3. Падение

Как же быстро распадалась наша людская общность.

Я бы не говорил, что ла'эр агрессивные или уж тем более глупые; у них было что-то вроде поголовной воинской подготовки и идеология, которая предписывала быть сильными. Смелыми. Завоевателями. Другие нации они считали... нет, не плохими — ни разу не слышал даже сплетен, что ла'эр вырезали кого-то исключительно из-за неправильной крови — а какими-то не такими. Жалкими. Неумелыми. Руки-крюки, никакой силы духа. Как такие выживают в этом жестоком мире, непонятно. Будет гораздо лучше, если они тихо-мирно ассимилируются в народ ла'эр. Чего у ла'эр не отнять — страхом чуждого они не страдали, и ассимилировали окружающих с охотой. Ничего, кроме привлекательности, от бесполезных инородцев не требовалось.

Представляю, насколько болезненна была встреча сиятельных ла'эр с сиятельными мирринийке.

Восхитительность сиятельных мирринийке до сих пор стояла непоколебимо.

Я смел со стола стеклянные осколки, переплел пальцы и, набравшись наконец решимости, посмотрел собеседнику в глаза:

— Я обдумал ваши слова, Нэттэйдж, и, пожалуй... мое решение насчет Джиллиана было поспешным.

Даже когда эмоции Нэттэйджа сияли торжеством, они все равно оставались серыми.

— Ничего, — аккуратно ответил он, не проявляя ни проблеска эмоций вовне. Только движения показались несколько скованными из-за необходимости держать контроль. — Главное — вовремя осознать свою ошибку.

— Я буду благодарен, если вы возьмете ситуацию под наблюдение.

— Конечно.

Как мне улучшить отношения с Нэттэйджем? Выполнять все его указания? Не смешите меня, к хорошему люди быстро привыкают. И скоро начнутся не похвалы, а укоры в том, что я выполняю приказы недостаточно хорошо и быстро. Но вот если пойти против, а потом повиниться — о, это сразу же прибавляет баллов раскаивающемуся грешнику. Приятно слышать, что ты прав. Разумеется, не стоит проворачивать это слишком часто, и я вряд ли думал, что будь на моем месте рядовой маг, Нэттэйдж отнесся бы к нему снисходительно, но сейчас он был доволен. Бестолковая марионетка сбилась с назначенного курса, споткнулась и прибежала обратно. Как здорово.

Я думал о Нэттэйдже достаточно долго — о том, что он собой представляет, что им движет. Нэттэйдж был как юркая рыбка в ледяном потоке — и не поймаешь, и не продержишь руки под водой слишком долго. Но ведь приоритеты и слабости у Нэттэйджа самые простые. Проще, чем у Шеннейра, проще, чем у Миля (никто не понимает Миля). Власть, девушки, деньги. Денежные аферы Нэттэйдж крутит без меня, власти я только что польстил.

— Не знаю, что на меня нашло, — на этот раз я отвел взгляд; должно быть, в жесте неуверенности или желании нечто скрыть. — Когда я еще жил в Нэтаре, действовать верно было гораздо проще. Эта постоянная слежка... Как вы жили раньше, в башне Шэн, под постоянным наблюдением оператора? И днём и ночью слегка... утомляет.

Даже смазанные эмоции Нэттэйджа я научился распознавать вполне четко: сейчас он насторожился, чуя нечто интересное.

— Оператор и весь инфоотдел физически неспособны уследить за всем. Однако некоторые участки подвержены особому вниманию.

— Полагаю, светлый блок и мои комнаты?

— Покои магистров в башне Шэн были закрыты наглухо. Попробуй кто следить за Шеннейром! — Нэттэйдж сдавленно хохотнул, но поспешно взял эмоции под контроль и тонко улыбнулся. Оскорбительный намек на то, что раз меня прослушивают с ног до головы, то не считают за настоящего магистра, был вполне ясен. — Инфоотделу столько за вредность не доплачивают. Однако мне показалось, вы с Гвендолин хорошо поладили...

