| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Фу, пока разобралась — испереживалась, в нашу ли Россию и историю я попала, но все оказалось нормально. Позже я узнала из разговоров, что все совпадало — и правление императоров, и основные даты и исторические личности, история мира не была альтернативной, а скорее — параллельной, что меня обрадовало. Мне было только на руку несовпадение дат, было время сделать спокойно все дела и здесь и в будущем, так как я решила провести небольшие праздники для всех живущих в нашем доме, а также пригласить ближайших соседей. Загрузив всех делами, я с чистой душой поднялась в спальню, попросив меня не беспокоить, так как хочу немного передохнуть, а сама отправилась в будущее, где у меня также было много дел и забот, которые нельзя было откладывать.
Глава 5. В школе и дома.
Да, конец четверти, тем более зимней, и предновогодние дни в школе — это бардак на корабле во время пожара, все куда-то бегут, срочно требуются какие-то отчеты, о которых никто не говорил, но которые, оказывается, обязательно нужно было сделать еще вчера, надо подводить итоги учебы, выставлять и 'забивать' оценки не только в школьном электронном журнале, но и общегородских отчетах, срочно получать и раздавать подарки для детей и делать сотню еще разных дел одновременно.
Да и классные мои детки требовали внимания — у Данилы, как всегда, выходила единственная тройка по пению среди всех остальных пятерок и четверок, и мне приходилось в очередной раз уговаривать нашу принципиальную 'Музыканшу', которую так и звали, кстати, Музой Петровной, что раз не дано ему стать очередным Басковым или Киркоровым (и слава Богу!), но в остальном он умница и молодец. Договорились, что он приготовит презентации о современной музыке, расскажет их детям, и разошлись довольные исправленной в очередной раз оценкой. Мне кажется, что Муза просто очень любит современную музыку, но поскольку в программе 4 класса про нее пока ничего нет, она таким способом просто расширяет свои знания и знания детей. А у Данила и рад стараться, тем более, что у его старшего брата есть неплохая рок— группа, широко известная в узких кругах. Так что это у нас такая своеобразная игра в конце каждой четверти.
Надо было навестить и нашего одноклассника — Димульку — мальчика с парализованными ногами, передвигавшегося с трудом или на коляске, который сейчас немного приболел, но учился всегда наравне со всеми детьми, приезжая каждый день в школу на машине родителей. Ну вот не повезло ребенку при родах, ребенок шел ягодичным прилеганием, а попросту— "попой", и хотя такие случаи не редки, акушерка была молодая, неопытная, приняла роды неправильно, повредив младенцу позвоночник. К счастью (хотя вряд ли подходит такое слово) у него только ноги не ходили, а голова была умнейшая. Его папа с мамой только что не молились на наш класс, так как дети не только не обижали его, а, наоборот, во всем помогали, причем пацаны не брезговали и в туалете ему помочь, и коляску ему катали по всей школе, устраивая такие уроки фигурного вождения, что все разбегались по сторонам, за что и получали от меня по заслугам.
Да как было не любить нашего умника и красавца, лучшего ученика по английскому и компьютерам, к которому уже сейчас обращались за советом не только старшеклассники, но и учителя, и которому все прочили славу будущего Билла Гейтса, влюбленного в Танюшку с первого класса, и отнюдь не безответно.
К тому же мы еще давно начали репетировать сценку из сказки Маршака 'Двенадцать месяцев', хотели показать ее родителям и читателям соседней детской библиотеки, с сотрудниками которой я давно дружила и в которую ходили все дети с первого класса. Так что дел и забот хватало, я и здесь крутилась, как белка в колесе. Но все прошло просто замечательно, отчеты все были сданы вовремя, в школе даже дали небольшую премию и подарки от администрации и профсоюза.
Сценка наша вызвала полный восторг, родители были довольны, надарили библиотекарям и мне кучу подарков и книг, мы попили чаю со всякими вкусняшками, которые настряпали мамочки, угостив всех присутствующих, и довольные разошлись на каникулы.
Хоть мы и должны были учиться еще пару дней, но с разрешения нашего завуча, с которой у меня были отличные отношения, я отпустила всех отдыхать, сказав, что можно приходить только по желанию, причем зная, что придут почти все, за исключением тех, кто уедет в отпуск или приболеет. Класс наш был очень дружный, веселый, среди мамочек, слава Богу, уже не было 'яжематерей', все друг другу помогали, хоть это и стоило мне больших усилий и времени в начале учебы в первом классе. Я всегда старалась сделать так, чтобы детям было интереснее общаться друг с другом, чем сидеть по домам в виртуальном мире. Мы ездили по елкам, ходили в театр, просто пили чай в тепле и уюте, причем я часто сидела незаметно в уголке, читая и размышляя, а дети болтали ни о чем и обо всем.
А размышляла я вот о чем. Я, пожалуй, единственная знала, что уже через полгода, 12 (24) июня, почти совпадая датой с другой войной, Великой, начнется война, которую мы все сейчас называем Отечественной войной 1812 года. Но бежать в Петербург к Александру I (за отсутствием Сталина) с криком: 'Я все знаю, выслушайте меня!' вряд ли мне стоило. Никто бы меня ни то что не выслушал, но просто не допустил бы до императора. Да и глупости все это. Мне надо было о реальных делах думать, так уже через 8 месяцев, в августе, войска будут в Смоленской губернии.
