Вместе с грамотой, казакам было отправлено две тысячи рублей, 400 четвертей сухарей, 20 бочек вина, 40 поставов сукна, четыре с половиной тысяч пушечных ядер, порох, селитра, сера и большой запас свинца.
Задумывая поход на Азов, Дмитрий собирался взять с собой тяжелые осадные орудия, но в самый последний момент отказался. Уж слишком далек был путь до Азова, да и донские атаманы Василий Янов и Филат Межаков заверили государя, что помогут ему захватить крепость без осадной артиллерии. Царь поверил казацкому слову, и тяжелые пушки были отданы князю Дмитрию Пожарскому. По воле царя, с частью войска он отправился в Смоленск, на тот случай, если митрополит Филарет не сможет убедить короля и польский сенат не начинать войны с Московским царством. Чтобы полностью лишить поляков соблазна пойти на Москву в отсутствия в ней царя, специальные люди распускали слухи, что в случае войны, Пожарский намерен идти на Полоцк. Для взятия столь хорошо укрепленной крепости на Двине, он и затребовал у Дмитрия осадные орудия.
Другая часть царского войска была отдана воеводе Федору Ивановичу Шереметеву, что двинулся на юг, сначала в Чернигов, а затем в Белгород. Готовый в любой момент как отразить набег крымского хана Казы-Герея, так и выступить на Киев, в случае начала войны с Польшей.
Для того чтобы полностью связать руки крымским татарам, Шереметев обратился за помощью к запорожским казакам. Он также как и государь отправил им большой обоз с порохом, селитрой и свинцом, а также деньгами. Взамен, воевода попросил вольных рыцарей совершить набег на Ислам-Кермень и Очаков, чтобы ни о чем другом хан и калга, и думать не могли. Запорожцев не пришлось долго уговаривать и сев на свои быстроходные челны, они отправились в поход, вниз по Днепру.
Сам же государь, тем временем вместе с воеводой Скопиным-Шуйским, десятью тысячами стрельцов и полевой артиллерией через Тулу и Елец направился к молодой крепости Воронеж. Оттуда, держась берега Дона, он беспрепятственно дошел до Черкасска, главного городка донских казаков.
Весть о приходе царя Дмитрия моментально разнеслась по всему Дону. Сотни казаков приехали в Черкасск, чтобы вместе с московским государем принять участие в Азовском походе. Все казачье войско, под колокольный звон, вместе с атаманами Василием Яновым, Филатом Межаковым, Марко Козловым и Дружина Романовым присягнуло на верность молодому царю.
Донские атаманы целовали крест Дмитрию Иоанновичу на верность и поклялись взять Азов во, чтобы то ни стало. Царь в свою очередь обещал казакам продолжить их миловать своими подарками, не посягать на казацкие вольности и отдать крепость на разграбление.
Целуя крест, Дмитрий специально отметил, что разрешает грабить только живущих в Азове имущество турок и татар. Разорять дома греков христиан, он казакам категорически запретил. После произнесения клятв начался торжественный молебен о даровании христианскому воинству победы над врагом и на следующий день, объединенное войско вышло в поход, послав вперед отряд для поимки "языков".
Была средина июля, когда объединенное войско русских и казаков под командованием царя Дмитрия подступило к стенам Азова.
Предавая большое значение крепости, что запирала устье Дона, турки не жалели средств на её укрепление и содержание. Стены Азова были крепки. Они тройной цепью опоясывали город и на них стояли многочисленные пушки. Захваченные казаками "языки" рассказали, что гарнизон крепости составляет две тысячи человек.
По совету казаков, царь разделил войско на две части и полностью блокировал город с суши. Вместе с этим, часть казаков, на ладьях спустилось в устье Дона с тем, чтобы не допустить внезапного прихода турецких кораблей на помощь осажденному гарнизону.
Подойдя к крепости, под прикрытием огня пушек и пищалей, русские стали возводить земляные валы. Несмотря на то, что турки всячески пытались помешать их действиям, работа шла быстро и спорно, и к концу второй недели была полностью завершена. Между осажденными турками и осаждавшими их донцами и русскими завязалась энергичная пушечная перестрелка, в которой принимал участие сам государь.
Не обращая никакого внимания на ахи и охи охраны и свиты, он сам лично вбивал ядра в пушку, наводил её на стены Азова и палил по врагу. Каждый удачный выстрел своего орудия и соседских орудий, Дмитрий приветствовал громким криком. А когда ядро летело не туда куда следовало ему лететь, вызывало у царя недовольство и в первую очередь на себя самого.
— Заряда пожалел, вот оно и ушло черти куда! — восклицал Дмитрий энергично шлепая себя по походному кафтану, что мало чем отличался от остальных пушкарей.
— Давай Ерофеич, сыпь пороха больше, не жалей, — приказывал царь своему подручному по стрельбе. — Чтобы гостинец наш точно долетел до морды азовского паши!
— Так опасно, государь. Вдруг пушка с изъяном, разорвет на куски, господин помилуй и отнеси — Ерофеич суетно перекрестился.
