Мой неверный друг

— Было бы странно смотреть на тебя иначе...

— Поверь, в моей родной деревне, такие как я — низший сорт. Когда пришли таротавцы, господина уже не было в поместье, он знал, что так будет, и сбежал задолго до случившегося, а своих людей оставил. Лорд Грейсерский никогда особо не думал о крестьянах. Меня забрал от семьи ещё осенью... — она лишь на миг замялась, чтобы почти сразу без стеснения выпалить: — на роль потаскухи!

Я слушала её, а внутри разворачивался тугой комок отвращения и чего-то очень знакомого. Казалось, что уже где-то слышала род Грейсерских. Однако память упорно молчала, пока в какой-то момент не вспыхнула перед глазами яркой картинкой моей поездки с мистером Гораном в эту самую усадьбу!

Стало гадко от одной лишь мысли о тех землях.

— Я не была удивлена, понимала, что рано или поздно это случиться, — тем временем продолжала Дора каким-то сухим неживым голосом, словно речь и не о ней вовсе, — как понимала и то, что собирался сегодня сделать в палатке тот мужчина. Тогда я даже была готова постараться, чтобы понравиться лорду Грейсерскому, лишь бы мама и сестренка больше ни в чем не нуждались...

Она говорила, делилась своей жизнью, а у меня перед глазами помимо воли всплывала забытая картина: старый обветшалый дом, соломенная крыша и женщина с маленькой светловолосой девочкой. И словно сейчас, совсем рядом, слышится скрипучий голос сгорбленного старика: 'Старшенькую недавно тоже господин забрал. Сами понимаете, для чего... она красивая была, ей повезло, не выкинул, оставил при себе!'

— Однако господин так и не пришел. Я не знала, радоваться мне или нет. Может, это значило, что он передумал? Я чем-то ему не угодила? Никто мне ничего не объяснял, велели просто ждать. Только потом узнала, что забирал меня лорд Грейсерский не для себя. Так я оказалась на других землях в имении нового господина, — она криво улыбнулась, словно что-то вспоминая: — Лорд Шапитьев был достаточно нежен и добр ко мне — он позволял заниматься его лошадьми. Однажды даже удалось уговорить его отпустить меня домой, но ни матери, ни сестры не оказалось в родной деревне. Когда же пришли таротавцы, я все еще искала родных. Многих убивали на моих глазах, а остальных забирали на принудительные работы. Мне показалось, что это мой шанс, ведь в глубине души жила вера, будто смогу найти их там, а если нет...— Дора с силой сжала кулаки. — Это значило бы, что они погибли!

— Твоя сестра с мамой жили в дальнем доме с покошенной калиткой? — глухо спросила я, надеясь, что вновь окажусь права. — Девочка не старше пяти-шести лет, светленькая, а маму, кажется, звали... Лари, Лири, нет — Лира!

Я выжидающе посмотрела на Дору, по одному лишь ее взгляду поняв: мои догадки были верны.

— Ты знаешь мою семью? — не поверила девушка. — Откуда?

— Даже больше, — абсолютно серьезно проговорила я. — Твоя сестра была отправлена в магическую школу, так что вполне возможно, что она жива.

— А мама?..

— Этого я не знаю, — бесстрастно ответила, с удивлением замечая, как начинают подрагивать плечи девушки, а в следующее мгновение в лесу разразились громкие рыдания.

— Тшш! — раздраженно прикрикнула я. — Ты что творишь? Только лишнее внимание привлечешь!

Но меня словно не слышали. Казалось, Дору прорвало: она рыдала навзрыд, всхлипывая и размазывая дрожащими руками слезы по лицу.

— Какое облегчение! — она вдруг счастливо улыбнулась. — Понять бы еще, почему боги смилостивились и оставили меня в живых. Неужели услышали мои молитвы? — сквозь всхлипы стал раздаваться нервный смех. — Хотя кого? Оборванку и потаскуху?

— Посмотри на меня! — твёрдо приказала я, беря Дору за руки и уверенно разворачивая к себе. — Посмотри на мое лицо! Ты думаешь, я себе не задаю похожие вопросы? Я уже трижды была на грани смерти, но до сих пор жива. Жива, потому что такова воля моего бога, который пять лет назад выбрал меня, такова воля и твоего бога. Ты жива, потому что так решили Высшие, значит, тебе предначертано великое дело!

