Еще один баловень судьбы (полный вариант)

Третьим персонажем Констанции стала немочка в клетчатом фартучке на голо тело, которая оповестила:

— Меня зовут Гретхен. Моя мама говорит, что я очень глупая и потому моя жизнь состоит из одних запретов.

Когда Антон подыграл этому персонажу и предложил полежать немножко в постели, Гретхен всполошилась:

— Никак нельзя! Мне мама первым делом запретила ложиться в постель с парнями....

— А можно ли тебе покачаться с парнем на стуле? — спросил Антон.

Гретхен засунула пальчик в рот, призадумалась и просияла:

— Про стул она мне ничего не говорила! Значит можно....

Потом в спальню зашла натуральная англичанка (с волосами, скрученными на затылке и в глухом черном платье) и сообщила:

— Я леди Бульвер-Сеттер-Спаниэль. Сегодня девять дней как мой муж, лорд и пэр Великобритании, ушел в мир иной. Поэтому прошу Вас, сэр, осуществлять Ваши домогательства пристойно, медленно и очень-очень долго....

Завершила череду образов японка Сикоку в подобии кимоно: почтительная, пугливая, как бы несчастная, но уступчивая....

Тут его воспоминания были прерваны приходом в спальню Констанции с подносом, уставленным различной снедью и чашками с кофе.

После совместного завтрака в постели последовал, естественно, вновь акт любви, а затем Антон попросил у Констанции перо, чернила и лист бумаги и написал записку следующего содержания: "Мадам! Я необратимо связал себя обязательствами по отношению к мадмуазель Витри. Очень признателен Вам за радушие, с которым Вы принимали меня по четвергам".

Эту записку он дал прочесть Констанции, после чего упаковал ее в конверт и отправил с посыльным Летиции Брока.

Глава десятая. Новый персонаж в Равьере

Свои близкие отношения новоявленные любовники не афишировали, но встречались каждый вечер, а воскресенье целиком проводили вместе. Равьерцы быстро узнали об их связи (шустрые — через день, а ленивые — через неделю), но сильно не донимали, полагая, что библиотекарша и учитель — два сапога пара и вскоре придут в мэрию для заключения брака. Однако миновал фример, потом нивоз и плювиоз, наступил вантоз (19 февраля), а пара все не появлялась на приеме у Филипа Брока.

Антон по молодости лет не стремился, конечно, к брачным отношениям. Но и Констанция, оказывается, искренне полагала, что революция освободила наконец-то женщин и они вправе строить свою жизнь без опоры на мужчин, пораженных в 7-8 случаях из 10 заразой неверности. Ведь в юности мадмуазель Витри обожглась в этом пламени — а уж как она любила своего Максимилиана! Антуан сейчас очень мил, но именно как любовник. А вот представить его отцом семейства достаточно сложно. Так что надо ей бдительности не терять и строго соблюдать меры по предотвращению беременности....

Между тем в Равьере появился новый и весьма значимый персонаж: тот самый генерал Даву, сын Франсуазы де Линьер, урожденной де Велар. Как-то в середине вантоза (начале марта) Антон шел по улице от рынка с грузом овощей, когда возле него остановилась нарядная карета и из ее окна высунулась голова той самой Франсуазы, которая крикнула:

— Мсье Фонтанэ! Пожалуйте к нам в карету!

Антон мысленно поежился ("Сейчас меня станут допрашивать как да что...."), но улыбнулся хорошо знакомой даме и поспешил к дверце. Войдя в карету и устраиваясь напротив дамы, он увидел рядом с ней сидящего в полумраке молодого плотного господина в штатском платье и слегка ему кивнул.

— Николя, — обратилась к господину дама, — познакомься с лучшим учителем нашей школы Антуаном Фонтанэ. А это мой сын, Луи Николя Даву, бригадный генерал, о котором я Вам когда-то рассказывала.

— Рад знакомству, мсье Фонтанэ, — буркнул Даву вовсе нерадостно.

— Польщен знакомством с боевым генералом, — сказал с пиететом Антон. — Надо полагать, Вас ждут великие дела.

— Пока что я оказался вовсе не у дел, — вновь буркнул Даву.

— Сын дал слово австрийцам не воевать против них до формального обмена его на австрийского бригадного генерала, — пояснила Франсуаза.