Значит, собрать весь урожай крестьяне не успеют, а что успеют, не успеют обмолотить. Поэтому надо придумать, что выращивать быстро, без потерь и как обезопасить собранный урожай. Для этого в лесу надо начинать строить риги, овины и амбары. Надо увеличить посевы репы (её урожай был 2 раза в год), гороха, шире внедрить картофель, бобы, незнакомую пока крестьянам фасоль и кукурузу. Но кроме этого, надо позаботиться и о мясе, а для этого покупать поросят и птицу, чтобы откормить их и через полгода забить на тушёнку или засолить по-простому. Надо строить в лесу землянки и укрытия для стариков, детей и женщин, пока на их земле шляются враги, и тем уберечь их от смерти, насилия.
И конечно, надо обучить крестьян самообороне. Партизанские отряды возникнут и без моего особого участия, но надо вооружить крестьян, чтобы они воевали не только вилами и косами, но и хоть каким-то примитивным огнестрельным оружием. Надо поднимать медицину, ввести хотя бы зачатки военно-полевой медицины, опередив Николая Ивановича Пирогова. Можно, помимо помощи от инфекций, помочь с обезболиванием и септиками, оказывая хотя бы простую помощь раненым солдатам и офицерам.
Надо, надо, надо! Голова идет кругом от этого 'Надо!' Надо все, а в первую очередь деньги, поскольку все тот же Наполеон очень точно сказал, что "для войны нужны три вещи — деньги, деньги, деньги!" Отсюда — самый главный вопрос— где взять эти деньги? Единственная идея, которая пришла мне в голову — покупать здесь, в будущем, серебро определённой пробы, отдавать его знакомому химику, чтобы он его переплавлял в слиток и скрывал современные пломбы (а он этим занимался втихаря, особенно не вникая в дела), а после этого продавать в прошлом правительству по курсу, меняя на монеты.
В таких размышлениях и заботах время летело незаметно, я даже подзадержалась больше обычного в будущем и переживала, смогу ли перенестись в прошлое нормально.
Да еще, только я присела как всегда дома в кресло и стала представлять метельную круговерть, ко мне на колени прыгнул Мурзик, заглянул пристально в глаза, обнял меня и прижался крепко, требовательно замяукав. Я всегда отлично его понимала и в этот раз поняла и спросила: 'Что, со мной хочешь?', на что получила одобрительный мяукающий ответ: 'Конечно, пропадаешь незнамо где, а я тут один скучаю!' На мой вопрос: 'А не боишься?' — он только презрительно фыркнул и прижался к коленкам плотнее.
Я немного волновалась за своего воспитанника и выкормыша, которого подобрала в прямом смысле на помойке двухнедельным малышом, почти умирающим, с еще закрытыми глазками, чудом услышав рядом с баком слабое уже не мяуканье, а сип и хрип. Я выходила, выпоила котенка детским питанием из пипетки, вставала ночью, массируя ему животик, укутывала в теплые тряпочки, выполняя все функции 'мамы-кошки', как в шутку называла меня тогда Инна.
Мой Мурзик быстро выправился, ожил, вырос постепенно в шикарнейшего черного кота с белым галстучком на груди и носочками на лапках. Он никогда нигде не гадил, научившись даже делать свои дела на унитаз и всегда с интересом глядел, как я его смываю, ничего лишнего не драл, обходясь старым ковриком, был очень степенным и спокойным, очень привязанным ко мне, да и для меня он часто был замечательным другом и собеседником.
И хотя я очень переживала за исход дела, но уверенность животного и его спокойствие передалось мне, и я решила попробовать. Все прошло нормально, уже в 'штатном режиме', я вернулась вновь в прошлое, да и Мурзик был цел, он, спокойно спрыгнув с моих ног, стал обходить комнату, обнюхивая каждый угол. И опять его появление не вызывало вопросов, было естественным и привычным, да и сам кот чувствовал себя как дома. Обойдя все комнаты и заглянув во все углы, он спустился в подвал, где сразу по-хозяйски зашуршал, гоняя мышей, хотя в городе этого никогда не делал за не имением таковых. Так что все прошло удачно к моей радости.
Глава 6. Хозяйство— дело непростое.
И опять время летело незаметно, кружилось метелью забот и хлопот. Я перешла в основную усадьбу, в которой были комнаты и для меня, чтобы легче всем управлять и всех видеть. Маша была еще очень слаба, да и по молодости лет пока слабо разбиралась в хозяйственных делах. В свой флигелек я наведывалась, чтобы отдохнуть или перенестись в будущее без лишних глаз. Утро в усадьбе начиналось очень рано, с шарканья ног Лукерьи, которая поправляла лампадки перед иконами, а потом молилась, едва слышно, стуком дров и возней около печек Архипа, с запахами кухни, на которой уже начинала хозяйничать Степанида. Спали они нередко не в людской, а здесь же на полу, на каких-то матрасиках, утром их скатывая и убирая в стоящие в уголках сундучки.
