Печальная история

Танечка осуществила свою мечту. У каждого, кто засовывает голову в бизнес, есть какая-то фикс-идея. У моей Тани это была — столовая. Я её иногда, в шутку, называл "завстоловой". А она на полном серьёзе убеждала меня — как это сплотит коллектив и повысит трудоспособность.

И она сделала-таки на фирме небольшую столовую-кафе для своих работников, с комнатой отдыха. Нашла молоденькую женщину, с кулинарным образованием и эта девочка внезапно прославилась своими борщами. Она готовила отлично всё, но борщ... Как сказал один наш плотник — "Це ж нэ борщ, це ж наркотик". А Танечка так гордилась, как будто сама стояла у плиты.

Года через полтора предприятие вышло в "плюс" и жена радовалась как ребёнок. Устроила по этому поводу маленькую семейную вечеринку.

Она всерьёз задумывалась о покупке или строительстве большого загородного дома.

Мы съездили в Египет, в Италию и в Тайланд. В Египет с нами ездила моя дочка, и они с Таней и Настей быстро нашли общий язык. Шушукались и хихикали, как три подружки.

В некоторый момент мы начали думать о ребёнке. Решили — как только дела в конторе утрясутся настолько, что я смогу обойтись без Таниной помощи, так сразу забабахаем дитё.

Настя в четырнадцать лет вытянулась выше мамы, и было очевидно, что вырастет красавицей. У неё в разговоре со мной уже мелькало "папа". А я её звал дочкой.

В эту бочку мёда, как ни странно, не попадало ни капли дёгтя. Жизнь была безоблачной и радостной.

Нет, производственные проблемы конечно были. Иногда возникали очень серьёзные неприятности. Но мы решали их с тем или иным успехом. И на личной жизни это никак не отражалось.

Но, "ничто не вечно под луной".

Всё рухнуло в мае двухтысячного.

Когда построили два цеха, то перенесли склады в новые подсобные помещения, а пара старых боксов освободилась. И я решил сдать их в аренду.

Арендаторы нашлись быстро. Один сделал из бокса склад, а другой организовал производство тротуарной плитки.

Вот о втором и речь. Он кавказец. "Спустившийся с гор", так сказать. Молодой, где-то лет тридцать. Высокий, смазливый.

И я начал замечать, что он с преувеличенным вниманием относится к моей супруге.

Один раз в окно вижу, как они стоят и разговаривают. Смеются. И он взял Танечку за руку. Она ручку отняла и, улыбаясь, пошла к административному корпусу.

Меня это неприятно кольнуло.

На следующий день захожу в бухгалтерию, уж не помню зачем, они там сидят, чай пьют. Танечка, Алёнка Танина помощница, и он. Я у него спрашиваю — Родион Ольмесович, ты тут все вопросы решил?

Он — Да, да. — И ушёл.

Я спрашиваю — Чего он приходил?

Алёнка хихикает — Да просто так зашёл. Вот, тортик принёс.

— А что за праздник?

Танечка пожала плечами, — Никакого праздника. Он — так... От доброты душевной.

— Ага. Он увидел вашу жуткую измождённость и решил подкормить? Танечка, зайди-ка ко мне.

У меня в кабинете я серьёзно поговорил с женой.

— Таня, — говорю, — с Ильясовым поосторожней. Он горец. Никаких подарков от него не принимай. Даже мелочей. Любой "тортик", может обернуться неприятностями.

— Юра, мне кажется — ты преувеличиваешь.

Потом бровки удивлённо приподняла — Погоди... ты что — ревнуешь?

— Я не ревную, я беспокоюсь.

Через некоторое время я решил посмотреть, что у Родиона за продукция, и можно ли её использовать в нашем деле.

Захожу в его конторку — там Таня. Я спрашиваю, — Татьяна Ивановна, — ты чего тут?

— Да так... Зашла поговорить.

Я ей строго — Поговорила? А теперь иди — работай.

Она подхватилась, зыркнула на меня как на врага народа, и ушла. И я следом подался, не стал делового разговора заводить.

Зашёл в кабинет, Таня уже там. И мы, впервые за три года, поссорились. И произошёл такой разговор.

— Ты почему так со мной разговариваешь? — Потребовала она объяснений.

