Предпоследние трюки Кэтлин

— За три года я всё успею.

Вот Джек — Синий нос — тот только головою покачал на русалочье суеверие:

— Я не думаю, девочка, что дело было во вредных эманациях камня. Янтаринка Первая попала, мне кажется, в какую-то очень скверную историю. Во-первых, она надолго покидала дворец. Причём одна, и моря не зная, а подруг у неё так и не завелось. Потом у неё, говорят, был роман с капитаном почтового судна. А ещё за пару месяцев перед тем, как уплыть навсегда, она как-то вернулась с юга с коротко остриженными волосами. Царь Морской тогда лютовал, но она отмолчалась на его гнев. Только заверила царя, что она сама, что никто ей не наносил никакой обиды.

Вот за такими разговорами мы и готовились к вылазке на 'Золотую Лилию'.

А тем временем во дворец возвратилась Хризолитесса. Я-то распереживался, как бы она не наговорила чего лишнего, как бы не запутала нам её оправдание. Но находчивый боцман Дик частично посвятил её в наши планы, сказав, что мы собираемся пробраться тихо на 'Золотую Лилию'. Он объяснил, что мы не можем рассказать больше, тайной царского расследования. Дик попросил Хризолитессу выйти в дозор: присмотреть, не снимется ли 'Золотая Лилия' с якоря, не появятся ли в опасной близости от неё другие корабли бесобойцев. Нам, и правда, не мешало бы знать, как меняется обстановка на поверхности. Но, главное, у Хризолитессы теперь не было времени на обеды у Морского Царя, а значит и возможности рассказать о себе что-нибудь лишнее.

'Золотая Лилия' оставалась на месте. Заплывая к Изумудке на раковинку самогона, Хризолитесса хихикала, как при каждом колыхании поплавков бесобойцы бегут теперь к борту — всё надеются, что в сети снова попалась русалка.

— Вот и есть мне, чем занять дурней, пока вы на корабль полезете, — сказала Изумрудка.

— Кто будет пойманной русалкой? — спросил боцман Дик.

— Я думаю, что я и акула, — ответила Изумрудка, — я буду петь, а акулу пускай тащат на палубу.

— Я припасу вам акулу-лисицу, — сказала Хризолитесса.

Три ночи перед тем, как мы пробрались на 'Золотую Лилию', Изумрудка кружила у самых бесобойских сетей и пела. Плескаясь на лунной дорожке, выгибаясь и приподнимая грудь навстречу стареющему месяцу, Изумрудка играла волосами. А в её седых локонах, перебивая даже порою пение, позвякивали серебряные колокольчики.

На третью ночь бесобойцы два раза поднимали сети, чтобы вызволить из них своих свалившихся за борт собратьев. А на четвёртую ночь, нырнув очередной раз, Изумрудка не поднялась над поверхностью, зато вскоре над волнами заметались поплавки сетей, а тонкий звон колокольчиков сменился их глухим нескладным бренчанием, металлическим стуком, доносившимся из воды.

Янтаринка Вторая — гимнастка Кэтлин вскарабкалась по борту до иллюминатора капитанской каюты. Дождавшись, когда тот выйдет на палубу, она бросила нам в воду верёвку. По ней на судно поднялись и боцман Дик и двое твоих верных водяных с коротенькими руками и ногами.

Первая удача — в капитанской каюте нашлось, чем надёжно подпереть изнутри дверь.

Снова удача — и бортовой журнал 'Золотой лилии', и 'Дело о первой изловленной в Синем море ундине' лежали в одном ящике стола, притом, из него даже торчал ключ

Однако, нам нужно было убедиться, что все нужные записи на руках. Поэтому, пока боцман Дик торопливо изучал бумаги, Янтаринка осуществила ещё один план по отвлечению бесобойцев.

На дне мы припасли пару амфор с оливковым маслом. Погрузив их в ранец, девушка подняла их на борт и, разбив, разлила масло по палубе.

