением увидел в мерцающем неверном свете очага капли влаги под своими ногами. Я плачу? Тот день я тоже помнил так ярко, как будто это было вчера. День, когда наша семья стала меньше.

— Торгаш убеждал меня, что зелье принято поздно и ему не хватило жизненных сил на заживление ран. Такого просто не могло быть! Я родилась и прожила всю жизнь в пятизвездочном поселке! Я не раз слышала про принимавших это зелье. Я видела даже этих людей, когда их приносили из пустоши! Многие их раны были еще хуже, чем у мужа! В самом зелье уже были травы, дарующие жизненную силу! — закричала мама. Она так же кричала и в тот день. Я помню. — Я ничего не могла доказать. Я осматривала печать в присутствии свидетелей, и она была цела. Но я не верила. Долгие месяцы я следила за тем, как этот гнилой старикашка, которого чудом не прибрали к себе небеса, крутит какие-то дела с Кардо и все сильнее уверялась, что они вместе убили моего мужа. И два месяца назад, когда здесь был настоящий большой караван из Арройо, а не одна повозка старикашки, я смогла тайно встретиться со странствующим аптекарем. Я вручила ему пузырек от зелья. Отдала все деньги, что еще оставались у меня, но это было не зря, не зря!

— Мама, мама! — я рванул ворот рубахи, разрывая завязку, слушая ее страшный каркающий смех. — Что он сказал?

— Он сказал, что это было зелье Усиления силы! Оно просто убило вашего отца, направив последние ресурсы его тела на усиление мышц! Это зелье ничуть не дешевле лечебного и если бы оно было у Римило в день схватки, то он убил бы монстра с легкостью. Я не верю, что торгаш по своей воле подделал печать и подсунул нам это зелье! Все, что отбирает Кардо у жителей деревни, уходит этому торгашу! Кардо заплатил ему за убийство вашего отца! Иначе быть не может!

Я сидел, прислонившись к холодной стене нашей хижины, не беспокоясь о побелке, которая пачкала мою спину, и смотрел на звезды. Где-то далеко-далеко выли шакалы, вышедшие в сумерках на поиски у кого украсть мясо. Раздался едва слышный рев леопарда и шакалы затихли. Похоже, хотели начать свару и отобрать часть добычи, но струсили. Я, вслушиваясь в звуки ночи, копался в своих воспоминаниях и заново перебирал картинки памяти. Не только тех двух дней, которые казалось, выжжены в ней. Но и других, которые остались только смутными образами. И все больше уверялся в правоте матери. Все что я вспоминал, говорило, что Кардо мог заплатить за смерть отца. Я знал даже больше мамы. Еще месяца не прошло, как я прятался от Виргла возле тренировочной площадки. А за стеной сарая, в котором хранились запасные копья и мерочные камни, Кардо разговаривал с тем торговцем-старикашкой. И разговор этот был разговором равных людей, которые давно знают друг друга. Он был полон намеков и недосказанности, понятных только тем, кто обсуждает это уже не первый десяток раз. Я понял лишь, что все идет так, как должно быть, что-то даже лучше и последнее зелье будет в срок, он не подведет Кардо, особенно если тот еще чуть увеличит поставки. На горизонте сверкнула молния приближающегося дождя.

— Мама, — я заглянул в хижину, — если у нас есть родственники в Арройо, почему ты не подашь весть о нас?

— Я сирота, — мама сидела возле очага с Лейлой на коленях и расчесывала ее волосы, уже отросшие почти до пояса. — Там отец с матерью Римило. С ними мы не ладили. Они не простили, что он взял меня в жены, нарушив их планы. И не пускали Римило на порог. Но вот с его братом мы продолжали общаться, несмотря на запрет его отца. Именно ему я и писала дважды. И два месяца назад отправила с караванщиком еще одно письмо. Я не знаю, почему он ни разу не прислал ответа. Все же прошло уже шесть лет, многое могло случиться, хотя я стараюсь не отчаиваться и не думать о самом плохом.

— Есть еще инструменты отца. Почему ты не продашь их? И мы бы могли устроиться в караван? — задал я следующий вопрос.

— Это твоё наследство. Я не нарушу желания Римило, — нахмурилась мама, бросив короткий взгляд на сундучок возле своего лежака.

— Даже если это, возможно, спасет нас? — я был упрям.

— Не обольщайся, — мама покачала головой и начала объяснять. — Если с твоим дядей, не дай небеса, что-то случилось, то мы останемся в городе без поддержки и без денег. Я не смогу работать с кожей. У меня нет инструмента, не будет денег выкупить место. Мой учитель был добрым стариком, но он уже умер. А никто просто так не пустит чужого мастера в свою мастерскую, храня свои секреты, а для ученика в другом деле я уже слишком стара. Мне придется перебиваться дешевой работой, которая не намного лучше сегодняшней, а Арройо поселок не дешевый и нам останется только уповать на милость немногих знакомых. Их поддержка не будет вечной, а нас трое. Мы будем падать все ниже и ниже. Поверь сын, я знаю о чем говорю. Ведь когда-то я карабкалась вверх, но тогда я была одна. А мы в итоге окажемся там, где я начинала. В трущобах. Я выросла в них и не желаю, чтобы мои дети попали туда. Там вам придется гораздо хуже, чем здесь. Поверь бывшей побирушке, сын. Меня, восемь звезд, легко бы приняли охотники на Монстров. Но это смертельно опасно, а я не могу оставить вас одних. Моя смерть будет самым страшным предательством вас. Сынок, чего я только не передумала за это время!

— Подожди, — не сдавался я, хотя у меня уже начала болеть голова от этого клубка проблем. — Неужели наши дедушка и бабушка бросят нас в трущобах? Детей своего сына?

— Поверь, — мама криво улыбнулась, качая головой, ее уже высохшие волосы рассыпались по плечам. — Для них вы, прежде всего мои дети, проклятое семя воровки.

— Воровки? — я уже не мог удержаться и схватился за голову.

— Ах, сынок, ты не знаешь, на что может толкнуть голод. Может, мы поедим, а завтра вечером если хочешь, то снова задашь вопросы, — мама оглянулась на очаг и глиняный горшок, все еще манящий ароматом, меняя тему. Мне осталось только сдаться, поняв, что сегодня я больше ничего не узнаю.

Глава 2

Я прятался от чужих взглядов в одной из пещер, в оплавленных руинах на берегу реки и бросал в воду камушки, слишком мелкие, чтобы собирать их для деревни, хотя бывало и такое. Это раньше был огромный город, как написано в книгах, своими зданиями упиравшийся в небеса. Если вспомнить Черную гору, то она, действительно, достает до облаков. Но мне сложно представить сотни столь высоких зданий. Почти все они пали в один день, рассыпавшись белоснежным песком, который и дал название нашей пустоши. Песок лежит на многие часы ходьбы вдоль обоих берегов реки. И на несколько часов в сторону пустоши. Но если в ее глубине копнуть серую землю, то под ней обязательно окажется тот самый белый песок. Это был огромный город, величину которого мне тоже сложно уложить в голове, ведь даже его руины тянутся на два дня пути, но от него осталась лишь крохотная часть. Не знаю, что послужило причиной: близость реки или особая прочность этих зданий, ведь даже по цвету они отличаются от песка. Но только вдоль кромки берега стоят черные скелеты прошлого. Невысокие, в два, в три, редко в пять этажей. Единицы остовов выше этого предела. Черные, пустые, зияющие провалами окон они невольно внушают страх и опаску. Я был здесь ночью, когда под светом луны белое кажется черным, а черное белым. Жуткое зрелище. В этот момент они действительно походят на костяки давно умерших чудовищ. Странно бояться домов предков, но это пришло мне в голову только под крышей родного дома, куда я в страхе вернулся.

В голове все еще крутились, наверное, раз сотый, все слова матери, услышанные вчера. Во всяком случае, теперь многое становилось понятно. Я слышал поговорку у караванщиков: 'Я не вижу солнца надо мной'. Это значит, что в мою жизнь пришла песчаная буря, которая может похоронить меня под собой, засыпав тоннами песка. Мама постоянно повторяет, что стоит только подождать, когда я подрасту, мы скопим денег и уедем. Теперь хотя бы, я понимаю, куда она хочет уехать. Не знаю, может, конечно, она и не зря ходит, невзирая на мои протесты, на Черную гору за травами. Возможно, у нее, получается, утаивать от Кардо дорогие травы и копить. Она стиснула зубы и терпит унижения и лишения. Но мне и раньше было тяжело сдерживаться, вчерашний камень в мешочке не даст забыть о желании разбить голову этому Вирглу. А теперь, когда я знаю, что отец был убит? Теперь, когда я каждый день буду видеть убийцу и его сына? 'Терпи, еще год, два и мы уедем от этих ублюдков', — строго сказал я себе и представил, как меня окружили прихлебатели Виргла и облили помоями. Я честно признался себе, что сорвусь. А ведь это одна из любимых шуток Скирто. Мне мало просто терпеть, ради того, чтобы уехать в Арройо. Отец всю жизнь хотел увезти нас оттуда, ради этого он прорвался на десятую звезду. Я вытащил из мешочка тот странный камень, свидетель моего унижения, и сжал его в кулаке. Мне тоже нужна цель. Что-то, ради чего я буду покорно терпеть и сжимать зубы, а не приду однажды в хижину Виргла ночью и не разобью ему голову.

Мама рискует жизнью, бродя одна в туннелях Черной горы, но находя дорогое растение, может говорить себе: 'Все это не зря!'. А я? Полью свою норму общинного огорода, вечером накормлю маму похлебкой из мяса, добытого не мной, и скажу себе эти же слова? Смешно... Деньги? Еще смешнее. Откуда их возьмет ребенок, который целый день занят поливом или поиском камней в руинах Древних. Сила? Зимой меня не пустили на тренировочную площадку, когда я вошел в возраст, а Орикол кинул только один взгляд и отвернулся. А я ведь знаю, что учат всех! Мама, которая, оказывается, была беспризорницей, это правило наглядно подтверждает. Кардо нарушает еще один закон пустошей. Или нет такого закона? Не знаю. В любом случае стать сильным можно и самому. Я не раз слышал вопли Орикола о тупых свиньях, которые должны выучить всего одно наставление, но не могут даже прочитать его полностью уже который год. Пусть мой отец тоже не смог прорваться к десятой звезде долгие годы, но ведь, найдя свою ошибку, он проявил огромный талант. А значит, у меня в этой деревне есть больше шансов, чем у остальных! Мне нужно достать наставление! Мне нужно покончить с моим бессилием!

— Тебя не пускают на тренировки? Почему ты молчал? — нахмурилась мама.

— У тебя есть наставление по закалке меридианов? — терпеливо повторил я вопрос, не видя смысла повторять уже сказанное.

— Как так? Как он посмел? — продолжала в неверии повторять мама, смотря куда-то сквозь меня, словно не видя. — Да мы с помоек приходили на тренировки! — подтвердила она мои мысли.

— Мама! — вздохнул я, сжимая кулак. — О чем ты думаешь? Он убил отца, разорил нас, вся деревня живет впроголодь, отдавая все добытое в пустоши ему. Что ему один пацан?

— Да, да, — встряхнула головой мама, разметав, как я любил, по плечам свои красивые светлые волосы, словно отгоняя как муху приставучую мысль. — Ты прав. Он многое посмел. Вот только про голод, да и про то, что отдают всё, ты ошибаешься. Мой намётанный глаз не обманешь. С каждым днем и охотники, и собиратели утаивают все больше добытого. Чем больше Кардо бесится на утренней раздаче заданий, требуя повысить нормы, тем сильнее они падают. Люди отлынивают везде, где могут. Люди устали, Леград.

— Так может, найдется тот, кто свернет ему шею? — радостно оскалился я.

— Я не рассчитываю на такую удачу. Если бы в деревне были равные ему, за этим бы дело не стало. Но я, я сильнее всех мужчин деревни! И даже я — не решаюсь напасть на него. Я слабее на звезду и я не воин. Это не кончится ничем хорошим, — покачала головой мама.

— Жаль, — я усмехнулся своим наивным желаниям. — Но что с наставлением?

— Нам оно давно не было нужно, мы знали его почти наизусть. Я могла бы написать тебе его, но нужно будет искать хорошую бумагу, чтобы не расползлась через месяц. Да и никто не застрахован от ошибок и неверного понимания, которое въелось в память, а художник из меня никакой, — мама поморщилась, что-то обдумывая. — Поступим проще. Вообще странная, даже глупая ситуация. Ладно, не пускают на тренировки. Это у меня, сироты, не умеющей читать, не было выхода. Но у тебя есть я. В деревне в каждом втором доме есть наставление! Неужели он думает, что ты не найдешь у кого взять книгу?

— Точно! — я понял ее. — Она есть у Рата! Можно попросить прочитать!

— Не стоит. Я хочу, чтобы у тебя была своя. Утром, перед тем как уйти на сбор, я дам тебе пучок травы. Сразу найдешь дядю Ди, пока он не ушел в пустошь, улучшишь момент, когда никто не заметит, и отдашь ему. У него попросишь бурдюк вина. Его тебе нужно будет отнести Риколо и попросить наставление. Будь вежлив с ним. За вино дяди Ди, он тебе ее с радостью отдаст. Но сделать тебе это нужно в середине дня.

— Почему в обед? — уточнил я, стараясь во всем разобраться. — И почему вежлив?

— Ах, — засмеялась мама и щелкнула меня по кончику носа. — Утром ему все равно, что есть в стакане, лишь бы полечить больную голову, а вечером он будет пить даже мочу, если она хмельная. И зачем грубить человеку, который не сделал тебе ничего плохого? И к которому тебе придется обращаться за советом?

Я снова сидел в сарае, возле тренировочной площадки и всматривался в щель между камнями, из которой высыпалась глиняная замазка. Это центральная площадь деревни, на которой происходят как все важные события: экзамены, принятие в новики, посвящение в охотники, так и повседневные тренировки решивших возвыситься. Она отделена от окружающих ее домов невысокой прямоугольной оградой из камня и глины. Ее отличие от большинства подобных оград в деревне это сделанные из дерева широкие калитки, почти ворота. По одной на каждую сторону площади. Еще такое можно увидеть только в доме главы деревни. Есть слишком много вещей, на которые можно потратить дорогое дерево с большим толком.

Мне нужно улучить момент и перебраться через двое ворот и открытое всем взглядам пространство так, чтобы никто не заметил, что я вошел в дом Орикола. К сожалению, с другой стороны деревни это сделать еще сложнее, там дома вождя, его семьи, уважаемых охотников, но не дяди Ди, к слову. Даже если я просто войду в ту часть деревни, проблем не избежать. Никого не вижу, похоже, что пора. И я быстрым шагом, крепко придерживая под старой рубахой бурдюк, пересек площадку и скользнул за травяную циновку, повешенную на входе.

— Кого там вонючие дарсы принесли? — раздался раздраженный рык, пока я пытался привыкнуть к ужасающему запаху немытого тела, перегара и стухшей еды, которым меня встретил дом учителя деревни.

— Не кричите, уважаемый Орикол, — попросил я, делая шаг вглубь и надеясь, что меня не стошнит.

— Вот это да! Уважаемый! Да меня так не называли уже, наверное... Да ни гарха меня никогда здесь так не называли! Кто там такой умный и вежливый приперся? — в темноте загремело, что-то упало и, из нее в полумрак возле циновки, вышел Орикол. — Ты кто такой, молокосос?

Орикол был ужасающе грязен и давно не мыт. После его появления вонь стала так сильна, что буквально резала глаза. Он бы хоть циновки скатал, чтобы ветерок не только облегчал страдания от жары, но и проветрил дом. Но ему, похоже, было все равно и он давно привык. Одет он был в широкие кожаные штаны и дорогую выбеленную тонкотканую рубаху с длинным рукавом. Когда-то дорогую. Сейчас она была черна от въевшейся пыли и покрыта пятнами пролитого на нее вина. А еще он был бос, как последний бедняк. Даже хуже. Потому что я, один из таких оборванцев, был в мокасинах. Давно не бритый и не стриженый, с жирными черными волосами, в которых добавилось седины, он слабо напоминал того Воина, которого я когда-то впервые увидел у костра в центре деревни.

— Я Леград, — не видя понимания в мутных глазах успевшего опохмелиться воина, я продолжил: — Сын Эри и Римило.

— А! А. Ага. Помню, — Орикол задрал голову и стал чесать обеими руками шею под короткой неряшливой бородкой. — Чего тебе нужно у меня, мелкий?

— Я прошу у вас наставление о Закалке меридианов, — не дождавшись ни звука от деревенского учителя по возвышению, я продолжил. — Моя десятая зима уже наступила, вы должны меня учить, — конечно, мама не говорила мне искать проблем, но злость на всех в деревне, а на него в особенности, жгла мне язык.

— Кардо дружески посоветовал мне не учить тебя, — Орикол пожал широкими плечами, он, к слову, был удивительно могуч телом. Казалось бы, пьет каждый день и не выходит из своего дома неделями, а по-прежнему перевит мышцами, как и тогда, когда мы приехали сюда. — Твой отец был невероятен и достоин моего уважения. Но этого мало, чтобы искать на свою голову проблемы, пуская тебя на занятия, — деревенский учитель помолчал, а затем продолжил, расчесывая бороду, непонятного в этом полумраке цвета, грязными пальцами, — Вот твоя мать хороша, почему она не пришла ко мне просить за тебя?

— Ах, ты! — рявкнул я, а затем почти буквально зажал себе рот, сдерживая все те ругательства, что лезли из меня после этих гнусных слов. Я заставил себя глубоко дышать, невзирая на вонь, что царила вокруг, чтобы успокоиться и не броситься на этого грязного алкаша.

— Га! — противно заржал, словно мул из обоза, Орикол. — Вот я из уважаемого превратился снова в простого ты. Это мне знакомо, это мне привычно. Вали отсюда щенок.

— Я ведь не прошусь в ученики, а хочу получить лишь одну книгу. Зачем, уважаемый, — я выдавил это слово, представляя, как сжимаю его грязное горло, — мечтает о несбыточном?

— Какой дерзкий щенок, — показал зубы в оскале Орикол. — И что же, по-твоему, для меня сбудется?

— Прошу возьмите, — теперь оскалился я и, вытащив из-под рубахи бурдюк, чуть встряхнул его, чтобы он булькнул.

— Щенок учится огрызаться, — Орикол плюнул на пол, который от этого не стал грязнее. — Исчезни с моих глаз, пока я не отбил тебе зад, выкидывая из моего дома.

— Это вино охотника Ди. — я не сдвинулся с места.

— Ух ты! — Орикол снова почесал шею, а затем раздраженно дернул короткую бороду. — Сам бы ты не додумался до этого. Но вряд ли, Эри советовала тебе мне хамить, — я сдержал рвущиеся из меня слова. Не сейчас, когда все висит на волоске. — Да, искушение велико. Хорошо, щенок, давай его сюда.

— Книгу, — я быстро спрятал бурдюк под рубаху и отступил к циновке, готовый выскочить наружу.

— Щенок умеет думать? — Орикол улыбнулся так, что мне захотелось самому плюнуть, и развернулся. — Сейчас. Лови! — хотя к темноте вокруг я уже привык, и движение алкаша видел, но среагировать не успел, и мне в грудь врезался небольшой предмет.

— Спасибо, уважаемый, — я бросил взгляд, проверяя, на поднятую вещь и протянул бурдюк, пряча ее за пояс.

— Ой! — сморщился Орикол, уже успевший найти грубый стакан красного обжига, до этого валявшийся на полу и сейчас с сомнением его разглядывавший. — От твоего именования у меня сводит скулы, столько в нем яда. Будь проще, пацан, я просто немного развлекся. Говорю же, я уважал твоего отца.

— И оскорбляешь мать, — я уже осматривал улицу, щурясь на яркий свет в щели циновки, но промолчать не мог, слишком много я сдерживал себя за последние минуты.

— Ты видишь второе дно в простых словах, — Орикол рассмеялся. — Я говорил, что она хороша с восемью звездами.

— Да, конечно. Я даже попробую поверить, — процедил я сквозь зубы на эту ложь.

— Да как хочешь, мелкий. Да? — спохватился Орикол, — а ты вообще читать умеешь?

— Умею, — выплюнул я одинокое слово.

— А, ну да. Чтобы Эри не научила тебя? Чет туплю, да. Удачи тебе в возвышении, — отмахнулся от меня Орикол и забормотал, отворачиваясь. — А мне нужна бритва. Пить это вино в таком виде, это упасть еще ниже. Нужно же когда-то цепляться в полете, дно уже близко. И помыться, да, определенно помыться!

Проделав обратный путь и добравшись до знакомого сарая я, наконец, решил посмотреть, что же мне дал этот грязный алкаш. Небольшая, тонкая книга-кодекс в твердом обклеенном кожей переплете. На корешке тиснением нанесена надпись 'Закалка меридианов'. Я, проверив через щель по-прежнему ли пусто вокруг, с трепетом открыл титульную страницу.

Закалка меридианов

Выпущено свободным городом

Морозная Гряда

Издание триста двадцатое отпечатанное в триста шестьдесят четвертый год от Падения Мщения

Через час чтения, прерываемого на осмотр округи из-за боязни быть обнаруженным, я смог для себя обобщить содержимое книги в вольном пересказе основных вех.

Все вокруг пронизано энергией. Самой разной. Даже мы сами и все нас окружающее — это особый вид энергии. И мы, люди, постоянно поглощаем другой тип энергии. Древние обнаружили, что можно натренировать силу этого поглощения и обратить на свои нужды эту добытую энергию. Стать подобным небу в своем могуществе. Этот путь они назвали Возвышением. Первый этап Возвышения Древние назвали Закалка меридианов. В теле человека, среди множества других, была ими обнаружена особая система органов, отвечающих за взаимодействие с энергией. Она очень разветвлена, пронизывает все тело и на первых порах обнаружить ее у обычного человека совершенно невозможно. Кровь в теле проводят вены, а энергию меридианы. Ученику, ставшему на путь Возвышения, необходимо мысленно представлять, как он всем своим телом впитывает энергию из окружающего мира и направляет ее на возвышение или, если проще, развитие меридианов. Затем, используя развитые меридианы как каналы, он может потратить поглощаемую энергию на полезную работу. Самый простой способ ее потратить, на котором с древности основана проверка Возвышения, это поднятие тяжестей. Хотя, можно тратить ее на гибкость, скорость, прочность костей. Но проще всего узнать вес, который тебе по силам поднять.

Я посмотрел на каменные тумбы с ручками, всевозможных размеров, которыми и был завален сарай. Новорожденный с теми каналами, что получил при рождении, считается первой звездой закалки меридианов. Обычно к десяти годам, когда и начинают заниматься их развитием, дети считаются достигшими двух звезд. Хотя некоторые мальчики могут сдать экзамен и получить не только три, но и четыре звезды. Но поднятие мерных гирь это во многом приблизительная и грубая оценка, которая совершенно не учитывает размеры мышц испытуемого. И вот тут-то, всех практикующих Возвышение и ожидают огромные проблемы, названные в книге Тремя препятствиями Закалки меридианов.

Первая преграда. Закаливающий меридианы не может ощущать и тем более видеть движение энергии в них. И зачастую, занимаясь Возвышением, практик просто не может научиться поглощать больше силы, чем дано при рождении. Вторая преграда. Даже научившись поглощать дополнительную энергию, практик часто ошибается и направляет ее не на дополнительное развитие меридианов, а на развитие того, что легче всего ощутить — мышцы. И превращается в огромного, увитого мышцами здоровяка. И даже сможет взять планку финального экзамена в четыреста килограмм. Но он никогда не прорвется к Воину духа. Потому что его меридианы по-прежнему тонки и неразвиты. А стоит экзаменатору для дополнительной проверки, использовать Мерило, особый артефакт, сделанный ремесленниками и способный оценивать именно толщину меридианов, и вся гордость такого человека будет уничтожена. Верить, что ты близок к Воину и, узнать, что твоё Возвышение, в лучшем случае, на уровне пяти-шести звезд? Ужасно. Понятно теперь почему Орикол так орет на своих учеников.

Третья преграда самая тяжелая. Она связана с талантом. Можно научиться осознанно поглощать энергию, правильно направить ее в невидимые меридианы и столкнуться с тем, что они просто не растут! Нормой считается достичь десяти звезд к шестнадцати годам. Хорошим талантом за четыре года. Моему отцу было двадцать девять, когда он погиб. Казалось бы, его талант близок к нулевому, но не стоит забывать, что он вернулся с неправильного пути развития мышц. Развил меридианы, достиг десятой звезды и прорвался к Воину, не имея никаких руководств, кроме пересказов отбросов. И все это за четыре года! Как минимум, его талант был хорош! А это очень важно, поскольку считается, что если талант человека хорош, то и его дети чаще всего наследуют его. И наоборот. Именно поэтому население всего нулевого — это отбросы, постепенно скатившиеся из поясов сюда. На этом месте я криво усмехнулся. Действительно, мой отец хорош. Но его предки были вышвырнуты сюда за то, что провалились в Возвышении. Как и предки матери, которая так и не вышла за пределы восьмой звезды.

Я помотал головой, отгоняя мрачные мысли. Она никогда и не стремилась к возвышению, а глядя на ее невысокую точеную фигурку, никто не усомнится, что гиря в триста килограмм взятая на экзамене, это именно развитые меридианы. В качестве совета по преодолению всех трех преград, книга советовала внимательно слушать наставления учителя и при малейшем сомнении просить о проверке движения энергии в меридианах духовным зрением. 'Шутники!', — скептически подумал я о выпустивших эту книгу чудаках. Где они видели учителей с духовным зрением в пустошах. Здесь появляются только Воины и они точно этого не умеют. Возможно, в бесконечно далеком от нас втором, третьем поясе и появляются внимательные учителя, которые заботятся об учениках и может быть, даже обладают этим зрением. Но даже там, судя по байкам пьяного Орикола, хоть какая-то польза от него, они редки, словно засохшее дерево в нашей пустоши.

Я снова посмотрел на гири вокруг, но на этот раз с практическим интересом. Вокруг никого? Что там видно в щели? Пусто, все на работах. Ну-ка, проверим свое возвышение! Итог был вполне нормален для начала практики. Третья звезда, пятьдесят килограмм, поднятых с выпученными глазами. На камень с четырьмя грубо выбитыми звездами я только поглядел, трезво осознавая свои пределы. 'Значит, так!', — я глубоко вздохнул, — 'Как было в той книге? Если уж ставить себе цель, то великую! Нацелимся для начала на гору высотой четыре года. Посмотрим, смогу ли я взобраться на нее. Или навсегда останусь в нулевом круге'.

Глава 3

Таская тяжелые вёдра с водой на деревенский огород, я обдумывал всё, что прочитал, всё, что слышал раньше и всё, что выспросил ночью у мамы, пока она не заснула от усталости, пытаясь разложить это по полочкам. Упорядочить знания не выходило. Слишком много противоречий в описании того, как люди поглощают энергию мира. Но если вспомнить, что все они были лишь на стадии Закалки Меридианов, то нестыковок просто не может не быть. Ведь это попытки слепых описать, как светит солнце. Повезет, если день будет жаркий, и они почувствуют тепло лучей на коже. Похоже, каждый на этом пути набивает свои шишки сам. Плохо. Очень плохо, что в наставлении не указали правильный способ. Это их коронное: 'Представь, как энергия впитывается в твоё тело!' — меня просто бесило до зубовного скрежета! Как, как я должен это представить? Вернее как, как это выглядит на самом деле? Неужели сложно было Видящим описать для будущих учеников то, что они видели вокруг них?

Опустошив в очередной раз ведра, я позволил себе отдых. Я делаю так каждый раз, когда заканчиваю третий по счету ряд. Посажено на огородах многое, жаль что в нашу пайку редко это многообразие попадает. Слишком малую пользу мы приносим деревне, по мнению Кардо. Тыквы и лук нескольких видов, горох, редька, хлебный и мясной корень, какая-то непробованная и незнакомая мне зелень, кислая трава, морковь, горькая или огуречная трава, капуста. Весь огород поделен на ровные гряды, полные земли, которую принесли сюда из пустоши. Они прерываются только дорожками из вездесущего песка.

Так что я обычно выбираю самые дальние от подъема, потому как их никто не хочет брать себе, и поливаю от стены до стены. Будут крики, споры, которые тот же Скирто постарается разжечь, а в итоге — всё равно назначит их мне. Хорошо еще то, что деревня не так высоко поднята над рекой, как кажется на первый взгляд. Тут всего десяток метров. Недлинная сложенная из самана и камня лестница с одной поворотной площадкой. Удобное место чтобы набирать воду здесь одно, так что мостки стоят прямо под спуском с обрыва. Одно странно. Почему к концу полива ноги уже не поднимаются по этой короткой лестнице?

Итак, отец словно впитывал воздух, его окружающий, каждым кусочком кожи. Мама представляет, что делает вдох воздуха, в котором есть сила, заполняющая ее тело. Орикол, это мама мне рассказала, представляет, как лучи света проникают в его тело, пронзая насквозь и оставляя в нем частицы энергии. Больше никому я не могу доверять, остальных я не видел сам. Два Воина и честная восьмерка. Какой образ выбрать для себя. Или... Создать свой образ? Объединить все их успехи в одном? Представить себе, что вокруг воздух будто светится от энергии и сам вливается в меня! Безуспешно помучавшись минут десять, я так и не смог представить, как это — 'светящийся воздух'. А на меня уже начал коситься здоровяк Порто. Долго бездельничаю. Повезло, что он сегодня присматривает за огородом. Если бы здесь был Скирто, то я бы уже пару раз упал с ведрами, а отдыхал бы внизу у реки и чуть-чуть каждую ходку, чтобы он меньше орал о бездельниках.

Похоже, я тупой, раз не могу представить, как светится именно воздух. Нужно упростить себе задачу. Пусть в воздухе будет светиться мельчайшая, невесомая пыль, даже мельче той, которая повисает над руинами древних, когда они лопаются. Пусть, как только я начинаю поглощать энергию мира, вокруг меня появляется облако этой светящейся голубой пыли. И она оседает на моей коже, впитываясь в нее, а ещё я вдыхаю ее, и она заполняет мои легкие, проникая в мою кровь. Я остановился на берегу и попробовал вообразить придуманное. И, должен заметить, с таким образом у меня получилось гораздо лучше! Я, счастливый от своего маленького достижения, привычным движением зачерпнул воду тяжеленным ведром и поспешил назад к лестнице.

Вторая проблема — это сложность развития именно меридианов. Я не хочу упереться во вторую преграду. Я не раз видел, как занимается шайка Виргла, все вечера проводящая на площадке. Сначала они сидят, видимо поглощая энергию, а затем вскакивают и словно бешеные начинают поднимать гири. Как только у них заканчиваются силы, то снова садятся на песок. Виргл седьмая, двое шестая, остальные пятая и одна четвертая звезда. Четвертая, кстати, это как раз крысеныш Скирто. Единственный слабак среди них, а Виргл любит сильных. Но он берет другим, мелкий поганец. Я поморщился, вспоминая крысёныша. Его, из всей этой шайки, я ненавижу лишь чуть слабее Виргла. Вроде бы они сильные, в четырнадцать лет седьмая и шестая звезда это почти нормальный талант, согласно наставлению. Но они все здоровяки, Порто так вообще уже скоро в дома боком проходить будет. Это первое, что заставляет меня скептически относиться к их способу тренировки, подозревая, что они явно развивают не меридианы. Второе, это крики Орикола о дебилах, когда он вспоминает, что является учителем закалки, и все же выбирается на площадку.

Снова обратимся к достойным примерам. Отец, Орикол и мама. Отец был могуч телом, не такая гора как Кардо, но все же. Он был кузнецом и наверняка с детства таскал тяжести, но в начале возвышения свернул не туда. Орикол тоже широк в плечах и словно переплетен мышцами, его истории я не знаю. Мама совсем не похожа на самую сильную женщину деревни, которая тоже имеет восемь звезд — Мирглу. Я вздрогнул, вспомнив ее. Не дай боги такую жену! Бедный Котил! Не знаю, как проводила возвышение мама, но сомневаюсь, что она круглыми днями таскала тяжести в трущобах, если уж вспоминает о недоедании. Значит, не стоит мне вообще подходить к тяжестям и... тут я даже остановился, расплескав воду. Не есть? Как-то я не готов к таким жертвам. В наставлении не было ни слова о голодании. Четыре года недоедать? Нет, твердо сказал я себе. Это только на самый крайний случай! Мы и так, скудно питаемся, жрать постоянно хочется, Кардо нам сильно урезал пайку, по сравнению с остальными, за общественные работы. Если бы не дядя Ди...

— Эй, Леград! — окликнул меня Порто, прерывая мои размышления. — Иди сюда.

— Что хотел? — мрачно уточнил я, не ожидая милостей и разминая руки после новых, еще ворсистых веревочных ручек тяжелых ведер. Которые на самом деле просто корзины, плетёные из камыша и обмазанные тонким слоем глины.

— Виргл сказал, что как закончишь с грядками, то с тебя сорок килограмм камней, — подтвердил мои опасения Порто.

— Весь прошлый месяц было двадцать, какого дарса? — возмутился я. С этим здоровяком, которому я не достаю даже до плеча, как ни странно, можно позволить себе проявить чувства.

— Если уж ты спрашиваешь, — Порто пожал плечами-глыбами, мышцы которых плотно облегала тонкая кожаная рубашка. Он, наверное, тяжелее меня раза в два, — выше по течению руина лопнула.

— Да если об этом все знают, то и выгребли все уже там, — заметил я скептически.

— Там выгребли, но редко в одном месте разрушается, — невозмутимо ответил здоровенный парень.

— Да ладно! Просто у Виргла появился законный повод увеличить норму, — я сплюнул скрипевший на зубах песок. На эти слова Порто лишь молча пожал плечами, он никогда не позволял себе обсуждать решения своего главаря. — Хорошо, я понял. Две нормы на благо деревни от любимца Виргла.

'Этот вонючий дарс Виргл!' — продолжал я возмущаться его действиями, шагая вниз по течению и до боли сжимая камень в кулаке. Идти туда, куда говорил Порто бесполезно, там наверняка все обыскали даже по пути к месту. Неделю меня не ставили на камень, и я был радо этому. А зря! Он снял меня с этой работы, как только узнал про свежую россыпь. А теперь, когда ее выгребли, поставил меня обратно с повышенной нормой! 'Сволочь! Здоровый, тупой урод! Чтобы тебе голову напекло! Чтоб тебе по-пьяни Орикол пинка отвесил!' — начал я проклинать Виргла.

'Стой, стой, стой!' — я попытался себя успокоить. У меня есть цель. Впереди еще четыре года. Если я на каждую мелкую подлость буду так реагировать, то точно не доживу. Буду так себя распалять, и однажды брошусь на Виргла или его подручного, на Скирта уж точно. И все. Это будет моим концом. Если я дам такой шикарный повод Кардо, то меня точно накажут. И не будут пальчиком грозить. Скорее сразу выкинут из деревни. Иначе говоря — убьют. Пацан один в пустоши? И хорошо, если мама выдержит и не сорвется, как я. Это будет просто небесный подарок для нашего 'не совсем вождя'. Мы все окажемся в его полной власти. Например, он на законных основаниях просто убьет всех нас. Хорошо, пусть Лейлу не тронут, но она останется одна. Или, он потребует от мамы греть его постель, если она не хочет, чтобы дети оказались за оградой. Я вздрогнул от одной только мысли об этом. Ни за что! Поэтому нужно немедленно успокоиться и учиться с улыбкой встречать такие моменты. Я посмотрел на камень в руке и вернул его в мешочек. Сначала нужно обрести силу.

Сорок килограмм? Хорошо. У меня припрятан неплохой мешок камней, но его мы оставим на черный день. И вообще лучше бы запас увеличить. Я становлюсь старше, и Виргл наверняка будет увеличивать норму, даже не дожидаясь удобного случая. Возможно, сегодня появился первый робкий квартик. Поэтому нужно готовиться к худшему. Не сдам сегодня норму, и меня лишат пайки еды? Хорошо, пусть так. Значит, действительно поголодаю, не давая шанс мышцам вырасти, и отдам еду за полив огорода маме с сестрой. И главное — улыбаемся. Глядим на голубое небо и улыбаемся. Глядим на черные руины Древних и улыбаемся, даже если от их несокрушимых стен не отвалилось ни кусочка. И, пожалуй, хватит бесполезно тратить время. Пора начать практиковаться в Возвышении. Я выбрал место в руинах, чтобы меня не только не было видно со стороны, но и подойти незамеченным было сложно. Не нужно никому знать, что я получил доступ к методике закалки. Иначе это будет только вопрос удачи, как быстро об этом узнает вождь-убийца и его сыночек. Боюсь, тогда моя жизнь тоже будет в опасности. Он может не опасаться застрявшей в возвышении женщины и необученного пацана, продолжая издеваться над ними и искать границы их терпения. Но увидев намек на будущую угрозу — кто знает, как он решит ее устранить. Незачем рисковать своей жизнью и будущим моей семьи.

Почти час заняла у меня попытка научиться держать в голове образы светящейся пыльцы и расходящейся по телу энергии. Я решил, что самым лучшим будет представлять, как при каждом вдохе силы в моем теле загорается голубой узор меридианов и узлов. Один в один — как в книге. Буду воображать, как постепенно меридианы впитывают энергию, что я поглотил, и растут, становясь ярче. Еще больше времени ушло на то, чтобы научиться шагать и, не теряя концентрации, представлять в голове эту пыльцу. В итоге я, ломая ноги на этих руинах, и заново создавая пропавший образ, понял, что слишком много хочу в первый день. Идеально будет этим заниматься на поливе. Не такие уж неподъемные ведра, ровная лестница, монотонное занятие, не требующее внимания — идеальные условия! И отложил попытку поглощения энергии. Иначе я точно ни одного камня не соберу и даже куска мясного корня не получу.

Стоило мне принять это важное решение и облегченно вздохнуть, как жизнь подкинула еще один выбор. За очередной стеной я обнаружил камень. Причем он один перекрывал своим весом всю мою сегодняшнюю норму. А значит, был еще ценнее. А почему? Да потому, что здесь все, что было построено древними либо давно рассыпалось в песок, дающий своим цветом название нашей пустоши, либо такое крепкое, что нашим инструментом его просто невыгодно добывать. Будь у нас достаточно небесных металлов из первого пояса, хотя бы красного, всё было бы по-другому. Но они слишком дороги. У отца были маленькие пробойники из Льдистой стали. Это всё, на что хватило в свое время немалого заработка деда. Не слышал, чтобы у Газила было что-то подобное. Иначе кости Руха не ценились бы так.