— Смеетесь? У меня и своих волшебниц достаточно. И, вы же понимаете, — я тоже что-то изобразил пальцами, внезапно осознав, что полностью копирую жест Нэттэйджа. — Они светлые. И они мне дороги.

Улыбку Нэттэйджа стоило запечатлеть. Я бы смотрел на нее в особо тяжелые голодные времена, чтобы отбить сон и аппетит. Как и предполагалось, мышление высшего сработало в одном и весьма однозначном направлении.

— Вы хотите сказать, ее внимание вам неприятно? — вкрадчиво уточнил он. Как я и думал, отношения Нэттэйджа и Гвендолин оставляли желать лучшего. Темные высшие всегда против друг друга — это традиция. — Простите мое недомыслие, Кэрэа. Может быть... да, теперь я понимаю... возвращение Джиллиана — было ее идеей?

— Нет. Я ничего не хочу сказать. Не понимаю, о чем вы, но особенное внимание мне, как светлому, абсолютно не нужно. Мы здесь работаем вместе, а не что-нибудь.

Нэттэйдж отразил на лице полное понимание — понимание того, что я на самом деле хочу сказать. И вскользь осведомился:

— Как поживает ваша девушка... Иллика? Как ее здоровье? Она не пострадала? Я слышал, к ней даже вызывали врачей.

О, Свет, темная гильдия — большое село.

— Благодарю вас, Иллика поживает хорошо.

— Наши юные полукровки так впечатлительны. Надеюсь, у вас получилось ее успокоить и утешить.

Мне показалось, что он едва успел притормозить, чтобы не предложить выдать ей цитру. Я приподнял брови и с долей раздражения произнес:

— Я же ее магистр.

Нэттэйдж подошел к тому самому загадочному сейфу, достал оттуда шкатулку, из шкатулки полотняный мешочек, из мешочка — печать, завернутую в бумагу:

— Желание соваться не в свои дела столь прискорбно для человеческого рода. Но суть людей и в том, что как только появляется запрет, изобретается знание, как его обойти. Мы — простые маги гильдии, не магистры, но у нас тоже есть право жить без взгляда сверху, — он жестом попросил повернуть руку и раскрыть ладонь. — Мы использовали это, чтобы временно выйти из зоны обзора. Восприятие замка начинает... немного путаться. Как будто в комнате выключили свет.

— И сколько же смертей происходило, пока "свет был выключен"?

Там, где печать касалась кожи, расходилось жжение. Нэттэйдж продержал ее немного, около минуты, и на ладони остался рисунок из вздувшихся красных линий.

— Изначальная роль технического отдела состоит не в том, чтобы трупов не было, а в том, чтобы трупы не валялись повсюду и не портили интерьер, — маг протер печать и в задумчивости уставился на рисунок, признавшись: — Я всегда находил Гвендолин жуткой.

Переговорный браслет я активировал уже за пределами Нэтара. Линии на ладони успели исчезнуть но я все еще чувствовал их наощупь.

От слежки меня прикрывало все еще не выдохшееся заклинание Миля и печать Матиаса — на всякий случай. А переговорные браслеты я менял так часто, что считывать их представлялось не столь легким делом.

Олвиш ответил. Даже сквозь слепые печати связи я ощущал, как он устал и как не желает меня слышать. Но Олвиш подчинялся гильдии столь же слепо.

Я не стал задерживать его слишком долго.

— Если вы все еще хотите спасти Джиллиана, отзовите его к себе на границы. Проведите приказ через Шеннейра. Подберите подходящую причину: Джиллиан служил главой замковой охраны, так что должен знать охранные системы. Сделайте это сейчас, иначе Джиллиан умрет.

Высший молчал все время и лишь под конец кратко ответил:

— Понял.

Я подождал обязательного номера программы, высказывания про светленьких, и тревожно спросил:

— Олвиш? Олвиш? Существо, подменившее Олвиша, пожалуйста, позовите Олвиша обратно!

— Изображать Шеннейра, вам, светлый магистр, неуместно, — сухо ответил он и отключился.