Бесобойцы, столпившись у противоположного борта, — кто-то из них был занят подъёмом сети с бьющейся и рвущей узы акулой, кто-то смотрел, как рыбачат другие, — мало того, что не замечали, что творится у них за спиной, — они ещё и несколько накренили шхуну в свою сторону. Так, благодаря их усилиям, маслу легко оказалось растечься по палубе и сделать её очень скользкой к тому моменту, как на ней начнёт метаться и кусаться добыча.

Добыча не подвела. Мы упаковывали в рыбью кожу судовой журнал 'Золотой Лилии', дело с протоколами допросов лазуриты, а заодно и найденный на полочке трактат 'Гарпун русалок', смакуя проклятия бесобойцев, слушая удары, крики и доносившиеся с палубы вопли боли и ужаса. Акула-лисица может метаться по палубе пол дня, если бесобойцы не сумеют её раньше прикончить. А это на скользкой палубе не так-то легко. А акула-лисица станет пока сносить им руки, ноги и головы не только смыкаясь на них челюстями, но и фехтуя могучим хвостом.

А ещё иногда нам удавалось расслышать тихий звон колокольчиков. Их Изумрудка с Хризолитессой привязали к бесобойским сетям. Теперь сети были подняты (и, верно, изодраны акулой), вода больше не препятствовала тонкому звону. А с противоположной стороны, с моря, из распахнутого иллюминатора, мы слышали пение и счастливый смех Изумрудки.

Мы уже собирались было возвращаться в воду, когда в иллюминаторе показалась голова и руки Янтаринки. Акула, как выяснили наши русалки, была жива и почти невредима. Хризолитессе сделалось жаль её, и она попросила подругу пробраться в трюм и прорубить днище корабля, чтобы оставить рыбе шанс уйти в море, если она ещё какое-то время продержится против бесобойцев.

Чтож, трюм был под нами. Топора в каюте не нашлось, но нам подошёл и найденный там палаш. Прорубив пол в каюте, мы спустили в трюм Янтаринку, палаш и боцмана Дика и остались сидеть ждать, не позовут ли на помощь. Ковырять дно палашом — всё ж таки долгое занятие, за это время бесобойцы могли бы и сообразить, что надо бы битьсяне только с акулой, но и отражать наше нападение. Но удача этой ночью снова была с нами. В трюме нашёлся топор, боцман Дик быстренько прорубил им пробоину. Палаш в руках Янтаринки выступил только в качестве вспомогательного орудия. Когда вода хлынула в трюм, мы вытянули друзей на верёвке обратно в капитанскую каюту и все четверо покинули её через иллюминатор.

Палаш Янтаринка унесла с собой. Этот трофей до сих пор висит на стене в одном из надводных залов русалочьих пещер.

12. Улики из протоколов бесобойцев

Собираясь на 'Золотую Лилию', мы не намеривались её топить.

А если бы ещё и разобрались сразу, что Хризолитесса не была причастна даже к гибели Лазуриты, так, может быть, и её уговорили бы сохранить корабль. Смогли бы тогда, ежели чего, прихватить с него пару бесобойцев и доставить их на допрос к Морскому Царю.

Думать о таком варианте, скажу я тебе, нам нужно было бы до того, как о том, что 'Золотая Лилия' тонет, прослышали тритоны и русалки во дворце.

Они выплывали нам навстречу — взлохмаченные, раскрасневшиеся, расзеленевшиеся. Мы с Джеком — Синим носом только успевали их предупреждать, чтобы брали с собой ножи, дабы было чем, ежели чего, разрезать сети.

Мне рассказывали о том, как наши дамы хохотали, пели, плескались вокруг 'Золотой Лилии', и как весело они раскачивали, ухватив за борта, лодку в которой спасались с тонущего судна бесобойцы и моряки.

Хризолитесса тем временем отправилась присмотреть за акулой-лисицей. Увести её, чтоб не набросилась ни на кого из своих. Оберечь, чтоб и на акулу не нападал никто, пока рыбина не оклемается от пережитого страха и не отбрыкается от масла, тянущегося теперь за ней мутноватым шлейфом.

Усталые и довольные вылазкой, мы устроились у Изумрудки на заросшем лишайником и застеленном водорослями ракушечнике в самом верхнем, воздушном зале её пещеры. Высвободили из водонепроницаемых обёрток бумаги и разлили по раковинкам самогон.