Мое утро также начиналось рано, но, прежде чем вылезти из-под пуховиков, я звонила в колокольчик. Тут же в спальню входил лакей с подносом, на котором мне подавали чашку чая или кофе со сливками, как настоящей барыне — "кохвий в постель"! Это были самые мои любимые и спокойные минуты обдумывания планов на день и несколько еще ленивых мыслей. В красном углу перед иконами в красивых окладах зажигались лампады, и я вместе с Машей начинала день с молитвы.
После молитвы обыкновенно я принимала в кабинете с докладами и рапортами дворецкого, ключницу, а потом, после знакомства — и деревенского старосту. Они заходили по одному по команде горничной, докладывали, какие работы предстоят в имении в ближайшее время, отчитывались о доходах и расходах, внимательно запоминая мои распоряжения, дворецкий докладывал о состоянии дел в усадьбе, ключница рапортовала о запасах в кладовых, а староста описывал обстановку в деревнях. Для дворни день начинался со службы, которую служил отец Павел в своей маленькой церкви на территории усадьбы и на которую ходили все дворовые люди и крестьяне из ближайших деревень. Мы с Машенькой молились сами, перед домашними иконами, а по праздникам, конечно, посещали все службы в церкви, что нравилось нашим людям.
Далее был утренний туалет — мы умывались из кувшина над тазиком, пользовались 'ночной вазой'-туалетом, приводили себя в порядок с помощью наших горничных. Были здесь уже и зубные щетки, правда, щетина была натуральной, свиной и достаточно жесткой. Вместо зубной пасты было нечто вроде порошка— толченый мел с добавками каких-то трав. Сначала мне было не очень приятно, но постепенно я смирилась и привыкла.
Смирилась я и с темнотой — особенно утром, когда свечи еще не зажигали и комнаты освещались только слабым светом лампадок. Но все равно, моя рука так и тянулась к стенам, чтобы по привычке найти там выключатель.
Пришлось смириться и с тишиной, нарушаемой только тем же слабым треском горящих лампадок, шорохом шагов Лукерьи, которая вставала очень рано, шепотом наших горничных, бряканьем посуды и треском дров в печи. Смирилась я и с запахами, которые меня окружали — горящих дров, свечей и лампад, запахом тел дворни, печи и еды. Они были нередко приятными, не то, что запах немытых ног и тел от 25 деток в пионерском лагере, где я однажды подработала воспитателем, будучи еще студенткой.
Смирилась я и с одеждой, которую приходилось снимать и надевать только с помощью горничных, которые разбирались в ней гораздо лучше меня, смирилась я и с корсетом, который вначале немилосердно впивался в мое тело. Но в конце концов, современные бюстгальтеры и пояса-утяжки не так уж далеко от них отошли, и чувство облегчения, которое я испытывала, снимая корсет, было сравнимо с теми чувствами, которые испытывают и современные дамы, вечером снимая свое нижнее белье. Кроме того, в доме я старалась побольше ходить в свободном капоте, напоминавшем современные пеньюары. А вот халаты были в это время чисто мужской домашней одеждой.
Но очень трудно было привыкнуть к особенностям одежды и гигиены. Нижнего белья у женщин не было, обходились большим количеством нижних юбок. 'Интимные' места обтирались тряпками, подобными же тряпочками подтирались после туалета "по большому".
Полностью мылись в бане раз в неделю, по субботам. Была одна баня, но с двумя отделениями — 'барская', где мылись мы с Машей вместе со своими 'горняшками', что почиталось за честь для них, и 'дворовая', где мылись остальные. Никаких шампуней, гелей для тела и прочих изысков, конечно, не было. Пользовались мы щелоком, простым комковатым мылом, да Лукерья делала для нас отвары на травах, которыми споласкивали тело и волосы. Но, как это не удивительно, промывали волосы эти примитивные средства гораздо лучше всяких патентованных и хваленных современных средств. Часто ключница приходила нас парить, используя не только привычные березовые, но и дубовые, сосновые, липовые веники, которые привносили прекрасный лесной аромат. Топили баню по-черному, когда дым выходит через двери, топили очень сильно, так как мылись все в один день — сначала парились мужчины, потом, когда температура в бане опускалась, т.е. наступал 'второй пар', мыться ходили женщины. Таким образом, ходили в баню в два захода, а третий пар доставался баннику, которому также оставляли веник и воду. Это делали, чтобы не угореть, так как в это время дым сгущался, почти не находя выхода и дышать становилось труднее. После бани мы пили чай с разными вкусняшками, которые пекла Степанида, наслаждались чистотой и покоем.
Такие же хранители были и в овине, где жил овинник, и конечно, в доме, где жил домовой. Я сначала посмеивалась про себя над этими суевериями, но однажды в полусне ко мне пришел домовой— маленький мужичок в простой рубахе и штанах, растрепанный, и кудлатый, несколько напоминавший домовенка Кузьку из известного мультфильма. Я даже окликнула его: 'Кузька!', но только спугнула, так как он тут же пропал.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
