Сказки русского леса

История 1. Русская сказка

Если идти в берендеевом лесу по волчьей тропке до кривой сосны, а потом повернуть налево, и идти до оврага, то между двумя старыми елями увидишь Сугроб. Сугробище. Огромный и сверкающе белоснежный. А если вдруг сможешь обойти его, то со стороны оврага увидишь, что это не сугроб, а дом. С белыми стенами, с ледяными окнами, с наличниками из сосулек и настовой крышей, а над домом дымком поземка вьётся.

В доме за накрытым столом трое сидят. Белобородый Морозко разливает в ледяные стопочки себе и закутанному в снежную шубу лешему — водочку, а даме, Бабе-Яге — рябиновку.

— За твою новую картину, Морозко, — выпили, Баба-Яга самый маленький и яркий мухоморчик из тарелки подцепила и в рот, а кусок сала в ноги бросила, серой волчице.

— Вот не пойму я тебя, Морозушко, вроде нормальный ты мужик, а что ты с сироткой этой замутил. И жениха ей, и приданое и коней белогривых. Ну, жених, ладно, драчун и хулиган, кони от крестьянской работы сдохнут, самоцветы эти дурни деревенские на кокошники и кафтаны налепят. А все равно обидно. Так нечисть-то не поступает.

— Чтоб ты понимала! Я сиротке помог, а вот мачехину дочку наказал. И мачеху наказал, я их волкам скормил. Я за справедливость!

— Ну, за это, от нас с Глашкой тебе спасибо, — волчица подняла голову и согласно кивнула, — за тебя Морозушка!

........

В тихий летний вечер в избушке на курьих ножках леший с Бабой-Ягой пили чай с липовым цветом. Комары звенели, с болота тиной тянуло, на столе букет из болиголова стоял. Красота.

— А вот тут я не понял, Ягушечка. Сама Морозко за Настеньку стыдила, а теперь чтож? Сиротку живой отпустила, красотой наградила, волшебный гребешок ей дала, рушник-мост подарила? Это ты зачем же?

— Зачем, зачем. Знаешь, сколько народу теперь ко мне потянулось? Волки, они круглый год есть хотят, Глашка-то моя щенная, — и Яга с умилением поцеловала в лобастую голову толстолапого волчонка.

История 2. Пипец

Долгий майский вечер заканчивался. Серые сумерки растворялись в темноте ночи, ярче становились звезды, громче лягушачий хор. На маленьком пляже у реки сидели трое.

— Ну что, Димон, поедешь с нами на шашлыки?

— Да родоки, бл.., опять к бабке тянут, помогать, бл.. надо.

— Да я и знал, что ты зассышь, ну смотри, а Наташка поедет.

— Коза твоя Наташка, — и очередная пустая пивная бутылка полетела в реку.

— Димон, Серый, гля, какая телка...

По речному берегу шла девушка. Мечта, а не девушка, длинные светлые волосы ниже талии, зеленые, слегка навыкате глаза, пышная грудь и ножки... ах, какие ножки: длинные, стройные, слегка загорелые, полностью открытые джинсовыми шортиками. На поясе шортиков ярко-красный плеер. Красавица остановилась, посмотрела испуганно на компанию и прошептала: "Пипец".

— Да не боись, не обидим, смотри, у нас еще пивко осталось. У меня во, светлое есть. Ну что жмешься...

Незнакомка повертела в руках бутылку, посмотрела на предложенную тараньку и сказала: "Пипец".

— А пошли купаться? Вода уже теплая. Леха, ты с нами?

Пока парни путались в штанах, девушка одним мягким движением стянула с себя топ, скинула шортики и молча пошла к реке. Белья она не носила.

— Пипец, — потрясенно проговорил Серый.

Брызги, шум шлепнувшихся в воду тел, мужские голоса и девичий смех... а потом всё затихло, и только лягушачий хор пел свои любовные серенады.

Тихо плескались волны, на ветвях дерева сидела русалка и расчесывала длинные волосы. Ярко-красный плеер у корней ивы шептал, стонал, бормотал только одно слово: "Пипец". Хорошо, что старая морская ведьма совсем не интересуется современной жизнью и по-прежнему соглашается обменять русалкам голос на красивые ножки.

История 3. Ролевка

Аленка сидела на пенёчке и горько плакала. Она заблудилась.

Три дня назад, после пар, к ним с Иришкой подошла Катька из параллельной группы и пригласила в выходные в поход с ролевиками. Мол, если девчонок много будет, родители отпустят. Иришку бабушка не отпустила. Сказала лес там поганый, дуб распустится и вообще нечего там делать. А Аленка пошла. Очень хотелось на природу, хотелось с ролевиками подружиться, а еще ей очень нравился ролевик Дэн, из девятой группы. Они с ним даже не разговаривали никогда, просто здоровались и улыбались друг другу, но потом целый день у Аленки настроение было удивительное.

Поход не удался. Погода действительно испортилась и почти летняя жара сменилась промозглым холодом. Девчонок родители отпустили почти всех, и мальчишек оказалось даже меньше. К тому же парни, переодевшись в нелепые наряды, весь день носились по лесу, а вечером горячо обсуждали незнакомыми словами игру и громко смеялись непонятным шуткам. Самое смешное, что все они оказались орками и гномами, а вот Аленке эльфы нравились, она из-за них прочитала всего Толкиена и фильм три раза посмотрела, а в Леголаса была тайно влюблена. И Дэн нарядился орком, а еще у него была девушка и они так друг на друга смотрели, что Аленка решила и дальше с Дэном только здороваться. Почти сразу к Аленке начал клеится рыжий коротышка из гномов, фуу..., маленький, конопатый, с шуточками дурацкими. И Аленка ушла из лагеря погулять от всех подальше. И от поклонника недоделанного подальше и от девчоночьих визгов, и от счастливого Дэна.

Лес был вовсе не поганый, лес был весенний. Он просыпался и разворачивал листья, в нем пахло свежей травой, в нем желтели и синели незнакомые цветы, звенели птичьи трели. Только когда Аленка решила вернуться, дороги назад она не нашла. Проблуждала целый день, проголодалась, устала и ноги промочила. И сейчас сидела и ревела от страха. А когда стемнело и стало совсем страшно, случилось чудо.

Дрогнули ветви большой ели, завертел ветерок березовые листья и на поляну вышел эльф. Самый настоящий эльф — серо-зеленый наряд, за плечами лук и колчан со стрелами, длинные волосы убраны в хвост. Улыбнулся светло и спросил: "Потерялась? "

Аленка посмотрела в его странные зеленые глаза, молодые и мудрые, весёлые и грустные одновременно и сказала: "Нашлась". Эльф протянул руку Аленке и повел её в глубь леса по ландышевой поляне к огромной цветущей дикой яблоне. Бело-розовые лепестки кружились в воздухе и падали им на волосы, на плечи, на сомкнутые руки, гибкие душистые ветви сомкнулись за их спинами...

.....

Пробираясь через буерак, Баба-Яга столкнулась с лешим. Леший нес медовые соты и букетик синих колокольчиков.

— Что ж не заходишь? Говорят, подженился ты весной?

— Подженился, — буркнул леший. Запнулся и проворчал — ты это..., старая, если что .... меня теперь Элрондом зовут.

И поспешил дальше. А Баба-Яга так и села на дернину.

— Ты представляешь, Глашка, — жаловалась она волчице, — шишка то эта мохнатая — ельфом заделался, уши как у осла отрастил. Элронд! Тьфу! Подженился, лешенят заведёт...

Долго рылась в сундуке и вытащила старинное зеркало в серебряной оправе, вертела его и так и этак, всматривалась в отражение: "А скажи мне Глашка, вот что лучше: Галадриэль или Лютиэн?"

История 4. Козёл

Немолодая уставшая женщина слушала, обреченно закрыв глаза. Рядом сидела сухонькая старушка и деловито постукивала спицами. Когда мужской голос срывался на фальцет, она бросала вязать и согласно кивала головой: "слушаю, мол, тебя, слушаю".

— Понимаете, она сказала, что я козёл и ушла! Почему я козел?! Я примерный семьянин! У меня такая секретарша, ух, блондинка, четвёртый размер, а я ни-ни! Верный! А семки? Я их вообще никогда не грызу! И пиво не пью! Никогда, у меня от него изжога. Я только кальвадос пью, — поблескивающие очки перекосились, — И футбол! Я не хожу на футбол, изредка на рыбалку езжу и всё! И носки я не разбрасываю, я аккуратный! И на диване не-ле-жу! И что, спрашиваю я вас, ценит? Какая мне от этого благодарность? Сказала козёл! И ушла! И имущество, говорит, делить не буду! Дура!!

Тут он дернул ухом и очки окончательно съехали с морды. Большой белый козёл развернулся, раздавил острым копытцем стекло и боднув рогами дверь выскочил на крыльцо.

— Все бабы дуры! — мемекнул он на пороге и спрыгнул с высокого крыльца избушки.

— Понимаете, — тихо заплакала женщина, — Ванечка он хороший... Это он с другом на рыбалку поехал и там накальвадосился. И они на спор воду из копытцев стали пить... Жена, как его таким увидела, ушла. Это он переживает очень, поэтому так кричит. Уважаемая ... Баба-Яга, может его возможно расколдовать? Я заплачу.

— Можно, как не можно. Расколдую я вашего брата. Только лучше и друга сразу приводите. Они же вместе пили? — кивнула старушка.

— Да, только друг из лошадиного следа пил. Жена его сразу домой увела.

Женщины переглянулись и вздохнули: " Не приведёт".

История 5. Посиделки

— Анна Семеновна, добрый вечер! Проходите, проходите. Елена Григорьевна, Ирина Григорьевна, только вас ждем. Присаживайтесь вот там, рядом с Ниной Петровной. Как хорошо, что мы все собрались. Только, девочки, в этот раз тихо, культурно посидим и всё. О литературе, о природе поговорим. Сейчас чаек налью. С мятой, с душицей, с чабрецом.

— Нам с душицей. А вот к чаю конфеты, племянник из Бельгии привез. Очень вкусные. Эти с кокосовой стружкой, эти с апельсином, а эти с ликером.

— А я тортик испекла. Шоколадный, с вишней. И коньячку чуть-чуть в чай для запаха.

— Тамара Николаевна, мою корзиночку подпихните. Пирожки — с яблоками, с ягодой, с капустой, с рисом и яйцами, эти, с защипами, с картошкой и грибами.

— Ой, я тоже грибочки принесла, попробуйте, а еще мой кабанчика добыл, вот рулет мясной, окорок закоптила. Наливочка своя.

— Рыбка, икорка. Я своему сказала без икры и не приходи, всю чешую вычищу. Таки достал.

— Огурчики, помидорчики, девочки, вот только попробовать, сама гнала, сама настаивала на пятнадцати травах. Калгановка.

— "Ой, мороз, мороз..."

— Да что ж такую тоску затянули. "Хорошо, всё будет хорошо..."

— А давайте костер зажжем.

— Пошли танцевать . "Та-та-тата-татата-та-та, Самба!"

— У меня на сарафане

Корабли да якори.

Меня в этом сарафане

Семеро ....

— Ой, Олечка, а давай мальчиков вызовем.

Вечеринка набирала обороты.

........................

Через пару дней. Те же.

— Юлия Владимировна, я вам рассаду помидоров привезла.

— Ой, спасибо, большое, а это для вашего супруга растирание.

— Девочки, а хорошо посидели, весело.

— Так это племяннику вашему спасибо и за шоколад из Бельгии и за печеньки из Амстердама. А читали, про нас опять в местной газете написали. Слушайте: "и опять Вальпургиева ночь на нашей местной "Лысой горе" ознаменовалась мерзким шабашем. Взвивались в небо костры". Это интересно, когда же они взвивались?

