— Тебе, правда, интересно? — Обрадовался мальчишка.
— Конечно, раз спросил.
— Тогда слушай. — Паренек немного подумал, всматриваясь в свое прошлое. И по мере того, как он начал говорить, перед Вовкиным взором медленно всплывали и исчезали картинки, словно он сам был участником событий жизни Вальтера Шонна.
— Я — первый сын в семье герцога Вилтхарского, но третий по рождению. У меня две старшие сестры и одна младшая... были. Мы считались чудесной семьей. Мою маму звали Аннет, и она слыла настоящей красавицей: золотые волосы и синие глаза... Я очень ее любил. Она говорила, что я — их сокровище... А отец, Густав фон Шонн, мной гордился. Ведь я его единственный наследник по завещанию нашего родоначальника. У нас так заведено: старший сын наследует земли и основной капитал. Для остальных детей при рождении создаются отдельные счета, пополняемые процентами с прибыли. Ты не думай плохого: до совершеннолетия на них скапливается весьма приличная сумма. Сестрам — приданое, а младшим братьям — стартовый капитал для начала самостоятельной жизни.
— А эти средства можно оставить в основном деле семьи?
— Да, поколения наших предков так и делали. Герцогство развивалось, а семья множила богатства. Отец мой, как и я, был у бабушки с дедом единственным мальчиком. Получив наследство, он начал преумножать капитал, имея репутацию человека скорее делового, нежели военного. Он давал арендаторам, строящим на нашей земле фабрики и фермы, беспроцентные ссуды. И не спрашивал возврата долгов, пока дело не встанет на ноги. Только после этого он начислял налоги и возвращал займ. По нашей реке плавал самый большой торговый и прогулочный флот. Горы изобиловали самоцветами. Люди отца любили, а герцогство процветало. Моя старшая сестра, получив хорошее приданое, вышла замуж и уехала в Лотерн. Теперь у нее свои дети... А вот средняя не успела. Отец был умным хозяином и честным, благородным человеком. Но, вероятно, плохим политиком. Когда мне было восемь лет, умер наш король Ульрих Десятый. Он любил отца и покровительствовал ему. А еще Владыка железным кулаком управлял своими вздорными баронами и кичившимися родословной графами. При Ульрихе поощрялись производства и точные науки, философия и поэзия... На столичных званых вечерах выступали певцы, танцоры, музыканты... Одаренным людям Его Величество выплачивал из своей казны грант, стимулируя к дальнейшему творчеству. Но после его смерти на престол взошел старший сын, Гюнтер. Тот совсем другой... Хитрый, коварный, жесткий. Хвастун, бездельник и пьяница. Говорят, на детях мудрецов природа отдыхает... Дворец за считанные недели превратился из средоточия искусств в обитель порока: теперь в столицу стекались не артистки, а проститутки и солдаты удачи со всех концов континента. Казна быстро пустела: ведь на содержание всех этих господ постоянно требовались деньги. Введенные за полгода его правления налоги не давали той отдачи, на которую рассчитывал новый король. Чтобы соседи добровольно поделились своим золотом, требовалась хорошо обученная и экипированная армия. Но средств на войну тоже не было. Тогда оставалось только одно: силой изъять накопления собственных граждан. Действительно, разве имеют право люди жить в довольстве и благоденствии, если Его Величество с трудом сводит концы с концами? Король принял новые законы, неисполнение которых влекло за собой каторжные работы или гильотину. И знаешь, какими они были, эти законы? — Вальтер печально посмотрел на Вовку.
— Налог на воздух? — Усмехнулся поднабравшийся за последний год информации и ума парень.
— Почти. Налоги на фруктовые деревья, на грядки в огороде... Если ничего не сажаешь, вдвое поднимали земельный налог или вовсе забирали угодья в казну. Еще ввели налог на подковы лошадей и уборку навоза с проезжей части. Даже если ты надеваешь кобыле фартук, все равно платить обязан. Внимательных соседей за сообщения о беспорядке местные органы власти поощряли. Поскольку все равно изымали гораздо больше.
Вальтер вздохнул.