— Таня, успокойся. Ты что у него делала?

— Просто заглянула на минутку.

— Зачем?

— Да просто так зашла. Что, нельзя?

— Нельзя, Таня. Я прошу тебя не контактировать с ним.

— Почему?

— Потому, что мне это неприятно.

— Да что я такого сделала?

— Таня, тебе, что — нравится делать мне больно?

— Юра, да что в этом такого?

Я настаивал — Таня, ответь мне на вопрос — тебе нравится делать мне больно?

— Юра, не говори глупостей. Я просто женщина. И мне приятно, что я могу нравиться.

— Вон, шестьдесят четыре мужика в конторе. Вот им ты можешь нравиться сколько угодно. С Ильясовым сведи контакты к необходимому минимуму.

Я впервые видел, как жена сердится.

— А почему это ты ставишь мне запреты?

— Не понял, — говорю. — Ты настаиваешь на своём праве встречаться с ним? Это тебе так необходимо?

Она фыркнула, — Ты меня унизил перед человеком.

— Таня, скажи мне, где та, умная и ответственная женщина, на которой я женился? Ты меня совершенно не слышишь.

— Потому, что ты говоришь глупости.

— Мда... Разговор не получился... Тогда давай сделаем так — если я ещё раз увижу тебя рядом с Родионом, то уволю и будешь сидеть дома.

У Танечки аж дыхание перехватило от негодования.

— Ты... Ты...

— Таня, я тебя предупредил. И не злись, пожалуйста. Я защищаю тебя и нашу семью.

— Ты оскорбляешь меня!

— Чем?

Она не нашла ответа, и сидела злая, с красными пятнами на лице.

Я ей терпеливо объясняю — Таня, он чеченец, и...

Танечка меня перебила — Он из Дагестана.

— Да какая разница, он мусульманин.

— Ну и что?

— А то, что для него русская женщина, это шлюха.

— Юра, прекрати!

Я тоже разошёлся — Таня, ты носишь юбку не до пят — ты шлюха, ты не покрываешь голову платком — ты шлюха, ты позволяешь постороннему мужчине прикоснуться к тебе — ты шлюха, ты, замужняя женщина, принимаешь подарки от других — ты шлюха. Вот, такое-вот у него к тебе отношение.

Танечка сидела, молча, глядя в сторону.

Я подошёл к ней, обнял — Танюша, солнышко моё, ну что случилось? Ты что — влюбилась? Таня, ну бывает. Это пройдёт. Ты только глупостей не делай. Ладно?

Она вдруг всхлипнула — Юра, ты меня обидел.

— Чем, радость моя?

— Ты приказал мне идти и работать. Как будто я тунеядка, какая.

— Ну, так, солнышко, я же твой начальник. И муж. Какой-никакой.

Таня выпрямилась, вздохнула несколько раз глубоко — Сейчас тушь потечёт.

Я посидел немного рядом с ней.

— Таня, мне сейчас идти надо. Я тебя прошу — сделай так, как я говорю. Ладно?

Она согласно покивала.

— Таня, я ведь тебя люблю. Не обижайся на меня. А дома мы поговорим ещё. Договорились?

— Договорились.

И мы пошли по своим делам

А несколько дней спустя мне пришлось ехать в командировку.

Я заказал в Турции оборудование для производства окон ПВХ. Влупил почти миллион. Для получения груза и растаможки надо было лететь в Ростов-на-Дону, и я полетел сам. Ни на кого не стал перекладывать.

Растаможка, разгрузка, перевозка контейнеров на железнодорожный узел, погрузка... На всё ушло девять дней, включая дорогу через Москву, туда и обратно. Если бы я не "отстегивал", то получилось бы ещё дольше. Но я не мелочился.

Полседьмого (по московскому) вылетел из Москвы и в два часа дня был уже на работе. Танечке предварительно позвонил, предупредил о вылете. Она всегда встречала меня из командировок. Вылетала на крыльцо администрации и только что не бросалась на шею. Брала под руку, волокла в мой кабинет и уже там, подальше от чужих глаз, мы целовались, вцепившись друг в друга как новобрачные.

А тут — нет. Даже не вышла. Я сразу почувствовал неладное. Сердце холодом обдало.