— У Вас, значит, будет хороший шанс изучить сражения прошлых лет и найти в них лучшие окончания. Этот прием, вроде бы, лег в основу побед Фридриха Великого.

— Фридрих тщательно изучил военную историю и заимствовал ряд приемов у полководцев далекого прошлого, — снисходительно сообщил Даву. — В частности, атаку косым строем он перенял у Эпаминонда. Впрочем, рациональное зерно в Вашей подсказке есть. Мне даже будет интересно проанализировать ход сражений на Рейне, а также в Бельгии и Голландии — как за наши войска, так и за противников. Жаль, что разыграть сражения будет не с кем....

— Ну, если Вы не найдете подходящего соперника, то можете попробовать в этом качестве меня, — предложил Антон. — Я изучал какое-то время военное дело — правда, на опыте войны американских колоний за независимость

— Антуан прибыл к нам из Союза штатов Америки, — пояснила сыну Франсуаза. — Хотел воевать, но попал волей случая в учителя.

— Занятно, — сказал Даву. — Что ж, я, возможно, воспользуюсь Вашим предложением в будущем.

— Антуан! — вновь вмешалась Франсуаза, — Мы уже подъехали к вашей школе. Скажите, почему Вы перестали бывать в салоне Летиции? Вас там очень не хватает....

— Мадам Брока не одобрила моей дружбы с мадмуазель Витри, поэтому мы с Констанцией решили ей не досаждать.

— Это пустяки! Я поговорю с Летицией и она, надеюсь, возобновит вам приглашение в салон. Тем более, что у нее появился новый предмет для обожания....

При этих словах Франсуаза чуть скосила глаза в сторону сына.

— Это замечательно, — улыбнулся Антон. — Но я не уверен, что мадмуазель Витри переступит через свое самолюбие....

— А тут уж Вы с ней поговорите. Со всем мужским шармом.... Это ведь Вами высказанный девиз: жить в мире со всеми приличными людьми. Так вернемся к этому миру....

Перед очередным салонным четвергом посыльный принес Антуану Фонтанэ приглашение от Летиции Брока "почтить своим присутствием круг прежних знакомых". Аналогичную записку получила и Констанция Витри.

— Я скажусь нездоровой, а ты, мой друг, иди, — предложила Констанс. — Иначе тебя ждет полный ignorer (отторжение). Я, возможно, появлюсь там в другой четверг.

— Как скажешь, милая. Приглашение это мне кстати: там будет наверняка генерал Даву, с которым я хочу завязать более тесное знакомство....

— Генерал? Ты что же, собрался идти воевать?

— Вообще-то именно для этого я во Францию и приехал, — напомнил Антон. — Ты может этого не поняла, но я довольно честолюбивый человек и быть школьным учителем мне не хочется.

— Я поняла: тебе хочется сделать меня "соломенной вдовой". Я говорила: ты очень коварный тип.

— При удачном повороте событий ты будешь жена генерала или даже маршала. И когда меня убьют, то станешь безбедно жить с нашими детьми на генеральскую пенсию.

— Ты что-то не торопишься звать меня замуж....

— Стану генералом — обязательно позову. Нет, даже если стану простым офицером: офицерская пенсия все равно больше учительской....

Глава одиннадцатая. Игры воображения в 18 веке.

Вскоре Николя Даву и Антуан Фонтанэ, бывшие ровесниками, оказались в дружеских отношениях. Будущий маршал имел почти одинаковый с Антоном рост, но на этом их внешнее сходство заканчивалось. У французского дворянина д,Аву был властный взгляд, продолговатый нос с горбинкой, плотно сжатые губы и высокий лоб, плавно переходящий в начинающуюся лысину, а полуфранцуз-полурусак Вербицкий взгляд имел открытый (но с затаенной упряминкой), нос прямой, губы слегка сжатые (как у артиста Джуда Лоу), равно готовые к игре словами или страстным поцелуям, а его шикарная шевелюра наверняка вызывала у нового знакомца жгучую зависть. Зато они оба живо интересовались фирменными приемами и хитрушками великих полководцев и потому с удовольствием окунулись в переигровку тех или иных знаменитых сражений, пытаясь найти некие контрходы против атак этих гениев. Реставрацию битв они проводили на картах или схемах, а собирались для этой цели в просторном двухэтажном доме Луи Тюрро де Линьера, где отставному генералу Даву была предоставлена комната для кабинета.

