11. Мечты, мечты

Миль сидел на коленях перед алтарем, и я встал за его спиной и сказал:

— Вашей вины нет, Миль, в том, что все идет так, как предрешено.

А ведь Милю как можно скорее надо искать себе учеников. Если гильдия потеряет его знания, это будет трагедия.

Источник — колодец знаков и смыслов. Чем проще заклинание, чем чаще, чем больше людей его повторяют, тем глубже схема линий врезается в его память. Сложные заклинания, которые знают один-два человека, стираются оттуда мгновенно. Именно для сохранения знаний существуют ученики — а не для самоутверждения, сведения счетов, политических игрищ или для чего там еще используют их наставники. Чтобы прервать традицию, достаточно уничтожить поддерживающих ее магов.

Традиция моей гильдии прервалась на двенадцать лет. Двенадцать лет — это очень много. Многие светлые печати погасли навсегда.

— Кем предрешено? Мы сами идем к пропасти. Или вам голоса в голове приказывают туда идти? Призраки мертвых являются? Слезайте с таблеточек, Рейни, уверяю вас, мир совсем не такой, каким он вам кажется! — Миль словно очнулся, сбив рукой несколько свечей, и принялся с остервенением сдирать перчатки. — Еще не поздно повернуть назад, но вы, все, тупая толпа, идете туда, куда вас...

На лицах окруживших его магов проступила мстительная злоба. Идея повернуть назад ни у кого не вызывала понимания, и неприкасаемый ореол заклинателя исчез в тот же миг, когда закончился ритуал.

Шеннейр прошел сквозь расступившихся темных, растирая переносицу, и велел:

— Уберите это отсюда, иначе я за себя не ручаюсь.

В своей каюте Миль сразу же распластался в гамаке, не переставая бормотать:

— Почему я один это вижу? Почему только я?

Я не стал говорить, что ему, возможно, тоже следует пересмотреть образ жизни.

— Я прочитал ваши записи насчет ритуала. Скажите, то, что вы сделали — сделали с магией Алина — это ведь...

— Что вы там прочитали, Рейни? Там даже картинок нет.

Дружелюбие Миля когда-нибудь войдет в легенды гильдии. Обычно обсуждение себя любимого улучшало ему настроение, но не в этот раз.

— Ваше упущение, Миль. В следующий раз добавьте.

Темный недовольно скривился. Я прислонился к стене, перебирая в памяти что-нибудь подходящее, и сказал:

— Однажды. Давным-давно. На Маро Раэту, как и годы прежде, как и годы спустя, начался закат. Стая маленьких акул похитила у берега сети и уплыла играть с ними в глубокий океан. Старая акула из тех, что знают пути звезд и русла подводных рек, помешала им:

"Глупые мальки! Человек забыл, зачем эти священные сети, но мы помним. Однажды, давным-давно, стая маленьких акул плескалась на отмелях большой земли, и священные сети закрывали их от беды..."

Воздух за барьером был мутным и стоячим. Тусклая дымка закрывала солнце; океан был грязно-серым, неприятным.

Для ссыльных Шеннейр выбрал совсем крошечный островок — вершину подводной горы, жалкий клочок суши, за которым не было ничего. Безлюдный безбрежный океан, дальше к югу — место, которое называлось колыбелью тайфунов, на много дней к западу, на много дней к востоку темные бурные воды, где уже доносилось ядовитое дыхание старого материка

Вода сливалась с небом. Сперва мы увидели, как на прибрежных скалах засияли карантинные знаки; а потом над ними, сквозь облачную пелену проступил мрачный и высокий силуэт Кималеа.

Над острым конусом вулкана вился дымок. Кималеа был действующим вулканом, и его извержение принесло бы Аринди не меньше бед, чем извержение Маро; и, отправляя сюда изгнанников, Шеннейр полагал, что ради выживания они будут тратить и без того невеликие силы на его контроль.

Пристань оказалась практически целой — как будто ее держали в порядке. Я соскочил на доски и обернулся:

— Я пойду один.

Появление заарна, темных или, упаси свет, самого магистра Шеннейра только напугает ссыльных. Неизвестно, что они выкинут: нападут, спрячутся или вовсе решат покончить с собой прежде, чем до них доберутся палачи, не рискну проверять. Я светлый, и любой светлый почует другого светлого. Никто не стал спорить.

Сверху океан был темно-синим с вкраплениями белой пены. На гребне дул сильный ветер. Заунывно и тонко свистел в ушах и шуршал травой. Небо затягивала тусклая дымка; на Кималеа оказалось гораздо холоднее, чем ожидаешь от южных островов.

На первую пирамидку из камешков я наткнулся случайно. Она почти скрылась в жухлой траве; но за ней виднелась следующая, и следующая. Ряды могил уходили в поле: просто невысокие холмики, гладкая белая галька. Я медленно прошел дальше.

Кто-то должен был рыть ямы. Хоронить мертвецов. Они не могли все умереть, и я все равно не мог прибыть раньше.

