Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

Заказав по кружке крепкого чая, мы разложили еду на столе. Упакованные в пластиковые контейнеры, продукты хорошо сохранились. Я отчищала вареное яйцо от скорлупы, заедая его хлебом и помидорами "черри".

— Ты была тут раньше?— спросила я у сестры. Мария увлеченно намазывала масло на ломтик ржаного.

— Нет. Мы с папой всегда останавливались в разных местах. Чаще всего ели в дороге, но я подумала, что тебе неудобно будет распаковываться в движении. А если совсем честно, я бы не простила крошки в машине и брызги от помидора,— в подтверждение мой помидор соскочил на зуб и лопнул, и Мария выразительно приподняла брови,— вот так.

Официантка, в синей потрепанной салфетке на бедрах поверх старых джинсов, собрала одноразовую посуду с пустых столиков. Я спрятала яйцо в руке.

— А нас не выгонят?

— За что?— переспросила сестра.

— За то, что мы с сумками пришли,— я вспомнила, как в ресторане "Di Rienzo", где я работала, Роберто не позволял клиентам проносить свою еду.

— Да кому это надо, Аннка? Тем более мы заказали чай, какие вопросы?

— Никаких.

Девушка-официантка вразвалочку обошла столики, не посмотрев даже на наши походные продовольствия.

Вдруг Мария перестала есть — самодельный бутерброд застыл на полпути ко рту. Теперь она напоминала не лань, а суслика, который прислушивается к шуму. Верхняя губа ее поползла вверх, обнажая два острых клыка. Ее поведение заставило меня насторожиться. Я отложила яйцо на крышку контейнера и вышла на астральный план. Так и есть, к нам неутомимо приближались две алые точки, выделявшиеся на карте внутреннего радара. "Ищейки? Оборотни Северной стаи? Или Западной?" Я сглотнула. Пока что мне не хватало опыта безошибочно определять их род, как это удавалось Марии.

— Собирайся,— скомандовала она. Мне не нравилось, когда Мария становилась главной. "Но что бы сделала я? Полчаса соображала и приняла бы то же решение, когда ищейки подобрались бы плотную?" Сестра была всегда готова к экстренным сборам, как и в отеле Рима. Хотя она и не смогла открыть окно. Я не оправдывала Дарина, но он показал нам запасной выход, и если б не подозрение, что он специально сдал нас своим напарникам, я бы сказала, напротив, он увел нас от прямого нападения: Филипп в первую очередь пошел бы к главному ходу. Но Филиппа больше не было. Зато были другие желающие отомстить нам за его смерть и смерть Рейвел Харди.

— Я готова.

Мы смахнули еду в пакет, не собирая, и выскочили из кафе.

— Не привлекай внимание,— шепнула Мария, и нам пришлось спокойно дойти до машины. Напряженные мышцы пускали в ноги ток, сопротивляться которому было крайне сложно. Мария засмеялась — театральная неестественность резала слух. Ее челюсти между тем с клацаньем зубов сомкнулись, когда она сняла сигнализацию и махом залетела в белый джип. Я забралась вперед, с усилием сохраняя невозмутимость: прохожие нас изучали.

— Что теперь?

— Ничего,— ответила она, пристегиваясь,— едем дальше как ни в чем не бывало.

— Кто это был? Ищейки? Они нашли нас?... — непрерывный шквал вопросов вырывался из моего горла, но я смогла удержать его. Слишком свежим было вчерашнее воспоминание о Филиппе, о подвале, о моем триумфальном, но рисковом подъеме.

— Не подавай сигналов, Анна. Черт подери, ты можешь взять себя в руки?

— Я спокойна!— взвилась я против воли. Мария два раза прокрутила руль, пока машина не встала колесами на трассу.

— Не подавай сигналов,— повторила она с напором, будто я отстала от нее в развитии,— в прошлый раз нам это аукнулось.

Да, раньше я не умела себя контролировать и посылала импульсы, как мы их называем, сигналы каждый раз, когда эмоциональное сотрясение достигало пика. Иными словами, при обращении из оборотня в человека я непроизвольно давала знать об этом ищейкам, и таким образом они, приспособленные к получению таких сигналов, без проблем нас находили. Мария также призывала меня с помощью сигналов, но они по мощности уступали моим, и оборотни из других стай, ищейки, не связанные с нами кровью, не улавливали их.