— Не боись! — царь властно хлопнул пушкаря по плечу рукой — Я заговоренный. От меня пули и ядра отскакивают или мимо пролетают. Сыпь, давай!
Целый день, государь пробыл на валу вместе с пушкарями, демонстрируя казакам и свите свою храбрость и умение стрелять из пушки. При этом было отлично видно, что в его поведении не было какой-либо рисовки или напускного. Царь не приседал или втягивал голову в плечи от страха, когда неподалеку от него пролетало вражеское ядро. Увлеченно стреляя по врагу, он толкался, топтался с остальными пушкарями, ни сколько не обращая на это внимания.
Придя на вал, Дмитрий коротко и ясно сказал, враз оробевшим от его появления канонирам: — Надо задать туркам жару, ребята! — и взяв у ближайшего пушкаря банник, стал прочищать ствол пушки. Показывая тем самым всем остальным канонирам, что намерен общаться без церемоний и этикета.
Несколько дней грохотали царские пушки по стенам осажденного Азова, но главная угроза для турок, неслышно подкрадывалась к ним из-под земли. Следуя примеру своих славных предков участвовавших во взятии Казани, казаки уговорили Дмитрия начать подкоп под крепостную стену. И пока царские пушкари вели обстрел Азова, казаки уверенно прокапывали подземные траншеи.
Так прошел июль и наступил август. Узнав об осаде царем Дмитрием Азова, турецкий султан решил помочь осажденному гарнизону. Так как все его главные силы были задействованы против императора Рудольфа, он приказал крымским татарам и ногаям отогнать донцов и русских от Азова. Однако выполнить волю султана не удалось.
Все войско Казы-Герея было брошено на спасение собственного ханства от нашествия запорожцев. Взяв Ислам-Кермень, казаки спустились до устья Днепра и, выйдя в открытое море, принялись грабить побережье от Ак-Мечети и Гезлева. С большим трудом татарам удалось отогнать казаков, но не было никакой уверенности, что они не пожалуют к ним снова.
Запорожцы действительно отошли, но только для того, чтобы осадить Очаков. Действия их были столь стремительны и опасны, что ага Очакова Давлет-бей забросал султана просьбами о помощи и тот был вынужден откликнуться. Сняв столь нужные для борьбы с австрийцами войска, султан Ахмед отправил в Очаков для защиты устья Днепра от казаков.
Что касается ногаев и черкесов то они согласно повелению султана отправились к Азову со стороны Кубани, но оказать помощь осажденному гарнизону не смогли. Готовясь к нападению на Азов, казаки были готовы к подобным действиям со стороны таманских турок и отрядили против них свои лучшие силы. Они встретили ногаев и черкесов на берегу реки Кагальник и наголову разгромили их.
Весть, о разгроме противника пришедшая в лагерь царя Дмитрия совпала с известием о том, что казаки довели свои минные траншеи до стен Азова. Был конец августа и государь решил штурмовать крепость без промедления, так как его ждали важные дела в столице.
Чтобы отвлечь внимание турок, Дмитрий приказал начать обстрел крепостных ворот города обращенных в сторону русских войск. Увлеченный боем, он сам принимал участие в бомбардировке вражеских стен, лично стреляя из пушки.
Впервые столкнувшись со столь яростным обстрелом, комендант Азова решил перебросить часть войск со стен, обращенных к лагерю казаков. Он отчетливо видел в подзорную трубу штурмовые отряды противника с лестницами в руках, изготовившихся к атаке. Часть воинов покинула свои посты, и двигались в сторону обстреливаемых русскими ворот, когда мощный взрыв потряс стены крепости. Огненный вулкан в мгновения ока проделал в них огромный пролом, разметав в стороны людей, земли и остатки строений.
Ещё клубились столбы пыли, ещё не затихло могучее эхо взрыва, а сотни казаков храбро бросились на штурм города. Словно горох они скатывались вниз со своих осадных валов и неудержимым потоком устремились внутрь крепости ведомые атаманом Марко Козловым. Другие отряды под предводительством Дружины Романова и Филатом Межаковым двинулись на штурм уцелевших от взрыва стен, неся в руках штурмовые лестницы.
Несмотря на град пуль, и камней, которыми противник пытался остановить казаков, они донесли лестницы до стен и взошли на них. Яростно бились турки, понимая свою обреченность, если они не смогут отбить приступ и сбросить казаков со стен, но донцы были сильнее. Прорвав переднюю линию обороны врага, они ворвались на улицы города и на плечах бегущего врага смогли проникнуть и за вторую линию обороны турок.
Совсем иная картина была на стенах, обращенных в сторону царского лагеря. Видя, какой урон наносят его воинам огонь русских пушек и пищалей, комендант крепости отвел со стен своих воинов, чтобы вернуть их, когда противник пойдет на штурм.
Взрыв в другой части крепости отвлек внимание коменданта и его солдат и когда солдаты Скопина-Шуйского бросились на штурм, на стенах крепости почти никого не было. Они легко поднялись на них, выбили основательно покалеченные ядрами ворота, но когда попытались продвинуться дальше, то встретили отчаянное сопротивление со стороны турок. С большим трудом стрельцы смогли оттеснить противника ко вторым стенам, но взять с ходу их не могли. Плотный ружейный огонь заставил их отступить и послать к царю за помощью.