— А это когда вы, Маргарита Михайловна, полбутыли самогона в костер вылили, со словами: "Хорош пить".

— Я, хм... "ведьмы раздевались донага и носились вкруг костра..." Не было этого. "Вой стоял и крик, и черная месса творилась".

— Какая черная месса? Я Ваенгу пела!

— "Потом я увидел тело младенца" Младенца?!!!

— Да это я куклу принесла для внучки Антонины Вячеславовны, английская, прям как младенчик настоящий.

— Ааа, тогда дальше: "Страшные черти..." Олечка, не слушай, очень хорошенькие мальчики были. Главное не забудьте дома фай-вай вырубить, и семья спокойна будет. "Главная ведьма целовала дьявола в зад, а потом упала к его ногам"

-Маргарита Михайловна!!!

— Ай-ай-ай, Маргошечка!!

— Да не целовала я его! Я его укусить хотела, а потом равновесие потеряла, все из-за спотыкаловки этой. Ну ладно, хорошо ведь посидели, девочки, но в следующий раз будем тихо, культурно, про литературу.

И почтенные дамы уселись на свои метлы и полетели по домам, к семьям, к огородам. Майские праздники продолжались, а вместе с ними и дачная страда.

История 6. В Воровках

Когда-то, давным-давно, лет тридцать тому назад, были Воровки обычной деревенькой. Колхоз, поля, сельский клуб и заброшенная церковь. А потом оказалось, что добираться из города до Воровок удобно, что рядом с деревней речка и лес, и однажды на месте деревенской избы появился коттедж. А рядом с ним замок с башенками. А с другой стороны ну настоящая барская усадьба. На все это смотрело стенами-окнами странное футуристическое сооружение. Не долго конечно смотрело, очень быстро вокруг домов выросли высокие заборы, а потом забор окружил все Воровки. Посадили ландшафтные дизайнеры сосны и туи, разравняли таджики дороги, у шлагбаума встали крепкие ребята и превратились Воровки в элитный поселок. А за забором со стороны леса осталась одна изба. Покосилось крыльцо, обломилось кое-где кружево наличников, но домик был хоть и стар, но ухожен. Перед домом цветничок — в ногах у ярко-красной клещевины дурман граммофончики раскрыл, рыжие, белые, пестрые стрелы наперстянки на фоне ажурной листвы какой-то травки торчат. И в доме хорошо, пирогами пахнет, ходики тикают. Две старушки за столом сидят, фотографии смотрят.

— Это Пашенька. Ох, и старая фотография. Он как с сектой в леса ушел, так и не видела я его. Уж лет пять, как не видела, — и полненькая старушка вытерла глаза уголком платка, — ну ничего, зато внуки у меня хорошие. Это Васенька — на телевиденье работает, Анечка в банке, а Андрюша молодец, в политику пошел, хорошо пошел. Анечка вот сыночка прислала на лето.

Полный мальчик тискал разомлевшего кота, кот мурлыкал, но не забывал поглядывать на клетку с волнистым попугайчиком. Вдруг дверца откроется.

В дом по-хозяйски вошли четверо. Холеный мужчина осмотрел домик и сказал:

— Ну, тысяч двести достаточно будет. Дом разобрать. Через неделю бригада приедет.

— Слыш, старая, — невысокий крепыш в синих наколках подошел к старушке, — выметайся. Чтоб через неделю тебя здесь не было, а то пожалеешь.

— Да что ж это делается то, люди добрые! Да что вы себе... — худая бабка подскочила к рыжему верзиле. Один удар и тело старухи осело кулем на пол.

— Аделаида Степановна, я подойду завтра, подготовьте документы на участок и дом, — равнодушно проговорил нотариус.

— А не сделаешь, старая, на кладбище через неделю встретимся, — засмеялся наколотый и ударил женщину по щеке. — Я всегда правду говорю.

— Ох, правду, — плакала старушка.

Незваные гости ушли.

......

Через неделю по сельскому кладбищу шли две старушки. Около свежей могилки остановились, веночек поправили.

— Это он как пришел вечером, рассчитываться стали, так всю правду хозяину и сказал.

— А рыжий?

— Молчун. До дома молчал, а дома жена спросила, где ночевал. Не откачали.

— А депутат?

— На совещание пошел, там губернатор приехал. Стал доклад делать про дороги, прессы много было. А после доклада без вести пропал. И так то страшно пропал, ой страшно. Совсем... без вести. А вот нотариус ушел. Он из этих, богоизбранных. Быстро гаденыш сообразил, операцию сделал — язык себе отрезал, теперь по интернету консультации дает.

— Ну не печалься внученька, и его достанем, — и Баба-Яга погладила внучку по плечу.

..........

В старой избушке полный мальчик снял с подоконника клетку с попугаем, поставил ее на стол, вытащил блокнот и карандаш.

— Заклинание абсолютной правды! Вещь! Кеша, какой будет курс доллара в следующий понедельник?

История 7. Деликатность

Ах, какой была пани Катаржина. Чудо просто. Стройна как тростиночка, изящна и грациозна. Как она танцевала! Словно лепесток цветка скользит по воде, таким был танец пани Каси. А её манеры! Всегда безупречно прямая спина, легкая улыбка на губах. И никогда, никогда слышите, ни одного грубого гадкого слова. Что бы ни случилось. Бывало в гостях, все разговаривают, шутят, сплетничают, а пани Кася молчит и улыбается мило. Потом к хозяйке повернется и спросит: " Ах, как хороши эти цветы. Чудная композиция. А вот эти цветы слегка завяли. Это из тех, что вам пан Тадеуш подарил? Хороши, к тому же практично, ведь гвоздики дешевле всего. Белый цвет гвоздик, говорят это разочарование. Впрочем, всё, всё очень мило". Ну, тут понятно хозяйка бледнеет, хозяин краснеет, пан Тадеуш полностью потерян. Если люди, с которыми пани Кася разговаривала, были недостаточно воспитаны то,... случалось всякое. Вот хозяин поместья с паном Тадеушем на дуэли дрался, рука у одного и нога у другого навсегда сохранили следы того разногласия. Впрочем, это ерунда, важно другое, пани Касю перестали приглашать в гости. Почему? Совершенно непонятно. И пани Кася обиделась и уехала.

............................

Марочка была душкой. Работала замечательно, умница, всегда молчалива и спокойна. Все в КБ бывало, и споры и ссоры. Марочка никогда в них не участвовала. И на праздновании тридцатилетия родной организации Марочка молчала. Ну конечно, ей пришлось встать и сказать небольшой тост: "Я очень благодарна нашему любимому коллективу, мы все вместе сделали замечательную работу. Хотя конечно в дачный сезон не все могли полностью посвятить себя работе, но ничего, мы справились. Даже Иван Петрович, хоть и болел, работал и много. В общем, правильно Аркадий Семенович говорит, не хуже, чем израильский исходник получилось". Ну, тут Аркадий Семенович, который на самом деле Соломонович был, бледнеет, кадровик краснеет, дяденька из органов напрягается. Только Иван Петрович спокоен, он еще не совсем из запоя вышел. Увы... пришлось Марочке уволиться и уехать. А ведь почти никто и не пострадал. Кадровика, конечно, уволили, а вот Аркадия Семеновича потом отпустили.

......................

— Едрить твою вошь. Куда забралась то, кочерыжка болотная, — Баба-Яга, задрав голову, смотрела на старую березу. Высоко в ветвях сидела кикимора. Ветки раскачивались, кикимора судорожно цеплялась за ствол, потом попыталась переползти повыше и не удержалась, сорвалась.

— Чё, орешь, коза хромоногая, видишь, из-за тебя упала, — Кикимора встала, потерла отшибленный зад, — не ловит тут. А наверху ловит.

— Чего-чего ловит?

— Да сигнал. Люди теперь грубые, невоспитанные пошли, то ли дело раньше — И кикимора потерла лиловеющий фингал, — я же им со всей деликатностью, а они, — кикимора всхлипнула и снова полезла на березу.

— А я существо общительное, хоть и воспитанное, мне коллектив нужен, — перебираясь с ветки на ветку, верещала она, — интернет вещь! Я тут на таких сайтах сижу...

Тут кикимора устроилась на ветке, вытащила смартфон и ушла в себя.

...........

— Чего не ловит? Всё ловит, руки нужно иметь, а не лапы, — бурчала Баба-Яга, включая комп, — Сейчас только немного тени подчищу и готова фоточка.

Закрыла Photoshop, и застрочила: " Девушка 25 лет, без жилищных праблем, хочу пазнакомиться..."

История 8. Гуси

Как упоительны в России вечера. А как прекрасны летние вечера на даче, где медные сосны, сирень и жасмин, где на открытой веранде легкая мебель и круглый стол непременно с длинной белой скатертью. За таким столом хорошо собираться всей семьей, пить чай и говорить о важном.

— Катенька, дружочек, налей мне ещё чаю. Мариночка, угощайтесь, варенье малиновое.

Холеная блондинка налила в фарфоровую чашку чай, протянула сидящей напротив девушке в ярком сарафане вазочку с вареньем, но та покачала головой.

— Нет, нет. Спасибо, Иннокентий Павлович, но нам пора. У вас так хорошо, так душевно, но нам пора, — и она тихо пнула мужа под столом. Павел отложил смартфон и извиняющимся тоном проговорил.

— Да, папа, нам пора, а то в пробку встанем. Где Алёнка и Ванечка?

— Ой, я их с Таней на пруд отпустила — вспомнила Катя.

— Да нет, Таня из дома не выходила, я попросил её набрать мне статью. Такая статья получилась, о влиянии акмеистов... Мариночка, да не волнуйтесь Вы, у нас закрытый посёлок, всё абсолютно безопасно...

Но Марина уже спешила по усыпанной сосновыми иглами дорожке к калитке, а навстречу ей бежала плачущая девочка. В её реве ничего нельзя было разобрать, кроме "Ванечка", "гуси", "и вверх". Марина бежала, прижав к груди дочь, Павел мчался впереди, а за ними спешили Иноккентий Павлович и Катя. Последней бежала Таня, няня Вани и Алёнки.

На желтом песочке у пруда сидел маленький кудрявый мальчик. Отец подхватил его, прижал. "Папа, гуси меня вверх".

Большая черная машина стояла в пробке. Сзади в детских креслах спали дети, в них судорожно вцепилась бледная няня. Павел сидел за рулем и слушал свистящий шепот Марины. А она наконец-то высказала всё. И как ей надоели эти дачные вечера, и эта дача, дорогущий новодел "под Переделкино", и каждый год новые жены Иннокентия Павловича, которые становились всё глупее и всё моложе. И заумные разговоры и бесцеремонная манера свекра заставлять англоговорящую няню набивать его дурацкие статьи. Всё, хватит, уезжаем в Испанию.

А Иннокентий Павлович сидел на даче за столом, пил чай и восторженно вещал.

— Нет, Катя, представь себе, как в этих детях могло появиться это наше исконное "Гуси-лебеди". Откуда, если они и по-русски не каждый день говорят? Нет, как бы не старались там, в Голливуде, но наше, родное, прорвётся сквозь эту шелуху, выйдет наружу...

......

В лесной избушке Баба-Яга утешала стаю, гладила по длинным белым шеям, поправляла зафиксированные в лубки крылья.

— Ничего мои милые, я вам сейчас кашки сварю. Этож надо так ребёнка раскормить, что его стаей не поднимешь. Не детя, а порося. Все клювы бедные повыворачивали. Надо что-то с этим делать.