Ну ладно... Пошел в контору, по дороге здороваясь с работниками. И тут, тоже почувствовал некоторую напряженность в отношениях. Все улыбаются, все радостно приветствуют, но как-то насторожено. Да твою же мать! Что случилось-то, думаю?

Поднялся на этаж и первым делом к Тане в бухгалтерию.

Захожу — все сидят на месте. Все живы здоровы. Ну, слава богу.

Поздоровался. Спрашиваю у Танечки — Татьяна Ивановна, что случилось?

Она так отстранённо — Ничего не случилось. Как съездил?

— Нормально.

Как будто в чужую организацию попал.

Постоял, потоптался — Ну хорошо... Пошел на своё рабочее место.

Позвонил Павлу Сергеевичу, снабженцу. Попросил зайти.

Тот пришёл, — Ну как? Когда придёт груз?

Я смотрю на него — не по себе мужику. Неуютно ему со мной говорить.

— Так, — говорю, — Сергеевич, рассказывай прямо — что произошло? Чего это ты смущаешься? Что это все смотрят на меня как на больного?

— Не спрашивай меня Юрий Николаевич. Я не хочу в это дело лезть.

— Да что за чертовщина творится?! Говори, Павел Сергеевич, иначе — обижусь.

Он помялся-помялся и выложил — Короче... Таня... Татьяна Ивановна... Она с плиточником...

Вот тут мне поплохело. Нихрена себе поворот!

— Информация точная? — Спрашиваю.

— Сам видел. Они совсем осторожность потеряли. Да много кто видел.

— Он её изнасиловал?

— Нет. Это же не единожды.

Посидел с закрытыми глазами. Подумал. Собрал мозги в кучу.

Значит так. Надо успокоиться, а потом разбираться с личными проблемами. Иначе наворочу таких дел, что потом долго буду жалеть.

— Павел Сергеевич, в четверг на станцию Входная придет состав. Там наши четыре контейнера со станками. Оконный цех у нас полностью готов?

— Вытяжки монтируют. А оборудование уже можно ставить.

— Как только мне на "мыло" придёт уведомление, я тебе сразу сообщу. Возьмёшь доверенность. Потом поедешь на станцию и примешь груз. Порядок ты знаешь. А я с соседями договорюсь о паре КамАЗов.

— Хорошо, Юрий Николаевич. Только ты это... Делов не натвори.

— Разберусь.

Потом вызвонил Сашу, завхоза.

— Саня, у нас КамАЗ с контейнером в ворота пройдёт?

— Запросто. Уже ведь провозили.

— И ещё вопрос. У нас в штате есть человек, который работал на пилораме?

— Юрий Николаевич, а вы у Боркова спросите.

— Ага. Спасибо. Я как-то не подумал.

Позвонил Боркову.

— Борис Анатольевич, у вас в столярке есть человек, который работал на пилораме?

— Борков сразу с вопросом — А где вы нашли пилораму?

— В самолёте, Борис Анатольевич, в самолёте договорился.

— Есть дед Коля, он работал.

— Кем?

— Сейчас узнаю, — покричал кому-то, что-то.

Через десяток секунд мне из трубки — Здравствуйте Юрий Николаевич.

Я спрашиваю — Николай Ильич, вы на пилораме работали?

— Да, — отвечает, — работал.

— И кем?

— Бригадиром.

— А зайдите-ка ко мне.

Набрал ещё раз Сашу. Попросил забежать в мой кабинет.

Они подошли почти одновременно.

— Мужики, надо сгонять в Надеждино. Там пилораму продают. По дешёвке. Посмотрите, в каком она состоянии. Саша, свободные "служебки" есть.

— Обе свободные.

— Ну вот. Тут записан адрес, возьми "служебку", свози туда Николая Ильича. А я сейчас договорюсь, вас встретят.

Ушли.

Позвонил самолётному знакомому, сказал, что часа через полтора подъедут люди посмотрят товар.

Немного остыл. Теперь более-менее можно поговорить с женой.

Набрал Таню. В то время уже появились сотовые телефоны.

— Танечка, зайди ко мне, пожалуйста.

Она пришла, встала с той стороны стола. Чужая женщина! Не улыбнулась, стоит памятником, смотрит в угол. Уезжал — была родная, любящая, улыбающаяся. Вернулся — к разбитому корыту.

