Шестой Лесничий

Ужин оказался совсем неплох. Я не про вкус блюд и вина, которое обошлось мне в половину стоимости заказа, а про милую беседу и лёгкий флирт, принимаемый моей спутницей весьма благосклонно. Но всё хорошее когда-то заканчивается... и переходит к ещё лучшему. Лучшее не заставило себя ждать. Зеркальная витрина, отделявшая зал от несильно оживлённой в данный час улицы, с лёгким хлопком, закончила своё существование водопадом осколков. Не всем жизнь преподносит такой яркий и блестящий конец, а вот ей повезло. Повезло так же и посетителям ресторана, чьи столики находились рядом — никого не задело. Через секунду зал и прилегающее пространство улицы погрузились во мрак. До возникновения паники оставались считанные мгновения, потому пришлось действовать, не ожидая активации тревожного канала. Схватив Галину за руку, я резво рванул в сторону чёрного хода. Похоже посещение кухонь у меня начинает входить в привычку. Рывком открыв дверь, отделяющую зал от царства кулинарных дел мастеров, я бросил взгляд за спину: освещая себе дорогу примкнутыми к оружию фонарями, группа зачистки уже входила через проём погибшей витрины. Это мы вовремя слиняли! Нет, конечно может это и не по мою душу, но проверять как-то неохота. Спутница моя вовсе не "тормозила", но этому я совершенно не удивлялся. Захлопнувшаяся за спиной дверь отрезала нас от начинающейся веселухи, сколько-то время удалось выиграть. На кухне было хоть глаз выколи, но в отличии от других помещений, места приготовления пищи обладают одним большим преимуществом — в них много предметов, имеющих температуру значительно отличающуюся от температуры окружающей среды. Наконец тревожный канал начал хоть как-то функционировать, ещё секунд десять и вообще войдёт в норму. Но этих секунд у нас нет. Закрываю глаза и перехожу на ориентацию по каналу тепловых рецепторов — передо мной множество ярких пятен и несколько размытых едва заметных силуэтов. Так, ориентируемся! Дверь на улицу у нас должна быть слева, но мы туда не пойдём, а пойдём мы направо — к люку для доставки продуктов, так как шансов что там нас ждёт плохой дядька с шокером, а в худшем случае с ружьём, значительно меньше. Люк открывался просто — с пинка, хотя я похоже перестарался владельцу ресторана придётся его менять. Ерунда, по сравнению с прочими расходами это сущий пустяк. Даму пропускать мы вперёд не будем, чай не на балу и не в каменном веке, где спутницы жизни служили неплохим индикатором пещерных медведей. Скрючившись пролезаю в проём, прыжок — здесь не более метра высоты, и вот я в тёмном узком переулке. До двери чёрного хода отсюда метров пятнадцать, и злой дядька там точно есть, его комбинезон не может на таком расстоянии скрыть тепло тела. Добежать не успею — он уже поворачивается и поднимает руки! Что у него там рассмотреть не могу, но то что ничего хорошего зуб даю, свой настоящий. А не зря по дороге по столам шарил, аж порезался, но тот тесачок, что прихватил, теперь на пользу пойдёт. Огромный нож вращаясь с, как мне кажется, отчётливым шелестом летит в сторону злодея. Я лечу за ним — попаду или не попаду, но прицел я ему собью. Попал! Нет, ну надо же, хорошо попал! Что особенно удивительно туда куда и целился — в шею, и даже не рукояткой. Похоже ловить здесь уже нечего, акромя конечно его ствола и ПНВ. Что у нас тут? Прибор обычный для ночной охоты, ствол тоже ничего особенного — охотничья пневматика, а вот и фонарик. Сзади послышались тихие шаги, ага моя боевая подруга решила навестить место веселья.

— Галочка, смотри какой интересный экземпляр, — я освещаю лицо мертвеца. — Чинец!

И тут наступает полная темнота.

* * *

— Игоряша, вставай!

— Сейчас, мамочка, ещё пять минут! Мне сегодня ко второму уроку!

