"Метель или Барыня - попаданка". Общий отредактированный файл

Книга I. МИР.

Посвящается моей маме, Ивановой Марии Ивановне, уроженке деревни Васино Дорогобужского района Смоленской области.

Глава 1. Метель.

Вот знала, что Инка настойчива, и ей трудно отказать, только сегодня она позвонила и все всколыхнула, изменила все планы: 'Приезжай на дачу на выходные, посидим у камина. Мой уехал, Танюшка у свекрови, будем одни! Винца выпьем, посплетничаем всласть, мы так давно не общались.. И бла-бла-бла!' Да уж давно — неделю назад виделись, очень соскучились!!!

Хотела отделаться, но фиг от нее отобъешься, может она уговаривать, недаром психологом работает! Да и не умела я ей никогда отказывать, всегда одно и тоже было — она что-нибудь придумает, а я отдуваюсь! С самого детства это началось! Сколько мне из-за нее попадало, сколько раз мы с ней ругались и расходились 'навсегда!!!!!', но вновь мирились и сходились, как всегда притягиваются и сходятся разноименные полюса магнитов.

Да как не сойтись, ведь все наши 30 лет с копеечками мы с ней и дружим. И жили в одном доме, только в соседних подъездах, и учились вместе в одном классе, а потом и в одном пединституте, только на разных факультетах. Я начфак кончила, всегда маленьких учить мечтала, а она на 'писихолога', как мои детки говорили, выучилась, сейчас известный семейный психолог-консультант, которой я исправно поставляю своих мамочек да их знакомых. И мне хорошо — меньше нервы треплют своими семейными дрязгами да разборками, да и Инке копейка лишняя не бывает. Она даже время от времени и мне отстегивает за 'сводничество', как она выражается или подарки делает хорошие. И замуж мы почти одновременно вышли. Только она благополучно живет со своим Володей, дочку-красавицу 10-летнюю имеет, единственную Танюшку среди десятка Милан, Милен, Софий, Диан, даже Анджелина у нас с Есенией в школе есть. Да и как ей не быть Татьяной, ежели родилась девочка как раз в веселый день всех студентов, 25 января и "устроительницей" была отличной, оправдывая свое имя. Была она моей ученицей да любимицей, которую я помогала нянчить с детства и для которой я дома просто тетя Наташа, но в классе — как и для всех — Наталья Алексеевна, и попадает ей за дело наравне со всеми.

А вот мне не повезло — вроде все поначалу и неплохо было, а потом мой Сашенька спиваться начал помаленьку, ревновать на пустом месте, да язык полегоньку распускать, до рукоприкладства, правда не доходило, но ругаться мы стали очень часто и по пустякам. Потерпела я так почти 5 лет да и послала его нафиг, благо детей мы так и не заимели. Развели нас быстро, имущество и квартиру делить не надо было, так как жили мы у меня, в еще родительской квартире. Слышала потом краем уха, что он из Москвы в Питер перебрался и вроде даже женился, но я его искать не стала, да и он не искал, видно, у нас обоих отболело, улеглось все.

Еще после него были попытки семью создать, да все что-то не складывалось. Да и детей я так ни с кем из мужчин и не завела, как ни старалась, даже ЭКО сделать хотела или усыновить кого-нибудь, а потом поняла, что вместо одного ребенка мне каждые 4 года по 25 деток усыновлять приходится, и, как говорят, 'вышла замуж за работу', успокоилась.

Родители мои ушли друг за дружкой, мама от инфаркта, а отец почти следом за ней от инсульта. Тут уж Инна меня хорошо поддержала, помогла и с похоронами, и с вступлением в наследство, и с обменом нашей старенькой двушки на новую квартиру, правда, однушку, но в новом доме с хорошей планировкой и почти с такой же площадью. Так что отказывала я ей редко, помогали мы друг другу во всем, близки были душами так, как иные родные сестры не бывают.

Так что и в этот раз уговорила меня подружайка, поперла я за тридевять земель на эту чертову дачу, хотя и видела, что погода ухудшается! По городу-то моя 'Маздочка', кстати, тоже купленная с помощью Инки в хорошем салоне под минимальную рассрочку, неплохо шла, дороги чистые, машин немного.

Но как выехала я за город, в чисто поле, так ветер задул все сильнее, да так, что стекла снегом залепило, дворники не справлялись! Куда ехать, непонятно, дороги совсем не видно, да еще и мотор не вовремя глохнуть стал, чихал, чихал, да и совсем замолк! И как назло — на дороге никого! Да и дураков особо нет перед Рождеством выезжать куда-то за город, да еще и в такую погоду, все едут в супермаркеты за продуктами да за подарками! Это в городе — люди и свет — а здесь только ветер да снег кругом. И хоть в машине и тепло, но понимаю я, что это счастье не надолго! Скоро аккумулятор сядет, бензин кончится, а его в баке было и не так и много, и придет за мной Большой Северный Песец!

И что-то так мне страшно стало! Даже в жар кинуло, прямо как волной обдало! Да и в туалет от страха так резко захотела! Решила выйти из машины, может, что-то увижу или услышу, дорогу разгляжу, помочь кого-нибудь попрошу, да заодно и попробую дела свои сделать! Только зря я это сделала! Не успела отойти от двери и двух шагов, как вдруг воздух сгустился, уплотнился, стал таким тяжелым, что дыхание захватило, метель стала охватывать меня плотным коконом, окутывать со всех сторон и поднимать вверх! Я стала задыхаться, в глазах потемнело, я уже не видела, а только чувствовала, как ветер превратился в сильный, ощущаемый всем телом поток, который целенаправленно нес меня куда-то.

Страха особого не было, было скорее непонимание ситуации, но ощущала я себя маленькой снежинкой, одной из тысяч в этой нескончаемой метельной круговерти, которую крутят и верят, как хотят! И почему-то вдруг в голове зазвучал вальс Георгия Свиридова из старого фильма 'Метель', который меня успокоил. Беспокойство мое понемногу утихло, но не исчезло, и я, человек не особо верующий, вдруг взмолилась искренне, от всей души: 'Господи, Спаси и Сохрани, перенеси меня туда, где мне будут рады!!' Я-то имела в виду подругу свою, а получилось, что вновь несло меня куда-то, вертело, голова закружилась, в глазах окончательно потемнело, я уже было решила, что настал мой конец и совсем отключилась.

Не знаю, долго ли я так в беспамятстве была, только очнулась я в какой-то теплой то— ли коробочке, то— ли домике, среди подушечек, тряпок, каких-то увязочек и сундучков. В голове откуда-то всплыло слово 'возок' и осознание, что и здесь я еду куда-то, только очень медленно, переваливаясь и слабо трясясь по сугробам.

В тусклом свете угольков, которые слабо теплились в ящичке под лавкой, и слабом огоньке светильника под самым потолком, я еле разглядела, что рядом со мной полусидит, полулежит незнакомая очень юная девушка, которую я вроде и не знаю, но почему-то чувствую, что она мне близка и дорога.

Только видно было, что ей очень плохо. Она тяжело дышала, вся горела, была в полуобморочном состоянии и только стонала тихонько. Обратила внимание, что сама я изменилась — то есть сознание мое, тело тоже вроде мое, а вот одежда и внешний вид совсем не мой. В руках муфточка, почти как у героини фильма 'Карнавальная ночь', на мне красивое старинное платье, как носили в начале 19 века, на голове какая-то шляпка— капор, покрытая теплой шалью, завязанной на спине, а я их с отроду не надевала. Да и девушка была одета в похожую старинную одежду.

Напротив нас, прижавшись друг к другу, как испуганные птички, сидели две девчушки в простых полушубках, выглядевшие чуть постарше моих восьмиклашек, детей моего предыдущего выпуска. И опять в голове появилось осознание, что это наши горничные Даша и Катюшка, сиротки, взятые из деревни для службы нам.

Тут я поняла, что попала в прошлое, недаром подсела на книги про попаданцев— рассказы о людях нашего времени, которых переносило в разные страны и времена, в прошлое или будущее, в разные фантастические миры. Любила я такие истории, особенно про попадание в прошлое России, но никак не ожидала, что сама стану героиней одной из них. Пробило меня еще раз не по-детски не столько от страха, сколько от неопределенности положения, но почему-то я была уверена, что все будет хорошо.

Да и особо переживать было некогда, надо было определяться — где мы и кто такая эта девушка, да и я сама кто такая. Начала осматриваться и нашла какой-то то ли кисет, то ли мешочек — оказалось, дамская сумочка такая. Начинаю в ней копошиться — и на мое счастье нахожу какие-то бумаги, слава Богу, на русском языке. Так, читаю, хоть и с трудом, орфография и буквы дореформенные, старинные, но понять можно. Постепенно начинаю вникать, правда в письме 'много букв', как сейчас говорят, которые я пропускаю, чтобы узнать основное: 'Любезнейшая моя, дорогая подруга Аннет! Тысяча благодарностей за Ваше гостеприимство и прекрасное время, проведенное вместе с тобой и твоими родителями. Надеюсь иметь удовольствие ещё раз тебя обнять и от души посплетничать обо всем и обо всех. Как я уже говорила, мы возвращаемся в мое имение Васино Дорогобужского уезда, чтобы встретить Рождество'. Так, тут много всего, но подробности потом, потом еще раз спокойно перечитаю. Ага, вот самое главное: 'Моя крестная Наталья Алексеевна также присоединяется к приглашению и ждёт вас с нетерпением на праздники'. И подпись: 'Твоя подруга Мария Ивановна И. 12 декабря 1811 г. '.

Интересно, почему письмо не отправлено, видно, не успела Маша это сделать. Но оно мне очень помогло! Постепенно я начинаю что-то понимать и вспоминать, но пока туманно. Итак, замечательно, имя — отчество совпадает с моим, так что путаться не буду. И имя девушки такое родное — мама моя такое же носила, да и деревня и уезд, вернее район в современности, где она жила, так же назывались. С этим все ясно, теперь надо узнать, далеко ли это Васино.

Тут, на мое счастье, возок остановился. Мужской голос прокричал: 'Ой, барыня, беда, совсем мы в метели заплутали, ни зги не видно! Как бы нам не пропасть!' Боже мой, и тут метель! Но делать что-то надо, а то и здесь погибнуть можем! Мне пришлось с трудом приоткрыть дверь и выглянуть наружу. Сначала ничего не было видно и слышно, кроме серой мглы и завывания ветра.

Но когда глаза и уши немного привыкли, да и ветер, как мне показалось, стал несколько ослабевать, я вдруг услышала слабые звуки, похожие на равномерный стук. Сначала решила, что мне показалось, но стук повторялся через промежутки. Я закричала: 'Слышишь, Степан, где-то стучат!' Почему назвала нашего извозчика именно так, и сама не знаю, но, видимо не ошиблась, потому что мужчина не удивился, а тоже проговорил: 'И правда, барыня, стучат! Видно, бьют в колокол! Ну, теперь, слава Богу, найдем дорогу! Налево надо править! Ну, родные, выноси!'

Лошади, видимо, тоже услышавшие стук и почуявшие дом и тепло, как-то подбодрились, дернули с места так резко, что я чуть не свалилась с сиденья. Несколько следующих минут дороги показались мне вечностью, нас уже трясло по сугробам так, что мне пришлось придерживаться за лавку одной рукой, чтобы окончательно не свалиться, а другой придерживать Машеньку, как я сразу стала называть девушку, невольной компаньонкой которой я стала.

Наконец-то мы поехали по более ровной дороге, которая шла мимо аллеи из заснеженных деревьев, еле видных в окошко, и остановились около какого-то большого дома-усадьбы, едва освещенному небольшими лампами по краям крылечка, к которому мы подъехали наконец. Послышался шум, женский голос спросил что-то, Степан ответил, но я уже не вникала — мы добрались, это главное! Теперь мне было важно было попробовать как-то выйти из возка самой и вынести Машеньку, которая была без сознания. На мое счастье голоса приблизились, дверь открылась и ко мне заглянула пожилая женщина. Около нее стояли еще какие-то люди, которые говорили почти разом, так что и разобрать было невозможно.

Было слышно только, как какой-то старичок, который стоял ближе всех, бубнил в густою бороду что-то про то, что 'завсегда в такую метель бьет в колокол, чтобы ежели кто заблудился, мог услышать да найти дорогу!' На эти слова Степан, который слез с облучка (кажется, так называлось его сиденье) стал обнимать его и тискать со словами: ' Ты -то нас и вывел, Антипушка, ты-то нас и спас!', чем ввел его в еще большее смущение.

Старушка, увидев нас, запричитала, захлебываясь в едва сдерживаемых рыданиях: ' Ахти, барыня, что же это! Что с барышней? Жива ли она?' И хотя я видела всех этих людей впервые, я старалась ничему не удивляться, а ответила: 'Жива, жива, только очень плоха! Видно, где-то простыла, в горячке она! Зови кого-нибудь, надо в дом ее срочно нести!'

Тут старушка закричала: 'Ванька, Прошка, бегом сюда, надо барышню в дом отнесть'. Короче, встреча была хоть и бурная, но суетливая, немного бестолковая и мне пришлось невольно всех строить, как своих школьников. Под мои команды прибежали какие-то парни, помогли выйти мне, вынесли Машеньку, и вся наша компания, сопровождаемая причитаниями старушки, бормотанием Степана, который остался во дворе, чтобы обиходить вместе с Антипом лошадей, и звуками стихающей метели, вошла в дом.

Глава 2. Усадьба и ее обитатели.

Дом был длинный, вытянутый, комнаты шли друг за другом, как сейчас бы сказали — "вагончиками" в сторону от центрального входа, составляя анфиладу. Двери во всех комнатах были открыты, что создавало впечатление их бесконечности, но не всегда ощущение тепла, так как, хотя изразцовые печи, встроенные в стены, и были в каждой комнате, тепла они давали не так уж много, да и оно и расходилось по всему дому. Поэтому неудивительно, что даже в комнатах ходили достаточно тепло одетыми, особенно зимой, в "трусах и майке", как сейчас при наличии центрального отопления, здесь не побегаешь. И спали недаром в теплых длинных ночных рубашках до пят, а на голову одевали колпаки и чепчики, которые не только ее согревали, но и предохраняли от попадания в волосы разных насекомых, водившихся даже в домах дворян, не говоря уж о простом народе.

Видно, что дом старый, деревянный пол, хоть и с красивым узором посередине, уже сильно вытоптан, тканевая обивка стен неяркая, выцветшая, мебель немного потертая. Я с интересом рассмотрела, что по углам стоят столы на изогнутых ножках со стульями с такими же изогнутыми ножками, небольшие диванчики, на которых, скорее всего, было удобно сидеть, но не очень удобно лежать, а рядом — пуфики и мягкие банкеточки. Я глядела на них, как на музейную обстановку, с которой была знакома по многочисленным экскурсиям в усадьбы Подмосковья, на которые ездила с детьми, но теперь это были не экспонаты, а действующая мебель, с которой мне еще придется знакомиться и обживать. Но долго задерживаться здесь мне было особо некогда, потом этим займусь, все же я не в музее.

В доме было очень много народу, в основном пожилого возраста, но все они или топтались и причитали без пользы, или стояли в ступоре и мало чем могли помочь. Было видно, что они ждут приказов от "вышестоящего начальства", но готовы выполнять их быстро и беспрекословно. Единственное, что меня немного смущало— я обращалась к ним не на "Вы" и по имени-отчеству, как всегда мы привыкли делать, а на "Ты" и просто по имени, но это никого не удивляло— я ведь Барыня, значит, имею право!

Пришлось мне с порога продолжать распоряжаться, так как старушка, которую звали Лукерьей, оказавшейся, как я узнала в последствие, бывшей няней Маши и нашей экономкой— ключницей, ответственной за все припасы в доме, неуловимо похожая на Пушкинскую Арину Родионовну, только причитала, да молитвы бормотала, да и от остальных толку было мало.

Я вошла в свою привычную учительскую роль и начала раздавать спокойным голосом распоряжения. Заставила перестелить кровать в самой теплой и удобной спальне, которая как раз принадлежала барышне, положить на нее Машу, приказала горничной расшнуровать ей платье, принести побольше чистого белья, полотенец, приготовить воду с уксусом, найти сушёную малину или еще какие-нибудь травы и заварить их, и так далее.

В одной из комнат, которая оказалась принадлежащей мне спальней, стояла широкая кровать, с легким, почти прозрачным пологом и балдахином, которые защищали летом от мух и других насекомых. Тут же были и какие-то сундуки с вещами. Среди всякой одежды, лежащей в них, горничная нашла для меня одеяние типа халата, в которое и переоделась, с трудом сняв свое прежнее платье, еле разобравшись в застежках и юбках, с которыми мне помогла справиться Даша, разбиравшаяся в них гораздо увереннее меня. Свет в комнатах и спальне давали люстры, канделябры, жирандоли— подсвечники, на которых по кругу располагались свечи. Стояли они на столе и небольшом камине, который сейчас уютно потрескивал. Освещение было достаточно яркое, но непривычное для моих глаз— свечи горели неравномерно, потрескивали, иногда тухли, издавали довольно своеобразный запах, к чему надо было еще привыкнуть.

Центральной комнатой, как я позже узнала и в которую мы вошли сразу по приезду, была гостиная, сама главная и обустроенная комната. Именно в ней стояла вся парадная мебель и проводились приемы. Чтобы гостям было удобно, в гостиной были устроены и специальные 'уголки', отделенные от основного помещения высокими растениями в кадках или жардиньерками — специальными полочками для цветов. Тут также стояли ломберные столы для игры в карты, покрытые зеленым сукном и небольшие изящные столики, на которых были разложены альбомы для стихов, закрытые закладками книги, еще что-то. На стенах были развешаны портреты мужчин и женщин в старинной одежде и напудренных париках — видимо, портреты предков, и картины — чаще всего виды природы.

Были в доме и диванная — комната для отдыха и домашних занятий, кабинет и библиотека — строгие комнаты, отделанные лакированным деревом, со шкафами для книг, бюро и секретерами, бильярдная — специальная комната для игры в бильярд, сейчас закрытые и запущенные, будуар — дамская комната для отдыха и приема друзей. Имелись парадная столовая и буфетная — комната рядом со столовой для хранения дорогой серебряной и фарфоровой посуды, скатертей. В буфетную доставляли готовые блюда из кухни. Здесь главным по "тарелочкам" был лакей и он же дворецкий Николай, важный, как английский лорд. Его особо не любили, так как он любил 'стучать' на остальных, жалуясь барыне на малейшие проступки людей. Был также его вдовый взрослый сын, тоже Николай, или как все его звали, Коля— младший, который исполнял обязанности истопника и следивший за всеми печами и каминами дома.

Саму же кухня была размещена в самом конце дома, подальше от главных комнат, чтобы не раздражать хозяина и его гостей неприятными запахами. На нашей кухне главой и хозяйкой была Степанида, сестра Степана — видно, их родители, в отличие от современных, сильно не заморачивались с именами. Ей помогала мыть посуду и убираться после готовки ее дочка Варвара. Прибирали в комнатах и ухаживали за нами наши горничные — у Маши Катюшка, сестренка-погодок моей горничной Даши. Была и и Глаша, наша прачка и смотритель всей одежды и белья.

За домом были и надворные постройки с коровником, в которой главной была Клава (тут я невольно усмехнулась, вспомнив про компьютерную клавиатуру) или Клавдеюшка, как ее чаще звали, коровница, следящая также и за всеми животными и птицами усадьбы. Была и конюшня с лошадьми и их хозяином — Степаном, местным 'таксистом', кучером, а Антип служил сторожем. Иван был сыном Антипа и Лукерьи и работал дворником, а Прохор — сын Степана и Клавдии, помогал своему отцу ухаживать за лошадьми и другими животными.

В доме шныряли еще два мальчишки-казачка Вася и Егорка, они докладывали о приезде гостей, бегали с различными поручениями, разносили угощения во время званых обедов, короче, были мальчиками на побегушках. Самым незаметным, но очень нужным человеком был работник по дому Архип, готовый и дрова наколоть, и воды принести, и туалет вычистить, и определенный на столь не престижные работы за свое увлечение горячительными напитками.

Степанида и Глафира были вдовами, дети их уже жили отдельными семьями. Вот такая дружная патриархальная семья дворовых людей, которые всю жизнь преданно и верно служили своим хозяевам. Жили они здесь же, в небольшой пристройке-людской, но часто ночевали и прямо в доме, при необходимости застилая какие-то сундучки или лавочки. Там же в людской им готовила кушать 'черная кухарка' Анфиса, а Настасья, бывшая когда-то моей нянюшкой, но по старости лет перешедшая на покой, помогала ей по мере своих сил.

Людей было много, даже избыточно на мой взгляд, но так было почти во всех дворянских усадьбах, иначе ни те, ни другие просто бы не выжили друг без друга. Я знала, что иногда в крупных дворянских поместьях число дворовых людей превышало сотни, их и считали отдельно, и в списках указывали особым образом. Положение их в чем-то было и легче простых крестьян — все-таки работа проще, чем в поле, но и труднее— они в большей степени зависели от своих хозяев. Это ладно, если барин с барыней добрые, а если, не дай Бог, Салтычиха — изуверша какая-нибудь попадется! Тут уж даже тяжелой доле крестьян позавидуешь!

Понимала я их хорошо, только речь их была несколько устаревшей, со многими местными словечками и каким-то неуловимым говором. Что интересно, я сама воспринималась всеми как лицо знакомое и близкое, никто не кричал: 'Хватай демона! Барыня-то ненастоящая', как в известном фильме, здесь мои распоряжения воспринимались всеми окружающими как само собой разумеющиеся, выполнялись беспрекословно, даже с радостью, с осознанием, что они могут помочь мне и своей барышне-деточке. Видно, что Машеньку здесь искренне любили, а меня уважали и немного побаивались, называя про себя 'строгой барыней'.

Но задумываться некогда, надо Машеньку лечить. Эти люди мне не большие советчики, они только исполнители, вот и пришлось мне принять на себя функции и врача, и сиделки, и распорядительницы. Хоть я и не самый лучший терапевт, но телевизор и Интернет свое влияние оказывает, так что даже самый здоровый человек примерно представляет, как лечить основные заболевания. Я с помощью горничных поила девушку горячим питьем, обтирала уксусной водой, растирала грудь какими-то мазями. Но все мои усилия были пока бесполезны. Маша горела, кашляла, ей становилось все хуже, ничего не помогало, хотя прошло почти полдня и ночь.

Лукерья предложила отправить Степана за лекарем, благо метель совсем утихла и тот успел и покушать, и передохнуть. Я согласилась, хуже не будет, хотя и сомневалась, что в это время доктор может чем-то помочь человеку с сильной простудой или бронхитом, которые, как я думаю, были у девушки. По крайней мере, хрипела грудь у нее не хило, да и кашель пробивал ее слабенькое тело так, что бедняжка выбивалась из сил. Сознание к ней то возвращалось, то пропадало, что мне, в общем-то, было на руку, разговоры разговаривать будем позже.

Лекарь, которого все так ждали, прибыл достаточно быстро, на мое счастье он был на приеме у соседки, всего в нескольких верстах от нас. Так что уже через полчаса он был у нас. Но он даже руки не помыл, не послушал Машу, просто постоял рядышком, за руку подержал, якобы пульс послушал, а чего уж он услышал, бог весть. Выдал какие-то порошки и отбыл восвояси, получив с Лукерьи плату за визит.

А к ночи Машеньке стало еще хуже, она вся горела, близился кризис, который должен был все решить, и что-то я стала паниковать. Да и в доме так душно стало, печи сильно протопили. Решила я выйти на воздух постоять, подумать, помолиться, хотя не часто это и делала. Но раз один раз Господь услышал мои молитвы, может, и сейчас поможет. Вышла я на крылечко, подняла глаза к небу, а оно такое ясное, звезды огромные, лучистые, каких мы уже давно не видим в своих городах. И опять так искренне у меня вырвалось: 'Господи, не за себя сейчас прошу. Спаси и помоги этому дитя, ведь совсем молоденькая, так жалко! Пошли ей выздоровление!' А сама подумала: 'Сейчас выпить бы ей хоть маленькую таблеточку какого-нибудь антибиотика и все было бы хорошо!!' И знаете, какой-то звук услышала, как бывает, когда СМС-ку отправляешь! Типа, принято, постараемся помочь!

И сразу меня ноги сами в дом понесли к моим вещам. Стала я в них копаться — и что вы думаете, на самом дне одного из сундуков действительно нашла упаковку антибиотика, самого лучшего и самого сильного! Вот тут-то я не выдержала, упала на колени и от всей души выдохнула: 'Спасибо тебе, Господи!'

Вытащила все таблетки из упаковки, кинула ее быстрее в печь, чтобы и следов не осталось, завернула таблетки в платочек, а сама быстрее взяла одну, растолкла в порошок и пошла в комнату. Пока я так возилась, в комнату неспешно вплыл какой-то священник в скромном облачении. Оказалось, местный товарищ, рядом живет, всех знает и всех окормляет. В Васино была небольшая деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, где он и служил. Прихожан было немного и видимо, до него и дошла молва о болезни Машеньки.

И опять я действовала на автомате, подошла под благословение, поцеловала руку, спросила только: 'Отец Павел, а Вы-то как здесь?' На что мне густым басом ответили: 'Как же мне не быть, прослышал я, что Машенька плоха, вот и пришел ее исповедовать и причастить!'

Ох, и рассердилась я, но виду не показываю, знаю, что в это время Церковь всем правит, с ней спорить себе дороже. Говорю спокойно: 'Рано Вы, батюшка, Машеньку в покойницы записывает, тут Карл Карлович какие-то порошки оставил, сказал, сильно хорошие, вот и посмотрим, может, помогут они! А уж если не помогут, так тому и быть!' Покивал он головой, стоит рядышком, молитвы бормочет, кадилом машет. Вот и славно, хоть мешать не будет.

Выпоила я Маше свою таблетку под видом порошка лекарского и присела в кресле рядышком. Оставалось только ждать да на чудо надеяться. И видно, в тишине да тепле я задремала.

Чувствую, что охватила меня уже знакомая метель, понесла вновь куда-то. И очутилась я снова как ни в чем не бывало в своей машине, за рулем, хотя хорошо помню, что из нее выходила, а рядом телефон лежит, заливается! И только мокрые следы растаявшего снега на полу напоминали о метели, которая вновь вернула меня на место. Оказалось, что прошло часа три и за это время было 10 пропущенных звонков и 15 СМС от Инки! Совсем я про нее, бедняжку, забыла!

Взяла трубку, говорю: 'Алле!'. А в ответ сначала тишина, а потом через секунду — звуки плача, перемежающиеся с очень солеными матерными выражениями! Вот так на, ни разу при мне Инка не ревела, это я любительница слезки полить, а она-то стойкий солдатик, привыкший выслушивать жалобы других и не принимающий от этого близко к сердцу все эти 'сопли с сахаром', как она выражалась. Впервые Инна так сильно переживала за меня— метель бушевала и у них на даче, да так, что и носа не высунешь, связи со мной не было, и она уже напридумывала самых страшных страстей. И так мне приятно было осознать, что за меня переживают и ценят, что я уже была совсем спокойна и свое перемещение восприняла как самое обыденное событие. Видно, и здесь во мне нуждались.

Пришлось успокаивать мне подругу, объяснять, что из-за метели связи не было, что у меня все нормально, но на дачу я уже не поеду, а поеду домой, короче, вешать лапшу на уши профессионалу. Вроде поверила, потом ворчать стала, значит, отошла, все порывалась ко мне приехать, проведать, да сто раз переспросила, правда, что у меня все в порядке и я себя нормально чувствую. Еле успокоила. И что еще интересно — по времени, как я уже говорила, здесь всего часа три, самое большое четыре прошло, а в прошлом полдня и почти вся ночь.

Осознание тоже появилось, что и тут я, и там, в прошлом, тоже я, два тела, совпадающих во всем, два сознания, действующих совершенно осознанно в своих обстоятельствах и никакой шизофрении! Но думать об этом себе дороже, только голову зря сломаешь! И здесь тоже метель утихать стала, видимость улучшилась, да и мотор вновь завелся. Поехала я потихонечку, решив, что 'есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам', — как говорил Шекспир.

Приехала я благополучно, вошла в квартиру, встреченная не очень довольным мурчанием — ворчанием своего кота Мурзика, который не любил, когда я надолго уходила из дома, и его теплым носом, который ткнулся мне в руку, когда я его погладила привычно. Поели мы с ним тем, что в холодильнике нашли, села я передохнуть, подумать, что мне дальше делать. Я почему-то уже не сомневалась, что смогу и дальше путешествовать из века в век, но важно было определиться, чем я могу помочь этим людям и как сделать так, чтобы никто ни в одном из миров ни о чем не догадался, ведь психушки что тогда, что и сейчас работают исправно и если я начну всем рассказывать о своих перемещениях, мне их не избежать! Короче, мыслей было много, а дел еще больше.

Глава 3. Знакомство с самой собой (Я это или не Я?)

Следующее несколько часов я так и сделала, не столько раздумывая о своих приключениях, их причинах и принципе перемещения из будущего в прошлое и назад, сколько собираясь и действуя. Выпотрошила свою аптечку, решив по пословице: 'на Бога надейся, а сам не плошай, нечего лишний раз беспокоить просьбами', выбрала основные жаропонижающие и отхаркивающие лекарства, таблетки от давления, желудка, сердца.

Сбегала и быстро купила в ближайшей аптеке еще кое-что дополнительное по совету аптекаря, дамы в возрасте, которой я сказала, что еду к знакомым в деревню, а там живут одни старички, у которых и пенсия маленькая, да и возможностей купить лекарства особых нет. На это она мне выложила целую кучу таблеток, мазей, бутылочек с настойками, причем все лекарства были не из модных да дорогих, а простые, но действенные. Каждое лекарство я уже дома по возможности избавила от упаковок, надписи на бутылочках стерла так, что читать могла только я, сложила таблетки в платочки, вложила в них маленькие бумажки, где все подписала, как и сколько принимать, да отчего каждое средство.

Нашла сумочку, которую мне сделала и вышила в подарок одна из мамочек и которая напоминала 'ридикюльчик' из прошлого и сложила туда все запасы. Получился достаточно объемный мешочек. Добавила туда же и рецепты своих любимых салатов, горячих блюд и пирогов с тортами. Авось и пригодятся. Кулинарка я не сильная, для себя готовила редко, но на все наши девичьи посиделки, которые часто проходили у меня дома, стол старалась накрыть вкусный и интересный.