Неизвестно как долго бы стрельцы штурмовали бы стены Таш-калы, второй линии обороны турок, если бы не казаки. В яростной рукопашной схватке, орудуя саблями, кинжалами, ножами и пиками, они сломили сопротивление турок и обратили их в бегство. Часть солдат, во главе с комендантом укрылась в замке, другие устремились через стены в степь, ища там спасения. Около десяти верст, преследовали бегущего врага казаки на своих конях, нещадно рубя противника, мстя ему за прежние свои обиды, сводя старую кровную месть. Мало кто из беглецов уцелел. Обозленные сопротивлением врага и теми насмешками в отношении их веры, что градом летели со стен крепости за время осады, казаки в плен никого не брали. Царю Дмитрию пленные были не нужны, а полонянок, которых можно было привести с собой на Дон, среди беглецов не было.
Те, кто укрылся в главной крепостной цитадели, продержались чуть меньше суток. Ровно столько понадобилось молодому воеводе Скопину-Шуйскому, чтобы подавить последние очаги сопротивления в Таш-калы и, подтянув артиллерию разбить ворота третьей линии обороны.
Уже к обеду следующего дня стрельцы и казаки прорвались в замок и поголовно вырезали всех находившихся там турок, вместе с комендантом. Последний намеривался взорвать пороховой склад цитадели вместе с казаками, но его слуга христианин помешал ему это сделать. Увидев, что комендант взял факел и направился к бочкам с порохом, он схватил камень и ударом в затылок убил своего господина.
По договоренности с царем, весь Азов, за исключением пушек, пороха и казны, достался казакам. Собравшись в казачий круг, донцы поделили по своим станицам все дома и имущество принадлежавшее туркам, оставив в неприкосновенности дома греков и армян. Вслед за этим, по приказу Дмитрия в Азове началось срочное восстановление церквей Иоанна Предтечи и святителя Николая, что в свое время были превращены турками в мечеть и склад.
Перед началом строительства, сопровождавшие войско священники окропили святой водой стены строений и совершили богослужение. Символизируя этим окончательную победу креста над полумесяцем в устье Дона.
В честь одержанной победы, государь устроил пир, на котором он щедро награждал атаманов, старшин и простых казаков, что отличились в этом походе. Ради такой радости, Дмитрий не жалел наград и внимания, но всех объять он не мог и в этом был своеобразный перст судьбы.
Среди тех казаков на кого не хватило милости государя, был Иван Заруцкий. Он не участвовал в осаде Азова, но очень хотел получить награду за то, что сопровождал Дмитрия в его прошлом походе на Москву. Обозленный невниманием со стороны царя к своей персоне, он поклялся отомстить неблагодарному монарху и тайно покинул лагерь победителей под Азовом. Сначала он поехал в Киев, а оттуда отправился прямиком в Самбор, где собирались все недовольные и обиженные московским государем.
Глава V. Обретение врагов и жены.
Сказать, что миссия митрополита Филарета закончилась неудачей, значит, не сказать ничего. Какие бы слова извинения и соболезнования не были бы сказаны главой делегации в адрес польского короля в связи с гибелью в Москве его подданных, они не могли растопить холод его сердца. Сколько денег на помин души не было бы прислано русским царем своему венценосному собрату, вместе с главными зачинщиками мятежа отданных на его суд и теми реками русской крови, что были пролиты на Лобном месте для утехи шляхты — все это не могло развеять траурный мрак на лице Сигизмунда Вазы.
За всё время встречи с митрополитом Филаретом, польский король был хмур, мрачен и он не считал нужным скрывать свое скверное настроение от посланника московского царя. И вся его злость и негодование было вызвано совершенно не скорбью о гибели своих подданных, сколько тем, что Дмитрий откровенно тянул с выполнением своих прежних обещаний. Уступить Польше Чернигов, Гомель, Путивль, Новгород-Северский и официально разрешить действие на территории Московского царства греко-католической Унии.
— Проклятый холоп! Неблагодарный пес! Своим письмом он позволяет себе откровенно насмехается надо мной! — негодовал польский король, оставшись наедине со своим личным духовником паном Игнатием Стеллецким, доверенным лицом папского нунция в Речи Посполитой. — Он, что вздумал обмануть меня, и намерен играть свою игру? Ну, уж нет! Мы это ему не позволим! Мы не для того оказали ему свою Монаршую поддержку, дали денег и позволили набирать себе войско среди наших подданных, чтобы потом читать о возникших у него трудностях! Такому не бывать!
Глядя на пышущего гневом и возмущением короля, пан Стеллецкий невольно поймал себя на мысли, что поведение Сигизмунда один в один похоже на поведение женщины, больно обманувшейся в своих лучших чувствах.
— Несомненно, московитам должен быть преподнесен хороший урок. И чем скорее это будет сделано, тем лучше. Нельзя позволять им думать, что обещания данные святому престолу можно с легкостью нарушать и при этом не поплатиться за это! — умело подливал масло в пылающий огонь духовник.
