Симбиоз

Земля и земные мужчины остались в прошлом, и Машеньке пришлось измениться. Не знаю, легко ли ей это далось, но она довольствовалась тем, что было, радовалась каждой мелочи. Взбалмошной девицы не стало: Маша, визжа от восторга, купалась в подземном озере, с воодушевлением занималась сексом, безропотно носила тюки. Я чувствовал себя счастливым.

Иногда подкрадывались сомнения. Во-первых, слишком резко Маша превратилась из капризной и избалованной девушки в примерную подругу, почти жену. Во-вторых, сам я нисколько не горевал из-за того, что Таа покинула меня. Я почти не вспоминал ее, а такая короткая память раньше мне была не свойственна.

Сомнения быстро уходили, ведь большинство неприятных мыслей приходит от скуки и безделья. Мы же постоянно чем-нибудь занимались, да и Маша не давала мне скучать. Вся ее одежда рассыпалась, поскольку состояла преимущественно из синтетических волокон. От туфель остались лишь небольшие кусочки кожи. Даже золотые сережки исчезли без следа. Маша к потерям отнеслась равнодушно и расхаживала обнаженной, одевая выданную юбку и сшитую безрукавку лишь перед работой.

* * *

— У меня задержка уже неделю, — чуть не плача, призналась Маша.

— У Таа вообще месячных не было, — я попытался успокоить девушку и сказал полуправду, умолчав о том, что инопланетянка не могла иметь детей.

— Месячных нет — значит, залетела, — грустно ответила Маша.

Страдала она два дня, а потом радостно сообщила:

— Женщины здесь вообще не рожают!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! — счастливо улыбнулась она.

Все сомнения отпали, и я окончательно убедился, что нами управляют: не может человек постоянно чувствовать себя счастливым, не могла Маша без посторонней помощи измениться в один момент, да и я слишком редко вспоминал Таа. Нам внушали мысли и чувства, нашими желаниями управляли — мы были марионетками.

Я осознал, что зависим, но, что самое интересное, не посчитал это трагедией. Да, мной повелевали, но я оставался счастливым. А самое главное, нас не обманывали: девушка, действительно, была чудесной напарницей, я, с ее слов, выглядел лет на двадцать пять, хотя попал сюда в тридцать три.

* * *

Маша понемногу сбрасывала лишний вес и хорошела с каждым днем.

Деревья росли ввысь и вширь, но давно появившиеся плоды не спешили созревать, оставаясь маленькими. Те фрукты, которые я когда-то съел, были значительно крупнее.

— Как мы определим, что они поспели?

Машин вопрос меня озадачил. Плоды по мере созревания не меняли цвет, а размер не всегда показатель спелости.

— Мы просто дождемся, когда они упадут, — нашелся я.

— Тогда они поранятся о камни.

Я взял большой камень и принялся утрамбовывать щебень под деревьями. Маша занялась добычей песка, просеивая его через тряпку с отверстиями. Разумеется, песок мы высыпали под деревья.

На закате мы поняли, что нам не нужно идти по знакомому маршруту, и продолжили работу при свете звезд. Кажется, уход за деревьями стал нашей основной работой.

Путник, закутанный в белое, пришел ночью, оставил два бурдючка и два узелка с зерном. Я смотрел вслед удаляющейся фигуре и понимал, что им тоже управляют. Счастлив ли он? А почему бы и нет! Зависимость от чего-либо или от кого-то не повод для страданий. Ведь и на Земле люди подчиняются законам, правилам, друг другу. Каждому человеку нужно есть и пить — это тоже зависимость. Полная свобода неосуществима, но большинство населения моей родной планеты чаще смеется, чем плачет.

* * *

Наши деревья растут, появляются новые плоды, старые понемногу увеличиваются в размерах, стволы и ветви становятся толще.

Я знаю, что каждому растению необходимы свет, тепло, вода и минеральные вещества, которые обычно находятся в почве. Здесь только камни. Откуда в них питательные вещества? Тем не менее, наши деревья растут. Может, под камнями есть земля, содержащая нужные элементы?