И Баба-Яга села писать : " Уважаемый Никита Сергеевич. Я давняя поклонница Вашего творчества. Я уже давно бабушка. И я полностью поддерживаю Вашу идею о создании отечественной сети фаст-фуда. Давно пора начать борьбу с засильем американизма на наших улицах. Все эти Макдональдсы, Бургер Кинги, посмотрите, во что превратились наши дети..."

История 9. Василий

Тихо ночью на кухне и темно. Только и видно, как за окном в неверном свете луны машут ветками деревья. Вынуть бы душу, да отдать ветру, чтоб выбил тополиными прутьями обиды, раскатал по полю печали, вытряхнул любовь. Жаль не получится. И глаза закрывать, больше не получится. В последнее время дела у Васи пошли плохо, он стал дерганный, всё время суетился. И стал погуливать. Это Света поняла. По равнодушному взгляду, по запаху чужих духов поняла. А утром пришла молодая девица, рассказала, что у них с Васей любовь и жить они будут вместе, справку от врача показала. Синяя печать с нелепым словом "гиниколог" вывела Свету из ступора. Вытолкала она наглую девку, забрала ребенка из школы и отвезла маме, на все весенние каникулы. А потом весь день суетилась: к бабушке съездила, в магазин, убралась, постирала, погладила, приготовила еду. Вася пришел поздно, пьяненький. Сначала неумело оправдывался, а потом вдруг сказал "Да". И вывалил на Свету ворох своих обид и претензий. Плохой разговор получился, а кончился еще хуже. Вася её ударил. Никогда в их семье этого не было, а тут ударил. Света убрала в холодильник корвалол, поставила бутылку с минералкой на стол и пошла спать.

А утром лучше не стало. Вася был с похмелья, смущенный, но решительный.

— Уезжаю в санаторий на две недели. Мне надо подумать о жизни, и о нас подумать, — взял со стола минералку, подхватил сумку и пошел к двери. Света подошла вовремя и успела подхватить упавшую бутылку.

— Тебе действительно надо подумать о жизни. Возвращайся через две недели, — твердо сказала она, глядя на большого рыжего кота. И пинком вытолкала его за дверь.

Весь день она ходила по квартире, тосковала. Утренние мысли: "Сволочь" и "сам виноват" затихли, и пришла "как он там, пропадет ведь". К вечеру Света не выдержала, и маленькая серая кошка выскочила в форточку.

Вася вернулся через две недели. В семье о произошедшем не вспоминали, а зажили лучше прежнего. Василий успокоился, перестал дергаться и дела, как ни странно, пошли в гору. Жене он больше не изменял. Только собаку заводить решительно отказался и стал очень уважать местных старушек. А когда наступила осень, и пришли первые заморозки, затосковал, стал уходить из дома и долго бродить где-то вечерами. И Света не выдержала, поехала к бабушке за советом. У бабушкиной избы стояла машина мужа. Она подошла к окну, разговор было слышно плохо, только Васин голос иногда: "Я знаю это вы дали, к вам она ездила", "Да нет, не злюсь, за что злиться. Это были лучшие две недели в моей жизни. Никакой лжи, условностей, проблем дурацких, зато опасности были настоящие, и драки, и любовь"... "Осень, как она там, пропадет ведь, она такая маленькая, серенькая. Я её домой заберу, пусть хоть так вместе будем. Только я её человеком найти не могу, а котом точно смогу"... "Я ведь когда котом был, не сказал ей самого главного, что люблю я её".

Дверь избы отворилась, и на крыльцо вышел большой рыжий кот. А у старой яблони сидела и смотрела на него маленькая серенькая кошечка.

История 10. День Рождения

"Двее звеездыыыыы, две светлых поооовестииииии" тарелка качнулась. "День рожденья, груустный празднии..."

-Тьфу, и где они это старьё откопали, на "Ретро FM" что ли скатилось, — Баба-Яга сняла яблочко с тарелочки, — А ведь мне-то скоро день рожденья, слыш, Глашка, семнадцать лет, они ж только раз в век бывают. Отметить надо как следует. А пригласить кого? Лешего не буду, он без жены не пойдет. Морозко на севере. Кикимора в город подалась, неугомонная. У водяного русалки на нерест пошли, может и не сможет вырваться. Кощей жмот, подарки паршивые дарит. Змей Горыныч, всем хорош, только пьёт и жрет в три горла. Кот Баюн зануда. Ворон Воронович мужчина интересный, но уж больно мрачный. А слушай, там на болоте Василиса живет.

Волчица слушала внимательно, а Баба-Яга все планировала, кого пригласить, да что готовить. Потом Яга вытащила зеркальце и стала внимательно рассматривать свое отражение.

— Да, мешки под глазами, и морщинки и вообще цвет лица, такой, несвежий. Надо что-то с этим делать. И с Василисой поговорить. Поняла, Глашка?

И вот вечером, когда круглая луна стала серебриться на небе, а соловьи завели свои песни, Баба-Яга с Василисой сели на крылечке.

— Эх, Василиса, на кого ж ты стала похожа! А помнишь, какой ты была. Царевичи, королевичи, принцы заморские головы за твой взгляд клали. Да что они, Кащей ради тебя бессмертьем рисковал. А теперь..

— Да я ж вдова.

— Ну что вдова, я знаешь сколькижды... сколькажды... сколько раз вдова, да мне если каждого мужа помнить, то и позавтракать некогда будет. Да и ты не первый раз вдовеешь. И за смелым была, и за умным, а вот дурака забыть не можешь...

— Да я...

— Ванька твой хоть и дурак, но хороший был, не спорю, только помер он, а ты себя запустила. Ты мне скажи милая, ты когда маникюр последний раз делала? А к косметичке ходила? Ты когда себе обнову покупала? Привыкла, шкуру натянула и скок на болото...

— Да я ...

— Все, решено, завтра ступу завожу и в город летим. Нет, в столицу. Меня правнучка к хорошим мастерам запишет, а потом по бутикам прошвырнемся...

— А я...

Соловьиные песни становились всё громче, а разговор всё тише, ночь пришла в лес.

Стать за день из лягушки царевной чудо сложное, но если на помощь приходит талант и умелые руки, вполне возможное. И вот по столице идут две дамы: одна очень красивая и другая ... ну ладно, зато очень интересная. На модную выставку зашли, в кафе посидели, на премьеру в театр успели. А к ночи подошли к дверям ночного клуба. Охранник их молча пропустил.

— А это моё любимое место. Маленький клуб, закрытый, но очень хороший. Потусим тут и уж по домам. Пойдем, угощаю, у меня день рожденья.

Василиса послушно прошла к столику, только села, как к ней подскочила парочка нетрезвых парней. В коже, с татуировками, жутковатых таких парней.

— Пойдемте, красавица, танцевать с нами.

— Маргариту?

Василиса растерянно оглянулась... Бабы-Яги не было. Зато рядом стоял высокий седой мужчина. И были у него желтые глаза. Очень знакомые глаза.

— Волк?

— Да, Василиса, Волк.

А клуб оказался действительно очень хорошим, парни, хоть и не совсем трезвые, милыми и весёлыми, а потом Василиса и Серый Волк пошли гулять по городу. Они шли по ярким широким ночным улицам, а после Волк повел её по маленьким тихим улочкам. Древним улочкам, что помнили их сказки. Повел от улиц, где власть и богатство туда, где любовь и память.

-А как же ты меня вспомнил? Страшно подумать, сколько лет прошло.

-А я и не забывал тебя никогда Василиса. Тогда, я же видел, как вы с Ваней друг друга любите, ушел, мешать не захотел. А потом найти тебя не мог. Но не забывал никогда...

.....

День рожденья был в разгаре. Ворон рассказывал анекдоты. Кот Баюн играл на гитаре. Водяной и две головы Змея Горыныча пели песни, третья голова спорила с Кощеем за курс евро в следующем месяце. Баба-Яга украдкой рассматривала подарки. В серебряной коробочке от Морозко, в дубовой резной шкатулке от Лешего, новый смартфон от Кикиморы и принесенный Глашкой мешочек от Серого Волка. В нем старинное ожерелье с изумрудами и записка: "Спасибо. Я твой должник. Волк". А потом все гости дружно поздравляли именинницу, говорили ей комплименты и пили за её красоту. Баба-Яга была счастлива. Пусть утягивающее бельё немилосердно сдавливало, а косметика так и не смогла скрыть мешки под глазами, всё равно, на этом празднике она была первой красавицей.

История 11. Ограбление

— Выпьем, Билли. Я готовил это ограбление пять лет. Гребанных пять лет. Я нанял этого мудилу хакера венгра, и он наковырял мне план банка. Полный план, со всеми ходами, со всеми чертовыми камерами и сигнализациями. Я вышел замуж за начальника охраны банка. Скажешь, я чертов извращенец. Нет. Это ты не видел дочку мастера, сделавшего сейф. Я соблазнил эту гребанную куклу. Все триста фунтов живого веса были мои. А потом она просилась на ручки. Налей, Билли. Я заработал грыжу, но добрался до кабинета её папашки. Потом я нанял яйцеголового урода из Иллинойса: он сидел год, но рассчитал мне код. Я вытащил из тюрьмы Льюиса, тот уже устраивал свой зад на электрический стул, когда я его вытащил. И мы сделали этот банк. А когда вскрыли эту гребанную ячейку, она оказалась пуста. Но этот ублюдок Льюис, он не зря лучший. Он нашел в стенке сейфа тайник. Там была маленькая коробочка, а в ней монета. Окей! Я пошел с монетой к нумизмату. Я был уродски горд. Мне сказали это просто русский рубль. Самый обычный рубль. Мне за него дали цент! Я достал ствол, и нумизмат дал мне два цента. Два гребанных цента. Выпьем, Билли.

— Мда, наверное, это один из этих чокнутых русских играет в Скруджа. Помнишь его первый доллар, ну этот, в гребанном мультике. Слушай, Джим, я слышал такую историю, но там была копейка. Это такоё ....., за неё даже цента не дадут.

— Знаешь что Билли, бери этот рубль себе.

И по барной стойке покатилась серебристая монета. Хорошая монета, 1997 года выпуска.

..........

— Да я ......, я их...... в .... ! и три раза ......, они .... у...... на...... и.......я их..... мать!

-Кощеюшка, не нервничай ты так, — Баба-Яга пыталась успокоить Кощея. Тот бушевал уже сутки: неверных слуг на кусочки разорвал, верным руки-ноги оторвал, хорошо хоть, что они зомби были. Теперь вот третий час метался по кабинету. Разгромил в нем всё. Если бы стол не был антикварным, то стол бы он тоже точно разбил. Вот золотые статуэтки, что на столе стояли, все помял, покрутил. А бабка третий час на стульчике сидела и его ругань слушала.

— Успокойся? Да как тут..... если .... эти....мать их .... а .... швейцарский банк..... американский банк......я их... глаз..... дупло!

— Да что случилось-то?! Ты кончай матерится. Я то чать дама! От твоей ругани уже у кактуса колючки завяли! Ты по нормальному скажи. А то ты меня знаешь, и ведь и обидеться могу.

— Материться? У меня рубль пропал. Тот самый рубль неразменный, что к хозяину возвращается. Я его в американский банк спрятал, обещали хранить. Не сохранили. Ограбили их. Украли мой рубль!

— Тююю. И много-то на твой рубль купишь? Ох, душно, — Баба-Яга к окошку подошла, форточку открыла, и обратно на стул села.

— А что б ты в гешефте понимала, старая. Он же возвращается. Ты всегда берешь на рубль бесплатно. Ты всю экономику обвалить можешь, если знать как.

— Вот выпей, милый, мухоморовки, давай я тебе накапаю. Выпей и подумай лучше, что делать будешь, — и Баба-Яга вытащила из-за пазухи старинную фляжку, нашла на полу неразбитый стакан и налила полный, — пей, четыреста капель, для здоровья, только нервы полечить.

