Сказки русского леса

Водяной фыркнул.

— Пойду я Яга, лешему рыбки наловлю, у него по-простому, без запросов, — и ушел. Щенок, который сидел, прислонившись к мокрому хвосту водяного, разочарованно тявкнул. Банник заглянул под стол. Щенок посмотрел на Банника, сел на попу и стал с наслаждением чесать задней лапой себя за ухом.

— Домашние животные в доме это конечно хорошо. Но за ними ухаживать надо, мыть, ошейнички одевать противоблошиные. А глистогонное давно давали?

— Тьфу ты, пакость, такое, и за столом, — в сердцах бросил Ворон Воронович.

Глашка собрала волчат, самого недотепистого за шкирку подхватила и выскочила в лес. Банник сурово посмотрел на Ворона.

— Ну уж, не вам трупоедам, брезгливость проявлять. Сам небось, и могильными червями не брезгуешь.

Все замолчали. Ворон Воронович сжал в руке черенок деревянной ложки, медленно разжал кулак... горстка трухи просыпалась на стол.

— Полечу я Яга, проведаю Змей Горыныча, — и вылетел чёрной птицей в окно.

— Не очень-то ты любезен, гость дорогой, — заворчал Домовой, — ишь, для каждого доброе слово нашел.

— Ой, скажите пожалуйста, какие нежные. Я что соврал? Или наговаривал? Вот ты, непонятно кто ты, а я с тобой говорю.

— Я домовой!

— Хреновый ты домовой. Дома не прибрано, рыбьи кости валяются, еда жирная, несъедобная. То-то ты не дома сидишь, а по гостям шляешься. Или ты бездомный домовой?

Домовой побледнел, покраснел, ногой топнул и ушел через подпол. Баба-Яга растеряно посмотрела на Банника.

— Что ж ты про себя ничего не рассказываешь, как ты поживаешь. Давно в наших краях не появлялся.

— Да, где был? В городе небось и не бываешь, там и баню не найдешь, всё души, да ванны, — влезла в разговор Кикимора.

— Это у твоих знакомых голодранцев души. А у приличных людей бани есть.

— Да знаем мы твои бани. Сауны это, с девочками!

— Ясно дело знаешь, тебя красавицу, только в такую сауну и могут пустить, полы мыть, — хмыкнул Банник.

— Да ты! Да я! — Кикимора выскочила на крыльцо, напоследок громко хлопнув дверью.

— Да, о чем бишь я. Если человек приличный он сразу баню себе заводит. Ну парная, так в каждом доме есть. Банное дело-то на месте не стоит.

— Ну не знаю, — проговорила Яга, — чать, всё финские сауны? Я вот сухой пар не люблю.

— Ты что! Сауна это уже не модно. Ну, парная в доме конечно должна быть, но теперь больше хаммамы строят. Пар мягкий, влажный. Термы, как римские прямо. А еще это, японские бани офуро ! Бочки фурако! Вот где развернуться можно. Ты смотри, я тебе и проспекты привёз, давай твою во что-нибудь толковое переделаем. Ведь кому сказать, баня у тебя по-чёрному топиться.

— Да давай. Только я тебя напоследок попарю в своей баньке.

И Баба-Яга повела его в баньку. Маленькую, на берегу речки. Натопила жарко, поддала щедро, с травами. Кипяточком банника промыла, три березовых веника об его спину исстегала, и в холодную речную воду бросила. Банник выплыл, сел на бережок и вздохнул.

— Хорошо то как. Это вот Яга баня! Все баням баня! А остальное это так, баловство. Так бы и жил у тебя в баньке, — еще раз вздохнул, — да нельзя. Пойду я. А то они без меня и париться не будут, грязью зарастут. Пусть хоть в бочке, хоть в бадейке, лишь бы мылись.

Распаренный банник подхватил пару дубовых веников, взял в лапу букет матрешки и ушел. А Баба-Яга пошла к дому. В избушке Домовой намывал пол, пятясь к дверям, Глашка сосредоточенно царапала лесную тропинку, на коньке сидел чёрный ворон и хрипло каркал вслед гостю. А Баба-Яга подумала, что гостю два раза рад, когда приходит и когда уходит. И бывает, что гостю больше рад во второй раз. Подумала, да ничего не сказала.