Нашла и распечатала книги об этикете, обыденной жизни дворянства начала 19 века, образцы писем и официальных бумаг, еще что-то. Добавила слова и ноты своих любимых песен и романсов, тоже все распечатала, сложила все в ту же сумочку, которая разбухла еще больше. Ведь большинство попаданцев с того и начинают, что поют песни, в основном Владимира Семеновича Высоцкого, выдавая их за свои. Высоцкий сюда подходил только избрано, частично, но любимые мною романсы 'Белой акации гроздья душистые' 'Ты меня на рассвете разбудишь', 'Кавалергардов век недолго', романс из фильма Эльдара Александровича Рязанова 'О бедном гусаре замолвите слово' и многие другие современные песни о той эпохе, да и просто о любви и вечных чувствах звучали, как родные. Да и детские песенки тоже не были забыты, начиная от нестареющей "В лесу родилась елочка", кончая "Детским альбомом " Петра Ильича Чайковского.

Хотя я и знала, что в то время дворяне разговаривали и даже думали на французском языке, он, а не русский, был для них основным разговорным, я решила немного сломать стереотипы и постепенно приучать всех к русскому языку и поэзии. Попаданка я или кто?

И так действовать по схеме попаданцев всех времен и народов: 'Перепеть Высоцкого, придти к Сталину, изобрести промежуточный патрон и командирскую башенку' я смогу лишь частично, так как до рождения Иосифа Виссарионовича Джугашвили должно пройти более семидесяти лет, а что такое промежуточный патрон и командирская башенка, я и понятия не имела, да и думаю, не очень-то они мне пригодятся, эти знания, когда вовсю, как даже я знаю, пользуются самым простыми ружьями и пистолетами.

Да и не мужчина я, как основные попаданцы, чтобы улучшать и изобретать оружие, воевать и изменять социальный строй. Мое дело прогресса, если он уж случится — женский быт, женский мир, который я и постараюсь облегчить по мере своих сил и возможностей. Но стараясь и сильно не засвечиваться, так как в те времена женщины, даже дворянки, были сильно ограничены в своих действиях и возможностях, всем заправляли мужчины.

Но думаю, за одно 'изобретение' нечто похожего на современные прокладки (миль пардон за мой французский), сотни женщин будут мне благодарны, так ничего подобного тогда и не было и большинство женщин вообще не носили трусов, обходясь многочисленными нижними юбками. Кстати, идея, выдать прокладки за французскую новинку! Пусть это и будет самая простая вещь типа матерчатого пояса, к которому на пуговицах и петлях будут крепиться сменные насадки, несколько напоминающая пояс для чулок, который носила когда-то моя бабушка, но даже это будет величайшим прогрессом! Но стоп, стоп, куда-то меня уже понесло! Охладись,дорогая, решай проблемы по мере их поступления!

Добавила было в сумочку свой любимый сотовый, куда загрузила много музыки и текстов, но почему-то была заранее уверена, что он тут в будущем и останется.

Связалась в Ватсапе с группой своих классных мамочек, сообщила, что меня не будет в городе, чтобы они не звонили и не узнавали, что принести на труды в понедельник и что задали по Окружайке. Хоть и не часто, но такое иногда случалось, но я давно сделала все, чтобы отучить детей и мамочек беспокоить меня по пустякам, приучив их узнавать новости друг у друга или в электронном журнале, где все также написано, накрутила хвосты, кому надо, больше по привычке, для профилактики, и отключилась с чистой душой.

Еще раз перезвонила Инне, предупредила и ее, что меня не будет какое-то время, якобы за мной приедут богатые клиенты, которые попросили побыть в няньках — гувернантках с ребенком на даче за городом, где связь очень плохая (а я такие услуги уже оказывала неоднократно). На что она, поворчав, что 'к подруге не поехала, а тут помчалась', все-таки согласилась, что такой выгодный денежный вариант упускать негоже, благо платили вымышленные клиенты с моих слов 500 долларов за два дня.

Короче, приготовилась я по полной программе, подстраховавшись на все время, тем более близились выходные. Одного я теперь боялась — что перенестись в прошлое не удастся! А мне туда уже хотелось, эта история захватывала меня все больше и больше!

Но там меня, видимо, уже ждали, потому что стоило мне сесть в свое любимое домашнее кресло и немного расслабиться, представив уже целенаправленно всю ту же метельную круговерть, которая занесла меня в прошлое, как я почувствовала, что кто-то трогает меня за плечо и шепчет: 'Барыня, Наталья Алексеевна, проснитесь, вроде барышня в себя пришла!' Я очнулась, с облегчением заметив, что моя сумочка, на которую никто и внимание не обращает, лежит со мной рядом, чуть только припорошенная снежком, который, впрочем, быстро растаял.

Значит, все в порядке, я на месте. Надо действовать и дальше, как ни в чем и не бывало. Но что же с Машенькой, какова она! Когда я подошла девушке, она действительно смотрела на меня, хотя еще и несколько мутными глазами, но уже в сознании, только была очень потной и облизывала сухие губы. Первыми ее словами были: ' Крестная! Что со мной! Как болит голова! Я хочу пить!' Я только вновь искренне перекрестилась (заметив при этом, что делаю я это уверенно и привычно, да и крестик на груди имею, которого не ношу в будущем), и вздохнула с облегчением — кризис прошел, она пойдет, надеюсь, на поправку!

Пришлось объяснять Маше, что в дороге она прихворнула, что она в своем имении, переодевать, поить ее, менять постель, короче, снова хлопотать. Тут и отец Павел ожил, подошел к нам, перекрестил, забормотал какие-то молитвы и сказал, что надо отслужить благодарственный молебен о здравии болящей рабы Божьей Марии, на что я теперь согласилась с чистой душой и даже охотой, так как сама чувствовала необходимость поблагодарить то ли Бога, то ли еще какого неведомого распорядителя и за мои перемещения, и за Машино выздоровление. Но попросила сделать это чуть позже и выпроводила старичка восвояси к общему облегчению.

Время и здесь прошло совсем немного — часа три, самое большое четыре, как и ранее. Я сначала удивлялась, но потом так закружилась, что уже воспринимала все, как есть. Мне правда, было интересно, что делает мое тело, когда я переношусь в прошлое, но думаю, оно не лежит "трупом", не ходит, как зомби, а в него переселяется на это время сознание барыни из 19 века. Правда, я ей сочувствую — культурный шок она испытывает не шуточный, но, думаю, остатки моей души и навыков проступают в ней, как проступают остатки души барыни и во мне. Надеюсь, что она привыкнет и адаптируется, может, даже почувствует интерес к такой жизни. Но пока надо думать о себе.

Прошлые знания проступали все яснее, я уже 'вспомнила', что Машина мама — Ольга — моя старинная подруга и дальняя родственница, поэтому-то меня все и знали, и мне подчинялись. 'Вспомнила', что наши мужья— друзья, служили в чине капитанов в одном полку. При этом у меня сразу всплыла немудрящая песенка 'Служили два товарища в одном и том полке' из одноименного фильма.

Но и здесь мне 'повезло' — замуж меня выдали рано, еще 16— летней, в возрасте моей сейчашней подопечной, была я типичной наивной провинциально барышней с небольшим приданным, поэтому, когда полк был проездом у нас в уезде и мы с Ольгой познакомились с "двумя капитанами" на каком-то балу, которые почти сразу посватались к нам — родители наши были только рады обвенчать нас по быстрому.

Но и тут, если у Ольги все было более или менее в рамках тогдашней жизни, то муж мой оказался игроком, игроманом, как сказали бы сейчас, и быстро проиграл не только свое имение, но и огромную сумму казенных денег. Долг необходимо было покрыть, иначе мужа ждало или увольнение с позором, или самоубийство с не менее позорными последствиями, но уже для моей жизни. Пришлось мне срочно продавать свое небольшое приданное — имение и деревушку под названием Деревенщики, находившуюся в стороне от Старой Смоленской дороги и от поместья Ольги, чтобы возместить этот проигрыш. Скандал удалось замять, но семейная жизнь наша стала напряженной и тяжелой. Не знаю, к радости или горю, но супруг сумел избежать увольнения, а точнее исключения с формулировкой 'исключается из службы, с тем чтобы впредь в оную не определять'. Муж ушел вместе с полком в Итальянскую кампанию. Он угодил в самое пекло Суворовского похода 1799 года, где и сложил голову в сражении при Бассиньяно. К моему счастью, хотя здесь вряд ли подходит это слово, но так уж было таким образом своей героической смертью хоть как-то обелил свое и мое имя и реноме.

Если бы супруг не был игроком, выплата 'по смерти супруга' была бы довольно значительной — в сумме единовременного годового жалованья. Увы, но послужной список моего покойного не позволял надеяться на достойную вдовью пенсию. А так после смерти мужа я оказалась в очень стесненном материальном положении. У меня в прямом смысле слова не было ни кола, ни двора и поэтому, когда Ольга написала, что я могу пожить у нее, я смирила свою гордость и приняла эту очень вовремя пришедшую помощь.

Жила я во флигеле недалеко от дома подруги, но большую часть дня хозяйствовала в ее доме, помогая растить Машеньку, так как Оленька часто болела и умерла, когда девочке было лет 10.

Так что слуги ее были и моими слугами, так как мое имение было продано вместе с людьми, осталась только моя старая нянюшка Настасья и Катюшка с Дашей, которые тогда были совсем детьми, и приходящиеся ей какими-то двоюродными внучками и ставшие впоследствии моей горничной и горничной Маши, которых я сумела отстоять. Так и в дальнейшем я Машу и воспитывала, являясь ее крестной.

Официальным опекуном был назначен какой-то троюродный дядюшка, так как женщины в то время не могли быть опекунами даже своих детей или ближайших малолетних родственников. Я знала, что не только я, простая провинциальная помещица, но и Наталья Николаевна Пушкина-Гончарова после смерти мужа не могла быть опекуном своих четверых детей. Царь Николай I, которого мы обычно воспринимаем "как душителя свободы", как это ни странно, очень помогал детям Пушкина после смерти их отца и денежно, и по учёбе, оплатил все его долги и велел издать все произведения Пушкина, а прибыль отдать детям. Но официальным опекуном он не был. Была учреждена Опека во главе с графом Строгановым, в которую вошли также поэт Виельгорский, поэт и придворный Жуковский и титулярный советник Отрешков.

В нашем случае опекун был формальным, он просто назначил управляющего, с которым мне еще предстояло познакомиться и проверить его 'управление'. А фактически воспитанием и опекой Машеньки после смерти матери занималась я, и поэтому любила девочку, как свою родную дочь. Маша ехала от кого-то из подруг, я ее встречала. Была она в веселом настроении, довольная, все порывалась о чем-то мне рассказать, но не смогла, заболев горячкой.

У Маши после смерти матери во владении было всего две деревни — собственно Васино, рядом с которой и была наша усадьба, и Отрада, а по— деревенски — Позорешня — не подумайте чего плохого, просто рядом была речка Позорешня. Почему она имела такое название, уже никто и не помнил, но как говорится, из песни слов не выкинешь. Скорее всего, имело общий корень со словом "дозор" и являлась какой-то границей владений. А может, название было связано со старинным значением слова 'позор'— 'внимание, наблюдение" и тоже указывает, что река была границей, по которой за чем-то наблюдали.

Васино имело выгодное положение, так как стояло на бойком месте — Старой Смоленской дороге в 23 верстах по дороге из Дорогобужа в Вязьму. Было в ней всего 7 дворов, в которых жили 29 мужчин и 36 женщин, не считая детей до 18 лет и стариков старше 61 года. Но, к сожалению, как я узнала позже, выгодное местонахождение сыграет свою роль при отступлении французов зимой 1812 года. Деревня будет разграблена и частично сожжена, наша усадьба тоже значительно пострадает. Но я пока об этом не знала.

Васино было старым поселением, его история восходила еще к 17 веку, когда она сначала была пустошью во владении грунтовых козаков, которые чуть позже, уже в конце 17 века, осели на пустоши и основали деревню, названную в честь одного из владельцев деревни — помещика Василия Иванова, дедушки моей Машеньки. Фамилию Ивановых носили почти все помещики, которые наследовали эту деревню, да и большая часть деревенских жителей имели эту самую русскую исконную фамилию. Машенька, оказывается, тоже была Марией Ивановной Ивановой — прямо классика жанра!

Была при деревне и почтовая станция, которая была государственной конторой и мне не подчинялась, и постоялый двор со своим кузнецом, который мог подковать при необходимости лошадей проезжающих. Вот они-то и были нашими крестьянами и должны были отчитываться перед нами и приносить прибыль только нам. Рядом протекала речка с красивым названием Ордыонинка, откуда крестьяне брали воду. Летом в ней с удовольствием купались дети, а нередко и взрослые, водилась в ней и рыба, была и небольшая запруда — озерцо, в которой ловили рыбу даже зимой.

А вот Отрада — будем все-таки называть ее так, состояла всего из одного двора, в котором проживала дружная большая семья из 4 мужчин и 5 женщин — старика со старухой, двух женатых сыновей с невестками, еще одного неженатого сына 19 лет, и трех сестер на выданье. Двор был хоть и большой, но народу было много. Были они пчеловодами, точнее, занимались бортничеством — собиранием меда у диких пчел, поскольку знакомые нам с детства с ульями, рамками для пчел и прочими хитростями, еще не существовали. Надо, кстати, озаботиться этим.

Ведь пчелы — это не только "ценный мех", ой, простите — мед, но и прополис, пыльца, перга, маточкино молочко — ценнейшие лечебные средства. Моя мама когда-то подрабатывала в компании, распространявшей медовую продукцию и очень много об этом рассказывала. Компания, к сожалению, разорилась, но ее продукция очень долго у нас жила вместе со всякой полезной литературой. Надо ее поискать дома — я ее не выкидывала. Вообще, моя мама была "хомячком"— любила делать запасы на "авось" и очень не любила что-нибудь выбрасывать, и я тоже была такой же. И, как ни странно, это качество часто оказывалось полезным — любые запасы рано или поздно пригождались! И еще я заметила странную особенность— стоило мне все-таки что-то выкинуть, как спустя непродолжительное время оказывалось, что именно эта вещь оказывалась остро нужной! Так что и мамины бумаги пригодились!

Хотя в каждой деревне должен быть свой староста, как-то изначально сложилось, что староста был один на обе деревни, так как располагались они почти рядом — в трех верстах друг от друга. Со старостой и всеми деревенскими жителями мне еще предстояло познакомиться.

Проступали в голове даже отрывистые слова и фразы на французском языке, который тогда был чуть ли не первым разговорным языком в среде дворян, и которого я никогда и не учила. Короче, я вспомнила почти все, и чувствовала себя от этого отлично. Никакого раздвоения личности не было, я была в своем уме и памяти, четко все различала, хотя и где-то на задворках души и сохраняла все знания и память себя будущей. Но и здесь раздумывать было некогда, надо было действовать.

Хоть и кризис миновал, температура спала, все-таки современные антибиотики творят чудеса с людьми в данную эпоху, важно было теперь выходить девушку, которую я воспринимала как своего ребенка, искренне любила и жалела.

Так что вновь я крутилась, как белка в колесе. Поила горячим чаем и кормила Машу бульоном, растирала ей грудь современными средствами в вперемешку со старинными мазями на барсучьем жиру и гусином сале, заставила Лукерью еще раз пригласить лекаря, чтобы поблагодарить его за чудесные порошки, которые так отлично подействовали, на что доктор, довольный и надутый от тщеславия, как индюк, отвечал с сильным немецким акцентом: 'Я, Я, это очень хороший порошок!'

Таким образом, все были довольны — и лекарь Карл Карлович, которого многие звали просто Вороном, так как был он черный, высокий и носатый, да еще и имя-отчество имел соответствующие, с его чудесными порошками, слава о которых поползла позже по всему уезду , и который, пользуясь моментом, неплохо заработал на этих чудо-лекарствах. Уж не знаю, что он туда намешивал, но вроде пострадавших от его лечения не было, самовнушение творит чудеса во все времена. Была довольна и я, что все так замечательно сложилось и никто ничего не заподозрил.

Так что когда подошел вечер, я была настолько вымотана, что раздав всем ЦРУ (ценные руководящие указания), накрутив и тут всем хвосты, заставив навести в доме с утра полный порядок, все помыть и прибрать, наварить побольше легкого бульона для Маши и каши со щами для всех остальных людей, отбыла в свой флигелек, чтобы и там все проведать и посмотреть. Дашу я оставила в доме в помощь Катюшке, чтобы они вместе следили за порядком и если Маше будет хуже, срочно бежали за мной, или отправили мальчишек, а если все в порядке, должны придти позже, мне надо передохнуть.

Поскольку в руках у меня были вещи, я попросила все того же Степана, который был как раз во дворе и с которым я уже почти сроднилась после всех переживаний, помочь отнести их в маленький мой домик, чем-то напоминавший мою квартирку, да и по размеру бывший чуть больше ее. Он кликнул в помощь мальчишек— казачков, те сложили их на маленькие санки и с веселыми криками быстро довезли их до флигеля. Они же принесли дров и растопили печь. Степан, уходя, поклонился мне напоследок низко в пояс со словами: 'Спаси Вас, Бог, барыня за Вашу доброту, это ведь не Антип, а Вы нас спасли, да и барышня без Вас совсем бы померла...', и утер слезу, да и я, почувствовав надвигающиеся слезы, только и смогла молча поклониться ему в ответ, чем привела его в еще большее смущение. Так мы и расстались.

Глава 4. Планы и действия.

Войдя в домик, я решила осмотреться и перепрятать свои запасы, пока их никто не заметил. В углу комнаты был отгорожен ширмами небольшой уголок, типа будуара, где стояли сундуки, трюмо с зеркалом на подставке, на котором лежали дамские приспособления для наведения красоты — какие-то гребешки, зеркальца, веера, пуховочки, пудреницы, еще какие-то вещи. Я сложила в сундуки все свои вещи и так и села около них, разбирая и рассматривая вещи. Нашла шикарное черное старинное платье, расшитое стеклярусом, старые шляпки в рассыпающихся коробках, и стала все разглядывать.

Все-таки, как много мы потеряли, перейдя на фабричные одежду и изделия! Пусть их материалы не такие мягкие, а фасоны— неудобные для нас, швы плотные и трут с непривычки кожу! Пусть! Просто вещи ручной работы, а они все здесь были такими — интереснее, живее, несут на себе отзвук не только эпохи, моды, но и эмоции людей, которые их делали, тепло их рук! Я решила померить платье, которое прекрасно подошло мне по фигуре, надела шляпку и подошла к зеркалу. Мне надо было удостовериться, что я не изменилась, осталась собой.

Так и было — на меня смотрела дама, хоть и немного отличная от моего привычного вида, более взрослая, зрелая, исчез мой привычный макияж, волосы стали гуще и длиннее, были уложены в какую-то красивую хитрую прическу, изменилась и осанка, голова выпрямилась, я перестала сутулиться, чем страдала от постоянной проверки тетрадей и работы за компьютером, походка стала более плавной и спокойной — все-таки в длинном платье не побегаешь так, как в мини-юбке или тем более в брюках, пальцы рук вытянулись и утончились, кожа побелела и стала мягкой и гладкой, но общие черты были моими, что меня порадовало. И возраст был мой, но если в будущем я ходила в разряде "девушек", а то и "девочек", то здесь я была уже солидной дамой в "годах", вдовой— капитаншей! И обращались ко мне "Ваше благородие", как в песне!

Я представила себя в этом наряде на Новогоднем вечере, хихикнула, вообразив реакцию наших дам, и решила прихватить его в будущее. Надеюсь, получится, вещи же мои перенеслись все, кроме сотового, видимо, современным гаджетам здесь не место.

Сколько я просидела около сундуков и трюмо, не знаю, мне все было интересно, я чувствовала себя как в музее, в котором все можно трогать руками и спокойно рассматривать, но пришлось заняться другими делами. Сейчас мне надо было попытаться определиться с денежными вопросами. Для этого я нашла все шкатулки, раскрыла их и стала смотреть, что там было. В них нашлись несколько колец, неплохое колье, красивый браслет, цепочка с крестиком, все это, насколько я поняла, было моим приданным, на которое муж не смел покуситься.

Отдельно в другой шкатулке лежала небольшая пачка банкнот и небольшая кучка серебряных и несколько золотых монет. Разбиралась я в их соотношении и покупательной стоимости пока приблизительно, но общее впечатление было таким же, как и в будущем: 'Денег нет, но вы держитесь!' Вряд ли эта сумма была достаточной для обеспеченной жизни без проблем.

Так что надо было подумать, на чем здесь можно заработать и как это сделать, так как дворяне, тем более женщины, не могли напрямую чем-то торговать, а обращались в откупщикам, мелким и крупным скупщикам, да и делали это ограниченно, в основном несколько раз продавая и перепродавая лес, будущий урожай, другие запасы, закладывали свои имения и крестьян, им принадлежавших.

Причем большинство имений были заложены и перезаложены много раз, все жили в долг, в кредит, как сказали бы сейчас! Всюду главенствовали мужчины, дворяне все служили по воинской или штатской части, те же, кто выходил в отставку, или сами управляли своими имениями, в основном некрупными, как у меня, или вращались в свете, поручив все дела своим управляющим, которые нередко обманывали хозяев и притесняли крестьян.

Мое еще счастье, что Смоленская губерния, в которой было наше имение, хоть и была большой по площади, но основное ее население было крестьянским. Крупных землевладельцев было мало, в основном мелкопоместные или беспоместные дворяне.

Да и соседей дворян было мало — пять-семь семейств , которые друг к другу в дела не лезли. К тому же я, как вдова, была более свободна в своих действиях, а так бы мой круг ограничился бы тремя пресловутыми 'К'— 'Киндер, Кирха, Кухонь', как в шутку переделал это выражение один мой знакомый, что мне, воспитанной на принципах современного женского равноправия или даже главенствования в семье, конечно, было бы не по нраву.

Еще благо, что все продукты были своими, в супермаркеты ходить не надо, все почти делали сами. Решила я чуть позже разобраться и с этим, определиться с запасами, посмотреть, в чем есть нужда.

Никто из дворовых не шел ко мне, значит, все было в порядке и я решила вернуться к себе, написав целый список вопросов, которые надо уточнить, села вновь в свое кресло, уже целенаправленно представила метельный вихрь и вернулась спокойно домой, вызвав на этот раз небольшое неудовольствие кота, которого я шутливо звала иногда Мурзелло Марковичем, стряхивавшего со своей черной шкурки несколько снежинок, попавших на него.

В моем запасе было не так уж много времени, надо было приготовиться к урокам, почитать литературу, уточнить все про те времена и прочее, и прочее. Просидев за Интернетом почти два часа, так что голова уже пухла от прочитанных книг, форумов, знаний и проблем, я решила пройтись немного в ближайший магазин, хоть купить продуктов на запас на время своих возвращений и немного развеяться. Рождественская Москва — это прекрасное зрелище, метель утихла, снег еще был чистым и искрился на свету, сияли огнями украшенные витрины, все суетились, куда-то бежали, несли пакеты и коробки, загружали багажники машин целыми тележками продуктов, как будто завтра все запасы кончатся. Но мне нравилась эта суета, я вновь с удовольствием в нее окунулась.

Увидела в магазине елки и решила украсить там, в прошлом, такую же, накупила цветной бумаги, красок, карандашей, решив озадачить всех изготовлением простейших игрушек. Хотела сделать еще соленое тесто, из которого так любили лепить разные поделки мои ребятишки, но передумала — слишком расточительно это покажется простым крестьянам, для которых в большинстве случаев и ржаная мука в радость, боюсь, меня не поймут и осудят.

Села вновь в кресло — а я обратила внимание, что переносилась я теперь всегда сидя, уже привычно представила метельные вихри и вновь оказалась в своем домике. Под окнами топтались мальчишки, пришедшие за мной. Я сначала испугалась, что Маше стало хуже, но оказалось, что все в порядке, барышня слаба, но уже пытается вставать. Пришлось идти быстрее к ней, делать выговор, что ходить ей еще рано, пусть только встает понемногу по естественным делам.

Вызвала я и управляющего, которого звали Василием Васильевичем. Был он раньше мелким чиновником, к которому обращался по каким-то вопросам дядюшка-опекун. Чем-то он ему понравился, скорее всего, своим желанием во всем угодить да показными якобы знаниями во всех вопросах, и тот назначил его управлять нашими делами. Оказавшись 'большим начальником', да еще и без особого пригляда, начал он, освоившись, понемногу подворовывать, присваивая себе мелкие доходы с продаж леса, сена, притеснять крестьян и т.д.

Я вызвала его в кабинет и стала демонстративно рассматривать бумаги и канцелярские книги, которые нашла в столе в кабинете. Даже я, небольшой знаток бухгалтерии, увидела, что записи были специально запутаны и по ним выходило, что например, один и тот же участок леса на дрова продавался несколько раз, а деньги, вырученные от его продажи, тратились на неведомые покупки каких-то гончих собак, потом перепроданных кому-то. Короче, я не выдержала и достаточно сердитым голосом стала указывать ему на эти 'косяки'.

Василий Васильевич сначала лебезил передо мной, называл 'матушкой', все пытался поцеловать ручку, но уличенный документами и моими словами, начал слезно меня умолять не прогонять его. Мне стало немного жаль этого уже не молодого человека, да и консультации его были бы мне полезны, и я оставила его в доме, но от дел отлучила, сказав, что сама временно буду управлять делами, пока не найду нового управляющего, а о его проступках напишу опекуну.

С Лукерьей мы осмотрели все запасы, я удостоверилась, что основные продукты есть в достатке, в кладовой висели круги самодельной колбасы, шикарные окорока издавали обалденный запах настоящего копченого мяса, стояли крыночки и крынки со сметаной, маслом, лежали даже круги простого сыра, похожего больше по вкусу на брынзу, но очень вкусного. Была и мука и крупа, много репы и не так много привычной нам картошки, основные овощи. Короче, здесь все было в порядке, надо было приобрести в будущем только риса и основных приправ, типа перца, корицы и гвоздики, которые здесь хоть и были, но стоили дорого и продавались только в уездном городе, куда еще предстояло попасть. Сахара, за неимением сахарной свеклы, здесь еще не знали, заменяя его медом. Можно будут попробовать ее развести, хотя и производство сахара дело очень замороченное, непростое, я могу просто использовать ее сгущенный сироп— патоку.

Лукерья оказалась хорошей рукодельницей, умела, как и все в те времена, прясть пряжу и вязать, спицы, хоть и костяные, так и мелькали в ее руках. Но вязали не только на спицах, но в технике одноигольного вязания, которая имитирует лицевую гладь и при этом получая две плоские части, потом обвязывающиеся, соединяющиеся в общую вещь.

Умели вязать и на пяти спицах привычные нам носки с пяткой и резинкой по верху. Вообще носков вязали очень много, вязаные носки играли важную роль в свадебных церемониях и различных ритуалах, составляли вместе с варежками значимую часть приданого. В основном носки были исключительно однотонные, чаще всего серые, но иногда сверху цветными нитками вышивался или вывязывался простой геометрический или растительный узор. В деревне считалось, что невеста одаренная и умелая, если она собственноручно одаривала родню мужа связанными носками, и чем разнообразнее узоры и больше носок, тем более мастеровитая будет будущая супруга, потом такие дорогие подарки надевали лишь по праздничным дням. Специальные носки ручной работы вязались из шерсти красного цвета, который означал 'красивый', 'значимый'.

Вязали и варежки, которые делились на мужские — попроще, без резинки, чтобы было удобнее работать и легко скинуть с руки, пот утереть или перекурить. Женские варежки, естественно, были миниатюрнее, наряднее, многоцветнее. Обычно надевалось несколько пар рукавиц: сначала вязаные (их называли 'исподочки'), а затем меховые — мехом наружу ('мохнатки'). Для работы сверху надевали холщовые, кожаные или связанные из конского волоса варежки. По праздникам носили 'исподочки' с орнаментом, в будни — однотонные. В 19 веке девушки и молодые замужние женщины из зажиточных семей по большим праздникам носили 'накулачники' ('митенки') — длинные узкие перчатки без пальцев. Вязали их из белых хлопчатобумажных ниток и были они редкими. Мужских перчаток не было, что не всегда было и удобно, особенно для солдат, которым приходилось снимать варежки во время стрельбы. На это стоило обратить внимание и ввести их в быт, да и деньги заработать на этом можно.

Все это мне рассказала Лукерья, да и сама я многое узнала чуть позже и взяла себе на заметку, что можно попробовать вязать более крупные теплые вещи — жилетки, кофты, свитера, джемпера, разные юбки и даже платья. Я думаю, в нашем климате они быстро приживутся и понравятся, войдут в моду. Я ее попросила связать для подруги варежки или носочки и подарить их позже Инне и Танюшке. Я и сама умела все это делать, но была слишком занята всеми делами.

Маша, оказывается, чудесно умела вышивать, что и доказала мне, попросив достать из шкатулочки и подарив прекрасный платочек со словами: 'Это Вам за всю доброту, Крестная!', чем смутила меня до слез. Я ожидала увидеть и крючки, но, как я потом узнала из Интернета, впервые узоры для вязания крючком были опубликованы в голландском журнале "Pеnеlopе" в 1824 году. В России вязание крючком стало популярным к концу XIX века. Непорядок получается, надо обязательно их ввести в жизнь, вязать крючком в чем-то даже проще, чем на спицах, а изделия выходят намного интереснее и красивее. Сделаю себе заметку для памяти, озадачу местного кузнеца их изготовлением, дело не хитрое — делаю же здесь крючки для рыбалки, остроги , а принцип почти такой же.

Даже Дашутка с Катюшкой, скромно пискнув, что 'бабушка их и на коклюшках научила работать', тут же достали откуда-то подушечки для работы и свои палочки и стали быстро ими перебирать, приведя меня в полный восторг.

Короче, все оказались загружены работой на несколько дней. Степан и Антип тоже не сидели без дела, они вместе с молодыми парнями приводили в порядок двор, расчищали снег.

Все были оживлены, заняты работой, наш старый домик как-то встрепенулся, подтянулся, довольный, что в него вернулась такая активная жизнь. Даже наш старый дворовый пес Жучок, спавший все дни в своей будке, вылез из нее и глядя на всю эту суету, почесал себя в удивлении за ухом, типа, 'что тут творится, что деется', залез снова от греха подальше в свое нагретое тепло.

На что я еще обратила я внимание, что только время здесь сжимается и разжимается, дни же совпадают, но вот даты — нет, в связи с разными календарями и стилями летоисчисления— "старым и новым", календарь отставал на 12 дней. И если у нас было 24 декабря по "новому стилю", тут только 12 число, и если у нас все готовились к Европейскому Рождеству, несколько затмившему наше родное, православное, то тут все было спокойно, и Рождество ждали только через две недели, как и положено по старому стилю.

