Третий Вариант

Вот это дело, — заплетающимся голосом проговорил Гуляков, — Давно пора выпить, а то сижу тут, как этот, тополь на Плющихе.

На Плющихе — три тополя, — поправил его Андрей.

Ну, я же и говорю, — подтвердил Лешка, — Тополей — три, а я один. Но, вас-то я тоже посчитал.

Я же говорил, — заметил Дерман, — Логика у него железная.

Выпили за логику.

Так, что там с Сократом? — напомнил Андрей.

С Сократом все в порядке, он уже умер.

Я не об этом, ты говорил, что если в начало своих рассуждений положить спорный факт, то это может завести тебя, черт знает куда.

Именно, — подтвердил Сашка, — Вот допустим, Сократ начинает с кем-то спорить и говорит ему: "Ведь, всегда нужно говорить правду? Вы с этим согласны?" — "Согласен", — говорит его собеседник, и тут же попадает в расставленную Сократом западню, потому что дальше он делает из своего собеседника дурака, заставляя того самого сказать не то, что он думает. Я сам никак не мог понять, в чем тут дело, пока не сообразил, что если не поддаваться нажиму этого самого Сократа, и противоречить ему в первом же его предложении, то ни хрена он тебе не докажет. Вот, например: Сократ говорит тебе: "Послушай, Андрей, ведь всегда нужно говорить правду. Ты с этим согласен?", — а ты ему отвечаешь: "Нет, не согласен, ваш постулат не верен потому-то и потому", — и все, баста, спекся старикашка. Так и в нашем случае: эксперимент не может быть признан действительным потому, что Гуляков и бензин выпьет и не подавится.

А вот не надо! — подал голос Лешка, — Бензин — это гадость, я его пить не буду, и не упрашивайте.

Да, — вынужден был признать Андрей, глядя на однокашника, — Эксперимент трещит по швам. Однако не поздно еще внести в него изменения.

Какие? — поинтересовался Дерман.

Мы можем подключить к этому эксперименту тебя.

Ты думаешь, нам это что-нибудь даст? — выразил сомнение Сашка.

Еще бы! — принялся убеждать его Сидоров, — Сам смотри. Мы имеем Лешку, на которого данный напиток не оказал никакого воздействия.

На меня бутылка коньяка вообще не может оказать никакого воздействия, — подтвердил заплетающимся языком Гуляков и звучно икнул. — Вот еще выпьем, поедем в бар, и набьем кому-нибудь морду.

Вот видишь? — указал на Лешку Андрей, — Человек, как человек. Поэтому, давай подключайся, изучай этот вопрос, так сказать, изнутри, или наш эксперимент не даст никаких результатов.

Ну, что ж, — вынужден был признать правоту друга Дерман, — Исключительно, в научных целях.

И они наполнили коньяком два стакана, Сашке и Лешке.

Ну, — поднял свой стакан Дерман — За науку.

И чтоб нам всем, — добавил Гуляков, — выпил свой стакан и грохнулся на пол.

Теперь, понимаешь в чем дело? — спросил Андрей у Сашки, указывая на отрубившегося приятеля.

Теперь не понимаю, — помотал головой Дерман, — Объясни.

Объясняю, — согласился Андрей, — Откуда мы можем знать, глюки у него сейчас, или он просто пьян?

Да! — кивнул головой Сашка, — Откуда мы это можем знать?

Вот! — Андрей назидательно поднял вверх указательный палец, — Мы этого знать не можем.

Да? — Сашка удивленно посмотрел на приятеля.

Да, — Андрей убедительно кивнул головой, чем окончательно расстроил Сашку. — Но, мы это узнаем, — поспешил он его успокоить.

А как? — удивился Сашка.

А вот, как. Мы должны теперь сами выпить испытуемый напиток, а потом, когда придем в себя, мы расскажем друг другу наши ощущения. Тогда сразу станет ясно, с чем мы столкнулись? Наркота это, или просто коньяк?

Здорово! — восхитился Дерман, — И как я сам до этого не додумался?