Я говорила убедительно, всё, что приходило в голову, лишь бы Дора поверила, но, кажется, выходило не очень. Может потому, что сама сомневалась в собственных словах. Уж слишком хорошо знала, что значит пристальное внимание богов.

Она лишь покачала головой, отстранилась, после чего вытерла слезы и с иронией сказала:

— Красивая сказка, в которую может быть поверила раньше, но не сейчас. Я знаю свое место и кто я такая!

— Нет, не знаешь! Ты будущая прислужница одного из трех богов, а значит, обязана жить! И ты будешь жить, даже если захочешь умереть. Ты не властна над собственной жизнью, зато можешь стать сильнее и найти свое место, ведь у тебя есть магический дар, а он никогда не дается просто так.

Позади вдруг громко фыркнул Мрак, словно комментируя мои слова на своем непонятном нам с Дорой языке. Сперва я хотела возмутиться, но заметила, что как девушка посмеивается и тоже улыбнулась.

* * *

Ничего не осталось. Совсем ничего. Только пепелище, засыпанное солью. Ни домов, ни людей — пустота. Вот, что было теперь на месте моей родной деревни. Бездна! Тишина. И боль...

Мама. Папа. Ронни. Васта. Перед глазами проносятся последние моменты нашей встречи. Радость в их глазах и гордость, ведь я поступила! Я приезжала еще летом, перед тем, как отправиться в столицу. Боги, как же давно это было, а кажется, только вчера. Если бы я только знала, что вижу их в последний раз. Больно. Невероятно больно! Больнее предательства.

Ноги слабеют, не держат. Падаю на землю, сжимая в руках мягкий шарфик — единственное, что выжило в этом огне, ведь эльфийские вещи не горят, а деревянная лошадка сестренки была всего лишь деревянной лошадкой. С остервенением выбросила ненавистную ткань. Подарок Далиона! Венский выполнил просьбу, передал родителям шарф, но главное обещание не смог сдержать. И ведь поверила ему. Поверила, что защитит...

Загребаю руками останки пепла, чувствуя соленый привкус на губах.

— Простите меня... — шепчут губы.

Вина поглощает, выкручивает наизнанку. Я столько раз тренировалась с Нэрдоком и ни разу не перенеслась к родителям. Почему? Из-за этой глупой связи увидела тех, кого не хотела, а родных не смогла. Гордилась, что нашла свое особое место. Было бы чем... ведь моё особенное место здесь, рядом с мамой и папой, Ронни и старенькой Вастой. Так почему?

Хотелось кричать, в голос рыдать, умоляя всех богов вернуть родных. Вой. Громкий, отчаянный, раздирающий душу. Мой вой.

— Арисс... — мне на плечо ложится тонкая рука, но я не слышу слов, жалея лишь о том, что не погибла вместе с ними.

— Надо уходить, — Дора присаживается рядом на корточки, только из-за слез я ничего не вижу, вместо нее перед глазами марево пожара, а в голове воображаемые крики умирающих в огне. — Слышишь?! Здесь опасно!

Руки лихорадочно ищут частичку моей прошлой жизни, того мира, в котором я была по-настоящему счастлива, но ничего нет. Дом, в котором я родилась, выросла и провела много ярких моментов, исчез с лица земли, словно никогда не существовал.

Мама, папа, Ронни, Васта... простите, молю, простите! Я не должна жить! Это нечестно. Почему погибли вы, а я живу? Почему?!

— Да послушай же ты, — в который раз пыталась достучаться до моего разума девушка. — Глупо вот так умирать!

— Все равно, — безжизненным голосом ответила я, понимая, что правда все равно. Война, крепостные крестьяне, мои мечты. Все неважно! Моих родных больше нет, а единственное, что осталось: ненавистный мне эльфийский шарфик, напоминающий того, кто уверял, что позаботится о моих родных.

— Ты ведь сама говорила, что надо жить, несмотря на трудности, что боги выбрали нас не просто так. Твои близкие не хотели бы, чтобы их дочь опустила руки!

