Кадет

— То — э — бу — по — заикаюсь и не могу связать пару слов. Наконец сумел сосредоточиться:

— Кто это?

Стоящий рядом недоросль, рассматривающий с восторгом себя в своем клоунском прикиде, недоуменно таращит глазенки на меня:

— Как кто? Мы это. Ты чо барчук, не узнал себя. Ха-ха-ха — зашелся в визгливом хохоте недоумок.

— Ты прав. Я бы себя тоже не узнал, имея такую харю. Барно тебя приласкали. Балабаны выбивали из тебя усердно. А ты по внешности вроде и не фраер, а как нюшку красную пустили, чуть не сразу дуба дал. Мы уж думали все, кранты тебе. Ан, нет, жиган залетный оклемался. Там... — он благочестиво вытаращился глазенками куда-то вверх — кто-то тебя пасет. Не дает сгинуть.

Пафосно перекрестился и тут же добавляет:

— Так, давай без базла. Недосуг нам. Искать нычку мы не станем сейчас, нам самим заныкаться на время надо. Пусть Филин думает, что мы с тобой винта нарезали вместе. Не стану я их ждать, могут и замочить невзначай. Да и помогу потом тебе, ты же один остался в доме. Брательники, наверное, на войне промышляют. Вот и выходит — поддержать окромя меня некому.

Несмотря на мою растерянность, я все-таки решил хоть чуть-чуть прояснить ситуацию.

— Как звать-то тебя, спаситель?

— Называй Галимом. Твоя мать так и кликала меня. Плохо, что не помнишь, мы же виделись не раз.

— Татарин что ли?

— Сам ты татарин — обиделся Галим. — Мои предки лихими казаками были, сечевики, гайдамачили по просторам Польши, Дикого поля, свободу добывали. А ты говоришь татарин.

Кто такие гайдамаки я примерно знал, Юрко частенько их ставил нам в пример как людей вставших на борьбу с угнетателями. Боролись с поляками и порой нападали на царские войска, которые, по его мнению, не освобождали стонущий под ярмом народ, а закабаляли на долгие годы в российское рабство. Что думали в те времена сами запорожцы, никто уже не знает, но активное сотрудничество с царскими войсками было. Даже Юрко сказал, что без помощи извне Украины могло и не быть. Приходилось искать точки соприкосновения.

— Так ты сейчас в составе банды тоже как твои гайдамаки промышляешь. Богатеньким за счет других людей хочешь стать?

— А шо тут худого. Пожили буржуи, попили кровушку нашу, пора и ответ держать. Спо — экс прияция, — с трудом понял его мысль — грабь награбленное. Сейчас все этим только и занимаются. Зевать нельзя. Балай барахло и будет тебе счастье.

— Короче разбойник ты?

— Баклан ты, кадет. Я вор, а не бандит. Разницу поймай.

За разговором он не прекращал меня тащить за собой. Оглядываясь вокруг, я понимал, что нахожусь в частном большом особняке, который как говорит Галим, является моим родным домом. И я сын хозяина. Все окружающее должно по идее хоть как-то мне напомнить, что я все это уже знаю, видел. Но нет, не знакомо, и не понимаю где я, и кто я. Судя по кликухе "кадет", которой наградил меня татарин, да и по форме, что на мне, я действительно из кадетов. Это что-то типа суворовцев. Выходит, я, каким-то образом очутился в чужом теле, да еще и в прошлом времени.

— Супер! Клево! Прикол тот ещё. Не знаю вот только смеяться сейчас или оставить на потом?

— Фу..., дьявол, наконец-то пришли. — Здесь у Павла Петровича потайной кабинет. Помнишь? Или тебе все мозги выбили?

— Ты прав. Что-то я ничего не могу вспомнить. Даже как звать.