Потому что трезв был, — убежденно произнес Андрей, а, ведь, давно известно, что — In vine veritas!

И как говорит латинская народная мудрость и наш уважаемый друг Лешка: ergo bibamus.

Они налили себе в стаканы остатки бренди, чокнулись и выпили...

Андрей посидел немного, прислушиваясь к своим ощущениям, но они были самыми нормальными. Теплом разливался алкоголь в крови, чувствовалось приятное жжение на языке и менее приятное опьянение в мозгу и только.

Все, — развел он руками, обращаясь к Сашке, — эксперимент доведен до своего конца. Результаты записаны, а вечером будут осмысленны. Пока же предлагаю всем поспать часов пять, что, кстати, Лешка уже и делает.

Они вдвоем перетащили Лешку в комнату, уложили его на диван, и туда же лег Сашка.

Сам же Андрей, как самый трезвый, пошел на кухню, помыл всю посуду, потом заварил себе чай и принялся, не спеша, рассуждать о положении, в которое они попали. Не спеша, он вспоминал все известные ему факты и пытался расставлять их по полочкам. Итак:

1. Сашка купил у спекулянта в "Апраксином Дворе" шесть бутылок какой-то жидкости, похожей на коньяк.

2. Одну бутылку Сашка распил с какими-то девочками.

3. Две бутылки они распили в баре на четверых, причем ни у кого, кроме самого Андрея, никаких побочных эффектов эти бутылки не вызвали.

4. У самого же Андрея пробой в будущее произошел только после двухсот миллилитров этого зелья.

5. Сегодня они повторили эксперимент. Ни на кого, кроме него, этот напиток, таким образом, не действует. На него сегодня напиток тоже не подействовал, но он выпил всего сто миллилитров. Тут в памяти Андрей сделал одну зарубку и стал рассуждать дальше.

6. Желая еще закупить этого коньяка у того торговца, Дерман отправляется в Апраксин Двор, где обнаруживает убитого продавца и уничтоженный товар. Что бы это могло значить?

Кстати, — возвращаясь к своей зарубке, вспомнил Сидоров, — Почему я все-таки сам старался не пить этот коньяк, сорвавшись только в последний момент, когда, к счастью, пить уже было нечего?

И тут он вспомнил свой сон, в котором ему был дан категорический запрет на употребление этого напитка. Нельзя сказать, чтобы сон он вспомнил четко, но эти слова застряли в его памяти прочно. Еще там во сне была какая-то опасность. Но в чем ее суть, он никак не мог вспомнить.

Мистика какая-то, — недовольно проворчал наш герой, — Не пить коньяк только потому, что мне это во сне запретили, — но, не смотря на эти слова, сам он чувствовал необходимость подчиняться этому приказу. Может быть, он был как-то связан с этим убийством в "Апраксином Дворе"?

Во всяком случае, — подумал он, — Хорошо, что мы эти бутылки распили. Теперь надо выкинуть посуду и никому никогда об этом бренди не рассказывать.

Этот выходной день, по сути, так и закончился: Сашка и Лешка отсыпались до позднего вечера, а Андрей провел остаток дня в размышлениях и за чтением книг.

Глава 3

Нинка, как картинка,

С фраером гребет.

Дай мне, Керя, финку,

Я пойду вперед

Поинтересуюсь:

А что это за кент?

А. Розенбаум.