Я нервно засмеялась сквозь слезы.

— Правда думаешь, будто богам есть дело до смертных? Они преследуют лишь собственные цели, а ты — пешка в их руках.

— Значит, все-таки солгала?

— Чтобы успокоить тебя! — вспылила я. — Уходи, Дора! К демону все! — достала из-за пояса монету и в пылу отшвырнула подальше, чувствуя внутри опустошение. — Забирай Мрака, и уходите!

Конь уткнулся прохладным носом в мое плечо с другой стороны, но я не отреагировала. Больше нет тех, ради кого стоит жить.

— Арисс, смотри! — позвала Дора, заставляя с неохотой поднять взгляд. Мрак медленно шел к тому месту, куда я закинула монету, после чего также медленно подобрал ее губами и понес обратно.

— Нет! — меня это только сильнее разозлило, из-за чего выхватила треклятую монету и вновь зашвырнула обратно. — Да пропади все пропадом! И ты, и твоя глупая монета, и храмовник со своим заданием.

Резко встала, развернулась и пошла... А куда? У меня нет больше семьи. Ничего и никого нет.

— Постой! — Дора попыталась меня остановить, но я не хотела ее слышать, никого не хотела ни слышать, ни видеть.

— Я же сказала, Дора, уходи, оставь меня! Живи, но я не стану...

Родители были единственным, что не давало мне сломаться. А теперь? Теперь зачем мне жить?

Боги словно услышали меня. В тот же миг тело пронзила острая боль. Я даже не успела толком понять, что именно произошло, лишь отстраненно замечая, как рядом хрупкой сломанной куклой падает Дора с искаженным болью лицом.

'Неужели храмовники нашли меня'? — было последней испуганной мыслью, прежде чем сознание накрыла спасительная тьма...

Часть вторая

СЛУШАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ

Говорят, война закончилась, но это было не так. Столица пала в середине зимы, а рутовцы все еще не желали так легко сдаваться и отдавать свои земли — маги продолжали сражаться. Королевской академии и Ковену магов удавалось сдерживать войска таротавцев много лет, так почему же границы пали столь быстро? Никто не ожидал, что Тарота неожиданно перейдет к активным действиям. В чем-то оказался виноват сам монарх, который не хотел идти на мировую, однако его можно было понять: многие поддерживали идею короля, что Рута — независимое государство и никогда не станет под чье-то управление. В то же время все понимали, что империя сильнее, это лишь вопрос времени, когда правителю надоест бессмысленное противостояние.

Таротские войска вошли на территорию Руты в конце осени, после чего форсировали реку, протекающую вдоль границ. Это замедлило темп наступления, ограничивая применение большинства атакующих магических заклинаний, тем самым давая рутовцам время. Однако на стороне Тароты была сама погода — пришли первые заморозки и маги смогли усилить и укрепить образовавшийся тонкий слой льда, благодаря чему не составило труда перебросить стрелковые дивизии, магов и тяжеловооруженных рыцарей.

В ходе пятидневных боев таротавцы разгромили три пехотных рутовских дивизии, окружили и уничтожили главные силы границ, захватив огромный рубеж обороны противника. С того момента не было нужды форсировать реку, войска Тароты двинулись дальше, к приграничным городам, где планировали пополнить запасы зерна и военной промышленности.

По замыслу императора Кан Роты бесчисленная таротская армия после форсирования приграничной реки Оссо должна была разделиться на пять главных армий вторжения под командованием лучших огненных магов Империи. Задача первой была отсечь строй защитников границ Руты и закрепиться на их территории. Второе войско шло к столице, по пути разграбляя поместья, деревни и города, одновременно отбирая тех, кто пойдет на работы, либо уничтожая неугодных. Третье отправилось к северной крепости, стоящей на пресечении главных торговых путей, четвертое — к рутовским черноземам, а пятое, самое крупное, должно было взять королевскую академию — второе ключевое после столицы место Руты. Командир планировал захватить Кургод, дождаться подкрепления и только тогда штурмовать академию. Несмотря на то, что там были свои люди, она выстояла дольше всех.

