Строптивая жена колдуна

Итак, вернемся к Питти и Жустине, которые, едва не околев в дороге, прибыли в поместье чародея — справлять медовый месяц. Как уже говорилось, имение давно пребывало в упадке: слуги по большей части пьянствовали, служанки сбежали куда глаза глядят, садовник мстительно извел весь сад, превратив его в лесные заросли, а одичавшие охотничьи собаки из чародейской псарни бродили по окрестностям, воруя мелкий скот. От былого великолепия усадьбы остались лишь высокие стены да башни, которые построили еще при прадедушке Питти, известном чародее, дослужившемся до придворного звания.

Лютио и без того желал немедленно вернуться во Фреченто, но как увидал, насколько грязно, холодно и сыро в доме колдуна — немедленно попрощался и отбыл вместе с Черуппино. Сам Питти был не прочь последовать его примеру, однако времена холостой свободы закончились — на чары, удерживающие в покорности Жустину, он перевел столько сил, что едва переставлял ноги. Кабы не помощь Лютио, то вряд ли путешествие закончилось сколько-нибудь благополучно. Пару недель, а то и более требовалось на восстановление здоровья перед тем, как ехать за приданым, которое, как подозревал колдун, без боя в руки не дастся.

Осмотрев немногочисленную челядь, Питти понял, что с ними нет смысла хитрить сколько-нибудь изощренно: пьянство довело слуг до состояния, когда им все равно, что прjисходит у них под носом. С другой стороны грозить, чтоб не болтали, тоже было бесполезно — испитых умов не хватило бы на то, чтобы чего-либо всерьез бояться. Из этого следовало, что не пройдет и пары дней, как сплетни поползут по всей округе — а Питти не желал, чтобы в тяжбе с тестем нашлись свидетели того, как дурно обращался он с Жустиной. Поэтому он объявил, что женился, но жена в дороге тяжко захворала, рассудок ее помутился и оттого ей требуется совершенно особенная забота.

-Приготовьте ей комнату рядом с моей собственной, да приладьте к двери засовы покрепче, — приказал он. — Мою супругу ночью следует держать под замком. Не слушайте того, что она кричит, обращайтесь с ней почтительно — это дама чрезвычайно дурно воспитана, но из благородного семейства. Найдите ей в горничные какую-нибудь женщину из местных, да не совсем грязнулю, а жалованье я вам, бездельникам, выплачу, как съезжу во Фреченто...

Слуги были привычны к тому, что платит Питти как попало: то несколько месяцев ни медяка, то пригоршнями сыплет серебро, не считая — и по большей части их устраивал такой хозяин. Теперь же у них появилась госпожа, не способная следить за прислугой и наказывать за проступки — то есть, лучшая изо всех возможных. Безмолвную Жустину тут же отвели в ее новую комнату, а ночью, когда новая хозяйка дома вопила и швырялась в стены всем, что под руку ей подвернулось, голодные собаки проявили некоторое участие, тявкая и подвывая под окнами.

Но и Питти пришлось несладко: жизнь в родных стенах раньше казалась ему скучной, а теперь, когда с деньгами стало вовсе худо — попросту нестерпимой. Кладовые еще не опустели, но были близки к тому; в винном погребе — только никудышная кислятина, отовсюду свисала паутина, а простыни — сплошь дырявы. Глаз радовали только шкафы, полные самых изысканных нарядов, до которых колдун был большим охотником — да и те, возможно, вскорости пришлось бы продать. "Ах как было бы славно, — думал Питти, приуныв, — если бы я сделал так, как собирался: женился бы на обычной девице, которая бранила бы слуг и следила за кухаркой! От женитьбы на Жустине пока никакой выгоды — одни убытки. Скорее бы свадьба Лютио, уж там я вытрясу из тестя приданое и заживу на широкую ногу!"

Было и кое-что другое, о чем колдуну лишний раз вспоминать не хотелось: с каждым днем колдовство, усмиряющее жену, давалось ему все тяжелее. Он кое-как отдыхал ночью, но с утра вновь приходилось подновлять чары, чтобы слуги видели — госпожа жива, выходит к завтраку и желает мужу доброго дня.