Вот и приходится надеяться на удачу. Иногда, даже не очень редко, оставшиеся руины словно лопаются, сдавшись, времени. Но чаще всего они при этом рассыпаются на довольно мелкие, с мой кулак или, реже, кулак мужчины. А вот крупные куски — редкость. В нашем доме дороже всего не его беленые стены, сложенные из самана, а наш стол, который одновременно и большой и плоский. Вот и передо мной лежит камень почти похожей формы, только вдвое меньше, редкая удача. И мне нужно выбрать, следовать ли принятому решению — как можно меньше трогать тяжести или нет. Все же он для меня очень тяжел, тем более тащить его предстоит далеко. Это совсем не сравнить с водой до огорода. Нет, решительно помотал я головой. Нужно быть твердым. Тем более если случилось чудо и после моих недавних попыток возвышения в меридианах плещется немного больше силы, чем обычно, то она наверняка уйдет в мышцы. А значит лучше поступить иначе.

Спустя три часа я уже был в деревне. Мне пришлось пройти ее насквозь. Хранилище камней у нас с другой стороны. Два невысоких узких и длинных строения, небрежно перекрытых сверху драконьей травой всего в один слой. Это так мало, что внутрь легко проникают солнечные лучи через многочисленные щели, а в дождь здесь всегда лужи. Но внутри лишь кучи камней, которым это ничуть не вредит. В хранилище множество дверей, через которые удобно носить камень до ближайшей кучи. Между зданиями, под отдельным и добротным навесом, стоят огромные весы, сделанные из редкого в наших краях дерева и железных чаш. Тут использован драгоценный целый и ровный ствол неведомого мне дерева. Рядом куча принесённых за последние дни камней. Я с грохотом высыпал камни из мешка на мерную чашу и активно крутил головой, оглядываясь в поисках нужного человека.

— Двадцать два, — зевнув, Ларг сделал отметку на доске, висящей на складе, и посмотрел на меня.

— Согласен, — внимательно посмотрев на мерные камни, которые Ларг положил на вторую чашу, он не был замечен в обмане, но осторожность не помешает, подтвердил я и спросил, ткнув пальцем в несколько строк выше своего имени. — Подскажи, уже ушел на добычу?

Ларг отрицательно помотал головой с неровно обрезанными, видимо под горшок, волосами, высыпал мою добычу в общую кучу, отряхнул чашу от пыли, закрепил ее веревку на плече весов, и снова устроился в тенечке, тут же закрыв полные сна глаза. А я, направляясь к дому дяди Ди, вдруг задумался. Может, Ларг не спит, а просто всегда погружен в Возвышение? Ха-ха-ха, — развеселился я, — отличная отмазка для этого лентяя.

— Эй, есть, кто дома? — позвал я, зайдя за невысокую ограду, сложенную из совсем мелких камней и глины.

— Чего тебе, нахлебник? — раздалось в ответ, заставив меня пожалеть о своем порыве, хотя я подозревал, что так и будет.

— Здоров Рат, я видел твоё имя на камнях, — я улыбнулся и выкинул сожаление из головы.

— Ищешь, кто поможет тебе с ними? — насмешливо предположил выглянувший из-за старенькой циновки пацан, немногим меня старше и прилично выше.

— Почти угадал, — я показал ему большой палец, хваля за удачное предположение. — Хочу помочь тебе.

— Похоже, мне уши забило песком, я им не верю! — Рат вышел из дома и стал демонстративно ковыряться пальцем в ушах. — Может последний квыргал стал тебе поперек горла?

— Рат, слушай, — я примиряюще выставил перед собой руки, даже не злясь на него, так смешно выглядели его кривляния, — давай не будем ссориться, я пришел потому, что могу тебе помочь, а мне тот камень все равно не дотащить.

— Камень? — заметно было, что парень снова готовился сказать что-то язвительное, но я сбил его с мысли.

— Да, да. Пластина килограмм под пятьдесят, — я уже даже не скрывал улыбки, глядя на его страдания, уж слишком жирный куш. Это мне с него не получить всей выгоды, а вот Рату его зачтут как минимум в двойном размере.

— Хорошо, нахлебник, — не смог не уколоть Рат, — идем, оплатишь мясо не положенное в наш котел.

— Не, не, не! — не согласился я. — Идем, я тебе подгоню по-соседски каменюку.

— Идем, — процедил сквозь стиснутые зубы Рат, после почти минуты молчания, когда он видно уговаривал сам себя.

— Ну и отлично, — довольно заметил я. — Сходи к Ларгу, возьми переноску и встречаемся вон там.

— Хороший камень, — нехотя признал сын дяди Ди, прервав свое почти часовое молчание, и поправил шнурок стягивающий волосы. — Может, сдадим вдвоем?

— Не, — отмахнулся я. — Тащи сам, мне он слишком жирный будет, да и на тебя Виргл будет косо смотреть, если Ларг ему доложит.

— Да ему лень будет столько языком болтать, — упрямо продолжил Рат.

— Это ты не ленись, бери и тащи, а мне еще двадцатку до темноты собрать нужно, — я решил закончить бесполезные споры и забраться повыше, чтобы оглядеться и наметить путь, а потому принялся карабкаться по стене.

— Еще норму? — непонимающе уточнил Рат снизу.

— У любимчиков свои привилегии, — насмешливо ответил я ему уже с третьего этажа.

Отсюда открылся удивительный вид на пустошь. Над широкой полосой белого песка, стелющегося почти до горизонта обычная блеклая серо-зелёная полоска весенних трав пустоши неожиданно раскрасилась яркими желтыми пятнами, которые, казалось, сейчас оторвутся от земли и взлетят в нависающее над ними темно-синее небо.

— Эй, стой! — крикнул я в спину уходящего Рата.

— Чего? — мгновенно обернулся мальчишка. — Передумал?

— Нет, — я еще и помотал головой. — Есть еще предложение.

— Такое же выгодное? С удовольствием! — Рат аккуратно опустил камень и довольно потер руки.

— Не совсем. Не выгодное. А если поймают, — я помедлил, — то еще и накажут.

— Кхе, — закашлялся мой собеседник, замолчал и принялся перетягивать ремешок, который стягивал его длинные, ниже плеч волосы в хвост на затылке. — Ладно, рассказывай.

— Мне сверху видно все, — таинственно начал я.— И вижу я, что начала цвести акация.

— Да, время пришло, уже почти лето началось. Отец вчера еще сказал, что зацвела. И? — Рат вздернул бови.

— Я не знаю как ты, а я хочу сделать подарок сестре. Принесу ей цветов, — я ткнул пальцем в сторону пустоши.

Я видел сверху и то, что Рат замялся, не готовый сразу согласиться на мое предложение. Да, дело пахло ремнем, если узнают, что дети уходили в пустошь без взрослых. Дело даже не в наказании, а в реальной опасности этого дела. Придется уйти с песков, где нам угрожают только скорпионы и змеи, и войти в пустошь, где легко можно попасться в лапы леопарда. Нам даже шакал страшен. С другой стороны каждый в деревне, кому исполнилось хотя бы восемь-десять лет, хоть раз, но сбегал в пустоши. Чаще из простой бравады или на спор. А я предлагаю дело. Пусть и совсем никчемное в глазах некоторых.

— Уговорил, — хлопнул в ладоши Рат. — Мне как раз нужно замириться с Дирой.

Присыпав камень песком, мы легким бегом, которым старые охотники могут часами передвигаться по пустоши в случае нужды, минут за сорок проскочили полосу почти голого белого песка и под нашими ногами появилась первая скудная земля пустоши с пучками еще по-весеннему яркой травой. Обычно пояс песка вокруг деревни гораздо шире, но не в этом месте. Иначе я и не смог бы, пусть даже с высоты, увидеть деревья. Здесь, не считая редких светлых скал, оставшихся от почти полностью разрушившихся зданий древних, негде укрыться хищнику, но мы все равно остановились и внимательно огляделись. Рат ткнул меня в бок и показал в какую сторону нужно смотреть. Квартики. Вернее их дозорный выглядывает из-за кочки, оценивая нашу опасность. Намек понятен. Любой ребенок знает, что если видишь этого осторожного мелкого хищника, то врагов рядом нет. Бежим дальше.

— Ты так не успеешь собрать камней. Мало времени до темноты останется, — нарушил молчание Рат.

— Ерунда, — я воспользовался поводом и остановился перевести дух. Я не столь вынослив, как Рат и пот уже начал лезть в глаза, привлекая мух. Выбрал кусок рукава почище и вытер лицо. — Не первый раз я не выполню двойную норму.

— А вообще лихо у тебя выходит, — сын дяди Ди улыбнулся и показал мне большой палец. — Я видел там на доске уже двадцать два? Я обычно с обеда почти до вечера по руинам ползаю.

— Просто это охота не для тебя, — я подколол парня, который мечтает ходить с отцом в пустошь.

— Даже не подумаю спорить. Я учусь добывать мясо, которое оставляет за собой следы. Мне нет дела до хитростей камней. Осталось не так долго и я забуду про это муторное дело. Уж лучше сидеть скоблить шкуры от жира или полировать рога, — я лишь молча развел руками и, не ответив, побежал.

— Удачно, — теперь я ткнул Рату в сухую палку, валяющуюся у подножия выбранного дерева. Как это сборщики, которым разрешено после сезона дождей собирать сухую древесину, пропустили ее? — Ты с ней стоишь на страже, а я полез.

Ухватившись поудобнее за низкую ветвь, я подтянулся, взбираясь по шершавому стволу приятного темного оттенка. Сложность начнется, когда я начну пробираться по ветке. Дерево сплошь покрыто шипами длинной в половину моей ладони. Хорошо что мне нет резона беречь одежду. Она и так стара и вся в дырах. 'Ну-ка, еще чуть-чуть', — подбодрил себя. Я добрался до удобного места, с которого, наконец, смог дотянуться до свесившихся сверху молодых веточек с цветами. Девочки будут рады.

Глава 4

Сегодня я чуть пораньше вышел на работы, поскольку не знал точно, как долго мы будем вдвоем собираться и как быстро дойдем, а потому сейчас беззаботно лежал на берегу реки и бездельничал в ожидании, пока подтянутся остальные. Можно было бы и самому начать работать, да, боюсь, никто не оценит. Лежал я с полным комфортом, потому что беспокоился о сестре и припас циновку из рафии, которую и раскатал на сухом песке. От реки немного тянуло ночной прохладой, но, помня о наступающей жаре, это было даже приятно. Поэтому расположившись с полным удобством я развлекался тем, что рисовал на небе воображаемые картины, которые создавал в своей голове из разноцветных завихрений энергии. С каждым днем эта фантазия у меня получается все лучше и лучше. Теперь даже летающие в вышине птицы не мешают мне, наоборот, я научился с их помощью делать свои картины все более живыми. Это вообще не имеет отношения к Возвышению, но неплохо меня успокаивает и настраивает на предстоящую кропотливую работу со своим телом. Сверху начал раздаваться знакомый визг, Скирто появился, пора начинать, пока он нас не заметил. Я с неохотой начал нежно гладить по светлым волосам Лейлу, которая пригрелась у меня под боком и задремала, добирая самый сладкий утренний сон. Просыпайся, цветочек.

Это очень странно, я в ошеломлении глядел на свои руки без единого следа веревок от ведра. Эти два месяца, которые я провел, представляя себя впитывающим энергию на каждой ступеньке лестницы, принесли мне ощущение, что с каждым днем ведра становились все легче. Но я с недоверием отмахивался от любых мыслей об увеличении уровня Возвышения, списывая все на свое взросление. Но вот, полив установленные себе как веха, три ряда уже почти выросших и готовых к сбору мясных корней, я по привычке остановился размять ладони, в которые обычно впиваются до белых полос ручки тяжелых глиняных ведер. И не вижу ни единого следа, да и вообще не ощущаю ни усталости, ни ломоты в плечах. Хотя еще вчера все было как обычно. Были и затекшие пальцы, и разламывающиеся плечи. Прорыв на звезду, неверующе подумал я и глупо улыбнулся. А затем меня сбил с ног пинок, утопив мою улыбку в песке.

— Почему ты отдыхаешь, отброс? — ворвался в уши визгливый крик Скирто, а вопил он с наслаждением, видно долго ожидал момента и я его не подвел, хорошо подставился. Не зря ведь всегда в очередь крысеныша отдыхал вне его глаз. — Почему ты, здоровый лоб, стоишь, отдыхаешь, когда все работают?

— Прости, Скирто, — я выплюнул песок и забормотал, не поднимая головы. — Руки свело.

— Что ж ты за неженка? Ты как баба! — Скирто принялся пинать меня в сторону обрыва, а я не решался даже немного ему сопротивляться, потому что, если моя догадка верна, то я сейчас так же силен, как крысеныш. И нельзя дать ему это понять. — Катись, катись работать!

— Не бей его! — неожиданно рядом раздался тонкий голосок, и между мной и Скирто выскочила Лейла размахивая нашим полевичком и брызгая из него водой на крысеныша.

— О, соплячка! — удивился и даже кажется, обрадовался Скирто. — Тебя еще тут не хватало, не влазь в разговор мужчин.

— Ты бьешь его! — снова закричала Лейла, не обращая внимания на поднявшего руку Скирто. Так что мне пришлось дернуть ее к себе, чтобы он ее не ударил. Боюсь тогда бы я не смог сдержаться.

— Я тебе сказал не лезть, соплячка? Сказал. Ты лезешь к мужчине? Лезешь, — принялся погано ухмыляться Скирто своей крысиной мордочкой, опустив руку. — И не работаешь, и твой никчемный брат не работает. Еще и голос какая-то сопля поднимает. На кого? Вы сегодня жрать не хотите? Мусор, что ты молчишь, я тебя сегодня не узнаю, ты решил теперь начать прятаться за юбкой или, наконец, прикусил свой поганый язык? Вот печаль!

— Все, все! — я, наконец, смог стереть с лица счастливую улыбку и без опасения поднял голову от песка, прекратив оглядывать ккрысеныша исподлобья. — Сейчас мы с сестрой умоемся, заново полевичок наполним и будем работать дальше.

— А я разрешал вам уходить? — поразился Скирто и расправив узкие плечи, задрал нос в небо, — Поглядите на него, люди, — картинно развел он руками, обращаясь к замершим на грядках мелкой ребятне и подросткам. — Я только сделал ему замечание, что он много отдыхает, как он решил вообще свалить проветриться к реке. Конечно, там сейчас прохладно!

— Хорошо, — я тоже развел руками. — Давай я отолью прямо на грядки.

— Ах, ты сучонок, — Скирто оскалил свои кривые желтоватые зубы, как никогда становясь похожим на свою кличку. — Самый умный, да? Иди, отливай и можешь не возвращаться назад. Будешь вечером пустую воду хлебать.

— Умный? Нет, — насмешливо покачал я головой, редко когда эта пронырливая сволочь так глупо подставляется, да и зря он руку поднял на мелкую. — Я самый сильный здесь. Я уйду, но останутся мои не политые девять рядов. И их польет, польет? — я начал водить пальцем по свидетелям нашей стычки, а потом ткнул в подходящего. — Следующий по возрасту после меня, Тукто!

— Скирто, сразу говорю, — тут же подал тот голос. — Иди в жопу! У меня и так уже руки отрываются. Девять рядов, это просто до хрена. Да даже ряд сверху мне нахрен не нужен. И ты, Леград, иди в жопу, со своим пальцем. Нехрен в меня тыкать.

— Нет желающих? Что же тебе делать? Ах, прости, прости, — замахал я руками. — Ведь самый сильный здесь не я. Ведь здесь есть ты, четыре звезды!

— Сука! — выдохнул взбешенный Скирто и шагнул ко мне.

— Ты просто сам польешь их и честно получишь мою пайку, да? — я одновременно с крысенышем отступил, утягивая за собой сестру, продолжать дальше я не буду, хотя на языке многое вертится, он и так уже на грани. Нужно знать меру.

— Отливай. Возвращайся. Поливай, — коротко выплюнул Скирто слова и, пнув песок так, чтобы он обсыпал нас с сестрой, повернулся ко мне спиной.

Я с глупой улыбкой потянул пищащую и трущую глаза сестру к спуску. Да, в следующий раз Скирто оторвется на мне за свое унижение, подсунув ведро с щелью или просто сбив с ног, но это того стоило. Я два месяца вел себя как пугливая мышь или квартик, терпеливо снося все унижения. Пусть это будет мне награда за мою первую звезду.

— Лейла, хватит дуться, — я шутливо брызнул в нее водой.

— Ты сказал, что мне нужно в туалет, — ткнула она в меня пальцем и снова отвернулась.

— Не обманывай, — я сгреб ее в охапку и начал обнимать. — Я сказал, что тебе нужно умыться.

— Не сильно лучше, — сестра сначала делала вид, что вырывается, а затем буквально влипла в меня, стараясь крепче прижаться.

— Родная, тебе уже почти шесть, а потому ты будешь все чаще попадать работать со мной. Я часто ругаюсь с шайкой Виргла.

— Вначале ты тоже ругался? — перебила меня Лейла.

— Кхе, кхе, ладно, — я решил быть проще с этой мелкой врединой. — Меня часто бьют. Не смей вмешиваться. И я, и мама боимся, что станет хуже. Терпи и не смей никуда влезать. И бойся старших, запросто могут тебя ударить. Ты поняла?

— Ты злой, — обвинила меня Лейла, не переставая обнимать.

— Ты поняла меня? — уточнил я, приглаживая макушку мелкой, несколько прядей вырвались из-под шнурка, что стягивал ей косичку на затылке, вечно у меня убегают пушистые волосики, когда я ее заплетаю.

— Поняла, — грустно ответила сестра.

— Раз поняла, то беги к своей тяпке и не забудь про полевичок, — я легонько хлопнул ее по попе, дождался в ответ показанного языка и подхватил свои ведра. Нужно проверить свою догадку и заодно порадовать Скирто ударной работой.

Следующие два часа, которые я без отдыха таскал ведра, ясно показали, что я действительно шагнул на следующую ступень закалки. Я не ощущал тяжести ведер, почти не уставал, а на моих руках так и не появились следы от переноски тяжестей. Внимательно оглядев свое отражение в реке, я решил, что новых мышц почти и незаметно, а значит, моя закалка проходит идеально. Разрушая свой образ, я зачерпнул воды ладонью и изобразил на старой джутовой рубахе следы пота, чтобы не давать повода для подозрений Скирто. Ничего крысеныш, пинай меня, пинай. Если два месяца назад я мог только успокаивать себя надеждами, то сегодня я знаю точно, что придет день, когда я отомщу всей вашей шайке. А возможно и убийце. Я за два месяца сделал то, на что у тебя, шавка Виргла, ушло три года. А может быть я потратил даже меньше времени. Месяц назад, как то само вышло так, что светящаяся пыльца стала сливаться в моем воображении в тонкие нити. И я ничего с этим поделать не мог, а затем и не захотел, потому что такой образ возникал в моей голове гораздо легче. Возможно, именно поэтому в наставлении и не указывалась верная картина поглощения энергии. Практик, начавший поглощать силу миру, сам оказывается на верной дороге. И, похоже, она у каждого своя.

В подавленном настроении я снова сидел в своем тайном убежище и печально бросал камешки в воду, ставя точки в своих мыслях. Несколько дней я был счастлив от совершенного прорыва, от надежд на будущую месть.В своих мыслях я предавался мечтаниям и строил планы на будущее. Затем я обратил внимание на свои руки. На ладонях кожа не стала толще, не превратилась в чешуйки или еще что. Даже старые мозоли остались на месте. Но проведя несколько опытов с все теми же ведрами, выяснилось, что эффект сопротивления повреждениям был только на кистях. Если ладонь сопротивлялась даже ножу, который только после сильного нажатия оставлял царапину, то остальная кожа осталась прежней и попытка пронести ведра на предплечьях, сцепив руки в замок, оставила глубокие следы. От открывшихся перспектив у меня захватило дух. Орикол болтал о техниках усиления тела, которые позволяли переносить удары мечей и укусы зверей. Но это же были техники Воинов Развития Духа! Техники, которым учатся если не годами, то многими месяцами! А тут я стал обладателем схожего эффекта лишь после двух месяцев работы с меридианами. За четыре года можно значительно развить эту способность! Я начал придумывать способы, которыми можно было бы закалить все тело, как вдруг меня пронзила страшная мысль. Что я делаю?! Чем мои действия будут отличаться от Виргла, который старательно напрягает мышцы, обрастая ими все больше и больше. Вот теперь я сидел и переживал о том, что, похоже, сделал всего шаг в своем возвышении и уже споткнулся об вторую преграду. Причем о такой уникальной проблеме я даже намека не видел в наставлении по закалке. Впрочем, кто будет описывать редкие случаи в наставлении для отбросов. Вероятно, есть миллионы практикующих, которые подняли вес, но в итоге не сдали экзамен, потому-что развили не меридианы, а мышцы. А я видимо стану первым практикующим, который не сдаст экзамен, потому что развил не меридианы, а кожу. Я бросил очередной камушек: 'Идиот! Отброс!'.

А затем я замер с поднятой для броска рукой. Стоп, стоп, стоп. Упершиеся во вторую преграду развивают мышцы, а не меридианы, и все равно становятся сильнее. Сложно не стать сильнее, когда мышцы вспухают буграми, напитанные энергией. Но если я развиваю кожу на сопротивление и это действительно преграда, то за счет чего я стал сильнее? И второй вопрос, а за счет чего мама поднимает шесть своих весов? Если предположить, да что значит предположить, по-другому и не выходит! Если развитые меридианы усиливают те мышцы и кости, которые уже есть у практикующего, на степень своего Возвышения, если они могут позволить стать в несколько раз быстрее, а об этом прямо указано в наставлении, то почему они не могут усилить кожу? Ведь она у меня совсем не изменилась! И если я прав, то мне смело можно закаливать все моё тело, потому что никакой второй преграды у меня нет и в помине. Но кое-что нужно уточнить у мамы, когда я недавно спрашивал у нее, поднимала ли она тяжести в своем детстве, то об этих вопросах я даже не додумался. Поскорее бы вечер! Надеюсь, со шкурами время сегодня пролетит быстро.

— С возвращением! — я снова, как и всегда помог маме расстегнуть ремни переноски, но на этот раз еще и попробовал украдкой ее приподнять и, почувствовав, как огромная, выше мамы, переноска, набитая лепешками и камнями, шевельнулась, удовлетворенно улыбнулся.

— Мам? — сидя спиной к шкуре-занавеске, я, не в силах больше терпеть, начал задавать вопросы. — А ты, сколько сдавала экзаменов?

— Начиная с четвертой, на каждую звезду сдавала. В Арройо всех сдавших экзамен досыта кормили, да еще и мясо выдавали как награду. Ну, на первых двух звездах. Да и потом... В общем, я всегда два раза в год ходила на экзамены.

— Два раза? — удивился я.

— Арройо большой поселок, главный в Черной пустыне. Я же говорила тебе, что у нас даже Воин постоянно живет. Именно он и объезжает такие дыры, как эта, — зло закончила мама, как всегда, когда вспоминает, где сейчас мы живем.

— А сдавала с первого раза?

— Нет, если честно, — я внимательно слушал еле слышную за звуками льющейся воды маму. — Никогда с первого раза не получалось. Лучший результат был со второго раза на шестую звезду. Счастливое время.

— А мозоли у тебя бывают? — перебил я ее.

— Кхе, — откашлялась мама. — Странные вопросы. Нет, я восьмая звезда, я уже и забыла что такое мозоли.

— Ага, — я даже начал подпрыгивать на скамье, услышав подтверждение своим домыслам, — А когда они исчезли?

— Не помню, — задумчиво протянула мама, выходя из-за шкуры и скручивая влажные волосы в пучок. — После экзамена на пятую звезду, когда меня взяли учеником к Кривому Олу, я наверно еще года два мучилась ими при работе со шкурами.

— Так, значит.... — начал я бормотать себе под нос, примеряя узнанное из разговора к себе, но меня отвлекли.

— С чего такие вопросы, родной, что случилось? — мама схватила меня за руки и начала внимательно осматривать мои ладони.

— Да так, — я помялся, но под тревожным взглядом серых глаз мамы сдался и, убедившись, что Лейла возится, наводя порядок в умывальном углу, за шкурой, потыкал в руку подхваченным со стола ножом.

— Так! — удивленно протянула мама. — Я видела подобное, но там, у охотника кожа была больше похожа на коросту. Говорят, съел какой-то алхимический ингредиент. И приятного у него в жизни с такими руками было мало. У тебя же, — мама еще раз провела тонким пальцами по моей ладони. — Нормальная кожа, мягкая, еще детская. Надеюсь, ты не ел никакую траву?

— Чего вы там шепчетесь? — к нам выскочила возмущенная Лейла, сверкая зеленью любопытных глазенок.

— Я спрашиваю у Леграда, почему он забросил читать? — строгим голосом ответила ей мама, а затем развернулась ко мне, ткнув пальцем в грудь. — А, родной? Почему я уже месяц вижу закладку на одном месте?

— Мама! — я возмущенно застонал, ошеломленный такой быстрой, а главное неприятной для меня, сменой темы. — Я почти весь день на работах, могу я хоть вечером немного отдохнуть?

— Ты, конечно, можешь отдохнуть, — мама показала рукой на мой лежак, покрытый шкурами. — Лечь, полежать, а потом, приехав в Арройо, разговаривать как дикарь, только вышедший из пустыни, — на эти слова я привычно закатил глаза, выражая свое отчаяние. — Не изображай небесную скорбь! Иначе я начну рассказывать, как мне пришлось тяжело в прошлом! Тебе осталось только три книги!

— А потом ты опять выменяешь новые у торговца. Знаем, проходили такое, — сморщился я. — Но ты права. Я постараюсь читать каждый день.

— Я тебя не узнаю, — подняла брови мама, даже Лейла, уже начавшая раскладывать немудрёный ужин по простым красным толстым мискам, посмотрела на меня удивленными глазами, не услышав моего обычного брюзжания.

— Не уверен, что мы вернемся в Арройо, — я напоказ покрутил перед собой рукой. — Но выглядеть в чужих глазах косноязычным нулевиком совсем не хочется.

— Ты опять не веришь, что твоя мама насобирает нам денег на караван! — возмущенно начала мама и вдруг замолчала. — Подожди, как странно ты построил фразу. Лейла, дочка, сходи в сарай, возьми из оплетенной хранушки три куска сладкого корня, ты сегодня умница у меня.

— Ух ты! Спасибо! — сестренка с горящими глазами отбросила со своего пути циновку, исчезая за порогом.

— Ты намекаешь своей маме, что ничего не ел, а успешно практикуешь и твой успех в Возвышении всего за два месяца не только странная кожа? — у мамы начали блестеть глаза от рождающихся слез. А я молча подошел к ней и, обняв ее, легко оторвал от пола. — Римило, ты видишь это? — мама смеялась, вытирая слезы со щек и не сводила с меня глаз.

Глава 5

Отличное место для новой тренировки, подумал я, с удовольствием осматриваясь. Жаль, что находится оно далековато от деревни. Часто быть здесь у меня не получится. А еще оно чуть дальше, чем безопасная зона вокруг нашего селения. Не почти голый песок, окружающий деревню, а тот огромный воображаемый круг, в котором любые звери, годные в пищу, выбиты уже многие годы. ну, кроме мелких квыргалов, квартиков и песчаных крыс. Так же как и выкопаны любые травы древних, впитавшие в себя энергию мира. А если там нечего есть, то и обычным хищникам делать нечего. А если нет трав, которые могут сделать сильнее, то и Звери не станут тратить своего времени. Но я сейчас почти в получасе ходьбы от этой воображаемой границы. И это справедливо для сытного времени, а сейчас стоит самая жара и вся трава в пустоши пожелтела и высохла. Шакал, да и кто покрупнее может соблазниться добычей квыргала и войти в пески руин, которых обычно избегают. Поэтому стоит быть внимательным и осторожным. Не Черная гора, но все же.

Когда-то, очень давно, если верить книгопечатникам Морозной Гряды, триста шестьдесят шесть лет назад, в этом месте стоял огромный мост, соединявший две части города Древних на берегах реки. От города мало что осталось в день его гибели. А вот мост оказался немного крепче. Он выстоял в солнечном пламени залившим эту землю, и лишь годы спустя стал сдавать, разламываясь на части. Но если обычные здания древних, разрушаясь в наши дни, превращались обычно в мелкие обломки, то здесь все было наоборот. Мост разломился на гигантские куски, сохранив, по меньшей мере, половину прежнего объема. И сейчас, одетые в белопенные буруны, из воды торчали его черные останки.

За три месяца я перепробовал на себе массу странных и просто безумных вещей, которые только приходили мне в голову. Я таскал ведра на предплечьях и на шее. Разумеется, только тогда, когда смотрящими за работами были Порто или Ларг, которым не было дело до меня. Да и на их глазах я вел себя вполне обычно. Я обтирался песком дважды в день и первое время, когда выступала кровь, даже всерьез опасался, что занесу какую-то заразу в ссадины. Я устроил в своем тайном месте лежак из мелких острых камней, на котором лежал часами в дни, когда уходил на поиски камней. Я даже хлестал себя веткой колючки и тыкал шипами акации, которые есть в каждом доме. Но всего этого уже было мало, моё тело стало достаточно сильно, чтобы просто не замечать такие издевательства, переведя их в раздел мелких неудобств. Сейчас я с легкостью добыл бы цветы акации, на радость Лейлы, не получив ни одной царапины. И сегодня я пришел для испытания нового способа.

Добрый час я потратил на осмотр окрестностей и подготовку места тренировки. Для этого я припас хорошую длинную веревку, которую пришлось добывать через Рата. Отношения с ним у меня наладились, после того похода за цветами. В последний раз я отдал ему три свои ухоронки с хорошими камнями, а он, якобы для себя, потратил полученные рабочие доли на эту вот веревку. Последнее время он вообще стал в деревне считаться удачливым камнедобытчиком. Но каждый раз, слыша похвальбу в свою сторону, лишь кривился. Ему ли было не знать, что это моя слава. Обычно возвысившиеся выше четвертой звезды тут же освобождались от детских работ и получали место новика в охотничьих командах. То, что тот же силач Порто наблюдал за поливами огородов, объяснялось лишь одним — это был его день отдыха, когда он полдня работал на деревню, а затем был совершенно свободен. Так вот. Я был совершенно уверен, что тоже достиг пятой ступени, но я по-прежнему ходил на поиски камня. С моей новой силой, ловкостью и выносливостью я почти не тратил сил, обыскивая руины по берегам реки, легко поднимаясь на верхние этажи в такие места, куда не могли попасть остальные подростки. Так что моей добычей стали просто огромные запасы камня, скопившие в развалинах за долгие годы, пока их добычей занимались дети, которые я превратил в несколько тайных складов. Теперь я раз в две недели обыскивал новые места в руинах, действительно разыскивая камень для пополнения запасов, а в остальное время, просто их тратил, всегда принося на сдачу немного меньше назначенной мне нормы. А вот Рат часто приносил гораздо больше, потому что я вошел во вкус и через него достал новую рубаху тонкой кожи, взамен грубой джутовой, окончательно порванной при неудачном падении, флягу из тыквы-горлянки, которая всегда ждала меня в моем тайном месте, вот эту веревку в конце то концов. Дошло до того, что Рат начал подозревать, что мне действительно известен какой-то необычайный тайный секрет, например способ разрушения несокрушимых стен древних. Он уже не верил в старое объяснение, что я просто удачливый и внимательный охотник именно на камни. Пришлось ему выдать байку, что однажды нашел чудесное место, где все стены комнаты рассыпались на годные камни, вот теперь и таскаю оттуда найденное. Но он по-прежнему сомневается.

Я принялся крепить свою страховочную веревку. Интересно, я наклонился поближе к мелкому каменному крошеву на краю огромного монолита и разгреб его, вытаскивая на свет что-то больше похожее на гигантский шип пустынной акации, чем на каменный обломок. Вот это находка! Он по размеру ничуть не уступает отцовскому кинжалу! Похоже, я ошибался, считая, что мост развалился на огромные куски. Я бросил найденный камень сверху на стопку своей одежды, он точно не пойдет на сдачу в деревне. Хорошо, что этот шип дождался меня. Я прошел по останкам моста так далеко, как только смог. Могу с уверенностью сказать, что до того, как облазил верхние этажи руин, в поисках камней, пройдя непреднамеренную тренировку ловкости, мне бы не удалось добраться до этой расщелины. Немалой замечу ширины расщелина, которую мне, пятой звезде, перепрыгнуть не удастся. А внизу, в провале этого каменного рта высится одинокий зуб. Вода реки, встречая на своем пути такое резкое сужение русла, разъяренно ускоряет свой бег и гневно ударяет в препятствие. И я позаимствую эту ярость для своей закалки. Последний прыжок перенес меня на верхушку зуба, а затем, немного поколебавшись, я скользнул в воду. Идеально! Я опасался, что придется болтаться на веревке, как наживка, но нет. Этот камень оказался под водой похож на ступенчатую пирамиду и если сначала я оказался в воде по пояс, то шаг на вторую ступень погрузил меня ровно по шею. Я с рычанием оперся спиной об камень и выплюнул захлестнувшую меня воду, это будет очень интересная тренировка. Вода ударяла меня, каждую секунду меняя направление, пытаясь сорвать с выступа, опрокинуть, сломать новую преграду ее бегу. Мне стоило больших усилий не просто сопротивляться стихии, но и поддерживать в голове образ вливающейся в меня энергии, но была и странная деталь. Казалось, синие нити, появляясь в воде, светятся немного ярче, чем обычно. Очень необычно.

Моя первая тренировка в воде продлилась недолго, несмотря на то, что я хитрил, экономя силы на сопротивление воде, упираясь в камень за своей спиной, но и это выматывало. Не прошло и пятнадцати минут, как ноги начали дрожать и подламываться. Хватит, решил я, иначе это уже будет тренировкой на выносливость, и, поймав веревку, принялся подниматься наверх. Но едва поднявшись на высоту роста над водой, как я вновь оказался в ней. Какого дарса, единственное, что я успел подумать, прежде чем обрадованная река крепко приложила меня к камню и вынесла из расщелины на простор. Пришлось спускаться по течению минут десять, прежде чем я заметил место, где можно было подняться на берег. Выбравшись из воды, я оценил повреждения от удара и с досадой подумал, что предстоящая пробежка к остаткам моста обещает быть очень запоминающейся. Минут двадцать пробираться будучи в несколько раз более осторожным, чем обычно. Я покачал головой и решил, что мне очень не хватает в деревне еще и рассказов о том, что этот отброс одичал до того, что голышом бегает по пустоши. К счастью, как я и ожидал, никто из охотников не завернул в руины возле реки, а потому мой забег так и остался тайной. А причиной моего падения, похоже, оказалась моя неопытность. Веревку просто перетерло об край, оказавшийся острым почти как нож. Наука мне на будущее.

Отмерив из тайника три четверти простой нормы камней, а это по-прежнему двадцать килограмм, я обессиленный возвращался домой. Болела разбитая рука, болел ободранный бок, страшно представить что было бы со мной, если бы не мое закаленное тело. Ноги дрожали и с трудом несли меня по неровным и острым изломам черного города древних. Так что я с облегчением вздохнул, когда закончились эти проклятые руины и начался обычный белый песок с одинокими светлыми скалами и пучками высохшей травы. Несколько взбодрившись при виде приближающейся деревни, я попытался представить, чем могли быть сотни лет назад эти скалы. А затем меня снесло с ног, и земля врезалась мне в голову.

— Я думал это огромный, разожравшийся в пустоши, дарс, — раздался надо мной ненавистный голос, пока я со стонами выбирался из-под своего мешка. — Думаю, сейчас я его завалю и погоню пинками в деревню. Похвалюсь опытным охотникам необычным трофеем. Но я, кажется, ошибся, или нет?

— С первого взгляда, мне тоже показалось, что это дарс, босс, — противно захихикал крысеныш, вот уж чей взвизгивающий голос я тоже могу узнать даже в полной темноте. — Но вот сейчас, когда он слетел с копыт, знаете, что я заметил, босс?

— Расскажи нам, Скирто, — лениво, немного растягивая каждое слово, продолжил разыгрывать сцену Виргл. Она, связанная с дарсом, у них всегда одна. Кажется, сегодня мне предстоит испытание, которого я когда-то так боялся. Хватит ли у меня воли не сорваться? Пожалуй, полгода, как я не попадал в такую историю. Вот только с тех пор, как я абсолютно беспомощный терпел издевательство над собой, многое изменилось. Например, моё Возвышение.

— Мне кажется, у него нет копыт, босс, — заржал как сумасшедший над своей тупой шуткой верный жополиз Скирто.

— Неужели? — я, наконец, перевернулся и смог оценить презрительную усмешку на лице юного вождя. Он возвышался надо мной как младший брат той скалы, что была у него за спиной. Высокий, широко расставивший ноги в широких кожаных штанах из мечерога, с длинными мускулистыми руками выставленными напоказ в дорогой тонкотканой безрукавке, со спиральным узором по вороту. — А в остальном?

— Да и в остальном, босс. Он слишком чистый и не воняет, — я сел и оглянулся по сторонам, пытаясь понять, есть ли шанс выскочить из их круга. Похоже, для слабака, которого мне теперь нужно изображать, это невыполнимо. Пусть их и всего четверо.

— Странный дарс, — покачал головой Виргл, щуря черные глаза, будто смотря на солнце. — А ты что молчишь, Порто?

— Ты ошибся, босс. Это Леград, — признаться такого я не ожидал.

— Я ошибся? — Виргл неспешно обернулся к здоровяку и заложил большие пальцы рук за широкий ремень из кожи пересмешника.

— Да босс, — спокойно кивнул Порто, за что я был благодарен, хотя и не понимал причины его непокорства.

— Но ведь не дело мне ошибаться, иначе какой я босс? — вкрадчиво произнес Виргл. — Не слышу?

— Нет, босс! Вы всегда босс! — загомонили все одновременно.

— Нет, нет! Не уговаривайте меня! Я ошибся! Как же быть? — Виргл обвел взглядом окружающих подручных, мне оставалось только продолжать следить за представлением, неожиданные слова Порто не сбили его с колеи.

— Босс! Босс! — запрыгал, повизгивая Скирто, меня начало просто потряхивать, видя его ужимки. — Я знаю, босс!

— Скажи нам, Скирто, — счастливо улыбнулся Виргл. Ему, похоже, удовольствие доставляет это подлизывание и именование, презрительно подумал я, глядя на отвратительно выглядящие первые усики на его лице.

— Я думаю нужно исправить этого неправильного дарса, — поднял палец вверх крысеныш, оглашая свою гениальную выдумку.

— Уроды! — злобно выплюнул я, не в силах продолжать безропотно сидеть и пытаясь, хоть так, выплеснуть свою ненависть.

— Босс, он еще и говорит! — восторженно завопил Скирто.

— Это тоже неправильно, — Виргл покачал головой изображая печаль и снова перевел взгляд на Порто. — Исправь это, Порто.

— Не могу босс, — развел руками здоровяк. — У нас разрыв три звезды. Я могу и убить его случайно.

— Хорошо, — процедил зло сощуривший глаза сын вождя, — убивать его и впрямь рановато. Но ты меня разочаровываешь Порто, похоже, тебе нужны будут дополнительные тренировки. Со мной. Скирто!

