Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Признаться, да, был несколько удивлён, — признался он, — и было бы интересно узнать за какое дело вы его получили. Сделайте одолжение, граф, расскажите.
Гудов удовлетворённо кивнул и приступил к рассказу.
— Вы, должно быть, знаете, что я в то время служил по интендантской части при военном министерстве. И было так заведено, что раз в месяц интендантские офицеры по очереди должны были сопровождать груз с серебряными и золотыми монетами, который отправлялся в действующую армию.
— Позвольте, но жалованье выдавали ассигнациями, — заметил Вершинин.
— Совершенно верно. Жалованье нашим военным выдавали ассигнациями. Но при штабе каждого корпуса был свой фонд для особых целей.
Как человек военный, Вершинин сразу понял, что имел ввиду Гудов. Не будешь же шпионам, работавшим у турок, платить русскими ассигнациями. Во время переговоров о сдаче крепостей турецкие паши становились сговорчивее, получив в качестве презента небольшой бочонок золота.
— Так вот, в октябре 1877 года пришла моя очередь сопровождать обоз с деньгами. Его следовало доставить в штаб гренадерского корпуса, который в то время окружил турок в Плевне.
— Корпус генерала Ганецкого, — уточнил Вершинин.
— Совершенно верно, Ивана Степановича Ганецкого, известного тем, что отказался пожать руку брату императора, — подтвердил Гудов.
— Кристалльно честный человек и умелый военачальник, с которым я имел честь лично быть знакомым, — одобрительно прокомментировал Вершинин.
— Из рук которого я имел честь получить тот самый орден, — дополнил Гудов и замолчал. Повисла пауза, мужчины курили.
— Продолжайте же рассказ, — предложил Вершинин, — очень интересно.
— Мы вышли в расположение корпуса утром, когда стоял густой туман. И сбились с пути, приблизившись к линии фронта. Как раз в это время турки начали сильный обстрел. Рядом с нами разорвалось несколько гранат. Фельдъегеря, сопровождавшие груз были убиты, кроме одного поручика по фамилии Иволгин и одного солдата. Меня легко ранило в верхнюю часть левой руки, которую поручик тут же перебинтовал. К счастью, ни повозка с деньгами, ни запряженные в неё лошади не пострадали, и я, как старший (а я в то время был чине штабс-капитана), решил продолжить путь.
Наконец, мы увидели укрепления редута и поняли, что вышли к самой линии фронта. Поручик предложил зайти в редут, чтобы спросить дорогу к штабу и, по возможности, взять сопровождающего. Надобно сказать, что ему уже довелось послужить, и в фельдъегеря его перевели из действующей армии. Оставив солдата с повозкой неподалёку от входа, мы по узкому проходу вошли в редут и, остолбенев, замерли у входа. Вместо русского редута мы попали в турецкий и сейчас же были окружены толпой турок. Солдаты в красных фесках с кисточками что-то громко говорили и жестикулировали, но ни в голосе, ни в жестах не чувствовалось враждебности.
"Граф, — тихо обратился ко мне Иволгин, — Благодаря вашей белой повязке, они принимают нас за парламентеров. Позвольте я с ними поговорю, может быть, нам посчастливится выпутаться".
Должен признаться я пребывал в некотором оцепенении. Ни разу не побывав в бою, я почти оказался в плену. Тем не менее мне хватило сил утвердительно кивнуть на предложение поручика.
— Я желаю говорить с командиром, — громким уверенным голосом заявил Иволгин по-французски подошедшему офицеру. — Мой начальник, стоящий со своим полком на аванпостах против вашего редута, послал нас сюда в качестве парламентеров, для передачи вам одной просьбы. Завтра мы празднуем годичный полковой праздник. Если вы не прочь, то мы желали бы сделать соглашение не стрелять завтра до тех пор, пока не стемнеет.
— От меня не зависит решать этот вопрос, но я сейчас же пошлю офицера к Осману-паше, хотя, думаю, он откажет. Пока прошу вас, господа, отдохнуть, — отвечал офицер. Он любезно предложил кофе, неизменные чубуки и фруктового варенья. Вскоре вернулся посыльный и, действительно, с отказом.
Мы попрощались с офицером, вышли из редута и, найдя повозку с солдатом, припустили в противоположную сторону. Груз был успешно доставлен, а о нашем приключении я доложил самому генералу Ганецкому. Честно говоря, боялся нагоняя за то, что заблудился, но генерал, наоборот, похвалил за находчивость и представил к наградам.
— Полагаю, поручик получил Анненский орден? — спросил Вершинин.
Гудов посмотрел на него с удивлением.
— Да. И мне было несколько неловко, поскольку, сделав всё дело, он получил более низкую награду. Но как вы знаете?
— Вы же сами сказали, что поручик обратился к вам, и вы разрешили ему говорить с турками. Таким образом, как старший по званию, взяли на себя ответственность за исход дела. Оно окончилось удачно — ваша заслуга, как командира. Кроме того, будучи раненым, вы остались в строю, продолжая выполнять задание. Так что, всё справедливо. Награда вполне заслужена, — охотно пояснил Вершинин.
Рассказ Гудова ему понравился. В нём не было выдумки. Действительно, на войне регулярно высылались парламентёры для заключения временных перемирий, в основном — для того, чтобы после боя собрать раненых и убитых. Но бывали и другие поводы — праздники, и даже дни рождения командиров. И стороны обычно шли навстречу друг другу. Надо сказать, турецкие офицеры, по большей части, вели себя на той войне порядочно. Многие из них учились в военных училищах во Франции и хорошо знали французский.