— Жлобиться не надо было. — Он спокойно подошел к полкам с книгами и, нажав с видимым усилием на саму полку, заставил провернуться вокруг своей оси. Увидев мое удивление, сказал:

— Мы с папашкой твоим, ее и ставили, дверку эту. Ну, не я, мой батька, устанавливал, а у него уже узнал и я. — Он приглашающе меня подтолкнул. — Чо застыл? Не сумлевайся, никто не знает. Я тут в кабинете сам все обшмонал, нет здесь сейфа. На кой мы сюда приперлись? Так шобла Филина скоро заявится. И шо, хочешь снова, чтобы мясня началась? Ну вот, а я о чем? Перекантуемся, пока слиняют, ты може вспомнишь, где у батяни твово сундук с золотом. Найдем, поделим... Сука буду, пополам разделим. Так что не бздаме. Все путем будет.

Вот привязался, откуда бы мне знать, где прячет деньги хозяин?

— Говоришь, Павел Петрович .... — Начал вновь пытаться хоть что-то узнать, с облегчением усаживаясь в уютное кресло, стоящее в этом алькове рядом с небольшим, но добротным столом, заваленного бумагами. Здесь же увидел настольную лампу зеленого стекла. Небольшой диванчик, куда плюхнулся Галим, по всей видимости, нередко служил для отдыха владельца маленькой тихой комнаты. Комната, где были полки с книгами, по всему кабинет, а этот являлся своеобразным местом для уединения и медитации.

— Павел Петрович Рыжов, — подхватил мой вопрос вездесущий юноша — купец второй гильдии, известный человек в городе, он и в управе какую-то должность занимает. Занимал... — поправил себя Галим, и суеверно перекрестился — ты его третий сын, двое старших в армии. В доме кроме вас двоих никого не было. Да и ты появился неожиданно. Не было тебя. И вдруг, на тебе — нарисовался. Одет не по-летнему, с чемоданом в руках. Приехал, наверное, с училища, с Киева. Заметь я с тобой как с больным балакую.

— Правильно делаешь. Можешь, значит нормальным языком выражать мысли, а то я тебя не всегда понимал. Продолжай в том же духе. Все одно ничего не помню, видно действительно выбили память мне твои сподвижники.

— Сподвижники...— ха-ха-ха — залился скрипучим смехом, развалившийся на диване Галим — скажешь тоже. Подельники уж скорее. Филин меня бережет, я один такой в его банде, кто может по кассам работать. Так что меня он приглашает только на ювелирку. Раньше мы с паханом работали, но его жандармы подстрелили. Сироту пригрел Филин. Вот так вот. Оба мы с тобой сиротинушки, ни мамки, ни папки у нас нет. Кстати, твово папашку оттащили в пристройку, вторые сутки идут, завоняет. Надобно схоронить.

Мне все еще трудно было разговаривать, какой-то туман в голове, слабость во всем теле.... Ну, это и не мудрено, еще не знаю, что с телом. Надо бы переодеться и заодно осмотреть себя. Галим тут недавно заикался насчет моего чемодана.... Попросить, чтобы принес?

— Галим, мне нужно осмотреть себя, я подозреваю, на теле много ран имеется. Да и переодеться не мешает, сам видишь. Может, сходишь, поищешь что-нибудь из медицины.

— Петр Павлович, вы никак оклемались, барские нотки уже появились. Иди туда, принеси то. Обойдешься. Я тебе в няньки не нанимался. Скажи спасибо, жив остался.

— Ну, хотя бы чемодан мой принеси. Ты же говорил, что видел его у меня в руках.

— Ну да, видел. Только когда это было? И где его сейчас искать? А если еще и шобла заявится.... Нет, не пойду. Потерпи. Хотя, осмотреть твою тушку помогу.

Верхнюю одежду снять, труда особого не стоило, а вот нижнее белье в засохшей крови пришлось разрезать ножом. Хорошо, что у Галима нож оказался при себе. Вернее, не просто нож, а как с гордостью сказал хозяин — финка, заточенная до бритвенной остроты. По мне так обычный столовый нож. Ручка округлая, деревянная с небольшим выступом на конце в виде язычка и дыркой в которой продет темляк. На лезвии была видна простенькая дулька. Зато благодаря финке мы смогли освободить мое тело от нательной рубахи и кальсон. Мелкие повсеместные шрамы от укола ножом уже не кровоточили, но гематомы от ушибов страшно болели, при малейшем прикосновении я невольно передергивался и шипел от сдерживаемого крика.

— Терпи казак, атаманом будешь — Галим не обращая внимания на мои стенания, содрал остатки белья и стал осматривать раны.