— Игорь, хватит дурака валять, немедленно вставай, или тебе кофе в постель?

Ага, спасибо, знаю я её кофе, потом постель замучаешься отстирывать. А кофе продукт дефицитный, растёт в малоизученных низкорадиоктивных местностях, а потому крайне дорог в транспортировке. Пришлось открыть один глаз, вот же блин — лежу в стерильно-белой постели, в белом же помещении и пресловутый "Девятый вал" Айвазовского на стене перед носом. Как же мне надоело просыпаться в одной и той же палате, хорошо в этот раз обошлось без интенсивной хирургии. Вроде бы!

— Я сейчас целиком или где?

— Нормально всё с тобой — десять минут клинической смерти.

Ну, это ерунда. Почти обязательный минимум, как восемь секунд у спринтера на стометровке. Поворачиваю голову в сторону собеседницы. Красавица, комсомолка и спортсменка, в смысле шпионка и стерва. И глаза главное добрые, как у Владимира Ильича.

— И зачем ты меня так?

— Стандартная процедура вывода агента. Прибывший патруль зафиксировал смерть двух человек. Одного неизвестного, второго Климова Игоря Витальевича, экстренная реанимация в обоих случаях результатов не дала. Похороны гражданина Климова завтра на Втором Городском, но тебя не пригласили. Можешь, как в кино, постоять в сторонке и пустить скупую мужскую слезу.

Вот кто бы мне объяснил, за что я люблю эту злую и ехидную женщину? Прямо Чёрная Вдова какая-то. Сколько раз она меня уже убивала? Получается это третий. Ведь чувствовал, что и в этот раз закончится чем-то подобным... Сидит же спокойно, накручивает на палец локон. Нет, брюнеткой ей лучше, да и к лицу этому я больше привык.

— Ты когда догадался?

— В порту.

— Врёшь.

— С чего бы? Как увидел прекрасную таможенницу...

— Врёшь. Ты как увидел таможенницу, так сразу хвост распустил — петух гамбургский.

— Ни хочешь не верь, но тебя я узнаю в любом облике. Даже если на землю вернемся мы вторично, согласно Гафизу... — не удержался я от цитирования одного из любимых мной стихотворений.

— А я думаю, меня Лютик сдал.

— Марго, не вали на бедного Люцифера. Сигналку он мне конечно кинул, но вычислил я тебя гораздо раньше. Мы с Климовым мужчины видные, но на нас так молодые девушки никогда не клевали. Это уже был перебор. Да и Коровьев твой в прикиде панка — тоже перебор.

— Дуры, потому и не клевали. Знали бы какое ты сокровище, да и Климов твой, вообще стороной обходили. А Коленьку не трожь, он милый, и вовсе не мой...

— Это в тебе говорит ревность и инстинкт собственницы. Кстати, а почему Люцифера подключили к операции? В плане этого не было.

— А никто его не подключал. Он сам, будучи Вельзевулом, каким-то образом допетрил, что дело нечисто, вскрыл коды доступа и, в обход Воланда, подключил свои базы с сервера хранения. Всё управление на ушах стоит, технари клянутся всем древнеегипетским пантеоном, что такое в принципе невозможно. Твой Лютик теперь отрезан от внешнего мира, программеры копаются в коде, а психологи завалили его своими тестами, всякими там чернильными пятнами и прочей фигнёй.

— На черта?

— Боятся бунта машин.

— Шутишь?

— Если бы...

— Да, велики дела твои... Из-за этого Михаил Иванович сунулся в "Избушку"?

— Ты и его просчитал? Всё таки ты Мастер!

— Это у вас чувство меры пропало — слишком красивая и неразборчивая таможенница, слишком страшный и грубый панк и, наконец, слишком толстый и неряшливый купчик. Перебор. Двадцать два.

— Ладно, стратег-аналитик, отдыхай, весь разбор полётов завтра.

— Да наотдыхался уже... — но закончить я не успел. Опять темнота.

* * *

Нас утро встречает прохладой. Какой умник терморегулятор так закрутил?