— Что делать? Если к завтрашнему дню пропажу не найдут, деноминацию делать буду, что бы вообще рубли из оборота вывести. А неразменность на червонец наложу.

Тут в дверь робко постучали, и в кабинет на пузе вполз начальник службы безопасности. В зубах зомби держал поднос, а на подносе лежал рубль. Тот самый рубль, 1997 года выпуска, неразменный.

— Он! Он ! Мой рубль! — Кощей выхватил поднос, сгреб рубль, повертел его в руках, понюхал, на зуб проверил, поцеловал. А потом положил аккуратненько на стол, замахнул мухаморовки и нагнулся к безопаснику.

— Рассказывай, кто украл. Где нашли?

— Джим Венкс. Нашли его в Мексике, потом нашли бармена, которому он подарил рубль, потом..

Тихий шорох заставил Кощея оглянуться. Вместо Бабы-Яги на стуле сидела сорока. Птица прыгнула на стол, подхватила монету, ловко перепрыгнула на открытую форточку и улетела.

— Твою ж мать, — простонал Кощей, — и что теперь, проводить деноминацию или нет?

История 12. Сумочки

На столе лежала крошечная дамская сумочка. А еще на столе лежали: ключи, телефон, кошелек, планшет, носовой платок, конфета, проездной, пропуск, упаковка влажных салфеток, зеркальце, расческа, косметичка, флешка, ручка, сложенный пакет, упаковка колготок, четыре смятых бумажки и два старых чека, а еще таблетки от головной боли, старые билеты в кино, три странички курсача и бусы. Настя смотрела на эту кучу и тихо плакала.

— О чем дева плачет?

— Мам, я билеты потеряла, на Раммштайн. Завтра концерт, а я их найти не могу. Я же их у Влада специально отобрала, что бы он не потерял. Я точно помню, я в кошелек положила. В кошельке их нет. Украли?

— Угу. Кошелек не взяли, деньгами побрезговали, а билеты забрали. В сумке порядок должен быть, тогда ничего теряться не будет. Давай я у себя посмотрю, помнишь, мы в воскресенье в магазин ходили, и ты свой кошелек мне в сумку бросила. Может выпали.

И на столе появились: батон хлеба и пакет молока, а еще : ключи, телефон, кошелек, планшет, упаковка носовых платков, жвачка, проездной, пропуск, паспорт, косметичка с салфетками, зеркальце, расческа, толстая косметичка с пудрой и тушью, флешка, ручка, упаковка колготок, зонтик, толстая косметичка с лекарствами "Вот же, пакет, а я его в магазине обыскалась", сложенный пакет, зарядка от планшета, книжка в мягкой обложке, набойка и ручка. В книжке была куча чеков, десяток бумажек с нужными записями и два билета.

— Они.

— Да, нет, это мои. Это мы с папой на Скорпов пойдем в четверг.

— Нет, это мои! Спасибо, мамочка.

Настя схватила билеты, а Анна Федоровна стала еще раз лихорадочно просматривать вытащенное из сумки. Билетов на Скорпов не было. "Они точно были в книге. Украли? Не может быть, я их, наверное, в альбом с фотографиями сунула, когда к маме ездила. А альбом у мамы"

— Мам, ну посмотри, пожалуйста. Билеты на Скорпов.

— Тьфу, ревешь, то как, мать помрет, так реветь не будешь.

— Мам, два билета, одиннадцать тысяч. Денег жалко, мы с Костей так хотели пойти. Ма, у них же последний концерт.

— Ага. У них последние двадцать пять лет последний концерт. Порядок в сумке должен быть, тогда ничего теряться не будет.

— Мам, солисту сколько лет? Он действительно, наверно последний.

— Да не реви, смотрю же уже.

Из прихожей Тамара Николаевна притащила сумку пенсионерку. Подкатила ее к столу. На стол легла теплая кофта, упаковка бахил, очешник, зажигалка "Мама, ты же бросила", еще ключи, кошелек, ... Сверху на груду вещей лег альбомчик с фотографиями.

— Ну, вот же они, спасибо, мама.

— Точно они? Проверь.

— Они!

Аня убежала, а Тамара Николаевна стала искать билеты. Ну не могла же она дочери сказать, что они с подружкой на Стаса Михайлова собрались. "Я к бабуле ездила на прошлой неделе. Фотографии внуков ей показывала. Точно, там и оставила"

.........

Баба-Яга положила смартфон на стол. Ох и не любила она эти поиски, если бы не внучка, не в жизнь бы не занялась. Из ступы вытащила сундучок, подтянула его к столу. На стол лег маленький идол Велеса, гусиное перо, нож с рунами на рукояти, ключ, кошелек...

— Стас Михайлов. Не... не люблю, ладно, пусть сходит внучка, она молоденькая еще, романтичная. Глашка, а что это мы с тобой никуда не ходим? А пошли завтра на Раммштайн? Кощей два билета подарил.

Волчица подумала и согласно кивнула.

-Так, только я билеты сейчас найду...

История 13. Зелье

В душистой траве неумолчно стрекотали кузнечики, на покачивающиеся головки цветов ловко усаживались бабочки, высоко-высоко в прозрачном голубом небе звенели жаворонки. Лето. Знойно. Только полуденницы и гуляли на солнышке. Баба-Яга сидела в тени и перебирала травы. Иногда она поднимала травку, внимательно осматривала её, нюхала, терла листья. Одни откладывала на белый платочек, другие бросала на землю. Рядышком, почти целиком забравшись в малиновый куст, сидела кикимора и возмущалась.

— Ну его в пень! Чтоб я! Да я вообще больше в эту семейную жизнь ни ногой. А каким милым был, каким ласковым. Ах, говорит, как ты поешь, как с тобой поговорить интересно, а с этими шишигами и обсудить нечего. Я как дура! Ты представляешь, я ему стихи писала. Про осень и листья. А он мне: ты огурцы засолила? Я ему песни пою, а он ... Он мне: ветер воет, опять не заткнула щели. А эта уборка. Он же на чистоте просто помешан. Я каждую неделю полы мыла! Не, вот ты мудрая женщина, одна живешь, никто тебе не указ. Я вот столько терпела, но когда он мне кудель всунул... Двадцать первый век, а он мне: спряди что-нибудь. Я ему как этим веретеном промеж глаз...

— А он?

— Он мне... Ты представляешь. Думал, я после этого с ним жить буду. То же мне, домовой. Я лучше буду на болоте жить. Одна! Никто мне не нужен! — кикимора потерла шишку на лбу и повела носом, — Ягушечка, а что это у тебя, любисток? И рута? А ты знаешь, мы вот на Карибы собирались съездить, отдохнуть, а теперь вот пропадет отель. Возьми себе путевочку. Ягушечка... а ты ведь зелье варить будешь, приворотное? Да? А ты мне накапаешь немного? Я к этому гаду за вещами пойду, вот может... чтоб красивой быть, чтоб увидел и ах! Понимаешь, так то у нас хорошо, да вот нервы, привычка...

Вечерело. Уставший день растягивался длинными тенями под деревьями. Баба-Яга сидела на крылечке и смотрела как домовой колет дрова. Расколов последний чурбак, домовой вздохнул, уложил дрова в поленницу и сел рядом с Ягой.

— Моя-то приходила? Путевку небось отдала. Ты езжай, не сомневайся, я за домом, за хозяйством пригляжу, варенья наварю, — домовой глянул на Ягу одним глазом, второй был закрыт лиловым синяком, — Яга, ты это... тут дело такое... ну ты же разные зелья варишь... и для мужской силы... А то моя придет, за вещами, а я ... у меня. Экология, понимаешь.

В сумерках Яга пошла к речке, но только наклонилась зачерпнуть воду, как из камышей показалась зеленая русалочья голова. Русалка поправила кувшинку в волосах и зашептала "Зелье ... водяной... бусики... все хорошо...но нервы". Водяной ждал Ягу дома, подарил жемчужные бусы в четыре ряда и долго булькал про плохую экологию. Потом были звонок из Китая, и Лиса, застенчиво прикрывая хвостиком улыбку, говорила об необходимости освежить семейные чувства, ну и о посылке с нарядами, отправленной с нарочным фениксом, сообщала. Кот-баюн звонил. Много было разных звонков и гостей с подарками. Ночью на подоконник уселся ворон и требовательно каркнул.

— Ну, и от кого ты?

— От Лиха.

— И что у него на этот раз? Нервы или экология?

— Оно еще не определилось, всё заверни, — и ворон протянул банковскую карточку.

— Ах ты, зараза пернатая, мои зелья не для разврату! Я за деньги счастье не продаю! Пшел отсуда, — и старуха ловко спихнула ворона в кусты, — в аптеке пусть виагру покупает!

Баба-Яга решительно захлопнула створки.

— Слыш, Глашка, оно еще и не определилось. Не, если бы оно потом рассказало, как дело было, я б может и дала. Любопытно же. А так, за деньги, тьфу, — Баба-Яга стала крепить на бутылки бирочки. На синюю "Кикимора", на красную "Домовой", на синюю "Русалка", на красную "Водяной", на синюю... а сама всё ворчала. Волчица притащила почтовые ящики, и внимательно следила, как бабка упаковывает отправления. А потом Яга вытащила путевку, и жемчуга, и открытый купальник из серебристой чешуи, и яркие красные туфли на огромном каблуке.

Всё, еду в отпуск! — Баба-Яга вынула сундучок, посмотрела на пожелтевшую фотографию лихого казака, прикрепленную с внутренней стороны крышки и вздохнула — вот, моего Зосиму Кондратьевича ничо не брало, ни нервы, ни экология, ни штык, ни пуля. Только бомба. Эх, давно это было. Всё, в отпуск на Карибы! Море, пальмы, ром и мулаты.

Яга уложила вещи, посмотрела внимательно на яркий туристический проспект, на большой корабль на заднем плане картинки, еще раз вздохнула и положила пару бутылочек в сундучок. А вдруг там тоже плохая экология.

История 14. Приметы

Как хороши летние ночи, когда сладко пахнет кашка и тянет теплом от близкой реки, когда грустно кричит ночная птица и ветер шумит листвой. А в небе! В черном высоком небе светит желтая луна, а еще выше, прямо над головой раскинулся Млечный путь. Там звезды и галактики, там сверхновые, что старше всего, что есть на Земле в сотни раз, там пылевые облака, там танцуют пульсары и вечно поет мрак. Баба-Яга и Кикимора сидели на крыльце и третий час смотрели в небо.

— Гляди, звездочка упала, теперь говорят, что примета хорошая, желание загадать можно,— ткнула в небо пальцем Кикимора.

— Да ну, а раньше-то и глядеть зазорно было. Маньяк, говорили, летит.

— Какой маньяк? Сексуальный?

— Тьфу на тебя, змей это летит, вдов выглядывает. Ну, раньше он к вдовам подкатывал, теперь говорит, на разведенок перешел. Они темпераментнее.

— А интересно, вот радуга, теперь все радуются, когда её видят, да конец радуги ищут. Золото вроде бы там. А раньше, считали — под радугой пройдешь, пол поменяешь.

— Так теперь с этим проще, и без радуги можно, если припечёт. Хотя Лихо, оно всё бегает под радугой, бегает, и не знаешь, кем оно к тебе придёт, зараза.

— Слушай, Яга, а ты в приметы веришь?

— Ну это смотря какие, вот подкову найти — к счастью, — и Яга вспомнила, как находила подкову, все четыре подковы, а к ним коня, да добра молодца, — хорошая примета. А деньги найти, вот не беру я их.