Следующий день недели уже был понедельником, и с утра Сидоров отправился на работу. Надо сказать, что после окончания ЛИИЖТа он получил распределение в энергомонтажный поезд. На самом деле, никакой это был не поезд, а просто строительная организация, которая строила линии электропередач вдоль железной дороги. Работы велись по всему северо-западу Советского Союза, и Андрею, как инженеру ПТО и инженеру по охране труда, приходилось частенько отправляться в командировки, причем, командировки эти часто были внезапные. Признаться, Андрею эти бесконечные разъезды, поезда, вагончики и гостиницы настолько надоели, что он уже задумывался о том, что пора менять место работы, но пока все откладывал это решение. Центральный офис этой организации находился в огромном здании на Фонтанке, похожем, наверное, на здание знаменитого "Геркулеса" из "Двенадцати стульев" Ильфа и Петрова. Точно так же, как и в том, в этом здании находилось множество самых разнообразных организаций, занимающих помещения на пяти его этажах. Сидорова эти многочисленные соседи вполне устраивали, так как это давало ему возможность шататься по всем этажам и заводить все новые знакомства, главным образом с молодыми сотрудницами других организаций. Во всяком случае, скучать ему на работе не приходилось. Показательным в этом плане был один случай, происшедший с ним на втором году службы в этом месте. В этот день к ним в энергопоезд поступила на работу новая сотрудница, Надежда. Она тоже закончила ЛИИЖТ и больше того, первые три курса училась с Андреем в одной группе, но потом вышла замуж и взяла академический отпуск. В результате, она закончила институт на год позже Андрея. Придя в первый день на работу, она кое-как продержалась до обеда, всем своим видом показывая, как ей скучно, а уж после обеда в открытую начала зевать. Когда же Андрей спросил у неё, как ей работа? Она ему так и сказала, что чуть не умерла от скуки.

Не понял, — оторопел от такого признания наш герой, — Как здесь можно скучать? Ты на меня посмотри, я весь в мыле. У меня минуты нет свободного времени. Я даже присесть сегодня не смог.

Вот именно, — не стала спорить с ним Надежда, — Я за тобой весь день наблюдала: ты носился как угорелый, но ведь ты же ничего за целый день не сделал!

Услышав такой отзыв о своей работе, Андрей даже обиделся, но потом в уме повторил все свои действия за этот день, и должен был признать, что все его многочисленные перемещения по зданию и разговоры в курилках и столовой, никакого отношения к самой работе не имели. Поэтому он отбросил обиды и просто оценил свою квалификацию. Согласитесь, все-таки гораздо интересней работать так, как он, чем зевать на работе, с риском вывихнуть челюсть, подобно Надежде.

Итак, придя в этот день на работу, он бросил портфель под свой рабочий стол, над которым висел плакат, написанный им самим крупными красными буквами. "Решения Партии — в жизнь!", гласил плакат, и повесил он его над своим рабочим местом ради стёба, что, может быть, и было остальным понятно, но в том-то и была специфика того времени, что понимать-то все всё понимали, но снять такой плакат, безнаказанно, никто не мог. Кроме того, в кладовой, на дальней полке, Андрей раскопал кем-то туда заброшенный вымпел с изображением Ленина и надписью: "Победителю соцсоревнования". Теперь этот вымпел тоже украшал его стол. И, наконец, там же, в кладовке, он раздобыл вращающееся кресло на колесиках и притащил его к себе в кабинет. Кстати, тогда это была довольно редкая вещь, в отличие от нашего времени. Для примера, могу сказать, что, когда Андрей все-таки покинул эту организацию, начальник ПТО забрал это кресло, а заодно, вымпел и огромную кружку, из которой Андрей пил на работе чай, себе. Пока же кружка находилась на месте и была еще одним предметом гордости Сидорова. Словом, вы уже поняли, уважаемые читатели, что Андрей мог организовать свое рабочее место. Вы наверняка спросите меня, уж не собираюсь ли я писать производственный роман, так модный в то, уже далекое время? Для чего я так подробно описываю все это? Отвечу сразу: "Боже меня упаси". А для чего я все это описал? Наверное, посчитал я, это даст вам возможность лучше узнать характер нашего героя, а потом, как знать, может быть, все это и понадобится в нашем дальнейшем повествовании? Пока же ограничусь тем, что скажу, что Андрей провел этот день в таких же постоянных контактах и перемещениях, как и обычно. Разве что, под конец рабочего дня, ему позвонил Дерман, и спросил, как он смотрит на то, чтобы вечером встретиться в баре и посидеть с девочками, с которыми не удалось встретиться вчера. К сожалению, для Сашки, Андрей смотрел на это отрицательно, так как считал, что в бар нужно ходить по субботам, в крайнем случае, два раза в неделю, а не каждый день, как на работу. Кроме того, у него сегодня, как, впрочем, и каждый будний день, тренировка по боксу.

