Девочка По Городу Идет Босиком

Квартиру свою я продал. Слишком уж памятны соседям наши с Лилькой оргии. Купил дом в пригороде и дешёвую машину. Настины родственники переехали в него, стоило мне только их пригласить лишь лёгким намёком. Вместе с дочкой. Девочку зовут Юля. Она меня уже два раза назвала папой, хотя она для меня официально — свояченица, липовая сестра жены. Я ведь с Настей обвенчался в монастыре.

Тесть и тёща живут в моём доме на своей половине с отдельным входом. Со мой очень суровы, как будто я виноват во всех их бедах. Девочку от меня заботливо оберегают, но ребёнок гуляет во дворе. Как-то Юля проговорилась, что больше всего на свете любит маленьких такс. На следующий день у нас во дворе подметал ушами газон самый симпатичный из щенков таксы Рыжик. Так мы и встречаемся с дочкой на прогулке — Рыжик, Юля и я.

Я хоть и не воцерковлённый, но в последнее время стал все чаще останавливаться у православных храмов. Перед большинством из них стоит поклонный крест для кающихся грешников, коим нельзя переступать порога церкви. Я могу часами стоять перед ним с поникшей головой.

Как-то мимо меня проходил молодой и как-то на удивление слишком уж красивый поп. Теперь меня после стервы Лильки любая избыточная краса настораживает, а мне и вовсе стало не по себе, когда этот попик как-то походя бросил мне:

— Я сейчас разоблачусь и поеду с тобой.

Вернулся он уже без облачения. Молодой, стройный, в безукоризненном чёрном костюме и тонком свитере под горло. Было в нём что-то от протестантского пастора, если бы его лицо светилось лучезарной улыбкой идиота по жизни. Выражение красивого лица этого попа было скорее трагическим, чем жизнерадостным.

— Поехали к тебе, — распорядился он.

Всю дорогу мы молчали. Дома он выставил на стол бутылку кагора и коньяка.

— Приношение прихожан, грех отказываться.

Я позвонил вечно нахмуренной тёще. Она со своей половины дома принесла нам на стол закуску. Причём не преминула подойти под благословение молодого попа, который ей в сыновья годился.

— Спаси тя Христос, батюшка! Поповское благословение укрепляет здоровье.

Мы молча выпили по первой без закуски.

— Отец Мирослав, — протянул он мне по привычке руку для поцелуя, потом просто с жаром пожал мою. — Можно просто Мирек. Мирек Тхоржевский. По-русски это будет — Хорьковский.

— Ты из Польши?

— Мои родители из Польши.

— Они не возражали, что сын-поляк принял православие?

Отец Мирослав красиво закурил дорогую сигарету с угольным фильтром и укоризненно глянул на меня:

— Когда поляки крестилась в православную веру?

— Ну, когда Польша вошла в состав России, по-моему.

— До какого века у всех стран была единая православная вера?

— До 1054 года.

— Правильно, это ещё и год смерти Ярослава Мудрого, сына той самой якобы нелюбимой княгини Рогнеды, которая родила Владимиру Святому пятерых сыновей, не считая дочек. Удивительная избирательность в неприязни к жене, если помнить, что у язычника Владимира было триста жён и ещё столько же наложниц.

— К чему ты мне все это говоришь, отец Мирослав?

— К тому, что человеческие заблуждения крайне живучи. Поляки приняли католичество после немецкого нашествия на прарусские земли на востоке Германии. Когда случилось крещение Руси?

— В 988 году.

— А поляки переняли православие от Великой Моравии на сто лет раньше. Я из потомственных православных поляков. Ты спросил, не возражали ли мои прародители против моего крещения в православие. Они же меня и крестили, потому что были отроду православными. Какой из этого следует логический вывод?

Я недоуменно уставился на него:

— Не знаю.

— А я знаю — не бросай Настю. Она тебе жизнь спасла.

— Ты её видел?

— Я три раза на дню её отчитываю.

— Бесовка вышла?

Отец Мирослав налил сам себе коньяку, выпил и ответил:

— Лилит — да. Про остальных — не скажу, врать не стану

— Может быть, обратиться к научной медицине?

— Ты не догадываешься, сколько в монашестве и священстве психологов и психиатров с дипломами кандидатов и докторов наук.

— Не смогли себе помочь?

Отец Мирослав подцепил пальцами маслинку, опустил глаза и промолчал.

— Настю уже постригли? — спросил я.

— Одержимых не постригают. Она сидит на цепи за решёткой в подземелье, где пол и стены выстланы тюками соломы, чтобы голову не расшибла.

— Надежда есть?

— Только на твою любовь.

— Она хоть вменяемая?

— Ни бум-бум, — печально протянул отец Мирослав, испытующе заглядывая мне в глаза. — Ты всё-таки должен рискнуть и забрать её к себе домой.

— А не опасно? Для неё, я имею в виду.

— Тут уж пятьдесят на пятьдесят, сын мой, хотя ты и мой ровесник. Бог любит самопожертвование. Ты готов на духовный подвиг?

— Да, — ответил я после некоторого колебания. — Хоть сейчас.

— Враз ничего не получится. Сначала я должен подготовить тебя к приятию святых даров, подготовить к крещению, крестить, испытать на твёрдость в вере.

— И дочку, — сказал я.

— Это всенепременно для блага Насти.

— А получится?

— С твоей — возможно, с моей — нет, — снова выпил стопку отец Мирослав. — Моя кликушествует, что Иисус Христос и все апостолы были галичанами с Тернопольщины.

— Но головой об стенку не бьётся, как моя?

— Пока нет.

— Значит, что и у тебя жива надежда, отец Мирослав. Давай по последней за надежду, что ли!

КОНЕЦ__