Фу, пока разобралась — испереживалась, в нашу ли Россию и историю я попала, но все оказалось нормально. Позже я узнала из разговоров, что все совпадало — и правление императоров, и основные даты и исторические личности, история мира не была альтернативной, а скорее — параллельной, что меня обрадовало. Мне было только на руку несовпадение дат, было время сделать спокойно все дела и здесь и в будущем, так как я решила провести небольшие праздники для всех живущих в нашем доме, а также пригласить ближайших соседей. Загрузив всех делами, я с чистой душой поднялась в спальню, попросив меня не беспокоить, так как хочу немного передохнуть, а сама отправилась в будущее, где у меня также было много дел и забот, которые нельзя было откладывать.

Глава 5. В школе и дома.

Да, конец четверти, тем более зимней, и предновогодние дни в школе — это бардак на корабле во время пожара, все куда-то бегут, срочно требуются какие-то отчеты, о которых никто не говорил, но которые, оказывается, обязательно нужно было сделать еще вчера, надо подводить итоги учебы, выставлять и 'забивать' оценки не только в школьном электронном журнале, но и общегородских отчетах, срочно получать и раздавать подарки для детей и делать сотню еще разных дел одновременно.

Да и классные мои детки требовали внимания — у Данилы, как всегда, выходила единственная тройка по пению среди всех остальных пятерок и четверок, и мне приходилось в очередной раз уговаривать нашу принципиальную 'Музыканшу', которую так и звали, кстати, Музой Петровной, что раз не дано ему стать очередным Басковым или Киркоровым (и слава Богу!), но в остальном он умница и молодец. Договорились, что он приготовит презентации о современной музыке, расскажет их детям, и разошлись довольные исправленной в очередной раз оценкой. Мне кажется, что Муза просто очень любит современную музыку, но поскольку в программе 4 класса про нее пока ничего нет, она таким способом просто расширяет свои знания и знания детей. А у Данила и рад стараться, тем более, что у его старшего брата есть неплохая рок— группа, широко известная в узких кругах. Так что это у нас такая своеобразная игра в конце каждой четверти.

Надо было навестить и нашего одноклассника — Димульку — мальчика с парализованными ногами, передвигавшегося с трудом или на коляске, который сейчас немного приболел, но учился всегда наравне со всеми детьми, приезжая каждый день в школу на машине родителей. Ну вот не повезло ребенку при родах, ребенок шел ягодичным прилеганием, а попросту— "попой", и хотя такие случаи не редки, акушерка была молодая, неопытная, приняла роды неправильно, повредив младенцу позвоночник. К счастью (хотя вряд ли подходит такое слово) у него только ноги не ходили, а голова была умнейшая. Его папа с мамой только что не молились на наш класс, так как дети не только не обижали его, а, наоборот, во всем помогали, причем пацаны не брезговали и в туалете ему помочь, и коляску ему катали по всей школе, устраивая такие уроки фигурного вождения, что все разбегались по сторонам, за что и получали от меня по заслугам.

Да как было не любить нашего умника и красавца, лучшего ученика по английскому и компьютерам, к которому уже сейчас обращались за советом не только старшеклассники, но и учителя, и которому все прочили славу будущего Билла Гейтса, влюбленного в Танюшку с первого класса, и отнюдь не безответно.

К тому же мы еще давно начали репетировать сценку из сказки Маршака 'Двенадцать месяцев', хотели показать ее родителям и читателям соседней детской библиотеки, с сотрудниками которой я давно дружила и в которую ходили все дети с первого класса. Так что дел и забот хватало, я и здесь крутилась, как белка в колесе. Но все прошло просто замечательно, отчеты все были сданы вовремя, в школе даже дали небольшую премию и подарки от администрации и профсоюза.

Сценка наша вызвала полный восторг, родители были довольны, надарили библиотекарям и мне кучу подарков и книг, мы попили чаю со всякими вкусняшками, которые настряпали мамочки, угостив всех присутствующих, и довольные разошлись на каникулы.

Хоть мы и должны были учиться еще пару дней, но с разрешения нашего завуча, с которой у меня были отличные отношения, я отпустила всех отдыхать, сказав, что можно приходить только по желанию, причем зная, что придут почти все, за исключением тех, кто уедет в отпуск или приболеет. Класс наш был очень дружный, веселый, среди мамочек, слава Богу, уже не было 'яжематерей', все друг другу помогали, хоть это и стоило мне больших усилий и времени в начале учебы в первом классе. Я всегда старалась сделать так, чтобы детям было интереснее общаться друг с другом, чем сидеть по домам в виртуальном мире. Мы ездили по елкам, ходили в театр, просто пили чай в тепле и уюте, причем я часто сидела незаметно в уголке, читая и размышляя, а дети болтали ни о чем и обо всем.

А размышляла я вот о чем. Я, пожалуй, единственная знала, что уже через полгода, 12 (24) июня, почти совпадая датой с другой войной, Великой, начнется война, которую мы все сейчас называем Отечественной войной 1812 года. Но бежать в Петербург к Александру I (за отсутствием Сталина) с криком: 'Я все знаю, выслушайте меня!' вряд ли мне стоило. Никто бы меня ни то что не выслушал, но просто не допустил бы до императора. Да и глупости все это. Мне надо было о реальных делах думать, так уже через 8 месяцев, в августе, войска будут в Смоленской губернии.

Значит, собрать весь урожай крестьяне не успеют, а что успеют, не успеют обмолотить. Поэтому надо придумать, что выращивать быстро, без потерь и как обезопасить собранный урожай. Для этого в лесу надо начинать строить риги, овины и амбары. Надо увеличить посевы репы (её урожай был 2 раза в год), гороха, шире внедрить картофель, бобы, незнакомую пока крестьянам фасоль и кукурузу. Но кроме этого, надо позаботиться и о мясе, а для этого покупать поросят и птицу, чтобы откормить их и через полгода забить на тушёнку или засолить по-простому. Надо строить в лесу землянки и укрытия для стариков, детей и женщин, пока на их земле шляются враги, и тем уберечь их от смерти, насилия.

И конечно, надо обучить крестьян самообороне. Партизанские отряды возникнут и без моего особого участия, но надо вооружить крестьян, чтобы они воевали не только вилами и косами, но и хоть каким-то примитивным огнестрельным оружием. Надо поднимать медицину, ввести хотя бы зачатки военно-полевой медицины, опередив Николая Ивановича Пирогова. Можно, помимо помощи от инфекций, помочь с обезболиванием и септиками, оказывая хотя бы простую помощь раненым солдатам и офицерам.

Надо, надо, надо! Голова идет кругом от этого 'Надо!' Надо все, а в первую очередь деньги, поскольку все тот же Наполеон очень точно сказал, что "для войны нужны три вещи — деньги, деньги, деньги!" Отсюда — самый главный вопрос— где взять эти деньги? Единственная идея, которая пришла мне в голову — покупать здесь, в будущем, серебро определённой пробы, отдавать его знакомому химику, чтобы он его переплавлял в слиток и скрывал современные пломбы (а он этим занимался втихаря, особенно не вникая в дела), а после этого продавать в прошлом правительству по курсу, меняя на монеты.

В таких размышлениях и заботах время летело незаметно, я даже подзадержалась больше обычного в будущем и переживала, смогу ли перенестись в прошлое нормально.

Да еще, только я присела как всегда дома в кресло и стала представлять метельную круговерть, ко мне на колени прыгнул Мурзик, заглянул пристально в глаза, обнял меня и прижался крепко, требовательно замяукав. Я всегда отлично его понимала и в этот раз поняла и спросила: 'Что, со мной хочешь?', на что получила одобрительный мяукающий ответ: 'Конечно, пропадаешь незнамо где, а я тут один скучаю!' На мой вопрос: 'А не боишься?' — он только презрительно фыркнул и прижался к коленкам плотнее.

Я немного волновалась за своего воспитанника и выкормыша, которого подобрала в прямом смысле на помойке двухнедельным малышом, почти умирающим, с еще закрытыми глазками, чудом услышав рядом с баком слабое уже не мяуканье, а сип и хрип. Я выходила, выпоила котенка детским питанием из пипетки, вставала ночью, массируя ему животик, укутывала в теплые тряпочки, выполняя все функции 'мамы-кошки', как в шутку называла меня тогда Инна.

Мой Мурзик быстро выправился, ожил, вырос постепенно в шикарнейшего черного кота с белым галстучком на груди и носочками на лапках. Он никогда нигде не гадил, научившись даже делать свои дела на унитаз и всегда с интересом глядел, как я его смываю, ничего лишнего не драл, обходясь старым ковриком, был очень степенным и спокойным, очень привязанным ко мне, да и для меня он часто был замечательным другом и собеседником.

И хотя я очень переживала за исход дела, но уверенность животного и его спокойствие передалось мне, и я решила попробовать. Все прошло нормально, уже в 'штатном режиме', я вернулась вновь в прошлое, да и Мурзик был цел, он, спокойно спрыгнув с моих ног, стал обходить комнату, обнюхивая каждый угол. И опять его появление не вызывало вопросов, было естественным и привычным, да и сам кот чувствовал себя как дома. Обойдя все комнаты и заглянув во все углы, он спустился в подвал, где сразу по-хозяйски зашуршал, гоняя мышей, хотя в городе этого никогда не делал за не имением таковых. Так что все прошло удачно к моей радости.

Глава 6. Хозяйство— дело непростое.

И опять время летело незаметно, кружилось метелью забот и хлопот. Я перешла в основную усадьбу, в которой были комнаты и для меня, чтобы легче всем управлять и всех видеть. Маша была еще очень слаба, да и по молодости лет пока слабо разбиралась в хозяйственных делах. В свой флигелек я наведывалась, чтобы отдохнуть или перенестись в будущее без лишних глаз. Утро в усадьбе начиналось очень рано, с шарканья ног Лукерьи, которая поправляла лампадки перед иконами, а потом молилась, едва слышно, стуком дров и возней около печек Архипа, с запахами кухни, на которой уже начинала хозяйничать Степанида. Спали они нередко не в людской, а здесь же на полу, на каких-то матрасиках, утром их скатывая и убирая в стоящие в уголках сундучки.

Мое утро также начиналось рано, но, прежде чем вылезти из-под пуховиков, я звонила в колокольчик. Тут же в спальню входил лакей с подносом, на котором мне подавали чашку чая или кофе со сливками, как настоящей барыне — "кохвий в постель"! Это были самые мои любимые и спокойные минуты обдумывания планов на день и несколько еще ленивых мыслей. В красном углу перед иконами в красивых окладах зажигались лампады, и я вместе с Машей начинала день с молитвы.

После молитвы обыкновенно я принимала в кабинете с докладами и рапортами дворецкого, ключницу, а потом, после знакомства — и деревенского старосту. Они заходили по одному по команде горничной, докладывали, какие работы предстоят в имении в ближайшее время, отчитывались о доходах и расходах, внимательно запоминая мои распоряжения, дворецкий докладывал о состоянии дел в усадьбе, ключница рапортовала о запасах в кладовых, а староста описывал обстановку в деревнях. Для дворни день начинался со службы, которую служил отец Павел в своей маленькой церкви на территории усадьбы и на которую ходили все дворовые люди и крестьяне из ближайших деревень. Мы с Машенькой молились сами, перед домашними иконами, а по праздникам, конечно, посещали все службы в церкви, что нравилось нашим людям.

Далее был утренний туалет — мы умывались из кувшина над тазиком, пользовались 'ночной вазой'-туалетом, приводили себя в порядок с помощью наших горничных. Были здесь уже и зубные щетки, правда, щетина была натуральной, свиной и достаточно жесткой. Вместо зубной пасты было нечто вроде порошка— толченый мел с добавками каких-то трав. Сначала мне было не очень приятно, но постепенно я смирилась и привыкла.

Смирилась я и с темнотой — особенно утром, когда свечи еще не зажигали и комнаты освещались только слабым светом лампадок. Но все равно, моя рука так и тянулась к стенам, чтобы по привычке найти там выключатель.

Пришлось смириться и с тишиной, нарушаемой только тем же слабым треском горящих лампадок, шорохом шагов Лукерьи, которая вставала очень рано, шепотом наших горничных, бряканьем посуды и треском дров в печи. Смирилась я и с запахами, которые меня окружали — горящих дров, свечей и лампад, запахом тел дворни, печи и еды. Они были нередко приятными, не то, что запах немытых ног и тел от 25 деток в пионерском лагере, где я однажды подработала воспитателем, будучи еще студенткой.

Смирилась я и с одеждой, которую приходилось снимать и надевать только с помощью горничных, которые разбирались в ней гораздо лучше меня, смирилась я и с корсетом, который вначале немилосердно впивался в мое тело. Но в конце концов, современные бюстгальтеры и пояса-утяжки не так уж далеко от них отошли, и чувство облегчения, которое я испытывала, снимая корсет, было сравнимо с теми чувствами, которые испытывают и современные дамы, вечером снимая свое нижнее белье. Кроме того, в доме я старалась побольше ходить в свободном капоте, напоминавшем современные пеньюары. А вот халаты были в это время чисто мужской домашней одеждой.

Но очень трудно было привыкнуть к особенностям одежды и гигиены. Нижнего белья у женщин не было, обходились большим количеством нижних юбок. 'Интимные' места обтирались тряпками, подобными же тряпочками подтирались после туалета "по большому".

Полностью мылись в бане раз в неделю, по субботам. Была одна баня, но с двумя отделениями — 'барская', где мылись мы с Машей вместе со своими 'горняшками', что почиталось за честь для них, и 'дворовая', где мылись остальные. Никаких шампуней, гелей для тела и прочих изысков, конечно, не было. Пользовались мы щелоком, простым комковатым мылом, да Лукерья делала для нас отвары на травах, которыми споласкивали тело и волосы. Но, как это не удивительно, промывали волосы эти примитивные средства гораздо лучше всяких патентованных и хваленных современных средств. Часто ключница приходила нас парить, используя не только привычные березовые, но и дубовые, сосновые, липовые веники, которые привносили прекрасный лесной аромат. Топили баню по-черному, когда дым выходит через двери, топили очень сильно, так как мылись все в один день — сначала парились мужчины, потом, когда температура в бане опускалась, т.е. наступал 'второй пар', мыться ходили женщины. Таким образом, ходили в баню в два захода, а третий пар доставался баннику, которому также оставляли веник и воду. Это делали, чтобы не угореть, так как в это время дым сгущался, почти не находя выхода и дышать становилось труднее. После бани мы пили чай с разными вкусняшками, которые пекла Степанида, наслаждались чистотой и покоем.

Такие же хранители были и в овине, где жил овинник, и конечно, в доме, где жил домовой. Я сначала посмеивалась про себя над этими суевериями, но однажды в полусне ко мне пришел домовой— маленький мужичок в простой рубахе и штанах, растрепанный, и кудлатый, несколько напоминавший домовенка Кузьку из известного мультфильма. Я даже окликнула его: 'Кузька!', но только спугнула, так как он тут же пропал.

Далее с помощью доверенных Лукерьи и Николая распределялись люди на работу, проверялись все запасы и начиналась будничная работа — приготовление завтрака и обеда, уборка дома и усадьбы, мелкие хозяйственные дела. Я уходила в свой кабинет, где занималась бумагами, стараясь как можно плотнее войти во все мелочи организации жизни усадьбы.

Труднее всего было мне смириться с отсутствием новостей. Мы привыкли к очень насыщенной информацией жизни, когда каждую минуту одно событие сменяет другое, а здесь даже письма могли идти по несколько месяцев, так как перевозились почтовыми каретами. Здесь свежей считалась газета от сентября, полученная как раз к декабрю. Поэтому я радовалась возможности переходить в свою эпоху и хоть таким образом "глушить" свой сенсорный голод. Я даже смотрела там телевизор, чего почти не делала в обычное время. Но сейчас даже реклама меня не раздражала, а умиляла.

А еще я училась писать! Да, понимаю, что звучит смешно — учительница начальных классов учится писать! Но попробуйте сделать это и вы, да еще и предварительно очинив гусиное перо, что тоже не так и просто! Да на очень серой и плохой бумаге — это вам не современные тетради да замечательная фирменная бумага для ксероксов! Да и с соблюдением всех правил старинной орфографии, с этими ятями, фитами, юсами малыми и прочими устаревшими буквами, и вы убедитесь, что это все не так просто! Вот и я в этом убедилась и тратила много времени на овладение этими премудростями! Мое счастье, что большинство дворян также не отличалось высоким уровнем грамотности и ошибок допускали очень много! Да что говорить о мелкопоместных дворянах, когда даже в рукописях и письмах Александра Сергеевича Пушкина находили немало ошибок! Так что я пыхтела, ругалась про себя, но старательно занималась каждый день чистописанием, подключив к этому и Машу, у которой получалось чуть лучше.

Разбиралась я и с мерами весов, длин и прочего. Как удобно, оказывается, с десятичной системой! Мы все привыкли, что метр= 100 сантиметрам, или 10 дециметрам, в которых соответственно 10 сантиметров. Тоже самое и с мерами веса, все кратно 10. Но попробуйте запомнить все эти версты, сажени, аршины и прочие футы и вы схватитесь за голову. Пришлось прибегнуть к педагогической хитрости и попросить своих учеников сделать доклады— рефераты о старинных мерах веса и длины и распечатать их. Так у меня появилась шпаргалка— подсказка и я узнала, что вершок равен 4,445 сантиметрам или 44,45 миллиметрам — так что от "горшка два вершка— это примерно 90 сантиметров, то есть совсем немного. А попробуйте, что называется, запомнить "без бутылки", что 1 аршин = 1/3 сажени = 4 четверти = 16 вершков = 0,7112 м, а мне это надо было знать, чтобы покупать материал для платья. Узнала я и то, что косая сажень равна 2,16 метрам и содержит три аршина (72 см) по 16 вершков. Так что человек, у которого " косая сажень в плечах"— действительно богатырь. А уж верста почти равна нашему километру, в ней 1066,8 метра, поэтому, когда говорят, что человека слышно за версту, это значит, что он действительно очень громко кричит.

Пыталась я разобраться я с помощью детей и с денежной системой. Но там было все настолько запущенно, что оставалось только хвататься за голову. Дело в том, что тогда в России существовали две основные расчетные денежные единицы, это монеты и ассигнации, когда 1 серебряный рубль стоил примерно 4 рубля ассигнациями. Но при этом рубль ассигнациями никогда не был равен 100 копейкам серебром. Людям было выгоднее получать в качестве расчета монеты, а не "бумажки" и многие нередко этим пользовались. Например, приходил купец за бочкой меда, она стоит 10 рублей серебром. У него есть ассигнации, а торговец говорит, что если товар будет оплачен не монетами, а бумажками, то мед будет уже стоить 11 рублей ассигнациями. Эта приплата при покупке товара называлась "лаж". Отсюда же слова "облажаться" и "лажа". Вот так, век учись, а то можешь " облажаться"!

В обращении были золотые империалы (10 рублей) и полуимпериалы (5 рублей), серебряные рубли, полтины, полуполтинники и 10 копеек, а также медные монеты достоинством в 5, 2, 1 копейку и полушку. Так что выражение "За морем телушка— полушка, да рубль перевоз" действительно актуально и в наши дни, когда транспортные расходы во многом превышают стоимость товаров. Правда, я знала, что после войны 1812 года император Александр I произвел частичную денежную реформу и несколько упорядочил обращение ассигнаций. Основной главной монетной единицей был установлен серебряный рубль. Поэтому моя идея покупать в будущем серебро, чтобы потом обменять его на монеты, нравилась мне все больше и больше.

Но расскажу подробнее о своем распорядке дня. После всех туалетных дел подавался завтрак, а к завтраку горячее молоко, чай из смородинного листа, каша со сливками кофе, яйца, хлеб с маслом и мед. За завтраком обычно ставили на стол самовар и пили чай, гораздо реже — кофе. Байховый чай предпочитали цветочному. Часто пили и так называемый "копорский чай", когда заваривали цветы растения Иван— чая. На столе были также яйца всмятку, горячий картофель. К чаю подавали варенье, сливки, печенье, кренделя. Обычно за завтраком следовали полдник, обед, ужин и паужин. Но я так часто есть не могла и не хотела, и мы ели2 — 3 раза в день — завтракали, обедали, пили вечерний чай или ужинали. Тут же со Степанидой обсуждалось меню обеда, а с Николаем и Лукерьей общие дела усадьбы. Далее был обед и послеобеденный отдых, когда все или спали, или занимались мелкими хозяйственными делами — чинили одежду, пересматривали белье, убирались у животных и так далее.

Вечер завершался игрой в карты, в которые я совсем не умела играть, что вызывало большой смех и оживление Машеньки. Но я старалась учиться, так как знала, что игра в карты была основной формой досуга дворян. Мы с Машей много музицировали, разучивая новые и старые мелодии. Ложились спать в усадебном доме в обычные дни очень рано, только праздники были исключением. Приготовления ко сну начиналось с приказа Антипу закрывать ставни, которые со стуком запирались железными болтами. В 8 — 9 часов вечера сторож обходил усадьбу, проверяя запоры и спуская дворовых собак. Тишину в доме нарушали лишь мыши, лай собак на улице да стук сторожей в деревянную доску.

Если я не хотела спать, то читала в тишине под треск горящих свечей, писала и размышляла о делах, которые надо было совершить в ближайшее время, записывала покупки, которые могла сделать только в будущем. А не хватала очень многого— сахара, приправ, даже соль ценилась очень дорого и была грубой, серой, грязной от примесей. День был похож один на другой, но скуки не было, мне было очень интересно входить в повседневную жизнь дворян этой эпохи.

На следующий день, пока в доме все были заняты делами, я решила съездить проведать своих крепостных крестьян, о жизни которых, конечно, имела только книжные представления. Степан заложил легкие санки, Лукерья вынесла и укутала меня какой-то меховой накидкой, все подоткнула и проверила, наказала не гнать лошадку, перекрестив нас на дорожку.

Глава 7. "Россия, которую мы и не знали..."

Погода стояла чудесная, легкий морозец чуть щипал щеки, заставляя кровь приливать в лицу, ветра не было и прогулка по свежему воздуху доставила мне только радость, ведь поездка в открытых санях, да еще и в качестве пассажира, чудесным образом отличается от управления машиной, когда ты должен внимательно глядеть по сторонами, думать о дороге, не замечая красоты окружающего мира.

А тут кругом — заснеженные ели и сосны, искрящиеся чистые сугробы, спокойствие и тишина, красота и покой отдыхающей природы! Поэтому когда Степан, затянув тихонько какую-то мелодию, довольно веселую, стал немного погонять лошадку, оглянувшись на меня, я только одобрительно кивнула в ответ, на что он решительно прибавил ходу и мы понеслись, да так, что дух захватывало!

И мне сразу вспомнились знаменитые слова Николая Васильевича Гоголя: 'Какой русский не любит быстрой езды!' и его описание Руси-Тройки! Да и весь окружающий меня теперь мир и люди часто напоминали ожившие страницы книг Александра Пушкина, Николая Гоголя, Ивана Шмелева с его 'Летом Господним' и других произведения классиков русской литературы. Все казалось идеальным, немного сказочным и спокойным, но вот дальнейшее зрелище меня опечалило и показало, что вокруг — не сказка, а реальная, хоть и прошлая жизнь!

Я прекрасно знала и о почти полном отсутствии официальной медицинской помощи — с болезнями обращались к местным травницам, ведуньям, смертность от болезней была очень высокой, о частом голоде в деревнях, когда раз в 10 лет вымирали целыми деревнями, о неграмотности основной массы крестьян, которую удалось исправить только в 20-е годы 20 века большими усилиями многочисленных работников ликбеза, о том, что крестьяне рождались и умирали в крепостном рабстве, отличаясь от негров только наличием собственного плохонького куска земли, с которого и прокормиться — то иной раз было невозможно!

Та же Екатерина Великая, которая хоть и состояла в переписке с французскими просветителями и которую некоторые считают "демократичной" правительницей, писала тогда: "Столь великая империя, как Россия, погибла бы, если бы в ней установлен был иной образ правления, чем деспотический, потому что только он один может с необходимой скоростью пособить в нуждах отдаленных губерний, всякая же иная форма парализует своей волокитой деятельность, дающую всему жизнь".

Даже о жизни крестьян мы почти не знаем подлинные, точные факты— мемуаров они не оставили, так как в 97 % были неграмотными, их жизнь передают достаточно условно только поздние фольклорные записи песен, былин, сказок, о ней мы узнаем только опосредовательно — через воспоминания их хозяев — помещиков, которые не всегда были правдивыми. Да и как написать в мемуарах о том, что прадед-помещик мог иметь гарем из 10-15 крестьянских девок, а тетушка с дядюшкой истязали своих крепостных, наказывая за любую провинность, запарывая людей до смерти, отдавали в солдаты, где их участь была еще тяжелее — их пропускали сквозь строй, наказывая шпицрутенами за малейшую провинность, вспомните тот же рассказ Льва Толстого " После бала" из школьной программы.

А уж что творили в семьях — рассказывать можно часами, жена полностью зависела от мужа не только у крестьян, но и у дворян. Даже знаменитый предок Пушкина, всем известный "Арап Петра Великого" Абрам Ганнибал, увидев рожденную его женой светлокожую и белокурую девочку, обвинил ту в измене, арестовал и держал в заключении 11 лет в ужасных условиях, 'бил несчастную смертельными побоями необычно' и много лет держал её 'под караулом' на грани смерти от голода, а сам женился второй раз на другой женщине. Так что "булкой хрустеть " я отнюдь не собиралась и реальности жизни тогдашнего времени отнюдь не идеализировала.

Дома в деревушке, куда мы так лихо домчались, стояли притихшими. Это были, как я поняла, те самые курные избы, которые довольно мрачно описал Александр Николаевич Радищев в своём 'Путешествии из Петербурга в Москву'. Крыши домиков были почти полностью засыпаны снегом с кое-где торчавшей из-под него соломой, окна, затянутые льдом, светились еле видными слабыми огоньками. На улице никого не было, наш приезд смутил обитателей деревушки, даже дворовые собачки попрятались и только слабо побрехивали из-за углов.

Да, людей, любящих причитать о прошлой счастливой 'России, которую мы потеряли', я бы отправила на денек в такую деревушку, так как даже в самой захудалой современном поселке все уже живут в гораздо лучших условиях.

Чтобы попасть внутрь одной избы, мне пришлось подняться по деревянным ступеням простого крыльца, двускатная крыша которого поддерживалась столбами, врытыми в землю. Попав в холодные сени, мне пришлось сильно нагнуться, так как дверной проём из сеней в избу был небольшим, а порог высоким. На моё удивление, потолка в избе не оказалось, дым от печи сразу понимался к крыше. Унылые серые стены были без какого-либо декоративного покрытия, а в верхней части — чёрные от сажи.

Глаза мои сразу заслезились, я стала кашлять — топили-то по — черному, весь дым от печи шел в помещение, чтобы было теплее, да и запахи тел были соответствующими. Правда, когда топили печь, открывали дверь и небольшое окошко под потолком, чтобы дым выходил быстрей. Люди в это время или сидели на полу или выходили на улицу, чтобы дым не разъедал глаза. Но нередки были случаи, когда целые семьи угорали, задыхались от угарного газа, особенно ночью, когда дрова не успевали прогореть полностью или были сырыми. Преимущество топки по-чёрному в том, что малым количеством дров быстро протапливали помещение, а воздух становился жарким и сухим.

Домик был около 30 квадратных метров, таким образом, в нем жили 6 человек, не в тесноте, но и слишком шикарно. Спали не вповалку, дети на полатях — на деревянном настиле под потолком, хозяева на голбце около печи. Внутреннее убранство избы тоже особым роскошеством не выделялось. Каждая вещь была необходима в хозяйстве, а внутренняя площадь избы была строго поделена на зоны.

Например, правый от печки угол назывался "бабий кут" или "середа" (середина). Здесь командовала хозяйка, всё было приспособлено для приготовления пищи, здесь же стояла прялка. Обычно, это место было огорожено, отсюда и слово закуток, то есть, обособленное место. Мужчины сюда не входили.

Я рассматривала избу, чувствуя себя в очередной раз посетителем какого-то краеведческого музея, но для людей, в ней проживающей, она была их убежищем, центром жизни, которая в избе начиналась и в ней же заканчивалась. Несмотря на свою простоту, изба была многофункциональным жилищем, делилась на специальные зоны, каждая из которых имела свою функцию, закрепленную традицией и историей. Центральный, или 'красный угол' избы, где сходились две стены, занимали иконы, которые единственные были украшены красивыми вышитыми полотенцами— "набожниками. В крестьянских семьях полотенца сопровождали человека всю жизнь — от рождения до смерти. Полотенцем утирались, в него заворачивали новорожденных и караваи хлеба, полотенцем соединяли руки молодоженов во время венчания и связывали руки и ноги усопшего. Полотенца обязательно вышивались, они непременно входили в приданное невесты и по их количеству и красоте оценивались ее качества мастерицы.

В смоленской народной вышивке обычно употребляли белый льняной холст, частично затканный красными полосами, который был ведущим цветом, а уж ему подчинялись желтый и синий. Вся вышивка строилась на контрасте цветов, других сочетаний почти не встречалось, но выглядело это очень красиво

Вообще ткань была в основном льняная, ведь Смоленская губерния недаром считалась родиной льна. Кроме одежды, из льна делали масло, достаточно вкусное и полезное, а уж на нем — разные мази и настойки. Кстати, надо будет попробовать взять несколько полотенец на продажу или в подарки, такие вещи всегда в хозяйстве пригодятся.

Одежда крестьян отнюдь не была серой и некрасивой, напротив, многие наряды и сейчас вызвали бы интерес. Самой привлекательной была, конечно, одежда девушек, чьим традиционным нарядом, получившей повсеместное распространение, был портяк или хвальбовник, когда на юбке делалось так называемое, "плиссе караваем", то есть складки заглаживались горячим хлебом вместо утюга. Такая плиссировка была очень красива, прочна, складки долго не заминаются и не расходятся, а при ходьбе юбка задорно покачивалась на бедрах женщины. Так и возникло название наряда — "хвальбовник" — то есть девушки похвалялись при ходьбе своей фигурой.

Неотъемлемой частью одежды крестьянок были фартуки. Их носили поверх андараков и хвальбовников в будние и праздничные дни. Фартуки крепились на талии с помощью завязок-лямок. Они предохраняли одежду от грязи и служили также для хранения мелких вещей. Внутренних карманов еще не было, поэтому на поясе фартука висели мелкие хозяйственные вещи, ключи, за пояс затыкался серп или другой инструмент. Пояс был обязательной принадлежностью народного костюма, без него невозможно было показаться перед людьми. Это было устойчивой традицией, берущей начало в древности, когда опоясаться — значило спасти себя от козней нечистых сил.

У мужчин одежда, как всегда, была проще и функциональнее. В комплект крестьянской одежды мужчин входили рубаха домотканого полотна, пояс, штаны (порты), лапти.Сапоги были редкостью и высоко ценились, жених в сапогах котировался гораздо выше, сапоги носили редко, на праздники, порой всю жизнь, нередко передавая их своим сыновьям— наследникам.