Не рушьте мой мир. Шеннейр так себя никогда не вел. Я отвел браслет в сторону — переговорный браслет должен был быть хорошо продезинфицирован, и мне было все равно, если он был выпачкан в крови или был снят с мертвого человека, но его все же носил темный маг — и убито пообещал:

— Я больше не буду.

Матиас не хотел, чтобы я встречался с Норманом.

В первый момент это меня поразило — не его желания, а то, что он думал возможным повлиять на мои решения. Если бы не напоминание, он так бы и не включил подземелья в расписание. Уведомил Нормана я сам.

Ставить Матиаса на место не хотелось; я не представлял как это сделать, будучи светлым, но подобные инициативы настораживали. Он здесь совсем не для того, чтобы думать за меня. Но, может быть, он просто волнуется.

Ближайший вход в подземелья выглядел как дверь в одном из холмов. Владения Нормана постепенно расползались под страной. Заарны в песочных узорчатых балахонах копошились рядом, квелые и заторможенные, еще не отошедшие от зимней спячки. Брать их сейчас можно было голыми руками, но мое сопровождение не расслаблялось. Я видел в этом несомненный признак людей, натренированных зачисткой врат. Маги Эршенгаля отличались от остальных.

Подспудно я надеялся встретить здесь Тхиа. Мы не виделись уже давно: Тхиа, как заслуженный специалист по людям, пригодился бы на Побережье, но от него не было ни слуху ни духу. Я устал быть среди темных: поговорить с кем-то знакомым и нормальным было бы очень хорошо. Сложно себе простить, что, пока я путешествовал, он мог состариться и умереть. Тхиа прожил приличный срок, больше семи лет. Надеюсь, он просто впал в спячку вместе со всеми.

Среди непропорциональных изломанных фигур, полностью укутанных в ткань, мелькнула невысокая заарнка с круглым открытым лицом, и я поспешно окликнул:

— Фаррен!

Она не обернулась. И, даже когда я догнал ее и развернул к себе, то в малиновых глазах не появилось ни капли узнавания — и мне показалось, что если долго смотреть в пустоту, то увижу там управляющего своими подчиненными Нормана.

Может быть, все заарнки выглядят как Фаррен. С учетом заарнских инкубаторов деление на мужчин и женщин для заарнов не должно было иметь никакого смысла; подозреваю, оно не имело, и, отправляя отряды захвата, Лорды тупо копировали жителей чужого мира. Ради мимикрии; или для повышения адаптации к местным условиям и вирусам. Или, к чему я склонялся все больше — на родине заарны поедали себе подобных и, чтобы в чужом мире детишки не подохли с голоду, Лорды заботливо перевели их на новый рацион. Сделали похожими на людей.

В светлой гильдии склонялись ко мнению, что сами заарны делятся на большие классы и мелкие подклассы по функциям: те, кто работает, кто охотится и воюет, кто думает, кто правит. Для заарнской логики мужчины и женщины должны были считаться разными видами — в глубину Лорды не лезли, наши Лорды далеки от человечности во всех смыслах. Возможно, заарны прицепили к внешности особые функции. Только особи с женским фенотипом создают пространственные барьеры.

А чтобы не путать заарнов с людьми, достаточно провести вскрытие.

Я не стал больше ей мешать, извинившись, и заарнка так же безразлично продолжила путь, влившись в компанию сородичей, движущихся по понятной только им траектории. У той, кто не была Фаррен, все еще оставались узорчатый шарф и вязаные варежки.

На сей раз поездка на подземном монорельсе длилась так долго, что я устал стоять на ногах. Движение почти не чувствовалось — только иногда волос касался сквозняк. Интересно, наше место встречи с Норманом — одна из станций?

Тишина подземелий ласкала слух. Как будто из цеха, где бьют в медные кастрюли, сваривают железо, шкрябают наждаком по стеклу и истошно орут, я шагнул в пустоту. Под ногами был твердый камень, вокруг — безбрежный прохладный мрак, где слышался только звук моих шагов, и это мне нравилось.