Работая голыми руками, я выкопал глубокую яму и не нашел ничего, кроме щебня и песка. Разумеется, в камнях есть необходимые растениям вещества, но они не растворяются в воде. Или все-таки растворяются?

Появляются новые завязи, но мы так и не получили ни одного спелого плода. Они увеличиваются в размерах, но очень медленно. Зато сами деревья становятся все выше и развесистее и уже дают густую тень. Если взяться за ствол руками и постоять так немного, начинает казаться, что прикасаешься к чему-то большому и очень сильному, заполняющему собой всю округу. А еще я сразу же ищу взглядом Машу, и меня захлестывает нежность. Приходит понимание, что самая важная женщина не та, которая была, и не та, которая, возможно, будет, а та, что рядом с тобой. Не зря, наверное, союз между мужчиной и женщиной освящается и празднуется.

— А я, если подержусь за ствол, всегда хочу тебя в постель затащить, — поделилась Маша. — И затаскиваю!

Маша, Машенька... Разумеется, первый упавший плод я отдал ей. Косточку она бережно положила в каменную чашу, и мы почувствовали, что нет ничего важнее в нашей работе, что именно она, маленькая косточка, — результат нашего труда.

Каждый день мы находим на песке упавшие зеленые плоды. Немного, не больше десятка — казалось бы, двое взрослых людей должны съесть их за сутки. Тем более, желтоватая мякоть просто тает во рту. Однако фрукты остаются: может, они нам, действительно, надоели, или же и мне, и Маше внушили это.

Ночью приходит путник, закутанный в белое, и забирает плоды и косточки.

* * *

— Ты любишь ее!

— Кого?

— Ту, которая была до меня... Ванечка, ты чудесный мужчина — добрый, ласковый, внимательный. Я никогда не чувствовала себя такой счастливой. И тебе со мной хорошо. Только любишь ты ее — я знаю.

С чего Маша это взяла? Я рад каждому ее взгляду и прикосновению, совершенно искренне говорю ей нежные слова — в любом случае, она мне не безразлична. Я почти не упоминаю Таа, разговаривая с Машей. Да, стройная инопланетянка иногда стоит у меня перед глазами, но это происходит крайне редко. Или нет? Может, я просто не замечаю?

— Ты от меня уйдешь — я знаю. Оставишь меня одну. А если вместо тебя пришлют какого-нибудь урода?

Сомнение острыми коготками царапнуло по душе. Кажется, Машеньку волнует не то, что я уйду, а какой мужик достанется ей после меня. Впрочем, главное не это — она уверена в моем исчезновении из ее жизни. Что это, женская интуиция или постороннее внушение? Возможно, Машу предупреждают о грядущих изменениях, чтобы они не стали слишком неожиданными. Может, оно и к лучшему.

Машенька долго стояла, обняв дерево, а потом взялась за меня. Тихая нежность сменялась агрессией, слезы — торжествующими стонами. То ли она пыталась утопить в сексе свои переживания, то ли прощалась со мной.

Когда пришел путник, Маши не было — спустилась в пещеру. Я звал ее, но она не откликнулась. А провожатый в белой одежде знаками объяснил, что я должен идти с ним. Зов, звучавший внутри меня, заставил повиноваться. Мы так и не попрощались с Машей.

Глава 3

Путники всегда легко проходили сквозь черную плиту. Я получил приглашение от сопровождающего в белой одежде, поэтому тоже надеялся пройти беспрепятственно. Однако сопротивление было, да еще какое! Выставленная вперед рука словно погрузилась в густой кисель, но окрик провожатого подогнал меня, и я шагнул, продираясь сквозь преграду.

Проход оказался неожиданно узким и низким. Головой я почти доставал до потолка, а стены задевал руками, стоило мне хоть немного отклониться от прямого пути. Освещался длинный коридор только по концам: черная снаружи плита входа изнутри оказалась почти прозрачной, такое же серое пятно виднелось впереди.