— Эй, Умник, тебя что с антарктической станции списали за излишнюю экономию ресурсов? Жару добавь.

— И вам здравствуйте, Мастер. Температура в помещении стандартная для утренних процедур — восемнадцать градусов выше нуля по шкале Цельсия. Ваш утренний распорядок вы можете увидеть на экране. Спасибо за внимание.

— Зануда, — изобразив несколько махательных движений, поплёлся на водные процедуры. Ничего под душем согреюсь.

В ванной первым делом глянул в зеркало. Красавец. Перестройка лицевых тканей зашла уже далеко, потому на меня глядел мужик одновременно похожий на Климова и на вашего преданного слугу, или вообще ни на кого не похожий. Ладно, пару дней потерплю, чай не в десятый раз. Согреться мне, естественно, никто не дал — программа стояла на "контраст", и на повороты ручек душ не отзывался, поэтому не стоит удивляться, что завтракал я навзводе. Умом, конечно, понимал, что раздражительность идёт от расстроенной гормональной сферы, но сорвать злость на ком-нибудь очень хотелось. А так как кому надо тоже были в курсе, то свою овсянку я поглощал в полном одиночестве. Считается, что сытость, пусть и относительная, положительно влияет на кардиологию самца, но отрицательно на обучаемость — то бишь сытое брюхо к ученью глухо, а путь к сердцу мужчины лежит через желудок. В общем, закон единства и борьбы противоположностей во всей своей бытовой красе. Маргарита и Михаил Иванович почтили меня своим присутствием только после, чуть более сытного чем завтрак, обеда. Ещё вчера, глядя на Марго, я заподозрил неладное, одного взгляда брошенного на шефа, стало достаточно, что бы укрепить мои подозрения.

— Ну, что у нас плохого?

— С чего ты взял? — Иваныч притворно удивился моему вопросу. Его спутница вообще никак не прореагировала на мой вопрос, что-то, излишне внимательно, изучая в планшете.

— Число сегодня какое? Умник молчит как рыба об лёд, календарь заблокирован, последние три обратных перестройки, если вы помните, прошли нештатно, хотя мне медики усиленно пели в уши, что погрешность в порядке статистического разброса. Только так долго никто не перестраивается, вам нужно было килограмм тридцать сбросить, а это минимум неделя. Так сколько я в отключке провалялся?

— Десять дней. Только ты так не волнуйся, в ближайшее время Пётр Алексеевич введёт тебя в курс дела, всё не так плохо, как тебе может показаться.

— Ага, представляю — всё гораздо хуже.

— Игорь, перестань истерить, что ты как баба, — это уже Маргарита пытается воздействовать своим излюбленным приёмом. К сожалению я слишком давно её знаю, что бы попасться на эту уловку.

— Игорь Анатольевич, не скажу что вам не стоит совсем ни о чём волноваться, но определённо заявляю, что здоровью вашему ничего особенного не грозит, а именно вы не умираете, и более того не стоит даже вопрос о вашем списании из отдела активных операций.

От сердца отлегло, рано значит подковы сдирать. А то последнее время... не ладно что-то в датском королевстве.

— Всё, закончили беседы на отвлечённые темы. Доклад в письменной форме представите мне в положенный срок, а сейчас, быстро дайте мне описание прошедшей операции, именно её активной фазы, — шеф принял начальственный вид и обозначил внимание. Протокол есть протокол.

Весь доклад занял не более пятнадцати минут. Пару минут начальник соизволил обдумывать моё приключенческое повествование. Его вынужденная секретарша сидела с каменным выражением лица, что-то не давало ей покоя, вот только что?

— Я не совсем понял момент с нападением на тебя боевика, первым выведенным из строя. Уж как то оно произошло вовремя и очень удачно — травма челюсти была нашим узким местом в операции.

— Сам не понял, как получилось. Ещё когда наносил удар, как будто кто под руку толкнул, затем вдруг понял, что надо разрядить его оружие и как, ну а дальше всё пошло по накатанной. Когда он попытался меня ударить подставил плечо, приклад соскользнул и я получил в зубы — не сильно но вполне достаточно. Доломал имплантаты с нейротоксином уже сам, дождался выброса активатора в кровь и отправил эту адскую смесь в вентиляцию.