— Они учуяли нас?— спросила я несколько тише, пытаясь угомонить колотящееся сердце.

— Нет. Не думаю. Прежде чем ты не стала верещать, мы ничем не выдавали себя.

— Я не верещала.

Мария покачала головой, устало откинувшись в сидении.

— Отъедем подальше — пересядешь за руль, а я посплю немного. Умоляю, не играй в гонщика. Так просто они нас не найдут, если ты не вылезешь рожей в окно и не помашешь им ручкой.

— Не вылезу,— буркнула я, как маленькая. Меня взбесило ее спокойствие, а мой гормональный сбой все хуже сказывался на нервах.

— Будь умницей,— Мария встала на обочину и, не заглушая двигатель, сменила месторасположение в машине. Я заняла ее пригретое место и хлопнула дверью. Рельефная кожа руля приятно лежала под пальцами. Я почувствовала себя значительно лучше, когда приняла контроль над ситуацией. Мария развалилась на заднем сидении, подперев голову руками и поджав ноги в коленях,— ах, да, забыла тебе сказать: это не ищейки. Всего лишь финны на разваливающейся "хонде", но они могли запросто нас учуять и передать сведения О`Коннорам. Мы же не знаем, в каких они отношениях.

Сестра уснула. Я с облегчением вздохнула, услышав ее размеренный храп, он же дыхание, и поблагодарила бога за то, что дал мне несколько славных часов тишины и молчания Марии. Джип легко поддавался управлению. После арендованного седана Дарина, последней машины, которую водила, я ощущала под собой мощного гиганта с рычащим двигателем.

Мария проснулась за шестьдесят километров до Ростова, но я ей место не уступила. Не свыкшись с ролью пассажира, она долго бубнила и критиковала мою технику вождения. Вскоре угомонилась. Было похоже, что она наслаждалась бездельем на кушетке. Безостановочное движение ее расслабило.

На смену лесам раскинулись пшеничные поля. Вспаханные борозды земли, которые делили на ровные секторы прямые ряды деревьев, цветными полосками прочерчивали области с обеих сторон от дороги до горизонта. Закат окрасился багряным, и солнце било слабые лучи в лицо. Свет от фар постепенно набирал яркость и с темнотой изрезал трассу желтоватыми веерами. Крупные дождевые градины ударяли по машине, и дворники не успевали стирать водяные разводы со стекла.

— У Аксая повнимательнее, там поворот на Краснодар: ты его сразу узнаешь. Ориентируйся по "Икее", там на развилке есть хороший отель.

Я увидела "Икею". И отель, о котором сказала Мария, с указателем "Евразия". Подъехав ко входу в холл регистрации, я дала сестре выйти и заказать нам номер. Из вечернего кафе при отеле, под навесом на открытой веранде, доносилась музыка.

Охранник открыл ворота и помог найти свободное место на стоянке, на которую выходили двери в номер. Мария, прикрывая голову, побежала к отдельному домику и, спрятавшись под козырек, жестом позвала меня. Дождь усилился. Нещадно пробивая себе путь к одежде, капли скатывались по рукавам куртки. Серый занавес погрузил площадку отеля в кадры кинофильма на испорченной временем пленке.

Номер нам достался уютный со всеми удобствами: двумя кроватями, телевизором, ванной комнатой и душем в ней. Душ посетили в первую очередь.

— Сейчас только девять часов,— сказала Мария,— хочешь куда-нибудь?

Я отодвинула штору и посмотрела со второго этажа на стоянку, затапливаемую ливнем. В глубоких лужах собиралась вода.

— Нет, давай ляжем пораньше. У меня глаза как в песке.

— Ну же, девочка, ты должна быть приучена к ранним подъемам,— с ухмылкой заметила сестра, сворачивая банное полотенце в чурбан на голове. Она еще не переоделась в пижамный костюм в отличие от меня.

— Приучена, но не к такому,— я спародировала сестру на ломаном русском, изображая, что трясу за плечи манекена,— "А-а-анка, добр`ае ут`ра-а-а, пр`аснись и по-о-ой!"

— У тебя "р" картавое,— она произнесла без тени улыбки, как учительница младших классов.