Рубахи мужчин были простого кроя, делались прямыми— из двух или трех прямых полотнищ белого домотканого холста или ситца или туникообразными. Мужские праздничные рубахи украшались вышивкой по вороту, распаху на груди, иногда по подолу. Вышивка в каждой деревне нередко отличалась узором, служила своеобразным паспортным маркером, по ней знающий специалист без труда смог узнать происхождение и место жительства человека.

Носили мужчины в холодное время армяки, в него был одет и знаменитый "Мужичок с ноготок" Николая Некрасова. Армяки делали из сукна или валяной шерсти, цвет их был серым или коричневый. Это очень длинная одежда, гораздо ниже колен. Порты были неширокими, длинными, сужающимися книзу штанами, которые держались на шнурке, завязывавшемся вокруг талии. Порты заправляли в сапоги или обертывали онучами и поверх надевали лапти.

Головной убор в народных представлениях был связан с небом, его украшали символами солнца, звезд, дерева, птиц. Девушки и женщины носили высокие и рогатые стеганые кички, под которые подкладывали жгут из пакли или платки, которые были их незаменимыми головными уборами. Выйти с непокрытой головой, опростоволоситься — значит— опозориться, отсюда и пошло это выражение. Обнаженными люди могли быть только в банях, где нередко мылись всей семьей, а вот дома, даже в постели, люди носили длинную рубаху до пят — исподнее.

Вечерами, когда темнело, изба освещались лучинами. Пучок лучин вставлялся в специальные кованые светцы, которые можно было закрепить в любом месте. Иногда использовали масляные светильники — небольшие плошки с загнутыми вверх краями. Окна закрывались бычьими пузырями. Стёкла появились давно, но они были очень дорогими, и ставили их только в богатых домах. Пузыри только пропускали свет, да и то слабо, а что происходило на улице, через них видно не было.

У хороших хозяев, а здесь было видно, что хозяева, а особенно хозяйка, хорошая, всё сверкало чистотой. Видно было, что почти все в избе сделано своими руками. Резные миски и ложки, ковши, ткани и полотенца, которые наверняка лежали в сундуках около стен, плетеные лапти и туеса, корзины — все это было сделано трудолюбивыми руками этих простых людей. Хотя и не отличалось убранство избы разнообразием мебели: стол, лавки, скамьи, стольцы (табуретки), сундуки, вот и все, что там стояло, но было видно, что всё делалось тщательно, с любовью и было не только полезным, но и красивым, радующим глаз. Это стремление к прекрасному, мастерство передавались от поколения к поколению.

Пол, стол, скамьи были выскреблены до блеска, оклады икон начищены до сияния. В доме ходили босиком или в специальных домашних опорках типа наших тапочек. Пол в избе делали из широких цельных плах — брёвен, разрубленных пополам, с тщательно отёсанной одной плоской стороной. Клали плахи от двери к противоположной стене, так половинки лучше лежали, и комната казалась больше. Пол настилался на три-четыре венца выше земли, и таким образам образовывался подпол. В нём хранились продукты, разные соленья. А приподнятость пола почти на метр от земли делала избу более тёплой. Тут же, под полом внизу помоста сидел и маленький поросенок, коротко хрюкнувший, когда холод зашел в помещение.

Люди, завидев меня, сначала упали на колени, а потом после моего замечания, стали кланяться низко, до самой земли, да все старались поцеловать мне руки, чем меня привели в полное смущение, называли 'Ваше благородие барыня', стесняясь, отвечали сначала коротко, потом понемногу почувствовали себя спокойнее. Разговаривать в такой дымной обстановке мне было неудобно да и жарко в моих тёплых уличных одеждах. Поэтому я огляделась и попросила хозяина с хозяйкой выйти на улицу, на небольшое крылечко, иначе мне пришлось бы говорить со слезами на глазах и всё время откашливаться.

Разговаривал со мной старик — отец семейства — Гаврила. Он рассказал, что, слава Богу, припасы ржицы пока есть, голодовать авось не придется, что он сам хороший бондарь, делает бочки, учит этому своих сыновей, которых у него двое, да двое дочек, старший сын отделился и живет отдельно, дочка замужем в соседней деревне, а младшие дети пока живут с ними.

Выглядел он отнюдь не изможденным, был плечистым, достаточно высоким, но и пивного брюшка, привычного для наших мужчин, конечно же, не было. Жена его тоже была спокойная, уютная, статная, но не толстая, как многие дамы сейчас. Я думала, что им за 50 лет, оказалось, они почти мои ровесники, им около 35— 40 лет, точно они не знают, поженились они в 14-15 лет, что меня сначала ужаснуло (это ведь современные 7-8-классники по нашим временам!!!), но потом я вспомнила, что это было нормой для того времени, так как продолжительность жизни была очень низкой, а детей надо было успеть поднять на ноги.

Была и изба чуть побольше, там жил со своим многочисленным семейством староста всех деревушек Григорий Авдеевич, которого все звали просто Авдеичем в знак уважения. В доме было тоже много людей, все его дети пока жили вместе, там я увидела и младенца в люльке, и малышей, которые держались за юбки матери, и деток постарше, занятых каким-то делом. Староста знал всех и все знали его, он и рассказал подробнее о всех жителях деревень. Выяснилось, что были тут и плотник, и бондарь — уже известный мне Гаврила, и даже пасечник и кузнец, которые жили чуть вдали от других. Была и лекарка-травница, жена Григория, которую я пригласила придти позже к Маше в дом и посоветоваться, какими травами еще ее следует полечить.

Оказалось, что рядом есть небольшая речка и прудик, в которых водилась рыба. Я старалась все запоминать, позже решив еще раз подробнее разобраться с бумагами, так как уже знала, что обычно есть у помещиков так называемые 'Ревизские сказки', списки всех крепостных, бывших у них в подчинении. Но списки эти были часто неточными, не полными, люди умирали, а в бумагах числились, что и позволило скупать их Павлу Ивановичу Чичикову для заклада в банках в знаменитом произведении Николая Васильевича Гоголя.

Я сказала, что мы с ним еще раз все уточним и обговорим, кому чем надо помочь. Авдеич, степенно поклонившись, начал жаловаться на управляющего, который притеснял крестьян и не разрешал им пользоваться даже общинным лесом и озером. Я сказала, что отлучила своего управляющего от дел, на что услышала одобрительное похмыкивание, типа: "ага, ага!". Тогда он сказал, что община хочет половить рыбки к празднику и попилить дровишек в лесу, пока холода спали, на что, конечно же, получил полное мое согласие — ваше имущество, вам и распоряжаться, я в эти дела лезть не могла.

Часть дров и рыбы осталась общине, а часть попросила привезти мне в усадьбу, пообещав заплатить деньгами или зерном. То, что я просила, а не приказывала, а также мой искренний интерес и спокойный уважительный тон очень польстили ему, и мы отправились к выходу, довольные друг другом. Люди уже, шушукаясь, передали друг другу, что 'барыня строга, но добра' и потихоньку выходили на улицы по своим делам.

На улице я увидела стайку ребятишек, спешивших к реке с деревянными салазками. Одеты они были в какие-то одежонки, армячки, напоминавшие легкие курточки, и простые штаны, никто их не кутал, на ногах были лапти или какие-то 'опорки', валенки были редкостью. Оказалось, про валенки здесь знали, их делали, но они намного отличались от современных, больше походили на знаменитые боты 'прощай, молодость' времен моей бабушки, были редкими и достаточно дорогими и делались к тому же на одну ногу, постепенно растаптываясь под хозяина. Решила взять и это себе на заметку, начав делать более привычные нам изделия, хотя бы для себя и своих людей пока, а там посмотрим.

Вообще мыслей опять было много, особенно про ребятишек и их будущее. Я первым делом уточнила, учат ли их, на что Авдеич ответил, что отец Павел зимой немного учит их, в основном молитвам да простейшему письму и чтению, что тоже привело меня к очередным размышлениям как учителя-профессионала о судьбах этих деток. Я, конечно, понимала, что знание грамоты, по мнению крестьян, им ничего не даст, в основном все они были неграмотными, но хотя бы элементарные навыки письма для составления простых документов им не помешают.

Короче, обязав старосту ставить меня в известность обо всех проблемах и нуждах, особенно, если кто заболеет сообщать немедленно, так как в таких скученных условиях болезни распространялись мгновенно, я, поглощенная мыслями, подошла с ним к Степану, где мужчины уважительно поприветствовали друг друга и мы отправились назад. Теперь мы уже не мчались, Степан, почувствовав мою задумчивость, ехал медленно, а на мои расспросы отвечал, что Авдеич мужчина разумный, деревушками управляет по совести, мора и голода давно не было, так что все было не так уж и плохо.

Люди были работящими, пьяниц, которых я не любила всегда, слава Богу, не было. Вообще крестьяне пили редко, только по праздникам. Хмельными напитками были ставленый мед, выдержка которого была от 5 до 35 лет, и при этом получался продукт, близкий к коньяку, берёзовицу пьяную — забродивший березовый сок, мёд хмельной, мёд варёной, который по технологии был близок к пиву, квас, пиво. Пили и что-то типа самогона, который был редок и продавался только в крупных селах в кабаках. У нас такого счастья не было, и мне оно и не нужно было, спокойнее жить будем. Люди не матерились, слово ' черт' уже считалось ругательным, очень редко курили, в основном 'самосад', то есть самодельный табак, который выращивали на задворках основного огорода.

Мыслей было так много, что я решила заехать на почтовую станцию и в соседнюю Отраду в следующий раз — на первый раз довольно впечатлений!

Все это немного меня успокоило и настроило на решительную помощь этим простым людям, не роптавшим на свою тяжелую жизнь, не ждавших помощи от государства, а спокойно живших своей непростой жизнью в надежде не столько на Бога, сколько на самих себя.

Глава 8. Мои размышления о попаданцах и не только.

Вернувшись домой, я сразу стала суммировать и записывать свои мысли и размышления, привычно разбивая все по пунктам — что сделать сейчас, что позже, что совсем на перспективу.

Сейчас в прошлом шли текущие бытовые дела и подготовка к Рождеству и службе, которую должен был отслужить отец Павел.

Решила я сделать и небольшой прием гостей, ближайшие соседи уже интересовались нами, да мы отговаривались пока слабостью Машеньки. Да и за ней требовался еще заботливый уход, все-таки бронхит — болезнь долгая, а мне очень бы не хотелось, чтобы он перешел в чахотку, туберкулез по современному, который косил тогда повально в основном молодых людей, не щадив никого, не смотря на чины и звания. Я помнила, что даже среднего сына Александра III, Георгия, эта болезнь привела к гибели, что же говорить об остальных простых людях. Так что еще лечиться и лечиться, почти по Владимиру Ильичу!

В будущем предстояли Новогодние праздники, посиделки в школе, на которые я все-таки решила нарядиться в платье из прошлого, встреча Нового года с Инной и ее семьей и прочие мелкие радости и заботы, привычные и понятные.

На ближайшее время в прошлом тоже планы были простыми — уточнить все бумаги еще раз, определиться с нуждами и заботами окружающих, закупить еще лекарства, которые были здесь в прямом смысле бесценными, общие бытовые мелочи.

А вот на будущее планов было много — это и обучение детей, и проблемы с лечением по необходимости взрослых, и изготовление валенок, и возможно, изготовление игрушек, типа простых Матрешек, которых еще не знали, так как появились они ровно 100 лет спустя, хотя и считались всегда извечным символом России и много, много всего. Да и про женские проблемы и радости я помнила, как про них забудешь, как раз начались, но пока я обходилась запасами из будущего.

Я прекрасно понимала, что все мои 'изобретения' будут носить прикладной, хозяйственный характер и выпускаться в небольших масштабах. Не было у меня ни денег, ни сил, ни возможностей, а самое главное — желания делать глобальные вещи, заниматься промышленным производством по примеру других героев, которые умудрялись за месяц 'на коленке' даже в Средние века развернуть промышленное производства в масштабах 20 века.

Также мне помнилось положение о 'производственных возможностях и производственных отношениях' и я понимала нереальность описанного данными писателями. Не собиралась я и в 'одно лицо' изменять социальный строй и делать революцию в отдельно взятом уезде и строить здесь социализм и коммунизм, прекрасно понимая утопичность этих идей, в отличие от других авторов и их героев.

Да и удивляло меня всегда, как это попаданцы умудрялись так быстро и так кардинально улучшать достаточно консервативную и устоявшуюся жизнь того времени, в которое они попадали. Получалось, что до этого люди были глупыми и не жили, а доживали, ожидая, когда к ним явится прекрасный попаданец и улучшит их жизнь! Но так ведь не бывает! Люди прошлого сами придумывали и делали очень интересные вещи, совершали открытия. Мне же хотелось не столько привносить какие-то новшества из будущего в эту жизнь, а изучать её, погружаться в нее полностью. Я не эпоху хотела менять под свои дела, а свои дела вписывать в эту эпоху...

Да и что может сделать женщина из будущего, если у нее знания и представления о добре и зле современные, а возможности чётко исторические? Совсем немного... По сути, даже я, оказавшись в выгодной позиции, дворянкой, а не крестьянкой, смогу ли поменять жизнь в своём поместье и деревнях? Смогу, например, освободить своих крестьян от крепостной зависимости? Как это сделать? Ответ вроде бы простой — могу, я же помню из уроков истории об указе Александра I от 1803 года 'о вольных хлебопашцах'. Но на что я и Машенька будем жить дальше? Где и как мне, 'современной' дворянке с моими гуманными понятиями о недопустимости крепостничества, зарабатывать деньги на жизнь и на мои преобразования? Ведь даже те деньги, которые есть у меня, в основном добыты варварским путём, т.е. выбиты у крепостных и по современным представлениям, это деньги крепостных, а не мои. Могу ли я ими воспользоваться, как своими? И что вообще получится из моих задумок, а что окажется неосуществимым в этих реалиях?..

Я также не думаю, что мои преобразования будут приняты окружающими дворянами благосклонно, поскольку противоречили во многом сложившимся традиционным отношениям помещиков и крестьян того времени. Крестьян и истязали, наказывая за малейшую провинность, и продавали, и обменивали на собак, да и просто относились к ним как вещам.

Я вспомнила, как в одной из книг прочитала случай о крепостном— старосте деревни, которого его хозяин обещал отпустить на свободу, если тот принесет 100 рублей— очень большие деньги по тем временам. Ограничивая себя во всем, буквально по копеечке, обманывая и обсчитывая того же барина, притясняя во всем свою семью и близких, крепостной каким-то чудом собрал нужную сумму за несколько лет, но когда он принес их своему хозяину, тот уже об этом обещании и забыл, да и был не в настроении— как раз проигрался в карты, и со смехом сказал, что сейчас ему надо не 100, а 1000 рублей, и никакой вольной он никому не даст. Расстроенный бедняга пришел домой и повесился, не выдержав крушения мечты всей своей жизни.

Так что никакого "хруста французской булки" нет и не было, а была жесточайшая эксплуатация крестьян и полное их бесправие и зависимость от своего хозяина— помещика.

И как мне объяснить соседям, с чего вдруг их 'коллега-дворянка' решила пойти поработать, а своим бывшим крепостным стала платить зарплату, оплачивать больничные, предоставлять отпуск, т.е. предоставлять весь тот социальный пакет, который в нашем мире воспринимается как нечто разумеющееся? Оказывается, не так-то просто нести просвещение в массы, когда эти массы этого категорически не хотят. Вот обо всем этом мне нужно было поразмыслить.

А ещё мне было интересно посетить Смоленск, Дорогобуж, Санкт-Петербург, увидеть, как живут в деревнях, посмотреть на людей той эпохи. Я получила такую уникальную возможность — увидеть Александровскую или Пушкинскую (хотя Пушкин в это время ещё мальчик) эпоху своими глазами.

Но самое важным для меня оставалось спасение людей от наступающей через полгода Отечественной войны и помощь русской армии и просто обычным людям этого времени. Для этого надо было сделать запасы, простейшие укрытия, все то, о чем я уже думала. Но своими только руками и силами я особо сделать ничего не могла, значит, надо искать помощников и здесь, в прошлом, и в будущем.

Полагала я привлечь к этому и отца Павла, и Карла Карловича, только вот все никак не могла решить, как это сделать. Сильно раскрываться, очень кардинально изменять свое поведение было небезопасно, это бы вызвало подозрение— жила себе такая обычная барыня, а теперь чудит что-то непривычное— а значит, опасное! Так что надо было делать это потихоньку, исподволь, неявно! Как говорили в знаменитом фильме 'Щит и меч': 'Вживаться, вживаться, вживаться. Нужен Иоганн Вайс. Не нужен и ещё долго будет не нужен Александр Белов". Так и тут, мне надо было только вживаться и не торопиться, чтобы не подставиться ни в прошлом, ни в будущем!

Решила я начать с самого простого — еще раз уточнить списки всех моих крестьян по 'Ревизским сказкам' вместе с Василием Васильевичем, отцом Павлом и Авдеичем, чтобы определиться, кто что может сделать полезного для себя и меня. Так я и сделала, в ближайшее время, вызвав всех к себе в именье. Сначала они робели передо мной, но потом успокоились и разговорились. Были уточнены все умершие и родившиеся, и я попросила отца Павла отслужить молебны по упокоившимся и новорожденным, что было принято хоть и с удивлением, но очень благосклонно.

Я сказала, чтобы начали делать заготовку дров и небольшие заимки в лесу для их хранения, а также засеки в наиболее проходимых местах, чтобы войска французов по ним пройти позже не смогли. Передала я и поручение Гавриле начать изготовление ларей, бочек, разных сундуков для припасов. Местной травнице наказала заготовить побольше сосновых почек и иголок, а также коры ивы, которая была прекрасным заменителем аспирина и прочих антибиотиков.

Сказала надрать побольше лыка— луба, мягкой части коры липы и других деревьев и наплести побольше лаптей, да наделать коробов и разных ларей. Все это было в рамках привычного и особого удивления не вызвало. Я знала, что в это время крестьяне-охотники использовали силки, разные капканы и простые кремневые ружья, которые были дешёвыми и доступными и пороха требовали мало. Вот их я и предполагала купить для вооружения крестьян и поэтому предупредила старосту и управляющего, что если они где услышат, что кто-то продает их, сообщать мне. Я думала создать потом из парней деревень что-то типа отрядов самообороны для охраны своих и соседних деревень, которые в дальнейшем могут стать основой партизанских отрядов, действующих в тылу у французов (чуть не написала — немцев). Решила я и будущем попробовать приобрести какое-то оружие, на которое не нужно разрешений и специальных документов, а если это невозможно, хотя бы стволы для более совершенных ружей. Приклады для них и сами крестьяне выточат, именно под себя.

Но война войной, но жизнь-то продолжается. Требовалось в дальнейшем устраивать и личную жизнь Машеньки, искать ей хорошую партию, заводить знакомства в свете и так далее, и так далее. Но нужны были деньги, и я все размышляла, где их добыть.

В будущем я имела небольшие накопления, получая достаточно, тратила немного, вещизмом особо не страдала, стараясь иметь нарядов поменьше, но качественных и подходящих друг к другу, но эти деньги были не бесконечны, их как-то надо было пополнять.

Неожиданно подсказку мне дали сами мои люди. Лукерья с помощью других деревенских девушек за эти дни навязали столько разных носочков, варежек, передали мне прекрасные тканые полотенца с вышивкой, а мои девчушки сделали на пяльцах такие замечательные воротнички и манжеты, даже простейшие митенки получились такими красивыми, что я поняла — вот она, прибыль.

Хоть и не продаются дорого такие вещи в России, большинство женщин, особенно в возрасте, сами все умеют делать, покупают такие вещи редко. Но у меня был через знакомую выход на иностранцев, которые всегда высоко оценивали такой 'хейд-мейд' и с удовольствием его покупали, так как делать подобные искусные чудеса не умели, а вещи действительно были необычными.

Так что я, спросив у Лукерьи, есть ли запасы шерсти, на что она ответила, что немного есть, приказала после святок деревенским девушкам ее чесать, прясть, а потом вязать всего побольше в счет оброка, который они мне должны выплатить. Это меня устраивало, но я решила еще раз все четко уточнить — что крестьяне могли и делали как барщинные работы, а что — как оброк.

Еще одну идею подсказали мужчины — Авдеич выполнил свое обещание буквально через день, прислав целую подводу дров, а сверху огромный мешок рыбы, хоть и речной, но очень вкусной, часть которой мы засолили, а часть оставили коптить. Две огромнейшие щуки, прямо как в сказке о Емеле, я решила оставить и сделать и здесь, и в будущем, знаменитую рыбу 'фиш', рецепту которой меня научила одна из бабушек еще прошлых моих выпускников.

Выполнила и я свое слово — передала в счет оплаты за рыбу и дрова два мешка муки с пожеланием напечь из нее хлеба для общины на праздники и раздать всем нуждающимся. Позже я узнала, что все было так и сделано с благодарностью. Ведь хотя все запасы и были общинными, я могла бы и не заплатить, что дворяне нередко и делали в нарушении закона. А тут я еще раз подтвердила свою репутацию человека слова, что прибавило уважения ко мне как к хозяйке.

Вообще мифы о забитых крестьянах были достаточно условными, общине принадлежали и земля с посевами, и часть покосов, и лес, и озеро. Другое дело, что количество земли у крестьян было небольшим, она была истощена, урожай 'сам треть' уже считался хорошим, никаких удобрений не применялось, только навоз, да и то не всеми, многие просто брезговали удобрять землю 'г...ном'. Величина надела зависела от количества мужчин, недаром у Некрасова ' Мужичок с ноготок' говорит: 'Семья-то большая, но два человека всего мужиков-то — отец мой и я!'.

После смерти или выбытии одного из работников наделы перерезались, земля постоянно менялась, что также не способствовало вложению в нее удобрений— зачем заботиться о том, что потом отойдет другому. Но община была сильна своей поддержкой, в сельской общине крестьянин рождался, жил, работал и умирал. Труд на земле был тяжелым, изнуряющим. Без поддержки односельчан выжить было в сотни раз тяжелее, иногда просто нереально. Потому изгнание из общины было суровым наказанием. За что же односельчане могли изгнать крестьянина?

В селах царили строгие нравы. Криминальные личности, в том числе воры, удалялись из крестьянской среды, причем закон давал на это полное право. Антиобщественное поведение строго порицалось, виновники изгонялись. Собирался сельский сход, на котором 'по косточкам' разбирались поступки претендента на изгнание. Часто формулировка 'дурное поведение, которое явилось в воровстве и непомерном употреблении водки' уже обеспечивало человеку самое страшное наказание — изгнание из общины, таких людей называли 'извергами', так как их 'извергали', отлучали от общей жизни.

Так что реальная жизнь крестьян отнюдь не была идиллией, были и проблемы, но община старалась их сгладить, поддерживая вдов, особо бедные семьи, осуждая только пьяниц. Осуждались и бобыли— мужчины или женщины— одиночки, не создавшие семьи, так как это считалось большим грехом. Большим грехом в русских селах считалось и внебрачное сожительство. То, что сегодня называется гражданским браком, в старину считалось преступлением против религии и идеала брачных отношений. Обо всем этом я прочитала в Интернете, а теперь все это видела и наяву.

Но вернусь к ревизии наших запасов. Были еще запасы меда и воска, вощины, соты, колбаса и сало, а также бутылки с наливками от Лукерьи, которые я также решила прихватить с собой для продажи. Даже лапоточки мне маленькие между делом кто-то из крестьян сделал, вызвав мой неподдельный интерес к таким, казалось бы, простым изделиям. Я попросила к следующему разу сделать их побольше, для подарков и сувениров на продажу.

Короче, отправляясь в очередной раз в будущее, я собрала огромный мешок с разными припасами и боялась только одного — как мне все это осилить и как перенесется этот мешок, но все прошло нормально. Через мгновение метельной круговерти я уже сидела дома, размышляя, глядя на мешок, как все затолкать в холодильник и что оставить себе и Инне, а что продать соседям, нашим дамам и их близким.

Ближайшие дни я провела в делах торговых, хотя особо и не любила этого, в 'бизнес', по заветам нашего премьер-министра, уходить я вовсе не собиралась. Я просто спустилась вниз к нашей консьержке Жанне Павловне, бывшей, кстати, актрисе одного провинциального театра и осевшей в Москве еще в 70-ые годы, даме бойкой, знакомой со всеми и очень инициативной.

Я показала ей часть своих запасов, сказала, что привезла все из 'экологически чистой деревни, где живут фермеры, изготавливающие все по старинным рецептам без всяких добавок' (что было истинной правдой!) и предложила ей поторговать запасами, объяснив, что поскольку была на машине, прихватила всего побольше, а мне столько не надо. Понюхав мою колбасу, сало и рыбу, попробовав всего понемногу, она высказала полный восторг и тут же все забрала себе, сказала, что цену установит достойную и ей достаточно только 10% выручки. Жаннета тут же поднялась за остальным ко мне в квартиру, боясь, чтобы я не передумала. Я только вздохнула с облегчением — одной головной болью меньше.

Вязаные вещи я часть оставила на подарки, часть решила передать еще одной своей знакомой, Маргарите Павловне, Маргоше, которая когда-то работала в нашей школе, а сейчас была гидом для иностранцев. Она также забрала почти все сразу, поохав и поахав над вещами, сказала, что таких уже не делают, что все разойдется влет, пообещала расплатиться долларами или евриками, а по желанию, сразу перевести все в рубли, что было мне намного удобнее.

Вот чем хороша профессия учителя, так это наличием знакомых во всех жизненных областях. Это или мамы моих сейчашных и прошлых учеников, или их родственники и знакомые, или знакомые родственников и знакомых. Стоило мне озвучить свою проблему, мне обязательно подсказывали, к кому можно обратиться, чтобы ее решить. Но и я сама никогда не оставалась в долгу, помогала или подсказывала, кто может помочь, всем, кто ко мне обращался.

Так что уже через несколько дней у меня скопилось достаточно средств, которые все прибывали, и я опять ломала голову, как обменять современные деньги на старинные и где их найти. Великий Интернет проинформировал меня, что купить деньги того времени возможно, но банкноты такие достаточно редки и стоят очень дорого. Проще было купить серебро, как я и собиралась сделать, и бесплатно переделать их на монеты в прошлом. А можно было и по— другому — приобрести несколько монет того времени и сдать их здесь коллекционерам или выставить их для продажи на каком-нибудь из сайтов, что, правда, требовало чуть больше времени. Такой круговорот денег во времени. Но об этом нужно было уточнить на месте.

Пришлось открыть новый счет, на который и решила переводить накопившиеся деньги и пока отложить эту проблему на потом по заветам известной героини, которая в таких ситуациях любила говорить: 'Об этом я подумаю завтра'. Хотя я ее немного недолюбливаю, но в этом случае она была права.

Глава 9. Разбор "полетов", запасы, покупки и другие хлопоты.

Время летело очень быстро, метельная круговерть совсем меня закружила и я решила немного передохнуть, тем более наступал Новогодние праздники. Я все-таки сходила в школу на наши посиделки в старинном платье, причем сначала была в привычной одежде, но когда, переодевшись в кабинете, вышла в наряде из прошлого, меня сразу и не узнали, а потом ахнули в восторге и долго рассматривали и платье, и сумочку, и веер, и перчатки.

В особом потрясении был наш историк Андрей Александрович и 'трудовичка', то есть учитель технологии по современному, Ирина Васильевна. Первого потрясла 'историческая аутентичность' наряда, полное совпадение с эпохой (ну еще бы!), а вторую -материал, сама техника и тщательность работы.

Они все допытывались, откуда такие прекрасные вещи. Пришлось объяснять, что наряд нашли в маленьком провинциальном музее, когда разбирали запасники (и опять я почти не погрешила против истины!) и мне он достался случайно, и что если что-то подобное еще будет, я им обязательно покажу. Короче, успех был полный, мои фото в этом наряде потом широко разошлись в Сети, причем я об этом даже и не знала. Кстати, эта история потом мне еще "аукнется", правда с хорошей стороны, но об этом я узнаю намного позже.

Новый год я встретила на даче, на которую тогда не доехала, вместе с Инной и ее семьей. Мы ели мои запасы, современные салаты, рыбу 'фиш', пили прекрасные наливки, веселились и танцевали, короче, отдыхали на славу. Когда зазвучали куранты, я загадала только одно желание — чтобы мое путешествие в прошлое продолжалось еще долго и благополучно, а затягивало оно меня все больше и больше.

Проводив Инну и все ее семейство на отдых в Турцию, я решила сначала почитать в книгах про попаданцев, узнать, бывают ли такие ситуации, как у меня. Оказалось, что такие сюжеты нередки, даже существует теория, что у каждого человека есть или был свой двойник, недаром в Интернете можно найти множество картинок, где люди настоящего являются копиями людей прошедших веков.

Да и я сама в толпе метро, вглядываясь в лица и пристально их примечая, увидела девчонок-подростков, у которых сквозь их боевой окрас вдруг проглядывали милые черты моих горничных, и заставляла их краснеть от своего пристального внимания.

Или проходя мимо церкви, в которую я стала неожиданно часто заходить, в толпе профессиональных нищих, встречала скромно стоявшую в отдалении маленькую старушку, напоминавшую мою хлопотунью Агафью. Подойдя к ней и кое-как разговорив, я выясняла, что побираться ее заставляет пьяница-сын. И, конечно, возмутившись этим от души, шла к нему разбираться вместе с нашим 'классным' полицейским, папой одного из моих учеников, который, пригрозив тому, что если он и в дальнейшем будет выгонять мать и пьянствовать на ее скудную пенсию, будет иметь дело с ним, обещал помочь тому найти хоть какую-нибудь работу.

Вычитала я, что существует и такое понятие, как 'допельгантер', это двойник, который собирает в себе самые отрицательные черты человека, является нередко его скрытой 'дьявольской' сутью и часто поглощает личность первую. Прислушалась к себе с некоторой опаской — но нет, вроде все в порядке, мой двойник (нельзя же сказать 'двойница') кажется, не такая, уживаемся мы вместе дружно, да и особых 'демонических' черт я не имела, была чаще всего 'белая и пушистая', хоть и могла постоять и за себя, и за своих подопечных в случае необходимости, защищая и оберегая их.

Анализируя свои впечатления, я понимала, что иногда смотрю на ситуации прошлого как на сериал или воспоминания своей прабабушки, но всегда очень искренне их воспринимая. Но я и чувствовала, что мы с моей " коллегой" все больше и больше сливаемся, соединяемся в своих мыслях и эмоциях. Иногда на меня нападал страх, что метельный портал, переносящий меня, закроется. Но почему-то я была уверена, что пока меня ждут и в будущем, и прошлом, он будет действовать. Именно эта любовь и позволяет мне так легко путешествовать во временах. По крайней мере, я чувствовала себя комфортно и привычно во всех временах и четко отдавала отчет во всех своих действиях. Так что так и будем существовать мирно и в дальнейшем.