— За добычу! — поднял тост боцман Дик.

— И пускай она не подведёт нас так, как подвела добыча бесобойцев — поднялся с раковиной Джек — Синий Нос.

Изумрудка выставила на стол и селёдку, и устриц, и крабов. Вот только Янтаринка, едва подняв с нами раковину, уже оборачивалась на бумаги.

Позже она рассказывала мне, что ещё надеялась в тот момент, что в 'Гарпуне русалок' или в протоколах может найтись какая-то разгадка, как завершить ей по-человечески существование под водой, если вдруг и вправду янтарь её не истончит.

Я так думаю, что если бы в своей прежней надводной жизни Янтаринка не тренировала бы пальцы, раковинку в руке она бы у нас в тот час раздавила. А то и не одну.

Что ж делать? Над водою плыл аромат можжевельника и юной сосновой хвои. На столе блестела в масле селёдка, заветривались крабы, густела устричная слизь. А на каменной полке — на площадке выдолбленной в известняке ниши — нас ждали протоколы. И никто из нас не мог допустить, что малявка откроет их одна. Только куда же нам было торопиться отвлекаться от завтрака и усаживаться читать про раскалённые разделочные ножи, про крючья, ломающие рёбра и хорды хвоста, про очищенную чешую, про тиски, щипцы и иглы.

Изумрудка позже говорила мне, что она бы так превратилась в рыбину задолго до костра.

Куда нам в протоколы, когда свой кураж не отошёл?

Вот боцман Дик и поднял тост: 'За аккуратных и кропотливых капитанов!' и, подхватив на вилку крабью клешню, скомандовал нам начинать поиски сроков похищения Лазуриты с записей судового журнала.

Мудрое решение!

События того понедельника, когда исчезла Лазурита, оказались в журнале детально изложены. Утром два бесобойца получили взыскания за то, что вместо надлежащего их званиям поведению во время проводимого на палубе обряда, глазели на играющих за бортом дельфинов.

Позднее выяснилось, что дельфины, играя и рыбача, нагнали в сети, расставленные на русалок, тунцов.

Сети пришлось вынимать, выбирать рыбу, расправлять их, сушить. Лишь пол шестого вечера сети были снова опущены в воду. А около семи вечера вахтенный сообщил, о том, что в море снова затрепыхали поплавки. В этот раз бесобойцы подняли на борт русалку, размером и весом, как они оценили, несколько более крупную, чем принято считать средними для особей такого рода водной нечисти.

— В бездну этих рыболовов! — выругался боцман Дик.

— Ну, за аккуратного и кропотливого капитана? — помню, передразнил его я, — Добрых крабов его косточкам, шустрых осьминогов в рёбра на новоселье!

— Не, давай лучше за нашу добычу! — попросил боцман Дик, — Окажи уважение.

— Всем добычам-добыча, — раковину на стол я, однако, ставить не стал, понимая, что боцман Дик может плохо соображать просто по причине усталости.

Вот Изумрудка — женщина мудрая, она сразу всё поняла и спросила:

— Хризолитесса знает, что вы утащили с 'Золотой Лилии' судовой журнал?

— Да кто же это у нас под водой ведает, что она знает, а что нет, — отозвался мрачный Джек — Синий нос.

— А в чём дело? — встревожился всё ж таки Дик.

И раковину сам поставил.

— У нас очень маленький интервал времени для похищения Лазуриты и подбрасывания её в сети к бесобойцам, — объяснил Джек — Синий нос, — Пол шестого вечера её там явно ещё не было — сети были развешены на палубе, а в семь бесобойцы уже поднимали её на борт. Учитываем время на дорогу. Выплывать нужно было среди бела дня. А в такой небольшой период наверняка всех или почти всех обиженных Лазуритой русалок с тритонами кто-нибудь да видел. Нам не набрать такую большую компанию подозреваемых, чтобы Царь Морской отказался от расследования, увидев, что оно невозможно.

— Если Хризолитесса не знает, что журнал у нас, можно сказать, что мы его не нашли или перепутали или собирались сперва вынести протоколы, а потом вернуться за журналом на корабль, — сказала Изумрудка.