— Для женщин придумали налог на красоту и определенное количество нижних юбок. Если больше двух — плати. — Он рассмеялся. — Знаешь, скольким задирали платья на улицах! Косметические средства, вызывающие на лице прыщи, пользовались огромной популярностью. Королевство быстро разорялось: стало невыгодным содержать предприятия и сельские угодья. Состоятельные люди объявляли себя банкротами и потихоньку уезжали из страны. В это время две соседние державы, сговорившись, вторглись в наши границы. Одним понадобились горные самоцветы, а другим — длинная и широкая река на границе. Ведь водная доставка грузов намного дешевле! Армию в срочном порядке отправили отбивать земли иззубренными саблями и старыми пищалями, забыв про провиант, одежду и боеприпас. Солдаты, плюнув на приказы командиров и введенную за дезертирство смертную казнь, начали разбегаться. Тут Король понял, что если не наладит снабжение армии, то короны в скором будущем лишится. Возможно, вместе с головой. И тогда Гюнтер принялся за дворянство — костяк и опору любой монархии. Это случилось летом... — голубые глаза мальчишки влажно блеснули. — К раскрытым воротам нашего замка подъехал отряд наемников во главе с двоюродным отцовским братом — лучшим другом и собутыльником нашего Короля. Быстро перебив немногочисленную стражу, они ворвались в замок. Отец, несмотря на свою нелюбовь к оружию, был отличным воином и держал оборону на лестнице, ведущей в одну из замковых башен, куда побежали женщины и мама со мной и сестрами. Я вырвался из ее рук, схватил маленькую саблю и бросился на помощь отцу... Но не успел. Когда один сражается против десятерых, шансов практически нет. Его грудь проткнули мечом насквозь, и кровь последнего герцога Вилтхарского залила каменные ступени... 'Герцогский щенок' — заорал один из увидевших меня солдат. Перепрыгнув через труп моего отца, они понеслись за мной. Не помню, как взлетел на смотровую площадку башни и захлопнул за собой люк. Мама, обнимающая двух сестер, молча посмотрела на меня и все поняла. 'Малыш, раз все так случилось, мы с твоими сестричками пойдем к звездам. Иного пути у нас нет. Прошу тебя, маленький наследник, постарайся остаться в живых. И если когда-нибудь представится возможность, верни герцогство под наши флаги. Помни, мы всегда будем вместе с тобой, в твоем сердце'. Она поцеловала меня и, взяв сестер за руки, встала на край башни. Люк был почти доломан, а широкую щель стругал чей-то топор. 'Мы любим тебя', — прошептала сестра, и они шагнули вперед. Я закричал и бросился к краю, но кто-то из слуг тут же зажал мне рот и оттащил в сторону. Преданные нашей семье люди, загородив меня своими телами, быстро содрали нарядную одежду и надели мне чьи-то порты и безразмерную рубаху, а волосы припорошили пылью и замотали грязным шнурком.
Вальтер снова замолчал, пытаясь незаметно проглотить слезы и хоть немного успокоиться.
— Я тоже сирота. — Неожиданно для себя сказал Вовка. — Родители погибли. Я рос в детском доме, а потом в деревне у Витька. Он — муж моей сеструхи. Знаешь, я раньше так жалел, что не помнил маминой ласки... Мне не было страшно. Тяжело — да. Но когда на твоих глазах умирают самые близкие люди... Извини, продолжай, пожалуйста.