"Кстати, о боксе", — неожиданно для себя подумал Андрей, — "А ведь пора уже завязывать".

Эта мысль оказалась такой неожиданной, что Андрей, в первый момент, опешил. Он очень поздно, по современным меркам, занялся боксом, только в институте, и только, только почувствовал себя настоящим боксером, добился каких-то успехов, и еще вчера не представлял себе существования без тренировок и соревнований. Что же изменилось за это время, если у него появились такие мысли? Тем не менее, он совершенно отчетливо понял, что последний раз выступит на кубке города, после чего повесит перчатки на гвоздь. Это, тем более, было удивительно, что на тренировке он почувствовал, что знает и умеет гораздо больше, чем раньше. Непонятно было, откуда это вдруг пришло, но такое в спорте бывает, ты тренируешься, как черт, а у тебя ничего не получается, а потом, вдруг, ни с того, ни с сего, тебя словно прорывает. Так что, в этом, как раз, ничего необычного не было.

Встретиться с Дерманом ему удалось только в субботу, все там же, в баре. Когда Сидоров туда пришел, он нашел там Сашку и Лешку, которые сидели за столиком с двумя симпатичными девушками. Одну из них Андрей уже видел прежде, это была та самая знакомая Дермана, с которой он познакомился неделю назад, а вторая, очевидно, ее подруга, была ему незнакома. И вместе с тем, глядя на ее волнистые волосы, голубые глаза и ее слегка курносый нос, бульбочкой, он вдруг почувствовал какое-то странное волнение. И дело было не в том, что эта девушка ему понравилась, что было на самом деле, но и еще в чем-то. У него, вдруг, появилось чувство, что он ее очень хорошо знает, и что с этой девушкой связано что-то очень важное в его жизни, но вот

что именно, он никак не мог вспомнить. Они познакомились, девушку звали Людой. Оказалось, что она работала на фабрике "Скороход" и жила в общежитии. В Ленинград приехала из Казахстана, поступать в институт, провалила экзамены, но возвращаться домой не захотела. Через год снова попробует поступить в институт, а пока работает и изучает город. Словом, нормальная девушка, с обычной, для приезжих, биографией. Вот только свои чувства к ней, Андрей нормальными назвать не мог. То его тянуло к ней, и он представлял, что ни с кем другим ему не будет так хорошо, то вдруг окатывало таким холодом, что хотелось все бросить и бежать отсюда подальше.

Пойдем, потанцуем? — обратился к своей девушке Сашка, на что та охотно согласилась.

Когда же и Андрей пошел танцевать со своей подружкой, Лешка только с сожалением посмотрел им вслед, укоризненно покачал головой и произнес,

Nemo saltat sobrius, nisi forte insanity (Никто не танцует трезвым, кроме, может быть, сумасшедших).

Сам он, при этом, остался сидеть за столом, что, безусловно, доказывало, что он-то находится в своем уме.

Уже в конце вечера в баре появился Брусилов. Оглядевшись по сторонам и заметив приятелей, он подошел к их столику.

Что-то ты припозднился сегодня, — заметил Андрей, после взаимных приветствий.

Еле вырвался, — посетовал Владимир, выпивая налитый ему стакан портвейна, — Совсем запахали.

Что-нибудь случилось? — спросил Андрей, просто так, чтобы поддержать беседу.

В Апрашке двух азербайджанцев зарезали, а нас всех поставили на уши.

Двух? — внезапно дрогнувшим голосом спросил Андрей, — Не одного?

Именно двух, — зло произнес Брусилов, — Если бы одного, то всякое бывает, поругались там, товар не поделили. А тут — двух. В разных местах, но одинаково жестоко. Брр, — передернул он плечами. — Я их трупы видел — зрелище, не для слабонервных. Слушай, — обернулся он к Сашке, — У тебя водка есть?