— Ну и не сказать, чтобы уж очень тебя. Роже гораздо больше досталось. Вода бы конечно не помешала, промыть, а потом чистыми тряпками перевязать. Но чото не канает мне вылезать отсюда. Филин может и замочить, если заподозрит обман. И не посмотрит на мой авторитет. Потом жалеть будет, ясен конь, но потом, а вначале попишет финкой. Жуть как любит это дело. Я же говорил — овца. С гопников начинал, там и приноровился ножичком играть. Вот если балабаны найдены были бы можно тогда и без базла обойтись. Фарт он завсегда фарт.

Мне не понравилось его лицо в этот миг. Я бы сказал о парнише коротко: — Жук хитрожопый. Маленькие бегающие глазки, тонкий узкий нос, нависающий как клюв над не менее тонкими губами, уже сами по себе создавали впечатление человека расчетливого, хитрого и злопамятного. Для такого жесткость при принятии решения жить тебе или умереть вполне закономерная, он выберет именно смерть. Секундное видение натуры моего "спасителя" не повлияло на поведение, лишь отложилось где-то в глубине мозга. Короче, спрятал на полочку.

— Охо-хо, и шо это я в тебя такой влюбленный? Ведь в натуре для меня ты залетный калган.

-Боишься? Тогда не надо. Вон, я вижу, простыни лежат. Давай порвем на бинты и перевяжем раны. А одежда и эта еще послужит.

— То дело, гарно хлопец придумал.

Под продолжающую трескотню, он сноровисто порвал простыню, смазал найденной, завалявшейся здесь зеленкой раны и стал перевязывать. Видно было, что в медсестрах ему не бывать. Неуклюжие попытки поработать санитаром, причем с пыхтением и сплошными матами в адрес Филина, наконец, завершились, как он посчитал, полнейшим успехом. Даже без зеркала было видно, моя фигура превратилась в мумию и еще не факт, что весь намотанный на меня материал не сползет при первой возможности. Тем не менее, был ему благодарен. Я уже начал понимать, куда попало мое сознание. Особой озабоченности по этому поводу я не проявлял. Зачем? Попал ну и хорошо. Главное — живой. Про "попаданцев" мне приходилось слышать, несколько электронных книжек, скачанных в планшет, успел даже прочитать. Как там на самом деле все происходит — никто не рассказывал, просто не знают. Одни предположения и слабо доказанные теории лиц занимающихся подобными изысканиями. Фантастика она и есть фантастика. Я даже смог сам себя уговорить поверить в то, что на том свете меня нет. Умер я там. Значит только остается поблагодарить, не знаю, правда — кого, но не важно. Главное — кто-то перенес мое сознание в чужое тело. И я склоняюсь к мысли, оно в этот миг еще дышало, а вот мозги были повреждены бандитами. Глядя на Галима почему-то создается уверенность в его причастности к данному грабежу и убийству хозяина. Сейчас он меня спасает, вроде как, но мне думается, он замыслил другое. Постоянное его напоминание о заначке наводит на мысль: — хочет с моей помощью ее заполучить. Я ему нужен постольку поскольку. Тут и ребенок разберется, что к чему. Мне нужно навострить свое ушко и успеть понять, когда стану для него лишним.

— Галим напомни мне, какой сегодня день? — Недостаток сведений может повлечь принятие неправильных решений, поэтому и подталкиваю единственного пока информатора, а он не сомневается, даже уверен — мне память отшибли капитально.

— На кой тебе? — Он задумался, затем начал загибать пальцы, шевелить губами, как бы что-то подсчитывая в уме, потом выдал:

— Панихида по царю прошла на Соборной площади уже как десятидневку назад. Тогда было воскресенье четырнадцатого июля. Значит, получается — он опять принялся перебирать свои пальцы и что-то подсчитывать в уме — да, так и есть. Седня тридцатое июля. Слушай, а почему ты в городе оказался?

— Не помню, видимо каникулы. — Вопрос актуальный и для меня. Я бы тоже не отказался узнать ответ на него от кого-нибудь. Но.... Переводим стрелки на другое: — а что на Соборной площади много народу было на панихиде?