История 19. Осеннее лирическое

Баба Яга с Домовым солили грибы. Яга брала гриб из лукошка, очищала его от хвоинок и бросала в ушат. Гриб плюхался в воду, всплывал, тут его подцеплял Домовой, полоскал, отряхивал и укладывал в дубовый бочонок шляпкой вниз. Слой грибов, потом соль и ворох душистых листьев, и снова грибы. Укладывал, а сам посматривал на пригорок, где опершись на ствол березы сидела Кикимора. Когда последний слой грибов был уложен, Домовой не выдержал, обтер об штаны лапки и пошел на пригорок. Кикимора не обратила на него внимание и продолжала напряженно всматриваться вверх. Домовой сел рядом и тоже стал вглядываться в переплетение ветвей.

— Ну что там? — не выдержал он.

— Там вдохновение, — важно проговорила Кикимора, — я стихи сочиняю.

— Ну читай, чего насочиняла.

— В небо прозрачное падают листья, нежность мою унося. В ветре дыханье мое растворяется, я забываю тебя, — немного гнусаво продекламировала Кикимора.

— Иии?

— И всё, больше нету, не пришло.

— То есть ты, кочерыжка трухлявая, грибы не солила, а два часа на эту муть убила? — разъярился Домовой. — Вот тебе стихи: "Лист на макушку, гриб в кадушку".

— Макушка как кадушка. Это ты про себя?

Яга закрыла бочонок, положила сверху камень-гнет и пошла в лес. За её спиной супружеский скандал перерастал в супружескую драку. На опушке леса Яга столкнулась с Лешим, тот пыхтя утаскивал в чащу валежину.

— Здорово, старая. Вот поляну расчищаю, скоро осень, гон, место готовлю, что б не поломали в запале мои сохатые себе ноги, — пояснил Леший, и снова попятился в лес.

Яга покивала и пошла дальше к речке. Там утки вывели на воду подросшие выводки. Иногда молодые утки пронзительно крякали, били крыльями и взлетали. Покружив над рекой, они снова садились на воду и подплывали к своим. У берега вынырнул Водяной, махнул рукой Яге.

— Привет, садись, да только мне с тобой болтать некогда, видишь утят тренирую, — и Водяной нырнул, снова ушел хватать под водой за лапки ленивых уток.

Рядом с Ягой уселся огромный ворон.

— Как дела Ворон Воронович? Что видел? Что люди делают? — спросила Яга.

— Осень скоро. Люди, да как всегда люди, картошку копают, огурцы солят, детей к учебе собирают.

— А наши как?

— И наши к осени готовятся. Морозко пишет, что скучает, и скоро придёт. Кот Баюн придумывает на зиму новые сказки, хвастается, что совсем новые, интересные. Врёт, наверное. Змей самогон гонит. Кощей посчитал деньги, расстроился, он рассчитывал, что с санкций больше заимеет. Теперь новую хитрость думает.

— А ты?

— А что я? Ну если Кощей еще надавит, может и я что удумаю. Люблю я осенние заварушки, они самые кровавые получаются.

Темнело, от реки поднялся туман и потихоньку скрыл в своем белом мареве уток, камыши, а потом и двоих, сидевших на высоком берегу.

Домой Яга вернулась, когда луна стала желтой, а по небу пролег Млечный путь. На столе шумел самовар, пахло пирогами, Домовой с Кикиморой, обнявшись смотрели тарелочку. На блюде-экране бледная девица бежала по лесу, а рядом со свистом мелькали размытые тени.

— Скажи Яга, неужто упыри такими сильными могут быть?— поднял на Ягу расцарапанную мордочку Домовой.

— Да если крови вволю напьются, так и смогут, — авторитетно заверила Яга.

— А вот у нас они смогут жить?— спросила Кикимора.

Яга всмотрелась в экран, где с бледной девицей разговаривал еще более бледный узкоплечий юноша.

— Это он её что, охмуряет, чтоб зимой схарчить? Про запас? — поинтересовалась она.

— Да ты что, — замахала на неё лапками Кикимора, — у них же любовя!

Яга еще раз посмотрела на блюдечко и уверенно сказала:

— Нет, у нас вампиры не приживутся. Легкомысленные слишком. Нет в них сезонности, не в лад с природой живут.