— Да, босс! — взвизгнул крысеныш и, подскочив ко мне, принялся бить ногами. А я, обхватив голову руками, мог только радоваться тому, что обувь у всех в деревне из тонкой кожи ящериц. Будь на них боевые сапоги, какие мама описывала у стражи в Арройо, боюсь, я бы серьезно пострадал. А так, ничего, терпимо. Больно только когда удар приходится по отбитой руке. Хорошая все таки идея была с закаливанием тела!

— Скирто, дарсы не разговаривают, — напомнил скотина Виргл, чьи ноги я видел буквально в шаге от себя.

— Ага, щас! — с одышкой ответил крысеныш, пытаясь пробить защиту моих рук. Слабак, с презрением подумал я, каким чудом он получил четыре звезды, если уже задыхается. — На! На!

— Отброс, ты, конечно, можешь продолжать извиваться на песке, но я начал уставать. Убери руки и прими свою судьбу деревенского мусора. Прими удар самого слабого из нас. Иначе...Порто может и снова откажется, сегодня он видимо перегрелся на солнце, но Шиго с радостью ударит тебя вместо Скирто. И тогда ты действительно можешь умереть. Хочешь проверить, насколько ты удачлив? — а у меня сегодня выходит двойное испытание. Впрочем, кто тут мусор, как не те, кто толпой унижают слабого? По-прежнему слабого перед лицом силы Виргла. Но разрыв уже гораздо меньше. Я за пять месяцев прошел тот путь, на который у них ушли годы. Еще пара шагов и я обгоню их. Я уже начал подниматься на ту гору, что уведет меня из этой деревни, оставив здесь настоящий мусор. Всех их. И я опустил руки, принимая свое испытание и глядя в такие же серые, как у меня, глаза Скирто.

— Мусор, вонючий отброс, жирный дарс, — распалял себя все больше и больше крысеныш, обрушивая удары на мою голову и лицо и превращая пустошь вокруг в круговерть цветных пятен, света и темноты. Я уже не понимал где кто находится, все вокруг словно расплылось.

— Довольно, а то ты сломаешь нашу игрушку, — наконец раздался веселый голос Виргла. — Осталось вернуть этого дарса в грязь, из которой он выполз. Порто, вперед. Или снова найдешь причину?

— Нет, босс, — без промедления раздался ломающийся бас здоровяка, а на меня хлынули вонючие помои. Их отвратительный запах так ударил в мою кружащуюся голову, что меня вырвало.

— Вот это другое дело! — довольно заявил Виргл. — Мусор ты меня слышишь? Последние пару месяцев ты бегаешь, по деревне, задрав нос. Мне не нравиться что такой отброс как ты, пропахший дерьмом джейров, не выполняющий норму, презираемый охотниками, ходит по нашей деревне так, как будто она ему принадлежит. Я все-таки нашел время исправить это. Слушай сюда. Если я снова увижу, что ты поднимаешь глаза в деревне от земли, то ты будешь ее жрать. Мне нравится твой теперешний вид. Если я снова увижу тебя чистым в деревне, то опять окунув помои. Дорогая выделанная кожа слишком хороша для тебя. Верни старую рубаху из джута. И не вздумай штопать одежду, мусор должен быть одет в рванье. Запомни это. Ты понял меня, отброс?

— Понял, — еле выдавил я с кровью сквозь разбитые губы.

И остался на песке один.

Глава 6

— Что с твоим лицом? — мама одним быстрым, слитным движением не только сбросила с себя переноску, но и, непонятно как, расстегнула ремень.

— Разногласия с Виргло по вопросу моего внешнего вида, — неожиданно лишившись ежевечернего ритуала помощи маме, я не знал, куда деть руки, как-то даже разговор начался не так, как я себе представлял. — Твой сын слишком хорош для этой дыры.

— И это правда! — мама осторожно коснулась моего лица прохладными пальцами. — Завтра я отправлюсь к Черной горе. Найду тебе свежую траву Восстановления тела.

— Не нужно, мама, — замахал я руками. — Оно и так слишком быстро заживает, мне придется прятаться пару дней от глаз его шайки.

— Быстро заживает? — удивилась мама и, зайдя со мной в дом, принялась внимательно разглядывать моё лицо при свете лампы. — То есть вот это? Это уже зажило? — ее голос задрожал.

— Хорошо, все хорошо, — я, крепко обняв маму, принялся ее утешать, рядом примостилась снова шмыгающая носом Лейла, которая тоже была напугана, когда я вернулся домой. — Я немного поиграл на нервах у крутого босса, вот и одно к одному. Я теперь буду вести себя так, как он хочет. И этого не повторится. Твой сын будет терпеливее, мама.

-И что он от тебя требует?

— Ничего нового, — я усмехнулся. — Быть деревенским мусором. Не поднимать глаз, быть грязным и оборванным. Радовать его своим видом каждый день.

— Прости сын, прости!— мама сжала меня так, что я охнул и она, опомнившись, ослабила объятья. — Моя вина перед тобой все копится и копится. Я даже не беспокоюсь как вы живете без меня, бросив дом и дочь на твои плечи!

— Мама, прекрати, — мне больно видеть ее такой, в этом нет ее вины.

— Сын, прости свою мать. Но этот торгаш, — мама прошипела, — отлично видит мою нужду, и дает мне даже не четверть цены. Еще два года! — она схватила меня за плечи и отстранила от себя, вглядываясь глазами полными боли. — Два долгих года я прошу тебя вытерпеть все испытания, что обрушит на тебя небо. Только тогда я смогу спасти вас и вернуть в Арройо!

— Мама, хватит!

— Мама, ты так говоришь, как будто на нас напали разбойники, — буркнула Лейла, недовольная, что лишилась объятий.

— Ах, родная, ты почти угадала, — покачала головой мама и принялась ее тискать. — Ничего, мама соберет молодые травы и посадит свой личный маленький огородик на южном крае Черной горы, там, где всегда солнышко. Через год, я соберу отличный урожай, не меньше чем у Кардо. Может хоть его хватит заткнуть жадную глотку торгаша.

— Мама, — в волнении я почти кричал, схватив ее за руки, — но ведь скопление трав может привлечь Зверя! Одно дело просто обыскивать эти проклятые развалины, хотя и это опасно. А другое дело самой сделать все, чтобы позвать тварей на обед!

— Все будет хорошо, мама опытная бродяга пустошей! Ты хоть раз слышал, чтобы охранники у Кардо бились со Зверем? — попыталась меня успокоить мама, своей навязшей уже у меня на зубах присказкой, и обычной улыбкой.

— Хватит, — я был настроен решительно и решил применить подлый прием. — Ты рассказывала про свою юность и, там никогда не было и слова про охотников. Тебе хочется сгинуть в Черной горе и оставить нас одних с Кардо?

— Это подло, сын! — охнула мама, а в ее глаза засверкали искорки, превращая серое в сталь.

— Как иначе победить твоё упрямство с травами, наследством и деньгами? — я упрямо глядел ей в глаза, не поддаваясь на жалость и не страшась ее гнева.

— Ты не понимаешь, как тяжело нам придется на новом месте! — снова начала мама тот же рассказ, что я уже слышал.

— Я понимаю, как тяжело нам придется без тебя! — Лейла только переводила глаза с мамы на меня и обратно, не смея вмешиваться в нашу почти ссору и не смея плакать. — Прекрати ходить на гору!

— Нет! — мама разрубила воздух перед собой рукой, — Я могу пообещать быть осторожнее, но пойми, без денег для нас ничего не изменится!

— Никакого огорода в этой проклятой башне! — ставлю я условие.

— Хорошо, договорились, сын мой, — с облегчением вздохнула мама и поскорее сменила тему, тоже ее любимый прием в спорах. — Вы вообще собираетесь кормить вашу маму?

— Встаем! Поднимаемся! Все на площадь. Быстрее, быстрее! — разбудил нас оглушительный крик над ухом.

— Пшел вон из дома! — закричала мама и, похоже, швырнула что-то, а вернее кого-то, в сторону двери, потому что раздался грохот, и циновка с входа слетела, сорванная темной фигурой. Лейла в испуге начала плакать, и я кинулся к ней.

— Дарсова баба! — заорали с улицы. — Приказ вождя! Все на площадь! Быстрее! Или я опять войду и выволоку тебя!

— Это ты, Паурит? Твою гнилую отрыжку трудно не узнать. Воспользовался шансом пощупать? — насмешливо крикнула мама в темноту, заставив меня заскрипеть зубами.

— Не умничай! — с обидой ответил тот же голос. — Я сказал, щас выволоку! И сделаю!

— Иди Миргло для начала выволоки, слабак! — продолжила насмехаться мама, пока я торопливо одевал впотьмах Лейлу.

— Не, мне она не по вкусу, — начал бахвалиться Паурит. — Я бабу люблю повернуть, а там скорее обходить нужно. Выходи и караван свой тащи. Или я вытащу.

— Если войдешь в дом, я тебе ноги сломаю, — пообещала мама.

— Вождю тоже? — насмешливо спросил новый голос с улицы. Ракот?

— Ждите, сейчас оденусь, и выйдем, — помолчав, ответила мама и прошипела под нос. — Уже в открытую называют Вождем, вонючий дарс!

— Да можешь и так выходить, а то я плохо в темноте рассмотрел! — радостно посоветовал, Паурит. Я запомню твоё имя, поклялся я себе.

Похоже, здесь собирают всю деревню. Нас подняли одними из первых и стоя на площадке, той самой с пробежки через которую начался мой путь Возвышения, в центре деревни, в лучах встающего алого солнца, мы слышали крики со всех сторон, а между домов мелькали фигуры, идущие к нам. Что же происходит?

— Дарсов выкормыш! Ди, я ведь столько раз говорила тебе быть осторожнее! — вдруг сердито прошептала мама.

Я оглянулся и действительно увидел выходящего на площадь дядю Ди. Даже в сероватом свете последних минут ночи было заметно, что он бледен, как побелка, а его загар выглядит как небрежно намазанная сверху на лицо грязь. В чем он был неосторожен? Неужели мама понимает что происходит?

— Ди, что у тебя? — негромко спросила мама, не глядя в его сторону.

— Мясо засолил, шесть тушек квыргала, — растеряно ответил дядя Ди, весь поникший, с опущенными плечами. — Удачно разрыл большой выводок.

-Удачно? — почти по слогам уточнила мама и припечатала. — Жадный дурак!

— Что делать, Эри? Что мне делать? — на дядю Ди было больно смотреть, он кажется, даже трусился мелкой дрожью.

— Молиться какому-нибудь богу, что ты был не один такой, идиот, в деревне, — припечатала шепотом мама. — Тогда наказание будет меньше.

— Что же делать, что делать? — дядя Ди все больше был похож на какую-нибудь молодуху, сжегшую ужин и теперь причитающую над угольками в ожидании мужа с тумаками.

— Ди, хватит труситься! Ты мужчина или нет? — возмутилась мама, наконец, подняв взгляд на него. — Ралио, дай ему пощечину, чтобы был не такой бледный, я боюсь не сдержать руку и сломать твоему мужу что-нибудь.

— Эри! — возмутился дядя Ди, а его жена только покачала головой и вздохнула.

— Что Эри? — мама тоже покачала головой, но в отличие от Ралио, со злостью, а не с сожалением. — Я тебе говорила не оставлять следов?

— Да Эри, — растеряно подтвердил дядя, Рат только кусал губы глядя на отца, который сам на себя был непохож.

— Теперь говорю, — отходите от нас и меньше показывайте, что продолжаете общаться с нами. Пожалуй, даже неплохо, что у тебя столько мяса оказалось, — задумчиво проговорила мама.

— Это еще почему? — совсем растерялся дядя Ди.

— Больше шансов, что поверят, будто ты перестал помогать нам, — мама без улыбки, внимательно оглядела его.

— Эри, прости! — дядя Ди резко сменил цвет лица с белого на красный. — Я помню, кому обязан жизнью!

— Потом поговорим, отходите, — и мама отвернулась от их семьи, обрывая разговор.

На площадь перестали выходить новые лица, видимо согнали всех. Только теперь появился Кардо. Огромный, больше похожий на буйвола, истории, про которых мне рассказывал отец. Охотники редко охотятся на них, предпочитая добычу мельче. И на это есть причина. Буйвола почти нельзя взять в стрелы, нужно подходить с копьем. Но не за эту сложность его не любят трогать. А за ум и мстительность. Если ты не убьешь буйвола, а лишь ранишь, то будь уверен, он будет следить за тобой, и нападет сам. Есть байка, что однажды он пришел за охотником в его дом и убил его там ночью. На буйвола охотятся, только если уверены, что убьют здесь и сейчас, не дав ему бежать. Если лев или пересмешник не смогли убить буйвола, то меняют место охоты, предпочитая на несколько недель уйти с его глаз. Боюсь, Кардо похож на него не только снаружи. По виду он вообще не похож на главу деревни. Как всегда, он одет в простые тонкие кожи и зарос черной давно не стриженой бородой, как какой-нибудь охотник бобыль. Борода его резко отличалась от более светлых тёмно-коричневых длинных волос, свободно спускавшихся с его головы. Он оглядел разбившихся на кучки жителей и вскинул руку, привлекая внимание. Но рта раскрыть не успел.

— Какого дарса! Ты кто такой, сектантская отрыжка?! Пшел вон отсюда! — раздался дикий крик и, из дома Орикола буквально вылетело чье-то тело. Правда, без крыльев его полет закончился метрах в десяти от дверей, лишившейся циновки. Выскочивший следом хозяин дома огляделся и снова заорал. — Кардо, блевотина старая, это как понимать!

— Спокойно Орикол, произошло недоразумение, — наш глава скривился так, будто жевал протухший билтонг. — Никто не должен был тебя трогать. Мой человек проявил излишнюю прыть.

— И, по-твоему, я должен радостно попрыгать, услышав это, развернуться и уйти? — спокойно спросил бывший Воин, резко меняя тон.

— Что ты хочешь? — оглянувшись на жителей, уточнил Кардо.

— Наказания. Они у тебя совсем обнаглели от безнаказанности, — Орикол покачал пальцем, будто ругая малыша. — Я чую, недалек тот день, когда они начнут сильничать баб.

— Орикол, — натужно рассмеялся Кардо, — что за ерунду ты несешь? Мы все жители одной деревни.

— Да, да, — спокойно покивал бывший Воин и продолжил, не сдерживая голос. — В какой-то, затем сгоревшей, деревне я уже слышал подобные речи. Говорят, дом главы полыхнул первым.

— Хватит, — раздраженно рыкнул Кардо. — Я извиняюсь перед тобой! — и, шагнув к уже поднявшемуся на четвереньки телу, схватил его за грудки и от всего сердца приложился несколько раз кулаком к его лицу, тот сразу обмяк. — Достаточно?

— Хм, — задумался Орикол, оглядывая небо с разгорающейся алой зарей. — Такая рань, а мне уже не уснуть. Еще раз.

— Скройся с моих глаз, недоносок, — Кардо с силой впечатал ногу в задницу провинившегося Ма, снова отправляя его в полет. Жаль это не Паурит, подумал я. Но он не настолько тупой, чтобы считать Орикола равным остальным жителям деревни и пытаться его силой вытащить из дома.

— Итак, что привело вас всех на площадь? — спросил Орикол, растирая помятое от сна лицо с длинной щетиной.

— Жители деревни! — отвернувшись от учителя, и игнорируя его вопрос, Кардо обвел нас рукою. — Волею неба и богов, наши предки оказались здесь, в центре нашей страны. Да, это скудное и суровое место. Но нам, хвала небесам, удается достойно жить и растить наших детей, даже в этих песках, смешанных с прахом Древних. В чем же сила нашей деревни? В нашем единстве! В том, что мы трудимся и работаем сообща, плечом к плечу встречая все невзгоды! Так было раньше... С каждым днем, мне, главе нашей деревни, приходилось с болью смотреть, как вы все меньше думаете о своих товарищах и все больше только о себе. Мы становимся все слабее, наши склады пустеют, а караваны брезгуют заходить к нам. Я не могу больше этого терпеть, иначе, видит небо, наша деревня просто исчезнет в песках, как тысячи до нее. Сегодня я проверю, все ли жители деревни исполняют мои наказы и не прикарманивают ли они, наши общие скудные ресурсы, отбирая их у наших детей. Воины вперед!

— Какие воины, самодовольная отрыжка, — тихо прошипела мама. — Стража позволена только пятизвездочным селениям!

— Разойдись! Ты сюда! — приближенные Кардо принялись разгонять нас по краям площадки, выстраивая как на сдаче экзамена, когда нужно чтобы было видно всем и было видно всех. — Вы трое на эту сторону!

А затем мы, молча наблюдали, как Ракот, Паурит и старик Газил обходили дома и тщательно обыскивали каждый, выкладывая перед хозяевами то, что они посчитали лишним или спрятанным. С каждой минутой людей, которые выглядели даже хуже, чем дядя Ди, становилось все больше. А я наглядно видел то, о чем давно говорила мама. Все жители деревни утаивали. Утаивали многое. Ах, совсем не потому, что мы бедны, перестали приходить к нам караваны. Если бы бродячие торговцы знали о личных запасах в нашей деревне, то давно слетелись бы как грифы на падаль. Перед всеми появлялось разнообразное мясо, а я переживал, что деревня голодает, и кучи шкур, зубов, рогов и копыт, но кое-кто красовался целой горой самых разнообразных вещей, которые можно было купить только у торговцев. Я с радостью увидел трясущегося Скирто, перед ним с матерью, отец Порто, Ракот, выкладывал травы. Огромный мешок трав. Верный подхалим Виргла обеспечил своей матери отличное местечко старшей у сборщиков травы на Черной горе. Видимо она решила, что ей этого мало, а Ракот не собирается ее прикрывать. А вот перед матерью Шиго пусто, хотя она почти в такой же ситуации, только ее место оплачено Кардо не сыном, а смертью мужа годы назад. Вообще, дядя Ди зря так боялся. С моего места видно, что мяса перед ним, пожалуй, меньше всех, а шкур и прочего и вовсе нет. Это у второго-то, как бы его не принижал Кардо, охотника деревни! Все же советы мамы ему изрядно помогли в этой беде. Но едва я растянул губы в усмешке, как моё сердце пропустило удар. Перед нами упала шкура, а на нее лег какой-то невзрачный полу засохший кустик. Перед нами стоял Паурит. Сейчас я отчетливо видел гадкую усмешку на его губах, жирно блестящую бородку с застрявшими в ней крошками, давно немытые жидкие волосенки, которые торчали во все стороны. А главное, блестящие маленькие черные глазки которые просто горели какой-то непонятной мне эмоцией.

— Тварь, — тихо выдохнула мама одними губами.

— Тихо, тихо, — Паурит делал невозможное, его улыбка стала еще гаже, меня от нее буквально выворачивало, он тоже почти шептал. — В следующий раз будешь понежнее, а то мужик к ней с лаской, а она его кулаком, стерва. Ты, баба, будь помягче и жизнь твоя будет проще. А то отвыкла, отвыкла, то уже от мужика.

Паурит, час назад я клялся, что не забуду твоё имя. Оно мне не нужно. Видит небо, нам двоим тесно под ним. Ты умрешь, иначе ненависть разорвет мне сердце. Мне нет дела до твоих звезд, как и до того, что ты взрослый, опытный охотник. Ты привык бояться Зверей, которые ищут силы. А нужно будет бояться меня. Я ведь тоже ее ищу. Я вытащил из мешочка камень и, сжав его в кулаке до боли, заставил себя опустить глаза в песок, чтобы он не увидел в них мою ненависть и свою смерть. Клянусь, ты умрешь и бесследно пропадешь в песках, а твоё имя исчезнет под этим небом. Дальнейшее проходило мимо меня. Я плохо слышал, что там вещает наш самопровозглашенный вождь. Что-то об ответственности и наказании. Но потом он от слов перешел к делу. Определялся виновный в семье и Кардо назначал ему плети. Это я пропустить не смог. Маме он назначил пять плетей. Столько же, сколько и Кари за мешок травы. Люди на площади кричали, умоляли. Но мама лишь гордо молчала и не пыталась сказать даже слова о том, что траву ей подкинули. Молчал и я, лишь что-то кричала Лейла, но ее схватила и прижала к себе Ралио, заслужив мою благодарность. Сам я не способен был сейчас позаботиться о сестре.

Я сжимал кулаки и глядел, как тощий Котил снимает с пояса плеть. Он единственный в деревне имел ее, как погонщик нашего маленького стада домашних джейров и единственный умел ею работать. И нет. Ему я мстить не буду. Мне хорошо видны его трясущиеся руки и пот, заливающий выбритое с вечера лицо. Для него работа палачом и есть наказание, даже более сильное, чем его жертвам. Мне не за что его винить. За отсутствие силы восстать против произвола главы? Силы нет ни у кого в деревне. В том числе и у меня. Ненавидеть всех? Я и так ненавижу всех этих мужчин, которые опускают глаза или бледнеют как дядя Ди. Всех, неспособных даже словом возмутиться тому, что происходит на площади. Я ненавижу и себя, за то, что не могу защитить любимого человека.

— Леград, — окликнули меня сзади, но стоило мне повернуться и увидеть Шиго, как тот ударом в лицо сбил меня с ног, а затем наступил на голову, вдавливая ее в песок, — босс велел напомнить, чтобы ты не поднимал глаз от земли. Запомни желание босса, отброс!

Унижения нашей семьи в это утро не знали конца. Наказание своей матери мне пришлось смотреть лежа на песке, окрашивая его кровью из своей руки. Шиго не поднял ногу с моей головы, пока не просвистел последний удар.

Глава 7

Солнце жарит просто немилосердно, середина сухого сезона, а в этих руинах негде спрятаться от него, пока оно стоит так высоко. Разве что лечь навзничь в совсем короткую тень у стены. Обычно жители деревни не носят на голове ничего, только некоторые охотники уходя далеко в пустоши иногда обматывают лицо платком от пыли. Но те же караванщики покрывают схожим, только более длинными не только лицо, но и голову. Да и я других селениях я видел что носят даже особые шляпы из рафии. Пожалуй, мне бы тоже нужно о чем-то подобном подумать. Возможно дело привычки, но я просто чувствую как мои мозги варятся на солнце и скоро закипят и выплеснутся через уши. Может быть Тукто и легче переносить этот палящий зной, но с моим более темным волосом это настоящее испытание. А ведь у дяди Ди он вообще черный!

— Эй, Тукто! — окликнул я, наконец, появившегося внизу пацана. Тот было закрутил светлой, почти белой, как у всех в его семье, головой, но все же, сумел заметить меня.

— Вот это ты забрался, — он в восхищении покачал головой, прищелкнув языком.

— К делу, — кратко ответил я, в последний раз оглядываясь над выступом стены на виднеющуюся вдали деревню. Никого нет в этих раскаленных руинах. И это отлично.

— Как скажешь, Леград, вот корни, — он бросил под ноги сначала большой, затем маленький мешочек, — вот красная сыромять. Твоя очередь.

— Хорошо, — я показал пальцем, чтобы он не ошибся. — Обернись влево. Видишь второй этаж, треугольное окно?

— Вижу, — кивнул Тукто, бросив короткий взгляд на нужное окно и снова повернувшись ко мне.

— Тебе туда, — я снова ткнул пальцем. — Лезь.

— Я надеюсь, ты не задумал такую глупость как обман? — недоверчиво нахмурился Тукто, пытаясь сделать во мне дырку взглядом голубых глаз. Они сейчас особенно выделяются на темном загорелом лице, покрытом пылью. Сам я наверняка выгляжу не лучше, разве что глаза серые, как у мамы.

— Нет, лезь, давай, — буркнул я, начиная спускаться. Слишком он разговорчивый стал, с утра таких вопросов не было.

Последний месяц, после экзекуции, я начал понимать, что такое по-настоящему голодать. Забудьте моё старое нытье о житье впроголодь. Только теперь я понял, что такое хотеть жрать. Постоянно, с самого утра и до ночи, когда ворочаешься на шкурах, пытаясь уснуть под сосущее чувство в животе. Забудьте о подкормке от дяди Ди, только паек от деревни за общинные работы. Но даже полив две нормы на огородах, я едва получал половину старой порции мясного корня или, что вообще выглядело насмешкой, тыквы. Тыквы! Это вообще почти трава годная лишь на то, чтобы набив живот заглушить голод. Ее бывает неплохо добавить в мясную похлебку. Но получить от пустой тыквенной болтушки силы на целый рабочий день или вырасти? Где хотя бы сладкое зерно или семена драконьей травы? То же самое касалось и мамы. Лейла так и вообще, если это была смена Скирто или Шиго, оставалась без еды. Они легко находили, за что лишить пайки мелкую девчонку, которую уже шатало ветром.

Вчера я подсмотрел, как мама сдавала с утра лепешки и ругалась с Кари и Ракотом. Снова тыква. Мне показалось, что еще слово, и она кинется на Ракота и примется бить его. Судя по тому, как подался назад Ракот, так показалось не только мне. Нужно было как-то выкручиваться. От отчаяния я был готов взяться за ловлю мелких ящериц и кузнечиков, которых было полно вокруг деревни. Останавливало меня только воспоминание о рассказах отца. Это бесполезно, потому что на ловлю такой скудной добычи уходит сил больше, чем получишь съев их. Кроме как взяться за добычу настоящего мяса в голову ничего не приходило.

Я стал опасаться, что Виргл надумает снять меня с камня, но, похоже, само небо приглядывало за мной. Наоборот, меня вообще перестали ставить на другие работы. Исчезла помощь кожевнику, складу, пастуху, просушка трав и дерьма джейров, вылавливание скудных рыбешек, которые были настолько глупы, что рискнули появиться в нашей реке, я не мел площадь и не толок мел, не полировал рога, не мазал глиной стены и не поправлял крыши. Я не получал ни одной из десятков работ по деревне. Меня не брали в поход за камышом, рогозом или драконьей травой. Только ведра и камень.

Возможно, Виргл хотел вымотать меня одиночеством и тяжелой работой. Но я уже был в состоянии полить весь огород сам и не устать. Если конечно накануне ел хоть что-то. И у меня была моя семья. Мой нежный светлый цветочек — Лейла. Так что объявление, — 'На камень!' — я воспринимал как подарок. Я буквально допрашивал Рата, который знал многое о своей мечте, когда попадал вместе с ним на работы. Я вспоминал все истории, что слышал от отца и дяди Ди. Я донимал обессиленную маму своими вопросами. И все это в поисках крупиц знаний о пустоши и об охоте. Увидеть самого дядю Ди было почти невозможно. Ни один охотник, получивший плетей, больше не оставался один. Они группой, в которой был доверенный Кардо, с утра уходили в пустыню. Группой они возвращались ближе к темноте. В ближайшие месяцы никто не пронесет в деревню неучтенный кусок мяса. Так что получить наставника мне не суждено.

Следующим этапом моего плана стало создание оружия. Тут очень пригодился тот шип, который я нашел у моста. Да, он был каменный и им, нельзя было резать, ведь у него не было острых боковых граней. Но зато он был прочнее, чем любой железный охотничий нож в деревне и его кончик сужался до невероятной игольчатой остроты. Эта длинная каменная игла была создана, чтобы превратиться в моё первое боевое оружие. Так я пришел к сделке с Тукто. Если Ракота я ненавидел лишь чуть меньше, чем Кардо, Паурита, Виргла, Скирто и Шиго, то к Порто я был равнодушен. Да, я помнил помои, но помнил и его отказ называть меня дарсом и на равных участвовать в той забаве. А с его братом вообще было легко иметь дело. Он чувствовал за спиной поддержку старшего и был нагловат в разговорах со старшими. Но никогда не использовал его имя, не обижал мелких и не задирал нос. Поэтому у меня была надежда, что, будучи связан со мной общим делом, он не станет выдавать меня из-за пустяка. Сегодня была первая, достаточно безобидная для меня проверка.

Я хотел чуть подкормить сестру с мамой и достать ремни для рукояти своего будущего оружия. Я не верил, что верный друг детства Кардо живет, как остальные в деревне, впроголодь. И знал, что Тукто достаточно умеет шевелить языком, чтобы заболтать дурака Ма и достаточно умен, чтобы не лезть к жадному Газилу, о чем я ему прямо и сказал. Осталось придумать, чем я куплю его помощь. Вряд ли здесь подойдет камень как для Рата. К счастью, на верхних необследованных этажах руин я находил не только их. На вершине Черной горы вьют гнезда огромные птицы хищники. Добыть такую считается в нашей деревне большой удачей. У нее есть даже имя, пусть совсем простое Раух, а не обычное для пустыни Дробитель костей, Красный иглистый волк и прочее, как обычно, именуют зверей добравшихся до силы. Имя она заслужила за то, что кости ее по прочности превосходят любой простой металл, хотя она даже не Зверь обретший силу и тем более не Монстр, и полностью уходят в дело, превращаясь в инструмент и оружие. Говорят, они так прочны потому, что она может питаться камнями руин Древних. И в доказательство своих слов рассказывают, что в желудках добытых птиц были целые пригоршни мелких камней. Их добывают из засады на приманку. Никто и никогда не находил просто мертвого Рауха. Я стал первым.

Не знаю, что с ним случилось. Пришла старость, враг или нежданная болезнь. Важно то, что умер этот Раух не там, где лежат все кости мертвых его племени. А на самой верхотуре одинокой руины, что торчит как палец, направленный в небо, на три часа ходу от деревни вниз по течению. Он лежал там, на солнце долгие годы, оставив после себя только костяк, обтянутый кое-где остатками кожи. И он ждал меня. Иногда, когда я начинаю задумываться о своей жизни, я начинаю видеть вокруг себя испытания и награды небес. Возможно, мне нужно меньше читать трактаты мудрецов, которые рады были раньше всучить маме торговцы за полновесное серебро. Возможно. Но эти кости никто не мог найти кроме меня, достаточно сильного, чтобы забраться по отвесной стене на такую высоту, достаточно ловкого, чтобы пройтись по узкому гребню и при этом еще совсем неширокого в плечах, чтобы протиснуться в лаз на последнюю площадку. Поневоле начнешь задумываться о странном.

Именно эти кости сейчас, восторженно вопя, пытается сломать Тукто, пока я торопливо пережевываю корень и проверяю содержимое малого мешочка. То, что нужно. Куски обработанной сыромятной кожи красной антилопы всевозможных размеров. Сложно точно понять для чего она мне. Мне достаточно соврать о замене шнуровки на мокасинах, починке креплений циновок и прочего. Мало ли для чего в хозяйстве пригодится кожа.

— Эгей, — передо мной свалился костяк птицы, ну как-то так и я ее спускал, экономя силы. — Отличная сделка! Он гораздо больше, чем я ожидал. Не жалеешь что продешевил? Столько костей за сущую мелочь?

— Ничуть, главное чтобы Виргл не узнал, больше я ни о чем жалеть не буду, — снова прямо сказал я то же самое, что и утром. Лучше на первой сделке узнать, что он не держит язык за зубами. Возможно, в будущем мне понадобятся более серьезные вещи. — Он будет рад поводу снова повалять меня в песке.

— Да, — посмурнел Тукто, резко перестав веселиться. — Боюсь, если бы не брат, мне бы тоже пришлось худо.

— И отец, — напомнил я ему, с интересом глядя на него, к чему он ведет?

— Да, и отец, — пацан помялся и продолжил.— Мне жаль, что так вышло с матерью.

— Ты о чем? — я отмахнулся от его сочувствия. — Многие были наказаны в тот день.

— Я видел, что Паурит ничего не вынес из вашего дома.

— Что?! И ты.... — и тут я замолчал, внезапно поняв в деталях то, что произошло и то, что он видел. Это было как вспышка, мгновенное озарение.

Наш дом крайний, правильнее было бы начать осмотр с него, но Паурит медлил, они уже обошли половину домов деревни, когда он принялся за него. Чего он ждал? Он ждал удобного случая, когда в каком-нибудь доме найдут то, что можно легко подкинуть другому человеку. Изначально он возможно и не планировал делать ничего такого. Но мама изрядно задела его гордость, дав ему по рукам. А что происходило перед моими глазами? Ракот принес травы Кари. Огромную кучу трав, из которых незаметно нужно взять всего одну. И Тукто видел не только пустые руки Паурита, но и то у кого он взял эту проклятую траву. Могу ли я требовать, чтобы этот пацан обвинял своего отца перед всей деревней? Чудо что он вообще сожалеет хоть о чем-то и заговорил об этом. Все же они с братом не в отца, несмотря на вылитую в него внешность. Я глядел в голубые, как у Ракота глаза. Избить его за унижения матери? Он то здесь при чем? Упасть в своих глазах и стать похожим на Виргло? Никогда!

— Я понял Тукто, я понял. Ты хороший парень. Мне тоже жаль, — я ритуально закончил, перебивая его, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать. Будто один из нас странствующий торговец, подводящий итог торгу. Я не хотел сейчас говорить, мне нужно побыть одному. — Хорошая мена!

— Хорошая мена, — ответил пацан, не отводя от меня грустных выцветших в едва уловимую синь глаз.

Я уходил не оглядываясь. Мне почему-то казалось, что он так и стоит на месте, смотря мне в спину. Наверное, тяжело видеть, как на твоих глазах, отец совершает подлость. Мне кажется, Тукто никогда не будет считаться приближенным нового вождя. И конечно не расскажет о нашей сделке. Мне нечего сейчас сказать Тукто. Я не хочу кричать о несбыточной справедливости и ронять пустые слова. Никто за нас не заступится. Я выбрал для себя путь стать сильнее и вырваться из этой пустоши. А перед этим самому отомстить за свои обиды. Через год Тукто начнет свой путь Возвышения. Я могу только дать ему пару советов в будущем, чтобы увеличить его шансы и отплатить за правду и неподдельное сочувствие в голубых глазах, в которых нет холодного презрения его отца. Ведь мой талант оказался совсем неплох, как и выбранный путь Возвышения. Путь, на котором, оказывается, есть не только три Преграды.

С тех пор как я увидел беспричинное унижение мамы, мне стало труднее заниматься развитием меридианов. Наверное, во мне слишком много ненависти. Странно. Я всегда считал, что очень отходчив на обиды. Даже получая тумаки от Виргло, я кипел гневом день, два, а затем мне уже было сложно вызвать в себе такие же яркие чувства, как момент унижения. Я затухал, словно фитиль без масла.Но теперь все иначе. Даже в тысячный раз, поднимаясь с ведрами и, привычно представляя, как в меня втягиваются синие нити, как ярко пульсируют мои меридианы в такт ударам сердца, я вдруг ловил себя на том, что не помню, как из головы исчезли эти образы. А вместо них раздается свист плети, и снова болит щека от песка. Так было раньше. Но сегодня я понял, что моя ненависть, нет, не утихает, а преобразуется во что-то другое, даже более сильное, четкое, яркое. Мои воспоминания, пропитанные ненавистью ко всему поселку и отдельным именам, словно сжимались в один острый клинок, направленный сейчас лишь на одно лицо. Я бы назвал это предвкушением крови. И оно совсем не мешало моему Возвышению, а словно подталкивало его.

'Паурит, ты бы видел, какой отличный кинжал я собираюсь сделать!', — разговаривал я сам с собой от переполняющей меня радости и ярости. Мой отец был хорошим кузнецом. Пусть я молокосос, который ничему не успел научиться, но здесь невелика работа. От отца остались рецепты и инструменты, но они без практики и учителя почти бесполезны. Почти. Даже простое чтение рассказало мне про виды кинжалов, мечей и копий. В моем воображении, я вижу, во что может превратиться эта каменная игла. В отличный четырехгранный кинжал рондель. Я стащил у тощего Котила из пристройки у загона два отличных обрезка копыт, что поделать, видимо родители отца в чем-то правы, я сын своей матери, и теперь терпеливо, по чуть-чуть делал в них отверстия. В итоге в будущем навершие кинжала отверстие оказалось слегка великовато, но это не страшно. Насадив роговые пластины, я затем плотно обмотал рукоять между ними тонким ремешком, а после добавил более толстые куски на тупой конец, фиксируя навершие, и под эфес. Теперь полдня на солнце и высохшая кожа зажмет копыта намертво на каменной игле. Конечно, я с сомнением оглядел свою кривую поделку, кинжал вышел, совсем непохож на тот идеал, что горел в моем воображении, но забрать жизнь у Паурита он сумеет.

'Подожди-подожди', — осадил я сам себя. Ведь все начиналось с желания добыть мяса самостоятельно. Как все это за минувшие два дня незаметно для меня превратилось в кинжал для Паурита? Странные и пугающие ощущения. Будто та моя жажда крови обрела жизнь и стала существовать отдельно, влияя на мои поступки. Пусть так, решительно тряхнул я головой, снова разговаривая сам с собой. Одно другому не мешает. Чтобы самому добыть какую-нибудь большую ящерицу или квыргала, нужно внимательно проследить, куда уходят охотничьи команды из деревни, чтобы пойти в другую сторону. Хорошо, что теперь нет одиночек, которые бродят туда-сюда и тоже охотятся на мелочь в ближайшей округе. Только команды, только далекие походы на крупных животных. Джейры по-прежнему под запретом, коз я вряд ли найду, поэтому беда ждет их старших родственников. Ведь с них можно получить не только мясо, но и ценные рога, копыта, я с любовью потрогал свой кинжал, и шкуры. Охотники сейчас добывают голубую и красную антилопу, мечерога и большого бородача. И не только. Не только. Ведь жадность Кардо так велика, а деревня так напугана, что охотники уже два раза ходили на ночного пересмешника. Стайный хищник с вонючим мясом, но очень ценной шкурой, когтями, зубами и сердцем. Глупцы, ищущие смерти, ведь именно среди хищников чаще всего встречаются Звери. Те, кто встал на путь Возвышения, схожий с человеческим. Но это не важно, это их выбор. А важно то, что если Паурит окажется в такой команде на пересмешника, то у меня будут все шансы осуществить свою месть. То, что я слышал вечером у костров, где обрабатывали шкуры, вселяет в меня надежду на это. Виргло, надеюсь, ты решишь сгноить меня на камнях. Пожалуй, я взвесил мешок с мясным корнем, ближайшую неделю я даже половину нормы не буду сдавать, порадую тебя, что твой план осуществляется. Ведь ты и знать и не знаешь, что теперь планы строю я.

Глава 8

Жирные дарсы! Как так сложились звезды на небе, что вы сейчас все собрались здесь, а не занимаетесь своими делами. Вартус! Ведь не прошло еще и часа, как я вымаливал у тебя хоть кусок мясного корня, за едва набранную за два дня норму камней. Я ведь специально выбрал это время, когда долгий день близится к вечеру, но еще остается часа два до обычного окончания работ и возвращения охотников. Как так получилось, что вы все вернулись раньше и кто остался вместо вас на приемке? Вчера меня снова охватило то странное чувство, когда ты поднимаешь привычную вещь и вдруг понимаешь, что тебе стало странно ей пользоваться. Ты начинаешь прислушиваться к себе и понимаешь, что она стала немного легче и словно сама летает, едва касаясь твое руки. Прорыв на звезду, когда твоя сила скачком увеличивается.