— Деньги и я не беру, может быть это кощеева монета, ты её к себе в кошелек положишь, а она уйдет и твои деньги уведёт. А вот черный кот дорогу перейдёт, это плохая примета.

— Почему? Если это не наш кот Баюн, то и ничего. А вот кошка трехцветная к богатству в доме. А через порог передавать ничего нельзя.

— Да передавайте! Я что, против, что через порог, то моё, — и на крылечко вышел домовой, — главное, на пороге не топчитесь. Перед дорогой посидеть надо, на дорожку.

— Ты еще про ласточек к дождю вспомни, я пока на дорожку посижу, три раза чемодан переберу. А вот ногой за столом качать нельзя, и соль рассыпать тоже плохо.

— Качай на здоровье, и мои анчутки на твоей ноге покачаются, — успокоила Кикимора, — а вот соль это плохо. Вот если соль, да ребенку на хвост попадёт? А вот ещё помню: грибной год к войне.

— Ну да, хорошо волнушки на Ближнем Востоке уродились? Не помню я больше примет. Слушай, подружка, выходит, только хорошие приметы и есть? Про кошку и всё.

— Выходит что так. А я еще одну знаю, хорошую — если сверху птичка нагадит, это к деньгам, — Кикимора захихикала, переглянулась с Ягой и вот уже две вороны тяжело полетели в сторону города. Домовой стоял на крыльце и смотрел им вслед.

— Ну держитесь, олигархи перспективные, сейчас всех отметят, — и домовой три раза плюнул через левое плечо.

История 15. Иван Купала

Кто-то верит в любовь с первого взгляда, кто-то не верит. Димка когда-то не верил, а потом перешел на новую работу, встретил Олю и сразу понял, что эта девушка будет его женой. И вот, наконец, Ольга пригласила его на свой день рожденья и пообещала познакомить с родителями. А вот зачем в гости обязательно ехать в джинсах и зачем брать с собой туристическую пенку она не сказала.

— Оль, ну скажи хоть теперь, куда едем? Два часа в пробке, я уже никуда не денусь.

— Мы едем к моей бабушке на дачу.

— День рождения на даче? У бабушки? Старая дача? Там шесть соток и домик-скворечник. Угадал?

— Старая. А соток там много — двенадцать.

— Картошка?

— Есть.

— Кабачки?

— Угу.

— А еще?

— Клубника. И редиска. И колодец. Всё как положено, Димочка. Ну ты же сам хотел познакомиться с моими родителями. Вот на даче и познакомишься. А теперь налево сверни.

Большая зеленая машина свернула на трехполоску, поехала по деревеньке со старыми избами, магазинчиком и церковью в лесах, и после заброшенной фермы ушла на грунтовку. За рекой у леса были дачи. Старые дачи с маленькими домиками, но двух похожих домов было не найти, а за низенькими заборчиками у каждого дома был сад. Один участок был весь засажен розами, там были огромные кусты и изящные чайно-гибридные красавицы на высоких стеблях, розы-деревья и розы-крошки, розы стелющиеся по земле и оплетающие высокие арки. На другом участке росли хвойники, и ничего неигольчатого там не росло. Третий занимал огромный пруд, полный нимфей. На четвертом росли огромные каштаны. Димка изумленно оглядывался.

— Ну у вас тут и ботанический сад.

— Угадал. От института дачи давали, и эти фанатики, когда до своей земли дорвались и на пенсию повыходили, тут сказку сделали. Ба, мы приехали!

Маленькая сухонькая старушка кинулась обнимать внучку, знакомиться с Димой, потом приехали родители Ольги, подъехала её младшая сестра Наташа с женихом, стали подходить соседи. На участке Ольгиной бабушки, Марины Викторовны, была грядка с редиской, одиннадцать кустов картошки и три кабачка. А еще там было просто море разнообразнейших папоротников. Марина Викторовна эту коллекцию всю жизнь собирала.

— Я тебе открою страшную тайну! На самом деле я Лёля. А Оля — это для чужих. И день рожденья у меня на Ивана Купалу. Я, когда маленькая была, очень расстраивалась, что у меня день рожденья летом, каникулы — все подружки разъезжались, и вот бабушка придумала всем вместе, с соседями мой день рожденья праздновать. Мы вечером на речку пойдем, там у нас кострища оборудованы. Будем венки плести и по реке пускать, через костер прыгать и папоротник в лесу искать. Не фыркай, это очень интересно, — убеждала Ольга Диму.

А что его убеждать? Ведь на самом деле интересно получилось. Никогда Димка не видел, чтоб действительно все пошли на речку — и старые и малые и взрослые и молодежь, только сторож и остался. И венки оказалось плести весело, и через костер прыгать, и смотреть, как женщины пускают венки по реке, как то хитро уместив в середину венка горящую свечу. А потом шашлыки жарили, и пили вино, потом поп прибежал из соседней церкви, отец Николай, и ругался, а старушки от него убегали и прятались. Потом седой старик в очках попа успокоил, а Димка с Лёлей в лес ушли — цветок папоротника искать. А потом при белом свете предрассветного времени, все сидели у догорающих костров и тихо пели. Марина Викторовна думала о том, что и в этом году неплохо отпраздновать получилось, и еды всем хватило. Было время когда только картошку пекли, было, когда осетрину. В этом году свиной шашлычок получился, значит неплохой год был. Отец Николай думал, что он плохой священник, и не смог всё это бесовство разогнать, но так людей обижать не хотелось, ведь они же завтра придут к нему церковь помогать ремонтировать. Артем, Наташин жених, гадал, получились ли фотографии, а Наташа о том, что её венок дальше всех уплыл вниз по реке. А Лёля и Димка ни о чем не думали, и хоть цветок папоротника они этой ночью не нашли, но всё равно были счастливы.

.......

В купальскую ночь нечисть гуляет. Домовой вот по розарию гулял и лепестки роз собирал — на варенье. Леший набил полный мешок кедровых и пихтовых шишек и пытался выкопать маленькую тую. Русалки украшали свои волосы розовыми нимфеями, а что, на зеленом очень красиво. Баба-Яга и Кикимора любовались как в зарослях папоротника вспыхивали удивительные цветы.

— Мне вот больше у щитовника нравиться.

— Да ну, гляди, сейчас циатея расцветёт. Вот это красота.

Сторож посмотрел на это безобразие, вздохнул и открыл вторую бутылку водки.

История 16. Погода

"Серебряная ложечка тихо звякнула о фарфоровое блюдце. Леди Седвидж неторопливо подняла глаза на сэра Генри.

— Как прошла ваша прогулка? Надеюсь, погода Вас не подвела?

— Прогулка была прекрасной, а погода, погода на нашем зеленом острове никогда не подводит. Как всегда был туман."

— И вот скажи мне, Ягушечка, и чего эти леди только про погоду и разговаривают, ну и про любовь конечно,— и Кикимора захлопнула книжку в мягкой обложке, — про любовь дело понятное, книжка то любовная. А про погоду? Эта дура уже шестой день спрашивает про погоду. Выгляни в окошко и все узнаешь.

— Так поговорить надо, а про погоду поговоришь и не поссоришься. И пообщался и не битый. А там и про дела можно.

— Не поссоришься?— Кикимора ласточкой нырнула в подпол, но её визгливый голос был хорошо слышен по всей избушке, — Эй, Феофан, погода какая нынче, не знаешь?

— У меня грибы не засолены, варенье не доварено, а я пойду тебе погоду смотреть. Сама сходишь, посмотришь, не развалишься.

— Да? А и пойду, прогуляюсь. Пообщаюсь с кем покультурнее.

— К обеду что-нибудь принеси!

Кикимора выскочила из избушки и пошла к Водяному. Про погоду поговорить, и лягушек на обед наловить.

У старицы на ветке ивы сидел Водяной и болтал хвостом.

— Привет мокрохвостым! Че грустим? Погодка то, зашибись какая, солнышко светит, и завтра вроде по приметам будет ясно. Лягушек не подкатишь? — очень, очень вежливо начала беседу Кикимора.

— Сдурела, кочерыжка болотная? Третий день дождя нет. Тут реки пересыхают, у меня от сухости вся чешуя потускнела, а она, — Водяной сильно ударил хвостом по воде и ушел на глубину. Комок тины полетел из реки в лицо Кикиморе. Кикимора вытерла мордочку, плюнула в реку и пошла в лес, за свинушками. В ельнике Кикимора наткнулась на Лешего.

— Ну что, сучок дубовый, плохо без дождя? Реки слыш, мелеют. Где тут у тебя свинушки?

— Да ты! Неделю дождь лил без перерыва! У меня весь урожай малины погнил! У меня все ноги мхом покрылись! Только подсыхать начало. А ты дождя просишь, а ну пошла отсюда! Еще и о ветре помечтай, чтоб весь липовый цвет оборвало, — заскрипел Леший, и большая еловая ветвь ударила Кикимору по спине.

— Представляешь, подруженька, никто, ну совсем никто вежливо про погоду не говорит! Хамы! Еще и дерутся! — всхлипывала, жаловалась Яге, Кикимора, — нет в нашем лесу сэров! Давай, я хоть с тобой про погоду поговорю, по культурному. Вот тихо в лесу, ветра нет. И наверное, и завтра не будет. Красота.

Баба-Яга одним взмахом метлы вытолкнула Кикимору за порог.

-Уйди отсюда, еще накаркаешь, мне завтра в город лететь, а она — ветра не будет!

Кикимора встала, отряхнулась, потерла ушибленный бок . "Не только лордов в нашем лесу нет, но и с ледями совсем плохо. Вот пойду в город, буду там по телевизору прогноз погоды читать, в телевизоре меня никто не достанет. Похолодание что ли объявить?"

История 17. Черный ворон

"Черный ворон, черный ворон, что ты вьешься...". Странно устроен человеческий мозг. Вот отчего Алексей Михайлович, человек спокойный, европейский и очень-очень состоятельный вспоминает черно-белый фильм, уведенный в далеком детстве? Почему перед его глазами встает образ бесстрашного казака с лихо закрученным усом? Ну, совсем не отчего его вспоминать. Тихо плещется теплое море, кричат чайки и ласковый ветерок, напоенный запахом цветов, лениво шевелит белоснежную скатерть. Еще немного подождать и сюда, на открытую террасу дорогого ресторана, подойдёт гость Алексея Михайловича. Когда Алексей Михайлович достиг определенного уровня благосостояния, он впервые услышал о Викторе Карловиче Корвусе, а сколько же трудов стоило с ним познакомиться. В масонскую ложу было гораздо легче вступить. Но это того стоило.

А вот и Виктор Карлович, как и договаривались, ровно в десять тридцать. Невысокий, сухощавый смуглый брюнет с длинным носом и старомодным пенсне. Наверное, он был бы смешон, если бы не всеподавляющая аура респектабельности, окружающая его. Виктор Карлович напоминал профессоров-иностранцев конца девятнадцатого века. Сдержанный, воспитанный и очень умный, ну и с кучей странностей и причуд, конечно. Виктор Карлович был потрясающе пунктуален и опозданий не терпел. Виктор Карлович не любил закрытых помещений, и выбор места встречи иногда был очень необычен. Виктор Карлович требовал от собеседника ясности и четкости мысли и языка. Никакого мата, экивоков или иностранных языков, нет, конечно, он прекрасно владел и английским, и французским, и итальянским, и, как подозревал Алексей Михайлович, еще кучей других языков, но, свято соблюдал принцип: один разговор — один язык. Да, Виктор Карлович был собеседником. Он умел слушать, лишь изредка вставляя нужное слово или задавая вопрос, но в результате такого разговора рождались мысли, приносящие потом миллионы и миллиарды. Денег Виктор Карлович не брал никогда. Только подарки — дорогие и редкие вещи. Если Виктору Карловичу нравился презент, он соглашался на еще одну встречу.