— А не восстановить ли нам ход недавнего сражения при Флерюсе? — спросил при очередной встрече с Антоном Даву. — В его результате союзники ретировались из Бельгии и дали годичную передышку Франции, но реального перевеса по ходу битвы у нас не было. Более того, был момент, когда войска нашего правого крыла побежали с поля боя, и остановить их удалось просто чудом....

— Это то сражение, где вы поместили наблюдателей в гондолу воздушного шара? — спросил, улыбаясь, Антон.

— То самое. И получилось с шаром очень хорошо: Журдан сразу узнал об отступлении дивизий Монтегю и Миллера на своем западном фланге, бросил против корпуса принца Оранского резервную дивизию Клебера, и та заставила голландцев вернуться на исходные позиции. В середине дня с шара сообщили о том, что на восточном фланге в бегство ударились солдаты дивизии Марсо, и Журдан отправил адъютанта к генералу Лефевру, чтобы тот помог своему соседу. Его дивизию тоже очень теснили войска эрцгерцога Карла, но Лефевр смог все-таки послать к Марсо полк Сульта, в который затесался комиссар Сен-Жюст. Этот комиссар пошел впереди полка и воодушевил своим примером бегущих дезертиров, которые повернули обратно и обрушились на австрийцев. Тем не менее, это был еще не разгром, а просто наступил баланс сил и постепенный спад битвы. Вдруг фельдмаршалу Саксен-Кобургу сообщили о том, что крепость Шарлеруа, гарнизон которой он шел разблокировать, сдалась еще вчера — и тогда он скомандовал отступление к Брюсселю. А еще через день он сдал Брюссель и ушел в Германию.

— А какими оказались потери сторон? — спросил Антон.

— По 3 тысячи убитыми и раненными.

— Вот так битва, да еще эпохальная! — разулыбался попаданец. — Билось более 120 тысяч вояк и разошлись почти бескровно. Это совсем не Канны, где Ганнибал уложил около 80 тысяч римлян....

— В наши дни при каждом сражении потери почти такие же. Хотя в недавнюю Семилетнюю войну потери исчислялись с обеих сторон десятками тысяч. Видимо, дело в том, что в войсках значительно меньше артиллерии: 1 орудие на 1000 штыков, а тогда доходило до 6 орудий.

— Вот нам и первая подсказка при переигровке этого сражения: за кого подставим еще пушек, тот и победит.

— Это не по правилам, — усмехнулся Даву. — Нам надо обойтись наличными силами и средствами. Ну что, разыграем, кому играть за Журдана, а кому за Кобурга?

— Не надо разыгрывать, — возразил Антон. — За наших мне действовать будет неинтересно, они и так победили. Отдайте мне союзников. Сколько кстати у них было войск?

— 52 тысячи.

— Значит, у французов было около 70 тысяч? Приличный перевес. Но великие полководцы всегда воюют не числом, а умением.

— А Вы наглец, Антуан....

— Да, я такой. Ну, расстилайте карту....

Наконец противники закончили анализ позиций сторон и свои возможные ходы и посмотрели в глаза друг другу:

— Приступим? — спросил Даву.

— Естессно, — ответил Фонтанэ. — Но у меня готово два варианта победоносного наступления.

— Даже так? Тогда начинайте Вы....

— Вариант первый. В ночь на 26 июня несколько конно-егерских и драгунских полков отправляются на восток от Флерюса в окружной путь длиной в 4 лье (16 км). Кавалеристы выходят к залесенному берегу реки Самбр, двигаются вдоль берега, пересекают реку по мосту возле деревни Тамин и располагаются в засаде в большом лесу восточнее деревни Шатле, что находится на правобережье Самбра, в тылу позиций Лефевра и Марсо и тоже у моста. Ждать им придется до середины дня, когда войска эрцгерцога Карла опрокинут дивизию Марсо и этот факт тотчас будет ознаменован высоким столбом дыма возле Флерюса. По дымовому сигналу засадные кавалерийские полки мчатся к Шатле, пересекают реку по слабо охраняемому мосту и обрушиваются с тыла на полк Сульта и бегущих солдат Марсо. После чего они поворачивают на запад и нападают с тыла на дивизию Лефевра. Итогом этого нападения становится прорыв пехоты и кирасиров эрцгерцога к ставке Журдана, его пленение и окружение основных сил французов, которые будут вынуждены сдаться. Как Вы оцениваете этот вариант, Николя?