Я спрашивал у мамы, и она не смогла вспомнить, чтобы у нее бывали такие ощущения. Я для себя решил, что это связано с моей скоростью возвышения. Сила мамы поднималась постепенно и не спеша. А я двигаюсь гораздо быстрее ее. Мое тело просто не успевает привыкнуть к увеличившейся силе. Так было и с предыдущими ступенями. Но с этой вышло еще нагляднее. Ненависть похоже остановила мое Возвышение, а создание кинжала словно прорвало плотину. В эти десять дней мне иногда казалось, что еще чуть-чуть, и я увижу движение силы в своем теле.

Стоило мне начать представлять нити энергии вокруг своего тела, как на краю взгляда я замечал их сияние и просто в воздухе. Мои тренировки воображения, когда я мысленно рисовал цветную энергию на облаках, птицах, людях и просто окружающих предметах привели к тому, что я в такие моменты просто терялся, не понимая реальность это или мои домыслы. А в этот треклятый сарайчик я снова залез для того, чтобы точно подтвердить свои догадки. Я считал, что перешел на шестую звезду. Отмеченная печатью гиря из камня, который просто негде добыть в наших руинах, подтвердила мой уровень. Но что делать теперь?

Я огляделся. С прошлого моего посещения здесь стало еще меньше гирь. Пожалуй, если их переложить... Вернее, если переложить те, что мне под силу поднять, то можно соорудить у дальней стены нишу. И в ней уже переждать до ночи. Главное сделать все тихо и надеяться, что никто не обратит внимания на то, что внутри все стало сложено по-другому. И я лихорадочно, прислушиваясь, замирая при каждом крике с площадки, постоянно посматривая в щель наружу, принялся таскать все, что имело меньше семи звезд на своем боку. У меня все получилось. Никто меня не услышал, да и тайник получился на загляденье. В углу я обнаружил еще пару щелей, некому, некому гонять учеников с глиной и побелкой, и сложил нишу именно там. Теперь, с удобством, спасибо закалке тела, лежа на гирях, я наблюдал за вечерней тренировкой всей компании.

— Сегодня я подниму шести звёздную гирю восемь раз! — Шиго горделиво поднял вверх руки.

— Да ты ее уже месяц пытаешься поднять, — отмахнулся Порто, вытирающий пот куском замши на скамье.

— Нет! — помахал пальцем Шиго. — Я прямо ощущаю как мои руки стали сильнее! Сегодня я уверен в себе! Гляди!

Шиго поерзал, удобнее ухватывая ручки гири, и с утробным рыком стал поднимать ее, громко считая.

— Раз! Два! Три! Четыре! Пяяять! Шееесть! Семь! Аааа! Восемь! — бросив гирю, от чего она с гулким ухом упала, взметая песок, Шиго победно воздел руки и принялся орать. — Да! Да! Я сделал это! Сегодня я ставлю себе следующую вершину! Я повторю это еще четыре раз!

Странно. Неужели это так тяжело? Я же только что поднимал эти же двести килограмм, да и вообще переложил с места на место добрых два десятка здоровых гирь, и не заметил сильной усталости. Да и мама иногда, когда находит, забивает переноску камнями для меня. Вместе с обычным грузом у нее иногда выходит тот максимум, который она способна поднять. Нужно ли говорить что и ее норма лепешек больше, чем у остальных? И так она идет несколько часов. Я заколебался. Все же я принял решение как можно меньше касаться тяжестей, а не уподобляться этим орущим здоровякам. И здесь я появился только для проверки. И уже успел и так хорошо прикоснуться к гирям.

'Хорошо! — решился я. — Один раз можно себе позволить, чтобы выяснить свои пределы.' Я, проверив, что никто и не думает приближаться к сараю, скользнул через щель под крышей к входу. Двенадцать. Я поднял ее двенадцать раз и не почувствовал особой усталости. Прекратив лишь из-за беспокойства быть обнаруженным. Снова оглядевшись через щель в двери я, с сомнением, посмотрел на следующую гирю, но все же ухватился за шершавые ручки. Семь звезд я смог шевельнуть и возможно даже на несколько волосков оторвать от земли. Но не более. Снова устраиваясь в каменной нише, я обдумывал эти странности.

— Да че ты как девчонка? Тебе не надоело возиться с этой мелочью? — надрывался на площадке Шиго. — Ты бы еще двойки взял!

— Экзаменационных гирь на две звезды не существует, — спокойно ответил Порто, все еще сидящий на скамье и заново стягивающий волосы в простой хвост.

— О боги! Ты меня прекрасно понял! — закатил глаза Шиго.

— Я хочу попробовать свою удачу с семеркой, — сказав это, Порто встал, почти оттолкнув стоявшего вплотную Шиго.

— Ого! Так вот что ты задумал, — Шиго похлопал в ладоши вслед Порто, не обратив внимания на его грубость. — Давай, давай!

— Эти слова звучат гордо, — услышал я ненавидимый голос Виргла, к сожалению, та часть площадки, где он был, мне была почти не видна. — Неужели ты присоединишься ко мне, став второй семеркой?

Порто молча остановился у каменной тумбы. Вдохнул, выдохнул и ухватился за ручки. В таком согнутом положении он и замер на несколько секунд. А затем, странно поерзав ногами и руками, с громким рыком, начал разгибаться, поднимая гирю. Не сумев полностью разогнуться, он замер, продолжая рычать, а затем гиря вырвалась из его разжавшихся рук и упала, едва не расплющив ему ноги.

— Неудача, — презрительно рассмеялся Вартус.

— Сегодня уже лучше, осталось немного, — спокойно ответил Порто, снова мокрый от пота, громко и часто дыша.

— Босс, а ты сегодня чего не тренируешься? — неугомонно продолжил Шиго, я и не замечал, что он такой балабол.

— Ждал ваших результатов. Слабовато. Я думал увидеть большее, — наконец появился в пределах моей щели Виргл. Он даже здесь не снимает дорогой рубахи, совсем не собираясь ее жалеть. А все остальные, между прочим, либо в грубой коже, либо вообще голые по пояс.

— Особо нет времени тренироваться, — о чем это Ларг? Он по полдня сидит на присмотре, ни дарса не делает, только спит. Тренируйся — не хочу! Или для них тренировки это вот эти гири и все? Но, я улыбнулся, про то, что их главарь старше их на год, не сказал ни слова. Бриться боссу уже пора. Эта поросль на его губах выглядит просто мерзко!

— Я занят делами деревни даже больше вас, — пожал плечами Виргл. — Но мои успехи больше. Вы просто плохо работаете.

— Дайте совет, босс! — подскочил Вартус, что при его росте, равном Вирглу, смотрелось смешно. — Как стать таким же сильным?

— Когда вы тренируетесь, то представляйте, как становитесь сильнее. Каждый раз, когда вы поднимаете гирю, представляйте, как становитесь еще чуть сильнее. Как будто каждое поднятие гири поднимает вас к звезде! — что он мелет? Я был ошеломлен услышанным. Где в наставлении о закалке меридианов он видел что-то хоть чуть похожее?

— Покажите босс! — начал заглядывать в глаза главарю своей шайки Скирто.

— БОСС! БОСС! БОСС! — принялся орать Шиго, хлопая в ладоши с такой силой, что хвост волос, стянутых на его затылке, подпрыгивал и стегал его по спине с каждым ударом.

Виргл, улыбаясь, ленивой неспешной походкой стал приближаться к гире, которую не поднял Порто. Но взяться за нее не успел. В голову орущего Шиго влетел, разлетевшись вдребезги, кувшин. Крик словно обрезало, как мою веревку тогда на реке. Раз! И Шиго лежит на песке, а вокруг толстые черепки красной глины. Все на площадке замерли в недоумении.

— Да вы задрали орать. У меня от таких криков начинают болеть зубы. Я решил со сна, будто сектанты опять орут воззвания своему богу. А это всего лишь грязные молокососы нашли себе такого же грязного кумира. Даже не пойму без вина, что мне кажется более мерзким, — услышал я недовольный и хриплый голос Орикола.

— Учитель? — это Ларг, который до этого не проронил ни слова на своей скамье.

— Ты слабоумный? Кого ты ожидал увидеть, лентяй?

Откинув циновку, в дверях появился Орикол. Он что кувшин в окно кинул? Обычно же у него дом наглухо закупорен, как перед бурей? Он оглядел площадку, ударил себя ладонью по лбу и вдруг начал безумно орать, словно буйвол, затем сорвался с места и принялся носиться по площадке, с каждым словом отвешивая пинок или затрещину всем, кто на ней находился. А я прильнул к своей смотровой щели, пытаясь не упустить ни одного удара, которые грели мою душу.

— Тупые молокососы! Отбросы, которым нужно лишь прочитать одну! Одну! Одну книгу! И делать то, что написано в ней! Впитывать энергию мира! Впитывать! Энергию! Где? Где, уроды? Где в ней написано, что нужно рвать задницу и поднимать эти дарсовы гири? Какие гири, скоты! У древних вообще не было гирь! Не было, вонючие уроды! А они даже не замечали этапа закалки! Они оставили тысячи наставлений о других этапах. А о закалке всего одно! Одно! Которое вы не можете выполнить! Тупые джейры! Я сорок раз! Я сто раз запрещал вам выносить эти дарсовы гири на площадку! Они для экзамена! Тупые ублюдки, гири не нужны для закалки меридианов! Для закалки нужна воля и голова! Верьте и представляйте! Уроды! Тупые уроды!

Орикол внезапно успокоился и почти упал на скамейку, с которой недавно могучим ударом сбил Ларга. Был он все в той же тканой рубашке, что и всегда, грязной настолько, что с трудом угадывался ее родной светлый оттенок, с распущенной шнуровкой в которую было видно волосатую грудь. И в, резко отличающихся от когда-то дорогой рубахи, грубых кожаных штанах, которые обычно надевали на грязные работы. Впрочем, они тоже выглядели так, словно он ею и занимался. Он с тоской оглядел опустевшую площадку, на которой остался лишь пытающийся встать Шиго, и поднял глаза к небу.

— Неужели я все еще не выплатил цену своей глупости? Как? Как мне с такими учениками уехать отсюда? О, небеса, как мне не пить с горя, видя таких пустоголовых учеников? А ну встали передо мной! — он обвел взглядом сьежившихся парней, ставших перед ним по рангу силы, лишь жавшийся к Вирглу крысеныш выделился. — Что нужно делать для закалки? Молчите? Шиго!

— Ээээ, — заблеял почти как джейр тот, чей мокасин еще недавно жег мою щеку в воспоминаниях, держась за голову, — Впитывать энергию мира.

— Я поражен тем, что ты все-таки это выучил, тупой уродец. Ты сегодня представлял, как она вливается в тебя? — Орикол встал и упер палец в грудь собеседнику.

— Да! — закивал черноволосой головой Шиго, ради этого опустивший руки, но тут же улетел спиной вперед от тычка простым пальцем.

— Врешь, хоть и пьющему, но учителю. Ты сегодня думал только о гирях и, возможно, девках, — покачал головой сам названный учитель и шагнул в сторону. — Порто, а ты представлял?

— Я старался, но видеть невидимое не для меня, — спокойно сказал Порто.

— Плохо, но твои старания хотя бы видны, и всегда есть надежда, особенно если ты бросишь таскать эти гири, — Орикол остановился напротив Ларга. — Что можешь сказать мне ты?

— Я словно кувшин, в который она вливается, — твердо ответил самый большой лентяй поселка. Так он все-таки не спит целыми днями?

— Хм, я удивлен, но ты не врешь, — Орикол убрал палец и перешел к следующему. — Вартус, что можешь сказать мне ты?

— Это все глупости, ваше воображение энергии. Я верю только в силу кулака. Картинки не помогут мне в пустоши, — нагло заявил прямо в глаза бывшему Воину высокий, мускулистый почти черный от загара парень.

— Наглый, самодовольный квыргал, который спит в своей норе и не знает, как велики разноцветные пустоши за ее пределами, — покачал головой Орикол и вдруг быстрым, почти неуловимым движением, пнул парня в грудь. Отчего тот улетел почти в конец площадки и теперь лежал и, царапая голую грудь, пытался сделать вдох. — Мне редко приходилось видеть таких тупых квыргалов. Попробуй поверить в силу моего кулака, полученную глупостями. А ты? Признаюсь, я считал, что в этом поселке у тебя самые большие шансы на достижение пика.

— Простите, учитель! Я строго следую наставлению по закалке. Но уже несколько лет я не вижу ни малейшего прогресса в Возвышении, — стоящий перед Ориколом парень склонился в вежливом поклоне, сцепив руки. — Боюсь, мое тело страдает от третьей преграды и недостойный никогда не сможет оправдать надежд своего учителя. Я упал едва взлетев.

Это Рикто. Самый взрослый из парней нашей деревни. Еще полгода и он будет считаться взрослым. Я знаю, что он в шайке Виргла, но редко вижу его с ними. Худой, я бы сказал очень худой, жилистый, всего пять звезд, что в его возрасте делает его чудовищно слабым. Странно, но я слышу, что не только поклон, но и слова его полны уважения к Ориколу. Уважения, которого я не видел ни у одного другого жителя деревни. И его речь гораздо плавнее и богаче, чему у остальных парней. Пожалуй, с удивлением подумал я, подобных оборотов я, кроме нашей семьи, и не слышал больше нигде в деревне.

— Я никогда и подумать не мог, что окажусь в роли учителя. И не пытался следовать этому нелегкому пути. Я, старый пьяница, плывущий по течению, не заслуживаю от тебя такого именования, — со странной тоской в голосе говорил Орикол, глядя на Рикто. — Это тебя любой настоящий учитель с радостью назвал бы учеником за твое упорство. Могу лишь повторить свой совет. Ты скоро станешь взрослым. Иди в пустошь, сражайся, находи себе равных противников среди зверей. Находи себе противников сильнее тебя. Заставь свое тело сломать свои глупые ограничения.

Как интересно, подумал я, провожая взглядом шагнувшего дальше Орикола. Эти его слова очень напоминают совет, данный моему отцу. Тот, который позволил ему прорваться и привел нашу семью к этим черным руинам среди белого песка. Бывший Воин остановился перед Скирто, и я с удовольствием прильнул к щели плотнее, жалея, что она становится все уже с этого края и не дает насладиться хорошим обзором происходящего. Орикол меня не разочаровал. Он даже не стал ни о чем спрашивать крысеныша, а просто схватил его за пояс штанов и запустил в воздух. Приземлился тот точно на уже начавшего шевелиться Вартуса, выбив из него не только песок, но и жалобный вопль. Отлично! А теперь, самое вкусное, как кусок мясного корня, который не трогаешь до самого вечера. Одну затрещину Виргл сегодня уже получил, видел своими глазами, но этого мало!

— Твоего ответа я жажду услышать больше всего, — принялся скрести отросшую щетину на шее Орикол. — У тебя есть мысли почему?

— Нет, учитель, — почтительно склонил голову в поклоне Виргл, заставив меня в удивлении чуть не заругаться в голос, выдав себя. Что это с ним?

— Как-то недавно меня уже пытались уязвить вежливым именованием. Тогда я ответил, что слова собеседника полны яда. Пожалуй, ему стоило бы поучиться у тебя. Твой яд так незаметен и скрытен, что девять из десяти с радостью выпьют его.

— Учитель, простите, но я не понимаю ваших иносказаний, — вежливо ответил и снова склонил голову Виргл.

— Скажи старому пьянице, зачем ты так упорно пытаешься сбить с пути Возвышения тех, кто окружает тебя, — услышав это, я едва не разбил лоб, пытаясь еще сильнее прильнуть к щели, чтобы не упустить ни одной детали происходящего.

— Учитель, я лишь даю им советы, когда они меня просят об этом. Ведь следовать советам самого сильного ученика вполне естественно, когда рядом нет учителя, — Виргл поднял голову и взглянул в глаза собеседнику.

— Тебе нужно больше тренироваться. Не с тяжестями, нет. С лицедейством, уродец. С каждым новым словом я все отчетливее вижу клыки за твоей улыбкой, и все сильнее пахнет твой яд. Ты меня раздражаешь. Я пью это дарсово вино, которым заливает меня твой отец, смотрю, как ты набираешь звезды, сбиваешь всех с пути, но молчу, как мы с ним и договорились. Но вот прошел год. Тебе уже пятнадцать. На этом экзамене ты можешь даже и не появляться. Ты все еще жалкая семерка. Ты достиг своего потолка, мусор. Подскажи, ничтожество, годное лишь на то, чтобы с завистью ломать достижения других, на что надеется твой отец через год? Как сын отброс вытащит своего отца из этого дерьмого песка?

Я видел, как после слова уродец едва заметно вздрогнула спина Виргло. Лицом он действительно не вышел, не уродец конечно, но и красивым его не назовешь, он взял худшее от обоих родителей. Я видел, как с каждым новым оскорблением он вздрагивал все отчетливее и как поднимались его плечи. Я уже было решил, что еще одно, два колких слова Орикола и Виргл кинется на него, огребя новых тумаков. Этой мечте не было суждено сбыться, наверное, небо решило, что подарков на сегодня хватит.

— Виргл! — раздался громкий крик, от которого тот словно окаменел. Наш славный вождь пожаловал, заскрипел я зубами от разочарования.

— Кардо, — Орикол развернулся в сторону голоса и снова принялся скрести шею. Меня уже этот его жест начинает злить, кажется, даже здесь я слышу этот противный звук хрустящей щетины.

— Орикол, что за крики? — продолжил уже более тихий голос. — Ты будоражишь жителей деревни. А мы ведь договаривались об их покое?

— Кардо, — Орикол проигноривал обвинение. — Я интересовался некоторыми вещами у твоего сына неудачника. Может, ты сможешь ответить мне хотя бы на последний вопрос?

— И что ты спросил последним?

— Учись сопляк у отца, — ткнул в грудь Вирглу Орикол, отчего тот чуть не упал. — Десять из десяти бы поверили. Не нужно Кардо, не нужно. Ты уже давно здесь.

— Орикол, я, как и любой любящий отец, верю в сына. Он еще блеснет талантом, ослепив всех вокруг.

— Продолжаешь юлить, — Орикол сплюнул под ноги Вирглу. — Хорошо, я сам увижу через год.

Я наблюдал, как удаляется Орикол, заставивший меня взглянуть на происходящее с другой стороны, как разбегаются от короткого рыка Кардо мелкие шавки его сына. Или не шавки, ведь некоторые из них тоже заставили взглянуть на них по-другому. Внезапно, заставив меня испуганно вжаться в камень, со стороны входа раздался оглушительный звук. Сорвали с ремней плетеную дверь сарая? Перестав дышать от страха, я ощутил странное и пугающее чувство. Словно сквозь многочисленные каменные гири по мне скользнул тяжелый взгляд, заставший похолодеть от ужаса. Тишина стояла такая, что я слышал как какие-то насекомые шуршат в толстом слое драконовой травы на крыше.

— Щенок! — ощущение взгляда исчезло, и я услышал яростный шепот Кардо. — Ты меня разочаровываешь!

— Прости отец! — я снова принялся тихо дышать, надеясь, что за шумом разговора они не смогут меня услышать. Как близки их голоса! Словно стоят в шаге от меня! — Но мне не хватает таланта! Я не могу прорваться на восьмую звезду, как ты хотел!

— При чем здесь это! — зашипел Кардо. — Я уже смирился. И даже нашел способ все исправить. Я о другом! Я твоей возне с шайкой! Да, я просил тебя научиться собирать вокруг себя людей. Но ты, в своей лени, решил выбрать самый легкий путь.

— Отец!

— Что отец? Ракот меня уважает, он верен мне. Закир отдал жизнь за меня. А ты?

— А Ма? А Паурит? — возмутился Виргл.

— Шавки, которые верно прыгают за подачку. Я говорил о верных людях. Я рассказал тебе, как нужно завоевывать их сердца. Но ты, ленивое отродье, решил взять не верностью, а числом, да еще и побыстрее. А ведь Порто так похож на отца! Он стал бы верен тебе! Но ты выбрал Вартуса и крыс. Хорошо, я закрыл глаза на твои слабости. Ты мой сын. Я молчал когда ты, чтобы сплотить шавок, травил того пацана.

— Сын отродья, что поднял на тебя руку! — повысил, перебив отца, голос Виргл. — Если бы не твой запрет, я уже убил бы его!

— Я уже забрал его жизнь и отомстил его жене, — я услышал звук затрещины, но мне было не до радости, я весь превратился в слух. — При чем здесь ты? И кто дал тебе право решать кто будет жить в деревне?

— Отец, мое сердце словно чернеет, когда я его вижу! — это что скрип зубов?

— Ты не думаешь головой! Я не забирал у них надежду! Я почти разорил их, но они всегда могли уехать отсюда, мне ли не знать о рецептах и молоте? Но ты постоянно давишь на них! Подумай, подумай и ответь, — за стеной зашуршало, и Кардо продолжил злым шепотом. — Ты моим именем лишаешь их еды. К чему это приведет?

— Они будут страдать! — почти закричал Виргл.

— Дурак! Небо! Как мой сын может быть таким дураком? — гневно зарычал Кардо, а затем вкрадчиво спросил. — Ты бессмертен?

— Нет, — мне слышно как растерялся Виргл от странного вопроса.

— Тогда скажи, если завтра Эри вернется домой и увидит, что ее дочь умерла от голода, то, что она сделает?

— Поднимет крик. Но ты сильнее ее, у тебя появится законный повод ее убить, — уверенно ответил Виргл. Мама станет кричать? Я кровожадно ухмыльнулся. Ты не видел как шарахнулся Ракот. Она на грани.

— Ты тупой щенок, что думает только над своими проделками, — тут ты ошибаешься Кардо, я чуть изогнул губы в улыбке. Я подозреваю, что почти все придумано крысенышем Скирто. — Она придет в наш дом тогда, когда меня не будет и убьет и тебя и мать раньше, чем я успею ее остановить! Тебе станет на небе легче, когда я убью ее в ответ?

— Ээээ, — заблеял как джейр Виргл. — Как убьет? — легко, тварь, подумал я с ненавистью. Возможно, я даже успею ее опередить!

— С громкими, на всю деревню, проклятьями на мою голову! И наверняка она будет не одна! — раздался звук отличной звонкой затрещины. — Я уже сказал Ракоту, что ты прикрывался моим именем. Он меня понял. Отныне ты не лезешь в дела взрослых.

— Хорошо, отец, как скажешь, — по слову выдавил из себя Виргл.

— Это все мелочи! Главное! Почему я появился здесь?

— Потому что этот алкаш вылез из своей вонючей норы! — снова закричал Виргл, найдя нового виновного.

— Нет! Может я смогу вбить в тебя ум? — Кардо снова отвесил затрещину. — Потому, что вся деревня слышала, что мой сын сбивает с пути их детей. Я когда-то пошел тебе навстречу и запретил учить этого сопляка и на это закрыли глаза. Они приблуды. Но сегодня все в деревне узнали, что ты лишаешь их детей шанса вырваться отсюда!

— Да кто поверит этому алкашу? — возмутился Виргл.

— Все, все поверят! Все, кто помнит, как он появился здесь. Сын, я пошел на многое ради того, чтобы ты достиг десятой звезды, — вкрадчиво сказал Кардо. — Думаешь, их желание вырваться отсюда меньше?

— Меньше отец, раз они молчали под плетями! — уверенно заявил Виргл.

— Тупой сопляк! — видно Кардо окончательно разозлился. Он уже говорил почти в голос, а звуки затрещин почти не стихали. — Мне надоело все тебе разжевывать и снова и снова запихивать выпавшее в рот! Отныне, никаких совместных тренировок твоей шайке! И чтобы я даже шепота не слышал: 'Дайте совет, босс!'. Иначе я напомню, что такое плеть тебе!

Уже давно ушли с площадки Кардо с избитым сыном, начало темнеть, погружая сарай в непроглядную темноту, а я все лежал и думал. Как много тайн видели и слышали стены этого сарая, если даже в моей жизни, так много важных вещей связанно именно с ним? Выходит, через год Виргл должен чудом перепрыгнуть три звезды и сдать экзамен, покинув вместе с семьей нашу деревню из которой они выпили все соки. И выходит, я зря накручивал себя тем, что за нашей семьей постоянный пригляд. Конечно, Кардо по-прежнему не нужно знать, что я успешно закаляю меридианы. Но, похоже, половина бед нашей семьи это злые умыслы совсем других людей, избравших нас своей мишенью. Уменьшило ли это мою ненависть к Кардо? Нет! Кардо и Паурит должны умереть! У меня остался всего год на месть!

Глава 9

Все сложилось как нельзя лучше и так быстро, что это больше похоже на волшебство. То, что из детских сказок о богах и героях. Когда богиня Природы просто бросила семя в землю и на глазах восхищенных придворных дворец Южных пределов начал возноситься к небу, оказавшись на ветке исполинского Древа, верхушка которого достигала летящих звезд. Или как в песне про то, как однажды вечером Рег Валос, Повелитель Севера остановился у горного озера и решил, что здесь будет стоять его дворец. Он просто пожелал и молчаливые скалы, послушные его воле, потекли, превращаясь в сияющие крыши палат и гордые шпили башен. Вот и у меня вышло почти так. Стоило мне сделать кинжал, как не минуло и месяца, а охотники идут на пересмешников именно так, как мне и нужно. С ними Паурит, но он вовсе не главный. Главный Ракот.

Единственное, что меня раздражает в происходящем, так это то, я выглянул в небольшое окно, что они очень медленно идут. Я, конечно, мчался сюда изо всех сил, но все же, почему они по ровной пустоши идут так медленно? Не случилось ли чего-нибудь? Может просто обходили засаду леопарда? Наткнулись на пуму? Я пару раз подбросил на руке свой клятвенный камень. Ладно, все равно уже ничего не изменишь. Все эти дни я приучал надзирающих за огородами, что если накануне не добрал камень, то за полив я брался еще в темноте и к моменту их прихода мой кусок работы был уже готов. Затем, получив их подтверждение, я на их глазах брал плетеную переноску и уходил вниз по течению в руины за камнем. Так было и сегодня, так что теперь мне некуда спешить, раньше обеда я никогда не возвращался с первой ходки. Ведь я, по-прежнему слабак, которому двадцать килограмм камней непосильная ноша на развалинах древних, что в разы удлиняют любой путь.

Приняв решение спокойно ждать, я откинулся на стену, которая еще не успела нагреться и приятно холодила мое разгоряченное бегом вдоль реки тело. Значит, займусь другим делом, и я решительно закинул в рот полоску завяленного почти до каменной твердости билтонга. После того памятного разговора Кардо с сыном наши дела значительно улучшились. Во всяком случае, мама стала получать настоящую полную пайку за работу. А я начал тайком охотиться. Оказалось что раньше, когда дядя Ди говорил, что ему улыбнулась удача, а я хвалил его навыки, то прав был дядя. Теперь мне лучше понятно то унижение, которое испытывает отличный охотник, который из-за Кардо занимается делом неумех новиков. Охота на квыргалов вообще не требовало никаких других навыков кроме умения смотреть глазами. Я выбирал направление, куда никакая из групп охотников сегодня не пошла, неспешным бегом выбирался за полосу безжизненного песка у развалин древних, в ту их часть, где еще не исчезали одинокие скалы, но уже появлялась густая трава, и начинал смотреть. Вот тут начиналась удача охотника. Можно было весь день нарезать круги, но не встретить ни одного квыргала. Но если ты его увидел, то считай мясо уже в твоем мешке.

Возможно, ребенку и было бы сложно добыть его, но любому новику, имеющему силу и выносливость пяти звезд закалки меридианов, это не составляло большого труда. Лопатка джейра, а еще лучше любого его старшего родственника и неглубокая нора квыргала вырытая им в мягком сыпучем песке, скрепленном только корнями высохшей травы, не могла его спасти. Я отлично помнил презрительную усмешку на лице мамы: 'Жадный дурак!'. И, выкопав одного грызуна, оставлял остальных в покое. И, конечно же, не рисковал приносить домой тушку и варить ее. Пусть маме и перестали впихивать тыкву, но и мяса давать не начали. Пусть самому Кардо, как оказалось, нет дела до нас, но Виргл и Паурит могут внимательно приглядывать за объектами своей похоти и ненависти. Поэтому я превращал мясо в билтонг. Нарезал полоски мяса, чуть подсаливал, вялил их на солнце и, лишь затем, приносил домой. В общем, ужинали мы всегда мясом. Невкусным и тяжело жующимся, но настоящим мясом, а не корнем с его названием. Хотя Лейла иногда начинала плакать и просить наваристого супа. Но главное ее перестало шатать от ветра и ручки, ножки у нее приятно потолстели. А серые глаза мамы потеряли стальной блеск сдерживаемой ненависти.

Я перевернулся на спину и бросил взгляд на небо. Начали кружить. Пришлось начать махать руками и ногами. Проклятые падальщики! Живой я. Живой. И не собираюсь сдыхать вам на поживу! Нечего надеяться и становиться в круг надо мной. Еще чего доброго охотники насторожатся. Чего это за падаль ожидается в руинах? Что там случилось и нет ли там пересмешников или шакалов? Грифы, летите прочь, вам сегодня в любом случае ничего не достанется.

Идут. Я, подползя к окошку, внимательно наблюдал за точками вдалеке. Снова ждать и думать. Будут ли они следовать установленному ранее порядку? В мою сторону направилась одна точка, но Паурит ли это? Я положил руку на рукоять кинжала. Охотники всегда, добравшись до этого места, останавливались. Затем разбегались в разные стороны, кроме старшего в отряде, который оставался ждать разведчиков. Пустошь вокруг — это охотничьи угодья той небольшой стаи пересмешников, которых начали выбивать по приказу Кардо. Сейчас разведчики будут искать, где сегодня охотятся хищники. Многие травоядные и хищники в рывке быстрее обычного охотника пятой-шестой звезды. Но никто из них не может похвастаться такой выносливостью. Травоядные не могут далеко уходить от воды, без которой быстро гибнут. А большинству хищников нужно внимательно выбрать место охоты, потому что упустив добычу раз, преследовать ее или идти на новое место охоты без отдыха для них слишком тяжело, то человек может позволить себе полдня без воды пробежать по пустоши в поисках добычи.

Прошлые две охоты Паурит всегда проверял водопой, который принадлежал только этой стае. Подозреваю, что он это делал по двум причинам. Утром, в десяти из десяти случаев здесь не будет стаи. Они могут вообще не вернуться сюда, территория стаи велика, а если все же надумают, то появятся в своих норах либо вечером после удачной охоты, либо в самую жару, переждать ее. А после ночевки уйдут за добычей в рассветных лучах. Это самое безопасное место для проверки в это время, а он точно не храбрец. Вторая причина — сама вода в озере и, какая-никакая, зелень. Пусть это всего лишь жесткая трава, невысокие плотные колючие кусты акации, несколько ее более высоких товарок, ставших деревьями, и более густая и высокая густая поросль цимбопогона по берегам ручья, что и наполняет крохотное озерцо.

Думаю, если бы это место не было логовом пересмешников, то травоядные давно бы сожрали здесь всю сочную зелень. Самый пик засухи. Дождей давным-давно не было, даже река стала мельче, в пустоши воды стало совсем мало и травы высохли. Я, побывав у логова, всего один раз, для проверки местности был очарован. После голого песка с пучками сухой звенящей на ветру травы у деревни и желтого, покрытого пылью разнотравья в пустоши глаза просто отдыхают глядя на эту яркую сочную зелень. Вот и Паурит наверняка смывает песок с лица и отдыхает в тени акаций, перед тем как отправиться обратно в путь по набирающей силу жаре.

Если руины вдоль реки можно смело считать городом, который когда-то занимал оба ее берега на многие часы пути, то что было здесь предположить сложно. Если позволить разыграться своей фантазии и не забывать что даже сейчас это место удивительно красиво, то можно предположить, что здесь раньше было место отдыха богатых горожан. Здесь не так много домов. Даже если считать что не уцелела лишь половина, то все равно, жило здесь не больше чем в пять раз от жителей нашей деревни. И тогда эта капля воды, еще не испарилась и была огромным озером, плескавшимся у порога крайних домов. А может быть здесь сидели чиновники, которые внимательно проверяли товары, доставленные в город по суше. А никакого озера и родника вообще не было тогда. Кто знает?

Да, это Паурит, с облегчением опознал я крохотную фигурку, оборвав фантазии. Не изменяет себе, это хорошо. Я заставил себя отпустить кинжал и размял затекшие пальцы. Осталось немного, напомнил я себе и своему стучащему сердцу. Бросил напоследок взгляд в небо. Ждут и следят. Всегда в ожидании чье-нибудь смерти. И она близится. Я спустился со своего наблюдательного гнезда и, тщательно следя, чтобы между приближающимся врагом и мной были камни или здания, побежал к подготовленной засаде. Ничего особенного, просто место, через которое, скорее всего и пройдет Паурит. Просто вершина одного из камней, в четыре роста взрослого мужчины, что густо окружают кольцом развалины домов. Просто вершина с принесенными сюда почти от самой деревни камнями. Несколько прыжков, подтягиваний на кончиках пальцев и я замираю, распластавшись на нагретом черном камне. Теперь мне остается только ждать, пока терпимо, но в полдень я уже такой трюк не проверну. Тогда этот камень будет раскален так, что кажется можно на нем жарить мясо.

Вот, сейчас! Я осторожно, двигаясь буквально на кончиках пальцев, проверил то, что говорили мне мои уши. Паурит подо мной! Я сглотнул тяжелый комок в горле и решительно встал. Внизу я отчетливо видел проходящего врага. Первого, у которого я отниму жизнь. Не стоило тебе трогать мою мать. Мудрецы говорят, что нет более жестоких существ, чем дети. Хватит, я оборвал поток мыслей. Просто убей его! Я взял в руки первый камень, занес его над головой, и, еще секунду промедлив, швырнул его вниз.

Тренировки не прошли даром. Камень, который я швырял, наверное, сотню раз, в сто первый попал именно туда, куда я и целил. Между лопаток ничего не подозревающего Паурита. Второго камня не понадобилось, как и запасного плана с вступлением в схватку с убегающим врагом. Я приближался к хрипящему на сером песке человеку, которого пообещал убить и стискивал в руке свой кинжал. Два месяца мне понадобилось на осуществление мести. Осталось совсем немного. Буквально три шага и один удар.

— Паурит, — я остановился в шаге от беспомощного врага. Случалось, что копая норы квыргалов, зверьки попадали под удар костяной лопатки. С моей силой им ломало спину. Именно на подобный результат я и рассчитывал, бросая в охотника камень в две мои головы. — Ты слышишь меня?

— Слышу, — прохрипел Паурит, пуская кровавые пузыри. Хорошо, я боялся, что он умрет, так и не узнав, за что понес наказание. — Пацан, откуда ты здесь? Помоги! Помоги мне!

— Зачем? — я нарочито удивился, прислушиваясь, как все спокойнее бьется мое сердце, а затем сдернул с головы платок и улыбнулся своему врагу. — Это я бросил в тебя камень. Я не буду тебе помогать. Я здесь не для этого. А знаешь, зачем я здесь?

— Ты че? Пацан, ты че? — в маленьких черных глазках Паурита загорелся ужас. Это хорошо, это выражение в них мне нравится гораздо больше, чем похоть, которая и привела его к смерти.

— Когда ты говорил свои первые грязные слова моей матери, я пообещал себе, что ты за них заплатишь, — я принялся объяснять ему, почему он сегодня умрет, мне важно, чтобы он пожалел о каждом мгновении своего поступка. — Пожалуй, я бы ограничился тем, что сломал бы тебе руки, которые ты протянул к ней. Но ты ведь не остановился на этом? Тебе захотелось наказать ее за строптивость, чтобы она была...Как ты сказал, Паурит, помнишь?

— Нет! Нет! — Паурит принялся отползать от меня, видимо спину ему не сломало, спокойно отметил я. — Я пошутил...Нет, ошибся. Ошибся, я! Забудь, пацан, забудь! Я извинюсь перед ней!

— Хочу, чтобы ты знал, Паурит, — я вытащил из нашейного мешочка свой клятвенный камень и показал ему. — В ту минуту, когда ты советовал моей матери быть нежнее с тобой, я поклялся на этом камне древних, что ты умрешь. Умрешь за свои грязные слова и улыбку, которой не место под этим небом.

— Помогите! Помогите! — изо всех сил принялся кричать Паурит, впрочем, получалось у него плохо, мешало отбитое нутро.

— Глупо, — сказал я, возвращая камень на место. — Ты добирался сюда почти час бегом. Ракота с земли даже не видно за горизонтом.

— Пацан! Как тебя, там? — Паурит еще сильнее задергался, отползая от меня. — Стой! Давай поговорим!

Я презрительно скривился. Даже не помнит, как зовут сына той, которую он унижал. Мразь, забывшая от страха про копье и нож, но на что-то еще надеющаяся. Я крепко сомкнул пальцы на кинжале, сделанном для этого мига, и сделал последний шаг к своему врагу. Пинок по руке, которой он пытался прикрыться и быстрый удар в сердце. Мой рондель вошел в его тело по роговую гарду, пробив насквозь, словно оно было из воды. Краткие секунды судорог и Паурит затих. Я смотрел на его мутные безжизненные глаза, теперь потерявшие всякое выражение, слипшуюся от крови светлую редкую бороденку, оскаленные в последнем крике желтые зубы и чувствовал, как тот кровожадный клинок ненависти, что горел в моем сердце, словно тускнеет, утоленный покрывшей его кровью моего врага. Да, кивнул я своим мыслям, пусть эта жажда крови и прорвала мою преграду в Возвышении, но без нее мне гораздо легче. Клятва убить Паурита перестала давить на мои плечи всем весом неба над моей головой, а душа моя словно стремится улететь, такое облегчение я испытываю. И радость. Теперь я могу без стыда глядеть в глаза моей маме.

Хорошо, когда можно свободно расправить плечи и поглядеть в небо, но дело еще не окончено. Я быстро раскатал шкуры, украденные еще два месяца назад. Впрочем, они такие старые, да и валялись в таком месте, что я не уверен, будто их пропажу вообще обнаружили. На шкуры я перенес тело Паурита, его оружие, свои камни и скатал все в плотный сверток. Затем внимательно огляделся по сторонам. Это место просто идеально для меня. Не знаю, чтобы я делал, если бы дело произошло там, где Ракот с легкостью бы узнал все детали случившегося по следам. Здесь же везде тонкий слой песка на каменном основании, который просто на глазах перемешивает ветер, гуляющий между черных остовов зданий древних. Потому сюда и отправили разведчика, что следы пересмешников просто не читаются. Даже сейчас невозможно по свежим следам понять, сколько весил человек, а через два часа, когда пропажу начнут искать, здесь вообще не останется ничего и никто не сможет сказать точно, кто его убил. Впрочем, я больше надеюсь на то, что, даже обнаружив остатки следов, как у ребенка, они не смогут поверить, что ребенок действительно убил и унес взрослого мужчину-охотника. Во всяком случае, не я, которому не дали прочитать наставление о закалке. Тут скорее впору вспоминать детские страшилки о тварях пустошей. Неужели там не найдется истории про крохотного убийцу, съедающего свою жертву вместе с костями. Я усмехнулся, натянул платок на голову и, взвалив сверток на плечо, побежал к далекой реке, значит появится.