На третью или четвертую ночь беснующаяся Жустина притихла, и Питти поспешил обрадоваться: упрямство жены укрощено!.. Он, как и прежде, повторил слова заклинания, прежде чем позволить челяди открыть засовы — жена молчала, как обычно. Спустилась к завтраку — вновь, как обычно. И колдун ничего не заподозрил до той самой минуты, когда на стол подали кушанья — лучшие из тех, что можно было состряпать из небогатых запасов кладовой. Стесненные обстоятельства не отбили у колдуна любовь к хорошей кухне, и даже напротив — сделали еду едва ли не единственной его нынешней радостью.

-Не так уж плохо для нынешнего нелегкого времени! — сказал Питти, довольно потирая руки, и из вежливой привычки пожелал жене приятного аппетита, хоть знал, что с таким же успехом мог обратиться к каменному истукану.

-А мне кажется, что пригорело и воняет, точно помои! — внезапно ответила она, хищно усмехаясь. — И тарелки вымыты из рук вон плохо! Я б из таких кормила разве что свиней!..

Питти от растерянности выронил ложку, а Жустина, не теряя времени, схватила супницу и опрокинула на стол, а затем принялась бить о стены тарелки, чашки, блюда и прочую посуду. Слуги вначале оторопели, но быстро сообразили, что к чему, когда в их сторону полетели ножи и вилки, солонки и перечницы. С испуганными воплями они разбежались куда глаза глядят, да и сам хозяин дома предпочел спрятаться под стол, когда увидел, как супруга примеряется к чайничку, полному крутого кипятка.

Пока Питти пытался совладать со взбунтовавшимся разумом Жустины, она успела добежать до кухни, сотворить там немало бесчинств и лишить колдуна надежд не только на завтрак, но и на обед.

-Забочусь о тебе, муж мой! — кричала она, размахивая согнутым черпаком, как булавой. — Разве можно есть такую дрянь? Тебя погубит это жаркое — в нем одни старые собачьи кости, в очаг все вылить!.. Да эти негодяи вздумали тебя травить, то-то ты бледнеешь и чахнешь на глазах!..

Подступиться к Жустине колдун сам не решался, а отдать приказание слугам, чтобы те схватили свою хозяйку и насильно удерживали — ну, большего бесчестья не придумать. Такое за считанные дни разнесется до самого Фреченто — и прощай, приданое! Как ни желалось Питти отдать приказ — он удержался, но, тем самым, обрек кухню на полное растерзание.

-При всем моем почтении, — безо всякого почтения объявила кухарка, — приберусь я только к вечеру, да и то — если мне дадут помощников. Хотите — пособите чародейством...

Но колдун сквозь зубы отвечал, что чародейства в нем нынче осталось не больше, чем супа в разбитой супнице. То была чистая правда: все, что было — он истратил на свою жену, которая теперь стояла смирно, безо всякого интереса глядя на разорение, которое сама и сотворила.

-Так значит, ты решила копить силы, чтобы сопротивляться колдовству! — рассерженно прошипел Питти, таща супругу в ее покои. — Посмотрим, кто кого!..

Конечно же, Жустина ничего не сказала, поскольку сейчас заклятие удерживало ее — но Питти уже понял, что оковы эти не так надежны, как кажется, и окончательно потерял покой и сон.

На следующий день он колдовал с двойным усердием, и до самого вечера жена вела себя, как ему хотелось, но вечером, от усталости, Питти сморила дремота у камина — глаза закрылись всего лишь на минутку! — а Жустины, которая чинно сидела рядом, и след простыл!

-Где она? — завопил Питти. — Куда подевалась моя жена? Святые небеса, неужели сегодня я лишусь ужина?!