— Что-то, во время операции, показалось необычным или подозрительным?

— Масса всего. Во-первых зачем было дёргать за усы фундаменталистов? Это я по поводу устроенной в гостинице пьянки. И почему они не отреагировали?

— Ну, тут всё просто — не могли они на неё отреагировать. Ты споил всех немусульманских журналистов, а значит, они должны были либо выслать всех, либо никого. Провалить освещение в прессе такого мероприятия не позволили бы сами "Дети". А что бы пьянка была повальной, и не было бы одного козла отпущения, мы приложили некоторые усилия. Потому спиртное, хоть и в меньших объёмах, оказалось у всех.

— Откуда мы так много знали о террористах? Они, случайно, не на нас работали?

— На кого они только не работали... Но организовали это не мы. О них точно знали полдесятка разведок, но чья это работа, вот это вопрос вопросов.

— Что с кротом?

— Сидит.

— И что никаких зацепок?

— Нет. В твоём деле почти не засветился, если не считать нападения на "Избушку". Мы не знаем, было его хозяевам выгодно, что бы у тебя всё прошло нормально или они прошляпили.

— А попытка ликвидации точно из-за него?

— Почти сто процентов. Очень уж они спешили. Если бы у них было время нашли бы десяток более приемлемых и надёжных способов.

— А сколько процентов уверенности, что они поверят в удачу?

— Кто ж его знает. Двоим из группы зачистки удалось перейти границу, не скажу что невредимыми, но говорить они смогут.

— А зачем они вообще это устроили, месть? Слабо верится.

— Это, я думаю, Пётр тебе пояснит.

— А он тут причём?

— Завтра, всё завтра, — Иваныч легко поднял свой центнер веса и вопросительно посмотрел на спутницу. — Маргарита Николаевна, вы задержитесь? Тогда всего хорошего. До завтра.

Кивнув мне шеф покинул комнату, оставив нас вдвоём. Молчание неприятно затягивалось.

— И всё же, что такого плохого случилось, что даже из актива не списали? Марго, не молчи, ты меня пугаешь.

— Тебе босс сказал — ничего страшного. Работе это не мешает, скорее наоборот.

— А чему мешает?

— Я не знаю, завтра Петром Алексеевичем поговоришь, а дальше видно будет.

Маргарита встала и пошла к выходу.

— А поцеловать?

— Я тебя поцелую, — наконец Марго улыбнулась. — Потом...

— Если захочу? Даже не сомневайся, захочу обязательно.

Дверь закрылась. Если мне так хорошо, то почему мне так хреново?

* * *

Петра Алексеевича, главу научного отдела, не только заглаза, но и в лицо, звали Петром Первым. Вероятно, большую роль в этом сыграла его фамилия, но не в последнюю очередь это прозвище отмечало его большой научный авторитет. Потому как второе прозвище Романцева было — Голова, хотя может и размер этой самой головы тоже повлиял. Он так и входил в комнату — сначала немалого размера голова, а затем, неожиданно некрупного телосложения, всё остальное.

— Здравствуйте, Пётр Алексеевич! Ну, чем будете меня пугать?

— Почему пугать, Игорёк?

— Так вчера шеф с Марго до того расхваливали моё здоровье, что мне стало страшно до колик. Тем более что в этот раз я был в коме уже десять дней, если учесть динамику, то в следующий раз мне валяться месяц.

— Игорь, вы очень вольно относитесь к анализу, с чего вы это взяли.

— К анализу может и вольно, а вот к математике в самый раз. Позапрошлый раз были сутки, в прошлый три — на лицо геометрическая прогрессия.

— Насмешили старика. Давайте вы будете стрелять, а я считать и разбираться в тонких научных материях.

— Умеете вы опустить оппонента, мне считать тоже приходится, иначе как я отчёт Михаилу Ивановичу сдам, без точного количества трупов?