— Так корабль уже на дне — возвращайся — не хочу, пока чернила не размыло, — вздохнул Джек — Синий нос.

— А давайте скажем, что обронили журнал по дороге. Пусть ищут со сторожевыми угрями.

— Янтаринка?

— Кэтлин?

— Малявка?

А Янтаринка, малявочка наша, вдруг заинтересовалась, как следует, селёдкой и самогоном на можжевеловых шишках. Протянула боцману Дику свою раковину, выхлебнула, нюхнула сельди. А после, переведя дух, произнесла:

— Хризолитесса невиновна. До шести, а то и позже немного, — солнце уже клонилось к горизонту — мы с ней долбили надпись про о принцессе Римме. Хризолитесса держала светильник. Пока спустились со скалы. Пока попрощались. Уплыла она не раньше, чем без четверти семь. До 'Золотой Лилии' от нас было не меньше часа добираться.

— Невиновна, выходит, — подвёл итог Джек — Синий нос.

— Будем искать, кто погубил Лазуриту? — спросил боцман Дик.

— Я обещала помочь Морскому Царю, — вздохнула Янтаринка-Кэтлин.

— Вряд ли случится так, что и новый убийца окажется нам так дорог, что мы возьмёмся его защищать, — поддержала подругу Изумрудка.

— Только где нам его искать? — вздохнул Джек.

— Судовой журнал! — вскрикнула Янтаринка и раскрасневшаяся, взлохмаченная, протянула раковину за новой порцией самогона.

— Мы конечно почитаем и другие записи в судовом журнале 'Золотой Лилии'. Вот только шансов, что мы найдём там улики, как кто-то подманивал Лазуриту к бесобойскому кораблю, я думаю, никаких, — говорил тогда, помнится, я.

— Нет! Я же вам про судовой журнал 'Гарпии'! До своей гибели Лазурита — атаманша Сангвия-Мария управляла кораблём. Она совсем недавно на дне. Тоже, как бы вы сказали, 'малёк'. Может быть, её убийца как-то связан с ней был в её прежней, надводной жизни? От неё могли остаться записи в судовом журнале — если, конечно, их ещё не совсем разъело водой, карты. Нужно только тихо-тихо осмотреть 'Гарпию'.

— Значит, закусываем, охлаждаем головы в море, а там — получасовая готовность на выход, — решил боцман Дик, — Нынче же — самая тихая ночь на дне. Все наверху шумят, все заняты утоплением бесобойцев.

13. В обломках 'Гарпии'

Руины 'Гарпии' охраняли сотня сторожевых угрей и один тритон из гвардии Морского Царя — смешливый дедушка Пан Гусич.

Оставленный в одиночестве на дежурстве, он прилёг на валун, заросший бурыми водорослями, и был занят тем, что заплетал себе бороду в три косички, да ещё играл сам с собою в крестики-нолики, рисуя их на песке кончиком свивающегося в кольца хвоста.

Сторожевые угри шныряли окрест 'Гарпии' и бдили. Трое из них закружились над нашей компанией, едва только мы приблизились к кораблю.

Янтаринка сказала Пану Гусичу, что она здесь по делам расследования, а мы — с ней за компанию и тут же была допущена к обломкам судна. Девушка отлично знала покорёженные помещения корабля. Следуя за ней, мы, не теряя времени, проплыли в каюту Сангвии-Марии.

Размокший багровый бархат, покорёженное кресло, сваленные на полу клинки, покосившиеся стропила, расколовшийся дубовый стол.

В его перекошенных ящиках мы и нашли судовой журнал с размягшими склеившимися страницами и карты — уже разбухшие в воде бумажные и — пергаментные, вполне сохранные. Изумрудка аккуратно завернула находки в обёртки из рыбьей кожи, а Джек — Синий нос прихватил заодно приглянувшуюся массивную шкатулку — вроде как захотел отмычки подобрать, чтоб отомкнуть её сложный замок.

'Гарпия' опустилась на дно всего в нескольких милях от дворца, однако вода не доносила до нас ни песен русалок, ни гудения бубнов, ни перебранки тритонов — боцман Дик верно сообразил, что нынче на дне настала самая тихая ночь.