— Шиго! — исподлобья оглядевшись вокруг, подмечая, где кто стоит, я начал злобно шипеть, по прежнему не поднимая глаза, еще шагов за десять до весов. — Ты дашь мне сегодня жрать или нет?

— Смотря, сколько ты принес камня в этот раз, вонючий мусор, — заржал тот, кому я когда-нибудь сломаю его ноги. — И не перепутал ли ты их с дерьмом. Ну, по своей тупой привычке.

Я проверил кривые цифры на доске, вот от Шиго точно можно ожидать подлости, и, увидев, что все в порядке, принялся вываливать камни в чашу. Я был грязен, покрыт песком и потом. В общем, изо всех сил радовал своим видом любого из шайки Виргла.

— Пятнадцать, всего выходит, — наморщил лоб Шиго, пыхтя над сложением. — Сорок два. Вот щас я обалдел, вонючка. Это кажись первый раз за неделю, когда ты выполнил норму.

— Я встал сегодня до зари, по темноте полил свои грядки и весь день таскал тебе камни, пока ты сидел в теньке, — огрызнулся я, слегка для начала своего плана.

— Ты врать ври, но не завирайся, — нахмурился Шиго. — Полдня лишь минуло, да и пришел ты только третий раз.

— Хорош мне зубы заговаривать, — огрызнулся я и сделал еще полшага вправо. — Ты мне жрать давай, брюхо сводит! Или ты сожрал мою пайку?

— Да ты воще обнаглел мусор! — изумился Шиго, поднимаясь на ноги и впечатывая мне кулак в лицо. Я отлетел от удара туда, куда и планировал, половиной тела скрывшись от всех взглядов между постаментом весов и стеной склада, и коротко ударил сам себя по губам. Его удар был слабоват для моего теперешнего закаленного тела.

— Это вы уже совесть потеряли! — я вскочил на ноги и, брызгая слюной и кровью при каждом слове, закричал, привлекая внимание окружающих. — Я больше всех норму делаю! А вы паек зажимаете!

— Что вы тут орете? — это откуда-то вылез на свет старик Газил. Прошел насквозь через склад? С той стороны как раз его мастерская. Жаль что он. Старик сам любитель поскандалить, не мне с ним тягаться.

— Да вот, этого дарса словно осы покусали! — ткнул в меня пальцем Шиго. — Вопит, как дурак.

— Да сколько можно! — снова закричал я, стараясь, чтобы меня услышало как можно больше людей, здесь маловато взрослых для моей задумки. — Старший, я уже полгода как двойную норму ношу! Я до ночи бывает в руинах пропадаю, а столько не нахожу! Я еле до деревни доползаю! Мне еще даже одиннадцати нет! Почему двойная норма?! Вы на доску гляньте! Никто больше столько не должен носить! Даже те, кто почти новик!

— Не ори, — старик Газил оглядел любопытных, собирающихся на мой крик, бросил взгляд на ту самую доску и словно плюнул, — Выдай ему пайку. По норме завтра глава решит.

Прижимая к груди мешочек с едой, вяленым мясом к слову, я улыбался разбитыми губами. Дело сделано, правильно я поступил или нет, покажет время. Это единственное, что я придумал, чтобы дополнительно отвести от себя подозрения. Теперь меня точно запомнят, как целый день таскавшего камни. Как запомнят и мою слабость, и кровь от легкого тычка в зубы.

К вечеру поселок загудел. К нам забегал Рат, сообщивший новость. На охоте пропал Паурит. Ушел осмотреть водопой возле логова и пропал. С концами. Даже следов не осталось. Я честно ответил, что туда ему и дорога, а Рат мне мешает готовить ужин и вытолкал его за порог. Я с легкой улыбкой варил не пустую похлебку на корнях а из наваристого честного мяса. Не важно, действительно ли Ракот не нашел никаких следов или пока скрывает правду. Я приложил все свои силы, выполняя клятву, и ни о чем сейчас не жалею. Я поймал пробегающую мимо Лейлу с плетеной из травинок куклой в руках и поцеловал в макушку пахнущую солнцем и ветром. Сейчас я счастлив.

— Привет, — я помог маме расстегнуть ремни переноски, пустой сегодня и, прижавшись к ее боку, пошел к дому. Как странно, понял я, уже скоро я догоню ее ростом, — как ты?

— Как обычно, — устало отмахнулась мама и взъерошила мне волосы, — сегодня только все сразу сдали. А почему у нас так вкусно пахнет мясным супом?

— Поругался на выдаче, — честно ответил я. — Чтобы прекратить мои крики, Газил выдал мне мясо. Никто и слова не скажет.

— Жадина Газил выдал мясо? — с сомнением уточнила мама. — День полон странных событий. Ты слышал, кстати, Кари сказала, Паурит пропал? Завтра охотники будут искать тело.

— Да, слышал, — я широко улыбнулся и поднял взгляд. — Вряд ли они его найдут, река глубока, а я приготовил ему тяжелые камни.

— Леград!

Глава 10

Думаю, что мой план мести Пауриту можно считать полностью удавшимся. И я остался вне подозрений. Не удалось лишь понять действительно ли Ракот не нашел никаких следов или скрыл что-то от простых жителей. Глава деревни никаких подробностей об исчезновении Паурита не оглашал. Но после того дня произошли изменения в привычном распорядке жизни, которые о многом говорили. Например, уже месяц никто не ходит за камнем. Кардо сказал, что добытого пока хватит. Я бы начал беспокоиться, если не о том, что меня подозревают, то хотя бы о своих охотничьих вылазках и тренировках закалки на мосту. Но, противореча сам себе, глава тут же объявил о новых работах. Весь камень пустили на достройку стены вокруг деревни. Если раньше, там, где она была все же сложена, ее высота была по плечи взрослому, то теперь ее поднимали выше. И даже мне было понятно, что за месяц запасы камня закончатся, а стена не будет готова и наполовину. Так что я решил, что все мои опасения пусты. К тому же, если после наказания плетьми и простые сборщицы дерьма ходили группами, то теперь с ними обязательно был охотник с луком и копьем и возвращались они гораздо раньше. А на пересмешников и даже за травами вообще перестали ходить. Я пришел к выводу, что глава опасался скорее хищника ставшего Зверем, чем человека и полностью успокоился.

Я праздновал полный успех своего плана мести. Даже поведение мамы изменилось к лучшему. Хотя она и не признавалась в том, что рада смерти Паурита. В первый день она была больше напугана. Моей судьбой. Ее тревога за меня была так велика, что в первый вечер она даже омрачила мою победу. Тем, что почти оторвала мне уши и выпорола старым ремнем, которым раньше притягивали циновку на окнах. Но все ее страшные крики шепотом о том, что я еще ребенок и мне нельзя мстить и убивать, на меня не действовали. Для себя я все решил уже давно и, небо мне свидетель, ни о чем не жалел стоя над убитым. Правда на второй день мне это надоело, и если сначала я просто терпел и молча слушал все это по второму кругу, то вскоре устал и стал задавать вопросы. А как же Рам Вилор, не знавший поражений? Ведь в восемь лет он убил волка, напавшего на младшего брата. В одиннадцать он защищал стены города и убивал пиковых Мастеров духовной силы. Да, согласился я, глядя на ее ошарашенное лицо, мне еще нет одиннадцати. Да, я не могу за месяц пройти все этапы закалки меридианов. Мой талант не бросает вызов небесам. Но и враг был слабаком, равным мне по силе, а я шестая звезда в десять лет! Что тоже очень неплохо. Тут мама отошла от ступора и выпорола меня снова, но было уже даже не обидно, а скорее смешно. А вот на третий день на меня перестал действовать и ремень. Вот просто перестал. Злая как демон восьмерка чуть ли не изо всех сил махала ремнем, а мне было почти не больно. Так что я просто сказал, что теперь верю, что Рам Вилор мог сражаться с врагами сильнее, чем он сам и встал с лежака. Мол, хватит, а то ты устанешь, а толку нет. И тут же принялся утешать начавшую плакать маму. Больше мы к этому разговору не возвращались. Зато теперь по вечерам мы с Лейлой, снова, как в старые добрые дни, слушали, как мама читает нам сказки. И, конечно же, среди них были сказки и о Раме Вилоре.

А еще я, наконец, узнал историю Рикто. Да и вообще, многое стало мне понятнее в жизни деревни.

— Это долгий разговор, который мне придется начать издалека. Тебе никогда не казалось странным, что в этой деревне все взрослые близки мне по возрасту, а из стариков только склочный Газил? — задала мне встречный вопрос мама, услышав мой про Рикто и его правильную речь.

Действительно. Я никогда не задумывался над этим, но так и есть. И это, если вспомнить предыдущие поселки, в которых мы были, ненормально. Что я и озвучил маме.

— Да, — кивнула она. — Когда долго живешь, а тем более вырастаешь рядом с чем-то необычным, то привыкаешь к нему, как к привычной детали пейзажа, и не удивляешься тому, что сразу бросается в глаза постороннему. Это молодая деревня. Отселенцы. Они все жили раньше в четырехзвездочном Плекто. Если у того же Арройо есть шанс получить еще звезды, то Плекто изначально основан бестолково. Мы там не были, но я наслышана. В округе нет ничего полезного, что позволило бы развить мастерские, а зверья вокруг мало. А вот жителей стало так много, что они начали страдать от нехватки еды. Но пятую звезду не получить за голодные рты. А торговать нечем. Поэтому молодые, те, кто не так давно стали взрослыми и завели семьи, решили отселиться. Ну и старикашка Газил, которого, подозреваю, просто выпнули под зад.

— Почему? — нет, он мне тоже не нравится, но нужно же знать, почему мама сделала такой вывод.

— Да кто ж его знает, — развела руками мама. — Выбирай любую причину. Склочный вредный дед. Жадный до такой степени, что даже в подмастерья взял себе дурака Ма, который ничему большему, чем мять кожи никогда не научится. Да и сам он мастер лишь в этой дыре. Уверена, в Плекто он дожил до седых волос и согнутой спины, но так и не заслужил свое клеймо. Любой из этих причин достаточно было бы, чтобы мой учитель Кривой Ол дал ему пинка с порога своей мастерской, невзирая на свою доброту, которая вошла в поговорки в Арройо.

— А у тебя клеймо есть? — загорелся я, никогда в беззаботном детстве мне не было дела до таких подробностей ремесла мамы или отца.

— Есть, — погрустнела мама. — Одно оно и осталось.

— Мама, а вдруг выйдет так, что ты собираешь деньги не на караван, а себе на инструмент? — лукаво улыбнулся я, обнимая маму, чтобы утешить своим теплом.

— Ох, сын. Думаю, Римило был бы счастлив, что ты осуществил его мечту. Я гляжу на твои успехи и восхищаюсь тобой! Ты вырос и повзрослел так быстро, что я этого и не заметила! — она поцеловала меня и, не отпуская продолжила рассказ. — Собрал их и повел на новое место некто Зариус. Не знаю, что за человек он был, но голова у него на плечах была. Пусть место, где стоит деревня, выглядит страшновато, но выбрано очень толково. Рядом река, не пересыхающая даже в сильную засуху, на первое время есть глина, камень, про отличный песок и говорить нечего. Но главное, здесь есть надежда на будущее.

— Черная гора, — решил блеснуть я умом.

— Верно. Рядом есть она с неплохим источником Силы под собой. А вокруг просто огромное количество зверья. В чем-то действительно уникальное место. Я не так много видела подобных за годы путешествий, хотя рек пересекли немало. Оно словно отпугивает зверей и само бесплодно, а вокруг него кипит жизнь, в двух днях пути отсюда на водопой за раз приходит столько зверей, сколько бывало и за месяц не увидишь в пустоши в другом месте. Их так много, что они даже выбивают всю траву и бывает глодают деревья. Эта пустошь у деревни пуста и однообразна, здесь выжили лишь два дерева, да десяток трав. Но после дождей еды хватает всем, этого не отнять, — мама прервалась налить из кувшина нам отвара, и я вернулся на свое место. — Зариус молодец. Начал строить стену вокруг деревни, сами дома ставить из самана, а не как обычно в новых местах из шкур, палок, сухой драконьей травы и обещаний. Хотя тут лишняя палка это редкость. В первый год они перерыли все руины в поисках камня, кое-что говорят и долбили сами. Начали добывать мясо и шкуры, ходить за травами. Стали приваживать торговцев, сбывая им излишки. Ди говорил, что потом они планировали разбить большие огороды редких и сильных трав на горе и начать охотиться на приходящих к ним Зверей.

— Ого, — я поневоле восхитился задумкой. — Это кто бы на них охотились? Кардо и Миргло?

— Это был план на годы, — мама пожала плечами. — Зариус планировал тратиться на развитие деревни, покупку оружия, снаряжения. Пошли бы слухи, стали приходить люди в поисках лучшей доли. Появился бы кузнец. Из сильнейших охотников за мясом создали бы команду добытчиков Зверей. Первые звезды поселения набирают легко. Нужны лишь люди для числа и учитель закалки для галочки.

— Учитель? — а вот это уже интересно.

— Да. Орикол появился при Зариусе, — это я и сам уже понял. — Когда мы уезжали из Арройо, его еще не было.

— Подожди, — вот тут я не понял маму и ткнул рукой в открытое окно. — А причем здесь Арройо. Это Белая пустошь.

— Как причем? — удивилась мама моему вроде очевидному вопросу. — Да, Арройо в Черной. Но это лишь условности, названия отражающие условия природы, вернее преобладающий цвет песка от разрушенных зданий древних, а значит и земли. На самом деле эта деревушка находится в подчинении Арройо и платит ему налоги.

— Налоги? Мы? — я недоверчиво заулыбался. — Чем?

— Что здесь такого? Налоги платятся не только деньгами, берут все, что только можно довезти до места. Начиная с мяса, клыков и заканчивая? — мама покачала головой, не дождавшись от меня ответа. — Травы. Травы с Черной с удовольствием принимаются в Арройо. Пятая звезда поселка это мастерские! И алхимики в том числе.

— Ага. Да, — со смущением закивал я головой. Эти дарсовы умные книги, где налоги это обязательно золото или духовные камни.

— Так вот, — мама с усмешкой щелкнула меня по носу, смеясь над моим провалом. — Он появился в Арройо уже после нашего уезда. Неплохой Воин шести звезд. Был в боевом крыле ордена Морозной Гряды.

— Это что? — уточнил я. В книгах, что только не называли орденами.

— Морозная Гряда это, — начала мама.

— Свободный город первого круга, которому получается Арройо, с нашей помощью, платит налоги, — перебил я ее, отыгрываясь за щелчок.

— Верно. Главное здесь именование — свободный. Как рассказывал сам Орикол, это значит, что он управляется не членом семьи императора. Он для этого слишком незначителен, даже для боковой ветви. Но и не принадлежит власти одного из крупных кланов или орденов, поделивших между собой территорию первого круга. А принадлежит немногочисленной семье, которая никому напрямую не подчиняется. Довольно уникальное явление, насколько я могу судить из Нулевого.

— А секта? — снова уточнил я. — Это как в книгах? Братство, избравшее веру отличную от имперской, и проводящее обряды во имя выбранного бога, получающее за служение ему уникальные силы? С которыми борется семья Императора?

-Да, — подтвердила мама и поморщилась. — По рассказам Орикола в соседи Морозной гряде выпали не самые приятные секты.

— Да уж, потому он, наверное, их поминает через раз, — заулыбался я. — А, похоже, Орикол много чего вам рассказывал.

— Пока у тебя есть хорошее вино, он отличный собеседник, — мама грустно улыбнулась и спросила. — Ты не помнишь, как они с отцом сидели за кувшином?

— Наверное, помню, — я крепко сжал губы, стараясь не заплакать. В те дни, мне некогда было приглядывать, кого отец приглашает к себе за стол на новом месте. Я сам был нарасхват в любой деревне. Путешественник, которому есть что рассказать своим открывшим рты сверстникам. Беззаботный ребенок, чувствующий за собой незримую поддержку могучего отца и не боящийся, что его могут обидеть без причины. Чудесное время. — Мама, не смотри на меня так. Все хорошо. Продолжай.

— Для того чтобы удержать в своих руках город, его глава объявил о создании воинствующего города-ордена Морозной гряды. Сама его семья небольшая и обычный способ, когда используются только свои силы им не подходил. Их было мало, но у них в руках оказались ресурсы целого города. В ряды ордена, под клятву принимали всех желающих. Боевое крыло ордена как раз и занималось битвами с людьми и зверями. Орикол имел неплохой талант и занимал должность Попечитель леса. Неважно, что конкретно он делал, — помахала пальцем мама, закрывая мне рот с незаданным вопросом. — Важно то, что это третий из шести рангов ордена. Как ты понимаешь, шестой и пятый он не смог бы занять никогда. Почему?

— Глава города, — дал я очевидный ответ.

— Верно. Эти должности заняты им и его семьей. Но как говорил Орикол, шанс в будущем получить четвёртый ранг, Управителя, у него был. Для этого нужно было, в том числе, продолжать удерживать скорость Возвышения и стать в итоге мастером. А вот с этим у Орикола начались проблемы. И он начал утаивать от ордена одну траву, которую ел сам.

— Ел? — я неподдельно удивился, мама неоднократно предупреждала меня о недопустимости употребления в непеработанном виде любой травы обладающей силой, а тут опытный Воин.

— Да. Эта трава была из исключений. Обычно такие травы и называют просто и прямо по его действию. В его случае это были Цветы роста духовной силы. Он утаивал часть и однажды ему крупно не повезло. То, что он съел, оказалось в десятки раз более редкий Цветок духовного водопада, который вырастает на этом растении раз в десятки лет.

— Водопада? — я задрал брови, показывая свое недоумение.

— О, — отмахнулась мама, — как только не изгалялись с названиями всех этих растений алхимики. Потом почитаешь, если захочешь, сборник трав нулевого. Главное, что его можно было только преобразовывать в котлах алхимиков. Энергия, заключенная в цветке была столь груба и сильна, что обожгла ему меридианы и выжгла начисто срединное средоточие. Оно?

— И делает практика Воином.

— Верно. Это, конечно же, обнаружилось. Возможно, простой цветок ему бы и простили, но Водопад был слишком ценен. Обычных штрафников полно в нулевом. Каждый поселок, получивший вторую звезду, получает и подобного учителя, как символ, что они превысили порог населения. Но Орикола выкинули в нулевой с приказом загнать в самую глубокую дыру.

— Я удивлен, что его не казнили, — пробормотал я себе под нос, но мама услышала и ответила.

— Разве его каждодневные мучения не стократ хуже смерти? Он просыпается с мыслью о том, что ему больше никогда не стать Воином и не может уснуть из-за нее же. Думаешь, почему он хлещет пойло?

— А как же его слова о надежде? — скривил я губы в усмешке. Я возможно несправедлив и жесток, но я тоже был беспомощен, но выход нашел, пусть и не сразу. А он уже годы хлещет пойло и плачется ученикам, что они тупые и все делают неправильно.

— Тут дело в такой тонкости. Если ученик подобного штрафника проходит экзамен, то учитель получает право переехать в поселок выше на одну звезду, — подтвердила мои догадки мама. — Но почему учителя появляются впервые в двухзвездных поселках?

— Эээ, их мало? — предположил я.

— Нет, не настолько, первый пояс может загнать сюда любое количество штрафников, было бы желание, — опровергла мама мой ответ. — Просто сравни шанс воспитать десять звезд из сотни детей или из пяти?

— Выходит Орикол действительно попал в самую глубокую дыру, — покачал я головой, изображая сочувствие.

— Ты забыл, что Зариус был умным человеком, — заулыбалась мама.

— Точно, — я даже хлопнул в ладоши от догадки. — Ведь он планировал быстро получить две звезды поселку. Получается, он изрядно обманул того, кто назначил сюда Орикола.

— Верно, — с довольной улыбкой ткнула в мою сторону пальцем мама. — Не знаю, как Зариус узнал об Ориколе, не знаю, что он там врал в Арройо и кому заплатил. Но куш Зариус сорвал огромный.

— Куш? — вот тут я опять не понял. Какой куш был в этом алкаше?

— Сын, я видела сотни штрафников, сосланных из самых разных городов и сект. Я слышала сотни их историй. По большей части они простые неудачники, не способные к Возвышению, совершившие преступления за которые им назначили наказание в нулевом. Редко, очень редко их Возвышение было выше двух звезд. Всем кто выше и в первом поясе находят применение.

— А что значит, было? — уточнил я, это она об их росте уже здесь, после наказания?

— Штрафникам уничтожают средоточие, так как и Ориколу, или блокируют, если вина не столь велика и наказание предусматривает возвращение обратно в первый. И стирают из памяти техники, которым их обучили, — удивила меня мама жестокостью наказания, но тут же объяснила его причины. — Чтобы они никогда не могли сравниться в силах с проверяющими Воинами из первого.

— Подожди, — я нахмурился, вспоминая ее старые слова, — А зачем вы тогда платили золото Ориколу за знания о техниках?

— Ах, — с досадой махнула рукой мама. — До каких глупостей только не договорятся за третьим кувшином мужики без присмотра. К тому же он клялся, что печати запрета касаются только техник ордена. И у него есть одна ими не стертая, потому что им не принадлежала.

— И? — я догадывался из прошлого разговора, что Орикол соврал, но все же интересно.

— Техника была, — неожиданно признала мама, изрядно удивив меня. — Но она была не начального, а среднего уровня и Римило просто не смог даже начать ее понимать за оставшееся ему время.

Мы долго сидели, обнявшись после этих слов, снова утешая друг друга своим теплом и молчанием, которое было пропитано воспоминаниями. Не знаю, о чем думала мама, а я вспоминал, как отец учил меня плавать и как хохотал с берега озера над тем, как смешно у меня выходит следовать его советам. А я помню, возмущался и кричал ему, что скоро утону. Но жизнь продолжается и, услышав звонкий голосок играющей Лейлы с улицы, которая что-то втолковывала своей кукле, мама отстранилась, долила нам свежий отвар душицы и продолжила рассказ.

— Я скажу больше, У Орикола и без этого был шанс уехать отсюда. Если бы уж ему не понравилось здесь в будущем.

— Не понимаю. Какой шанс? — наморщил я лоб. — Ты же сама говорила о пяти и сотне?

— Мы с него и начали разговор, — намекнула мама.

— Рикто? — недоверчиво спросил я.

— Верно. Сын Зариуса, — наконец-то я узнал, что он сын бывшего главы деревни. Тот, чье место занял Виргл. Неудивительно, что я редко вижу его в шайке, его падение можно считать даже ниже моего. Как неудивительна становится и его правильная речь. Если уж Зариус был умен, то и сына наверняка учил, как мама нас с Лейлой. — Говорят, у него был неплохой талант, как и у Виргла.

— А сейчас он просит прощения у Орикола за свой застой, — мрачно уточнил я. Ужасная судьба, заставляющая меня вздрогнуть. Остановиться на полпути к своей мести? Надеюсь, небо не готовит мне такого испытания. Иначе можно вспомнить об Ориколе и бездонном кувшине с вином.

— Да. Это все случилось почти в один момент. Сначала погиб Зариус. Если судить по рассказу Ди, то очень странная смерть, — мама покачала головой, а ее серые глаза затуманились в раздумьях. Она медленно продолжила. — Очень похоже на случившееся с твоим отцом.

— Монстр? — удивился я и стиснул кулак.

— Очень похоже, — мама снова принялась качать головой, словно сомневаясь в своих словах. — Но я познакомилась с темной стороной Кардо. Услышала что-то там, узнала что-то здесь. И у меня все больше сомнений в его рассказе. На охоту отправились Зариус, Кардо, Ракот и Закир. Вернулись только двое.

— Подожди, — я вспомнил слова Кардо. — Закир отдал жизнь за меня. Он ведь так сказал сыну.

— Верно. Казалось бы, это отлично подтверждает историю про Монстра. Но я не верю. Я думала над этим, но все меньше в это верю. Гораздо больше меня настораживают те его слова: 'Я на многое пошел ради твоей десятой звезды'. После смерти Зариуса, все в свои руки взял Кардо, который раньше был его правой рукой. Он был равен ему по силе и авторитету и никто не стал этому противиться, даже не дожидаясь решения проверяющего Воина. А когда тот приехал, то наверняка просто спросил про звезды и оставил сильнейшего здесь на месте главы, раз уж все в деревне хорошо. Но с того момента все дела начатые Зариусом заглохли. Кардо не стал продолжать развивать поселение. А его сын внезапно застыл в Возвышении. В отличие от Виргла.

— Действительно странно все это, — теперь задумался я сам.

— После случившегося с отцом, когда я упорно не верила в обстоятельства его гибели, — прервала мои раздумья мама. — Я поневоле погрузилась в книги о травах. Сначала я искала подтверждения своей правоте, затем источник заработка. И мне попадалась в описаниях одна поистине ужасная штука. И подходящая под мои догадки о Кардо, — я весь превратился в слух. — Черный гриб замкнутого пути.

— По запутанному названию я могу лишь сказать, что его нужно отдать алхимику и только тогда выйдет толк.

— Верно. Неядовитый, а просто малосъедобный из-за своей горечи гриб. Но у алхимиков для него есть простой рецепт, который может осилить любой, у кого есть гриб, горшок для варки и время, — я невольно наклонился ближе к маме, захваченный этим рассказом. — А толк...Толк у него один. Капли конечной выварки хватит, чтобы остановить закалку меридианов. Как побочный результат — человек очень худеет. Тебе ничего не напоминает?

— Рикто, — похолодел я, услышав описание. — Резко остановился на пяти звездах, и он худой, даже не просто худой, а болезненно, до такой степени, что кажется, я видел его кости обтянутые жилами через кожу.

— И я находила этот гриб на Черной горе, — тихо продолжала мама. — Теперь ты понимаешь, почему я не верю в смерть Зариуса от когтей Зверя?

— Выходит Кардо может дать его любому? И нам? — я в ужасе подумал, не остановилось ли мое Возвышение, но затем одернул сам себя. Я прорвался всего несколько недель назад, о чем я думаю.

— Спокойнее, спокойнее, — мама растрепала мои волосы, поняв мои мысли. — Ты же не пьешь ничего из рук Кардо? Да и если бы ты начал худеть, я бы сразу всполошилась. Кхе, кхе, — закашлялась она в смущении, — Ну да, мы все недавно похудели. Дарсов Виргл. Но ведь была причина? А беспричинное изменение я бы не пропустила.

— И что бы тогда сделала? — мрачно уточнил я, давая себе зарок не пить ничего кроме воды, что принес сам с реки. И не просить ни у кого фляги попить. Тем более фляги дороги и мало у кого есть. Вернее есть чаще всего только у связанных с Кардо и Виргло.

— Есть противоядие, — беспечно улыбнулась мама. — Чуть сложнее в приготовлении и из трех трав. Но за эти два года я сумела их все отыскать и отложила в тайник. Просто на всякий случай.

— А Рикто? — спросил я, но сам себя прервал. — Да, прости, о чем это я.

Мы по-прежнему во власти Кардо и эти травы, вероятно в единственном экземпляре, просто страховка мамы для нашей семьи. Если сделать противоядие и дать его Рикто, то....Даже если он будет делать вид, как и я, что его Возвышение замерло, то, что делать с тем, что избавившись от яда, его тело начнет набирать вес? Станет ли он держать в тайне нашу помощь? Поверит ли в вину Кардо за смерть отца и свое состояние? Если поверит, то удержится ли от мести до дня, когда станет сильным? Слишком много подводных камней, о которые может разбиться наша семья. Если мои, еще совсем недавно призрачные, планы на месть успешно осуществятся, то я помогу тому, кто пострадал от рук моего врага. Тем более что все возможности для этого у меня будут. Это все что я могу для него сделать. Я снова повторил в памяти имена тех, кому собирался помочь в будущем. Тукто, Рикто. У них даже имена схожи, усмехнулся я про себя.

Я, отбросив все мысли и планы, с удовольствием окунулся в интересную, после полугода собирания камней, работу по укладке стен. Я в основном работал на тяжелом участке, наверняка спасибо Вирглу, где ее нужно было возводить с самого начала. Но для меня главное было не поднимать ничего тяжелого и не забывать плескать на себя из кувшина, чтобы окружающим не было понятно, что я даже не потею при работе, только от солнца и то, не сильно. Хотя возникали и неожиданные проблемы, но о них после. Для начала мы рыли в песке основание стены, длинную яму шириной в два локтя и глубиной мне по грудь. Затем невдалеке делали еще одну, больше похожую на чашу. Неглубокую и круглую. И замешивали в ней глину с песком, кизяком, рубленой драконьей травой и навозной жижей. Затем бутили основание стены. Бросали в яму слой камней и заливали густой замешанной смесью. Когда камни переставали выглядывать — повторяли снова. Обычно к вечеру мы полностью оканчивали основание. Следующие пару дней, пока оно сохло, мы снова месили саман в прежней чаше, но на этот раз гуще, без жижи, но добавляя мелкую рубленную сухую траву, а не толстые стебли. Все это мы трамбовали в сделанные из обожжённой глины формы. И оставляли на солнце сохнуть большие саманные кирпичи. Затем, заставив всю подготовленную и застланную сначала циновками, а поверх слоем свежей травы площадку сырыми кирпичами, мы начинали укладывать на высохшее основание готовые, сделанные несколько дней назад и почти полностью высохшие, кирпичи. Только прилипшую траву отдирай от низа. Или же переходили копать основание для нового участка стены, если на укладку кирпича были еще свободные руки. В итоге у нас получалась стена в два локтевых кирпича толщиной и высотой до пальцев вытянутой руки взрослого. Думаю не нужно говорить, что я пару раз пытался поднять один такой кирпич, но сделал вид, что для меня это непосильная задача. Их таскали как минимум пятизвездочные. А мы, пацаны, были, как принеси-подай. Но должен сказать, что мне даже понравилось работать на стройке. И я зря умничал и смеялся над Кардо. За месяц мы полностью окончили стену, и камень даже остался. Теперь деревню окружала настоящая стена, придавая ей гораздо более солидный вид. Нужно ли говорить, что за этот месяц не было ни одного нападения на людей. И жизнь деревни потихоньку возвращалась в старое русло. А я радовался своей самой быстрой и легкой звезде. Я достиг седьмой. Всего за полтора месяца! И думаю благодарить нужно свершившуюся месть. Может, не зря в сказках всегда говорится, что небо приглядывает за давшими обеты? И награждает или наказывает их. Кто знает?

Глава 11

Наверное, да что там, буду честным сам с собой, я действительно был неправ. Но терпеть и дальше было просто выше моих сил. Да, работать на стене мне понравилось. Не буду отрицать. Да, находиться в компании было интересно. Не сразу, меня все эти разговоры о пустом поначалу просто выворачивали. Похоже, я просто одичал на своем камне, как и хотел Виргл. Но затем я втянулся и начал даже находить в этом трепе ни о чем удовольствие. Но сколько можно? Видит небо, я действительно отвык быть с кем-то. Больше месяца я уже не был наедине с пустошью и своими мыслями. И сегодня я не выдержал. Договорился с Ратом и Тукто, что они дотащат мой тюк с колючкой. А сам, сделав вид, что живот прихватило просто смертельно, уговорил дурака Ма, возвращаться без меня. Догоню мол. Само собой, никто из остальных подростков не горел желанием составить мне компанию среди низкой травы. Конечно уже пошли редкие дожди, и пустошь потихоньку зеленеет. Но ни полевичка, ни цимбопогон еще не успели подняться стеной. Ведь я специально выжидал, когда мы далеко уйдем от куртины акаций. И вот, убедившись с высоты свинцового дерева, что весь отряд скрылся вдалеке, я, наконец, остался один.

Это жутко выматывало. Я смог привыкнуть к опущенным плечам, взгляду в песок и вечно грязной порванной одежде, которая уже буквально сопрела на мне и расползалась от старости на нити. Жить словно два разных человека. Один для глаз семьи, другой для глаз деревни. Я словно лицедей в театре, что описывался в книгах, представлял, как выходя за порог дома, натягиваю на себя маску изгоя и отверженного. Мусора. Отброса. И это было трудно. Особенно оставшись без отдушины в виде часов, когда я будто уходил в руины в поиске камней и мог быть самим собой. Но я справлялся. Проблема пришла с другой стороны. Поднявшись на седьмую ступень закалки, как Виргл, я понял, что скрывать свои силы гораздо сложнее, чем лицедействовать. Я стал слишком быстр, чего, кстати, вообще ни за кем не замечал из деревенских жителей, слишком силен. Я мог махнуть рукой, сгоняя муху, прилетевшую полакомиться соленым потом, так, что рука со свистом рассекала воздух. Мог походя, наткнувшись бедром на угол здания, отломать кусок самана от него. Повезло, что такие случаи прошли незамеченные. Мне приходилось контролировать каждый свой жест, каждое свое движение. И это выматывало до такой степени, что иногда, в ответ на безобидные слова соседа, хотелось наорать на него или вообще ударить так, чтобы он отлетел и больше не смел со мной заговаривать. Хотелось схватить тяжелый кирпич и швырнуть его в проходящего мимо Виргла, чтобы он упал, захлебываясь кровью, как Паурит. А я скрипел зубами, глядел в песок, говорил о какой-то ерунде.

Новые распоряжения о сборе сухих колючек я воспринял как подарок небес, но был разочарован действительностью. Нас не выпустили одних. Да и вообще, это не шутка, мы выходили за пределы песка, за пределы нор квыргалов и безопасного пояса и останавливались лишь там, где пустошь окончательно проявляла свою власть и могла похвастаться когда-то густой травой, колючими кустарниками, мелкими акациями и даже редкими настоящими деревьями. Глупо на самом деле было надеяться, что туда, где могут быть не только безобидные джейры, но и пересмешники с пумами, кто-то отпустит детей одних. Но столь близкая свобода так манила меня, что я махнул рукой на осторожность. Гораздо хуже будет, если на днях я сорвусь на людях и разрушу весь свой план мести. Так я то ли утешал себя, то ли обманывал, провожая взглядом уходящий отряд.

Произошедшее со мной дальше я после мог объяснить только кратковременным сумасшествием. Или же наказанием небес за столь быстрый рост в звездах. Допустим, первый час, когда я бегал со всех ног за шакалами, награждая их пинками, прыгал на деревья, проломил проход в купине колючки, распугав птиц, бросал камни в джейров, вопя про старые обиды, хорошо не убил никого, еще можно было понять. Но вот то, что я начал творить в дальнейшем.... Кажется, мне показалось, что вожак мечерогов как-то не так смотрит на меня. Не помню, все в памяти словно заволокло пылью, которую я поднял во время бега. Я ворвался в стадо, пинками разогнал их и, ухватившись за длинный прямой рог вожака, принялся охаживать его кулаком. В ужасе, с испуганным блеянием стадо бросило своего вожака и помчалось прочь, добавляя в воздух мелкую светлую пыль. Кажется, сложно было сначала дотянуться до рогов и выдержать первый его рывок, когда он просто поднял в воздух мое легкое тело. Но я справился и мечерога отпустил, только когда он обессиленный рухнул на колени. И то, только потому, что заметил в траве одинокого пересмешника. На свою беду, разыскивая для стаи больную или раненную жертву, он нашел меня. И примерил на себя ее роль.

Тут я отчетливо помню, что он показался мне похожим на Виргла со своей отвратительной усмешкой на морде. И я, забыв про несчастного мечерога, в два прыжка оказался у новой цели. Некрупный пересмешник оскалил зубы, намереваясь кинуться на меня, а я, кажется, улыбнулся и пнул его в бок. К счастью, с каждым ударом я становился все более спокойным и все более походил на самого себя. Так что вскоре я уже вполне осмысленно проверял на подвернувшемся противнике границы своей силы и ловкости. Как там звучал совет, который я слышал уже дважды? Искать себе равных противников? Отлично, начнем с пересмешника. Но с каждой минутой схватки, больше похожей на избиение, убеждался, что если меня не застанут врасплох прыжком из засады, то, пожалуй, среди простых хищников пустошей для меня нет противников. Возможно этот же пересмешник мог откусить мне руку или ногу, я не обольщался своей закалкой тела, видя размер его зубов, но я был слишком быстр для него. Он вообще казался мне стоящим под водой. Так плавны и замедленны были для меня его действия. Я видел, как он расправлял лапы, отрываясь от земли, и тут же одним рывком оказывался вплотную к нему, впечатывая кулак ему в брюхо и останавливая прыжок.

— Все, — заключил я, стуча пяткой в скулящую тушку пересмешника. — Можешь ползти обратно в стаю. Скажешь, здесь вообще жрать нечего, а по морде дают. Похоже, мне нужно искать настоящего Зверя, чтобы найти себе противника. Не подскажешь такого в округе? Пересмешник не отвечал, а кажется пытался прямо под моей ногой вырыть нору, в которую можно было бы спрятаться от моих издевательств.

— Великолепно!

Этот спокойный, полный осознания своей силы голос, раздавшийся со спины, подействовал на меня как прыжок в утреннюю холодную воду реки после часового бега на пределе сил по развалинам. Когда разгоряченное тело падает в холоднючую воду и дыхание, словно замирает в груди. Я медленно, понимая, что случившегося уже не изменить, повернулся к говорившему со мной. Это был среднего роста смутно знакомый мне мужчина. В запыленном просторном халате коричневого цвета с обвязанной когда-то белым платком головой. Не скажу, сколько ему лет, но я вижу первую седину в его ухоженной густой бородке, а вот и усы и щеки у него гладко выбриты. Он сидел на каком-то Звере, похожем на огромную ящерицу желто-зеленого цвета только с невероятного размера когтями, огромными, толи шипами, толи рогами на голове, и с седлом и сумками на узкой спине. Сбоку от наездника висели короткое копье и сабля. Но главное, главное было в том, что на шею мужчины тоже был намотан белый платок и на его хорошо видимом мне конце был простой и гордый набросок черным трех горных вершин покрытых снегом.

Воин Морозной гряды. Кажется тот же самый что и год назад, поэтому он мне и кажется знакомым. Если я верно помню эту необычную длинную бородку, которая растет только на кончике подбородка. Обычно у наших мужчин либо борода разной степени ухожености на все лицо, либо бреются полностью, у кого есть терпение шкрябаться наощупь бритвой. Я, лихорадочно вспоминая все, что слышал об этикете между практикующими, сорвал с головы платок, бросив его под ноги, приложил кулак к открытой ладони и чуть поклонился, опустив глаза с Воина в землю.