Алексей Михайлович пригубил бокал вина и начал разговор. Он говорил долго, о своих заводах и торговых центрах, конечно приносящих прибыль и немалую, но... Прибыль уходила, растворялась в накладных расходах, в налогах, в откатах и взятках нужным чиновникам.

— Накладные расходы? — хрипло проговорил Виктор Карлович

— Да, они очень велики, вот если бы... — и тут Алексей Михайлович стал долго рассказывать о ценах на комплектующие, зарплату, аренду, коммуналку и энергию. Особенно о ценах на топливо.

— Топливо? Оно не Ваше?

И снова монолог о производстве так нужной Алексей Михайловичу энергии. Об шахтах и вышках, об заводиках, которые рядом и так удобны, но цены... Цены, которые они просят за свою продукцию. А перекупить не получается, там все давно принадлежит другим людям, людям при власти, тем самым, которым и носит Алексей Михайлович взятки и откаты. Убрать бы этих людей, да как?

— Мне нравится ход Ваших мыслей, уважаемый Алексей Михайлович, но, пока рано продолжать этот разговор. Вы должны всё не торопясь обдумать, а потом мы с Вами еще раз встретимся и спокойно все обсудим, — и Виктор Карлович поставил свой бокал на стол.

Следующая встреча прошла в парке. Да-да, в старинном, ухоженном, но общественном парке, на скамеечке около пруда. Алексей Михайлович говорил, а Виктор Карлович слушал, глядя на белых лебедей в пруду.

— Как бы мне их убрать? Интрига? Сложная многоходовая интрига. Но хватит ли мне умения и влияния, хватит ли сил удержать под контролем все события, если всё так непредсказуемо.

— Это слишком рискованно Алексей Михайлович.

— Переворот? Сместить их в результате переворота. Или война? Маленькая победоносная война? — и перед мысленным взором Алексея Михайловича почему-то встала знаменитая сцена психической атаки каппелевцев. Ровный строй солдат неотвратимо надвигался на него.

— Маленькая и победоносная? При таких войнах победитель всегда ясен и получает всё. Вы сможете пробиться в победители, мой друг?

— Тогда не маленькая, а гражданская, когда все против всех? Когда можно сыграть на настроениях и обидах, а потом, сместив всех, прийти самому к власти?

— Интересная мысль, очень, очень интересная мысль. Советую не жадничать и подкармливать обе стороны.

..............................................................

— Где должен быть командир? Впереди, на белом коне!

Кто бы узнал в этом обросшем, увешенном оружии боевике спокойного Алексея Михайловича. Даже глаза его, казалось бы, всегда сонные, сейчас блестели легкой сумасшедшинкой. Он ехал в БТРе по улицам городка, к его, теперь уже точно его, вышкам. Охрана слегка отстала, но это было правильно, Алексею Михайловичу просто необходимо было почувствовать себя полководцем, победителем, въезжающем в захваченный город на белом коне. Всё! Это всё его! Он ехал по исковерканным взрывами улицам, мимо полуразрушенных домов, но это ничего. Завод он отстроит новый, лучше прежнего, и рабочие найдутся. Бунтарей, пассионариев убили, а оставшиеся слишком будут заняты восстановлением разрушенного хозяйства, да и деньги им будут очень нужны, значит и платить можно будет меньше. Рабочие руки найдутся.

Взрыв! Прилетевший неизвестно откуда снаряд опрокинул БТР. Алексей Михайлович лежал и смотрел в огромное голубое небо. Почему же сейчас, в последние мгновения, ему не вся жизнь вспоминалась, а мерещился Виктор Карлович? Почему назойливо вертелось в голове: "Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон, весь я твой"? Виктор Карлович замерцал, исказился, и огромный чёрный ворон прыгнул к лицу.

.........................................................

На берегу тихой лесной реки сидели двое.

— Эх, Ворон Воронович, опять ты войну затеял. Что ж тебе, сволочи пернатой, спокойно не живётся?

— А мне вот, Яга, всегда интересна была поговорка "Ворон ворону глаз не выклюет". Решил попробовать.

— И что?

— Выклевал. Глаз как глаз. Ничего необычного нету.

История 18. Банник

Баба-Яга проснулась от того, что избушка зашаталась. "Богатырь? А и давно пора, вон курьи ножки уже в землю вросли". Подхватилась, волосы попышнее разлохматила, половичок на плечи накинула и с грозным видом выскочила на крыльцо. Никого. Только Глашка под кустом малины спит. Баба-Яга поежилась от прохлады белого предрассветного утра, потянулась, тут избушка еще раз дернулась, и Яга свалилась с крыльца. Под крыльцом играли Глашкины щенки. Прыгали друг на друга, кусали, прятались под избу и задевали пушистыми бочками курьи ножки. Изба вздрагивала от щекотки и пыталась почесаться. Тут Глашка подскочила, коротко тявкнула на волчат, прикусила самого расшалившегося за бочок и виновато посмотрела на Ягу. Прости, мол подруга, не уследила. Яга поглядела на сонную волчицу, на шкодные мордочки волчат, бросила половичок на крыльцо и, взяв корзинку, пошла в лес, по грибы. Зато хороший кулеш получился на обед — грибной. Так Яга и сказала.

-Хороший кулеш, вкусный.

— Надоело с грибами, мясца бы добавить, — фыркнул Ворон Воронович.

— Тухлятины не держим, — вскинулся домовой.

— Да ты!

Тут Баба-Яга боком-боком, да за дверь, что в ссоры гостей вмешиваться, сами разберутся, не маленькие. Вернулась она домой только к вечеру, таща огромную охапку березовых, дубовых, липовых веток на веники. Дома было шумно, но весело. Водяной пришел в гости, сома притащил и ведро ершей, домовой уху наварил, леший на огонек заглянул, и сейчас гости сидели за столом, уху ели и спорили. Ворон Воронович говорил, что лучше воздушного океана ничего нету, а водяной кричал, что океан, он должен быть соленым и мокрым. Леший ругался, что освоение просторов это только перевод леса и тискал волчат, Кикимора отчаянно кокетничала со всеми, а Домовой ревновал, тихо тыкал супругу в бок и ворчал "О доме думай, дура". Под столом Глашка рыбьи головы грызла. Яге место выделили, миску ухи налили, да только старуха усталые ноги вытянула и юшки зачерпнула, как в дверь стукнули.

На пороге стоял Банник. Весь рыжей шерстью заросший, красномордый и, ну просто не описать какой городской и модный.

— Здравствуй Яга! Примешь гостя, аль у тебя и без меня тесно.

— Да как не принять старого друга, проходи, присаживайся.

— Вот еще, старого. Я тебя века на четыре младше, я еще под шайкой прятался, а ты уже старухой была, — и Банник уверенно прошел на почетное место, — у тебя как всегда, гости. Да, уж некоторым делать то нечего, они только по гостям и шляются.

Леший поставил волчонка на пол и сказал: "Пойду я, пожалуй, я это, водяного искал, жена беременная рыбки захотела, ну да встретимся". И ушел. Баннику налили ухи, подвинули миску с сомятиной. Банник уху съел, три тарелки, и в рыбе стал ковыряться.

— Нет, не люблю сома. Жирный, тиной воняет. Вот если речка хорошая, быстрая, без застою, то там и рыба хорошая: форель, семга. Красная рыба. А есть ведь еще и белая. Осетрина там, севрюга. Но та рыба конечно, большого надзору требует, не каждому по уму такое вырастить.

Водяной фыркнул.

— Пойду я Яга, лешему рыбки наловлю, у него по-простому, без запросов, — и ушел. Щенок, который сидел, прислонившись к мокрому хвосту водяного, разочарованно тявкнул. Банник заглянул под стол. Щенок посмотрел на Банника, сел на попу и стал с наслаждением чесать задней лапой себя за ухом.

— Домашние животные в доме это конечно хорошо. Но за ними ухаживать надо, мыть, ошейнички одевать противоблошиные. А глистогонное давно давали?

— Тьфу ты, пакость, такое, и за столом, — в сердцах бросил Ворон Воронович.

Глашка собрала волчат, самого недотепистого за шкирку подхватила и выскочила в лес. Банник сурово посмотрел на Ворона.

— Ну уж, не вам трупоедам, брезгливость проявлять. Сам небось, и могильными червями не брезгуешь.

Все замолчали. Ворон Воронович сжал в руке черенок деревянной ложки, медленно разжал кулак... горстка трухи просыпалась на стол.

— Полечу я Яга, проведаю Змей Горыныча, — и вылетел чёрной птицей в окно.

— Не очень-то ты любезен, гость дорогой, — заворчал Домовой, — ишь, для каждого доброе слово нашел.

— Ой, скажите пожалуйста, какие нежные. Я что соврал? Или наговаривал? Вот ты, непонятно кто ты, а я с тобой говорю.

— Я домовой!

— Хреновый ты домовой. Дома не прибрано, рыбьи кости валяются, еда жирная, несъедобная. То-то ты не дома сидишь, а по гостям шляешься. Или ты бездомный домовой?

Домовой побледнел, покраснел, ногой топнул и ушел через подпол. Баба-Яга растеряно посмотрела на Банника.

— Что ж ты про себя ничего не рассказываешь, как ты поживаешь. Давно в наших краях не появлялся.

— Да, где был? В городе небось и не бываешь, там и баню не найдешь, всё души, да ванны, — влезла в разговор Кикимора.

— Это у твоих знакомых голодранцев души. А у приличных людей бани есть.

— Да знаем мы твои бани. Сауны это, с девочками!

— Ясно дело знаешь, тебя красавицу, только в такую сауну и могут пустить, полы мыть, — хмыкнул Банник.

— Да ты! Да я! — Кикимора выскочила на крыльцо, напоследок громко хлопнув дверью.

— Да, о чем бишь я. Если человек приличный он сразу баню себе заводит. Ну парная, так в каждом доме есть. Банное дело-то на месте не стоит.

— Ну не знаю, — проговорила Яга, — чать, всё финские сауны? Я вот сухой пар не люблю.

— Ты что! Сауна это уже не модно. Ну, парная в доме конечно должна быть, но теперь больше хаммамы строят. Пар мягкий, влажный. Термы, как римские прямо. А еще это, японские бани офуро ! Бочки фурако! Вот где развернуться можно. Ты смотри, я тебе и проспекты привёз, давай твою во что-нибудь толковое переделаем. Ведь кому сказать, баня у тебя по-чёрному топиться.

— Да давай. Только я тебя напоследок попарю в своей баньке.

И Баба-Яга повела его в баньку. Маленькую, на берегу речки. Натопила жарко, поддала щедро, с травами. Кипяточком банника промыла, три березовых веника об его спину исстегала, и в холодную речную воду бросила. Банник выплыл, сел на бережок и вздохнул.

— Хорошо то как. Это вот Яга баня! Все баням баня! А остальное это так, баловство. Так бы и жил у тебя в баньке, — еще раз вздохнул, — да нельзя. Пойду я. А то они без меня и париться не будут, грязью зарастут. Пусть хоть в бочке, хоть в бадейке, лишь бы мылись.

Распаренный банник подхватил пару дубовых веников, взял в лапу букет матрешки и ушел. А Баба-Яга пошла к дому. В избушке Домовой намывал пол, пятясь к дверям, Глашка сосредоточенно царапала лесную тропинку, на коньке сидел чёрный ворон и хрипло каркал вслед гостю. А Баба-Яга подумала, что гостю два раза рад, когда приходит и когда уходит. И бывает, что гостю больше рад во второй раз. Подумала, да ничего не сказала.