Разобралась я и со временем — оно изменялось примерно 1:10, то есть в прошлом проходило 30 часов, в будущем— 3 и наоборот, что было достаточно удобно, никто меня особо не терял. Также же я поняла, что переноситься из сознания в сознание, переключаться из прошлого в будущее и обратно я стала без проблем, сидя в кресле, стоило только мне представить метель.

Немного разобравшись с особенностями переноса, я решила и дальше пользоваться такой счастливой возможностью, особо не задумываясь, как это действует и почему так происходит. Мы же не задумываемся над устройством сотовой связи, Интернета, даже привычного телевизора — пользуемся и все, хотя попроси нас рассказать о принципах их действия, мы начнем только мычать и разводить руками, усилено вспоминая обрывки школьных знаний.

Поскольку с обменом денег была пока загвоздка, я стала думать, на чем я могу заработать в прошлом анонимно, не подставляя себя. Как истинный попаданец, я решила начать с песен, а так как близились Рождественские и Новогодние праздники, принести в 'темные массы прошлого' (здесь должен быть ехидный смайлик!) песенки, связанные с этими днями. Кстати, смайлики тоже можно попробовать напечатать, назвав их 'колобками' (на них, кстати, они и похожи) или 'улыбашками'.

Решено, достаю принтер! Начала я, конечно, с классики жанра, с 'В лесу родилась елочка'. Вот тоже — парадокс, все думают, что эта песенка народная и живет вечно, а ведь у нее есть авторы— Раиса Кудашева сочинила слова, а год спустя вовсе не профессиональный композитор, а ученый Леонид Бекман ко дню рождения своих дочерей придумал на эти слова простую мелодию, и все это произошло в 1903-1904 годах, так что нашей елочке чуть больше 100 лет.

Дальше пошли знакомая и любимая 'Маленькая елочка', которой холодно зимой, написанная Зинаидой Александровой и Михаилом Красевым еще в 1953 году (совсем свеженькая елочка) и другие песни для детей и взрослых. Принтер рычал и плакал, но работал исправно. Я решила в прошлом переписать тексты от руки и попробовать издать их под именами авторов. Свое имя я ставить не рискнула, да и неудобно было заниматься мне воровством чужих идей по примеру основной массы попаданцев, а потом я хотела продавать эти тексты через книжные магазины — должны же быть там такие.

Распечатала я и несколько рецептов современных салатов, типа селедки под шубой и мясного, более известного под гордым именем 'Оливье', хотя к классическому Оливье отношения не имеющему, так как в него входили вовсе другие составляющие. Для салатов нужен майонез и я решила 'изобрести' и его, тем более сделать его очень легко, просто мы привыкли к покупному. А соус этот уже был известен, только не очень популярен в Смоленской глуши. Можно назвать его именно "Смоленским" и тем самым привлечь внимание к идее.

Надо было закупиться и подарками для всех 'чад и домочадцев' и я отправилась в по магазинам. Там я приобрела хорошие стальные спицы, крючки, иголки, которых еще не делали, нитки и пряжу для Лукерьи и девчонок, у них, конечно, это все было, но худшего качества, купила всем старичкам теплые красивые тапочки, а то они носили какие-то опорки. Молодым парням добавила простые шапки типа ушанок — тогда чаще были теплые шляпы или так называемые треугольные шапки— малахаи, а девчушкам — платочки в стиле Павлово— Посадских. Тогда все носили платки, выйти простоволосой на люди нельзя было категорически, но платки были намного скромнее.

Себе я выбрала мягкие тапочки-туфельки, а для Машеньки нашла очень красивый 'отрез', как говорили раньше, нежно-голубого шелка на платье. Купила деревенским ребятишкам традиционных петушков на палочке, причем еле их нашла, всюду чупики заполонили, разных конфеток без обертки, пряников, баранок, сухарей попроще, но и такое привычное и простое для нас угощение было для них чудом.

Отцу Павлу хотела приобрести красивое издание Библии в старом стиле, вспомнив, что у него она была уже старая и ветхая. Но спохватившись, поняла, что и бумага, и стиль печатания будет разительно отличаться от тогдашних, даже если тщательно затереть год издания и выходные данные. Решила прикупить ему большой наперстный крест на цепочке — и солидно, и от тамошних почти не отличим. А уж "Библию" я ему позже куплю, в соседнем мужском Болдинском монастыре (не путать с Пушкинским Болдино), что был от нашей деревушки совсем недалеко и куда я тоже планировала поехать чуть позже.

Да и там можно "прибарахлиться"— прикупить старинные книги, крестики, образочки, лампады, даже восковые свечки, что отличаются от современных, и продать их в будущем. Хотела купить на продажу и иконы, но поняла, что с ними геморрою больше— такие старинные уже редкость, они вызвали бы большой интерес не только искусствоведов, но и людей в штатском посерьезнее, и их справедливые вопросы: "А откуда да как они к Вам, сударыня, попали, да не криминальное ли это дело?" Ну их, от греха подальше, куплю себе и хватит.

Даже про Жучка не забыла, купила средство от блох, антиблошиный ошейник и щетку для шерсти. Не обошла и своего любимца, который, подружившись с Жучком, нередко спал в его теплой будке, приобрела и ему такой же ошейник.

Вообще Мурзик симпатизировал всем, но больше всех уважал Клавдеюшку. После того, как он переловил в коровнике всех мышей, причем обязательно выкладывая их на видном месте для отчета, она первое самое вкусное парное молочко наливала именно ему в миску. А распробовав настоящую сметану и сливки, Мурзик был готов продать за них душу и ходил за ней по следам.

Он раздобрел, шерсть его лоснилась, и даже, к его и моему удивлению, он вновь обзавелся мужским достоинством, лишенным когда-то в детстве. Первое время он с удивлением поглядывал на свои 'бубенчики' — откуда взялись и что с ними делать, а потом лучшим занятием для него стало привычное дело всех котов — вылизывание своего богатства. Думаю, к весне появятся и невесты, а затем и котята.

Вспомнив, что бичом того времени были клопы, приобрела на всякий случай средств поядовитей. У себя в кровати я пока этой страсти не видела, но вреда не будет. Также зная, что основной проблемой тогда была скука, ограниченность досуга, ведь основной формой его проведения была игра в карты, я решила сломать стереотипы и купила классические лото с бочонками и настольные игры.

Затарившись таким образом всем этим, предупредив своих деток и родителей, а также Жаннету, о том, что я уезжаю на каникулы к знакомым и вновь могу что-нибудь привести, чему она очень обрадовалась, вновь отправилась в прошлое к людям, которых уже считала родными и близкими.

Глава 10. Подготовка к Рождеству и наш первый прием гостей.

Появилась я очень вовремя, еле успела припрятать свои запасы, как под дверями уже топтались мальчишки — меня уже заждались, по мне соскучились, что было очень приятно. Машенька уже неплохо выглядела, остался только небольшой кашель, который, надеюсь, тоже пройдет. Но лечение, в том числе и антибиотиком, хоть и в меньшей дозе, я потихоньку продолжала.

А в доме творилось что-то невероятное — все что-то готовили, пекли, жарили, солили и коптили, несмотря на строгий пост, ведь скоро Рождество и мы готовились к приему гостей.

Попробовав Степанидины ржаные лепешки, многочисленные каши-гречневую с грибами, пшенную с тыквой и другие, ту же полбу из сказки о Балде — а это, оказывается, просто крупа крупного помола, очень вкусные и необычные блюда из репы, классические постные кислые 'шти' и другие похлебки, я решила, что так поститься рада хоть круглый год, насколько все было вкусным, 'ум отъешь', как говорила одна моя коллега.

Обучив кухарку быстрому засолу рыбы и объяснив принцип простейшего винегрета, я посадила наших мальчишек сбивать майонез для салатов. Майонез уже знали, он был назван в честь города Маон (или Майон), который был завоёван герцогом Ришельё. Когда в 1758 году британцы осадили этот город, у французов иссякли запасы продовольствия, за исключением яиц и оливкового масла, повара из этих продуктов готовили чуть ли не каждый день яичницу и омлеты, которые изрядно надоели французским офицерам. Герцог Ришельё приказал своему повару приготовить какое-нибудь новое блюдо. Находчивый повар взбил яйца с маслом и приправил эту смесь солью и пряностями. Так этот соус и вошел в пищу, но в основном был распространен во Франции, в дворянской среде. Здесь же, в нашей Смоленской глубинке, его еще особо не знали, на чем я и хотела сыграть, назвав, как и хотела — " Смоленским"— и патриотично, и внимание привлекает.

А Маше, чтобы она не скучала, показала, как делать простейшие цепи и игрушки из цветной бумаги и вырезать снежинки. Я несколько раз все продемонстрировала, сделав самую простую снежинку и цепочку из ангелочков, чем вызвала неподдельный интерес не только Маши, но и Дашутки с Катюшкой, которые вначале хоть и стеснялись, но потом присели рядом и с небывалом интересом и старательностью тоже принялись за работу.

Простые эти занятия вызвали огромный интерес и азарт, ребятишки, а я их всех считала уже своими ребятишками, старались сделать свои изделия самыми замысловатыми, сравнивали, у кого лучше. Щеки Машеньки разгорелись, и я только сейчас и разглядела, насколько она еще молода, недалеко уйдя от Даши и Катюшки по возрасту. Значит, надо ее учить, что-то я могу преподавать и сама, правда, в очень ограниченной форме, а для каких-то предметов надо искать учителей. Короче, наш вечер прошел весело, в 'теплой дружеской обстановке', как говорили раньше.

Потом пришел отец Павел и велел всем готовиться к Рождественской службе, на которой я буду впервые присутствовать, обычно смотрела я это действие по телевизору, в передаче их Храма Христа Спасителя.

Так в хлопотах и прошла вся неделя, в течение которой все мыли и убирали дом, готовили угощение и украшения для дома. Как же мне хотелось поставить елку, нарядить ее красивыми игрушками, но, увы, пока этого обычая не было, а выбиваться из традиционного ряда мне было еще рано. Ограничилась большими сосновыми ветками в вазах, которые украсили цепями и гирляндами из ангелочков и снежинок.

Решилась я и на первую 'попаданческую' прогрессивную идею — изготовление валенок! Что же это за прогресс — скажете вы, их уже знают и делают чуть ли не с 15 века и будете правы. Но — пока делают простые и жесткие, а так же по одинаковой колодке на разные ноги. А я же с помощью своих ребятишек— школьников в одном из их рефератов нашла очень хороший и недорогой способ сделать их более мягкими и удобными.

С помощью моих подсказок и непосредственным приглядом Авдеича, который сразу смекнул, насколько эта обувь теплее и удобнее имеющейся, под катание валенок выделили отдельную избу на окраине одной из деревушек, поскольку это дело достаточно запашистое из-за медного купороса, который добавлялись в шерсть, чтобы с ней было легче работать. Купорос я пока купила в будущем, но в дальнейшем его можно было покупать и здесь, в аптеках, его уже знали и применяли. Занялись этим две большие семьи, главы которых были братьями, со своими многочисленными детьми, но я сразу предупредила, чтобы они поменьше дышали этим воздухом, сделав в избе хотя бы простейшую вентиляцию.

Дело пошло не сразу, но когда работники поняли и отработали все этапы изготовления этих, казалось бы, простых изделий, дело пошло на лад. Были валенки пока серыми и самыми простыми, но я уже думала о том, как сделать их мягкими и белыми, чтобы можно было украсить их аппликациями или вышивками, превратив простые вещи из крестьянской обуви в обувь для дворян, ввести их в моду. Ведь ноги зимой мерзли у всех, не взирая на чины. Попросила я потом наделать и маленьких декоративных валеночек — сувениров, чтобы забрать их в будущее.

Предупредила я старосту и о том, что к нему скоро будут обращаться с просьбами купить валенки или рассказать об особенностях их изготовления. Я сказала, что продавать можно и нужно, а вот раскрывать секреты не стоит. Просила я предупредить об этом же и изготовителей валенок.

Озадачила я старосту и организацией работы по изготовлению лото. Маленькие бочоночки для него будет делать наш столяр, у которого даже был примитивный ножной токарный станок, а вот мешочки для него надо было нашить деревенским девушкам и украсить хотя бы небольшими вышивками. Бумажную основу для лото я поручила написать деревенским ребятишкам, которые, надеюсь, справятся с таким заданием.

Также я показала и костяшки домино, которые должен был сделать наш плотник из досок, лучше березовых. Из таких же маленьких плашечек сделана была и игра "Пятнашки", которая, несмотря на свою простоту, была очень азартной и интересной. Сказала я, чтобы и он никому не рассказывал о своих секретах, но продавать свои изделия также может через старосту и лучше тоже в мешочках. Я понимала, конечно, что повторить и изготовить эти изделия достаточно просто, но хотела хотя бы немного первоначально 'навариться' на них. Лучших работников я пообещала поощрить, а за работу заплатить или зачесть ее как часть барщины.

Вот и наступила ночь перед Рождеством, которую так прекрасно описал Гоголь. Была она поистине сказочной — снег хлопьями падал с неба, ветра не было, было относительно тепло и тихо.

Накануне к нам пришли с колядками деревенские ребятишки. Вначале они робко толпились в передней, но потом, поняв, что их никто прогонять не собирается, осмелели, запели своими детскими голосами:

— Господин, господа, Господинова жена,

Двери отворите И нас одарите!

Пирогом, калачом Или чем-нибудь еще.

Осмелев, дальше они продолжили:

— Коляда-моляда, Накануне Рождества,

Подавай, не ломай, Все по целой подавай.

Если крошечку уронишь, То и Бога не замолишь.

Не подашь лепешки — Разобьем окошки.

Не подашь пирога — Уведем корову за рога, — чем вызвали мой смех.

Тут очень кстати пришлись и Степанидины, и мои угощения из будущего, которые вызвали полный восторг.

Поразила ребятишек и наша украшенные елочные ветви, внизу которой на небольшом столике горели свечки — на ветки крепить я их побоялась из-за опасности пожара.

Глаза их были круглыми от удивления и ужаса, лица у некоторых побледнели, у некоторых раскраснелись, это были лица людей, увидевших нечто необычное! Для крестьян ель всегда была символом смерти, ведь недаром, провожая в последний путь, даже сейчас бросают на дорогу лапник. А тут что-то невероятное и красивое! Они были и испуганы, и очарованны этим зрелищем одновременно. У них, как говорят, произошел 'разрыв шаблона'.

Как трудно поразить современных детей, привыкших к разным развлечениям и технологиям, и как легко было удивить этих простых детишек — ведь тогда традиции наряжать дом к Новому году еще не было, она возникнет гораздо позже.

Да что говорить про детишек, когда даже Маша и все наши дворовые люди ахали и восторгались, когда увидели дом во всей красе его наряда, хотя сами его и украшали. Даже Мурзик с удовольствием сидел под ветками, изображая из себя Снегурочку. Кстати, про нее здесь не знали, она появится гораздо позже с легкой руки Александра Николаевича Островского и придет из его пьесы.

Продолжилась Рождественская ночь службой. Конечно, наша скромная церквушка ни в какое сравнение не шла с прекрасным главным храмом страны, но она была такая домашняя, теплая, добрая, так располагала к себе, что я с удовольствием не просто отстояла всю службу, а искренне молилась, благодаря судьбу и Бога, который привел меня к этим простым и искренним людям, ставшими моей новой доброй семьей.

Вручила я им и свои подарки, вызвав такой взрыв благодарности и удивления, ведь редко кто из дворян такие подарки своим людям делал, что мне даже неудобно стало. Лукерья все трогала спицы, крючки, иголки и поражалась их остроте и удобству, а на нитки сказала, что их, поди, монашки напрЯли, настолько они тонкие и красивые. Представив китайских тружениц, которые сделали эти нитки, в виде монашек, я невольно улыбнулась. Понравились всем и тапки, и другие вещи.

Молодежи мои подарки также пришлись по душе, особенно парням, которые сразу нарядились в новые шапки и гордо прошлись по деревне, вызвав интерес у других обитателей. Девчушки же мои платочки пока прибрали, сказали, что придут в них на Святки на посиделки, когда девушки гадать будут. Я решила потом по возможности посмотреть, как это делается в действительности, поскольку знала об этом обряде только из знаменитой поэмы Василия Жуковского 'Светлана'.

На следующий день к обеду стали съезжаться наши гости. Я с помощью Маши и Василия Васильевича, который все эти дни, стараясь загладить свои провинности, во всем старался угождать мне, разослали письма — приглашения для соседей. Что интересно, кроме тех, кого мы приглашали, было еще много других гостей, которых мы и особо не знали, чему я была удивлена. Оказалось, это было в порядке вещей, приезжали и по приглашению, и просто по-соседски, и никого не прогоняли, а, наоборот, с удовольствием принимали.

Тут я увидела во всей красе все типы помещиков, так верно описанные в романе Николая Васильевича Гоголя. Были тут и молодые, и старые, была и и типичная Коробочка, и Манилов, и Собакевич и многие другие.

Я заранее написала в прихожей красивое объявление, что сегодня все говорят по-русски, что вызвало у многих облегчение — хоть и владели они французским языком, но на уровне 'Май нейм есть Петя', то есть через пень — колоду. Ведь большинство из них были мелкопоместными и учились дома, у домашних учителей и гувернеров, которые были чуть выше их по образованию и нередко отнюдь не 'блистали' знаниями.

Всех их также поразила наши украшения и накрытое угощение, в котором я попыталась соединить и русские традиции, и свои новшества. По крайней мере, речные сомики под шубой, которыми я заменила морскую селедку, которая была редкой и считалась почти сорной рыбой и не котировалась у дворян, и салат Оливье, вызвали интерес и не были отвергнуты. Правда, мне для Оливье пришлось принести из будущего консервированный горошек, но я знала и простые рецепты его приготовления с помощью содового раствора и тоже собиралась его внедрить. Когда дамы стали наперебой узнавать рецепты, которые якобы были прочитаны мною в одном из французских журналов и немного переделаны, я сказала, что их можно будет скоро прочитать в книжечках, которые я постараюсь издать. А я сделала себе заметку, что мне надо как можно быстрее это сделать. Все с удовольствием ели и пили, общались между собой и сплетничали, а я 'мотала на ус', все запоминая.

Десерт я расположила в открытом доступе по типу шведского стола и предложила всем подходить и накладывать, кому чего хочется по принципу 'олл-инклюзив'. Все, конечно, ломанулись к столам, стараясь набрать всего и побольше, рассмешив меня — насколько люди не меняются, халява всегда сладка во все времена.

Хорошо, что мы всего напекли и наделали всего много, особенно всех поразило простейшее пирожное по типу картошки, про которое я вспомнила совсем напоследок, когда пекли торты и осталось много крошек и обрезков теста. Я просто соединила их с помощью сладкого медового сиропа и пропитала немного коньяком. Понравились всем и канапе с сыром, колбасой и солеными огурцами, для которых мои молодцы нащипали палочек по принципу лучинок, удивив Лукерью.

Когда все наелись и напились, мужчин мы отправили в курительную, а дамы уселись посплетничать. Но продолжались разговоры недолго и дамы попросили меня спеть, поскольку, как оказалось, я неплохо это умела делать и славилась своим небольшим талантом среди соседей. И опять — у меня прямо язык чесался, чтобы спеть знакомые всем Новогодние песни про то, что в лесу родилась елочку, и про то, что ей холодно зимой, но, увы, увы, увы... Елочки еще должны были подождать, подрасти!

Вообще я решила, в отличие от остальных попаданцев, как можно меньше использовать авторские песни, а как можно больше— народные. Тем более как раз сейчас появился большой интерес к народному творчеству. Недаром и Жуковский, а чуть позже и Пушкин, в основу многих своих произведений положат русские сказки и предания. Да и Владимир Иванович Даль как раз сейчас приступает к огромнейшей работе по сбору народных выражений, пословиц и поговорок к своему знаменитейшему словарю "Живого великорусского языка".

Поэтому я решила немного заняться рекламой и спеть про знаменитые "Валенки", которые "не подшиты и стареньки". Подыграла мне Машенька, которой немудреная песенка нравилась. Причем сделала это в прямом смысле слова с выходом из-под печки, переобувшись в уголочке в один из первых образцов, которые как раз успел переслать мастер. Пела я и плясала, стараясь хоть немного воспроизвести знаменитую Русланову, и, по-моему, у меня это получилось!

Я немного рисковала, предлагая столь примитивную, по мнению бар, песню, ведь в то время уж очень помещики старались как можно больше отгородиться от всего 'мужицкого', некоторые барыни в усадьбах даже окна не разрешали открывать, чтобы 'простонародный воздух в усадьбу не проник', но здесь, в провинции нравы были попроще и песню приняли хоть и не "ура", но со снисхождением — " блажит барыня", больше заинтересовали всех мои валенки, и я объяснила, что их делают мои крепостные, а приобрести их можно или через управляющего или через старосту.

Видя, что гости немного запыхались, я решила сделать для них небольшой перерыв, присела к пианино и запела прекрасную песню Лидии Козловой и Юрия Березина, которую так чудесно исполняла в свое время группа 'Пламя' — 'Снег кружится', более известную по первым строчкам: 'Такого снегопада, такого снегопада, Давно не помнят здешние места'. Я пела и вспоминала метель, которая так волшебно занесла меня к этим людям в это время, и так ушла в воспоминания, что не сразу очнулась, пораженная тишиной и вздохами дам, которые украдкой вытирали слезы, да и у мужчин многих глаза слезились.

Ведь таких стихов здесь еще не знали, да и романтическая поэзия только начиналась. Да, были уже стихи женщин— поэтесс— Анны Буниной, Анны Волковой, Александры Мурзиной, они издавались, их переписывали в свои альбомы дамы, но это было где-то далеко. А тут рядом — слова, понятные и близкие всем, легкие и запоминающиеся, вызывавшие неподдельные эмоции и интерес. И мне пришлось объяснять, что стихи сочинила моя знакомая, а музыку — ее друг, что почти соответствовало истине, за исключением того, что жили, или, точнее, будут жить эти люди 200 лет спустя.

Закончила я прекрасным вальсом Георгия Свиридова из кинофильма 'Метель', который так успокоил меня во время первого переноса в прошлое. Дамы и кавалеры с удовольствием закружились под эту чудесную музыку, а я жалела лишь об одном, что фортепиано не передает всю красоту этой мелодии, как я ни старалась.

Видя, что гости немного притомились, я решила немного их развлечь и предложила вместо традиционной карточной игры поиграть в лото и домино. Лото и домино уже знали и в него играли, но было оно распространено не так широко, а я хотела ввести их как альтернативу картам, которые я не любила. Дамы выбрали лото, а вот мужчины, как это и было всегда, предпочли домино. Поскольку правила игр были простыми, а сами они очень азартными, игры всем понравились и заинтересовали. Вокруг так и слышались веселые выкрики гостей и стук костяшек и бочоночков!

Вообще, я поняла, на чем мне еще можно делать деньги — на досуге! Был он у дворян в то время очень непритязательным и ограничивался только приемами с перемыванием косточек и обсуждением по сто раз событий многодневной давности, да игрой в карты. А ведь досуг, шоу, самое быстрое и окупаемое вложение средств. Материалы дешевые, сделать их можно быстро, а продаваться они будут влет. А ведь кроме лото и домино, можно сделать настольные игры — 'Бродилки' с кубиками, разрезные мозаики по типу пазлов, да и всякие адаптированные 'Монополии' тоже можно будет попробовать внедрить.

Короче, наш прием прекрасно удался, так что зря я переживала. Разъезжались гости довольные, наш прием вызвал настоящий фурор в уезде и поразил массу слухов и сплетен. Хотя все немного подсмеивались немного надо мной, с усмешкой говоря: 'Чудит барыня', но, поскольку мои 'чудачества' никого не обижали, не задевали, а делали жизнь только интересней, то они постепенно начинали входить в быт и жизнь.

Помня о таком явлении, как Святочные рассказы, я решила написать и такой в необычном пока стиле. Начала я его так: "Однажды, давным-давно, в одной далёкой деревеньке, жил священник. Был он уже, такая жалость, очень стар и ему было очень трудно исправлять свои обязанности и он мечтал о молодом помощнике. Новый помощник должен был прибыть аккурат перед Рождеством, когда снег искрится бриллиантовой пылью, а в ночи на бархатно-синем небе сияют острые золотые звёзды... Но поскольку все эти дни шел сильный снег, старый священник решил украсить самую высокую ель около своей церквушки Вифлеемской звездой со свечой, чтобы ее свет был виден издалека, чтобы всем было видно дорогу. А на ветки ели он повесил колокольчики, чтобы они своим звоном привлекали запоздавших путников".

Героя рассказа я назвала Павлом, да и вообще, когда я писала рассказ, то так и видела перед собой нашего священника, которого стала очень уважать за его доброту и преданность простым людям. Он разительно отличался от современных служителей церкви, которые "отбывали службу", делая свою работу так же, как и другие делают сейчас — без души, отбывая время. Нет, он был истинным "служителем", во всем искренне помогая людям, причем как богатым, так и самым бедным, не отказывая никому в утешении и помощи.

Кроме того, мне очень хотелось, чтобы хоть так, через рассказ, обычай украшать елки вошел в будущем в жизнь, пришелся по вкусу и разошелся по всему уезду и губернии. Рассказ я решила послать в один из литературных журналов, которые тогда выходили.

Я постоянно хорошо отзывалась об отце Павле, поэтому в нашу небольшую церковь начали приезжать люди и из других мест, заказывали службы, молились, оставляли неплохие деньги в его церквушке. Он только удивлялся такому наплыву, а я радовалась, что смогла помочь хорошему человеку, отлично зная, что все деньги пойдут только на благо людям, а не в карман священника, как сейчас.

Смогла я и увидеть и даже поучаствовать в Святочных гаданиях деревенских девушек. Они наняли в складчину избушку на краю села и пели подблюдные песни, вытаскивали вещи из закрытой салфеткой тарелки, кормили курицу, бросали башмачки, короче, делали все, что положено делать в эти дни.

Об одном я жалела, что нельзя заснять и записать все это действие в живую, но вспомнив, что нас учили скорописи, успела зафиксировать за девушками все их присказки и песни, решив издать их в будущем, да и в прошлом я знала, что многие дворяне начинали записывать и печатать русские сказки, былины, песни, пословицы и поговорки. Позже я выставила свои записи в Сети и даже получила одобрительные отзывы о точности воспроизведения обычая.

Ведь как раз в это время также один из знаменитых собирателей русского фольклора, Александр Николаевич Афанасьев начал записывать русские сказки, которые позднее, в 50-60 годах 19 века объединил в самый известный и полный сборник под названием 'Народные русские сказки'.

Я была очень благодарна нашим преподавателям, людям еще советской школы, которые учили нас не за страх, а за совесть, воспитывая настоящих будущих учителей, а не 'менеджеров от образования', которые заполняют постепенно современные школы, вытесняя старую гвардию. Именно они научили меня и играть на пианино, и рисовать, и делать разные поделки, привили интерес и желание учиться всему и всегда, впитывать все новое и интересное, за что я им безмерно благодарна.

Короче, Рождественские дни прошли очень насыщенно, я даже 'сбегала' в будущее, где провела со своими детками классный час в стиле Рождественских посиделок, показав им святочные гадания и разучив несколько колядок посмешнее и покороче, чем вызвала их огромный интерес. Чувствую, пойдут они по соседям с этими песенками, выпрашивая угощение, ну что ж, пусть они так поразвлекаются, не все рэп петь иноземный, чуждый нашей культуре.

Принесла я и прялку, которая так не вовремя сломалась у Агафьи, что вызвало ее нешуточные страдания. Я хотела попросить наладить ее нашего трудовика, Сан Саныча, который мог отремонтировать все, что угодно, даже, пожалуй, и летающую тарелку с вечным двигателем, если бы они ему попались в руки. Но тут мне попался навстречу историк Андрей Александрович, который, как легавая собачка, в прямом смысле слова сделал стойку на мою прялку и чуть ли не выхватил ее из рук, умоляя уступить ее мне и уверяя, что сам ее отремонтирует. На мои робкие возражения, что мне вообще-то надо вернуть вещь владельцу, он заверил меня, что принесет такую же, но современную, еще лучшую. На мое недоуменный вопрос, а в чем же разница, он прокричал, что это подлинник, раритет, а то — современность, новодел, и умчался, прижимая мою прялку к груди, видимо, боясь, что я передумаю.

Он действительно сдержал свое слово и принес прялку, очень похожую на вещь Лукерьи, но более современную, еще не обжитую, не впитавшую в себя тепло ее рук. Но, надеюсь, она не будет против. Он заплатил мне за прялку очень большие деньги, сказав, что успешно продал ее в музей. Но чувствуя, что он оставил ее себе, я денег брать не хотела, так как знала, что у него большая семья и часть заработка он отдает старшему сыну на ипотеку. Он вспылил, стал говорить, что и так благодарен мне, короче, сторговались мы на половине суммы, что меня вполне устраивало.

Но, даже несмотря на то, что в будущем у меня было много приятных хлопот и встреч, я с нетерпением старалась как можно быстрее вернуться в прошлое — так мне там нравилось — нравились простые заботы людей, их чистота и даже некоторая наивность, прямодушие, нравилось, что люди общаются через настоящие письма, а не через виртуальные послания, нравились натуральные продукты, чистый воздух, все то, что ушло из нашей современной жизни.

И тут в прошлом свершились два события, которые во многом изменили мою дальнейшую жизнь — в город вошли военные, я нашла себе помощницу и — о, ЧУДО — своего коллегу — попаданца! Но обо всем по порядку.

Глава 11. Миша и его непростая чиновничья жизнь.

У Моисея, Монечки, в миру Михаила, была настоящая ЕВРЕЙСКАЯ мама — Софья Моисеевна. У нее всегда было два мнения — ее и неправильное, все домашние должны были строго выполнять ее распоряжения. Бороться или ослушаться было невозможно — Софья Моисеевна шла, как танк.

Первым сдался и перестал сопротивляться муж, Иван Васильевич. Как свела судьба простого скромного русского рабочего парня и еврейскую девочку— 'ботаника', не помнил уже никто, но факт был фактом — плодом их связи и явился Монечка. Иван даже, как истинный джельтмен, женился на Сонечке, чего она и не ожидала. После рождения сына и наследника, Иван попробовал по началу выступить, как настоящий сильный мужчина, отец и воспитатель, но напор Софочки был таким мощным, она так активно закрывала своей немаленькой грудью ребеночка, что муж быстро сдулся и отступился, а затем тихо и незаметно вообще покинул семейное гнездо.