Слуги, наученные горьким опытом, бросились на кухню — но там все мирно шло своим чередом. Тогда Питти подумал, что Жустина решила сбежать из дому, и битый час разыскивал ее следы в заснеженном саду. Наконец, кто-то из челяди заметил, что окно покоев самого Питти светится в вечерней темноте.

-Ох, нет! — вскричал Питти и бросился в дом.

Жустину он и вправду нашел в своей собственной спальне: она исступленно полосовала пуховую перину большим ножом, которым до того изрезала все лучшие наряды колдуна. Смеялась она при этом совершенно бесовским образом, а вокруг нее кружились перья, словно в комнате разыгралась вьюга.

-Я приготовила тебе постель, любимый мой супруг! — закричала она, увидев Питти на пороге. — Последнее время ты особенно любишь поспать, не так ли?..

Ночевать в другой комнате колдун не мог — он не решился бы оставить без присмотра запертую дверь, ведущую в смежные покои Жустины, — оттого до самого утра ворочался без сна на распотрошенных тюфяках. Она же, словно решив мучить супруга и днем, и ночью, вела себя тише мыши, и Питти то и дело прикладывал к двери ухо, чтобы убедиться, не затевает ли жена какую-то пакость.

Однако Жустина оказалась куда хитрее и опаснее, чем он мог вообразить.

Из заклятия, лишившего ее собственной воли, она извлекла всю пользу, которую могла: ее лицо не выдавало чувств, оттого Питти не подозревал, как внимательно и жадно следит она за каждым его движением. Он произносил слова заклинания — Жустина запоминала каждое слово. Он читал свои чародейские книги — она угадывала по шевелению губ, что в них написано, а иногда видела сами страницы и в считанные мгновения заучивала от первого до последнего слова, ибо любые знания о магии заполняли ее разум, как вода заполняет пустой сосуд. Ночью она натирала подошвы туфель липким жиром из лампы, а днем, когда ей позволялось ходить по дому вслед за мужем — наступала на клочки бумаги, упавшие на пол с его стола. Иногда там была записана сущая ерунда, но иной раз попадались и обрывки заклинаний. Жустина складывала их так и эдак, а потом беззвучно смеялась, глядя на то, что получается. Дар был настолько силен, что из самых обрывочных сведений наитие позволяло ей выстроить нечто гармоничное и новое — а измученный и ослабленный Питти ничего не замечал. Дошло до того, что книги из библиотеки чародея сами по себе падали рядом с Жустиной и открывались на тех страницах, которые были наиболее полезны и интересны — магия нашла благодарную ученицу и одаривала от своих щедрот, как могла.

После безобразий, учиненных на кухне и в спальне, Питти приказал вовсе не выпускать Жустину из ее комнаты, но к его удивлению слуги стали жаловаться, что боятся ходить по дому — новая хозяйка виделась им то в одном темном углу, то в другом. Колдуну и самому временами мерещилось ее присутствие за спиной, но запоры и замки оставались на своих местах — не могла же она пройти сквозь запертые двери?.. В доме воцарился хаос: Питти, выбившийся из сил, не мог понять, что он видит наяву, а что — во сне, но повсюду то и дело случались необъяснимые происшествия. На голову колдуну падали со стен картины и оленьи рога, а его выстиранную одежду уносило с веревок ветром и рвало о ветви деревьев. Огонь в камине ни с того, ни с сего полыхал, точно под адским котлом, да так, что опалил Питти брови и сжег его любимые домашние туфли. В котел с похлебкой угодил грязный веник, а в сковороду — старый башмак. Кто-то отворил двери в кладовую и впустил туда голодных псов, которые оборвали с крюков колбасу и копчености, а сломанная во время вьюги ветка невесть как долетела до окон и разбила стекла, осколками изранив колдуну лицо.

Поначалу чародей решил, что Жустина с кем-то сговорилась, но сколько не грозил слугам — никто не признался, что действует по наущению строптивой жены Питти. Тогда он заподозрил, что челядь взбунтовалась из-за удержанного жалованья, но стоило ему завести разговор об этом, как сразу несколько слуг попросили расчета, даже не упомянув о долге. "Что же это за чертовщина?" — думал Питти, измученный родными стенами так, как не бывал измучен даже в весьма опасных своих путешествиях.