— В нем есть слабые места. Например, переход реки по мосту близ деревни Тамин большой массой кавалерии (хоть и ночью) может быть замечен местными жителями, патрулями французов и, конечно, охраной моста....

— Охрану нужно будет предварительно ликвидировать, на что егеря как раз специалисты. Возможные патрули должно выявить боковое охранение и тоже ликвидировать. Что еще?

— Движение кавалерии ночью сквозь леса не так просто осуществить....

— Согласен. Поэтому я подготовил второй вариант атаки.

— Ну, показывайте.

— Второй вариант предполагает сосредоточение сил против слабейшего крыла армии, то есть против той же дивизии Марсо. Для этого значительную часть голландского корпуса вместе с его артиллерией следует расположить еще с вечера восточнее Флерюса, за лесным массивом у реки Самбр (с привязанного далеко воздушного шара их в этом случае не заметят), а оставшиеся на западе голландские части должны провести ложную демонстрацию наступления. Удар более мощной группировки войск, сопровождаемый интенсивным артиллерийским обстрелом, дивизия Марсо однозначно не выдержит, да и дивизия Лефевра вряд ли устоит. Ну а дивизия Клебера так далеко на восток (10 км) переместиться не успеет. Повторится тот же вариант, что и с атакой кавалерии, то есть пленение штаба Журдана.

— Этот ход мне больше нравится. Он не новый, Фридрих Великий часто бил армии соперников с одного фланга. Так что и правда, герцог Кобург мог в этой битве победить. Я кстати тоже придумал фланговую атаку, только уже в исполнении дивизии Клебера, который, выставив заслон против ставших пассивными голландцев, должен был ударить в обход Госсли на ставку Кобурга.

— Голландцы в этом случае могли вновь проявить активность и ударить уже в тыл Клеберу, — заметил Антон.

— Да, такой вариант не исключен, — признал Даву. — В общем, можно признать, что Ваши стратегические замыслы сегодня оказались удачнее. Тем интереснее будет разбирать другие сражения....

В начале мая 1796 г. в Равьер пришли известия о неожиданных победах Итальянской армии, возглавленной генералом Бонапартом. Даву сильно возбудился и поехал в Париж, чтобы в штабе Карно узнать подробности. Вернулся он через декаду, привезя с собой карту Пьемонта с пометками о передвижениях и сражениях Бонапарта. В это же время газеты известили, что король Сардинии Виктор-Амадей подписал с Францией мир, по которому отдал Савойю и Ниццу в ее владение.

Антон на правах завсегдатая тотчас пришел к Даву и оба склонились над добытой картой, периодически хмыкая и произнося междометия. Наконец, они насмотрелись досыта, и Даву спросил Антона:

— Каково Ваше мнение по поводу этих побед, мсье Антуан?

— Их вполне можно было предотвратить, но только при активной обороне. Сардинцы же в компании с австрийцами посиживали себе в крепостях, сооруженных в верховьях долин, ведущих к Турину и Милану, и полагали, что легко перебьют здесь любого агрессора. Когда Болье наглухо перекрыл береговую дорогу на подступах к Генуе, молодцы Бонапарта вынуждены были, оставив пушки и лошадей на тыловиков, лезть на хребет, нависающий над побережьем. Вот тут, на горных тропах их и надо было встречать: пушечным огнем, ружейным огнем и, в крайнем случае, штыками. У Колли и Арженто было более 30 тысяч солдат и 50 пушек, да Болье всегда мог прислать из Генуи и Милана пару-тройку дивизий с пушками. У Бонапарта же только 38 тысяч с одними ружьями и саблями, но он победил и с небольшими потерями. За счет чего? Видимо, за счет фланговых обходов по горам, которых его противники страшно боялись и сдавали ему одну крепость за другой. Сколько в итоге они потеряли?