— Спасибо! — Вальтер улыбнулся краешками губ. — Мне даже стало легче. Оттого, что выговорился. Потом нас согнали вниз. Мой дядюшка, — мальчишечьи глаза полыхнули острой ненавистью, — приказал положить посреди двора тела моих близких: отца, матери и сестер. Малышка Нита лежала, словно маленькая красивая кукла. Казалось, стоит поднять ее на руки, она откроет глаза и засмеется... 'Где герцогский щенок?' — орал красный от пива и гнева дядя. — 'Хотите, чтобы я вас всех убил по одному?' Его безумный взгляд шарил по нашим служащим, но ни один из них не указал на меня. Тогда он вытянул из середины потупившихся людей молоденькую горничную Лиззи, которая всхлипывала, не переставая. Она была очень привязана к моей маме. Дядюшка замахнулся саблей. Девушка завизжала. Знаешь, я не мог этого перенести. Подхватив булыжник, я метнул его в голову этого урода. Замах был сбит, и оружие лишь оцарапало девчонке руку. Но меня тут же вытащили из толпы, швырнув этому гаду под ноги. Едва 'дядюшка' увидел мое лицо, сразу все понял. — Вальтер тяжело вздохнул. — Меня сильно били. Я до этого никогда не знал, что боль бывает такой... бесконечной и мучительной. Лежа на старом сене запертого каретного сарая, я молил Богов о смерти. У меня не было сил двигаться и даже плакать. И еще я жалел, что меня не добили, и ждал, как избавителей, моих палачей... Очень хотелось пить. Но ко мне никого не пускали. Дядя думал, я умру сам. Но есть определенные законы, с которыми обязан считаться любой король, если не хочет прослыть окончательным деспотом и негодяем. Согласно им, владение передается государству, если семья герцога или графа по какой-то причине вымирает, не оставляя наследника. Чиновники двора, признав имущество выморочным, затем выставляет его на торги, дробя на части. Этот закон спас мою жизнь. Графы и бароны, окружавшие Гюнтера Третьего, сразу зашевелились и стали требовать своей доли в этом огромном пироге. Дядюшка, который согласно завещанию предков, на герцогскую корону имел прав не больше, чем все остальные, понял, что погорячился. Он снова поскакал в разоренный замок, где нашел еще не умершего меня. Чтобы я дожил до совершеннолетия и подписал отказ от наследства в его пользу, он притащил с собой придворного мага, отвалив тому круглую сумму. Я выздоровел. Стал ходить. Потом потихоньку садиться на лошадь. Понимаешь, владение было очень, очень большим, и у дяди был всего шанс, чтобы его получить. Для этого я должен жить под его присмотром и постоянным страхом смерти. Тогда меня привезли во дворец. И в тронной зале, при большом скоплении орущих вассалов короля и лезвия тонкого кинжала у моей печени, я подписал согласие на опекунство. Тут наступил бы мой конец, но Гюнтер, погрозив родственнику пальцем, сказал: 'Не смей трогать мальчишку. Он будет гарантией того, что ты станешь выполнять свои финансовые обещания. Если с ним что-нибудь случится, твое светлое будущее сразу станет темным: пойдешь в пещеры изумруды рубить. Запомни это хорошенько!'. Бароны засмеялись, а дядюшка, разбив подвернувшуюся вазу о чью-то голову, убежал принимать владение. 'Что же мне с тобой делать? — Спросил король. — Не кормить же бесплатно! Отпустить тоже не могу. Прирежут сразу на выходе. Да и разговоры по миру пойдут...' Почесав свою плешивую голову, он ощерился звериным оскалом: 'Будешь работать во дворце. У нас как раз издох шут и не в кого бросать кости. Ах, как старик славно увертывался! Даже жаль, что наступил на лапу голодному леопарду...' Все снова засмеялись. И вот меня обрядили в клетчатое трико и колпак с бубенцами. Волосы выкрасили в синий цвет. Днем еще ничего, даже на кухне поесть дают... А ночью, когда у них оргии...— Парнишка потемнел лицом и передернул плечами. — Когда я сплю на чердаке, бывает, дети этих баронов меня находят. Видимо, в этот раз все произошло быстро.
— Но ты сейчас нормально одет и волосы у тебя светлые...
— Может, это сон? Но как же не хочется просыпаться! Спасибо, за то, что выслушал, Вовка!
— Да пожалуйста! А как страна? С войной справилась?