— У-у-у-у толпень собралась огроменна. Люди как будто очумели; плакали, крестились, на колени падали, а когда граф Келлер проходил через толпу к автомобилю, все кинулись к нему, давка была-а-а, каждый хотел дотронуться до человека. Наши тогда повеселились, у многих кошельки пропали, да и немало бачат поменяли хозяев. Балатан не знал где деньги брать, чтобы выкупить весь навар. Кучеряво на малине отметили смерть царя в тот день. Поэтому и запомнил.

Кто такой Балатан и эти... бачата?

— А-а! Не обращай внимания. Это по фене воровской означает: бачата — часы, балатан — скупщик краденого.

— Ты постарайся не по фене говорить, а то я как будто в другой мир попал.

Непроизвольно я сказал то, о чем постоянно думал. И хотя особой разницы для меня в этом знании нет, все равно хотелось бы разобраться более досконально. Если это прошлое моего мира, то я могу воспользоваться своими знаниями будущего. А вот если другой мир, то вряд ли. В таком случае могут быть несоответствия и совершенно другое будущее. Ха, а пригодились ведь книжки про попаданцев, соображаю, но кто бы мог подумать, что и я окажусь в подобной ситуации.

У меня от таких мыслей на нервной почве сразу же разболелась голова, и заворчал желудок, требуя пищи. Как бы сговорившись между собой, у Галима в животе прозвучала точно такая же музыка.

— Может, в самом деле, пойти посмотреть, что там происходит? Часа два мы уже здесь сидим.

— Если пойдешь, найди мой чемодан. Там должны быть мои документы.

Галим осмотрел себя, как будто он собирался не дом осматривать, а, по крайней мере, в разведку идти за линию фронта. Осторожно приоткрыл секретную дверь, прислушался и, кивнув мне головой, как бы говоря:

— Все в порядке, не дергайся — исчез в проеме.

Меня уже давно привлек стол и бумаги, лежавшие на нем. Возможность прояснить ситуацию с их помощью заставила пересесть с кресла на рабочий стул. Не так комфортно, как в кресле, но что не сделаешь ради удовлетворения любопытства. В первую очередь стал выдвигать ящики в боковой тумбе. Явно бумаги были когда-то разложены по ящичкам, теперь вон лежат в беспорядке на столе. Сами ящики оказались пусты. Какие-то закладные, договора и еще масса непонятных для меня документов не стоили моего времени. Единственное что привлекло внимание — это выписка из метрики на мое, теперь мое, куда деваться-то, имя. С большим трудом удалось прочитать. Написана от руки витиеватым почерком с ятями и с итями, всяческими завитушками предусмотренными правилами каллиграфии этого времени. Но все-таки прочитал:

Выписка, где написано: 1900 года месяца Июля тридцатого числа — рождение, а месяца Августа третьего числа — крещение, имя родившегося Петр, родители его: Харьковский 2-ой гильдии Купец Павел Рыжов сын Петра и законная жена его Валерия, Александра дочь, оба православного вероисповедания. Восприемники были — Харьковский мещанин Василий Андрианов сын Перовского и Харьковская мещанка девица Мария Андриянова дочь Перовского. Таинство крещения совершил Протоирей Илья Серов с причтом. В удостоверение чего прилагаем церковную печать и подписуемся: 1914 года мая 8-го дня. Диакон Владимир Карганов.

Разглядел и печать синего цвета. Ну что же, как говорится: "За неимением гербовой...", какой никакой документ удостоверяющий личность, вполне сойдет на первое время. Аккуратно сложил пополам, переложил каким-то векселем, он был на плотной бумаге расписан, и спрятал во внутренний карман кителя. Предстояло жить здесь по правилам этого мира или времени. Пока еще не выяснил что вернее. От долгого сидения в напряжении на стуле мое тело настойчиво намекало на рядом стоящий диванчик, на нем можно вытянуться полностью и дать покой всем больным мышцам и конечностям. Чтобы встать со стула пришлось упереться ногами в деревянную облицовку стены и попытаться таким образом отодвинуться от стола. Вот только ноги провалились вслед за куском деревянных панелей, и я чуть не съехал со стула вперед.