Да и Софочке он уже и не был нужен, всю свою любовь и заботу она отдавала своему ненаглядному Монечке. Так что он рос типичным 'мамсиком', как называют таких мужчин современные блогеры, тихим, немного забитым и скромным. Мише почти не передались еврейские черты, он был больше похож на русского папочку, что с одной стороны, огорчало Софью Моисеевну, с другой— радовало, меньше проблем, так что и в паспорте был типичный русский Михаил Иванович П.

В школе над ним смеялись, даже били, особенно в подростковом возрасте, но постепенно отступились, поскольку боялись связываться с его мамочкой, которая водила сЫнАчку за ручку и встречала после школы чуть ли не до выпускного класса. Девочки на него не обращали внимания, или подтрунивали, хотя он иногда и мечтал подружиться с одной из них. Учился Миша средне, ничем особо не блистал, единственное, чем он мог похвастаться— это красивый почерк. Миша даже увлекся стилизациями под различные эпохи, приобрел чернильницу и перо и нередко вечерами с увлечением выводил целые тексты в стилях различных эпох.

И работу он себе нашел соответствующую — очень среднего менеджера очень среднего звена, в чьи обязанности состояли в красивом оформлении очередных никому не нужных бумаг и распоряжений. Была у его начальника такая особенность — не очень он жаловал современную оргтехнику, а отдавал предпочтение текстам, написанным от руки, за что и ценил Мишу.

Остальные сотрудники его не замечали или завидовали благосклонности начальства, большинство подтрунивали над молодым человеком, но в основном по-доброму — Миша был, в общем-то, по-своему симпатичен, ни с кем не конфликтовал, а наоборот, стремился всем угодить. Так что Мишу можно было назвать типичным представителем так называемого 'офисного планктона', особо ничем не выделяющимся молодым человеком, которых в Москве сотни тысяч.

Когда внезапно, на ходу, от острого инфаркта, умерла Софья Моисеевна, до этого никогда не жаловавшаяся на сердце, Монечка страшно растерялся. Он привык, что все бытовые и денежные вопросы решались мамочкой, и он даже не знал, где и за что надо платить, и в каком магазине можно купить продукты и вещи подешевле.

Хорошо, что над ним взяла шефство соседка — Надежда Владимировна, до этого издалека приглядывавшаяся к скромному мужчине с очень меркантильной целью — у нее была дочка, Алиночка, девушка, мягко говоря, немного туповатая, интересовавшаяся только чтением повестей о любви 'графьев' и простых девушек в стиле 'Золушек' с похожими обложками и содержанием. Кроме того, доченька очень любила сладкое и была рыхлой и полноватой, поэтому мужчины ею особо не интересовались. Но это не мешало ей мечтать о том, что в один прекрасный день она встретит своего прекрасного рыцаря на белом коне, который увезет ее в свой богатый дом и обеспечит с ног до головы. На Мишу она внимание и не обращала — не подходил он под образ рыцаря. Но зато мамочка ее стала активно обхаживать юношу и заботиться о нем, как раньше заботилась его собственная мамочка, чему он был даже рад.

Правда, сразу после смерти матери Миша почувствовал свободу и даже сходил со своими коллегами на Болотную площадь, где протестовал вместе со всеми против нынешней власти, хотя не имел к ней никаких особых претензий и она его во всем устраивала. Но все пошли и Миша тоже пошел, чувствуя в этот момент себя чуть ли не революционером, протестующим против царизма! Но когда на площадь пришла полиция и стала арестовывать особо активных митингующих, Мишенька страшно испугался и быстро ее покинул, желая только одного — быстрее добраться до дома живым и здоровым.

Последней попыткой почувствовать свободу было принятие приглашения на дачу, куда собирались не очень знакомые сослуживцы. Но ему вдруг очень захотелось поехать, может быть, познакомиться с какой-нибудь девушкой, даже выпить немного, хотя он отнюдь этим не увлекался. Все так и произошло — его посадили в машину к малознакомым людям и повезли куда-то. В машине все, кроме водителя, пили пиво, передали банку и Мише, потом еще и еще.

Через какое-то время Миша почувствовал, что выпитое просится наружу и попросил водителя остановиться, все остальные оставались в машине, продолжая веселиться. Тут налетел сильная метель и, также, как и меня когда-то, подхватила и понесла куда-то Мишу. Он очень сильно испугался и единственной мыслью, которая билась в его голове, была одна: 'Мамочка, дорогая, помоги!' И Софья Моисеевна, как настоящая еврейская мама, даже с того света помогла своему непутевому ребеночку и перенесла его в прошлое. В машине не заметили отсутствия Миши и поехали дальше, даже не поняв, что один из пассажиров исчез. Позже мы окольными путями узнали, что он так и замерз около дороги и был похоронен как безродный, его и не искали особо— сколько таких людей пропадает, и быстро забыли.

Миша в прошлом попал в своего двойника, простого чиновника в небольшом департаменте, который, как и он в будущем, занимался переписыванием всяческих бумаг. Тут очень выручило Михаила его увлечение стилизацией бумаг и почерков и он легко вошел в эпоху, тем более его обязанности в прошлом мало отличались от обязанностей в будущем. Единственная трудность, с которой ему пришлось столкнуться — это правила грамматики и наличие букв, которых не было в современном русском языке. Но и тут он потихоньку освоился, тем более, что бумаги были однотипными, да и уровень грамотности других чиновников отнюдь не был очень высоким.

Заботы о хозяйстве он сложил на свою кухарку Феклу, которая хоть и подсмеивалась в душе над ни к чему не приспособленным молодым человеком, по-матерински опекала его, впрочем, не забывая о себе любимой тоже, по-мелкому подворовывая из его жалования, чего Миша и не замечал.

Надо отметить, что жалование чиновников было небольшим, несравненно большая их часть бедствовала, нуждаясь даже в пропитании, будучи обременена притом работой до упаду. Материальная необеспеченность толкала чиновников на путь должностных преступлений, главным из которых было взяточничество.

Чиновники брались за любую работу по переписке, писали прошения, бумаги, просто письма с новостями для всех желающих, не стесняясь даже малейшими подношениями, брали не только деньгами, "барашком в бумажке", без которого не сдвигалось ни одно, даже простейшее дело, но и продуктами— яйцами, салом, даже куриц, привязанных за лапку в ожидании своей участи, можно было увидеть в присутственных местах. Канцелярские чиновники нередко жили вместе, в складчину и приходили на службу по очереди, потому что у них были одни сапоги на двоих, а у многих и сюртук на двоих— на жалованье в три рубля в месяц трудно было одеваться. Недаром мечтой Акакия Акакиевича Башмачникова была шинель — вещь не только теплая, но и статусная, а потому дорогая.

Холостяки нередко и жили в канцелярской комнате, ложились спать на тех же столах, на которых они скрипели перьями днем, переписывая нескончаемые бумаги. Современники писали тогда: "...присутственные места заполнялись часто людьми недостойными, безнравственными и совершенно необразованными. Ряды гражданских служащих пополняли уволенные из учебной заведения "за малозначительность успехов", "за долговременную неявку" или "безнадежность к продолжению учения, происходящую от упорной лености", что не способствовало повышению образовательного и нравственного уровня чиновничьего "сословия".

Маленькое жалованье определяло и узость интересов чиновников, желание подсидеть ближнего, урвать лишнюю копеечку, угодить начальнику, доносительство, раболепие да угодничество. Так что сослуживцы Миши отнюдь не отличались высоким культурным уровнем и благочинным поведением— нередко среди коллег вспыхивали ссоры, перебранки, особенно когда кто-то приходил в похмельном состоянии. Книг они не читали, в театр не ходили — дорого, вечера коротали за игрой в карты по "копеечке", да и пустыми разговорами о ближайшем повышении жалованья да мечтами, что они прикупят на эти деньги— все, как у нас!

Большинство будущих чиновников службу начинали с должности копииста, был им и Михаил. Для начинающего чиновника гражданская служба была нелегким делом. Рабочий день в учреждениях длился по 12 часов: с 5 утра до 2 часов дня и с 5 до 10 часов вечера, а в случае необходимости служащие оставались и позднее. До строительства специальных зданий присутственных мест губернские и уездные учреждения подчас размещались в малопригодных помещениях.

Так, в их губернии присутственные места были настолько ветхими, что осенью служащие страдали от дождей, а зимой — от сильных морозов. В одних комнатах находились и судьи, и секретарь с приказными, и просители, а уездная казна в связи с ветхостью кладовой хранилась в прихожей комнате за специальной печатью, настолько легко снимаемой, что этим нередко пользовались, потихоньку запуская в нее руку и забывая восстанавливать средства. Поэтому нехватка средств приводила к припискам и поддельным документам по их "не целевому" расходу

Внутренняя обстановка, царившая в учреждениях, также соответствовала его облику — в присутствиях стены нередко имели темноватый вид — снизу от спин канцелярских чиновников, сверху от паутины, пыли. Бумаги часто лежали без коробок, в связках одна на другой, как дрова. Вместо чернильниц иногда торчало дно разбитой крынки или ковшика. Зимой чернила замерзали, летом в них нередко попадали мухи и тогда приходилось их вылавливать вместе с чернилами.

Повсеместным явлением в жизни учреждений, особенно губернских и уездных, были наказания приказных. Они карались за опоздания или неявку на службу, нерадение и леность, пьянство, имевшее широкое распространение среди чиновников, побеги с места службы и многое другие провинности. Канцелярских служителей держали под арестом на хлебе и воде, сажали в колодки на цепь, били розгами, палками и плетьми, а в крайних случаях сдавали в солдаты. При медленном решении дел или несвоевременном представлении ведомостей и отчетов виновным задерживали выплату жалованья или, приставив охрану, их запирали "безвыходно" в учреждении до окончания работ.

Миша боялся этого, как огня, поэтому его не было видно и слышно, он стремился залезть чуть ли не под стол, когда большое начальство ненадолго заходило в комнату, где скрипели своими перьями переписчики. Он так и не сошелся ни с кем близко, так как не пил и не курил, что позволяло ему хоть на этом немного сэкономить. Любил он одно только занятие— чтение газет — книги и то ему были дороговаты. А газеты выписывали в канцелярии, где их почти никто не читал, нередко используя на самодельные самокрутки или в интимных целях. Поэтому Миша легко мог их забрать домой и в тишине насладиться чтением, предпочитая последние страницы с объявлениями.

К сожалению или к счастью, Миша не обрел способности передвигаться во времени, как я, ведь его там уже никто и не ждал, и остался в прошлом навсегда, даже забывал со временем о нем и его прошлой — будущей жизни.

Не забывала о нем только соседка, которая подала на розыск после нескольких дней отсутствия соседа. Но в полиции даже брать ее заявление не стали, так как его могли подавать только родственники пропавшего. Единственное, что ей подсказали— подождать год, после которого человек объявляется пропавшим и можно распоряжаться его имуществом. Но Надежда Владимировна ждать не стала, а потихоньку обживала Мишину квартиру, так как уже давно имела от нее ключ, правда, делая это втайне от других соседей.

Итак, Миша забыл бы о прошлом насовсем, но что-то неясное еще жило в его душе, не давало полностью освоиться в прошлом, тлело неясным огнем. И он очень надеялся найти близкого по времени человека, чтобы рассказать, как ему одиноко, прижаться к дружеской груди, как он когда-то прижимался к своей мамочке.

Глава 12. Подготовка к балу.

А главное событие, которое кардинально изменило мою жизнь, случилось под Новый год, который был у нас уже Старым. Вообще я всегда удивлялась, как активно идет жизнь в книгах у попаданцев, когда они за несколько месяцев успевают сделать столько, сколько обычный человек не сделает и за год. Но теперь и сама очутилась в таком же положении — прошло около двух— трех недель, как я попала в прошлое, а случилось столько событий!

Казалось, они кружили меня в своем водовороте, как метель, которая и занесла меня сюда, да так, что иной раз голова шла кругом. Меня все сильнее втягивало прошлое, я стала чувствовать, что мне стало труднее возвращаться в будущее. А ведь каникулы кончались, надо было больше времени проводить в привычном времени, ведь работа не ждет!

Но даже здесь, обнимая своих деток из века 21, которые имели все и даже больше, но которые порой не ценили своего благополучия и счастья, я вспоминала деревенских ребятишек 19 века— пусть не таких чистых, с руками в цыпках, со спутанными волосами и небогатой одеждой, но таких искренних и добрых! Им было так мало дано, но они умели радоваться самым простым и обыденным для нас вещам — вкусу простой конфетки или пряника, новому интересному развлечению, просто доброму к ним отношению! И мне так хотелось им помочь и как учителю, и как женщине, и я пообещала себе еще раз сделать все, от меня зависящее, чтобы глаза этих детей светились от радости как можно чаще.

С Инной после их возвращения мы тоже встречались редко, в основном перезванивались, ведь ее также ждала работа и консультации. Но она своей чуткой душой профессионала что-то заподозрила и решила, что я влюбилась. Так оно и было, но я влюбилась не в человека, а в эпоху, пусть и жестокую по-своему, не всегда справедливую — а когда время было справедливо ко всем людям — но такую притягательную для меня.

И в прошлом забот тоже много было. После приема я хотела пожить спокойно, заняться хозяйством, да и производство валенок, изготовление лото, домино и "Пятнашек" тоже требовало пригляда, но не тут-то было. В уездный наш город вошли военные, точнее, к нам на постой в уездный город стал гусарский полк.

Появление большого количества мужчин, в большей своей части молодых, красивых — а мужчина в форме всегда красив, недаром еще Козьма Прутков об этом писал, а самое главное — неженатых, вызвало огромный ажиотаж во всем уезде. Дамы готовили наряды, собираясь блеснуть в обществе, учились 'стрельбе глазами', во всю мечтали о встрече с 'тем самым...'!

Очень вовремя и в тоже время внезапно в нашей жизни появился еще один очень приятный человек— француженка Полетт, которую мы стали сразу звать Полей, Полинкой. Она была белошвейкой в доме соседей— помещиков, но на свою беду, обладая приятной миловидной внешностью, пришлась по нраву не только хозяйке, которую она обшивала, но и ее мужу. Он стал, как мы бы сказали юридическим языком, 'склонять женщину к интимным отношениям', а попросту, преследовать девушку, прекрасно понимая что она не может дать ему отпор.

Все могло бы закончиться достаточно печально, но на беду Полетт, или, как позже оказалось, на счастье, в самый острый момент, когда помещик уже зажал несчастную девушку в углу и стал ее целовать, их увидела мать семейства. Она устроила скандал, обвинив во всем, естественно, белошвейку и выкинула в прямом смысле слова ее на улицу, не дав расчета, а позволив только собрать свои скромные пожитки.

Полине пришлось ночевать несколько дней чуть ли не на улице, на постоялом дворе, который был недалеко от нашей усадьбы. Но на ее счастье, о ней каким-то образом услышала Даша, которая была очень бойкой и общительной и знала все сплетни, в отличии от своей спокойной и молчаливой сестры. Она рассказала о ней Лукерье, а та уже доложила обо всем мне.

Я, конечно же, пригласила эту девушку в дом, так как раз думала о продолжении обучения французскому языку для Маши. У нее был гувернер, который жил в их доме и обучал языку и танцам, но, к сожалению, недавно он заболел и умер. Поэтому Полина пришлась очень кстати.

Полина рассказала, что ее семья была достаточно обеспеченной до Французской революции, обладая небольшой мастерской по пошиву белья. Но после революции они все растеряли и семье пришлось уехать в Россию в поисках лучшей доли. Полина была тогда совсем маленькой девочкой, но поскольку в семье говорили в основном по— французски, сумела сохранить родной язык. Ее семья пожила какое-то время в Москве, где ее мать работала в модном магазине. Но однажды отец Полины серьезно заболел и умер, а за ним также заболела и мать. Все накопления ушли на лечение, но, к сожалению, она так и не смогла подняться и умерла, оставив девушку с большими долгами. Полина устроилась на работу в тот же магазин, где работала ее мать, но потом хозяйка на что-то взъелась на нее, обвинила в утаивании денег, хотя была виновата другая служащая. Девушка совсем растерялась, накоплений осталось мало, а жизнь в Москве всегда была дорогой.

Пришлось ей уехать в провинцию, в наш губернский город. Там работы в магазине не нашлось, но приятная девушка устроилась белошвейкой и по совмещению гувернанткой и учительницей французского языка, поскольку, как мы сейчас говорим, являлась носителем языка, сохранив удачно и родной язык, и освоив русский, являясь типичным билингвом.

Полина мне понравилась своей скромностью, аккуратностью, приятным внешним видом. Да и иметь в семье профессиональную швею— это большая удача, особенно для меня, так как я все-таки думала ввести в жизнь кое-какие вещи из будущего. Задумок много, а тут, под рукой такой исполнитель, тем более можно будет ссылаться на Францию, как родину моих новшеств. А уж тогда благоговение перед этой страной было не меньшим, чем у нас в годы тотального дефицита, когда высоко ценилась любая заграничная вещь только за свое происхождение.

Да и через Полину и ту же Дашу, которая, не выезжая из нашей деревни, знала все новости уезда через своих многочисленных подружек, и служила мне местным Яндексом, Гуглем и Рамблером в одном лице, я уже знала, что всех наших дам захватил такой ажиотаж по изготовлению новых нарядов, что салон мадам Зизи в уездном городе, которая в основном и занималась пошивом платьев, в прямом смысле слова 'зашивался'.

Я решила ввести в обиход выкройки и раскрой ткани по размерам, что очень экономило материал. Здесь же женщина сначала просто обматывалась тканью, которая драпировалась на ней, а потом только все это каким-то образом собиралось и сшивалось. Было даже выражение: 'Хорошо одетая женщина— это хорошо задрапированная дама'. В моде у дам в возрасте сохранялись еще объемные юбки с многочисленными нижними, корсеты, большие вырезы у платьев, когда декольте было чуть ли не до пупа, но длина платьев была до самого пола. Я хотела немного все изменить, взяв за основу стиль ампир, который активно входил в моду и который понравился мне своей простотой и элегантностью.

Я, как и хотела, придумала и сшила с помощью Полины платье для Маши в стиле 'ампир' — отрезное под грудью, с небольшим декольте, поскольку особо многого показывать было нечего. Рукавчики — фонарик переходили в красивые вязанные крючком перчатки, поскольку руки у Маши были еще детскими и худенькими.

Тут отличилась одна из девушек в деревне у Авдеича. Когда он передал мне эту вещь, я не могла сдержать возгласа от красоты увиденного. Они были настолько красивыми, ажурными, и в то же время нежными, мягкими, что только поразиться можно было. Они даже затмили привычные атласные перчатки, которые носили все, своим необычным внешним видом. Я заплатила за них рубль, а это было достаточно много, но не жалела нисколько! Такие вещи в наши времена стоят сотни долларов, да еще и найти их надо! Поэтому я наказала Авдеичу, чтобы он еще присылал мне такие и другие подобные изделия.

Говорят, после этого девушка — изготовительница перчаток стала самой завидной невестой в деревне, где ценили не столько деньги, а хорошее ремесло и трудолюбие, справную семью, а это у той все это тоже присутствовало. Я была только рада, что она была оценена по достоинству, так как надеялась и в дальнейшем получать от нее не менее красивые вещи.

На плечах Маши должен был быть красивый нежно-голубой шелковый палантин, который я принесла из будущего. В качестве украшений она одела небольшое жемчужное ожерелье и подходящие к нему жемчужные сережки, которые только казались такими, а на самом деле были красивыми искусственными изделиями, правда, достаточно неплохой фирмы Shell pearl. Были они похожи на 'римские' ожерелья, бывшие тогда в ходу и названные так потому, что искусственный жемчуг стали изготавливать в Риме в XV веке, но дальше его делали не только в Италии. 'Римский' жемчуг был стеклянным шариком, заполненным парафином и покрытый перламутром, мои изделия хоть и были похожи на них, но в то же время выглядели ярче, богаче. Я все это когда-то приобрела за небольшие деньги в надежде 'авось пригодятся', вот они и пригодились.

Чтобы объяснить их происхождение, мне пришлось перед Машенькой разыграть целое представление — однажды я вошла к ней в комнату со шкатулкой, в которой и лежали эти вещи со словами: "Посмотри, какую прелесть я нашла в одном из старых сундуков, видимо, папенька твой привез из Итальянского похода и матушке твоей подарил, а та тебе в приданное спрятала, да сказать забыла!" Моя история хоть и удивила Машеньку немного, но по своей молодости и наивности она в нее поверила сама и другим позже рассказывала мою версию. Вообще чистота ее поражали меня, в сравнении с современными девушками она была именно "наивной Смоленской девушкой" с интересами, знаниями и кругозором в узких рамках эпохи, но тем она мне и нравилась и тем была интересна и близка.

Но продолжу далее описание ее наряда. Длину платья мы решили сделать немного короче принятого, где-то по щиколотки, так что были видны маленькие, но очень изящные голубенькие туфельки на небольшом каблучке, сделанные сапожником из нашей деревни. Он меня понял, правда, не сразу, но потом, как говорят, 'вошел в тему' и сделал прекрасные сафьяновые туфельки. Они были очень удобными и мягкими и подчеркивали красоту и стройность ножек Машеньки. Образ в целом получился достаточно скромный, но очень элегантный, необычный.

Себе, поскольку я была вдовой, я решила сделать платье темно— зеленого цвета, взяв за основу образ, который я увидела где-то в Интернете. Основа платья была светло-зеленого цвета, а накидка и рукава из темного кружевного полотна, которое я купила когда-то давным-давно, но никак не могла собраться и что-то из него сшить. Вот оно и пошло в дело.

Как я уже говорила, раскроила я свое платье с помощью нашей трудовички в будущем, 'сбегав' туда на несколько часов, она же и сшила его на 'живульку'. Образ ей тоже понравился, только удивил своей необычностью. Но я объяснила, что подружилась с 'реконструкторами', людьми, которые воссоздают наряды и вещи прошлого, инсценируют то или иное событие прошлых времен и которые собираются разыграть сцену бала в стиле ' Войны и мира' — и опять я никого почти не обманула, другое дело, что бал будет настоящим.

Ирина Васильевна могла бы и сшить платье на машинке, это ей не составляло труда, но я боялась, что платье, сшитое на машинке, будет разительно отличаться своим качеством от ручной работы, а мне этого не хотелось бы. Изобретать машинку я не собиралась, слишком много там мелких металлических деталей, да и не к чему она мне, когда в доме появилась профессиональная швея — Полетт. Вот она-то мне платье и доделает, а я подскажу, если надо будет.

Никаких особенных украшений я решила не надевать, только нашла в своих современных запасах серьги под малахит и такой же браслет, очень подходящие под платье. На ноги я решила обуть небольшие темно— зеленые туфельки, сделанные все тем же сапожником. Чувствую, что заказов у него прибавится. И пусть, и человек заработает, и я в накладе не останусь.

Итак, все ждали бала в уездном собрании, где мне предстояло еще и знакомство с предводителем уездного дворянства, полковником в отставке Вакселем Александром Васильевичем и его совсем молоденькой женой, Екатериной Антоновной Ваксель. Про Вакселя говорили, что был он человеком активным, пронырливым, не гнушающимся и подношений— "барашков в бумажке", без которых в любое время не обходится— "откаты" и в то время существовали, только скрывались тщательнее.

Когда говорят " предводитель уездного дворянства", мы сразу вспоминаем образ Ипполита Матвеевича Воробьянинова и воспринимаем эту должность как несерьезную, анекдотичную. На самом деле должность эта была очень ответственная, почетная, хотя и служили на ней без вознаграждения. Избирался предводитель на 3 года и кроме исполнения им собственно дворянских сословных обязанностей, был активно вовлечен в общегосударственную деятельность. Закон предусматривал членство и председательство уездного предводителя дворянства во множестве комиссий, осуществлявших власть в уезде. Должность уездного предводителя была особенно ответственной и потому, что административная система Российской империи не предусматривала единого руководителя и единой администрации на уездном уровне (в отличие от губернского). Уездный предводитель, член и председатель большинства уездных учреждений, оказывался связующим звеном между разрозненными учреждениями и де-факто главой уезда. После пребывания в должности в течение трех трехлетних сроков предводители получали чин V класса и становился статским советником— как опять же знакомый нам Эраст Петрович Фандорин, герой романов Акунина. Но с ними, а также другими дворянами уезда, мне еще предстояло познакомиться.

Глава 13. Троицкий Болдинский мужской монастырь и его обитатели.

Но прежде чем попасть в уездный город Дорогобуж, мы с Машей решили заехать в Троицкий Болдинский монастырь, который располагался западнее нашего Васино примерно в 8 верстах от него, а уж дальше был Дорогобуж, а восточнее нас шла как раз дорога на Москву. Я знала, что в монастыре есть своя типография, в которой печатали не только церковную литературу, но и обычные книги. Поэтому настоятель монастыря архимандрит Антоний, к которому я обратилась с просьбой о помощи в деле, которое, надеюсь, заинтересует и его, тут же принял меня.

Архимандрит оказался мужчиной среднего возраста, довольно активным и располагающим к себе. Я обратилась к нему с просьбой распечатать рецепты блюд, которые объединила в небольшую книжечку под названием 'Лучшие блюда мэтра Оливье'. Выслушав меня и заинтересовавшись рецептом винегрета, он немного попеняв на иностранное имя в названии, но заказ принял. Договорились мы и о печатании книжечек с песнями, которые я пела на своем приеме. Песня про валенки была принята благосклонно, а вот светская песня и вальс — немного с натяжкой, но тоже пошли за компанию. Видно, что монастырь богат не был, а печатаньем только церковной литературы сыт не будешь, вот архимандрит и вынужден был идти на такие уступки, тем более, что я заплатила достойно и пообещала, что если дело пойдет на лад, его типография получит и другие заказы.

Но главное, что я хотела сделать, это начать печатать русские народные сказки. Да, да, те самые, знаменитые — 'Теремок', 'Колобок', ' Курочку Рябу', 'Морозко' и другие. Мне казалось, что их знают все, но в действительности, зафиксированы и изданы они будут официально позже, в 50-60 годы 19 века Александром Николаевичем Афанасьевым под названием 'Народные русские сказки'.

Причем я решила не просто издать отдельные книги, а сделать целый комплекс — напечатать обычную книгу, к ней— книгу— раскраску — а такого еще не было, картинки в книгах изначально были чаще всего черно-белыми литографиям, а цветные иллюстрации в журналах впечатывались отдельно, раскрашенные акварель, добавить к ним мягкие игрушки — героев сказок, кукольный театр и еще одну новинку — кубики для детей — где на кубике с 4 сторон был рисунок к сказке и его надо собрать. Кубики мне и мои крестьяне напилят — дело нехитрое, было бы дерево подходящее, а вот картинки к ним должны были напечатать как раз монахи, которые сделают несколько гравюр на металле или дереве и оттиском перенесут на плотную бумагу, типа картона. Штамповать на бумагу один раз нарисованную на металле картинку намного быстрей и дешевле, чем прорисовывать каждую доску. А потом монахи пусть раскрашивают всё акварелью.

Кроме сюжетов из сказок можно было в дальнейшем придумать разные сюжеты для разных возрастов и пола, например, для девиц и дам — что-то романтичное, для юношей и мужей — героическое, для детей — былинное. Можно печатать и традиционные кубики с буквами и картинками, цифрами и знаками для обучения счету, как у нас и делают даже до сих пор, как раз монахи и буквы эти разрисуют, и напишут их правильно, и картинки нужные придумают. Можно потом и слоговые кубики по принципу любимых мною кубиков Зайцева, с помощью которых я выучила быстро читать слогами не один десяток малышей сделать— все детям и полезнее, и интереснее учиться будет, все пригодится!

Думала я и про пазлы, но пока не знала, есть ли тут настолько тонкое дерево, почти фанера, или плотная бумага типа картона. Пазлы уже были известны, их изобрел в 60-х годах XVIII века гравер из Англии Джон Спилсбери, когда просто разрезал одну из созданных им карт по границам стран. Но, естественно, в нашей провинции про них еще ничего не знали, поскольку дело было не таким и простым— каждый набор пазлов надо сделать вручную и очень кропотливо — обработать дерево или картон, подготовить под роспись, разрисовать, закрепить изображение, выпилить пазлы. Это не дешёвое получается производство и достаточно трудоемкое, с кубиками все— таки возни меньше.

В качестве первой пробы я решила взять сказку 'Репка' — и героев много, и картинка достаточно простая, но интересная, да и сама сказка родная— ведь репа, а не привычная нам картошка была основой питания крестьян— недаром появилось выражение 'проще пареной репы'.

Кстати, первоначальный подлинный текст сказки "Репка", записанный и опубликованный чуть позже как раз исследователем фольклора А. Н. Афанасьевым в сборнике 'Народные русские сказки'... значительно отличался от знакомого с детства рассказа. Сначала было, как нам привычно, но вот потом! Убедитесь сами:

Посеял дедка репку; пошел репку рвать, захватился за репку: тянет-потянет, вытянуть не может!

Со́звал дедка бабку; бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут!

Пришла внучка; внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут!

Пришла сучка; сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут!

Пришла но́га. Но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут!

Пришла дру́га но́га; дру́га но́га за но́гу, но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! (и так далее до пятой но́ги).

Пришла пя́та но́га. Пять ног за четыре, четыре но́ги за три, три но́ги за две, две но́ги за но́гу, но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут: вытянули репку!

Исследователи до сих пор спорят, что это за ноги и что они хотят от всех героев сказки. Недаром один из литературоведов, Валерий Панюшкин, писал: '...Мне кажется, как только я пойму, что это за ноги и что там у этих ног с репкой, дедкой, бабкой, внучкой и сучкой на самом деле произошло, я пойму самое существо русской народной души, и разъясню для себя все извивы отечественной истории, и прозрею будущее отечества, и вообще смогу спокойно умереть...' Но я мудрить не стала, убрала непонятные ноги, добавила мышку, сучку сделала привычной Жучкой и моя сказка стала полностью родной и знакомой.

А вот данная просьба была выслушана и принята настоятелем очень благосклонно. Заинтересовался он еще и потому, что я с горячностью стала высказывать те мысли, которые давно во мне зрели, но которые я никак не могла озвучить в среде дворян, чтобы не вызвать подозрение в "революционных идеях".

А говорила я о том, что мы считаем своих крепостных по "душам", тем самым отказывая себе в ее наличии, что дворовых мы называем просто "людьми", и получается, что дворяне— "нелюди", что как они без нас, так и они без нас просто не смогут прожить. Мысли мои были несколько богохульными и я, в общем-то, рисковала, их озвучивая, но, на мое счастье, архимандрит Антоний выслушал их хоть и с удивлением, но благосклонно, и сказал, что говорю я несколько и необычно, но он во многом со мной согласен, ибо сказано в "Писании": "Возлюби ближнего своего, как самого себя ", а кто ближе к нам, помещикам, чем простые деревенские и дворовые жители, и сие дело — богоугодное, служащее благу простого люда.