История 19. Осеннее лирическое

Баба Яга с Домовым солили грибы. Яга брала гриб из лукошка, очищала его от хвоинок и бросала в ушат. Гриб плюхался в воду, всплывал, тут его подцеплял Домовой, полоскал, отряхивал и укладывал в дубовый бочонок шляпкой вниз. Слой грибов, потом соль и ворох душистых листьев, и снова грибы. Укладывал, а сам посматривал на пригорок, где опершись на ствол березы сидела Кикимора. Когда последний слой грибов был уложен, Домовой не выдержал, обтер об штаны лапки и пошел на пригорок. Кикимора не обратила на него внимание и продолжала напряженно всматриваться вверх. Домовой сел рядом и тоже стал вглядываться в переплетение ветвей.

— Ну что там? — не выдержал он.

— Там вдохновение, — важно проговорила Кикимора, — я стихи сочиняю.

— Ну читай, чего насочиняла.

— В небо прозрачное падают листья, нежность мою унося. В ветре дыханье мое растворяется, я забываю тебя, — немного гнусаво продекламировала Кикимора.

— Иии?

— И всё, больше нету, не пришло.

— То есть ты, кочерыжка трухлявая, грибы не солила, а два часа на эту муть убила? — разъярился Домовой. — Вот тебе стихи: "Лист на макушку, гриб в кадушку".

— Макушка как кадушка. Это ты про себя?

Яга закрыла бочонок, положила сверху камень-гнет и пошла в лес. За её спиной супружеский скандал перерастал в супружескую драку. На опушке леса Яга столкнулась с Лешим, тот пыхтя утаскивал в чащу валежину.

— Здорово, старая. Вот поляну расчищаю, скоро осень, гон, место готовлю, что б не поломали в запале мои сохатые себе ноги, — пояснил Леший, и снова попятился в лес.

Яга покивала и пошла дальше к речке. Там утки вывели на воду подросшие выводки. Иногда молодые утки пронзительно крякали, били крыльями и взлетали. Покружив над рекой, они снова садились на воду и подплывали к своим. У берега вынырнул Водяной, махнул рукой Яге.

— Привет, садись, да только мне с тобой болтать некогда, видишь утят тренирую, — и Водяной нырнул, снова ушел хватать под водой за лапки ленивых уток.

Рядом с Ягой уселся огромный ворон.

— Как дела Ворон Воронович? Что видел? Что люди делают? — спросила Яга.

— Осень скоро. Люди, да как всегда люди, картошку копают, огурцы солят, детей к учебе собирают.

— А наши как?

— И наши к осени готовятся. Морозко пишет, что скучает, и скоро придёт. Кот Баюн придумывает на зиму новые сказки, хвастается, что совсем новые, интересные. Врёт, наверное. Змей самогон гонит. Кощей посчитал деньги, расстроился, он рассчитывал, что с санкций больше заимеет. Теперь новую хитрость думает.

— А ты?

— А что я? Ну если Кощей еще надавит, может и я что удумаю. Люблю я осенние заварушки, они самые кровавые получаются.

Темнело, от реки поднялся туман и потихоньку скрыл в своем белом мареве уток, камыши, а потом и двоих, сидевших на высоком берегу.

Домой Яга вернулась, когда луна стала желтой, а по небу пролег Млечный путь. На столе шумел самовар, пахло пирогами, Домовой с Кикиморой, обнявшись смотрели тарелочку. На блюде-экране бледная девица бежала по лесу, а рядом со свистом мелькали размытые тени.

— Скажи Яга, неужто упыри такими сильными могут быть?— поднял на Ягу расцарапанную мордочку Домовой.

— Да если крови вволю напьются, так и смогут, — авторитетно заверила Яга.

— А вот у нас они смогут жить?— спросила Кикимора.

Яга всмотрелась в экран, где с бледной девицей разговаривал еще более бледный узкоплечий юноша.

— Это он её что, охмуряет, чтоб зимой схарчить? Про запас? — поинтересовалась она.

— Да ты что, — замахала на неё лапками Кикимора, — у них же любовя!

Яга еще раз посмотрела на блюдечко и уверенно сказала:

— Нет, у нас вампиры не приживутся. Легкомысленные слишком. Нет в них сезонности, не в лад с природой живут.

И пошла на печку, спать.

История 20. Кудыкина гора

— Во всем кризис виноват. Вот скажи мне, разве эти москвичи к нам приперлись если бы не кризис? — дедок в потертом камуфляже, торгующий рыбой, повернулся к соседке с ведром яблок. Пока Алина осматривала местные достопримечательности: автобусную остановку, магазинчик, минипекарню и маленький рынок, дедок успел порассуждать о Путине, США, Украине, а сейчас перешел к событиям районного масштаба. — Они бы заграницу поехали. А наши, о чём думают? Чтоб туриста привлечь надо завлекалочку, дом Дед Мороза или Кикиморы какой, а у нас что, ничего у нас нету.

— А у нас Кудыкина гора — тихо пискнула востроносая старушка с грибами.

— Ну тебя, скажешь такое, — зашикали на неё, а бабка с яблоками преувеличенно любезно обратилась к Алине, — Яблочки смотрите какие хорошие, наливные просто, возьмите.

Алина купила ведерко яблок и поехала на турбазу. Дед, конечно, был прав, если бы не кризис, который вдруг коснулся не только плебса, но и приличных людей, она ни за что не поехала бы в эту глушь. Но, путешествие заграницу стало роскошью, оставлять фирму надолго без присмотра страшно, и Алина выбрала тур по родному краю. В группе оказалось много таких же состоятельных людей, привыкших к активному отдыху, и организаторы с удивлением обнаружили, что старый способ увеселения — много водки, с ними не работает. Поход по лесу, монастырь, старое капище — то ли реальное, то ли новодел для туристов, вот и все развлечения. Поэтому новость о Кудыкиной горе отдыхающие восприняли с энтузиазмом. Только местный экскурсовод отмахнулся, это, мол, всё байки, будто есть в местном лесу большая гора, а на горе роща яблоневая, реликтовая. Врут, нет тут никаких гор, равнина у них, среднерусская равнина. Но народ загорелся, и к вечеру притащили какого-то непонятного мужичка, то ли Панкратыча, то ли Трифоныча, который пообещал их отвести на Кудыкину гору. Желающих пойти оказалось неожиданно много, и Алина тоже решила идти, в конце концов, не будет же этот поход сложнее перехода в Тибете. И вообще, со старостью тела Алина боролась спортом, диетой и косметикой, а старость души изгоняла новыми впечатлениями и готова была на всё, лишь бы не скучать.

Путь оказался неожиданно трудным. Алина любила путешествовать, часто бросала всё и уезжала на недельку: в пешие походы по африканским островам, на рыбалку в Карибском море, в пустыню или в горы. Это был экстрим, но очень комфортный и безопасный экстрим, все риски страховались турфирмами, все опасности убирались опытными проводниками, для туриста оставалось лишь ощущение приключения. Тут же никто не заботился о группе. Проводник шел молча, не оглядываясь, и завел их в настоящую чащу, где было душно и сыро, а бурелом грозил переломать ноги. Первый вывих разделил группу, пострадавший остался, а с ним и два его друга. Еще часть группы решила вернуться, когда дошли до болота. Алина поглядела на скользящих по кочкам гадюк, на извивающихся в прозрачной торфяной воде пиявок и засомневалась, но слишком уж категорично требовали уходящие свернуть поход. Алина не любила, когда за неё решали, к тому же Гена, молодой любовник Алины, обозвал уходящих трусами и слабаками, и Алина пошла с ним. От группы осталось пять человек. Несколько раз Алина и Гена оступались и проваливались в грязную топь, по очереди вытаскивали друг друга из болота, потом где-то отстали их спутники. Проводник ни разу не оглянулся.

Гора открылась неожиданно. Болото, лес, и вдруг гора, высокая, большая, почти голая. Алина была уверена, что это невозможно, но гора была, и был теплый камень, вылезший из горы. Она выбралась на сухую твердую землю и присела на камень отдышаться. Рядом был один Гена, ни проводника, ни туристов.

— Ты как хочешь, а я на верх не полезу — простонал Гена.

— Дойти до горы и всё? Слабак!

Вот что на неё нашло, и почему она, бросив Гену, наплевав на усталость, полезла на эту чертову гору? Сама не знает. Но полезла и добралась. Почти на самой вершине была небольшая расщелина, а за ней на маленьком плато росли яблони, очень большие, старые, с узловатыми ветвями. Алина перепрыгнула расщелину и вошла в рощу. На мокрой траве лежало желтое блестящее яблочко. Алина сделала несколько снимков, подобрала яблочко, трава зашевелилась и из неё выползла гадюка. Алина отшатнулась, справа появилась еще одна змея, еще парочка заскользила к ней из-за стволов, Алина завизжала, швырнула яблоком в змею и отпрыгнула назад. О расщелине позади она забыла.

Маленькая востроносая старушка вышла из рощи и подобрала брошенный мобильник, покрутила, посмотрела снимки.

— Брось, — строго сказала Баба Яга.

Кикимора послушно размахнулась и бросила мобильник в расщелину, потом сорвала с ветки яблоко, уселась на камень и вгрызлась в мякоть. Рядом устроилась Баба Яга с яблоком. Они ели и на глазах молодели.

— Испугалась, а жаль, совсем чуть-чуть не хватило, — сказала Баба-Яга.— Из неё могла бы получиться хорошая ведьма.

— Ну и хорошо, что не дошла. Пусть бы лучше мальчик дошел, мальчиков мало, — вздохнула худенькая девчонка. Подошедший Домовой отвесил ей подзатыльник.

— Лучше бы подумала, что с яблоками делать будем. Варенье варить? — задумался он.

— Можно и варенье. А можно сидру нагнать.

Гадюки сползлись, свились в клубок, обернулись крылатым змеем, змей перекинулся в невысокого мужчину.

— Кальвадосссс сссделаем, — прошипел он, сорвал яблоко и откусил сразу половину. — Интересссно, осстальные выберутссссся из лессса?

— Это вряд ли, их леший завел, как им теперь обратно выйти?

На Кудыкиной горе в яблоневой роще сидели дети с древними глазами и ели молодильные яблоки.

История 21. Пиво

Баба Яга варила пиво. Сусло мешала, слова шептала: "В море окияне остров Буян лежит, на нем Алтырь камень стоит, как я на тот бел камень...". Варилось пиво темное, пиво хмельное, заговоренное.

...........

— Ну что, девоньки, пробу снимем, — Яга вытащила жбанчик и поставила его на стол — я как пивка выпью, ну такая красивая, ну такая веселая!

Глашка проснулась, вылезла из-под лавки, понюхала пиво и отвернулась, а Кикимора бросила кудель и подскочила к столу.

-Давай! Я тоже и красивая и весёлая становлюсь. А вторую чарку выпью, так и щедрая и на любовь ... — тут в подполе завозился Домовой, что-то переставил, пробурчал, и Кикимора погрустнела, вздохнула, — не Яга, убирай, а то очень уж я тогда на любовь щедрая, а мой ворчит всё, ревнует. Достал, Ирод.

В следующий раз вытащила Яга пиво к приходу кота Баюна.

— Ну что, серенький выпьем! Для веселья! Смотри, какое пиво удачное получилось.

— Нет, Яга, не обижайся, да только я себя знаю, я на парочке чарок не остановлюсь. А с третьей меня философствовать тянет, я грущу, плачу. А мне нельзя. Я ж на новую работу устроился, с электоратом работаю, из меня один бодрый позитив идти должен.

И Яга снова убрала пиво.

Ворон Воронович прилетал, Яга его угощала. На стол много всего собирала.

— Ну, чернокрылый, пиво будешь? Ты то, чать, грустных разговоров не боишься, философствовать любишь?