В своей темной пещере я привык ходить, касаясь рукой стены — так же поступил в этом коридоре. Ладонь нащупала поверхность, и я понял, что стены здесь не из камня. Во-первых, этот материал не забирал тепло, хоть и был на ощупь прохладным. Во-вторых, неровности здесь оказались другими: по стене тянулись довольно длинные горизонтальные валики и бороздки.

Перепонку в конце прохода я преодолел намного увереннее. После тесного и темного коридора круглое помещение казалось огромным. Полупрозрачная крыша не пропускала солнечные лучи, но рассеянного света вполне хватало, чтобы все рассмотреть. Открывшееся пространство не было свободным: через несколько шагов имелся невысокий барьер, ограждавший тридцатиметровый круг, в его центре высились три очень толстые колонны, которые поддерживали крышу.

От зверьков, заполнявших огражденный участок, шел многоголосый писк, сотни небольших животных с голой кожей бегали, дрались и совокуплялись в выделенном им круге. Мне сразу же пришли на ум бурдючки — как выяснилось позже, предположение оказалось верным.

Провожатый что-то крикнул. Я оглянулся — вход изнутри был черным и гладким. Высокая коричневая стена, покрытая горизонтальными морщинами, поднималась метров на пять. Чтобы пощупать вертикальную поверхность из неизвестного материала, пришлось отойти назад и в сторону. Пластмасса? Кость? Во всяком случае, не камень. Мой ноготь оставил на стене царапину, которая через несколько мгновений исчезла. А вот это уже интересно!

Продолжить исследование мне не позволили. Любой нормальный мужчина отложит все дела, если к нему подойдут две женщины, одетые весьма скудно. Совсем короткие юбочки на завязках — больше на них ничего не было. Стройную смуглянку, занявшуюся моим спутником, я толком не рассмотрел, потому что моим вниманием завладела другая женщина. Выглядела она просто замечательно: белокожая и светловолосая, крепкая и подтянутая. Однако я разглядывал ее не всю, а не мог оторвать взор от ее груди. И дело не только в том, что полушария с коричневыми сосками выглядели весьма соблазнительно — было в них что-то необычное.

Как известно, женщины кормят маленьких детей своим молоком. Сын или дочь вырастают и переходят на другую пищу, а груди матери обвисают — ребенок забирает у нее часть красоты. Так было у моей жены. У Таа и Маши, как у всех молодых женщин, не кормивших грудью детей, все выглядело куда более подтянуто. А у незнакомки?

— Я сюда в двадцать семь попала, а перед этим двоих выкормила, — сказала женщина по-русски, заметив, как я таращусь на ее грудь. — Висели мои титечки, а теперь опять стоят — почти как у девочки. Спасибо Дилту.

Может, я все-таки на Земле? Вторая подряд встреча с русской, да и надменная недотрога, похоже, была откуда-то из Европы. Только кто такой Дилт?

— Проходи, Ваня, не стесняйся, — продолжила женщина. — Я Ирина. Как там Маша? Таа тебя не дождалась — ушла неделю назад.

Значит, Таа жила здесь. А вот откуда она знает наши имена? За нами подглядывали? Они подкрадывались к нашей площадке, или у них есть приборы для наблюдения?

Кажется, недоумение на моей физиономии читалось слишком явно — Ирина улыбнулась.

— Я два месяца назад мимо вас проходила и слышала, как вы друг друга по именам называли, — пояснила она.

— А что же не заговорила?

— Дилт запретил.

Опять этот Дилт! Кто он такой? Он и лечит, и говорить запрещает. Человек ли он вообще? Не это ли неведомое существо внушало нам мысли, успокаивая и сближая?

Разумеется, я спросил... и застыл, ошарашенный ответом.

— Мы сейчас внутри него. Стены, пол, потолок — это все живое.

— Здоровый, — вымолвил я.

— Это только один узел, а их множество, — довольно улыбнулась Ирина. — Посмотри вокруг — ничего не напоминает?