Тут подоспело письмо от Лютио.

-Вот же старый хрыч! — вскричал Питти, немедленно прочитав его.

-Не сочтите за дерзость, сударь, но выглядите вы так, словно только что из гущи боя, — заметил Черуппино. — Помнится, когда мы прощались, то вы были бледноваты, но сейчас на вас вовсе живого места нет.

-Твоя правда, — не стал спорить колдун. — Но, должен сказать, твоему хозяину придется куда хуже, если мой тесть объявит его пособником похищения девицы.

-С чего бы это? — прикинулся Черуппино простаком.

-С того, что здесь написано, и не вздумай говорить, будто ты не читал письмо, — отрезал Питти. — По всему выходит, что спасет нас только перемирие с Жустиной. Меня она ненавидит, но и с отцом не ладит. Посмотрим, не согласится ли она принять нашу сторону.

И, выпив для храбрости стакан горячительного, он отправился беседовать с женой, которая подозрительно смирно отбывала свое бессрочное заключение за дубовой дверью с десятком засовов и замков.

-Проваливай, мерзкий обманщик! — первым делом сказала она. — Не желаю с тобой разговаривать!

-Не стану отрицать, что поступил с вами дурно, — ответил Питти. — Но, если разобраться, в главном я не соврал! Было обещано, что вы покинете Фреченто — так и вышло.

-Покинуть одну тюрьму, чтобы оказаться в еще худшей?! Тоже мне еще услуга!

-В этом есть мое упущение, — сказал Питти как можно более угодливо, тем более, что и вправду чувствовал за собой некоторую вину. — Я не знал, как уговорить вас на брак, вот и действовал обманом. Но, если это вас смягчит, я надеялся, что со временем мы сумеем примириться...

-Надеялся, что я польщусь на твою смазливую рожу? — тут Жустина ядовито расхохоталась. — Не на ту напал!

-Ну а чего же вы желаете, любезная? — несколько раздраженно ответил Питти, задетый за живое. — Давайте рассуждать откровенно: сбежали бы вы — вас ждал позор и нищета, а там и до бесчестья рукой подать. Увы, для женщины нет иного достойного пути, кроме как стать чьей-нибудь женой. А там уж, в честном браке, если у вас достанет на то ума и изворотливости — найдутся лазейки для ваших истинных устремлений. Странно, что мне, мужчине, приходится вас этому учить, как будто каждая женщина с рождения не знает об этой маленькой хитрости.

-Сказала бы я, куда тебе затолкать эту хитрость, — гаркнула Жустина. — Да только туда прежде надобно запихнуть надежды на мое приданое!

-Сударыня, скажу прямо — вы не видите дальше своего носа, — Питти был терпелив, поскольку иного пути не видел. — Кому бы вы понадобились без своего приданого? Мне? Упаси господь! Как я уже говорил, любой женщине, прежде чем заняться тем, что она на самом деле хочет, нужно отдать свой урожденный долг, то бишь, выйти замуж. Вот! Я помог вам совершить сие с наименьшими потерями — в обмен на ваше приданое, разумеется. Другой бы требовал еще наследников...

-Тьфу! — с чувством произнесла Жустина.

-...Но я был ниспослан вам небесами и ограничусь только деньгами, да и то — не всеми, — продолжал Питти. — Вот, смотрите: мы примиряемся, вы тотчас же получаете свободу, которой не знали в отцовском доме. Я куплю все наряды, на которые покажет ваш хорошенький пальчик, и возьму с собой в Иллирию по весне. Обещайте не громить кухню и не покушаться на мою одежду — большего мне не нужно.

-И я смогу свободно ходить по дому, когда мне заблагорассудится? — спросила после некоторого молчания Жустина.

-Именно так.

-Даже в библиотеку?

-Разумеется, — ответил Питти озадаченно. — Хотя ума не приложу, что женщине может там понадобиться.