— Если бы с твоим пивом остановиться можно было. Ну пофилософствую я, а потом плясать пойду, или совсем напьюсь и в драку полезу. Ты что, согласна, чтоб я в твоем лесу дрался?

— Нет уж, милый. Не хочу я драки в своем доме. Давай лучше тогда мухоморовки выпьем.

Так и достоялось пиво до прихода Кощея. Только и тот тоже пить не стал. Говорит, я себя контролирую, и в драку конечно не лезу, и на шуры-муры меня не тянет, а вот как в прошлый раз твой жбанчик уговорил, так и уснул. Три месяца проспал. Что без меня на бирже творилось! Чуть пол состояния не проспал. И не стал пить пиво, они с Ягой только рому попили, и всё.

Пришла к Яге Осень. Пиво темное пила и всё выпила. Красивая стала, золотая и алая. Щедро плодами всех одаривала, лосиными боями любовь праздновала. Плакала дождями, расставалась с журавлями, о прошлом думала. Скидывала листья и голой с ветром танцевала. Яблоки на землю кидала, травы кошмой утаптывала. А потом снегом укрылась и спать легла. Надолго уснула. Крепкое пиво у Яги, хмельное, заговоренное.

История 22. Песни печали, песни радости

Желтое такси, мигнув поворотником, вырулило со стоянки аэропорта. После пронизывающего декабрьского ветра в салоне было очень тепло, слегка пахло сигаретами, и тихо бубнило радио. Мужской голос, со знакомой миллионам россиян интонацией, произнес: "А теперь о ситуации в Сирии..."

— Выключите!— голос пассажирки прозвучал неожиданно резко.

Водитель выключил радио. Неприятно. Наверное, больше неприятно оттого, что от этой пухленькой женщины он не ожидал такого резкого тона, почти команды. Вроде по виду не стерва. Дальше ехали молча. Пассажирка не выдержала первой.

— Вы меня извините. Так грубо прозвучало. Вы что хотите слушайте, хотите "Радио Шансон", только не политику и не этого Ньясытева. У меня папа с ним с ума сошел. Мама звонила, говорила, я думала это она так... Прилетела, а он действительно ненормальный. Ногу весной сломал, у телевизора сел, стал новости смотреть. Телевизор — радио, телевизор — радио. Нога уже зажила, а он все сидит пнем. Я приехала, а у него только и разговоров: Сирия, Турция, Донецк. Про мои дела ему не интересно, даже про внука не спросил. Дачу забросил, зима вот, он рыбак, он всегда в это время на речке сидит, а сейчас только о политике. С другом поссорился. У него старый друг, армейский, из Закарпатья. Поругался... хохол, отдайте деньги за газ. Бред. С соседями поссорился, они теперь дерьмократы. Стал как этот Ньясытев говорить, знаете этак снисходительно, устало, и словечки ... дерьмо, говнодевочки... Раньше он или культурно говорил или уж матерком, а это... противно. Я этого Ньясытева ненавижу уже, а главное, он все время выступает, все время , и везде, чайник включишь, а он там.

— Да ладно, понимаю. У меня сестра такая же дура, только она у меня либералка. Всю ночь Сирину слушает и в интернете сидит. Я ей говорю, коза, муж от тебя уйдет, ты борщ свари, уберись. Лизка, дочка, наркотой стала баловаться, ты про нее думай, а не про Ходорковского. Злая как собака стала . Я тут в Евпаторию собрался , а она мне в нос чек из магазина тычет и визжит: "Вот он, твой Крымнаш". Я ей, ты что, коза, мы туда каждый год ездим... не слышит. И на Болотную ходила, мать плачет, говорит, ей там по башке дадут, совсем идиоткой будет. Обидно, добрая была баба, это ее эти болтуны с ума свели.

— Вот бы собрать вместе эту нечисть, чтоб они друг друга до смерти заговорили. Я вот думаю, что этот Ньясытев точно не человек, не может живой человек по двенадцать часов в день без перерыва трепаться.

— Про эту Сирину точно скажу, не человек. Столько страдать не одна нормальная женщина не сможет. Но я так думаю, люди— не люди, а из одной кормушки едят.

Дальше такси покатило по дороге под звуки музыки.

..........................................

За столом в маленьком домике сидели трое — и говорили, и выпивали. Слегка сутулый человек в очках потянулся вилкой к тарелке, подцепил грибочек. Выпил стопочку, крякнул, закусил ярким мухоморчиком.

— Хороший засол, Яга. Удачный. Однако, пора лететь, завтра на эфир рано вставать, а уже темнеет.

Алексей Константинович Ньясытев, он же Алконост, выскочил из-за стола, упал на пол, и вот уже не невысокий мужчина, а большая странная птица с человеческой головой вспрыгнула на подоконник . Оглянулся на Ягу и проговорил скороговоркой:

— Увидишь, Сирин, скажи, что я ее люблю по-прежнему, но в вопросе Минских соглашений я с ней категорически не согласен.

Яга вздохнула и пошла закрывать окошко. Дойти не успела, на подоконнике уже сидела другая птица. Темные перья и прекрасная женская головка с огромными печальными глазами.

— Алконост залетал? Здравствуй, Яга, я на минутку.

— Залетал, залетал, только что улетел. Чаю попьешь, или наливочки?

— Ах нет, я так, проведать, мне уже в студию лететь надо, даже перекидываться не буду. Яга, а обо мне говорил?

— Говорил, говорил. Вот скажи мне милая, ну что вы никак не поделите? Понимаю, он про радость поет, ты про печаль, но раньше как-то общий язык находили. А теперь, как про политику стали вещать, так уже больше века врозь. Далась вам эта политика.

— Ну не скажи Яга. Так спеть, чтобы человек про себя забыл, про свою собственную жизнь, тема нужна. Любовь, слава, все не то. А вот политика, чувство причастности к великим идеям, к судьбам мира... Ах, в студию опаздываю, полечу, до встречи Яга.

И Сирин улетела. Яга закрыла окошко и недовольно покачала головой.

— Ну что ты их все сводишь, не надоело тебе? — ворчал Домовой, убирая со стола.

— Понимаешь, вот они полюбятся, яйцо снесут, высиживать станут его в море. И тогда на семь дней во всем мире тихо будет: ни войн, ни бурь, ни штормов.

— И?

— И я как раз к тетке в Австралию слетаю, давно на кенгуров посмотреть хотела.

История 23. Япония

Чайная церемония завершалась. Звучала музыка, порхали бабочками по залу девушки-чайные феи, покой и умиротворение опускались на души посетителей. А может это было не умиротворение, а тот самый удивительный дзен, постигать который и приходят в эту чайную. Алексей Владимирович дзен точно постиг, а вот его спутница, увы. Внимательный наблюдатель заметил бы, что ей неуютно, невкусно и неудобно, но она мужественно это скрывает. Но где же взять этого внимательного наблюдателя? Алексей Владимирович попрощался с хостес, приобрел в небольшой лавочке при чайной несколько пакетиков заварки, и наконец-то вышел на улицу.

Луна или утренний снег...

Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.

Вот так и закончу год.

Стихи Басе отсекали ненужное, и не было больше ни звуков проезжающих машин, ни огней витрин. Только скользящий с неба снег, только прозрачная луна на светлом зимнем небе. Алексей Владимирович читал стихи, а потом рассказывал об Японии. Не о суетливой современной стране, производящей компьютеры и аниме, а о сказочной Японии самураев и гейш. Елизавета шла рядом и слушала, впитывая каждой слово, зачарованно затаив дыхание. Это умение слушать и было главным достоинством Елизаветы, а еще ее незаметность. Иногда они созванивались, она приезжала в холостяцкую квартиру Алексея, готовила ужин и оставалась на ночь. А потом уезжала, и казалось растворялась, исчезала. Вряд ли роман преуспевающего бизнесмена, к тому же сына знаменитого профессора, и разведенки из Бутова продлился бы долго, все же они были совсем не пара, Алексей это понимал. Но... как же это было удобно. Елизавета не требовала ничего, не намекала на серьезные отношения, не пыталась познакомиться с родителями и друзьями Алексея, она просто была рядом. А еще она ходила с ним по выставкам бонсай, в японские рестораны и слушала, слушала, слушала.

У каждого человека есть мечта, хобби, страсть, для Алексея Владимировича этой страстью стала Япония. Он даже ездил в Токио. И решил, что он обязательно женится на японочке, изящной и кроткой, с загадочными узкими глазами. Пока среди его знакомых японок не было, и он встречался с соотечественницами, но это все было так, не серьезно и не важно. Вот и Елизавета появилась, а откуда, он даже не очень и помнил, где он с ней познакомился.

У продуктового магазина Елизавета остановилась.

— У нас молока нет и риса. Я заскочу быстренько?

Елизавета скользнула в двери, а Алексей остался на улице. В последнее время у него стало прихватывать сердце и он старался не заходить лишний раз в магазины, где шумно, душно и суетливо. Зазвонил мобильник, Алексей вытащил телефон, и в ухо забасил приятель.

— Леш, привет! На юбилей приезжай! И не вздумай отказываться, жду, с тебя подарок, и дорогой! Не хочу ничего знать, знаешь кто придет? Мои деловые партнеры из Японии. Там такая девочка, японочка, как статуэточка. Я как ее увидел, так сразу про тебя вспомнил, думаю вот для нашего Лешки жена.

Приятель еще долго говорил, рассказывал куда ехать, шутил, смеялся, но Алексей уже все понял. Это судьба. Там он наконец-то встретит ту, что ждал всю жизнь. Вышедшую из магазина Елизавету он встретил уверенным взглядом.

— Лиза, нам надо расстаться.

Лиза опустила на землю пакет с покупками, порывисто обняла Алексея и развернувшись, молча ушла. Алексей смотрел ей вслед. Что-то неправильное и даже жутковатое было в ее уходящей фигуре. Алексей поднял пакет и побрел домой. Сердце заныло. Во дворе своего дома он понял, что уже не в силах переставлять ватные ноги. Он опустился на скамейку. Казалось, сердце пропускает удары, воздуха не хватает.

Могильный камень...

Я принял его за дорожный знак.

Зимнее странствие.

Когда перед глазами Алексея стало темнеть, он понял, что было странным в фигуре Лизы. Падающая на сугробы тень Елизаветы была не человеческой, а маленькой, собачьей. Или лисьей?

На скамейке у подъезда сидел человек, пачка риса лежала у его ног, снег собирался сугробами на его плечах.

* * *

* * *

На белом снегу четко отпечатался лисий след, следы вились , крутились и закончивались около избушки. А в избушке сидела и рыдала Лиза.

— Лисонька, ну не плачь милая, ну помер мужичок, слабенький он был. Зато смотри, ты себе вот еще один хвостик отрастила. Два хвостика, это же лучше чем один? — утешала Лису Кикимора.

— Это я, я его погубила. А он та-аа-кой хоро-ооо-ший был. Он про Японию столько знал. Я всю свою жизнь в ней прожила, а он больше про нее знал, чем я за три-три-ста лет, — продолжала завывать Лиса.

— Эх голубушка, кто ж твоему Леше виноват? Жил с нелюбимой, вот силы и ушли туда, где любовь. Да если бы у меня от каждого дурня хвост отрастал, я бы ...— начала Яга.

— Шубу бы справила! — влез Домовой.

Яга замерла, пытаясь представить, как она из собственных хвостов будет себе же шубу шить, плюнула и стала накрывать на стол. А вечером, отправляя молоденькую кицунэ домой, всунула ей узелок с зельями, настойками и большой банкой клубничного варенья от Домового. Для Лизиной бабушки, мудрой Лисы Патрикеевны, у которой было целых девять хвостов.