— А я знаю.

— И к какому же ты приучена?

Испытывающий взгляд сканировал на ложь. Фирменный взгляд Марии — под давлением люди ей редко врали. Не желая поддаваться на ее провокации, я скрестила руки и посмотрела на нее якобы свысока.

— Мне больше по душе, когда меня будит полуобнаженный мужчина, и желательно, чтобы для верности пробуждения он еще прижал меня к кровати своим телом.

Выдав такую неоднозначную, почти эротического содержания, отмазку, я возрадовалось. Мария нацепила выражение "Все ясно с тобой, дорогая" и поджала губы, то ли от обиды, что ее личная жизнь не складывалась, то ли от непреодолимого желания меня обсмеять. Уголки губ дрогнули, и сестра быстро возвела глаза к потолку. "Вот, гадина. Не прокатило."

— Так, значит, не хочешь никуда?— в голосе звучал намек. Ее вечное превосходство во всем, включая возраст, что выливались в саркастические комментарии, меня нервировало.

— Нет, я, пожалуй, останусь,— с этими словами я плюхнулась животом на застеленную кровать.

— Ладненько. А я прогуляюсь — дождь кончился.

— Да неужели?

Никто не ответил, только дверь с доводчиком мягко закрылась. Я приподнялась, чтобы убедиться в уходе Марии, и повалилась обратно на подушку. Как жаль, что в то самое утро этот "полуобнаженный мужчина" вместо намеков с пошлым контекстом, в ключе которых думала сестра, осыпал угрозами при желании сделать меня своей прислугой и настоял на скором отъезде в Венецию. Не дословно, но смысл тот же. Дарин портил самые романтично-сексуальные моменты своей наглостью. Сейчас, на трезвую от алкоголя и влюбленности голову, я это осознавала здраво.

Ищейки проехали в ста метрах от отеля к Краснодару, но сон не позволил волнению доминировать и прижал в угол сознания на долгих... "Сорок минут?"

— Аннка-а-а, вставай,— как и утром, Мария трясла меня за плечи, склонившись над кроватью. Не разлепляя глаз, я и так знала, что еще была ночь. "Тогда какого черта ей от меня нужно?"

— Отстань, задница,— пробурчала я спросонья, отгоняя ее, словно приставучую муху.

— Быстро вставай, такое не каждый день увидишь! К тому же, могу тебе сказать со стопроцентной уверенностью, что этот интимный процесс не покажут в жизни!

— Маш, порно и на дисках продают,— я продолжала отмахиваться, накрывшись покрывалом с головой.

— Да какое порно, дурочка! Лучше! Настоящий, живой вервольф!

Как заводная игрушка, я подскочила на кровати и резко села, ударив Марию лбом. "Ай!"— вскрикнула она, прижав ладонь к ушибу, но не стала продолжать браниться: в темноте ее глаза цвета молодого цыпленка светились яркими огоньками.

— За встречу с вервольфом я бы променяла все порно мира!— сказала она с воодушевлением. Наверняка, от этих слов все мужчины мира возмущенно перевернулись в постели на другой бок, будто мощнейший вулкан вызвал землетрясение.

— Ты серьезно?— сон как рукой смахнуло.— Вервольф? Что он здесь забыл?

— Не ори так громко, а то зрители сбегутся — придется брать деньгами.

— Вервольф? В России?— повторила я недоверчиво, сбавив обороты.

Мария довольно наблюдала, как я в считанные секунды натягиваю свитер и джинсы. Увидеть вервольфа в его оборотном виде доводилось единицам, редкостным счастливчикам. В сущности, ничего удивительного в них не было: почти все оборотни Западной стаи обращались в волков, оттого Мария и звала их "волчатами" или "западниками". Об этой особенности мне рассказывал еще Дарин по дороге в Венецию, когда просвещал меня насчет политических установок мира оборотней. Фактически я родилась в Северной стае, но после моего рождения семья переехала в Канаду, где обитала Восточно-Американская стая. Так и получилось, что большинство своих свойств я приобрела под влиянием Канады, но ищейки каким-то непостижимым образом все равно догадывались о моем происхождении: оно не скрылось даже от Дарина — он изначально настаивал на том, что я русская по крови. Но это же Дарин, отдельный экземпляр. Он никогда не объяснял, откуда брал ту или иную информацию.