— Нет. Враг все глубже проникает на нашу территорию. У солдат плохое оружие, гнилая одежда и отвратительная еда. Все, кто у власти, воруют. А король сходит с ума по одной танцовщице. Забросил все и бегает за ней, словно собачонка. Что она скажет, то и делает. Многие из его бывших соратников уехали и сидят по своим уделам, тренируя собственные дружины. Королеву увезли в дальний монастырь. Принц, тихий и мечтательный молодой человек, под влиянием окружающих престол персон, стал любовником министра финансов... Хотя, может, врут. Но, даже если это так, он хорошо одет и сыт. У Гюнтера еще есть дочь... — Вальтер покраснел. — Ей всего четырнадцать лет. Но она прекрасна, как алая роза... Чиста, как легкий весенний ветерок. Отец бережет ее, хочет выдать замуж в другое королевство. О, если бы старый Король был жив...
— Тогда ты сам бы женился на ней? — Догадливо спросил Вовка.
Парнишка опустил длинные ресницы.
— А лет-то тебе не маловато? Или у вас положено женить детей?
— Мне двенадцать. — Тихо сказал Вальтер. — Это год принятия присяги, можно сказать, первого совершеннолетия. Иначе, как бы я смог подписать документы? А в восемнадцать, если бы не умер сейчас, подписал бы отречение и умер окончательно.
— Да-а? Ты бежать не пробовал? Я вот бегал... Только у нас некуда — тайга. А мне четырнадцать исполнилось! Хорошая жизнь слегка подразнила и сразу кончилась. — Вовка с досадой стукнул по двери кулаком.
Та вдруг с тихой музыкой раскрыла свои створки им навстречу.
— Удивительно! — Проговорил Шонн, поднимаясь. — Я, пока здесь ходил, толкал их и дергал. Ни одна не шелохнулась. А ты всего лишь ударил...
— Я не ударил, а стукнул! Чувствуешь разницу? Посмотрим, что внутри?
— Вдруг нельзя? — Испуганно посмотрел на Вовку голубыми глазами Вальтер. — И нас накажут плохой жизнью?
— Слушай, умник, а ты хорошей жизнью сейчас живешь? Жил, то есть? Мне кажется, что хуже, чем было, уж точно не будет. К тому же, если не попробовать, не узнаешь!
Вовка вскочил и первым встал на пороге загадочной двери. Из теплого сумрака с той стороны повеяло морем и водорослями. Слышался еле уловимый шелест волн, и далекое чирикание ночной птички. Вовка сделал осторожный шаг и пригляделся. Хоть и упрекал он Вальтера в трусости, но лезть, сломя голову, в незнакомое место было бы верхом глупости. Краем глаза уловив в вышине свет, Вовка поднял голову. Там, на синем небосклоне, сияла яркая звезда.
— Вальтер, иди сюда! — прошептал Вовка. — Я таких звезд никогда не видел! Огромная!
Второй парнишка подошел и встал рядом, положив высокому Вовке руку на плечо.
— Да-а, ослепительная!
Когда глаза немного привыкли к полутьме, они увидели черневшую неподалеку кромку леса, морской залив с ленивыми, серебристыми на гребнях, волнами. А в небесах — огромные планеты, закрывающие своими подбрюшиями часть неба. Отражая звездный блеск, они рассеивали неяркие лучи по здешней земле, наполняя ночной мрак фиолетовыми и розовыми оттенками.
— Пойдем! — Вовка снял с плеча руку Вальтера и ухватил его ладонь. — Ничего страшного я тут не слышу и не вижу. Зато такой красотой любовался бы вечно!
Ребята сделали несколько шагов вперед и почувствовали, как под ногами шуршит мягкий песок. Вовка глянул себе под ноги, увидел лунки от следов и подпрыгнул:
— Вальтер, мы снова живы! Смотри, на песке — наши следы!
Но обернувшись, присвистнул:
— Эй, а где дверь?
— Странно, — ответил ему Шонн, — чтобы попасть в новый мир, надо заново родиться. И потерять память прошлого. Только мы идем по незнакомому миру в прежних телах. Я чувствую ветер, Вовка! И у меня ничего не болит! А дверь... Да Бог с ней. Вдруг здесь, кроме нас, никого не будет? Вот удача...
— Да, я тоже все помню. Может, искупаемся? Я никогда не был на море...