— Здравствуй, Таня. Что не встретила-то?

Молчит.

— Садись Танюша. Что ты как школьница. Садись.

Она села, голову опустила, смотрит перед собой на стол. Нет, не умеет она врать. Даже если бы мне никто ничего не сказал, она не смогла бы скрыть.

— Таня, — спрашиваю, — у нас беда?

Она покивала — Да.

— Что я могу сделать? Как помочь?

— Наверное — никак.

— Он тебя изнасиловал?

— Нет.

— Шантажировал?

— Нет.

— Весна? Гормоны?

— Наверно...

— Ты сегодня к нему или домой?

Молчит.

— Давай так — сегодня поедем домой и там поговорим. Нам надо определится — что делать. Как ты дальше будешь жить.

— А ты как будешь жить?

— С самим собой я разберусь.

— Ты меня теперь уволишь?

— Пока не знаю.

— Из дома выгонишь?

— Да, Таня, придётся. Мне нельзя гордо носить рога. Репутация пострадает... Да и самолюбие тоже... Ну ладно, иди — работай. Остальное потом.

Она остановилась у двери — Юра... Прости...

— Да ладно... Чего уж теперь...

И, когда Танечка закрыла дверь, меня прихватило. Ощущение — будто шёл по яркому, душистому, празднично цветущему лугу и, внезапно, провалился в выгребную яму.

В голове стало горячо, а всё остальное похолодело. Накатила тупая немощность. Запоташнивало. Перед тем как потерять сознание, я лёг мордой на столешницу, так и вырубился.

Больше двадцати минут пролежал. Хорошо — никто не зашёл. Очнулся — слабость страшная, руки поднимаются с трудом. На полировке стола натекла лужица слюны.

Ох, стыдно-то как. Спёкся, как кисейная барышня.

Вот так вот ребята бывает. Живёшь без забот и не подозреваешь — из-за какого угла ударит. В этот момент у меня второй раз в жизни мелькнула мысль о суициде.

Домой ехали молча. Обычно мы с женой сидели рядом на заднем сиденье и о чем-то говорили. И Иваныч тоже не отставал. Балагур ещё тот. А в тот день я сел на переднее пассажирское и молчал. Всё молчали. Как будто с похорон едем.

Дома Настя видно тоже почувствовала, что происходит что-то нехорошее. Смотрела насторожено. Тихо поела и ушмыгнула к себе.

Мы с Танечкой остались на кухне вдвоём.

Я у неё спросил — Таня, можно я у тебя спрошу?

— Спрашивай, конечно.

— Я не знаю, в каком месте я сделал ошибку. Я понимаю, что в этом есть и моя вина. Но не могу понять, что я сделал не так. Что тебя не устраивает? Ведь что-то же тебя не устраивает? Может тебя не устраивает мой размер?

— Юра, ты вот сейчас, прямо как подросток. Размеры тут абсолютно не причём. Абсолютно. Не комплексуй, это тебе не идёт.

— Тогда почему ты предпочла его? Ты меня разлюбила? Я стал тебе безразличен?

— Нет, Юра, что ты.

— Может ты переработалась? Переутомилась? Мы же с тобой пашем как лошади.

Задумалась надолго.

— Знаешь, Юра, мне нравится наша работа. Я, впервые за столько лет, нашла себя. Я вспоминаю, в каком виде мы получили эту территорию. Там же были одни развалины. И вижу, как наша фабрика выглядит сейчас... И я горжусь. Потому, что это сделала я. Я всё это сделала своими руками, своими мозгами. Это сделали мы. На работе я чувствую свою... — задумалась.

— Необходимость?

— Да, и это тоже конечно. Но... Я чувствую, что я человек, что я могу сделать то, что другие не могут. Нет, я не переутомилась. Я с удовольствием работаю и достаточно отдыхаю. Нет, Юра. Это не та причина

— А что тогда?

— Не знаю. Сама не могу понять.

Ладно, всё, я взял себя в руки. Хватит раскисать. Надо решать серьёзные вопросы. И я начал "рисовать" схему развода.

— Бог с ним. Ничего уже не вернёшь, не изменишь. Квартира у тебя до какого сдана в аренду?