Далион Венский одним из первых поехал на линию сражений. Сильные целители были брошены в самые горячие точки, младшие — в городские лечебницы. Он как сейчас помнил тот вечер, когда по академии внезапно раздался оглушающий звон, после чего ректор собрал всех в главном зале...

В небе сияли огненные вспышки, впереди блестели бесконечные телепорты. Маги Арона строем шли в арки переходов, за ними — темные, которые всегда сражались на отдалении, а уже замыкающими — целители.

Далион был в первом строю вместе с преподавателями. Сердце юноши сжималось от страха, но не перед окружающей ужасной действительностью. Нет, маг боялся неизвестности. Он впервые испытывал это всепоглощающее колючее чувство. Беспокойство съедало изнутри, разрывало на части. Где сейчас Кори? Что с ней? Даже за отца Далион так не волновался, ведь лорд Венский недавно прибыл с остальными магами, стоит сейчас с ним в одном ряду. Единственное, что успокаивало душу юного мага — это отсутствие здесь Горана Нэрдока. Раз наставник не явился со всеми на призыв, значит, не бросил Кори. Один из лучших магов Ковена, преподаватель четвертого уровня, он мог защитить свою подопечную, а сам Далион клялся защищать ее семью...

Выпал первый снег. Вокруг стояли густые столбы дыма, тошнотворный запах смерти, слышался неприятный гул. Раненых было слишком много, и целители не справлялись. Далион не запоминал лиц, они давно слились воедино: закатившиеся глаза, глубокие рваные раны, кровь, белые кости, просвечивающиеся сквозь тонкие рваные мышцы, из которых достают очередной арбалетный болт...

Когда ударило пламя, он был в палаточном городке. Крики. Страх. Боль. Жестокая смерть, настигшая раненых и многих целителей.

— Далион, немедленно назад! — окрик главного, но он не обращает внимания. Кидается в самое пламя, где находятся еще совсем молодые маги. Столб огня охватывает ткань и вспыхивает прямо перед ним...

Смерть? Он не чувствует боли, ее больше нет, кажется, это конец...

Светает. В предрассветных первых лучах блестит снег, пушистыми хлопьями касается лица и тут же тает. Целитель ничего не слышит, вновь закрывает глаза, а когда открывает, видит в кровавом рассвете мужчину.

— Живой? — в голосе пожилого мужчины искреннее удивление.

'Нет... я умер... — мысленно отвечает Далион, — Кори... боги, пусть будет жива, молю. Пусть ненавидит, но живет!'

Он не сдержал обещания. Не спас ее родных, как не спас и собственного отца.

— Не плачь, — неожиданно попросил тот странный мужчина. — Будешь жить, клянусь тремя богами, что поставлю тебя на ноги!

Как выяснилось позже, этого мужчину звали лорд Ариэт. Он оказался 'врагом' — таротавцем, старым командиром в отставке. Но в это страшное время пожилой лорд превратил свой дом в настоящий лазарет. К нему везли раненых, и не имело значения, по какую сторону войны был пострадавший: таротавец или рутовец — здесь помогали любому.

Судьба жестоко улыбнулась Далиону — его действительно поставили на ноги, хотя это оказалось совсем непросто. Дни юноши складывались в недели и месяцы, наполненные болью от сращиваемых костей и мышц, от восстановления органов, от бессилия. Боль была внутри и снаружи. Это время превратилось для него в один жуткий кошмар — как только заканчивалось действие обезболивающих, он был готов умереть. Однако ничто не длится вечно, и боль, наконец, отступила. Сознание прояснилось, тело постепенно начинало вновь слушаться своего хозяина. Далион позволял себе всё большие нагрузки, пытаясь вернуть былую ловкость и силу, а вместе с тем и былую уверенность в своей магии. Он понимал, что не может стоять в стороне от этой войны, обязан сделать всё, чтобы спасти как можно больше жизней. Сначала маг не понимал, зачем лорд Ариэт спасает врагов, пока однажды мужчина не сказал: 'Война — несомненное зло, преступление, которое совершается страшными и ужасными людьми, но если кто-то проявит человечность, не станет уподобляться зверю, спасет невинную душу, — где-то наверху боги осознают, что этот глупый спектакль подходит к концу...'