Так мы договорились, что он пока начнет печатать книги, сборники песен и рецепты и потом попробует делать картинки для кубиков — художники у него были, нарисовать простую картинку они с их опытом иконописи вполне смогут, а вот все остальное доделать я поручу своим людям, чтобы и монахам было хорошо, и мне неплохо, повторить — то идею тоже достаточно легко.

Похлопав ресницам и разыграв перед архимандритом типичную "блондинку", я решила подсказать еще другую идею, очень популярную в наше время — изготовление рисунков с видами разных мест— предшественников магнитов на память о тех городах и странах, где люди побывали. Я сказала, что многие паломники, в том числе и я, потрясенные такой красотой и благолепием монастыря, не отказались бы привезти на память о его посещении небольшие рисунки с изображением и всего монастыря, и отдельных его соборов, да и просто красивых мест. Идея очень удивила и заинтересовала его — она лежала на поверхности, была и простой, и легко выполнимой, просто такое еще никто и не делал, продавали только иконы, и ведь действительно — слава о монастыре и его красоте принесет лишнюю прибыль монастырю и новых постояльцев и паломников, а работники— иконописцы, материалы и краски у монастыря были.

Позже я узнала, что мысль моя была достаточно быстро осуществлена, и эти картинки пользовались большим спросом и стали модным сувениром. В благодарность и мне было подарено несколько таких — и больших, и маленьких, которые я с удовольствием оставила себе и в будущем, и в прошлом, и на которые многие "облизывались", выпрашивая их у меня. Но я всех отправляла в "сад", простите, в монастырь, где можно было купить подобное или еще лучше.

Были у меня еще мысли попробовать сделать матрешек, про которых еще не знали. Да, да, знаменитая матрешка, символ России, которая, казалось бы, существует изначально, появилась лишь в 1890 году, когда лучший игрушечник из Сергиева Посада Василий Звездочкин выточил ее по эскизам художника Сергея Малютина. Но пока я решила не торопиться, посмотрим, как монастырь справится с рецептами, книгами и кубиками а там, по итогам работы, и за пазлы с матрешками возьмемся.

Пока я разговаривала с архимандритом, Машенька обошла все иконы, поставила свечки и помолилась, а затем села на скамеечку передохнуть— все же слабость у нее после болезни чувствовалась. Прошлась по храму и я, помолившись перед иконами и поставив свечки за здравие всех живущих и упокой всех ушедших и в будущем, и в прошлом.

Заказав службы, мы решили немного отдохнуть, прежде чем двигаться дальше — очень мне хотелось посмотреть на быт монастыря того времени — когда еще подходящий случай выпадет! Надо заметить, что в то время в уездных городах преобладали мужские монастыри, в основном небольшие, жившие, как мы бы сказали, "на самоокупаемости" трудами самих монахов и небольшого количества послушников и пришлых людей. Монастырь в то время был замкнутой духовной корпорацией, изначально его основные задачи принадлежали сфере духовной жизни, но нередко монахи, как и в моем случае, не отказывали и в светских "подработках", если только они не сильно выходили из рамок привычных тем.

Я нередко бывала в монастырях, была и в Сергиевом Посаде с его знаменитейшей Троицко-Сергиевой лаврой, ездила и в Воскресенский Новоиерусалимском монастырь в город Истра, была в других монастырях— знаменитых, святых, намоленных, но, к сожалению, многие современные монастыри — это скорее туристические центры, с толпами галдящих туристов, особенно китайских, постоянно подъезжающими автобусами с экскурсиями и паломниками, ощущением суеты и беспокойства. Там трудно остаться одному, помолиться и помолчать, подумать о душе и внутренней жизни, даже свечку к иконе поставить и спокойно постоять — и то проблема, толкучка там такая, как в магазине в вечерние часы.

А Болдинский монастырь поражал своей тишиной, молчанием, величием. Даже сейчас, зимой, припорошенный снегом и спящий, он внушал уважение и преклонение, немного давил на человека своей непростой историей. Здесь именно душа поднималась ввысь, отвлекаясь от ежеминутных забот и хлопот, ощущалась именно та "благодать Божья", которая уже редка в современных соборах.

Я знала, что монастырь был очень старым, одним из древнейших на Смоленской земле, основанным еще в 1530 году преподобным Герасимом Болдинским. В XVI веке монастырь достаточно процветал, неоднократно получая в дары земли от царя, крупные вклады от бояр и состоятельных людей, обитель занималась и собственной торговой и промысловой деятельностью. К концу XVI века обитель владела более 80 селами и деревнями в Дорогобужском уезде, около 20 монастырскими деревнями в других уездах, мельницами, охотничьими и бортными угодьями, скотными дворами, рыбными ловлями. Монастырские подворья и торговые лавки существовали в Дорогобуже, Вязьме, Смоленске, Москве. Монастырь имел мельницы, охотничьи и бортные угодья, скотные дворы, рыбные ловли, ширился и богател.

Но постепенно монастырь пришел в упадок, особенно после 1764 года, когда, согласно манифесту, подписанному Екатериной II, у монастыря были отобраны все земли. Большую помощь монастырю оказывал благотворитель— князь Андрей Долгоруков. Тем не менее, монастырь был приписан всего лишь к III классу штатных монастырей и стал получать государственное финансирование, которое было ни таким уж и большим. Осенью и зимой в окрестностях монастыря проходили ярмарки, на которые собирались жители близлежащих деревень с целью не только продать или купить что-то, но и помолиться перед святыми образами, повидать знакомых и родных, заказать разные службы и требы.

Сами помещения монастыря были просторными, широко располагаясь по берегам одноименной речки Болдинки. Монастырь был довольно большим, включал в себя многочисленные храмы и часовни, самыми главными из которых были Собор Троицы Живоначальной, Церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы и Церковь преподобного Тихона Задонского, рядом возвышалась часовня и колокольня, колокола которой были слышны даже у нас в Васино. Монастырь не был многолюдным, в нем постоянно жили около 30— 35 монахов, но они в основном обитали в своих кельях, лишь на время трапезы и служб собираясь вместе. Но было много странников, послушников, просто путешественников, которые находили приют и простую пищу в многочисленных приемных домах монастыря.

Все обитатели монастыря обычно собирались в трапезной, в которой стояли большие деревянные столы, скамьи или лавки, а также кресло для настоятеля. Пища, конечно, была самой простой— каши, щи, простой хлеб, она должна была не приносить удовольствие человеку, а насыщать его для дальнейших трудов праведных. Конечно же, строго соблюдались постные дни— вторник и четверг, и длительные посты, когда еда еще сильнее ограничивалась.

Монахи отличались от остальных своим типом поведения, они были сосредоточенны не на внешнем, а на своем внутреннем мире размышлений и молитв, им было свойственно благоговение, усиленное внимание к собственному внутреннему миру, отношение ко всему окружающему как к творению Божию. Ходили они тихо, разговаривали мало и в основном негромкими голосами, которые возвышались только на службе, во время молитв и богослужений, которых в течение дня было очень много. Они складывались из постоянных, положенных по уставу суточных служб, которыми были утреня, литургия, вечерня, повечерие, полуношница, молебен и часы. Но кроме того, были субботние и воскресные службы, а также еженедельное чтение молебнов и акафистов. В монастыре также торжественно отмечались двунадесятые праздники, минейные праздники, связанные с почитанием общехристианских, общеправославных и русских святых. Так что скучать монахам особо было некогда. Уйти в монастырь, чтобы ничего не делать, а жить на всем готовом, как мечтают иногда современные люди, было нельзя. Монастырь— это место труда, причем не только духовного, нравственного, но и физического.

Труд занимал заметное место в повседневной жизни обитателей, был одним из способов исполнения обета послушания, но носил вспомогательный характер, поскольку лишь дополнял главную работу инока— духовную. Система монастырских послушаний охватывала все стороны жизни обители, все ее составляющие. Были различные виды послушания — клиросные послушания певчих, которые пели во время службы, гробовые службы иеромонахов, отпевавших усопших и справлявших все похоронные обряды, послушания, связанные с обеспечением трапезы на братию и других посетителей, были многочисленные люди, обеспечивающие монастырское хозяйство — в нее входила работа печников, мельников, конюхов, пастухов, сапожников, портных, кузнецов, столяров, плотников, а также сельскохозяйственные работы, огородничество, садоводство. Эти специалисты владели навыками переплетного мастерства, резьбы по дереву, слесарного и токарного мастерства, иконописи, что требовало владения определенными технологиями, сложным инструментарием, а также, не в последнюю очередь, особого склада натуры— спокойной, работящей, не боящейся достаточно тяжелой, однообразной работы.

Побывав на службе, познакомившись, хоть и бегло, с повседневной жизнью монастыря, переночевав в приемном доме для паломников, я поняла одно — для кого-то такая равномерная, спокойная, сосредоточенная на духовной составляющей жизнь может и быть в радость, но для меня— вряд ли, слишком я энергичная и бурлящая для этих спокойных берегов однообразного бытия. Поэтому утром, отстояв службу, прикупив разных церковных книг, образков, ладонок, крестиков, красивое издание "Библии" для отца Павла, внеся вклад в монастырскую кассу, сердечно попрощавшись с архимандритом и договорившись с ним, что или я, или кто-то из моих доверенных приедет за книгами и рисунками для кубиков, я вздохнула с облегчением и мы с Машей отправились в дальнейший путь, в Дорогобуж, главный город нашего уезда.

Глава 14. Уездный город и его жители.

До Дорогобужа еще надо было доехать около 16-18 верст, то есть чуть больше 18-20 километров. Это сейчас, даже на самом раздолбанном рейсовом автобусе занимает около получаса со всеми остановками, а тогда — это дело пары часов. Кроме того, я решила поехать пораньше, чтобы осмотреться в городе и посетить все его магазины и учреждения. Больше всего меня интересовал книжный магазин — надеюсь, там есть хотя бы лавка, почта и бакалея, а также дамские магазины и мастерские. Дорога, к моему облегчению, была не такая уж тяжелая, как я боялась. Как бы то ни было, через несколько часов мы были в Дорогобуже. Маша здесь уже была, вид города не вызывал у нее интереса, а для меня это была первая экскурсия по провинциальному городу начала 19 века, поэтому я старалась рассмотреть все подробно, но не явно выдавая своего любопытства.

Ну что сказать, господа, город мне понравился, хоть и был он небольшим по современным масштабам, в наше время и поселки имеют население побольше, а тогда в городе проживало около 6000 человек, меньше, чем в хорошем бурно растущем микрорайоне крупного города сейчас. По данным статистики на начало 19 века в городе дворян было мало, а вот духовные лица разного уровня, городское сословие -мещане, купцы и прочий люд составляли основу города, много было военных и их жён, а вот крестьян было всего 47, видимо, в основном работающих в садах и огородах, которых было немало. В основном население было великорусским, но были и поляки— ведь город долгое время входил в состав Речи Посполитой. Вот такой достаточно пестрый состав населения, в основном город был торговым, купеческим, имелись многочисленные магазины и лавки, что мне и было на руку.

Дорогобуж свободно располагался по берегам Днепра и первое, что бросалось в глаза приезжим — это огромный холм — бывший вал крепостной крепости. Теперь на ней стояла церковь Святой Екатерины, построенная в 1760-х годах вместо сгоревшей церкви Успения Пресвятой Богородицы, место очень посещаемое и красивое, являющееся главной доминантой города. Дорогобуж летом утопал в зелени, так много здесь было деревьев, кустарников, садов и садиков. Но даже и сейчас, припорошенные снегом, город смотрелся уютно, деревья создавали сказочную картину.

Главная улица Дорогобужа — Московская, была достаточно широкая, без привычных нам тротуаров. На ней располагаются торговые лавки, административные здания, деревянные и каменные, в основном двухэтажные, несколько церквей. Если пересечь Московскую улицу и проехать по переулку дальше, можно попасть на Конную площадь, свернув с которой на Ямскую улицу, оказаться у почтовой станции. Она была достаточно бойкой, так как находилась на Старой Смоленской дороге, ведущей на Смоленск и Москву.

Я ожидала увидеть сонный, запорошенный снегом город, но к своему удивлению обнаружила, что жители города отнюдь не сидят дома, они посещают многочисленные лавки, магазины, здороваются и общаются друг с другом, чувствуется, что они хорошо знают соседей и не прочь обменяться новостями или просто посплетничать, тем более мороз был небольшим, а дышалось здесь прекрасно, в отличие от современных городов пахло тут лишь топимыми печами да слабым запахом сена и навоза от лошадей, причем довольно быстро убираемого дворниками.

Дорога была чисто выметена, чувствовалось, что дворники добросовестно следили за участками у своих домов-лавок, поэтому только все центральные улицы были убраны, но и малые тоже. За чистотой улиц наблюдали специальные чины, которые могли и наказать нерадивого хозяина.

Заметную роль в жизни города играла торговля, Дорогобуж был активным купеческим городом. В 1763 году в результате сильного пожара выгорела почти вся центральная часть города, его восстановление продолжалось вплоть до начала XIX века. Тогда же в Дорогобуже и были построены новые каменные церкви, торговые и административные здания, красивые каменные купеческие дома.

Традиционными товарами купцов в Дорогобуже были пенька, сало, кожа. Здесь были небольшие заводики— салотопенные и свечные, кожевенные, воскобойный. С них и кормились купцы и работники. Вообще, класс купцов в начале века только формировался, их расцвет придется на более поздние времена после отмены крепостного права, когда купцам могли стать и бывшие крепостные, выкупившиеся на волю. Было много мелких лавочек, по деревням ходили разносчики— "афони", предшественники коммивояжеров и представителей сетевых магазинов, предлагавшие мелкий товар— ленты, украшения, мелкие пуговицы и бусы для девушек и женщин, небольшие ножики и инструменты для мужчин, лакомства для детворы, свистульки и другие мелкие игрушки. Вспомните знаменитое стихотворение "Коробейник" Николая Некрасова: " Эх, полным— полна коробушка"..., и вам станет ясно, чем привлекали покупателей такие разносчики.

Торговля велась не только в постоянных лавках и магазинчиках, но и на ярмарках, торжках и базарах, на которых допускалась свободная 'продажа припасов и сельскохозяйственных произведений' без приобретения торговых свидетельств и билетов. С первых дней открытия ярмарки город становился многолюдным и оживленным, увеличиваясь за счет многочисленных приезжих, которые размещались или у знакомых и родственников, или в специальных гостиницах и домах, которые во время ярмарки могли получить неплохой доход.

Было в Дорогобуже и Духовное училище от Смоленской духовной семинарии, открытое в 1729 году, позже преобразованное в школу для обучения купеческих и мещанских сыновей, а чуть позже— в Дорогобужское малое народное училище. В основном здесь учились дети купцов и мещан, причем обучение было бесплатным. После обучения в этом 2-х классном училище дети могли поступать в 5-классное губернское училище и при наличии средств и способностей в дальнейшем сделать неплохую карьеру по чиновничьей линии. Девочки тогда учились только дома и очень ограниченно— в основном хозяйственным навыкам да Слову Божьему, читать и писать умели на низком уровне, школа для девочек в Дорогобуже появилась лишь в 1861 году. Попечителем народного училища в Дорогобуже был Иван Иванович Барышников, человек знаменитый не только в уезде, но и в губернии. Будучи почетным смотрителем, он содержал за свой счет неимущих учеников, а позже подарил училищу своё каменное 2-этажное здание, которое смотрелось очень солидно.

Вообще узнала я о этом человеке много интересного, был он очень активен и сделал много и для уезда, и для губернии. Был он сыном крупного купца, Ивана Сидоровича Барышникова, который к концу жизни на торговле хлебом составил состояние в четыре тысячи крепостных и полмиллиона рублей — большие деньги и по нашим временам, а тогда тем более. В Семилетней войне отец, будучи маркитантом, снабженцем— закупщиком по современному, поставлял провиант армии генерал-фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина. Сын его Иван был произведен в титулярные советники, то есть получил достаточно высокий государственный чин и определён на военную службу. Спустя десять лет, после смерти отца, он вышел в отставку майором артиллерии и был пожалован дворянским достоинством.

'Более застенчивый, нежели предприимчивый', как вспоминали современники, Иван Иванович Барышников прекратил откупные дела отца и занялся 'устройством имений своих, заведением хуторов, но всего более и с особенным знанием дела и любовию родовыми постройками". В Москве по его заказу была построена знаменитым Матвеем Казаковым усадьба на Мясницкой улице, которая, к сожалению, не сохранилась до нашего времени. Был он одним из крупнейших коллекционеров картин того времени, в его картинной галерее позже появились произведения Брюллова, Левицкого, даже Рафаэля. В имении Алексино работала школа крепостных художников, был создан оркестр из крепостных музыкантов. Для семьи Барышникова более 15 лет рисовал портреты Василий Тропинин. Вот такой обычный необычный уездный дворянин, известный и в наше время, жил в Дорогобуже.

Солидный доход Барышникову приносили торговля хлебом, садоводство, аренда мельниц, бондарное дело (производство деревянных бочек), он владел бумажной, суконной и стекольной фабриками, кожевенным заводом, то есть по нашим временам был почти олигархом, другой разговор, что сам поднял свое дело и сам заработал состояние, а не получил его в виде откатов и взяток. Было ему на это время уже 62 года, по тогдашним меркам— достаточно возрастной человек.

Гордостью дорогобужан является архитектурный комплекс села Алексино, принадлежащего с конца 18 века Барышниковым. Здесь были возведены замечательные сооружения: дом-дворец, постройки конного двора, кремль с башенками и др. Там находился его крупнейший конный завод, лошадей которого поставляли военному ведомству. Лепные украшения, роспись стен и потолков, мебель — все это было создано алексинскими крестьянами. Ими посажен парк, выкопано подковообразное озеро в центре усадьбы, построены ажурные мостики и беседки. Строительство в Алексино велось крепостными архитекторами Яковом Ждановым и Дмитрием Поляковым под руководством знаменитого зодчего Доменико Жилярди. В парке по проекту Матвея Федоровича Казакова была сооружена Михаило-Архангельская церковь, украшенная классическими портиками с колоннадой. Не Архангельское, конечно, но тоже очень красивое место.

Главная улица в Дорогобуже называлась Московской, именно на ней располагались все главные административные задания и многочисленные соборы. На нее, как на шампур, были нанизаны главные городские достопримечательности— торговые ряды, пожарная и полицейская часть, городской бульвар, дом исправника и другие присутственные места. Именно здесь, на главной улице, и происходила вся общественная жизнь. Церквей в Дорогобуже было много, более 10. Некоторые из них возводились на личные пожертвования горожан и при их желании.

Нам сегодняшним такое не всегда можно понять. Наши современники сносят церкви, а если где-то хотят построить церковь или восстановить ранее снесённую, могут устроить митинги против этого. Наши предки были иными. Они не представляли себе жизнь без веры, без красивых храмов. И чем больше я погружалась в прошлую жизнь, тем больше понимала, что искренняя Вера действительно нужна людям, она поддерживает их в трудные минуты жизни. Только молитва и вера должна быть не обменом: "Боже, сделай так, как я ХОЧУ, а я, так уж и быть, тебе свечку поставлю и службу закажу", а искренней просьбой от всей души. Тогда ее и выполнят. Но продолжу.

Более значимой, но не главной, была Екатерининская церковь, которая находилась на крепостном холме у Московской улицы. Ещё были Покрово-Пятницкая церковь, Казанско-Пятницкая церковь, Никольская церковь, Фёдоровская церковь, Успенская церковь, Дмитровская церковь, Одигитриевская церковь, Архидьякова-Стефана церковь, монастырское подворье. Так что не только 'Москва златоглавая' красива своими куполами, Дорогобуж тоже был таким.

Названия у улиц уезда были нередко красивыми, нарядными: Стрелецкая, Трубицина, Новая, Ямская, Спасская, Средняя Спасская, Нижняя Спасская; переулки: Межовский, Трубицин, Конная площадь и другие. А сейчас в Дорогобуже улицы носят названия в основном политические: Карла Маркса, Интернациональная, Октябрьская, Урицкого, Ленина, Горбачёва, Советская...Как говорится, почувствуйте разницу!

Книжный магазин, хоть и небольшой, но достаточно уютный, нашли мы довольно быстро и зависла я там с Машей надолго. Она разглядывала книги, а я общалась с хозяином лавки. Управлял магазином человек, ужасно похожий на нашего завхоза и звали его также Петром Степановичем. Оказался он таким же прижимистым, как и его тезка из будущего, и разговор между нами сильно напоминал диалоги, которые происходили, когда я у него что-то просила для класса или ремонта.

Увидев меня, он оживленно меня поприветствовал и начал разговор, в ходе которого оказалась, что и раньше я здесь частенько бывала :

— Здравствуйте, сударыни, рад Вас видеть! Давненько Вы ко мне не заходили! А я уж для Вас и новинку припас из нового поступления — книгу "Баллад" Василия Жуковского. Многие дамы уже заинтересовались, душевная вещь!

-Здравствуйте, Петр Степанович, и я рада Вас видеть! Вы, наверное, слышали, что крестница моя хворала, вот и не до поездок было. Теперь, Слава Богу, все в порядке, вот даже на бал смогли выбраться да знакомых своих проведать! А книжку я обязательно куплю, и, может, что еще присмотрю.

А сама подумала, что идея неплохая и надо книгу обязательно купить, тем более я в будущем читала не все баллады, будет интересно с ними познакомится подробнее, да и продать эту книгу и другие можно будет очень дорого при желании. Но я продолжала:

— Но есть у меня другая просьба к Вам, решила я издать песенки, которые пела на своем приеме, уж больно они заинтересовали дам. Авторов я не знаю, можно просто указать — Н. Н. И еще рецепты должны мне необычные помочь издать в монастыре таких блюд, каких еще не было, думаю, будет интересно и другим их приготовить.

И дальше интригу гну:

— Да и сказку забавную мне ключница моя рассказала про репку, тоже монахи должны издать, да не просто так, а с картинками, которые дети смогут раскрашивать без ворчания родителей, что вечно они хорошие взрослые книжки портят своими каракулями. Авось, тоже кому интересны будут.

И как бы равнодушно добавила, что не знаю, к кому бы обратиться с проблемой — попробовать продать эти издания с выгодой для себя и других.

Глаза Петра Степановича заблестели, но он, тоже притворяясь равнодушным, поинтересовался, насколько хороши эти песенки, блюда да книжки? Я прекрасно видела, что он заинтересовался этой идеей, но продолжал все обсуждать и торговаться. Да и непривычно было ему говорить на такие темы с барыней, но коммерческий интерес возобладал.

Он предложил все-таки свою помощь в продаже и только уточнил, сколько штук книжечек я хочу продать. Я ответила, что пока должны мне сделать по 50 книжечек с песнями и штук 40 сборничков с рецептами, да сказок на пробу тоже штук 50 обещали напечатать, а если дело пойдет, то и больше можно заказать, архимандрит не откажет. Предложила ему 20 процентов от выручки проданных изданий. Сначала правда, я боялась, что этот термин еще неизвестен, но оказалось, что он в ходу и меня отлично поняли.

На это Петр Степанович всплеснул руками и возмущенно произнес, что я его без ножа режу, что вдруг их не купят и предложил другую цифру — 40%. Я сказала, что все купят непременно и чтобы он не сомневался, будет он еще и в прибытке, и предложила 30% и ни копейкой больше! Да еще пригрозила, что я и с монахами о продаже книжек могу договориться, хоть это и не очень следовало правилам — там продавали только церковную литературу! Но для меня архимандрит и исключение может по-соседски сделать.

На что он как бы неохотно согласился, добавив, что делает это только из уважения ко мне. Тогда я предложила составить договор о нашем сотрудничестве. Заверять юридически его не будем, но прописать на бумаге все нюансы все-таки надо. На это торговец опять всплеснул руками и возмущенно произнес, что все сделает честно, без всякого договора и что я должна ему во всем верить. Но по его хитрым глазам было видно, что он был готов меня обмануть и верить ему особо нельзя.

Поэтому я сказала, что верить — то ему верю, но как говорится, доверяй, но проверяй. Попросила я также до поры до времени не рассказывать, от кого он эти песни да рецепты получил, я сама про них расскажу. Так мы и договорились. Надо будет потом проконтролировать, сколько книжек он продаст и за сколько рассчитается, хитрец он еще тот, выгоды нигде не упустит.

С этим мы и вышли из лавки, прикупив две книжки баллад, одну себе, другую — Машеньке в подарок, которую она и начала читать вслух, зачаровавшись прекрасным слогом Василия Андреевича Жуковского. Приобрела я еще и "Оды" Державина и три номера журнала 'Вестник Европы" с неоконченным романом Николая Михайловича Карамзина "Рыцарь нашего времени" (почти как у Лермонтова), которые у него завалялись— видно, посмотрев, что конца нет, их и не брали, а мне сгодится, да и прочитать интересно, про что там. Тем более вид у книги и журнала был уже несколько подержанный, их легко было ввести в будущее.

Зашли мы и на почту, узнать новости, а то так ничего про историю этого мира и не знаю. Наш почтмейстер очень сильно напомнил мне Гоголевский персонаж, тоже был суетлив, любил совать нос в чужие дела. Там я держалась официально, забрали только письма, которые пришли для Маши. Решила я также дать объявление в одну из газет, которые тогда издавались в Москве да Санкт— Петербурге, попробовав отыскать своих 'коллег'— попаданцев. Может, не одна я такая красивая здесь нарисовалась. Текст объявления я сочинила еще в будущем, собрав все штампы фильмов про разведчиков: 'Алекс— Юстасу — мы с вами сегодня одинаково небрежны. Куплю славянский шкаф. Кровать с шарами не предлагать. Обращаться в имение госпожи Н.Д. Дорогобужского уезда Смоленской губернии'. Передала я также и письмо в те же газеты со святочным рассказом про отца Павла. Письма мои вызвали недоуменное лицо почтмейстера, его просто разрывало от любопытства, чувствовалось, что он их уже сегодня же и вскроет, чтобы узнать, о чем таком я пишу в газеты, но я сделала непроницаемое лицо, но внутри себя хихикала, представив, какие сплетни разойдутся по городу. Только потом я сообразила, что сглупила, можно было это же сделать на своей почтовой станции в Васино. Но дело было уже сделано.

Я хотела немного разворошить эту сонную скучную жизнь, не хотела и не могла действовать, как все, поэтому, заплатив деньги, вышла на улицу с мыслями: 'Будь что будет, а я буду действовать по принципу очень точных слов песни Андрея Макаревича: 'Не стоит прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас'.

Проезжая дальше по городу, мы заметили небольшую лавку 'Колониальных и бакалейных товаров', как тогда назывался продовольственный магазин. Маша выходить отказалась, вся погруженная в чтение, зашла я одна. Тут меня тоже знали и приветствовали. Там я рассказала, что меня научили делать новые блюда, рецепты которых скоро будут изданы, и что всех желающих их приобрести можно отправлять в книжный магазин или купить себе несколько экземпляров сборничков. Заинтриговав таким образом хозяина лавки и его приказчиков, я прикупила разных специй и фруктов, даже апельсины традиционные были здесь, к моему удивлению. Оказалось, что тут у меня открыт кредит и я могу расплачиваться в конце месяца или как мне удобно, что меня порадовало.

Не могли мы проехать и мимо и салона 'Мадам Зизи', у которой и прикупили себе с Машей по шикарной шляпке. Владелица салона мне понравилась, я думала, стоит ли и с ней 'замутить' новое дело — а именно изготовление простых приспособлений в виде пояса, к которому на пуговицы крепились длинные сменные прокладки для женских дел. Но тут решать еще надо — изготовить их легко, с ними справятся и мои девушки, которые владели иглой не хуже, а сама идея— золотое дно! Лучше я потом через ее салон их продавать будут через кого-нибудь из посредников, да и ту же Полетт можно использовать — коллеги же. Можно будет пояснить, что идею мне как раз и подсказала новая белошвейка, видевшая подобную вещь в одном из магазинов Франции. Зинаида Петровна салон содержала строго, заказов имела много, круг знакомых дам имела широчайший— с ней надо дружить!

Увидела я и ювелирный магазин и тоже решила зайти — надо было часть серебра, купленного в будущем, обратить в деньги. Машу я отправила дальше, не хотела перед ней показывать серебро, а сама решилась пройтись немного, благо на улицах было чисто и спокойно, а идти до дома наших знакомых, у которых мы должны были остановиться, было совсем близко.

Хозяином магазина оказался типичный еврей по внешности, но с русским именем Яков Ильич, поскольку был выкрестом, так как тогда евреи не могли жить вне зоны оседлости, в которую Смоленская губерния, конечно, не входила. Но я-то видела, кто он такой и решила его немного подловить, захотев обратиться к нему с приветствием на идише, который немного знала от бабушки своего ученика, научившей меня готовить "рыбу фиш", но подумав, не стала этого делать, поняв, какой интерес вызовет барыня, знающая данный язык.

Поэтому я решила лишний раз не подставляться и общалась по-русски, лишь пристально глядя ему в глаза, и показала ему свои слитки, из которых я хотела бы хотела сделать монеты. Яков Ильич объяснил, что сделать это можно, причем не только продать серебро и сделать монеты, но и заложить его с правом выкупа, как делают и у нас в ломбардах. Так что я договорилась, что на обратной дороге еще раз зайду к ним и заберу свои деньги, чтобы не 'светить' их сейчас. Я немного рисковала, доверившись ему, поэтому взяла расписку в получении средств, решив хотя бы немного подстраховаться.

Сдала я там и комплект из кольца, подвески и сережек, сделанных из искусственного рубина, которые купила в будущем. Камни комплекта отличались от натуральных своей огранкой, которую ювелир оценил как "англицкую", на что я только пожала плечами— пусть так и будет, поскольку единственное их отличие было в том, что они были не натуральными, а сделанными в специальных условия. Я объяснила, что остались они от мужа, который выиграл их когда-то у проезжего шулера в карты, а уж как они к нему попали— бог весть! Беспокоилась я только об одном — как бы не поползли слухи, что "барыня настолько обнищала, что драгоценности закладывает". Но, оказывается, многие дамы так делали в преддверие больших расходов, например, на бал, покупку нарядов, закладывая , а потом выкупая свои вещи. Да думаю, это и не в интересах хозяина— к слишком болтливому ювелиру никто и не придет.

Приняли мои вещи без вопросов, оценили достаточно в неплохую сумму, а я заранее посмотрела, сколько стоят подобные и пообещали рассчитаться также на обратной дороге. Пока шло все по плану, я поняла, что такие камни, вместе с жемчугом, также могут быть неплохим источником поступления средств, надо только продавать их там, где меня не знают — в Смоленске или Москве, если я туда доберусь.