Я осмотрел большое круглое помещение. Если убрать пол, крышу и слой плоти на стенах, должен получиться такой же каменный резервуар, в котором я провел последнее время, ухаживая за деревьями. Значит, там был Дилт, но исчез. Куда? А если он растет, то как появляются новые узлы?

И тут я представил, как мощное щупальце отходит от Дилта, пробирается между скалами, а затем на его конце образуется новый узел. Сначала маленький, он увеличивается и увеличивается, пробивается в глубину, добирается до воды и начинает жить самостоятельно. А после перед моим мысленным взором возник умирающий узел: его плоть размягчалась и уходила в камни, оставляя после себя голые стены и ровную площадку, покрытую щебнем и песком.

Наши деревья питались тем, что осталось от мертвого Дилта — вот почему они так уверенно росли.

Кажется, видения отразились на моем лице — Ирина посмотрела на меня с удивлением.

— Дилт показал тебе "картинку"? — спросила она. — В первый же день? Далеко пойдешь.

Я потряс головой, окончательно освобождаясь от навеянных картин, и сменил тему:

— А ты чем тут занимаешься?

— Шью бурдючки, сортирую грузы и сплю с путниками. Они меня учат единому языку.

Интересный обмен! Мне как-то не приходило в голову, что за образование можно расплачиваться сексуальными услугами. Если честно, я бы не отказался на такой основе обучать встретившую меня женщину.

Похоже, Ирина видела меня насквозь.

— Не облизывайся: достанется и тебе. В узле ты будешь единственным постоянным мужчиной в окружении трех женщин, — с улыбкой сказала она. — Путники уходят на закате, а ночью тебе придется переспать с каждой из нас. Мы бы обошлись, но Дилту нравится, когда люди занимаются сексом. Так что готовься.

Признаться, такое сообщение я встретил с воодушевлением, но Ирина начала объяснять прочие мои обязанности, и к радости добавилось разочарование. Мне предстояло выполнять не слишком приятную работу — будущая жизнь перестала казаться сказкой.

Зверьки в большом круге продолжали пищать, носиться и драться за пищу — белую жидкость, которая откуда-то бралась в узких продолговатых кормушках, находившихся в нижней части барьера. Животные исчезали в норах, имевшихся в полу, а некоторые из них время от времени застывали на несколько секунд рядом с ограждением.

— Хомяки, — сказала Ирина. — У них с Дилтом симбиоз: он их кормит, выращивает, а потом ест. Дермо впитывается в пол — возможно, экскременты тоже содержат полезные вещества. А из шкурок мы бурдючки шьем.

Если я правильно понял, люди за хомяками не ухаживали, а живой пол впитывал в себя не только отходы — по всей вероятности, из нор возвращались не все животные.

Ирина наклонилась над барьером и подхватила застывшего зверька. Я в этот момент совершенно утратил бинокулярное зрение, потому что одним глазом следил за руками, а другим с вожделением смотрел на ее ягодицы, обтянутые тканью юбки.

Дальнейшее поубавило мой сексуальный энтузиазм.

Женщина ударила кулаком по затылку и сообщила:

— Все — готов!

Затем Ирина бросила хомяка на небольшую тумбу, взяла лежавшее рядом каменное рубило и отхватила жертве концы всех лапок.

Рядом со столом на стене имелся выступ, на котором висела петля из коричневого материала — похоже, Дилт вырастил то ли гибкий хрящ, то ли кожаную полосу. Ирина подвесила жертву за шею, острым каменным ножом сделала круговой надрез рядом с петлей и сдернула кожу чулком, воспользовавшись ножом еще пару раз.

Все получилось быстро и ловко, женщина не делала лишних движений, и я залюбовался ею. Ирина приподняла квадрат отвердевшей плоти, прикрепленный к стене только в верхней части — открылось окно, в которое она бросила шкурку. Ободранный хомяк и отрубленные лапки отправились в другой проем.