— Младший приветствует старшего!

— Подойди поближе, — Воин похлопал по грубой запыленной спине ящера, подзывая меня.

— Старший! — приблизившись к собеседнику, я замер в новом неглубоком поклоне, на это раз вытянув руки вдоль тела.

— Я поражаюсь все больше и больше, — сделав короткий жест ладонью, который я различил краем глаза, разрешающий мне выпрямится, Воин покачал головой. — Такая вежливость в этой дыре. Я и в Арройо могу на пальцах пересчитать дословно соблюдающих этикет. Сколько у тебя звезд?

— Этот младший достиг седьмой звезды менее пятнадцати дней назад, — ответил я, не выпрямляясь.

— Ты выглядишь просто ребенком, — продолжил собеседник, — сколько тебе лет?

— Этому младшему через месяц будет одиннадцать.

— Одиннадцать? — Воин смолк на долгие секунды, заставляя меня нервничать. — Посмотри мне в глаза! Что ты сейчас делал с этим несчастным животным?

— Младший испытывал свои новые силы, — выпрямившись, и глядя в темные глаза Воина, ответил я почти правду, надеясь, что он не видел избиения несчастной антилопы.

— Почему в таком возрасте ты здесь один?

— Здесь? — осмелился я уточнить.

— В пустоши, вне безопасных стен, без старших? — перечислил Воин.

— Этот младший отстал от своей группы, чтобы провести проверку, — снова ответил я полуправду.

— Почему, даже если стереть с тебя пыль пустоши, ты выглядишь как грязный оборванный нищий? — я увидел на лице Воина гримасу.

— Этот младший не очень ладит с людьми в деревне, — позволил я себе немного пожать плечами.

— Ты, достигший в одиннадцать семи звезд, не ладишь с жителями? — удивился Воин. — Это ведь та дыра у реки, где пьянствует Орикол?

— Верно Старший, — я коротко поклонился, лишним не будет.

— И Орикол не вцепился в тебя будто клещ? — Воин расправил платок, свисающий на грудь, и провел рукой по гербу, но смысла его жеста я не понял, стряхивал пыль? Вспоминал город? — Ты понимаешь степень своего таланта?

— Этот младший считает свой талант немного лучше хорошего, — я опустил глаза на шею собеседника, не выдерживая давления его взгляда. — Уважаемый Орикол не знает о моем таланте.

— Как много интересного я узнаю из твоих ответов, — всадник покачал головой. — Я слышу столько старой, но еще не остывшей, ярости в твоих словах. Небеса бросили в руки Ориколу изумительную драгоценность, но он втоптал ее в навоз. Как твое имя?

— Леград, — я снова совершил поклон.

— Хорошо, увидимся в деревне.

— Старший! — я поторопился принять позу смиреной просьбы. Тело склонено параллельно земле, ладони сложены лодочкой и вытянуты над головой.

— Говори, — я не вижу лица собеседника, но и не слышу в его голосе удивления. Он догадывается о моей просьбе. Но она должна быть озвучена. Я не знаю, что в голове у этого Воина и что он будет делать дальше.

— У этого младшего просьба к Старшему, которая не будет сложной для него.

— Ты переигрываешь в своем угождении. Я сам решаю, что для меня сложно, а что нет, — перебил меня Воин. — Продолжай.

— Младший умоляет Старшего не говорить в деревне об этой встрече и о том, что этот недостойный идет по пути Возвышения. Умоляю Старшего оставить эту встречу между нами.

— Похоже, слово 'не ладит' плохо описывает твою жизнь, раз ты так смиренно привык просить снисхождения, — Воин помолчал. — Во сколько ты начал заниматься и с какой звезды?

— Этот младший занимается возвышением восемь с половиной месяцев, — я не рисковал разгибаться, все висит на волоске. — Младший начал с третьей звезды.

— Я видел, как ты сорвал ветку колючки и стегал ею пересмешника, покажи мне ладонь, — приказал Воин и внимательно осмотрел ее. — Идеальная закалка. Тело и душа, идущие к небесам бок о бок. Хорошо. Эта встреча останется между нами. Мне интересно, что получится из тебя, Леград. Если ты сумеешь дойти до конца, то польза городу будет велика.

Воин снова намотал на лицо платок пустынника, защищающий от пыли, и стукнул бока ящера пятками. Я посмотрел вслед Воину, который быстро удалялся в сторону деревни, подымая в небо густую пыль, и сам оглядел ладонь. Целая, хотя он, скорее всего, ожидал увидеть ссадины от шипов. Но у меня давно сошли даже старые мозоли от камней. Хорошо, что на стройке можно было вымазаться грязью, и никому не было нужды присматриваться ко мне. Похоже, мое состояние с повышающимся сопротивлением тела не уникально или, во всяком случае, известно вот этому Воину. Идеальная закалка. В общем, и я почти также назвал. Только мое отдельное — закалка тела, закалка меридианов объединили в единую — идеальную. Хорошо, что я смог заинтересовать этого проверяющего и теперь есть надежда, что моя тайна останется не раскрытой. Но каков гад! Я раздраженно пнул землю и наконец сплюнул скрипящую на зубах пыль. Мы тут неделю корячимся и собираем колючку, чтобы по его приезду топить только ею и не раздражать важного гостя ароматами горящих лепешек джейров. Мы ждем его только через три дня, а он уже тут. И надо же было так мне повезти! Совпадение достойное великого неудачника! Впервые за почти год я сорвался и это увидел во всей красе человек, который тоже бывает здесь всего один день в году! Я с ненавистью снова плюнул под ноги и побежал в деревню, забирая чуть в сторону, чтобы не глотать поднятую пыль. Как бы суметь маму предупредить о нависшей над нами угрозе? Всего одно слово и единственное, что нам останется — это бежать в пустошь. Нужно быть готовым и к этому варианту.

Как и в прошлом году, после приезда проверяющего Воина вся обычная жизнь деревни полетела в пропасть. Начнем хотя бы с того, что вернувшись за ограду, я обнаружил, что тут уже готовили праздничный ужин. Готовили на этой проклятой колючке, которая и втравила меня в беду. Она давала отличный жар, но и прогорала просто мгновенно. Поэтому с ней никто и не связывается обычно. Будем надеяться, что мы ее приволокли достаточно. До прихода мамы, которую просто не было способа предупредить, я больше мучился от вороха мыслей, что терзали меня, чем занимался делом. Откуда у нас ценные вещи, что заслуживают того, чтобы их тащили на своей спине в пустошь? Так что сборы заняли у меня меньше часа. Немногие запасы еды, огниво, простая кухонная утварь, по большей части облитая белой, она просто легче, большой сверток шкур и кож, немного одежды, больше для сестры, пара самых дорогих книг и то, что мама продолжала именовать моим наследством. Сборник рецептов и описаний, связанных с работой по металлу и самый малый набор инструментов кузнеца. Я вытащил из ниши между ложем мамы и стеной небольшой сундучок из полированного дерева мопани и кожи буйвола, с уголками из бронзы. Немного поколебался, но все же расстегнул ременную застежку крышки и откинул ее. Внутри были аккуратно и плотно уложены инструменты. Я вытаскивал их и наслаждался ощущением их тяжести, гладкости, надежности. И конечно воспоминанием, что их так же сжимали когда-то руки отца. Клещи, ручник, гладилка, раскатка, гвоздильня, зубило, подсечка, обжимка, подбойки и пробойники в отдельном раскладном подсумке. Ну и конечно, там был молот, лежавший на дне, который, как думает Кардо, самая дорогая вещь в наборе. Он сильно ошибается. Самое дорогое здесь как раз самое мелкое и сделанное из стали, которой просто нет в нулевом. Например, пробойники, которыми пользовался еще дед отца и, на которых, я провел пальцем по кончикам от самого тонкого к самому толстому, нет ни следа от сотен тысяч ударов. А молот. Что молот? Его можно сделать почти из подручных материалов. На первый раз даже из камня древних. Жаль, что всем этим отец меня считай и не учил пользоваться. Мал был, да и вечная дорога. Так, нахватался в редкие дни, когда отец иногда напрашивался на работу в чужой кузне.

Солнце начало клониться к земле, окрашивая небо красным, вернулась мама, которую я огорошил тревожными вестями, а никаких криков вокруг нашего дома по-прежнему не слышалось. Похоже, пронесло и меня не выдали. Если только Кардо не ждет нас на площади, что вряд ли. Но страшись, не страшись, а делать было нечего и мы всей семьей двинулись в центр деревни на звук гонга. Приезд Воина это не то событие, что можно пропустить, оправдываясь запретом на посещение тренировок. Как бы Кардо нас не любил, как бы не потакал сыну, но чтобы оказать почтение важному гостю, его должны приветствовать все жители. Если приехавший Воин узнает, что кто-то не появился поклониться ему, думаю, деревня тут же поменяет главу. Да и нам не поздоровится. Это традиция, ставшая законом. Поэтому Кардо будет внимательно осматривать пришедших на зов гонга.

Почти без лишнего шума жители деревни выстраивались с трех сторон за символической невысокой оградой вокруг площади в центре деревни. Взрослые были серьезны, и того же требовали от детей. Лишь раз у кого-то начал возмущаться совсем мелкий, но ему тут же заткнули рот. Все смотрели в сторону дома Орикола, который стоял сразу за проходом с четвертой стороны. Там, за распахнутыми воротцами, на деревянном стуле сидел уже знакомый мне Воин. Уже без просторного халата странствующих пустынников, в традиционных штанах и длинной обтягивающей рубахе, сшитых из тонкой блестящей и гладкой ткани, которую вряд ли могут делать в нулевом. Все темное, почти черное, но с вышитым ярким красным узором на рукавах и отворотах и серебряным гербом города на груди. Мне почему-то кажется, что даже его темные волосы отливают красным. Сейчас, рядом с громилой Кардо, тем более сидя, он совсем не выглядел на свой средний рост. Скорее коротышка. Да и сняв балахон пустынника, выяснилось, что и могучим телосложением он не блещет. Но это все было не важно. Важна была его сила Воина и власть города, незримо льющаяся из герба на его рубашке, вместе пригибающие головы всех людей на площади, заставляющие склониться в угодливом поклоне даже нашего самовольного вождя. Кардо, убедившись, что собрались все, откашлялся и громко произнес в царящей тишине.

— Жители деревни, — тут он махнул рукой.

— Приветствуют! — почти слитно ухнула толпа, и все мы склонились, прижимая руки к бедрам.

— Уважаемого проверяющего! — закончил Кардо, не разгибаясь.

— Хорошо, — Воин снова, как и в разговоре со мной, коротко повел рукой снизу вверх, разрешая выпрямиться, и спросил, не поворачивая головы. — Орикол, ты снова не удостоишь меня хотя бы кивка?

— Здоров, Тортус, — спокойно ответил наш пьяница, сегодня на удивление трезвый. И даже выбритый, что за минувшие, после покупки мной у него наставления, дни, случалось всего раза три. Говорили они, ничуть не понижая голоса, будто нас и вовсе не было здесь. И от почти презрительного тона, которым наш Орикол общался с всемогущим проверяющим, даже у меня сводило холодом живот, что уж говорить об остальных простых жителей. Но его собеседник был спокоен и расслаблен.

— Пусть так, — кивнул Воин. — Начнем с главного вопроса. Есть ли в этом году претенденты?

— Нет, пусто, — Орикол бросил короткий взгляд на Воина и снова принялся бесцельно блуждать глазами по стоящим напротив людям.

— Уважаемый проверяющий, прошу к столу, основное угощение подоспело, — Кардо повел рукой в сторону деревянного же стола, накрытого светлым полотном и уже заставленного едой на зеленой обливной посуде. Кардо постарался и накрыл стол так богато, как только мог в нашей деревне. Одна посуда, которую мама никогда не решалась купить, говорит сама за себя.

— Нет, глава, подожди. Я каждый год неделями скачу по вашим пустошам, то сплевывая пыль, то мокнув под дождем. И для чего? Чтобы отведать вашего жесткого пережаренного мяса, в которое вам не по карману положить даже специй? — Воин пропустил через кулак бороду. — Мне это надоело. Сегодня мы проводим большой смотр практикующих. Орикол!

— Тортус, оно тебе нужно? — бросил короткий взгляд на собеседника наш пьяница.

— Мое терпение на исходе, заслуги прошлого не бесконечны, — Воин же даже не повернулся, продолжая смотреть выше наших голов на алое небо.

— Виргл, Порто, Шиго, Ларг — экзаменационные гири на площадку! К первой скамье тройку и дальше по порядку. Передо мной девятка. Бегом!

— Список ранжирования, — Воин вытянул в сторону Орикола руку.

— Отсутствует, — процедил тот.

— Ты здесь уже почти четыре года. Хорошо хоть некоторых учеников знаешь по имени, — Воин помолчал. — Ты думаешь, что падать дальше некуда. Это просто дыра даже без названия, хуже которой и нет в этих краях. Но представь, что я сейчас, при всех жителях, изобью тебя до полусмерти.

— Я презираю сам себя, что мне до мнения слабаков? — теперь Орикол глядел на Воина, не отворачиваясь.

— Намекаешь, что после тоже возьмешь свое силой? Хорошо. Я приеду сюда еще раз. Затем меня на посту сменит Дамтур, — Воин снова пропустил бороду через кулак. — Что ты будешь говорить ему?

— Сейчас будет тебе список. Виргл, тащи мне бумагу и чернила! — Орикол крикнул, не глядя на него, и не видел, как тот сначала бросил взгляд на отца и лишь затем убежал за дорогой бумагой. И это заметил не только я, хотя Тортус по прежнему не опускал с неба глаз.

— Орикол, как бы ты не храбрился, я вижу, что тебе все же есть куда падать дальше, — на губах Воина появилась тень улыбки, а вот у Орикола отчетливо вспухли желваки на щеках. — Веди смотр, учитель.

— Дети, слушайте внимательно! — теперь голос Орикола гремел над площадкой. — Каждый, кто станет десятой звездой, уедет отсюда в первый круг и заберет с собой кровных родственников. Все, кому близится десять лет, и кто желает ступить на дорогу Возвышения, ведущую в небеса, могут выйти на эту площадку и пройти первый свой экзамен. Я зафиксирую ваши результаты. Через год, вы сможете похвастаться своими успехами. Каждый, кто на глазах уважаемого Воина возьмет следующую звезду, получит подарок от нашего главы. Десять килограмм свежего билтонга!

Внимательно наблюдая за происходящим, я видел, как дернулся от этих слов Кардо и, хотя улыбка не исчезла с его лица, но стала выглядеть как свежая шкура, натянутая для просушки. Перед лицом проверяющего Воина пообещать ему такие убытки. Первые звезды берут все. Исключений нет, как бы не был плох твой талант. И ведь не отступить. Иначе можно потерять лицо перед ним или даже оскорбить. Я злорадствовал недолго. Рядом со мной, без всякого уважения к старшему, оттерев плечом нашего соседа, встал Шиго.

— Отброс. Если ты думаешь, что этот шанс тебе дан этим самым небом, про которое вечно болтает Орикол, то ты ошибаешься. Можешь выходить. Виргл сказал тебе не мешать. Но тогда мы каждый день будем сами проверять твою силу. Кулак против кулака, — Шиго сунул мне под нос свой с плотными мозолями на костяшках, от его любимого мешка с песком. — Думай.

Я поднял глаза, которые при Шиго сразу опустил вниз и столкнулся взглядом с Воином, который, наконец, опустил глаза и внимательно наблюдал всю эту сцену. Еще бы Виргл попробовал мне помешать выйти на площадку. При Воине начать драку! Проще прыгнуть со скалы. Все легче последствия будут. Я улыбнулся Тортусу и снова опустил глаза. Я не буду выходить и объявлять всем, что я хочу вступить на путь Возвышения и начать развитие духовных меридианов. К чему кричать об уже давно свершившимся? Нет, я по-прежнему никчемный отброс. Порадую Виргла. Ему недолго осталось. Кстати! А ведь Кардо могло перекосить и по другому поводу! Он через год, каким-то чудом, хочет, чтобы сын взял десятую звезду. И уедет отсюда. Какая ему будет разница сколько и кому выдать мяса. Но если раньше он мог сказать, что сын в прошлом году немного не дотягивал, то теперь, когда появится запись о его текущей седьмой! Что он сможет сказать? Ему нужно будет убедить этого Тортуса, что в его сыне проснулся талант, и он проскочил три звезды за год! Пусть попробует! Мне, кстати тоже предстоит пройти этот же путь, если я хочу успеть отомстить Кардо. Прежняя гора в четыре года сейчас кажется мне немного низковатой. Если я не хочу упустить убийцу отца, мне нужно взбираться на ту, что обещает привести меня к вершине всего за два! И половину времени я, считай, уже потратил.

А между тем, на площадку выскочили несколько младших ребят. И я с удивлением увидел среди них не только Тукто, которому немного рановато, но и Диру, дочку дяди Ди и Ралио. Она тоже хочет развивать меридианы и достичь десятой звезды? Или ее цель не столь высока? Конечно, можно было бы закрыть на это глаза, ведь не зову же я Ралио тетей и не помогаю советом Рату, названному в честь матери. Но сам Рат никогда и не ставил себе целью покинуть эту деревню. Он лишь хотел получить пятую звезду и начать ходить с отцом на охоту. А от Ралио я видел лишь обычную помощь доброй соседки. Она не поддерживала нашу семью так, как дядя Ди, которого я считаю ее частью. Посторонний вряд ли понял бы эту избирательность в моем отношении к ним. Нужно внимательно посмотреть, как будет учиться Дира, и узнать, чего она хочет добиться. Странно конечно признавать это, но если ее цель вырваться отсюда, то я не смогу оставить ее без помощи. Пусть это и опасно, но можно все хорошо продумать, чтобы остаться вне подозрений.

Орикол продолжал говорить дальше, все повышая количество звезд для испытания. Речь его текла плавно и без остановок, полная восхваления Возвышающихся и неба, которое смотрит на них. Видимо этот смотр был ему знаком и участвовал он в подобных десятки раз. Из интересных событий можно было отметить, что Тукто получил третью звезду, Дира не смогла взять этот вес и была очень расстроена. Шайка Виргла не изменила своих результатов, которые я видел из сарая. Хотя Виргл пытался, да. Но выглядел при этом ничуть не лучше Порто, над которым смеялся Вартус. Видя неудачу своего босса он, конечно, промолчал, верная шавка. А еще я, наконец, увидел эмоции на лице проверяющего Воина. Это случилось, когда Миргло вышла, попытаться взять девятую звезду. Зрелище почти двухметровой женщины, одни руки которой были больше, чем его ноги, а ноги, плотно обтянутые кожаными мужскими штанами, толще, чем я сам, выбило его из безразличного созерцания экзамена. Да, когда рядом проходит Миргло, никто не может остаться равнодушным. Я сам всегда с ужасом гляжу на нее. Бедный, бедный Котил!

— Смотр окончен, почтенный проверяющий, — Орикол стоял прямо, одним видом отрицая свою вежливость.

— Позволь уточнить. Перед своим учителем выстроились все юные возвышающиеся этого места? Ты никого больше здесь не назовешь своим учеником? — услышав этот вопрос, я напрягся, это Воин явно обо мне.

— Странный вопрос, Тортус, — Орикол нахмурился. — К чему ты ведешь? Да, я подвел нашего учителя, но хватит мне этим тыкать! Мне никогда не быть как он!

— Закончили, — кивнул Воин и пропустил бороду через кулак. — Озаботься копией списка, я уеду с восходом. Глава, начинайте пир по случаю экзамена и появления в вашей деревне тех, кто впервые вступил на дорогу, ведущую к небесам.

— Даже не знаю, рад ли я, что ты, отброс, стал таким послушным, — влепил мне под ребра кулак Шиго, перед тем как уйти. Но мне было не до его тщетных усилий. Главное что все мои тревоги были напрасны.

Глава 12

Снова! Эта дурочка! Она снова рыдает! Каждый вечер она прётся на площадь, прямиком в теплые объятия шайки Виргла. Хотя, конечно, упрямства ей не занимать. Не могу не признать этого. Второй месяц, как она каждый день выслушивает их почти неприкрытые насмешки и оскорбления. Как же, девчонка на тренировке! Она единственная из них за все годы существования деревни, кто занимается Возвышением. Пусть и лет этих было меньше, чем пальцев на одной руке. Обычно женщины деревни считают, что это не их дело и оставляют Возвышение на мужчин. Исключение из этого — Миргло.

Вот шавки Виргла и пользуются поводом. Особенно один крысёныш, которому только дай волю и новую жертву. Но она не кричит, не истерит, не обливается слезами. Камень древних, крепкий и непоколебимый, а не девчонка. На их глазах. А вот стоит ей скрыться за низкими оградками домов, как она забивается за сарай возле загонов и рыдает. Мне сейчас отлично слышны её всхлипывания и какие-то жуткие подвывания, от которых сжимается сердце. Не могу никак определиться кто она? И впрямь дура? Или из тех людей, которые любят, когда об них вытирают ноги? Я бы понял ее мучения, если бы на площадке был доступ к чему-то уникальному. Если бы там, хоть иногда, появлялся Орикол, к примеру, и его нужно было ждать, чтобы выслушать наставления и советы. Но приходить туда, чтобы поглощать энергию мира и при этом тонуть в словесных помоях? Это выше моего понимания.

Тот же Тукто в этом вопросе умнее её. Он был на тренировочной площадке вместе со всеми только раз, на следующий день после вручения книги по закалке. И его не задирали, ведь он не девчонка, у него там брат в конце концов. Но на площадке он появляется только тайком и где-то всего раз в месяц. Во всяком случае, я однажды его там заметил и как раз через месяц после уезда Воина. Орикол уже давно не появлялся со своими нравоучениями. Виргл поначалу делал вид, что никаких совместных тренировок нет, но сейчас все вернулось к прежнему виду и гири валяются по всей площадке. Вот в темноте, при вспышке молнии, я увидел странное шевеление и проверил. Там Тукто тайком пробовал свои силы.

Но как! Придурок! Мне хотелось выскочить, не хуже, как тогда наш единственный в деревне пьяница, и вломить ему хорошую затрещину. Для проверки наличия мозгов. Он пыжился, кряхтел, делал перерывы, но раз за разом поднимал каменюку с тремя звёздами на боку. Дарсов Виргл, всем, всем мозги залил этой дрянью с гирями. Он уже никому ее не льет в уши, а она сама им лезет. Эти мелкие только видят, как он со своими шавками пыхтит, и лезут повторять. Как тупые джейры в загоне. Примани вожака куском солонца и все остальные побегут за его хвостом. Им ничего не даёшь, а они бегают по твоему желанию, обходясь одной надеждой и далеким видом недосягаемого лакомства. Как же! Все бегут! Вот и тут: вроде и мозги свои есть, и книгу им в руки дали. А гляди же. В общем, выскакивать я не стал, сплюнул от злости в песок под ногами и пошёл обратно домой, пока дождь не дошел до деревни.

Конечно, я обещал сам себе, что помогу им. И даже решил, что это не так сложно сделать. Но обдумав эту мысль, понял, что как бы я не мудрил, просто на слово мне не поверят. Вот если бы Орикол вылезал из вонючего дома и занимался своей работой, вправляя мозг начинающим, пусть и через затрещины, то всё было бы замечательно. Но он опять глушит пойло, Виргл и прочие продолжают тягать гири, Кардо снова закрывает на это глаза, а эти сопляки примеряют к себе всякую увиденную у старших дрянь. Так что если я его поймаю и начну ему гнать байки про правильное Возвышение, то он, скорее всего, примет меня за дурака. И пошлёт. А если я проверну такое с этой упертой девчонкой, то она начнет вопить, а может и драться кинуться. Это она на людях смирная девочка. Уж мне ли не знать, что она бывает за Ратом гоняется с кулаками.

Их может заставить поверить моим словам только показ моей реальной силы. Прямое указание от сверстника, что опередил их, уже не отбросишь в сторону. А тут опасность того, что Кардо, да даже, для начала, Виргл об этом узнает, становится слишком высока. Можно было бы подождать год, пока либо те отсюда не уедут, либо я не стану так силен, что опасность разоблачения для меня станет несущественной. В конце концов, и месть мою никто не отменял. Но за этот год их Возвышение может быть безнадежно испорчено. И тогда все мои намерения им помочь будут просто насмешкой над ними. И так, каждый новый день работает против них.

Несколько дней я разрывался в сомнениях. Как ни странно, выход подарили мне сказки. Все те же сказки про Рама Вилора. Мама в этот раз читала нам историю про то, как он взял под свою власть Равнины Синих Слез. А ведь я ее слышал раньше, но забыл. Он не хотел кровопролития и гибели простых солдат и вызывал на бой всех генералов вражеской армии по очереди. А чтобы битва был честной, перед каждым боем снижал свое Возвышение до уровня противника. И победил во всех тридцати пяти боях.

Казалось бы сказка. Но все знают, что Рам Вилор реально существовал. Это основатель нашей возрожденной империи. И эти сказки — это его жизнеописание для детей, которое выпускаются его Кланом. Почти всё, что в них написано, было с ним на самом деле. А ограничение силы — это как раз то, что мне сейчас необходимо. Отложим в сторону вопрос с показом силы Тукто и Дире. Я по-прежнему вынужден контролировать свои движения. Особенно их скорость. Для меня все в деревне, после того как я делал этакое незримое усилие над собой, схожее с напряжением несуществующих мышц, словно я поднимаю ещё одни веки с и так открытых глаза, выглядели медлительными увальнями. По моим наблюдениям самыми быстрыми были моя мама, Миргло и дарсов Кардо. А вот Ракот был медленнее. Даже медленнее Мирглы, что странно при равных звёздах.

Я как-то попросил маму поймать меня в доме. Она поймала. Но стоило ей это значительных усилий и нескольких попыток, пока она не начала воспринимать меня всерьез. А я после этого несколько успокоился насчёт её походов на Чёрную. Простого хищника ждет судьба моего пересмешника. Да, наверное, даже молодой Зверь не сможет её ранить. Тем более не только я сижу взаперти и выхожу за стены лишь в компании сверстников. Но и мама давно забыла, что такое тайная отлучка на Чёрную гору. И, признаться, мне от этого только спокойнее. Так вот, контроль своих движений меня по-прежнему жутко выматывал морально. А способность Рама Вилора давала мне отличный шанс разом решить все мои проблемы. Единственная сложность заключалась в том, что Вилор в той истории был отнюдь не на этапе Закалки меридианов. Можно ли вообще повторить этот трюк с моими возможностями?

Оказалось, всё можно сделать, если есть сильное желание и упорство. И того, и другого у меня оказалось с избытком. Но даже так, у меня ушла на это куча времени. Вот как раз почти все эти два месяца, что я наблюдал за мучениями Диры, это и заняло. Начал я с простых внушений себе: 'Я слаб! Камень тяжелый! Я на этапе три звезды!'. Долго я мучился с этим, но ничего толком не выходило. Нет, в итоге я все же добился, я очень упрямый, что после приказа, я действительно не смог поднять камень. Однако подобное самовнушение держалось минут пять, не больше. Вроде можно начинать радоваться, но если представить, что я еще буду и каждые пять минут себе повторять: 'Я слабый! Я слабый!', — то сорвусь еще раньше.

И я решил обратиться к помощи образов. Раз у меня так хорошо получается представлять потоки силы, что иногда я вижу вокруг себя разноцветные картины, которые рисуются даже без моего участия и усилия, то почему бы их не поставить себе на службу? Я решил представить, что рисую перед собой красную, как кольца на теле змеи, печать. Обычную круглую печать, наподобие той, что изображена в книге по истории империи. Только у меня она совсем простая. Без вычурностей, герба и мелких деталей. Просто круг, проведённый толстой линией и по его краю идут надписи 'Ограничение', а в центре жирно горит '3 ступень'.

Это выглядело так. Я представлял, что двумя, тремя движениями рисую перед собой печать и надписи, затем словно приклеивал ее себе на плечо. И приказывал сам себе, что пока на мне печать, то она ограничивает моё проявление силы, но не влияет на настоящее Возвышение. Не с первого раза, не с десятого, но через пару недель у меня всё получилось. Печать рисовалась именно такой, как я её воображал. Послушно перемещалась на плечо. Не исчезала ни в процессе этого действия, ни после касания, ни после того, как я отводил глаза. Теперь, пока на мне была печать, даже вёдра на поливе стали тяжелые и я снова по-настоящему начал обливаться потом.

Был и неожиданный эффект моих тренировок, который заставил меня усомниться в том, что это действительно самовнушение. Я решил оставить печать на себе на длительный срок. Стоило мне утром открыть глаза, как я увидел тлеющую, как угольки, печать, которая будто бы и не исчезала на ночь. Хотя не мог же я во сне её представлять? Это было загадкой, над которой нужно было бы подумать, но больше я подобных проверок себе не позволял. Я опасался, что, несмотря на все усилия в формулировке приказа для печати, я ограничивал таким образом и свое Возвышение. Тем более, если у меня вышло нечто большее, чем внушение. Потому скрывшись с глаз людей, после окончания работ, сразу же её снимал. И с тревогой прислушивался к себе. Для прорыва было еще рано и я это сам понимал, но ничего поделать с собой не мог.

Пусть всего трёх дней проверки мало для того, чтобы полностью меня успокоить, но продолжать и дальше слышать эти рыдания больше нет сил. Может, это я люблю делать себе больно? Иначе я не могу объяснить, зачем я тоже прихожу сюда каждый вечер. 'Хорошо, пусть так! — решил я. Возможно, это моя совесть пытается заставить сделать меня хотя бы одно по-настоящему доброе дело. Сейчас, мне кажется, совсем не время лезть со своими умными советами. — Завтра. Я попробую помочь ей завтра'. Как раз будет ее очередь на прополке и мы увидимся.

— Дира, привет!

— Привет. Чего это ты? — она даже не разогнулась над грядкой. — Обычно не утруждаешь себя приветствиями? Со-с-сед.

— Да, неправда, — я пожал плечами, игнорируя колкость. — Слушай, я тут половину уже полил, хочу спуститься и чуть отдохнуть, умыться, воды там попить. Пошли со мной, я у тебя совета хочу спросить.

— Совета как умываться? — она все же выпрямилась и уставилась на меня своими синими глазищами, точь-в-точь как у отца.

— Попьем. Поговорим, — уговаривал я ее, но не замечал ни капли согласия в глаза. — Чуть отдохнем. Тоже ведь устала?

— Некогда мне, мне еще матери помогать, — девчонка уперла руки в бока, она, кстати, была сегодня не в простом платье тонкой кожи, как можно было ожидать на работах с землей, а в дорогом из тонкой ткани. Не сравнить с моей дерюгой. Чего это она?

— Дира, пожалуйста, пойдем. Правда, нужно поговорить, — стараясь не замечать её соседок по грядкам и их быстрых взглядов, я продолжал настаивать.

— Нет, некогда мне, — как отрезала Дира и снова склонилась над грядкой, выискивая среди мясного корня сорняки.

— Хорошо, — вот упрямая девчонка, выругался я про себя. — Тогда вечером сегодня не убегай на тренировку. Дождись меня, хорошо?

— Хм, посмотрим! — она сверкнула на меня злым взглядом исподлобья. — Хотя! Из-за тебя пропускать занятие? Ещё чего!

— Так! — мне это все надоело. Как же сложно с девчонками! Десять слов сказал, а уже голова болит! И за локоть потащил её из борозды. — Пошли, поговорим!

— Да ты обалдел!

— Не ори! — оборвал я её. — Шиго только дай повод, вон как косится. Сейчас даст мне в морду из-за тебя. Этого хочешь?

Дира замолчала. Она молчала, пока я стаскивал её по лестнице, ведущей к реке. Молчала, когда я затащил её под самый обрыв. Он слегка изогнут, так что увидеть нас сверху нет никакой возможности. С лестницы, с верхней половины можно, но я раньше увижу если кто пойдет. Но это вряд ли. Сейчас, когда каждые два-три дня льет дождь, полива мало. Все уже сделали свои нормы. Лейла, выполов свой детский кусок, тоже ушла домой. Остался я со своей увеличенной. Справа, где набирают воду, тоже нас не увидеть, а вот снизу по течению или с того берега, есть шанс.

Я провел рукой по плечу, стирая с себя печать. Её влияние было чуть шире, чем изначально рассчитывалось, и не ограничивалось моей силой, даже мир под ней для меня словно терял краски. Принялся внимательно оглядывать руины на том берегу. А Дира всё молчала. Я не обнаружил никого, кроме птиц, кто мог бы нас увидеть и повернулся к ней. Она, поджав губы, смотрела мимо меня на тот берег и молчала.

— Дира, — вздохнул я, — хватит дуться. Я, кажется, тебя никогда ни о чем не просил. Просто поговорить — разве это много?

— Ты у отца уже всё, что можно выпросил, — буркнула Дира кому-то за моей спиной.

— Да сколько можно! — обиделся я. — Сначала Рат, теперь ты! Ты видела? Мы с Ратом нормально общаемся, он уже не говорит таких глупостей. Ты чего начинаешь?

— Не знаю, что вы за дела с ним крутите, а мне до этого дела нет! — Дира и вовсе отвернулась от меня. — Хорошо сейчас Ракот присматривает за всеми охотниками и ты мяса не выпросишь у отца!

— Да что ж ты такая злая? — я был удивлен. Я не первый раз с ней заговариваю и никогда не слышал от нее таких речей. Это Рат любил что-нибудь на эту тему завернуть. Давно, правда. — С чего бы мне у него что-то просить?

— Ты вино просил? — она резко повернулась и ткнула в меня пальцем. — Дорогое дедушкино вино!

— Вино я купил у дяди Ди, — огрызнулся я. — За дорогую траву, которую, кстати, у вас не нашли, а значит где-то лежит в тайнике. Всё честно.

— Да ты его даже дядей называешь, — Дира топнула ногой. — Столько раз он вас кормил, что у тебя совесть проснулась! Я только и слышала по вечерам: 'Сегодня семья Леграда будет сыта'. Попрошайка беспомощная!

— А вот сейчас ты обидела и меня и своего отца! — я действительно разозлился. Что эта дура несет? Если из уст Рата подобные обвинения вызывали улыбку, потому что не чувствовалось в них настоящих чувств парня, который на самом деле всё понимал. Да он сам потом почти извинялся, пусть не напрямую, а этакими намёками. То её слова почему-то вызывали у меня злость. В них слышалась настоящее презрение ко мне. — Я считаю твоего отца частью своей семьи не за то, что он подкармливал нас, а за то, что один оказался человеком и по-настоящему отдавал долг жизни. Не только делясь мясом! А поддерживая нашу семью изо всех сил! Единственный из всех!

— Вот именно! Он сильный! И помогает вам! — принялась вопить Дира, снова начиная тыкать в меня пальцем. — А что сделал ты для своей семьи? Слабосилок! Правильно тебя прихвостни обзывают отбросом!

— Ах вот оно что! — протянул я, успокаиваясь, но уточнил. — Ты злишься потому, что я отброс?

— Нет! — мотнула волосами Дира. — Я злюсь потому, что ты даже не начал развивать меридианы! Твой отец был десятка! Он почти вырвался из этих проклятых песков! Твоя мать восьмерка! Она сильнее всех мужчин в деревне! А ты? Слабак! У тебя был отличный шанс попасть в первый пояс!

— Да успокойся ты! — шикнул я на нее, с опаской косясь наверх. Как бы эти крики не услышали. Хотя, ведь всё что она кричала, только поддержит мой образ.

— Да иди ты к дарсу в нору! Вонючий отброс! Там тебе и место! — она попыталась убежать и пришлось ее схватить за рукав.

— Да, да, — я уже улыбался. — Может когда-нибудь и придется. Но мы еще должны поговорить.

Но Дира не собиралась меня слушать. Она крутанулась вокруг себя, пытаясь вырваться. Рукав дорогой рубахи затрещал, и я перехватил её за плечо, легко удерживая на месте. Разъярённая девчонка вся как-то извернулась и вцепилась зубами мне в руку. И замерла, пытаясь, похоже, отгрызть от меня кусок. Если бы на мне была печать, то это могло и получиться. Еще не прошедшие следы от ведёрных ручек тому подтверждение. Но не с идеальной закалкой седьмой звезды. Без ограничений печати мое тело наполняла энергия из меридианов, придавая ему невероятную прочность. Ошарашенная моим спокойствием Дира ещё сильнее сдавила зубы, а я опять улыбнулся и, подняв ее хрупкое тельце в воздух, медленно потянул её в одну сторону, а свою руку в другую, давая ей время разжать зубы. Иначе, с моей силой можно и покалечить.

— Что это было? — переводя круглые глаза с неповреждённой руки на моё улыбающееся лицо и обратно, дрожащим шёпотом спросила Дира, все ещё не касаясь песка ногами.

— Сначала мои вопросы. — я погрозил ей пальцем, наслаждаясь её состоянием. Как это здорово — не скрывать свои способности! И поставил ее на место под обрыв, с которого она и начала свой побег. — Для чего ты начала практиковать закалку?

— Хочу уехать отсюда. Отцу все равно, ему здесь нравится. Ему ничего в жизни не нужно. Была бы крыша над головой и добытый своими руками кусок мяса, — растерянная девчонка, ошарашенная тем, что только что произошло, принялась честно говорить то, что держала в себе. — Рат как отец. Мать смирилась со своими шкурами и будет с отцом. А я не могу в этих песках. Я хочу в первый пояс. Туда где нет этого палящего солнца. Где сказочные леса. Где много людей. Где платья, как на картинках. Где вкусная еда, а не этот корень, который весь год сажаешь — ешь, сажаешь — ешь. Или грызешь паршивый билтонг. Это отцу пожаренное на костре мясо — счастье, а...

— Довольно, я понял, — прервал я ее монотонный рассказ. — Ты получила наставление, прочитала его?

— Да, с мамой, — немного покраснела девочка.

— И зачем тогда ты ходишь к шайке Виргла?

— Ну, как? — окончательно растерялась от этого простого вопроса Дира. — Тренироваться.

— Тренироваться? — я помотал головой, пытаясь уложить в неё этот простой как камень ответ. — Как часто ты в наставлении вообще видела слово тренироваться? Там его упоминают всего раза два! Зато на каждой странице, через слово говорят — поглощать, развивать, впитывать, направлять! В конце концов, это путь Возвышения! Возвышения! А не тренировки! Зачем тебе ходить на площадь, если в наставлении сказано учиться поглощать энергию, которая открывает путь к величию Небес. А она есть везде! Даже на твоих нелюбимых грядках с корнями!

— Ну, как же? — дрожащим голоском, с подозрительно блестящими глазами снова начала нести чушь Дира. — Сказано тренировать силу поглощения, есть тренировочная площадка, там все занимаются. И я. Занимаюсь. Там.

— Так! — я едва удерживался, чтобы не побиться головой об такой притягательный скальный обрыв, чтобы уложить в ней эти чудесные умозаключения. — Так! Слушай сюда. Это все дарсова чушь!