В рассказе графа не было и хвастовства, которым, как прекрасно было известно Вершинину, грешат люди, случайно, по стечению обстоятельств, побывавшие на фронте. Весь успех он приписал товарищу, скромно изобразив свою роль.
Между тем, Гудов внимательно разглядывал стену, на которой висело оружие. Затем встал и подошел к той части, где висели кинжалы.
— Эта дага явно выбивается из общего ряда, — заметил он, указывая на кинжал без ножен с треугольным обоюдоострым клинком, длинной крестовиной, широкой треугольной гардой с прорезными узорам и рукоятью, обмотанной кручёной стальной проволокой и кожей. Кинжал, действительно, не сочетался с висевшими рядом турецкими бебутами и камами, ножны и рукояти которых были украшены позолотой, кораллами и самоцветами.
— Эта дага была в обозе Сулейман-паши. Как она туда попала мне неизвестно, — пояснил Вершинин.
— Вы позволите? — спросил граф, намереваясь снять кинжал со стены.
— Разумеется.
Граф снял дагу и стал внимательно рассматривать. В углублении клинка возле эфеса стояло клеймо с надписью Toledo. На противоположной стороне шла надпись COLADA DEL SID.
— Клинок именной, — заметил Гудов, — и назван в честь Эль Сида, знаменитого командующего Кастильской армией в одиннадцатом веке.
Граф взялся за круглое металлическое навершие, быстро его открутил и заглянул внутрь полой рукояти.
— Пусто. Обычно в такие полости клали записки с молитвами, а то и мощи святых.
— Записка была, — утвердительно кивнул Вершинин, — извольте взглянуть.
Он подошел к книжному шкафу, нашел в нем альбом с листами из папиросной бумаги, достал из него небольшой клочок серой бумаги с небольшими вертикальными прожилками и подал графу.
— Как видите, текст повреждён.
— В самом деле, можно разобрать только несколько слов, — сказал Гудов. — По-видимому внутрь попала вода и размыла чернила.
— Ната сказала, что написано по-английски. И разобрала три слова: shadows — тени, amulet — амулет, point — указывать.
— Наталья знает английский? — удивился граф.
— Изучала в пансионе. Английский вошел в моду, поскольку нынешний Государь знает его в совершенстве и, как говорят, переписывается на нём с супругой.
— Отлично! — воскликнул Гудов с довольно улыбаясь. — Ната — просто сокровище. Она совершенно верно перевела эти три слова. Хотя они и мало что дают для понимания смысла текста. А он, несомненно, важен. Никто не станет просто так прятать записку в рукоять кинжала. Обратите внимание на эти полоски на бумаге — такая полосатая бумага, её ещё называют vergé, появилась в восемнадцатом веке. А дага относится к веку семнадцатому. То есть её использовали, чтобы спрятать записку, в которой явно заключён некий секрет.
Гудов возбудился и стал размахивать руками, держа в правой кинжал. Вершинин на всякий случай отступил назад.
— Испанская дага, английская записка, турецкий обоз! — живо продолжил граф. — Нет, я положительно заинтригован! Текст повреждён, но это не проблема. Его можно восстановить.
— Позволите воспользоваться курительным столиком? — обратился он к Вершинину. — Я вижу он сделан из мрамора и очень подходит для ритуала.
Не поняв, о каком ритуале идёт речь, Сергей Петрович вызвал слугу и распорядился перенести вещи на письменный стол.
Гудов достал из саквояжа небольшую жестяную коробочку и начал высыпать из неё на столик порошок тёмного цвета, образовывая круг. В круг он положил записку. Затем распростер над кругом руки и, сосредоточившись, стал что-то говорить на незнакомом языке. Лицо его изменилось. В глазах появилось отсутствующее выражение, черты лица обострились, морщины разгладились. Порошок вспыхнул ярким зелёным светом, образовывая круг огня. Записка, лежащая в круге, зашевелилась, распрямилась. На ней стал отчётливо проступать утраченный текст.
Гудов убрал руки, зеленый огонь погас. Он с нетерпением схватил записку.
— Что ж, опыт удался! — воскликнул он. — Вот текст!
Он показал Вершинину записку с текстом:
ONEOFSIXTOEIGHT LONG FINGER OVER SHADOWS EARTH BURIED YELLOW AMULET MIDDAY POINTS THE HOUR IN LIGHT OF EQUINOX LOOK YOU
— Совершенно ясно, что речь идет о зарытом в земле кладе с амулетом и даны указания, что искать его следует в полдень дня равноденствия в месте, куда падает тень от среднего пальца, вероятно, какой-то статуи. Правда, не сказано, что это за статуя и где именно и она расположена, однако, ясно, что в Англии.
Решено! После свадьбы мы едем в Петербург, а затем — в Англию. Нас ждёт изрядное приключение!
[1] У полковника есть своя Розалина, как всем известно
[2] Если вам угодно, сударь мы проведём состязание в красноречии завтра или в другой день по вашему выбору. Предоставляю вам избрать тот язык, который вам нравиться, включая язык железа и свинца. Вы, надеюсь, позволите мне доставить себе удовольствие сказать вам, что вы наглец
[3] Я готова повиноваться вашей воле
[4] И граф богат и знатен
Продолжение — по запросу на vasisdal@mail.ru
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|