И пошла на печку, спать.

История 20. Кудыкина гора

— Во всем кризис виноват. Вот скажи мне, разве эти москвичи к нам приперлись если бы не кризис? — дедок в потертом камуфляже, торгующий рыбой, повернулся к соседке с ведром яблок. Пока Алина осматривала местные достопримечательности: автобусную остановку, магазинчик, минипекарню и маленький рынок, дедок успел порассуждать о Путине, США, Украине, а сейчас перешел к событиям районного масштаба. — Они бы заграницу поехали. А наши, о чём думают? Чтоб туриста привлечь надо завлекалочку, дом Дед Мороза или Кикиморы какой, а у нас что, ничего у нас нету.

— А у нас Кудыкина гора — тихо пискнула востроносая старушка с грибами.

— Ну тебя, скажешь такое, — зашикали на неё, а бабка с яблоками преувеличенно любезно обратилась к Алине, — Яблочки смотрите какие хорошие, наливные просто, возьмите.

Алина купила ведерко яблок и поехала на турбазу. Дед, конечно, был прав, если бы не кризис, который вдруг коснулся не только плебса, но и приличных людей, она ни за что не поехала бы в эту глушь. Но, путешествие заграницу стало роскошью, оставлять фирму надолго без присмотра страшно, и Алина выбрала тур по родному краю. В группе оказалось много таких же состоятельных людей, привыкших к активному отдыху, и организаторы с удивлением обнаружили, что старый способ увеселения — много водки, с ними не работает. Поход по лесу, монастырь, старое капище — то ли реальное, то ли новодел для туристов, вот и все развлечения. Поэтому новость о Кудыкиной горе отдыхающие восприняли с энтузиазмом. Только местный экскурсовод отмахнулся, это, мол, всё байки, будто есть в местном лесу большая гора, а на горе роща яблоневая, реликтовая. Врут, нет тут никаких гор, равнина у них, среднерусская равнина. Но народ загорелся, и к вечеру притащили какого-то непонятного мужичка, то ли Панкратыча, то ли Трифоныча, который пообещал их отвести на Кудыкину гору. Желающих пойти оказалось неожиданно много, и Алина тоже решила идти, в конце концов, не будет же этот поход сложнее перехода в Тибете. И вообще, со старостью тела Алина боролась спортом, диетой и косметикой, а старость души изгоняла новыми впечатлениями и готова была на всё, лишь бы не скучать.

Путь оказался неожиданно трудным. Алина любила путешествовать, часто бросала всё и уезжала на недельку: в пешие походы по африканским островам, на рыбалку в Карибском море, в пустыню или в горы. Это был экстрим, но очень комфортный и безопасный экстрим, все риски страховались турфирмами, все опасности убирались опытными проводниками, для туриста оставалось лишь ощущение приключения. Тут же никто не заботился о группе. Проводник шел молча, не оглядываясь, и завел их в настоящую чащу, где было душно и сыро, а бурелом грозил переломать ноги. Первый вывих разделил группу, пострадавший остался, а с ним и два его друга. Еще часть группы решила вернуться, когда дошли до болота. Алина поглядела на скользящих по кочкам гадюк, на извивающихся в прозрачной торфяной воде пиявок и засомневалась, но слишком уж категорично требовали уходящие свернуть поход. Алина не любила, когда за неё решали, к тому же Гена, молодой любовник Алины, обозвал уходящих трусами и слабаками, и Алина пошла с ним. От группы осталось пять человек. Несколько раз Алина и Гена оступались и проваливались в грязную топь, по очереди вытаскивали друг друга из болота, потом где-то отстали их спутники. Проводник ни разу не оглянулся.

Гора открылась неожиданно. Болото, лес, и вдруг гора, высокая, большая, почти голая. Алина была уверена, что это невозможно, но гора была, и был теплый камень, вылезший из горы. Она выбралась на сухую твердую землю и присела на камень отдышаться. Рядом был один Гена, ни проводника, ни туристов.

— Ты как хочешь, а я на верх не полезу — простонал Гена.

— Дойти до горы и всё? Слабак!