— Тебе-то почем знать! — вдруг ожила девчонка, словно я задел дорогое для нее. Даже намечающиеся слёзы исчезли. — Сам даже не начал заниматься!

— Да, на твоих тренировках, — я постарался вложить в слова как можно больше яда, — меня не найти. Так тот же Тукто тоже не ходит на площадку. Ему ты тоже скажешь, что он не занимается?

— Ну, — задумалась собеседница. — Занимается. Наверное. Он сильный! Он уже четверка! Понял! А ты даже на экзамене не вышел!

— Ты мало сейчас в воздухе висела? — ехидно уточнил я, и продолжил таинственным шёпотом, словно страшилку ночью перед костром рассказываю. — Хорошо. Только для тебя и только один раз я открою тебе свою страшную тайну!

— Какую? — Дира удивленно приоткрыла рот и тоже перешла на шёпот.

— К обрыву стань ближе и коснись его рукой, — скомандовал я, оглянулся по сторонам ещё раз и продолжил, опуская руку на песок. — Становись на мою ладонь и держись за обрыв.

Не сводя взгляда с ее круглых глаз, я медленно оторвал ее на своей ладони от песка и поднимал все выше и выше. До уровня пояса, плеча. Хотел было продолжить, но не решился. Этак я буду стоять точно под ней. А она одета в это платье до колена. Потом она может меня попытаться прибить за такое и будет права. Поэтому я легонько толкнул ладонь, подбрасывая её вверх ещё на половину роста. Дира тихонько взвизгнула, скользя руками по чёрному камню обрыва, а затем рухнула вниз, где я её поймал.

— Что это было? — подняла голову Дира, до этого молча сидевшая на песке, завесив глаза длинной чёрной чёлкой. — На какой ты звезде?

— Я? Да я слабосилок. Ты что! Я даже на экзамен не решился выйти. Ты о чём, вообще? — я не удержался и позволил себе небольшую месть.

— Я была не права, — тихо признала Дира, разительно отличаясь от самой себя, кричавшей несколько минут назад. — Твоя тайна действительно страшная.

— Страшная? — я улыбнулся. Что она там напридумывала себе?

— Так меня может подкидывать только отец. Значит у тебя тоже не меньше шестой звезды.

— Почему не меньше? — вскинул я брови.

— Мы как-то уговорили Рикто поиграть с нами. Он не мог нас так бросать. Ему это было заметно труднее. А ты как пушинку, с улыбкой, — привела свои доводы Дира и замолчала.

— Ясно, — я кивнул ее словам, стараясь не выдавать удивления столь умным рассуждениям. — Страшная то почему?

— Я мелкая, но не дура, — снова зло сверкнула на меня синими глазами Дира. — Я слышу и вижу, что происходит в деревне. Тебя и так бьют, а если Виргл узнает, что ты такой сильный, то убьет тебя. Он тебя ненавидит.

— Да, уж, — улыбаться мне расхотелось, всё она правильно понимает и ничего себе не придумала. — Если ты такая умная, что же ты кричала, что я слабосилок? Мне ведь нельзя быть другим.

— Прости, Леград, прости меня! — Дира бросилась ко мне и схватила за руку. — Я злилась, что ты даже не пытаешься бороться с ними, не стараешься вырваться отсюда! Из этих дарсовых песков!

— Хорошо, хорошо. Я понял тебя, — я осторожно попытался освободиться от её хватки, не сделав ей больно. — Ты чего? Отпусти меня.

— Прости меня! — глаза Диры снова начали блестеть, но вот меня она не отпустила, вцепившись словно клещ в джейра.

— Прощаю! Успокойся, — мне только её слез не хватает. Уйти просто разговаривать и вернуться с зарёванной девчонкой? Тут уже ложью с разговором о корнях для супа не обойдёшься.

— Я поняла! Я поняла! Ты позвал меня научить правильно возвыситься! Научи дуру! Не могу я тут жить! — Дира всё не думала отпускать мою руку и уже мой рукав начал трещать, грозя оторваться. На мне хоть и новая джутовая рубаха из толстых грубых нитей, но она старательно порвана во множестве мест, чтобы не давать повода Вирглу. И сейчас вообще расползется на клочки под таким напором.

Я уже не рад был, что связался с нею первой. Нужно было на Тукто потренироваться с объяснениями. Эти ее перепады настроения и захлестывающие эмоции просто сносят меня с намеченного плана разговора. Нет, я замечал, что девчонки сильно от нас отличаются. Но почему-то ориентировался на спокойную и рассудительную маму. А не на вот это! Мы здесь уже минут пятнадцать, наверное. Там Шиго на слюни изойдет из-за моей лени. О чем тут можно столько разговаривать? Нужно быстрее возвращаться.

Кое-как я все же привел Диру в более спокойное состояние, пообещав встретиться вечером и тогда дать ей советы. И взял с нее обещание, чтобы она к Вирглу больше ни ногой. Затем действительно умылся и, пустив вперед Диру, начал подниматься к огородам. Первое что я увидел, когда моя голова поднялась над обрывом — это ждущего возле последней ступени Шиго. Но озвучить какое-нибудь оправдание долгой отлучке не успел.

— Отброс, я стоял здесь и ждал, когда же ты начнешь работать. А тебя все нет и нет. Ты все отдыхаешь и отдыхаешь. Языком с девчонкой чешешь в свое удовольствие. Все уже закончили поливать, и ушли, а твой участок ещё наполовину сух. Я даже не хочу слушать твое бормотание, — не пропустив меня дальше и, кривя губы в усмешке, начал красоваться перед остальными своей властью Шиго. А затем неожиданно пнул меня в грудь. Последнее, что я увидел, улетая вниз, был испуг в его глазах.

Резкая, пронзительная боль обожгла моё плечо, и я открыл глаза, внезапно поняв, что ещё недавно вокруг было темно, а сейчас меня слепит свет. Плечо успокаивалось, открывая мне ещё несколько очагов боли. Сильнее всего болела кружащаяся голова, затем пальцы на все той же левой руке. А еще рёбра, спина, задница, колени и прочее. Считай почти всё тело, но гораздо меньше чем пальцы. Проморгавшись, я обнаружил над собой лицо Ракота. Тот склонился надо мной и внимательно рассматривал мою руку. С некоторой оторопью, не веря своим глазам, я увидел вывернутые в неправильную сторону пальцы. И тупо моргая, словно молодой джейр, которого Котил тянет на убой, пытался понять, что это такое могло с ними приключиться, когда Ракот начал хватать их своей стальной хваткой и дёргать.

Вот тут меня проняло ужасом и ещё большей болью, и я попытался вырваться. Но не смог! Я, равный по силе Ракоту, бился как беспомощный квыргал, прижатый им к земле, как вдруг все закончилось. Я осмотрел сначала свои пальцы, которые снова выглядели нормально и даже шевелились, а затем скосил глаза на плечо. Там ярко горела красным моя печать. 'Это как?', — успел подумать я, а затем мне стало не до выяснения странностей, голова начала кружиться всё сильнее, а вокруг стали раздавались крики.

— Шиго, твареныш! Тебя сюда зачем поставили? — орал надо мной Ракот, не переставая ощупывать меня своими стальными пальцами. — Что бы ты не только лентяев гонял, но и присматривал за этими мелкими идиотами. Ты за что взят в охотники? За силу? Тогда ты так новиком и останешься, на всю жизнь, как Ма! Головой нужно думать, смотреть за этими дарсовыми джейрами, у которых свои головы еще пустые! Они же на ровном месте найдут способ ногу сломать! Или шею!

— Да он сам его с лестницы скинул! — это, кажется, Дира вопит.

— Так, это кто?

— Это я! Старший, мы вместе снизу пришли. Шиго начал орать, что Леград долго поливает и скинул его с лестницы — ничуть не снижая громкости, продолжила Дира.

— Да, я тоже видел, старший! Он его пнул ногой. Леград и улетел, — раздался подтверждающий гомон голосов.

— Шиго, дарс тухлый! — зарычал Ракот. — Это как понимать? Тебе совсем моча в голову стукнула?

— Да не хотел я! — начал истерично оправдываться Шиго, частя словами. — Кто знал, что он такой хлипкий! Он всегда с этими вёдрами носится туда-сюда как заведённый! И вообще, дашь ему в бок, он скривится и дальше бежит. А тут я его слегка пнул, а он сразу улетел! И вообще, всё с ним нормально! Вон, живой он! Чё вы орете? Ракот, нормально всё!

— Ты как со старшим говоришь? — надо мной раздался звук хорошей затрещины.

— Да его аж подбросило от этого слегка, таким ударом и убить можно, — обступившие нас продолжили глубже макать Шиго в дерьмо. Да, он, хоть и меньше чем Скирто, тоже пользуется всеобщей любовью у всех, за кем надзирает на работах. — Да они вечно его пинают тут. Он и у Скирто раз с ведрами летел по лестнице. Да ну! Скажешь тоже. Тогда он всего пять ступенек задницей посчитал и встал. А тут? Да он взлетел, почти как птица. И катился чуть не до самого низа. А руку, ты видел руку? Да что рука? Я вообще думал — хана ему, убил его Шиго.

— Ты чего молчишь, Леград? — обратился ко мне Ракот.

А что я мог сказать? Я всё это время боролся со своей головой, которая упрямо говорила мне, что всё вокруг меня неумолимо вращается и пытается на меня упасть. Я даже вцепился пальцами в песок, будто держась за него, так было легче. И именно в этот момент силы мои закончились, и меня просто вырвало под ноги стоящим вокруг.

— Дарсова отрыжка! — мрачным тоном выругался Ракот. — Голову отшиб. Так, ты, ты и вы двое тащите его домой. Придурки! Да не за руки! Шкуру от бочаги тащите и на неё положите его. Осторожно! Не трясите сильно. Шиго, распределяй его долю по работникам, как закончишь — к Вождю, сучёныш!

Глава 13

Вечер был полон криков и тревоги. Первой была напугана Лейла, в тот миг, когда меня принесли домой. И я не мог ее успокоить, потому что мне было все хуже и хуже. Меня, не переставая мутило и кружило, язык заплетался, куда уж тут говорить с сестрой. Я не мог на ней даже взгляда сосредоточить. Все можно было бы исправить. Я не сомневался, что стоит мне снять с себя печать ограничения, как мое тело придет в норму, справившись со всеми ранами. Но сначала вокруг меня суетились те пацаны, что принесли меня домой, затем их выгнали примчавшиеся Дира с Ралио. Жена дяди Ди первым делом успокоила сестренку и передала ее дочке. Да и меня с опытом за пять минут устроила так, как не смогли мои сверстники, которых она сразу вытолкала за порог. Как то, буквально в пару ее движений и шкуры на лежанке перестали давить мои больные бока, и голова оказалась удобно устроена. Еще одна теплая рухлядь укрыла меня сверху, меня и впрямь потряхивало, словно в ознобе, несмотря на обычную дневную жару на улице. Все окна и дверь она занавесила наглухо, как перед бурей, будто знала, что с каждой минутой меня все больше мучает яркий свет.

К этому времени, обдумав ситуацию в краткие минуты, когда мне становилось легче, решил что это отличная возможность наказать Шиго. Даже Ракот был возмущен произошедшим, что уж говорить об остальных деревенских. Поэтому, как бы мне не было плохо, но нужно терпеть и оставаться под печатью. Я крепкий, если уж сразу не разбился, то пару дней выдержу. Нужно как-то уговорить маму на время отложить принципы и пойти к Кардо с требованием наказать виновника.

Мама вернулась в наш дом не одна, а с Ракотом. Она откинула циновку со входа и впустила в дом еще яркий солнечный свет. Не ожидая подвоха, я не успел прикрыть глаза и его лучи словно пробили мне их, вонзаясь прямо в голову. Я невольно застонал, а через секунду возле меня уже была мама.

— Что? Что у тебя болит? Небо! Что они с тобой сделали! — похоже, мой вид тоже испугал маму, как раньше сестру. Я и сам предполагал, что выгляжу я так же, как себя чувствую.

— Свет, убрите свет, — простонал я, не в силах терпеть эти острые лучи, которые и сквозь закрытые веки продолжали мучить меня. И даже повернуться не получалось, уж слишком я был обложен шкурами. К моему ужасу я даже слова произнес с трудом, язык не только по прежнему заплетался, но и сами эти простые слова приходилось с трудом выискивать в памяти.

— Ралио, закрой циновку! — раздалась резкая команда мамы, которая ввинтилась мне в уши, словно оса и голова принялась болеть еще больше.

— Подожди, дай я его посмотрю, — раздался голос Ракота, более тихий, а потому не причинивший такую боль.

— Посмотришь? Хорошо, смотри внимательно, Ракот, чтобы тебе было, что сказать Кардо. Потому что я этого не оставлю и заставлю вас сполна заплатить за все! — а теперь пришло время пугаться мне, вслед за сестрой. Что это с мамой? Кого я собирался уговаривать, если в ее словах столько злобы?

— Успокойся, женщина, я знаю, что он ничего не сломал, все же это я вправлял ему плечо и пальцы.

— Войдя за стены, я слышала от людей достаточно, чтобы плюнуть на твои слова, — словам мамы можно было смазывать стрелы охотников, столько в них было ненависти. — Утешитель из тебя так себе! Он катился по лестнице до самой площадки. Это чудо что он ничего не сломал! Но кто даст мне обещание, что он не порвал жилы в вывернутой руке? Что он не отбил ничего внутри?

— Не нужно кричать. Руки, ноги шевелятся, кровью не кашляет. Отлежится, и снова будет бегать.

— Ты что из меня тупую дуру делаешь? Жене такой бред будешь втирать, оправдывая свою отлучку вечером! Ты просил оставить свет! Куда ты смотрел, если не видишь его глаз! Или эти синие круги только мне видны? Он был без сознания! Да тут все пропитано запахом рвоты! Он отшиб голову! А вы его принесли сюда и бросили одного!

— А куда мы должны были его отнести? — Ракот махнул своей рукой, указывая в стену. — Ко мне домой?

— Почему бы и нет, Ракот, почему бы и нет? — мама пожала плечами. — Сегодня Кардо ушел с охотниками. Ты оставлен в поселке старшим!

— И что? — Ракот прищурил голубые глаза. — Я должен был лично присматривать за каждым малолеткой в деревне?

— Нет. Не должен. У тебя есть дела поважнее, например молодая джейрочка, которая виляет хвостом, — спокойно ответила мама, но вдруг повысила голос. — Должны присматривать ваши щенки, которых вы натаскивали на моем сыне.

— Что ты несешь? Эри, — начал говорить Ракот, но мама его оборвала.

— Закрой рот, Ракот! Закрой свой рот, пока я не выбила тебе зубы! Я долгие месяцы терпела. Я молчала, когда ваши шакалята избивали моего сына. Это разрывало мне сердце, но я не лезла со своей юбкой в мужские дела. У него больше нет отца и он должен сам учиться быть сильным. Я терпела, когда лично ты, Ракот, морил голодом всю нашу семью и улыбался мне в лицо, пока я молила о милости для дочери!

— Такого не было, — процедил сквозь зубы Ракот. А затем, я в изумлении увидел, как мама буквально размазалась в воздухе от моей лежанки к Ракоту.

— Я два года мечтала об этом, — прошептала мама, но я отлично ее услышал, и, кажется, отвесила Ракоту обычную пощёчину.

Не смог точно понять ее движения, под печатью она слишком быстрая для моих глаз. Особенно сейчас, когда люди внезапно раздваиваются или их фигуры начинают дрожать или вообще расплываться. Но, чтобы мама не сделала, результат был заметен всем. Громилу Ракота просто унесло от хрупкой женщины в угол, ударив о стену так, что с потолка посыпалась пыль, причудливо клубясь в лучах солнца, которые продолжали пронизывать комнату через неплотно затянутую циновку входа. Я с трудом оторвал взгляд от этих причудливых рисунков.

— Эри! Ты, дарсова баба! — Ракот завозился в углу, поднимаясь на ноги. — Ты сама всю голову отбила! Ты совсем страх потеряла?

— Страх? Я боялась за моих детей, — мама оглянулась на Лейлу, которая обхватила ногу Ралио, стоящую с открытым ртом. — Это верно. Но что теперь? Что теперь мне делать, когда моих детей начали убивать средь белого дня? Нагло, на десятках глаз?

— Бешеная баба! Да кто? Кто его убивал? — сорвался на крик второй человек в нашей деревне, заставляя мою голову вспыхнуть болью. — Это вышло случайно!

— Случайно его скинули с обрыва? Скорее счастливая случайность, что он упал на лестницу, а не пролетел чуть дальше!

— Ну, пусть так, — развел руками Ракот. — И что дальше, дура?

— Дальше? Теперь идем и ждем Кардо. Ох-хоотничка, — буквально выцедила мама. — Вы так привыкли все строить с позиции силы, что само небо просит напомнить вам, что в деревне лишь один человек может мне приказывать. Я хочу, чтобы моему сыну помогли, а виновные ответили.

Мама снова вернулась ко мне, осторожно поцеловала в лоб и тихо прошептала: 'Будь настороже'. Едва Ралио притянула ремнями циновку за ушедшими, как я тут же стер с плеча печать. Не знаю, почему мама стала так решительна и бесстрашна, но боюсь, это приведет к беде. Меня пугает происходящее. Не представляю, что будет дальше, но как минимум я должен иметь здоровую голову, а не бояться каждого лучика солнца и дрожать от громкого голоса. Почти час, мучимый тревогой, я лежал и изо всех сил поглощал энергию мира, пока голова не прояснилась и почти перестала кружиться. Дальше я решил не рисковать и снова, улучшив момент, когда мать Диры отвернулась от меня, нарисовал печать и поместил ее на привычное место. Будь проклята эта неизвестность! Теперь мне оставалось только ждать. И обыгрывать в голове разные варианты будущего. Худшие варианты.

Те, в которых вот сейчас за окном раздадутся крики верных шакалов Виргла, которые пришли окончательно решить вопрос со мной. Это лучший из худших вариантов. Среди них равен мне только Виргл. Именно его нужно будет убить первым. Остальные мне не ровня. И не смогут мне помешать убежать вместе с сестрой. На столе лежит нож, которым мы разделывали мясо. Мне нужно будет добраться до него и использовать против Виргла. В том, крайнем случае, если мне не удастся застать его врасплох, на ловкость и скорость нельзя надеяться. Я и так в не лучшей форме со своей рукой, повезло что левой, и головой. Мне нельзя получить еще рану, потому что единственной надеждой сестры буду только я. Если я не увижу возможности, то лучше хватать Лейлу и бежать в пустоши. Там, в развалинах я знаю несколько мест, где можно в безопасности оставить сестру и вернуться в деревню за вещами и припасами. Эта стена от дикого глупого зверья, а не человека.

Худшие варианты, это когда за мной придут взрослые охотники. Среди них тоже не будет никого сильнее меня. Но вся проблема в том, что они и здоровее и гораздо опытнее шакалят. Они могут ничего еще не понять, но успеть отреагировать просто по привычке, которая спасает им жизнь в пустошах. Не раз видел, как просто на резкий шум в темноте, охотник, сидящий у костра, мгновенно хватался за нож, а иногда и вообще сразу вскакивал на ноги. В этом случае, лучшее, что я смог придумать, это позволить вывести меня с сестрой из дома и только тогда показать свою силу. Я был так сосредоточен и взволнован, готовясь к самому худшему, что даже Ралио решила, что мне стало хуже, и в тревоге уже не отходила от меня, непрестанно меняя мокрую старую тряпку на голове.

Мои размышления прервал шум шагов на улице, я напрягся, вслушиваясь в них, а затем облегченно выдохнул и буквально растекся под шкурами. Среди этих спокойных шагов были легкие, словно танцующие шаги мамы. Я улыбнулся Ралио, склонившейся надо мной и успокаивающе похлопал ее по руке. Но сам заставил себя собраться и снова бросил взгляд на нож. Еще рано для радости. Посмотрим, с какими вестями вернулась мама.

Вести были добрые, понял я по улыбке. С мамой пришла Орма, жена Кардо. Она, в отличие от мужа, как всегда была в дорогом тканом платье, наверное от нее эта привычка покрасоваться и у сынка, и принесла плетеный короб, который положила на наш стол. Следом в дом вошли дядя Ди с Ратом и занесли несколько мешков, которые тоже сложили у стола, а сами принялись шептаться с родными. Орма же сполоснула руки из рукомойника, хорошо я с утра сначала нам в дом натаскал воды, а после начал поливать, а затем внимательно ощупала мою голову, руки, долго заглядывала в глаза, непонятно что там высматривая.

— Кружится голова?

— Да, — сказал я и напоказ сморщился.

— Что? — уточнила Орма.

— Громко. Больно, — теперь я шептал.

— Что еще? В глазах двоится? — тоже тише стала спрашивать Орма и снова пробежалась пальцами по моей голове.

— Двоится. Ингда. Или плывет, — сообщил я то, что происходило со мной час назад, на этот раз сознательно исказив речь.

— Как давно его рвало последний раз? — Орма перекинула свою огромную, толщиной с руку взрослого мужчины, черную косу на спину и повернулась к Ралио.

— Часа полтора назад, — сморщив лоб, ответила та.

— Ясно, — Орма встала и шагнула к столу. — Голова разбита сильно, но выглядит он неплохо, глаза вообще ясные, даже удивительно. Самое плохое — головокружения и тошнота, думаю, пройдет через пару дней. Я буду заходить с утра, глядеть на его состояние. Эри, гляди сюда.

Орма откинула крышку своего короба и принялась долго перечислять маме, что и как из короба заваривать и пить. Похоже, он был полон лекарственной травы. Ралио принялась гонять Диру и Рата, заставив их вынести и ополоснуть корчаги с моей рвотой, а затем помочь ей с готовкой. Но все же суета чужих людей в доме закончилась и все они, уже в темноте разошлись, оставив нашу семью одних.

— Мама, ты что, правда сошла с ума? — именно таков был мой первый вопрос, едва я перестал слышать голоса ушедших.

— Ты обижаешь маму, сынок, — она засмеялась, выглядя так, словно выпила вина.

— Тогда что происходит?

— Просто мне надоело бояться, надоело, что мои дети страдают из-за моих страхов и ненависти.

— Ты же всегда боялась оставить нас одних, а теперь сама побежала в пасть Кардо! Я боялся, что он убьет тебя!

— Страх? — усмехнулась мама. — Он был очень давно, еще тогда, когда мой сын не ступил на путь Возвышения. Теперь он силен как лучшие из охотников этой дыры и может сам постоять за себя и защитить сестру.

— Ты слишком много от меня ожидаешь! — растерялся я от такого ответа. — Да зачем ты все это затеяла? Зачем ударила Ракота?

— Сын, много ли ты советовался со мной, когда захотел, — мама бросила взгляд на Лейлу, которая пыхтя, пыталась развязать мешок. — Когда исчез Паурит?

— Мама, — я был поражен до глубины души. — Я не советовался с тобой, ты права. Но там все было продумано! А тут? Что за безрассудство! Ты же сама учила сначала думать! И всегда говорила, что не будешь ни о чем просить Кардо!

— Сын, — мама рассмеялась. — Я и не просила! Я требовала! Неужели я бы проглотила такое? Всему есть предел!

— А есть ли предел у Ракота? — намекнул я на его унижение.

— С ним особое дело. Он на самом деле из тех людей, которые поклоняются силе. Думаешь, он просто верный друг детства для Кардо? Нет! Кардо сильнее его на две звезды, потому он верен ему до конца.

— То есть, ты дала ему по морде, и он сразу стал тебя уважать? — я позволил себе поиздеваться над мамой.

— Уважать он меня не будет, но и удар оставит без последствий. Другой мог бы затаить обиду, найти управу на меня, хотя бы поступить так, как Паурит. Но не Ракот. Странный человек на самом деле, но такое не редкость, я уже сталкивалась с такими. Я напомнила и показала ему, что сильнее его. С этой стороны не будет больше никаких проблем. Да он даже не сказал Кардо об этом, — мама развела руками.

— А с какой стороны будет? — я был недоволен тем, как все это у нее просто выходит. Год она уговаривала меня терпеть и ждать появления денег, чтобы сбежать отсюда, а теперь она сама на себя не похожа.

— Жизнь покажет, — мама веселилась, довольная собой. Может быть, решил я, это похоже на мое состояние после убийства Паурита. Когда с плеч исчезает невероятная тяжесть, исподволь давившая тебя к земле. Тогда ее можно понять, она принижала себя еще дольше меня и не позволяла сорваться. А может это и есть такой срыв. Когда она копила в себе обиды и унижения. А теперь они вырвались. — А пока все просто чудесно.

— Мама, мама, смотри! — к нам подбежала Лейла сумевшая победить завязку на мешке и разыскавшая в его глубине целую связку сладкого корня.

— Ух ты! — всплеснула руками мама и наигранно спросила. — Что это такое?

— Это вкусняшка! Там была! Никогда столько не видела! — у Лейлы была улыбка просто от уха до уха.

— Ну, хорошо, раз ты нашла, то тебе и есть, — улыбнулась мама и счастливая Лейла умчалась к ведру с водой, мыть редкую сладость.

— Хорошо, мама, — проводив ее взглядом, я обернулся к маме. — Тогда рассказывай, о чем ты там говорила с Кардо и в честь чего такие подарки.

— Нет, о хорошем потом. Почему ты так сильно ударился? Ты ведь седьмая звезда! Ты просто не мог так сильно разбиться на этой лестнице! Да ты даже упасть не должен был от этого тычка! О чем ты думал, когда поддавался этому Шиго? Или? — глаза мамы снова стали напоминать полированную сталь. — Или он ударил в полную силу?

— Седьмая звезда может и не могла упасть, — признал я, но честно уточнил. — Но третья хорошо, что смогла остаться живой.

— Как третья? — ахнула мама и побледнела. — Что мне приходится все тянуть из тебя клещами?

Я принялся подробно рассказывать маме про свои проблемы со сдерживанием силы и притворством. Рассказал про срыв в пустоши, который просто скрывал раньше, отделавшись коротким рассказом, что Воин увидел мою силу. Описал свои попытки повторить старую сказку и уподобиться ее герою. Рассказал про созданную мной печать ограничений и последствия ее ношения. Не забыл посетовать на то, что идиот Шиго не мог подождать пока я отойду от обрыва и все бы обошлось. И все это вполголоса и внимательно следя, чтобы маленькие любопытные ушки не услышали лишнего. Но все же наступило и мое время задавать вопросы. Но мое терпение уже было на исходе, потому как мама сначала накормила Лейлу, сварила в маленьком горшке жуткую смесь из доброй горсти трав, что были в принесенном коробе, отцедила в поильник и дала мне насладиться его вкусом. Не зря же я назвал эту смесь жуткой. Наконец уложила спать сестру и только тогда принялась отвечать.

— Раньше, да, раньше я действительно боялась за вас и боялась самого Кардо. Я вбила себе в голову, что он и дальше продолжает мстить нам за свои обиды, — тут я усмехнулся своим мыслям, ведь я тоже жил с этой мыслью, которую каждый день подпитывали тяжелые работы и унижения. — Но тот разговор, — мама проверила мгновенно засопевшую после сытного ужина и пережитых ужасов Лейлу, — открыл мне глаза. Горько признавать, но в чем-то он честный человек. Его месть была лишь против Римило.

— Не нужно мама, — я не смог сдержать свой гнев. — Честный человек с ядами, которыми он угощает окружающих? Без его позволения не может твориться ничего в этой деревне. И я не только про Свиргла. Ты забыла свои собственные слова? Ты платила полновесным серебром за все в этой деревне!

— Да, извини маму за эту слабость, — мама потерла лоб. — Но теперь мы совершенно безразличны Кардо. Больше того, из того разговора ясно, что ему сейчас нужны спокойствие в деревне и большие деньги на последнюю подготовку к своему плану. Вероятно, у меня нет другого объяснения, он нашел способ купить уникальное зелье, которое поможет сыну прорваться к десятой звезде.

— А такие есть? — я был поражен ее догадкой.

— Конечно, есть, но не в нулевом, — удивилась мама. — Помнишь совет Воина твоему отцу? Он ведь говорил, что есть более легкие способы, но нам они не доступны. Я и сама слышала байки стариков, что помнят первый, о таком зелье. Даже там очень не дешевая штука. А уж у нас и вовсе запрещенная.

— Запрещенное зелье? — я невольно прищурился, зацепившись за эти слова.

— Хм, действительно, — мама задумалась. — Это я знаю точно, доводилось слышать, что алхимики клянутся не создавать зелья, повышающие уровень возвышения.

— Откуда он его взял?

— Думаю только тот старикашка, с которым крутит дела Кардо, знает, откуда оно у него. Бесценное и опасное сокровище для земли отбросов, мечтающих о десятой звезде.

Точно! Старикашка! Как я мог забыть его, составляя список своих врагов? Кардо, Паурит, Виргл, Шиго, Вартус, Скирто и старикашка, пока безымянный для меня. Паурит свое получил, остальные в будущем тоже получат от меня знатных плюх. Но грязный торгаш лично подменил зелье отцу, можно считать на равных с Кардо влил ему его в рот! Они не отделаются просто побоями. Конечно, с ним всегда путешествует охранник, да и уровня Возвышения старикашки я не знаю. Но мне почему-то кажется, что схватка с человеком, которого почти в одиночестве можно перехватить в глубине пустоши, пройдет как-то легче, чем с Кардо посреди его охотников. Погоди, старик, на мои губы вылезла непрошенная злая улыбка, мы скоро встретимся и я спрошу, зачем ты отравил моего отца!

— Сколько звезд у того старикашки?

— Девять, — медленно проговорила мама, не сводя с меня взгляда. — Но с тех пор минули годы. Он уже стар. А вот его охранник молод и вряд ли он восьмерка. Они долгие годы пересекают нулевой из конца в конец и все еще живы. Тебе еще рано думать об этом. К тому времени, когда ты сможешь справиться с ними, ты уже получишь шанс уехать отсюда. Забудь о них!

— Я все понимаю мама, — я похлопал маму по руке, но свои мысли снова оставил при себе.

Мне нужны противники или хотя бы тренировки, чтобы верно осознавать пределы своих сил. А поняв свои возможности, тогда и можно начать строить новые планы. Охранник, наверняка сражавшийся с теми же разбойниками, это не Паурит убитый со спины. Тут мама права.

— Так вот, — продолжила мама. — Ты сам слышал, что ему не нужны проблемы, ему нужны деньги. Мы с ним много кричали и обвиняли друг друга, конечно, он не хотел огласки, но у меня было время, пока я шла по деревне, а Ракот не смел закрыть мне рот. Так что я много чего наговорила ему в глаза при свидетелях, считай, полдеревни примчалось на мои крики. Скучно в этой дыре. Всех развлечений Кардо с плетьми, да вот я теперь. И я припомнила самозваному вождю многое. В итоге каждый из нас посчитал, что он победил в переговорах и обманул другого.

— Это как, — не смог я не задать вопрос, глядя на лукавое лицо мамы.

— Очень просто. Я припомнила ему двойные нормы для всей нашей семьи и жизнь на грани голода. То, как тебя первый раз при людях ударил Шиго, а старик Газил пообещал поговорить с Кардо о снижении нормы для тебя. И обманул. Громко кричала правду, что ты полил больше, чем любой сверстник, а тебя все равно скинули с обрыва и чуть не убили. Я выдирала свои волосы и спрашивала у зрителей, останется ли жив мой сын и, что теперь будет есть наша семья, когда ты на месяц прикован к лежаку, — размахивала руками мама и негромко описывала в лицах происходившее у дома Кардо. — В итоге мы сошлись на том, что Ормо осмотрит тебя и даст лечебных трав из запасов деревни. Шиго при мне получил ремней и на месяц попал на полив. Ему отвели половину всех гряд. Еще мы получили еды на месяц, не меньше, судя по размеру этих мешков. А ты на два месяца освобожден от любых работ.

— Судя по тому, как ты улыбаешься, — прервал я наступившую тишину. — Это можно считать твоей победой?

— Нет, это Кардо посчитал, что кинул мне достаточную кость и затем решил отыграться. Я ведь говорила тебе, что он сильно озаботился деньгами? Он решил заработать на мне. Угадай, что он сделал?

— Ну, я не знаю, — голова соображала все еще плохо, но если мне предстоит изображать больного еще месяц, и каждый день Орма будет меня проверять, то снимать печать будет совсем плохой идеей, пришлось мучиться и перекатывать в голове тяжелые мысли. — Он потребовал молот? Ну, отдай, все равно это дешевка.

— Еще чего! — возмутилась мама. — Пусть дешевка! Но он помнит руку Римило!

— Прости мама, — расстроился я. — Я не подумал.

— Я не обижаюсь, — мама погладила меня по голове, едва-едва касаясь волос. — Да и бесполезно. Тот торгаш сразу бы сказал Кардо при продаже, что это дешевка. Нет, вспомни, о чем ты часто меня просил?

— Просил? — я еще раз хорошенько подумал. — Просил пойти к Кардо и попроситься в сборщики трав?

— Верно! — мама энергично закивала. — Я ни о чем даже просить не стала. Кардо сам завел разговор о тратах на лечение и еду и предложил возместить все деревне более дорогим трудом, чем сбор сухого дерьма. Теперь я работаю в сборщиках травы и уже через пару дней могу, не скрываясь идти на Черную гору!

— Здорово, — я действительно обрадовался.

И не тому, что меня перестанут называть пропахшим дерьмом и прочее. Нет, я уже привык и, обладая настоящей силой, лишь играл обиду, представляя будущее возмездие обидчикам. Нет. Я радовался тому, что мама перестанет ходить в такое опасное место одна. Ведь на горе сборщики чаще всего находятся в безопасных туннелях, под защитой охранников плантации. Я не сомневаюсь, что при любом удобном случае Кари назначит маму в свободный поиск. Но даже так она окажется в глубинах Черной горы не одна. И мне будет гораздо спокойнее. Если конечно нечистые семерки смогут справиться с бедой, от которой приходится бежать честной восьмерке, не преминул напомнить я себе важный факт, теперь реально представляя силы настоящих практиков закалки меридианов и их превосходство над упершимися в первую преграду. Ладно, они охотники и у них есть копья, будем верить в лучшее. Если что, они позволят маме действительно сбежать.

— Здорово, — подтвердила мама. — А теперь подумай и скажи. Кардо считает, что обманул меня и за пучок дешевых трав получил сборщика, который принесет ему кучу денег. А я считаю, что победила я и теперь смогу утаить от него еще больше дорогих трав. И кто из нас прав?

— Ты конечно! Лучшая мама на свете!

Глава 14

— Отвяжись от меня, глупая девчонка! — процедил я сквозь зубы, пытаясь ускорить шаг, хотя и понимал бесполезность этого занятия.

— Леград, ну хватит от меня убегать, — заныла позади Дира, причём таким мерзким девчачьим тоном, которого я от неё ни разу и не слышал. Меня буквально передернуло от отвращения.

— Хватит меня преследовать! Я уже проклинаю тот миг, когда решил помочь тебе! — сказал я почти правду.

— Ну чего ты, Леград! — позади удивились моему рыку.

— Хватит за мной ходить хвостом и канючить! — я бросил взгляд по сторонам. — В конце концов, нас увидят!

— Да никого здесь нет! Ну, помоги мне! Ну, ты же мой учитель!

Я скрипел зубами и хотел не только рычать, а ещё и пустить в ход зубы. Поддался своей слабости, сделал доброе дело для семьи дяди Ди. Рассказал этой девчонке всё что знал, всё, о чём додумался сам и до чего дошёл своим трудом. Куда девалась та, пусть захлестывающая меня своими эмоциями, но умная девчонка из-под обрыва? Она будто снова головы лишилась и вбила в себя очередную глупость. Про учителя. И постоянно донимала меня вопросами, которые лишь поначалу были хоть чуть умны и по делу. А затем быстро скатились в русло одних и тех же повторений. А потом она вообще исполнилась уверенности в пользе совместных тренировок.

Ее путь к этой идее был столь же извилист, как и к прошлой необходимости ходить на тренировку на площадь. И эта площадь снова была в цепочке её рассуждений! Интересно, создатель трактата 'Инструмент' вообще сталкивался в своей жизни с людьми, столь извращенно относившихся к его труду? Или его законы рассуждений и выводов относятся только к мужчинам?

В целом и общем, Дира провела параллель между понятиями учитель и тренировка, ученик и проклятая тренировочная площадка. Затем соединила эти два допущения и огорошила меня новостью, что отныне будет заниматься поглощением энергии и своим возвышением только со своим учителем. Потому что так, возвышение происходит быстрее! 'Где, где, та умная девчонка, которая говорила мне о страшной тайне? Стоп! А это идея! Она конечно вряд ли Ракот, но всегда есть верный способ добавить ума глупому, который прошлый раз прекрасно на ней сработал.'

— Ну, давай я приду сегодня вечером и мы вместе будем заниматься возвышением! — я остановился, увидев искомое. — Что? Ты согласен!?

— Ага, ну-ка, иди сюда, — я поманил её жестом, не оборачиваясь, зная, за вчерашний день, когда она преследовала меня по всему двору, что она не отстанет от меня дальше пяти шагов.

Я распахнул дверь, сделанную из стеблей драконьей травы, низкого сарая возле загона. Здесь у Котила хранится инструмент, вёдра, куски солонца, всякая непонятная хрень, которую ему жалко выкинуть и сжечь, иногда он сюда загоняет молодых самцов перед убоем. Отсюда я как раз и украл тогда шкуры. Но сейчас здесь точно никого нет. А вот пара крепких ремней есть. Я дёрнул дверь обратно, и она, повиснув на кожаных петлях, прикрыла нас от возможных взглядов. Затем смерил Диру, не переставшую болтать языком, многообещающим взглядом и стёр с себя печать. Дира, все же начала догадываться, что всё это неспроста, когда я взял в руки тот ремень, что был без узлов и выглядел поновее и помягче. Я же не зверь. Но было уже поздно. Стальной рукой возвышения седьмой звезды я прижал её к стене и в воздухе просвистел первый удар.

— Хватит рыдать, — я с улыбкой, испытывая душевное облегчение, глядел на сидящую на корточках в углу Диру.

— Ты меня выпорол! — сверкнуло и обожгло злостью из-под челки синим взглядом. — Я всем расскажу! Маме своей расскажу!

'Не верю': подумал я, почти ощущая, как в тяжелой голове лениво, словно против течения, движутся мысли. Идея вбить в нее ума через пятую точку была просто великолепна. Это доказал уже первый удар. Если, когда я схватил ее, Дира начала орать, а получив его, вообще перешла на визг, то потом резко замолчала и все остальные удары только тихонько вскрикивала. Невероятный прогресс за эту неделю, когда она меня даже не слышала, заглушая своей болтовней. Вернее, она не слышала мои доводы и убеждения, живя в своём очередном выдуманном мире, который не задевали мои слова. Зато теперь я снова вижу перед собой ту самую умную девчонку, которая за краткий миг оценила мой уровень возвышения.