А в первые мгновения я чуть не расплакался от счастья. Человек порой не понимает, в каком жил кошмаре, пока не вырвется оттуда.

Вдалеке блеснул свет, и я пошел по направлению к нему, неохотно подавив желание еще хотя бы немного поблуждать во мраке без цели. Людям требуется цель. Цели требуются люди, которые будут кормить ее своими жизнями.

На полу, очерченная переливающейся бледно-розовым и фиолетовым оттенком окружностью, стояла кушетка. С плоской подушкой; в ногах лежало аккуратно сложенное покрывало. Рядом с кушеткой стояла тумбочка с выемкой по размеру человеческой руки. Крупные печатные буквы на записке, что лежала поверх — так пишут только обучившиеся грамоте дети — сообщали "При пожелании бесед кнопка нажимать".

Все-таки Норман был поразительным монстром.

Я сел на кушетку и растерянно оглянулся. То пожелание я высказал в шутку, и ни один нормальный человек ему бы не последовал. Есть официальные правила, долженствование и статус.

Свет, Тьма. Безумные и бессмысленные вещи. Я просто человек, и я безумно устал.

Когда я открыл глаза, вокруг все так же была тьма. Это дезориентировало: где я и что здесь делаю, я вспомнил только тогда, когда спустил ноги на пол, и на полу зажегся фиолетовый круг. На то, чтобы прийти в себя и нажать на кнопку на тумбочке, потребовалось еще немного времени. Я чувствовал себя неожиданно хорошо; и мысли, впервые за много дней, были ясными. Почему у меня нет собственного подземелья? Хотя у меня много чего нет среди вещей, что приносят счастье.

Под ноги вновь легла светящаяся дорожка; когда я уходил, круг с кушеткой погас, зато впереди зажегся новый.

Я не мог сказать, что Норман пришел откуда-то. Просто кусок пространства в эмпатическом восприятии наполнился холодом, и вверх взмыли ледяные щиты. Потом из темноты проступил сам Норман.

Я не мог избавиться от мысли, что он все время стоял где-то здесь, отключенный от направляющего разума, а теперь Лорд вновь взял свою оболочку под контроль. Впрочем, у внешней формы вряд ли были трудности с тем, чтобы прятаться в темноте.

— Надеюсь, это не кажется вам неподобающим поведением, — я склонил голову в приветствии и с извинением махнул рукой в сторону исчезнувшей во мраке кушетки.

— Сон — базовая потребность. Люди относятся к нему слишком легкомысленно, — в голосе Нормана внезапно прорезалось осуждение. Удивительно, на какой теме я сошелся с заарнским Лордом.

— А ваши рабочие и солдаты тоже спят по три четверти суток?

Хотел бы я быть заарном.

— Либо рабочие и солдаты изнашиваются быстро, — вновь с отчетливой долей цинизма ответил Лорд. В этот раз истинная форма отсыпала своей аватаре эмоций полной ложкой.

Впрочем, ложка была чайной. Я устроился в кресле и сообщил:

— Врата скоро откроются. Заарней торопится.

Ответ последовал незамедлительно:

— Это Ирвин — относительно молодой Лорд, и ему еще интересно с вами возиться. Нэа желает поскорее с вами расправиться и уйти на новый перезапуск. Этот день не наш, но мы свое доберем.

В некотором роде встреча наших миров была предрешена. Не знаю, что было раньше и какими были прежние миры-жертвы; в этот раз мир-паразит, охочий до дармовой энергии, налетел на таких же любителей халявы. Вот это палка, которой можно бить соседа по голове, вот это ядовитые ягоды, которые можно подмешать надоевшим знакомым в еду, а вот это темная магия — здравствуй, темная магия! Радостный ор, должно быть, долетал до другого материка. Вещь, которой можно убивать, не может быть вредной и бесполезной. Ловите мудрость предков. Пусть в те времена, когда еще не были открыты врата, а до нас долетало лишь темное дыхание Хсаа'Р'Нэа, маги были совсем иными и еще не звались магами. Но передовая наука оптимистично махала рукой. Лаборатории Аннер-Шентагар работали в три смены.