Вот что на неё нашло, и почему она, бросив Гену, наплевав на усталость, полезла на эту чертову гору? Сама не знает. Но полезла и добралась. Почти на самой вершине была небольшая расщелина, а за ней на маленьком плато росли яблони, очень большие, старые, с узловатыми ветвями. Алина перепрыгнула расщелину и вошла в рощу. На мокрой траве лежало желтое блестящее яблочко. Алина сделала несколько снимков, подобрала яблочко, трава зашевелилась и из неё выползла гадюка. Алина отшатнулась, справа появилась еще одна змея, еще парочка заскользила к ней из-за стволов, Алина завизжала, швырнула яблоком в змею и отпрыгнула назад. О расщелине позади она забыла.

Маленькая востроносая старушка вышла из рощи и подобрала брошенный мобильник, покрутила, посмотрела снимки.

— Брось, — строго сказала Баба Яга.

Кикимора послушно размахнулась и бросила мобильник в расщелину, потом сорвала с ветки яблоко, уселась на камень и вгрызлась в мякоть. Рядом устроилась Баба Яга с яблоком. Они ели и на глазах молодели.

— Испугалась, а жаль, совсем чуть-чуть не хватило, — сказала Баба-Яга.— Из неё могла бы получиться хорошая ведьма.

— Ну и хорошо, что не дошла. Пусть бы лучше мальчик дошел, мальчиков мало, — вздохнула худенькая девчонка. Подошедший Домовой отвесил ей подзатыльник.

— Лучше бы подумала, что с яблоками делать будем. Варенье варить? — задумался он.

— Можно и варенье. А можно сидру нагнать.

Гадюки сползлись, свились в клубок, обернулись крылатым змеем, змей перекинулся в невысокого мужчину.

— Кальвадосссс сссделаем, — прошипел он, сорвал яблоко и откусил сразу половину. — Интересссно, осстальные выберутссссся из лессса?

— Это вряд ли, их леший завел, как им теперь обратно выйти?

На Кудыкиной горе в яблоневой роще сидели дети с древними глазами и ели молодильные яблоки.

История 21. Пиво

Баба Яга варила пиво. Сусло мешала, слова шептала: "В море окияне остров Буян лежит, на нем Алтырь камень стоит, как я на тот бел камень...". Варилось пиво темное, пиво хмельное, заговоренное.

...........

— Ну что, девоньки, пробу снимем, — Яга вытащила жбанчик и поставила его на стол — я как пивка выпью, ну такая красивая, ну такая веселая!

Глашка проснулась, вылезла из-под лавки, понюхала пиво и отвернулась, а Кикимора бросила кудель и подскочила к столу.

-Давай! Я тоже и красивая и весёлая становлюсь. А вторую чарку выпью, так и щедрая и на любовь ... — тут в подполе завозился Домовой, что-то переставил, пробурчал, и Кикимора погрустнела, вздохнула, — не Яга, убирай, а то очень уж я тогда на любовь щедрая, а мой ворчит всё, ревнует. Достал, Ирод.

В следующий раз вытащила Яга пиво к приходу кота Баюна.

— Ну что, серенький выпьем! Для веселья! Смотри, какое пиво удачное получилось.

— Нет, Яга, не обижайся, да только я себя знаю, я на парочке чарок не остановлюсь. А с третьей меня философствовать тянет, я грущу, плачу. А мне нельзя. Я ж на новую работу устроился, с электоратом работаю, из меня один бодрый позитив идти должен.

И Яга снова убрала пиво.

Ворон Воронович прилетал, Яга его угощала. На стол много всего собирала.

— Ну, чернокрылый, пиво будешь? Ты то, чать, грустных разговоров не боишься, философствовать любишь?

— Если бы с твоим пивом остановиться можно было. Ну пофилософствую я, а потом плясать пойду, или совсем напьюсь и в драку полезу. Ты что, согласна, чтоб я в твоем лесу дрался?

— Нет уж, милый. Не хочу я драки в своем доме. Давай лучше тогда мухоморовки выпьем.

Так и достоялось пиво до прихода Кощея. Только и тот тоже пить не стал. Говорит, я себя контролирую, и в драку конечно не лезу, и на шуры-муры меня не тянет, а вот как в прошлый раз твой жбанчик уговорил, так и уснул. Три месяца проспал. Что без меня на бирже творилось! Чуть пол состояния не проспал. И не стал пить пиво, они с Ягой только рому попили, и всё.