Когда-то на острове находилась наша исследовательская база. После извержения Маро здесь стало неспокойно, и ее забросили. Длинные белые дома виднелись на подветренной стороне, под защитой склона, и здесь даже росли деревья. Люди стояли цепью над ними; так неподвижно, что сначала я принял их за что-то неживое. Издалека удалось разглядеть только одинаковую одежду, потом — одинаковые пустые выражения лиц. Я остановился перед живой преградой, ощущая совершенную грандиозную ошибку.

Я их не слышал. Я их совершенно не слышал.

Один человек шагнул ближе, опускаясь на колени, и за ним единым движением это повторили все остальные.

— Мы ждали вас, наш магистр.

* * *

Аринди. Семь лет назад

Небо затягивала тусклая дымка, когда я переступил порог Вихря. Я посмотрел вперед, вбок, наблюдая, как мир наполняется блеклыми оттенками, как будто прикрытый грязным стеклом.

Стоящий рядом человек поежился, а второй спросил:

— Этот?

В машину меня затолкнули грубо. Это не имело значения — не стоит ждать иного от темных — но я не хотел никого слышать, а они постоянно говорили.

— Ну что, светлый, как тебе свобода?

Постоянно говорили. Они могли бы немного помолчать.

— Почему он так пялится? Как ты смеешь, тварь, поднимать взгляд? — один из темных схватил меня за волосы, пригибая; второй рассмеялся. — Жалкие ничтожества...

Рассматривать на полу машины было нечего. Они ведь могли бы меня не трогать?

— Отстань от него, — лениво посоветовал второй, убирая использованный ключ от Вихря в вещевой мешок. Краем глаза я заметил в мешке свернутый плащ и тепловые амулеты. — Это просто выпотрошенный полутруп без крохи мозгов.

— Так зачем мы везем его к нейтралу, если без мозгов? Что он будет изучать?

— Светлые без них обходятся, так что...

Мне было все равно, и я мог на них не смотреть. Это были последние минуты, когда они оставались живы.

...Машина перевернулась, когда вылетела с дороги. Кабина смялась в гармошку, салон тоже помяло. Мои спутники почему-то молчали и не двигались; я с любопытством ткнул ближайшего в щеку, проследив пальцем струйку крови, вытащил зажатый телом вещевой мешок, выбил стекло и выполз наружу.

Темная фигура стояла у поворота и сматывала в клубок черные нити.

— Главная беда магистров в том, — сказала она, не отрываясь от своего занятия, — что их ни в коем случае нельзя убивать. Их тени не уйдут, пока не утащат тебя следом.

Я подошел ближе. Опираться на правую ногу было немного больно.

— Я бы мог спасти этот мир от вас, но почему вдруг я? — Миль запрокинул голову, словно ища ответ у неба, и обернулся ко мне. — Почему я должен жертвовать собой? Я и так сделал немало.

Я сделал еще шаг, и он дернулся назад, прикрикнув:

— Не приближайтесь! Алин дал вам свободу, Рейни, чтобы вытащить вас из Вихря и уволочь к себе. В Лонгарде для вас уже оборудована новая уютная пыточная камера, и там вас не оставят в покое. Вы не хотите оказаться в полной его власти, уж поверьте мне. Все тайно, огласки не будет... Но Алин идиот, и он не сможет остановиться, и вы выжрете его целиком, а потом приметесь за остальных. У меня к вам сделка, Рейни. Вы убираетесь отсюда и избавляете от себя нашу несчастную страну, а в ваших мозгах никто не будет копаться длинными серебряными спицами. И вы все еще останетесь человеком. Идет?

Мир ужался до светлой узкой дороги и тьмы, клубящейся по краям. Миль начал нервничать; я видел это по порывистым дерганым движениям, как будто он пытался меня отогнать, слышал в срывающемся повелительном голосе:

— Убирайтесь! Уходите и никогда не возвращайтесь.

Пропасть распахнулась под моими ногами. Я падал долго, очень долго, пока фиолетовая тьма не обвила по рукам и ногам и не толкнула вверх.

"Живи, — шепнули мне тени. — Живи".

"...И Острый Гребень, вожак стаи, сказала:

— Люди дали нам разум и свободу воли, чтобы мы могли сами решать. Смотрите: люди — наши творцы, и они хотят, чтобы мы, их дети, были счастливы! Братья и сестры! Пришло время покинуть мелководье и доказать, что мы готовы выбрать нашу судьбу!

И той же ночью СБАУ-12, стая биомеханических акул-убийц, прогрызла ограждение и уплыла в глубокий океан".

Я закончил сказку и посмотрел на гамак. Миль крепко спал, и на лице его впервые за долгое время исчезла печать тревоги.

* * *

...— Ну что же, поздравляю всех с успешным прохождением Осеннего ритуала. Мы выжили, и это прекрасно!

— А хотите поспорить, как скоро я продавлю нашего нового магистра на решение, идущее вразрез со светлыми принципами?..