Вервольфов в России не было отродясь. Точнее встречались беженцы и эмигранты, да их наличие держали в строжайшей тайне. Соответственно, к отелю подобрался кто-то из ищеек-западников. Ищейками мы также звали всех чужаков, и не обязательно, что все они были наемными поисковиками и киллерами.

— В России, но не из России,— уклонилась Мария загадками, будто бы знала его лично. Впрочем, это было правдой.— Пора вам познакомиться.

Ночь в пригороде Ростова была холодной, температура упала где-то до десяти градусов тепла. Зябкий ветерок подлезал под куртку — я плотнее закуталась в нее. Шум с автотрассы приносил скрип шин от торможения и крутых поворотов. Грохот наших шагов в хрупкой тишине разлетался по отельной стоянке. Мария повела меня за пределы отеля: мы предварительно закрыли номер на ключ.

— За стеной есть небольшой лесок. Его плохо видно сейчас, но с утра он просматривается насквозь. Надо будет предупредить Жульена, чтобы убирался пораньше.

— Жульена?— я не сдержала вспыхнувший порыв любопытства, услышав о дальнем кузене.

— Я разве не говорила, что обещала дяде подобрать его?— спросила Мария спокойно. На нее не влиял мой задор ребенка, которого везут в парк аттракционов Диснея.

— Говорила. Я как-то не подумала, что Жульен — вервольф.

— А кем ему еще быть? Он же француз,— Мария безразлично дернула плечом,— ему можно.

Фишка вервольфов заключалась в том, что они не зависели от полнолуния в то время, как остальных оборотней в эту ночь прямо-таки "распирало". Иначе: мы подвергались необратимому перекидыванию в животного с восходом луны в рубеж суток полнолуния. Но у них также были и свои недостатки. Верфольфам, прославленным фильмами и книгами людям-волкам, приходилось подпитывать животную энергию в два, а то и в три раза чаще, чем нам. Видимо, у Жульена обращение совпало с отъездом. Обычно никто не видел нас в истинном обличии, разве что самые близкие люди, и те не всегда — мы прятались в укромных местах, где нас не тревожили.

Пролесок казался страшным лишь в ночное время. Деревья угрожающе накренились, приклоняя ветки, похожие на длинные ручищи. Мы зашагали по сырой земле, отходя от дороги метров тридцать, пока нас не скрыли из виду кустарники.

— Все, стой,— сказала Мария и замерла, прислушиваясь, у могучего дуба. Одновременно повернув головы на шелест, мы затаили дыхание, чтобы не спугнуть полночного гостя. Нечто мистическое витало в воздухе. Я не видела ранее других оборотней в их обличенном виде. И себя до поры до времени не помнила дикой кошкой, потому сейчас с нетерпением ждала нового полнолуния.

Неспешно ступая по мягкой траве, волк показался из-за раскидистого дерева. Страх сжал сердце в тиски, но я успокоилась, когда разглядела в его глубоких нежно-голубых глазах, со сверкающей, как гладь озера, радужкой, осмысленное, абсолютно человеческое равновесие и самоконтроль. "Вот, к чему мне нужно стремиться,"— подумала я, в который раз сожалея, что раньше не держала себя в... лапах.

Волк подошел ближе. Его дымчатая шерсть с черными и белыми вкраплениями поддавалась напору ветра, трепавшего ее против роста. Животное было грациозно в четко определенных движениях. Лапы прощупывали почву, прежде чем наступить. Упругие мышцы перекатывались под шкурой. Осторожность, с которой волк выглядывал поначалу, сменилась холодным безразличием к окружающему миру: он сосредоточил все свое внимание на двух сестрах, и выражение его... морды... приобрело оттенок любопытства. Я с трудом свыкалась с мыслью, что видела перед собой не волка в полной мере, каких было полно в зоопарках, а получеловека, ручного, но по-прежнему опасного. Он был прекрасен. Вопреки ожиданиям, полученным после того же "Ван-Хельсинга", ничего безобразного я в нем не нашла. Между тем в его глазах была та безграничная грусть, присущая одинокому человеку, из-за которой — люди думали — волки воют на луну.