— Итак. Повторю еще раз, — для большего веса своим словам я хлопал ремнем себе по ноге, отмеряя фразы. — Всё, что я знал, я тебе рассказал. Теперь всё зависит от тебя. И перестань меня преследовать! Я только встал на ноги, а ты хочешь, чтобы меня в чем-то заподозрили и снова попробовали убить? Теперь всерьёз?

— Я не хотела, — заблестела глазками, которые теперь казались почти черными и были полны слез, Дира.

— Я тебе уже не верю, — я покачал головой. — Ты, что творила все эти дни? Почему ты не слышала моих слов?

— В наставлении сказано, что нужно всегда у учителя спрашивать, если сомневаешься в прогрессе, — Дира, словно мелкая Лейла, показала мне язык, заставив в изумлении вскинуть брови.

— Ах, какая умная девочка! — я тоже всплеснул руками, как умилённый родитель. — Выучила наизусть! Какие умные слова запомнила! А что же ты не выучила то, что написано дальше? Чтобы учитель проверил духовным зрением! Им даже Мастера не обладают!

— А вдруг ты обладаешь? — Дира поднялась на ноги и, потерев место наказания, сделала шаг ко мне.

— Так, Дира! — я швырнул в неё ремень. — Я вижу, что мозги тебе снова отказывают! Не подходи ко мне! Я сам буду искать с тобой встречи и иногда проверять тебя, раз уж я учитель. Надеюсь, ты перестанешь витать в облаках. Но если ты снова меня ослушаешься, то сегодняшняя порка покажется тебе легким ветерком перед бурей! Клянусь небом!

Дверь только хлопнула об стену, едва не рассыпавшись, за неразборчиво шипящей Дирой, которая просто вылетела из сарая. И этого человека я, еще недавно, хотел просить привести ко мне Тукто! Я обхватил покрепче голову, которая начала болеть и немного кружиться, наверное, от злости. Где был мой разум, когда в нём промелькнула эта мысль? Она и сама по себе глупа. Незачем им вообще знать друг о друге. Так меньше для меня опасность. Она и так с этой Дирой опять закрывает надо мной небо. Грозит засыпать меня с головой и похоронить.

Я, вернув на себя печать, вышел из сарая и снова скорбно, не спеша, стуча себе по ноге ведром, поплелся на берег реки. Неприятно чувствовать себя больным, но иного выхода нет. И так я слишком быстро выздоравливаю, по мнению Ормы. А ведь я сегодня всего второй раз снимаю с себя печать после падения. Можно считать, что, несмотря, на ограничения, моё тело всё же значительно крепче, чем у настоящей тройки. Что-то во мне при возвышении улучшается необратимо. Не могу сказать, что эта мысль меня ужасает. Она меня, напротив, радует. Как показала жизнь, ходить под ограничением там, где тебя не любят, опасно для здоровья.

А есть здоровье, нет здоровья, а дела вместо тебя делать никто не будет. Это я такое надумал, когда вчера бока болеть на шкурах начали. Так что, я сегодня решил, что хватит Рату меня замещать в хозяйстве и пора хотя бы воду носить самому. Иду вот, чёрные песчинки от глаз отгоняю, и пытаюсь понять, с чего это мне в голову такая гордость ударила? Пока дома лежал под печатью, то всё было неплохо. А вот теперь, еще и половины пути не прошёл, а чувствую, что мне бы нужно срочно присесть, что-то всё нехорошо так кружиться начинает. Где тут заборчик пониже?

Ой, дурак, я! Это я сейчас выходит, попрыгал по сараю в полную силу, сам себя потряс основательно, как будто земляной орех в крынке чистил, а затем снова на себя печать наложил. Хорошо, что тем вечером ни с кем сражаться не пришлось. Похоже, я только в мыслях и был на это способен. Зря мама надеялась на меня. Ой, как хреново-то!

Последовавшее дальше, я, с чистой совестью, снова мог списать на небо, которое опять подталкивало меня к действиям. Чем другим считать то, что когда, через десяток шагов, я всё же свалился на землю, то через несколько секунд об меня споткнулись. И неудачником оказался Тукто.

— Э, Леград, ты чего здесь на улице забыл?

— Буэ-эээ, — единственное, что я смог ему ответить.

— Гребаное дарсово подхвостье! Леград, ты чего? — слушал я испуганный голос над собой. — Что с тобой?

— Ой, плохо мне, — ответил я чистую правду, наблюдая, как надо мной кружатся цветные облака, сеющие чёрный песок, а среди них мелькает лицо Тукто. Может ну её, к дарсу, эту скрытность? Я, кажется, сейчас загнусь, тупой джейр. Накой хрен мне эта, лично налитая, вода в рукомойничке нужна?

— А ну, держись за меня. Дарсово дерьмо! Это что, твоё ведро? Ты, за водой собрался что ли? Идиот!

— Ага. Полностью с тобой согласен, — я не решался кивнуть, ощущая свою голову как до краев полный жбан — как бы мозги не пролить. — Тукто, помоги до дома вернуться, а?

— А я тебя куда тащу? К реке, чтоль? — удивился пацан. — Чтоб ты там сдох на глазах Шиго, и он начал танцевать от радости?

— Да кто тебя знает, куда ты тащишь. Я, так вообще, не вижу что передо мной, — я покрепче ухватился за Тукто и с этой опорой всё же дотянулся до печати, снимая её.

Что-то мне это головокружение и метель крупных чёрных песчинок перед глазами совсем-совсем не нравится. Вроде ничего не болит, а голова тяжелая как камень и что-то меня руки-ноги с каждой секундой всё хуже слушаются.

— Дарсово отродье, ты смотри не сдохни у меня на руках! — коротко засмеялся Тукто. — А то, твоя мать меня прибьет.

— Ты то тут при чем?

— Да она тогда так орала на Кардо и грозила всем карами за тебя, что всё может быть.

— Не, — я неспеша покачал перед собой рукой, уже не так опасаясь растрясти голову, которая вроде становилась легче, — она добрая, просто достали.

— Да, хорошее слово, обтекаемое, — согласился со мной Тукто. — Достали.

— Не бери в голову, — посоветовал я ему, разобрав в его голосе уже знакомые мне странные нотки. — Далеко там ещё?

— Да уж не близко, — огрызнулся Тукто. — Как ты вообще сюда добрался?

— Ногами.

— Ой, дурак ты.

— Дурак, — согласился я, но уточнил. — Был.

— Был? — Тукто засмеялся уже в голос. — А теперь?

— Теперь поумнел.

— Так только в сказках бывает. Был дурак, вдруг, бах! И умный. Ты же не в сказке? — уточнил Тукто.

— Ой, так хреново в сказках не бывает.

— Значит, и остался дураком, — сделал вывод Тукто.

— Хорошо, хорошо, как скажешь, — я похлопал его по плечу.

За такой, ничего не значащей, пустой перебранкой мы и добрались до моего дома. К моему облегчению, Лейлы не было, она, похоже, убежала играть с подружками. Не нужны ей лишние тревоги за меня. К счастью, моё положение изгоя, почти не повлияло на нее, пройдя мимо. Слишком они ещё мелкие, а старшим нет дела до них.

Тукто свалил меня на лежак, бросил ведро в угол и, помявшись, присел за стол на лавку, внимательно разглядывая сиденья напротив. Они были нашим последним напоминанием о старой жизни, единственными уцелевшими из обычных вещей. Цену за них давали копеечную в деревне, буквально кувшин сладких зерен. Поэтому мама сказала, что лучше сожжёт их в трудную минуту, чем отдаст за него. А были они необычны тем, что такие единственные не только в этой деревне, но и, наверное, во всей округе. Они были сплетены из тонких, когда-то гибких веточек дерева.

Мама говорила, что там, где их сделали, из них плетут всё. И столы, и кровати, и корзины. А место это, где растет такое необычное дерево, чуть ли не на другом краю нулевого круга. Там тоже есть широкая река и все её берега заросли невысокими деревьями, которые совсем не похожи на обычные деревья пустоши. Они тут как палка, у которой сверху зонтик толстых веток. А у тех — невысокий корявый ствол и длинные тонкие ветви, которые свисают до земли. Их даже отгораживают и стерегут от травоядных, что могут объесть ветви. Здесь у нас подобного нет, а потому могут только плести всевозможные корзины из травы рафии.

Ещё, когда начинается засуха, то ходят ниже по течению к большому водопою и там набирают камыш. Из него плетут вторые циновки на окна, корзины или оплетают им кувшины. Но всё это непрочное и быстро ломается. Особенно переноски для камня и вёдра. Эти же сиденья были очень прочные, но легкие и всегда нас сопровождали в нашем путешествии. Я помню их всю свою жизнь. Может быть, только в Арройо их ещё не было, но в этом я не уверен. Стол помню, а их нет. Но это ни о чём не говорит. А вообще я был рад, что Тукто не ушёл. Теперь мне нужно лишь ещё немного прийти в себя и можно будет выполнить и перед ним свое обещание.

— Ты не подумай чего, — вдруг нарушил тишину Тукто. — Я остался на случай, если тебе хуже станет. К Орме побегу. Но вообще, я сам слышал от Виргла, будто она сказала, что у тебя в голове вмятина и чудо, что ты вообще жив. Так что, ты бы завязывал на новый ремешок и покрепче со своими прогулками к реке.

— Чего? — удивился я и принялся ощупывать голову в поисках той самой вмятины. Если даже придраться, то вроде в одном месте не так кость ощущается. Но уж точно вмятины нет. Но сегодня и не первый день. Не будет же Тукто врать? А Виргл? — А он, по какому поводу меня вспоминал?

— Он с Шиго шерсть сгонял. Наживую. Мол, он на его игрушку покусился и теперь, как ты сдохнешь, забавляться не с кем будет, — Тукто кинул на меня быстрый взгляд. — И вообще заявил, что твоя жизнь принадлежит ему.

— Урод! — выцедил я сквозь сжатые от ненависти зубы. 'Ты хочешь, чтобы и я решил взять твою жизнь в свои руки?'

— Не спорю, я на твоем месте стал бы еще осторожнее, — кивнул Тукто.

— Постараюсь, — для начала я попытался спокойно улыбнуться, скрывая ненависть. — Так что с Шиго?

— Шиго. Да, — Тукто откашлялся. — Так что Шиго три раза получил наказание. Сначала отец его палкой отходил, затем Кардо на полив поставил, а последним Виргл ему бока намял.

— Ничё, думать будет, перед тем как кулаками махать, — я улыбался уже без напряжения, и лицо не сводило в оскале.

— Думать? Это ты слишком хорошего мнения о нём. Раньше он вроде как поумнее был, но потом попривык, что босс, — ухмыльнулся Тукто. — за него думает и решает. И отупел.

— Так разве бывает? Что был умный, а стал тупой?

— Бывает. Про Шиго и какой он раньше был, мне брат рассказывал. А теперь и я лично убедился, что так бывает.

— Это с кем? — не понял я.

— Да с тобой, — засмеялся Тукто, глядя на молча открывающего рот меня.

— Ладно, — сказал я, немного отойдя от подколки. — Это хорошо, что ты на меня свалился. Мне с тобой поговорить нужно.

— Я бы и насчет свалился, мог бы с тобой поспорить и посмеяться, но ты меня заинтересовал. Валяй!

— Ты только спокойней относись к моим словам и помни, что я вообще-то чуть ли не умирающий. Ты помнишь тот разговор в руинах? — не увидев понимания на лице собеседника, я уточнил. — С Раух?

— Да, хорошо помню, — лицо Тукто побледнело и заострилось.

— Я тебе благодарен, — осторожно начал я. — За разговор, за честность. Это сложно обьяснить...За то, что никогда не будешь в шайке Виргла.

— Ну, это еще неизвестно, — Тукто перекосило. — Брат там, стану охотником, куда мне деваться?

— Будешь как дядя Ди, свободным, — пожав плечами, предложил я выход.

— Ага, быть отличным охотником, но жить на окраине, питаться одними квыргалами и чтобы про тебя вспоминали, только когда идут на буйвола? — усмехнулся Тукто.

— Значит, бегать вокруг Виргла, шарить по чужим домам и поддакивать при каждом слове, — нарисовал я картину другой жизни.

— Брат не такой! — вскинулся пацан, стиснув кулаки.

— Не совсем такой, да, — согласился я. — Но будь честен со мной. Помоями меня он обливал по первой команде.

— Да он! Ты! — Тукто вдруг сник. — Ладно, я пойду.

— Куда это? — я нарочито удивился. — Я же ещё не закончил.

— Ну! — выдохнул Тукто, замерев на краю скамьи.

— Ты вряд ли будешь с Виргло, — повторил я. — Да, твой брат уже вляпался в это дерьмо. Но ты?

— И что? — с ненавистью спросил Тукто.

— Ты занимаешься Возвышением, чтобы стать охотником? — перешёл я к сути. — Или чтобы вырваться отсюда?

— Ха, — обмяк на лавке Тукто. — Вырваться. Если бы это было так легко! Половина деревни уже бы воспользовалась этим шансом. И вернулась бы в земли предков. В чудесный Первый пояс, где любой легко может стать Воином.

— Ну ты уж загнул! — возмутился я. — Любой! Ещё скажи, что там талант не важен!

— Ничего не загнул! У нас прадед жил в Первом!

— И?

— Отец кучу историй рассказывал! — Тукто замахал руками. — Там куча сект и кланов, что ищут таланты и вбухивают в них зелья! Лишь бы ты быстрее развивался! Да что зелья! Там энергии мира гораздо больше, чем на этих выжженных землях! За границей нулевого ты потратишь в разы меньше сил и прорвешься к Воину! Это тут — хоть головой бейся, — уже тише закончил парень.

— Энергии в нулевом маловато, я знаю это не хуже тебя. Везде написано. Но ты, верно заметил — это всё равно шанс. Ты ведь не хочешь загубить свой шанс? Загубить как брат? — уточнил я.

— Не хочу, — выдавил из себя Тукто, отвернувшись от меня.

— Так какого дарса, ты там по ночам таскаешь эти проклятые гири? — я постарался вложить максимум презрения в свои слова. — Ты не умеешь читать? Ты тупой? Ты глухой? Ты ни разу не слышал диких воплей Орикола?

— Я не глухой. А тупой ты! А у меня есть глаза, — огрызнулся Тукто. — Я вижу Рикто, который подходит к гирям раз в месяц и так и не шагнул за пятую ступень. И вижу Виргла. Даже хотя бы брата! Отца!

— Тупой джейр! — не выдержал я очередного выноса моей бедной разбитой головы. — Как вам Виргл мозги засрал этим дерьмом! Ты тут рассказываешь про деда. А он что? Ничего про Возвышение не рассказывал?

— Прадеда! Рассказывал деду! — огрызнулся Тукто. — У них в семье была своя тренировочная площадка.

— И? — уточнил я. — Не будем трогать прадеда, который попал в нулевой. Твой прапрадед тоже каждый день гири таскал?

— Не знаю, такого отец не рассказывал. Может и каждый! Отец, говорил, он сам в молодости раз в неделю с утра до вечера тренировался. Не сам же он это придумал?

— Тьфу! — я с досады чуть не сплюнул на пол. — Ты Орикола видел?

— Видел! — завопил доведенный моими расспросами Тукто.

— Что ж ты так орешь? — я перепугался и, вскочив с лежака, принялся оббегать окна и осматривать в щели циновок округу. — Фух! Не ори так. Давай так. Забудем про рассказы твоего прадеда, которые к тебе пришли через третьи руки. Забудем про твоего отца. Глянем на то, кто есть сегодня на нашей площадке. Виргл и Орикол. Кто из них двоих для тебя больший пример? Виргл, жалкая семерка Закалки меридианов? Или Орикол, Воин Развития Духа шестой звезды возвышения?

— Эээ, — заблеял Тукто, но нашёлся. — Да он тоже здоровый как мечерог!

— Хорошо, — я снова упал на лежак, осторожно опуская бедную голову на мягкие шкуры. Закружилась. — Возьмём мою маму. Она восьмёрка. Что ты скажешь про неё?

— Хорошо, хорошо, ты во всем прав, — махнул рукой Тукто. — Ты умный, а я тупой. У меня был глупый прадед, что вылетел из Первого. А ты умный. Через месяц в него уедешь. Что ты предлагаешь? Не трогать гири, а целыми днями мечтать о помощи небес? Не видел, чтобы она в нашей деревне хоть кому-то на голову упала. Ни самому тупому Ма, ни самому умному, но ударенному по голове.

— Как вы меня достали, — устало ругнулся я, оглядывая комнату. — Тупые джейры, которых нужно ткнуть носом, иначе они не верят своим глазам. О! Вон, корень мясной дай.

Тукто не утруждал себя лишними движениями и просто бросил мне корень со стола. Лейла его туда, что ли вытащила? А вот я ловить его не стал. Просто не был уверен в себе и своей голове. Аккуратно подобрал его и, вытянув вперёд руку, медленно сжал кулак. Корень смачно хрупнул и вылез противной жижей между пальцев, брызнув мне на лицо.

— Четверка, — отряхивая руку на пол, я подначил собеседника, — повторить берёшься?

— Это что за трюк? — Тукто бросился к горшкам, стоявшим у стены, и принялся их обшаривать. — Ага!

Найденный новый корень он сначала внимательно осмотрел со всех сторон, будто видел первый раз. Затем изо всех сил сжал в кулаке. Ничего. Принялся помогать второй рукой. Ничего. Сдавил двумя руками перед грудью и только тогда корень лопнул и смялся в его ладонях. Тукто положил получившуюся лепешку на стол и выбрал новый корень. Сжал его в кулаке, проверяя, а затем снова бросил его мне. Я пожал плечами и, отыскав его среди шкур, повторно продемонстрировал трюк с превращением мясного корня в густую кашу.

— И как ты силён? — сжав губы, уточнил Тукто.

— Сильнее тебя, этого тебе достаточно, — отмахнулся я от его любопытства.

— Прекрати, — дернул уголком губ Тукто. — Я сейчас вернусь домой и для начала пристану к брату. От него двинусь либо вниз, либо вверх по силе. И уже к ночи я всё равно буду знать твою силу. Вернее силу, которая нужна для этого трюка. И возьму для проверки твои корни, чтобы ты голодным остался!

— Какие все умные становятся, когда их пнёшь, — настала моя очередь недовольно кривиться.

— Ты о чём? — Тукто прищурился, пронзая меня взглядом голубых глаз.

— О своём! — отрезал я. — Седьмая звезда.

— Седьмая звезда, — прошептал Тукто, роняя на стол корни, которыми он потрясал в воздухе до этого.

— Поэтому, хорош впаривать мне эти лепешки джейров и кричать, что небо несправедливо. Я ничего не могу тебе обещать, но уж в моих силах осветить тебе верный путь. Дальше, лишь от тебя будет зависеть, хватит ли у тебя воли идти по нему. А от неба, величина твоего таланта, данного тебе при рождении. Но замечу. Мой отец получил десятую звезду в двадцать семь лет и не проклинал небеса за низкий талант, а упорно шёл навстречу мечте.

Глава 15

Время, отмеренное мне Кардо на выздоровление, тянулось, словно ему не будет конца. Оказалось, что это очень сложно — бездельничать. Особенно если ты ограничен тесными стенами деревни, и окружен чужими взглядами. Теперь я был умнее и внимательнее к своему здоровью. Печать я вешал только при посторонних. Конечно, меня смущали пристальные взгляды Ормы, которая по-прежнему осматривала меня еще неделю. Но очень меня испугало произошедшее со мной. Может, я и сгущаю краски, но мне, после раздумий о произошедшем, действительно казалось, что, не сняв тогда печати, я бы умер у Тукто на руках. Так что, пусть лучше она что-то подозревает, чем я снова окажусь перед угрозой смерти.

Перед Ратом пришлось повиниться и рассказать, как Тукто пришлось меня через пол деревни тащить обратно домой, а потому я без его помощи не обойдусь. Дира при этом разговоре тоже была и должен заметить, что новость эта изрядно испортила ей настроение. И первой жертвой её настроения стал её брат. Она изрядно прошлась по уму того, кто с радостью скинул тяжелую работу на человека, который недавно упал на голову. Затем переключилась на меня. Я тоже не блистал сообразительностью в её описании. Даже больше. Выходило так, что удар по голове окончательно лишил меня мозгов. То, что у нее острый язычок я знал и раньше, главное, что она не пустила в ход кулаки, как привыкла делать это дома, без лишних глаз. А так, это было даже забавно, тем более, во многом я с ней был полностью согласен.

Поэтому, целую неделю я честно не выходил со двора и изо всех сил изображал больного. Не скажу, насколько я сумел обмануть Орму, но лишь два дня как я перестал ее кормить рассказами о тошноте, внезапных головокружениях и черном песке перед глазами. Чувствовал то я себя на самом деле очень даже хорошо, но повторять свой идиотский подвиг с ведром, который чуть не прикончил меня, было страшно. Я решил начать с неспешных прогулок по деревне. По часу, по два, затем дольше и дольше.

Ощущения от того, что ты находишься в деревне, у всех на виду, но предаешься безделью на законных основаниях, были просто непередаваемыми. Время для таких прогулок было самым удачным. Часто шли дожди, было настолько прохладно, что даже днем больше никто не закатывал циновки, чтобы пустить воздух гулять по дому и облегчить жару, что уж говорить про ночи, когда все с радостью закапывались в шкуры. В воздухе почти не было вездесущей пыли и тянуло свежестью от реки, которая стремительно наполнялась водой. Да и вообще, время для меня начало идти быстрее, чем в четырех побеленных стенах. Частенько, особенно, когда начал ходить и по вечерам, натыкался я и на шакалов Виргла. В особенно несчастливые дни даже в полном составе и во главе с боссом. Но старательно глядя в песок, всегда не спеша проходил мимо. Ни разу меня не окликнули, хотя взглядами провожали. А уж если там был и Шиго, то я буквально чувствовал его обжигающий взгляд на своей спине, но не так, как тогда в сарае от Кардо.

Надоело все, даже возвышение. Вот уж не думал, что такое возможно. Раньше то оно у меня прерывалось тяжелой работой, поисками и охотой, хотя бы просто бегом по развалинам. А теперь всех радостей, только прогулка по деревне, которой я стал уделять все больше времени, отлынивая от развития меридианов. Как только я поймал себя на этой мысли, как разозлился сам на себя. Несколько часов я высказывал все, что я о себе думаю, перечислял обиды и обидчиков, напоминал о судьбе семьи, если мы останемся в этих песках.

Странное занятие, но мозги я себе прочистил и еще яростнее принялся за возвышение. Если бегать по развалинам и впитывать энергию я еще не мог, то неспешно прогуливаясь вдоль стены, держать в голове образ проникающих в меня нитей силы, выходило просто отлично. Я отказывал себе даже в минуте отдыха. Я просыпался и начинал впитывать силу, я уходил на прогулку и поглощал энергию, я тащил самое маленькое ведро с водой и продолжал возвышение. И результат не замедлил появиться. Не прошло и месяца с моего падения, как я взял восьмую звезду. Она далась мне всего за три месяца усилий. Теперь я сильнее Виргла, только двое в деревне равны мне, и лишь главный враг все еще недосягаем.

Несколько дней новая сила кружила мне голову, и я поневоле отрывал время от возвышения на воображение различных планов мести. Но все они мне не нравились. Виргла и половину его шайки я, конечно, ненавижу, но убивать их только из-за этого? Это я мог сделать и раньше, Паурит свидетель. В моей голове вспыхивали десятки картин, как они обливаются кровью. Но нужно ли мне это? Я не хочу брать с них плату большую их вины. К тому же, я вспомнил слова мамы об Ориколе и его наказании, которое хуже смерти в сто крат. Конечно, тот же Скирто вообще не сдвинулся по пути Возвышения, чтобы наказать его лишением возможностей в продвижении по нему. Тем более, я вообще этого сделать не смогу.

Кстати, интересная мысль. А могу ли я накладывать свою печать на других людей? Нужно будет всё же проверить. А вот наказать Скирто за все унижения увечьем, вполне мне по душе. Но сделать это, не выдав себя, слишком сложно, и не принесет нужного мне эффекта. Как и в случае с местью Пауриту, мне нужно чтобы он четко понимал, за что и от кого страдает. Так что, эти планы со сломанной ногой отставляем в сторону в ожидании еще двух звезд. Десятая звезда не оставит никому выбора. Просто не забываем — Виргл, Шиго, Скирто. А, и Вартус. Он меня со своим: " Встреть мой кулак своим кулаком!', изрядно бесит. Я с удовольствием выполню его просьбу. Пусть только ждет.

А ещё есть Кардо, который мечтает вырваться из пустошей и попасть в благословенный небесами Первый пояс. И вот ему...

— Ага, и впрямь не обманули, — вот уж на кого я не ожидал наткнуться, так это на того самого Вартуса. — Пошли, босс хочет с тобой поговорить.

Почему мне кажется, что ничего хорошего мне эта встреча не принесет? Шли мы не долго. Деревня небольшая, а Виргл, конечно же, был на тренировочной площадке. Они все здесь были. Шиго, Порто, Ларг, Скирто и даже Рикто стояли возле Виргла, который единственный развалился на каменной скамье, опираясь плечами на низенький заборчик. Совсем не боится испачкать, еще не просохшей после дождя, глиной дорогую рубаху. Я бросил короткий взгляд исподлобья, осматривая их.

— А вот и вы, долго же вас пришлось ждать, — процедил Виргл, разминая шею.

— Извини, босс, он долго из своей хибары не выбирался.

Я промолчал, лишь про себя усмехнулся. Значит это я, второй час наворачивающий круги вдоль стены, виноват что не выходил из дома? Хорошо, хорошо. Пусть будет так.

— Ну, ничего, в конце концов, именно он наш гость, так что ему простительно, верно? — сын Кардо повернул голову направо, на верного крысеныша.

— Да босс! — тут же подал голос Скирто, который, похоже, только и ожидал команды поддакнуть.

— Леград, я вижу, ты хорошо помнишь мою просьбу. Сегодня я разрешаю тебе смотреть смело. Подними голову! Сегодня твой день! — я отчетливо слышал в его голосе издевку, но пока не мог даже предположить, что он или Скирто, придумал на этот раз.

— Будь здоров, Виргл, — я, впервые за долгие месяцы, прямо поглядел ему в лицо. Он изменился. Теперь у него не только эти отвратительные жидкие усики, но и на подбородке появились длинные волоски, которые он, похоже, холит и бережет. Тьфу!

— Да. Как верно ты подметил, Леград, — Виргл будто невзначай сцепил обнаженные руки и заставил взбугриться мышцы, красуясь. И эта привычка не изменилась. — Будь здоров. Тебе это сейчас ведь нужнее всего?

— Да вроде я уже окреп и встал на ноги, у твоей матери хорошие травы, — Я покачал головой, не соглашаясь. — Я больше не падаю и не блюю на всю округу.

— Да, наслышаны, — хохотнул Виргл, а крысеныш его поддержал. — Даже Вартус видел, как ты валялся под ногами у Тукто. Да и моя мать, конечно, понимает толк в травах, но говорит, что это больше заслуга твоего сильного тела.

— Как ей угодно, — я пожал плечами, внутри весь сжавшись, что это за намек в его словах? — Но если бы все дело было в здоровом теле больного, то лекарей вообще бы не существовало.

— Ха-Ха-Ха, — начал бить в ладоши Виргл. — Ты это слышал Скирто?

— Да, босс, слышал. По-моему, он к вам подлизывается, — нагло заявил главный жополиз шайки.

— Ты думаешь? Леград? Сегодня вроде небо на месте? Не, Скирто, тебе показалось. Леград, ты знаешь, между нами было много недопонимания, — и Виргл замолчал, уставившись на меня.

— Недопонимания? — пришлось мне подать голос и постараться, чтобы он не дрожал от ненависти на этом слове.

— Да, мы слишком быстро выросли, стали новиками и забыли, что вы мелочь — младше нас и слабее, — 'Что за бред он несет?', — думал я, стараясь не выдать удивления. — Да и мать твоя виновата.

— Она то в чем виновата? — не удержал я язык за зубами.

— Полагаю в гордыне, — улыбнулся Виргл. — Она, восьмерка, годы проведшая в пустошах, не хотела заняться другой работой на благо деревни. Предпочитала вонять дерьмом, но не подойти, не то что к моему отцу, а даже к Ракоту. А вот стоило моему отцу, вождю всей деревни, переступить через свою гордость и попросить ее ходить на Черную развалину древних, как она тут же согласилась. Разве я не прав?

— Такая точка зрения тоже имеет право на жизнь. У каждого свой взгляд, — я постарался спокойно пожать плечами, сегодня для моей маски просто день испытаний. — Так я страдал за ее гордыню?

— И за свою слабость. Это пустоши. Здесь ценятся сильные люди. А не слабаки, пропахшие дерьмом, — Виргл, сжав кулак перед собой, продолжал нести свой бред. — Поверь, нам просто противно было на тебя смотреть, и мы хотели подтолкнуть тебя вперед, к силе.

— Раз уж у нас пошел такой разговор, — я подался вперед, вглядываясь в его лицо, — то разве ты не помнишь, как я приходил сюда, к Ориколу, чуть больше года назад?

— Да, помню, — отмахнулся Виргл, не моргнув и глазом. — Уж не знаю, что там этому алкашу стукнуло в голову, может он залился вместо отцова вина брагой на помете джейров. Он был не прав. Отец говорил с ним. Теперь ты можешь приходить сюда, а он выдаст тебе наставление. Твоя мать сильна, так будь же ее достоин.

— А то, что Шиго не пустил меня на экзамен? — мне уже было интересно, а что он будет врать дальше? И что он вообще хочет от меня?

— Какой ты злопамятный, — скривился Виргл. — Хорошо. Тогда моя шутка зашла слишком далеко. Я признаю это. Слушай. Давай отринем наши обиды и начнем с чистого листа?

— Обиды? — кажется, мой голос все же задрожал. Выходит он меня обижал, а не смешивал с помоями? Да еще и считает, что ему тоже причиняли обиду? Тварь!

— Да! — с широкой улыбкой закивал Виргл. — Твоя мать стала полезным членом нашей деревни, давай и ты присоединяйся к нам в Возвышении!

— Ага, в Возвышении, — повторил я его слова, находясь в полном ошеломлении от странности происходящего. Я считал Диру немного странной?

— Вот, я знал, что ты согласишься! — довольно крякнул Виргл. — Каждый мужик должен быть сильным!

— Молодец! Мужик! Ждем тебя! — начали бить мне по плечам и спине остальные ребята.

— Садись! Я знал, что ты не откажешься от такого предложения, — Виргл провел рукой над скамьей, привлекая мое внимание к мискам с жареным мясом и нарезанными овощами. — Потому подготовился заранее. Давай скрепим начало новой жизни!

Вот в этот момент, когда я послушался и сел на лавку, уставившись на эти простые красные миски, которые до этого, тупой и слепой джейр, в упор не замечал, в моей голове что-то сверкнуло, и я опустил взгляд еще ближе к себе. Там стояла темно-красная, почти черная чаша для питья.

— Я то, пожалуй, уже могу себе позволить, да вот ты еще маловат для этого. Да и головой ударенный, — поцокал языком Виргл, принимая из рук Скирто небольшой кувшинчик и лично разливая его содержимое по чашам. — Так что пьем не вино и даже не хмельную брагу, а пустую, молодую. Даже детям можно. На сладком корне квас, мать ставила. Давай, бери! За начало новой жизни!

В голове промелькнуло множество мыслей, одна тащила за собой другую, третья их дополняла, но громче всех гремела одна. Это то, чего мы с мамой опасались! Где он? Чаша была пуста. Он и себе налил из этого кувшина. Не мешкай! Не мешкай! Я, было, хотел улыбнуться, но почувствовал, что застывшие губы я сейчас разомкнуть не смогу. Поэтому просто медленно потянулся к своей чаше.

— Давай, давай, — покивал Виргл и, лихо схватив свое питье, повернулся в пол оборота ко мне, будто смотря на своих шакалов. Но мой обострившийся взгляд сейчас видел и его побелевшие пальцы на чаше, и вздувшиеся мышцы на руках, и чуть скошенные в мою сторону глаза. И я тоже резко бросил руку к чаше.

— Дарсово дерьмо, — мой быстрый взмах, который должен был смести со скамьи чашу со всем содержимым, словно ударился о столб. Широкая чаша не просто не упала, а лишь немного сдвинулась по камню скамьи, даже не расплескавши брагу. А вот пальцы я прилично отбил.

— Что такое?— повернулся ко мне Виргл и состроил удивленную рожу, но я видел, как горели торжеством его глаза. — Совсем забыл! Это мы с пацанами привыкли пить из них, а про тебя я и не подумал!

— Точно босс, — запрыгал, повизгивая Скирто. — Он же еще тройка, небось!

— Извини, Леград, — Виргл приложил руку к груди. — Это мне отец чаши подарил, к пятой звезде. Таких, наверное, больше нет во всей нашей Черной пустыне. Они из Красного небесного металла. Тыж сын кузнеца, наверно слышал про него. Прикинь! Каждая весит сотню килограмм. Только на этой скамье и можно их расставить.

— Что ж, — я, наконец, справился с собой и растянул губы в улыбке. — Похоже, не судьба мне выпить за примирение, — я принялся вставать со скамьи, но мне на плечо легла рука Вартуса.

— Куда это ты? Босс тебя не отпускал.

— Ты хочешь обидеть меня? — ненавистное лицо скривилось в удивлении. — А об этом не переживай, — махнул рукой Виргл. — Шиго! Простую чашу нашему гостю!

Шиго, который, похоже, ждал этой команды, уже через несколько секунд стоял перед нами, протягивая белую облитую чашу Вирглу. Тот поднял сделанную из небесного металла и перелил ее содержимое в поданную. А Шиго лишь затем поставил ее передо мной. Я не видел, что было в новой чаше до этого! Все произошло выше моих глаз!

— За начало новой жизни! — повторил Виргл, не сводя с меня взгляда черных глаз.

"Вылить?", — в голове мелькнула мысль и пропала. "И каждый день дрожать в страхе, получая еду из запасов деревни? Может там действительно простой квас? А я трусливый квартик, от каждого шороха прячущийся в нору?"

— Ты хочешь обидеть босса?

— Я хочу отбросить все старые обиды, начать всё заново, — Виргл улыбнулся так, что это больше напоминало оскал. — А ты ещё и раздумываешь?

— За будущее! — мне пришлось собрать в один кулак всю свою смелость и решительность, чтобы спокойно выпить содержимое чаши, а не бежать отсюда, вырываясь из рук прихвостней и расшвыривая их. Я пил, не ощущая сладости и щекотания крошечных пузырьков. Я вслушивался в в свои ощущения в поисках горечи. Ибо именно так в моих мыслях проявлял себя Черный гриб. Тщетно.

— Ну вот, — Виргл улыбнулся, всматриваясь в меня. Я тоже постарался изобразить на лице хоть намек на улыбку, хотя, больше всего, мне сейчас хотелось схватить эту дарсову чашу из небесного металла и превратить его лицо в кровавую кашу. — И хорошо.

— Я, наверно, пойду, Виргл, — я попытался встать, но на плечо легла теперь рука Шиго.

— Да подожди ты, му... — прервался и хохотнул Шиго. — Босс тебя опять не отпускал.

— Здесь всё решает босс, — это уже подал голос Скирто.

— Да, не торопись, — кивнул Виргл. — Ты бери мясо. Мечерог. Лично взял его вчера на копье. Стрелы для слабаков. Вкусно?

— Да, — я кивнул, не находя в себе силы благодарить его, — такого я давно не пробовал.

— Ну, теперь то, твоя мать будет получать совсем другой паек. Не дерьмовый, — Виргл хохотнул. — Все теперь у вас будет. Ты теперь приходи на тренировки к нам, возвысишься, станешь новиком, сам будешь к столу добывать мясо.

— Боюсь, мне сейчас не до тренировок, — я постучал пальцем себе по голове, заставляя спокойно проговаривать слова, а не рычать. И обвел взглядом остальных участников этого фарса.

Шиго, дарс, улыбался так, что казалось, я могу пересчитать все его зубы, Порто стоял темный как весенняя туча. Вартус кривил губы в кривой усмешке, и поглаживал кулак. Рикто напоминал кусок камня, такой же острый скулами и неподвижный. Меня пробила дрожь при взгляде на его тощее тело. Неужели и мне уготована такая судьба? Надеюсь, мама не подведет. Ларг переводил глаза с меня на Шиго и щурился, а Скирто о чем-то хихикал в кулак.

— Да, я помню, — Виргл выплюнул под ноги тугую непрожеванную жилу. — Мать сказала еще месяц тебе нужно беречь голову.

— А вот потом, я все же проверю, насколько тверд твой кулак, — подал голос Вартус.

— Да, — Виргл хлопнул себя по лбу, — я же тебе говорил, что мы ценим силу. Пусть ты не можешь пока поднять гири, но ведь есть еще и сила духа. Без этого в пустоши никак. Да. Мы не потерпим в наших рядах слабаков. Мы и сами бьемся друг с другом, так что, и тебе предстоит доказать нам свое право быть на площадке.

— Против Вартуса? — голос мой был полон презрения.

— А почему нет? — пожал плечами Виргл. — Он будет сдерживаться, не бойся. Это тоже недостойно будущего охотника. Бояться. Но я пока закрою глаза на это.

— Давай, я начну со Скирто? — предложил я, внимательно оглядывая крысеныша, слабость которого я прекрасно помнил. Победить не сумею, но разбить лицо смогу с удовольствием. Скирто будто подавился смешком под моим взглядом.

— Я смотрю, ты наглеешь на глазах. Неужели простой квас так дал тебе в голову? — повысил голос Виргл, нахмурившись. — Или ты из тех людей, что доброту принимают за слабость? Ты меня разочаровываешь, Леград. Я вижу — в твоих глазах зажглась дерзость. Такое нужно бы искоренять сразу же. Но я помню, что ты еще считай калека. Поэтому скажу так. Опусти голову, и спрячь свою дерзость в песок, мусор. Через месяц приходи на тренировку. Покажи силу своего кулака и духа. А уж если ты докажешь свою силу и станешь четверкой, то я подумаю над тем, чтобы снова разрешить тебе поднять глаза. Вали отсюда, пока не получил ласкового пинка.

Ты дурак Виргл. Это не дерзость в моих глазах. Это ненависть и твоя смерть горят в них. Ты только что нагрузил чашу своих преступлений этой пустой брагой так, что она просто упала, перевесив мою доброту и прощение. Со стороны может показаться, что только что происходила сущая бессмыслица. Виргл пригласил отброса, которого года два унижал, за свой стол и разделил с ним еду и питье. Наобещал кучу поблажек, разговаривал, почти как с равным, а затем вдруг повернул все в обратную сторону. И снова ткнул носом в дерьмо.

Другой бы придумал кучу объяснений происходившего. Как его приспешники, которые навоображали себе каждый во что горазд. От очередной шутки босса, до настоящего прощения отброса. Другой. Но не я.