Глава 15. Бал, бал, бал!!!!

Поскольку бал по обычаю того времени начинался вечером, нам надо было где-то остановиться, чтобы к нему приготовиться. Здесь мне помогла Маша, которая подсказала, что в Дорогобуже живет семья моих знакомых, к которым и ездила она в гости в момент моего попадания в этот мир. Мы нашли их дом, и сразу попали в объятья моих и Машиных знакомых. Хозяин дома — Алексей Сергеевич, который служил в суде и был капитаном-исправником с 9 чином, да хозяйка Вера Дмитриевна, которую звали просто Верочкой, обаятельная хохотушка — пышечка, с дочкой Анечкой, Аннет, подружкой Маши, которая сразу ее увела к себе "поболтать", нас прекрасно приняли, накормили, расспросили и осмотрели. Я вручила им купленные апельсины и другие покупки, которые были с благодарностью приняты.

Оказалось, что мы в прямом смысле слова попали 'с корабля на бал'— перед большим балом у предводителя дворянства родственники наших знакомых решили дать небольшой бал— репетицию, чтобы посмотреть, как держатся девушки, как выглядят, чтобы не было накладок на главном "смотре" перед основной публикой. Для Маши этот бал был не первым, она была уже представлена и на нашем первом приеме, и выезжала на такие небольшие семейные балы ранее. Это для меня все было новым и интересным.

Там все было скромно, по-домашнему, и наши наряды, которые мы продемонстрировали, были признаны достаточно и модными, и в то же время соответствующими общему 'тренду' как мы бы сказали, все было признано нормальным.

Вечером мы засиделись с Верочкой за чаем и дружеской беседой. Мне было важно узнать все о предводителе дворянства Александре Васильевиче Вакселе и его семье. Оказалось, что я обратилась по адресу — Верочка знала все и обо всех и была рада немного просветить " провинциальную подругу" и говорила, говорила, говорила!!!! Мне оставалось только поддакивать, кивать и все запоминать. Вот ее рассказ— монолог, изредка прерываемый моими репликами:

— После праздника хотели мы с Алексеем Сергеевичем в Москву съездить, Анечку вывезти в Благородное Собрание. Там возможностей сделать хорошую партию поболе будет. У нас в уезде богатых женихов-то немного отыщется.

Верочка налила себе и мне чаю и отхлебнула глоточек.

Услышав про Благородное Собрание и Москву, в моей памяти мелькнуло что-то знакомое:

'Её привозят и в Собранье.

Там теснота, волненье, жар,

Музыки грохот, свеч блистанье,

Мельканье, вихорь быстрых пар'

и далее

'А глаз меж тем с неё не сводит

Какой-то важный генерал.

Друг другу тётушки мигнули

И локтем Таню враз толкнули...'.

Ну, точно! Именно в Московское Благородное Собрание Александр Сергеевич Пушкин 'вывозит' свою героиню Татьяну Ларину в свет, там её и замечает будущий муж — 'важный генерал'. Надо взять на заметку, может и Машеньку придётся везти на эту 'ярмарку невест' в поисках достойного жениха.

— И Елизавета Николаевна, подруга моя, мечтала об этом для дочки своей, — продолжала Верочка. — Ты же помнишь Лизоньку, успокой Господь её душу. Так она мечтала, что мы наших девочек, она Катеньку, а я Анечку, вывезем в Москву... А не случилось. Умерла Лиза, когда Катюше и семи лет не исполнилось. Такой же сироткой росла, как твоя Машенька. Уж, прости, душенька, что напомнила!

-Ничего страшного, продолжай,— сказала я, делая тоже глоток из красивой чашечки. А Верочка продолжала:

— Только Машеньку ты как родную растишь, а Катюша сиротскую долю сполна познала. Отец то её женился быстро, а уж Александра Ильинична, мачеха Катеньки, ох и сурова. По своему характеру она в девках-то засиделась. Только в 37 лет за Антона Захаровича замуж вышла, а в 38 лет сына ему родила, Илью. Как только Катеньке исполнилось шестнадцать лет, так сразу жениха стала искать.

-Мы с Верочкой одновременно отпили чай и улыбнулись друг другу.

-Нет, наш Александр Васильевич, предводитель дворянства, достойный человек, не зря его второй раз избрали, но не такого жениха для своей дочери Елизавета Николаевна желала. Катенька же по матери княжеского рода, да и по отцу древнего шляхетского.

-А дед Александра Васильевича — Свен Ваксель — из шведского подданства и поступил на русскую службу моряком ещё при Петре Великом. Это его сыну Василию Свеновичу, отцу нашего предводителя дворянства, матушка-Императрица Екатерина Алексеевна дворянство пожаловала да земли в нашем Дорогобужском уезде. Вон в одной из своих деревень — Заселье — какое имение богатое построил, с парком, оранжереей. Вот женитьбой на Катеньке Александр Васильевич положение -то и упрочил.

-А Екатерина Антоновна, как теперь её все величают, хоть и стала женой предводителя дворянства, но на всех балах и собраниях заправляет её мачеха — Александра Ильинична. Александр Васильевич не вмешивается. В строгости жену держит. Завтра увидишь сей курьёз — первая дама не жена предводителя, а тёща.

Верочка наконец решительно отодвинула чашечку и встала:

— Ну, заболтала ты меня (ага, кто кого), пора и спать!

И мы разошлись по комнатам. Я была очень довольна разговором— "кто владеет информацией, владеет миром!", а моя двойник про это как-то мне не подсказала, считала само разумеющимися все эти подробности.

А на следующий день начались сборы непосредственно на главный бал и как всегда, не хватало еще полчаса, чтобы все было безукоризненно. Прочитайте сцену подготовки к балу Наташи Ростовой или вспомните свои хлопоты по подготовке к большому корпоративу— и Вы все поймете! Все выбивались из сил, что-то поправляя, дошивая в платьях, а наши горничные еще и срочно делали нам прически. Мы решили сделать их самыми традиционными — у Маши волосы были разделены на пробор и уложены в локоны, я же решила сделать пышную шишку, обвязав ее легким шарфом, концы которого скрепила камеей и перекинула на плечи. Получилось достаточно просто, но красиво. Нам было важно привлечь внимание к одежде, украшениям, а также к обуви.

Волновались мы с Машей, как две Наташи Ростовых перед своим первым балом. Для Маши это и вправду был хоть и не первый, но ответственный выезд в большой свет, а для меня экзамен — как примут местные дамы наши наряды, ведь хотя и даже здесь, в провинции, стиль ампир уже был распространен, вспомните хотя бы " Гусарскую балладу", где все девушки были как раз в таких платьях, а вот жемчуг, не привычный мелкий речной, который тогда был очень популярен и которым украшались даже седла, а ровный, крупный и более яркий, наши палантины и шарфы, моя камея были еще в новинку. Но я решила кивать на Полетт, у которой, как оказалось, якобы были журналы самых модных французских нарядов! Пусть теперь ее бывшая хозяйка покусает локти, ведь из-за похотливого поведения мужа, она, оказывается, потеряла такую прекрасную возможность блеснуть новинками моды и замечательную работницу!

И вот мы собрались на бал, как две Золушки! Карета была хорошо отмыта и украшена, Степан наряжен в чистую одежду. В новой шапке набекрень он производил довольно лихое зрелище. Горничные наши тоже были нарядными, на их плечах лежали новые платочки, которыми они решили похвастаться перед другими слугами. Короче, все сияли и волновались. Если бы не моя двойник, я бы волновалась еще сильнее, но, надеюсь, что она поможет мне избежать многих ошибок в правилах этикета и поведения в свете, которые я просто не знала. Дорогая, не подведи меня, а я уж тебя не подведу— обратилась я мысленно сама к себе и получила мысленный же ответ— не переживай, все будет хорошо!

Вот мы и подъехали. Дом предводителя дворянства был ярко освещен многочисленными плошками с жиром, которые, правда, нещадно чадили, но тем не менее создавали достаточно яркий свет. К крыльцу подкатывали самые разные кареты и возки, даже простые сани, в которых сидели многочисленные приглашенные. Особенно меня поразило семейство, с которым я еще не была знакома, но раскланялась на всякий случай. В нем было сразу четверо девушек очень близкого возраста примерно от 15-16 лет и дальше — видимо, двойняшки и погодки. Возглавляла этот выводок мамаша среднего возраста и папенька, который был намного ее старше. Вместе с ним вышел еще совсем юный молодой человек, бывший буквально на год старше своих самых младших сестер. Да, нелегко придется папашке — ведь всех дочек надо удачно выдать замуж, дав хотя бы минимальное приданное, а с деньгами, насколько даже я поняла, глядя на их наряды, у них было не так уж и богато. Поэтому этот бал был для них прекрасным поводом найти себе женишка побогаче.

Мы с Машей приехали в середине сбора, не рано, но и не особо с опозданием. Наши наряды пока были скрыты под меховыми накидками, а на ногах были обуты простые валенки, поскольку погода сегодня была достаточно холодной. А мне не хотелось и самой простыть, и Машу после болезни еще раз простудить.

Итак, мы зашли в дом, но не пошли сразу в зал, а попали в гардеробную, где с помощью наших горничных сняли многочисленные теплые вещи и остались в наших нарядах. Там же мы переобулись в туфли, которые почти не застыли, поскольку ехали вместе с нами в теплом возке да еще и в меховом мешочке, типа наших сменок.

Я проследила, чтобы все вещи были аккуратно сложены в одну кучу и их остались сторожить наши дворовые девушки. Они были рады увидеться со своими знакомыми — горничными других господ и стали сразу с ними щебетать о своей новой интересной жизни. Я только предупредила, чтобы если одна куда-то уйдет по надобности, вторая оставалась бы на месте, так как переживала за свои вещи. Степана тоже куда-то устроили, видимо, вместе с другими конюхами.

Рядом с гардеробными комнатами располагалась буфетная для гостей, в которой были приготовлены напитки, мороженое, пирожное, десерты, конфеты. Гости могли подходить и угощаться. Пить и есть мы не хотели, перекусив предварительно у знакомых, а только подошли и взяли по небольшой конфетке настоящего горького шоколада, которая мне понравилась, хоть и не была привычна для современного человека, все-таки мы больше предпочитаем мягкие, сливочные вкусы.

Мы вошли в большой зал, где уже собрались гости. Он был освещен множеством свечей, создававшими достаточно яркий свет. Высокие резные окна были почти полностью плотно закрыты из-за мороза, оставалась только небольшая открытая верхняя часть, поэтому в зале стоял небольшой пар и витал запах от продуктов горения свечей. Чувствовались и запахи, причем не только сильные запахи парфюмерии, но и запах разгоряченных потных тел. Ударил меня по отвыкшим от громких звуков ушам и сильный гул музыки и разговоров, когда люди старались переговорить ее друг друга.

Зал напоминал большой муравейник, разворошенный чье-то палкой, все куда-то перемещались, двигались, стараясь не задеть друг друга. Женщины осматривали друг друга ревнивыми взглядами, а мужчины— заинтересованными, оценивающими. Взгляды многих дам так и поедали гостей, в том числе и меня и Машу, словно фотоаппарат запечатляя все особенности нарядов, я даже внутри себя слышала щелчки взводимой техники. Я даже подумала, что явись я в своей мини-юбочке или в дранных на коленках современных джинсах, впечатление было бы намного меньшим! Правда, тогда бы меня точно бы отправили в психушку, как одержимую бесом! А тут вроде все и в рамках приличия, и такое необычное! Дамы косили на меня взглядом, да и кавалеры поглядывали, хотя явно этого стараясь не проявлять— " моветон!"

Гостей встречали предводитель с супругой, которая выглядела бледной и немного больной, но держалась изо всех сил. Мне показалось, что она была беременна на начальном сроке и страдала от токсикоза, и внутри себя пожалела бедную девушку— хочешь — не хочешь, а гостей прими, накорми, развлеки, и только потом уже подумай о себе. Нас с Машей уже знали, представляться не надо было, мы только с хозяйкой поприветствовали друг друга легкими объятиями и поцелуями в щёки, как бы говоря, что рады друг друга видеть, хозяин дома поцеловал нам с Машей ручки, и мы отошли в сторону, чтобы позволить хозяевам поприветствовать других гостей.

Я с Машей немного в стороне, старалась держаться спокойно, со всеми быть любезной, отвечала на вопросы, с кем-то здоровалась, кому-то кивала, короче, старалась выглядеть как все, хотя внутри и волновалась. Хотя мне ли смущаться взглядов незнакомых людей после многочисленных выступлений на различных педагогических конференциях от районного до регионального уровня. Вот там да, было волнение, особенно на региональной конференции под взглядами тысячи людей, а тут так, 'детский сад, штаны на лямках', как говорят мои дети. Потом к Маше подошли ее знакомые девушки, и они отошли чуть в сторону, чирикая, как птички, и внимание ко мне несколько уменьшилось.

Но я все-таки чувствовала чей-то очень сильный взгляд. Немного повернув голову и чуть шагнув вперед, я увидела мужчину в красивой голубой форме гусара с белыми украшениями, причем явно не низкого чина. Это я еще не знала названий частей формы и их предназначения, а звучали эти слова очень красиво и интересно для современного уха— доломан, ментик, чекчиры— это же прелесть что такое!

Гусар заинтересовано смотрел на меня, в прямом смысле слова поедая глазами, оценивая и определяя статус и положение. Видимо я, как ни старалась, своим поведением, спокойным интересом, внимательным взглядом несколько отличалась от обычных стандартов дам, что и привлекло его. Он, хоть и считал уже знакомых женщин явно десятками, будучи уже взрослым и опытным кавалером, впервые, наверное, заинтересовался дамой, обычно они искали знакомства с ним, кокетничая напропалую. Он тоже привлек мой интерес, чем-то напоминая героя фильма 'О бедном гусаре замолвите слово' в исполнении Валентина Гафта, правда, чуть помоложе. Его нельзя было назвать красивым, лицо было немного испорченно старым шрамом, видимо, от сабли, но от него шла такая сильная мужская энергетика, такая харизма, что все это забывалось. Давно я не видела такой силы и страсти в мужчине, так что и моя голова немного пошла кругом.

Он меня очень сильно заинтересовал, на его фоне все остальные кавалеры сразу померкли. Но я не могла так просто подойти к нему, по правилам этикета того времени мужчина должен быть представлен даме, вот я и ждала, когда он подойдет ко мне. Наконец полковник ожил и подошел ко мне со знакомым, хозяином дома, в котором мы остановились, и который, конечно же, был на балу вместе со всем семейством. Алексей Сергеевич и представил мне его: 'Уважаемая Наталья Алексеевна, ваше благородие! Позвольте по-соседски и по-дружески представить Вам Его Сиятельство графа Александра Николаевича Ростовского, полковника восьмого Лубенского гусарского полка!"

Теперь уже я мысленно подбирала свою челюсть — мало того, что имя-отчество совпадало с именем-отчеством моего мужа, так и фамилия была непростая, почти литературная, да еще и Вашим Сиятельством оказался! Да еще и "настоящим полковником"! Во мне сразу зазвучала эта веселая фраза голосом Аллы Пугачевой и я невольно улыбнулась ему доброжелательно, протянув руку для поцелуя, старалась немного расшевелить его, стала говорить о каких-то пустяках и он немного разговорился, но мне так и казалось, что он сейчас скажет что-то в стиле героя Михаила Казакова 'Я старый солдат и не знаю слов любви!', но пока этого не произошло.

Слава Богу, нас отвлекли, да и мне важно было представиться местным государственным чинам и их жёнам, такие знакомства были очень нужны для претворения моих идей. Они-то в основном выше будут по положению, чем я. Дворян в губернии было много, но они каждый или каждая занимали свою ступень в иерархии, и эта ступень зависела от чина, который занимал мужчина, а женщина считалась по чину мужа или отца, если она незамужняя.

Недаром слово мужчина в то время расшифровывали как "муж и чин" и последняя составляющая была очень важна в жизни. Все чины и их класс были зафиксированы в Табели о рангах, подниматься по их ступеньках без связей и протекции было очень трудно, рост шел медленно и не всегда справедливо. Нередко хороших трудяг обходили в чинах более пронырливые деятели, вовремя оказавшие нужные услуги важному лицу.

Я опять поражалась, как неизменны обстоятельства и люди, все, как и у нас, в будущем. Я по мужу, а Маша по отцу — всего лишь капитанши, т.е. это IX класс по Табели о рангах, что отнюдь не было таким уж высоким классом. Жёны майоров, подполковников, даже гвардейских капитанов — выше по положению меня и Маши. К слову, предводитель дворянства, который давал бал, был в чине статского советника V класса и его жена тоже считалась статской советницей, то есть стояли выше меня и на немало. Это на современных раутах все равны, хотя и сейчас уже 'некоторые животные равней других', а в то время дворяне различались по положению и чины при этом играли огромную роль. Поэтому— то внимание, какое оказал мне граф и которое не ускользнуло от взглядов окружающих, было не только лестно, но и выгодно для меня.

Наконец все успокоились и начались танцы. Танцы нашего 21 века и танцы века 19— это, как говорят, 'две большие разницы'. Во— первых, все танцы были парными, человека, танцующего самого по себе, просто нельзя было здесь увидеть. У дам была специальная книжечка, в которой она записывала, в какой последовательности и с кем она танцует. Отказать кому-либо без причины считалась верхом оскорбления.

Начинался бал торжественным полонезом, танцем-шествием, в котором должны были принять участие все приглашенные, даже если потом они весь вечер и всю ночь просиживали за карточными столами. Пришлось встать в пару и мне с тем же соседом, с благосклонного согласия его жены, которую выбрал еще один из гостей, бывших на моем приеме, Машенька встала с каким-то молодым гусаром в той же форме, что и у его начальника, но явно ниже по рангу и статусу, и пары состоялись.

Чтобы понять особенности полонеза, предлагаю подключить ваше воображение и вспомнить начало бала в фильме " Война и мир", там как раз шел полонез. Представьте себе большой богато украшенный зал, по сторонам которого стоят все присутствующие Середина помещения пуста, но ненадолго. Звучит торжественная музыка и процессия начинается. Мужчины и женщины парами выходят в зал, медленно продвигаются по нему, все время ориентируясь на первую пару. Именно она задает характер танца. Такой первую пару составляют хозяин с 'наипочетнейшей' гостьей, в данном случае предводитель выбрал какую-то важную даму, видимо, высокого положения в обществе. Во второй паре шли дама в возрасте, скорее всего, как раз мачеха Екатерины Антоновны — Александра Ильинична, и граф, как 'наипочетнейший' гость данного бала. Была она одета, как говорится, "ДороХо— боХато", но безвкусно, и очень напоминала мне незабвенную Фаину Георгиевну Раневскую как раз в роли мачехи в моем любимом фильме— сказке "Золушка". Мне так и казалось, что она сейчас скажет: " Эх, королевство, пардон, уезд маловат, разгуляться негде!" и я невольно усмехнулась, глядя на нее. Кстати, можно и эту сказку напечатать, как раз все герои перед нами.

Но вот полонез начался! Мне важно было не сбиться с ритма, не растеряться, поэтому я первое время была напряжена и смотрела не столько на других, сколько себе под ноги, старалась делать тоже, что и окружающие. Но танец был достаточно спокойный, плавный, и я быстро успокоилась и даже вошла во вкус его неторопливого течения. Но вот шествие, полное грациозности и достоинства, заканчивается. Танцующие переходят к исполнению следующих фигур.

Партнеры кружатся вокруг своих партнерш, затем они на время расходятся и меняются парами. На некоторое время танец соединил нас с графом, но потом вновь развел. После этого все пары выстраиваются в линию и поднимают сцепленные руки вверх. Образуется своеобразный тоннель, сквозь который проходит сначала первая пара, затем вторая, что напомнило мне всем знакомую детскую игру в ручеек и заставило легко улыбнуться — мне начинало все это нравится!

Итак, что же делает полонез таким особенным и красивым — в первую очередь его торжественность и степенность в каждом движении, но в то же время он -танец-импровизация, где ведущую роль играет первая пара. Но, несмотря на это, танец был привержен своим ритуалам и правилам. Так, музыка всегда начиналась с музыкального вступления, когда гости выстраивались и определялись по парам. Только после этого первый кавалер приглашает всех к танцу.

Простая хореография танца кажется такой легкой лишь на первый взгляд. Не все способны держать осанку на протяжении длительного времени и наполнять каждое па грациозностью и изяществом. Но в тоже время длительность танца, а был он иногда по 30-40 минут, позволяла оценить своего кавалера, встретиться с ним в очередном па, перекинуться словечком или даже успеть передать небольшую записочку с обещанием свидания. В танце гости не находились в одном помещении, а могли передвигаться по всему дому, обходя при этом все залы, все комнаты и лестницы. Эта особенность танца использовалась, чтобы показать всю роскошь дома хозяина бала, его богатство и статус.

Далее чередовались вальсы и мазурки, танцы более быстрые, захватывающие, энергичные. Эти танцы впечатлили меня не меньше полонеза, ведь вальс в то время танцевался не в привычные нам 3 такта, а в 2! Танцевался долго, во время танца можно было прерваться и отдохнуть, посидеть, пообщаться со своим кавалером, а потом вновь пуститься в вихрь движения.

А у мазурки были очень яркие танцевальные фигуры, она действительно способна была по-настоящему вскружить голову любому танцующему и не будет преувеличением сказать, что мазурка прекрасна!

Мне очень хотелось посмотреть на этот знаменитый танец, о котором столько читала. И вот она началась! Внимание всех и мое также привлекала одна великолепная пара, вышедшая в центр, состоящая из молодой девушки— одной из тех четверых сестер, которых я видела перед входом, и более возрастного, но очень статного и подвижного гусара. Выйдя вперед с некоторой робостью, девушка стала покачиваться, словно птица, готовящаяся взлететь, долго скользя ногой, она, будто на коньках, вдруг разрезала поверхность зеркального пола, потом с шустростью ребенка неожиданно выбежала вперед. Танец преобразил ее, всем она казалась сказочной принцессой, ее движения были изящны и элегантны, создавалось впечатление, что у нее за спиной крылья. Зрачки ее глаз расширились, взор заблестел, словно богиня охоты, она с гордо поднятой головой и колышущейся грудью плавно рассекала воздух будто ладья, подчиняя себе пространство.

Через некоторое время девушка снова начала игриво скользить, обращая внимание на наблюдателей, улыбаться знакомым, протягивая точеные руки партнеру. Другие пары также постепенно присоединялись к ним, но всё же они были главными, центральными героями этого красивого танца — действия. И вновь пара несется с невероятной скоростью из одного угла комнаты в другой. Девушка устремляется вперед, летит, скользит; усталость румянит ее лицо, зажигает взгляд, заставляет двигаться медленнее; вскоре, утомленная и запыхавшаяся, она опускается на руки своего партнера, который подхватывает ее и на несколько секунд поднимает вверх, прежде чем завершить пламенную мазурку.

Наблюдатели, разумеется, в восторге, их лица сияют радостью, раздаются одобрительные возгласы и крики! Поистине, сейчас та девушка— королева бала, и без своего короля она вряд ли останется. По крайней мере, ее партнер не сводит с нее своего восторженного взгляда и оказывает и в дальнейшем свое внимание и восхищение! Наверняка, в эти мгновения маменька с папенькой потирают ручки: "Вот и пристроили доченьку, даст Бог, и до сватовства дело дойдет, все на одну меньше!"

Сегодня современному человеку очень сложно будет даже приблизительно повторить эти фигуры, а в XIX веке их выполняли изящно и легко! Это ведь не наши танцы — дёрганье или топтание вокруг себя с партнёром в обнимку или на пионерском расстоянии, как раньше, а красота, энергетика, ритм и счастье слияния с музыкой и кавалером!

Машу приглашали часто, но вела она себя достаточно степенно, часто пропуская танец и присаживаясь с приглашенным кавалером, чтобы передохнуть и поболтать, чувствовалось еще, что она слаба и быстро устает, но очень довольна и весела. Приглашающие ее сменялись, так как не допускалось танцевать несколько танцев с одним и тем же человеком. К ней подходили какие-то знакомые девушки с гусарами, которые были сегодня героями бала и несколько затмили остальных мужчин, а тем лишь оставалось смириться с этим, испепеляя военных взорами. Слава Богу, до открытых конфликтов, а тем более вызовов на дуэли, дело не дошло, все-таки культура воспитания и внутренняя дисциплина у этих людей в красивой военной форме была на высоте, да и граф достаточно зорко посматривал на своих подчиненных, не допуская даже искре скандала разгореться!

Танцевала и я, вместе с соседом, который явно оказывал мне знаки внимания, другими мужчинами, даже с графом тур вальса мы прошли по кругу, взглядывая друг на друга и перебрасываясь улыбками и короткими репликами. Лишь от мазурки я отказалась, побоявшись, что не справлюсь со столь сложным танцем, сославшись на усталость и духоту.

Все дамы по мере возможности и желания танцевали, за карты садились совсем уж возрастные женщины. Карточные столики поставили в другом зале, чтобы танцующие и игроки друг другу не мешали, но поскольку двери были открыты, матроны могли зорко следить за своими детками. Возглавляла эту компанию как раз главная приглашенная, которая оказалась женой того самого Ивана Ивановича Барышникова, о котором я уже рассказывала. Я знала, что Иван Иванович долгое время не был женат и уже в преклонном возрасте, в 40 лет, женился на юной дочери московского богатого купца Елизавете Ивановне Яковлевой. Она родила ему тринадцать детей, из которых выжили два сына и пять дочерей. На балу его не было— говорят, приболел, по возрасту он такие мероприятия посещал редко, поэтому присутствовала только его жена. Это была очень энергичная и деятельная дама, которую все очень уважали и немного побаивались за колкий язычок.

Меня также представили ей, но я понимала, это сделали только потому, что граф проявил ко мне интерес — Елизавете Ивановне было интересно взглянуть, что представляет собой новая "птичка", как она выразилась, на которую положил глаз граф, а так кто бы обратил внимание на простую капитаншу! Я про себя усмехнулась: "Еще посмотрим, кто тут будет птичкой и как высоко она взлетит", но держалась спокойно, доброжелательно, но без лести и робости, а подчеркивая уважение к делам ее мужа и ее самой. Мое уважительное спокойное поведение Елизавете Ивановне понравилось и она даже пригласила меня "бывать у них запросто". Это знакомство было очень ценным для меня, расширяя круг общения, поэтому я поблагодарила искренне и от всей души.

Мне также предложили поиграть в карты, и я присела в одну из компаний дам возрастом помоложе, воспользовавшись этим предложением, чтобы и передохнуть, и наблюдая за игрой, подметить для себя особенности поведения окружающих, и прислушиваться к разговорам остальных дам, запоминая все крупицы информации, оброненные между делом— потом осмыслю и запишу все их намеки и сплетни, все пригодится!

Наконец танцы кончились и нас пригласили 'перекусить по— простому', как, несколько кокетничая, пригласила всех к столу предводительница. 'Простой' стол ломился от еды, блюд было столько много, что скатерти и видно не было. Рядом лежало меню, в котором были перечислены основные блюда. Названия некоторых из них звучали для меня очень непривычно, вызывая желание все попробовать, но оказалось, что многие блюда, хоть и измененные, в том или ином виде дошли и до нашего времени, часто встречаясь в меню современных ресторанов, пусть и под другими названиями.

Итак, подавали суп-консоме в чашках— обычный бульон с клецками, но достаточно вкусный, салат из ершовых филеев с гарниром— тоже неплохо, напоминал наши салаты с рыбой, салат маседуан оказался чем-то похож на мой "Оливье", состоял из вареных овощей— моркови и картофеля, с добавлением яиц, ветчины, мяса раков, украшенный зеленью. А вот майонеза не было, заправлен он был сметаной. Так что мой "Оливье" хорошо ложился в эту традицию, дополняя и обогащая знакомый рецепт. А вот жаркое из молодой цесарки и фазана уже редко встретишь в современных ресторанах— птицы эти в природе почти исчезли, выращивают только на фермах, да и то не всюду, попробовать их было интересно— вкус у мяса оказался немного жестковатым, но с необычным привкусом.

Крем яблочный с ликёром кюрасо, поданный на десерт, был знаком и нашим современникам и отличался ярко-синим цветом и несколько горьким апельсиновым привкусом самого ликера, а вот крем Франжипан, жареный по-немецки, меня очень заинтересовал. Я потом узнала, что крем состоит из сливочного масла и сахара, к которым добавлены яйца и мелко измельченный миндаль и чем-то напоминает современный марципан, который также делается из миндаля. Я взяла себе его на заметку, решив при случаи попробовать сделать из марципана не только крем, но и конфеты и даже фигурки и съедобные игрушки.

Я попробовала всего понемногу, поскольку наедаться не хотела, да и блюд было слишком много для меня, да еще и на ночь. Я переживала немного, стараясь не попасть впросак, пользуясь многочисленными столовыми приборами, ведь мы не так часто это делаем.Но моя двойник замечательно в них ориентировалась и все прошло благополучно, да и я хоть и не часто, но посещала хорошие рестораны и старалась там "держать марку", пользуясь приборами правильно, как положено, хотя многие уже эту культуру потихоньку и смазывают, стирают.

Граф, сидевший рядом, хотя его и приглашали на место ближе к хозяйке, делал вид, что все так и надо, старался развлечь меня разговорами. Он рассказывал о славном боевом пути своего полка и подвигах сослуживцев, причем не злословил, а, наоборот, говорил о каждом добрые искренние слова, что мне очень понравилось. Я ожидала увидеть тупого солдафона, этакого 'Скалозуба', а оказалось, что с графом очень приятно общаться. По-крайней мере, когда он спросил, может ли он бывать у нас в имении, я с удовольствием ответила положительно. Голова моя плыла и кружилась и от выпитого вина, и от схлынувшего напряжения этого вечера, я немного расслабилась и даже позволила себе немного пококетничать с графом. Да и как мужчина он меня тоже очень привлекал, конечно, не будем загадывать дальше, но дружба с ним мне будет только на пользу.

Ужин продолжался довольно долго, но постепенно гости стали разъезжаться по домам, тем более было уже около 5-6 часов утра. Стали собираться домой с нашими друзьями и мы, но ушли по-"английски", не попрощавшись, поскольку, хоть и затихая понемногу, но бал продолжался.

Нам еще предстояло завтра сделать обязательный визит хозяйке и хозяину бала, чтобы поблагодарить их за гостеприимство. Маша тоже устала, но было видно, что она очень довольна — да и что не быть довольной молодой девушке, которая от души натанцевалась, нафлиртовалась, насплетничалась с подружками. Поэтому, как говорят, 'усталые, но довольные', найдя наших дремлющих на вещах слуг и разыскав свои кареты, мы поехали домой к нашим знакомым, причем было уже раннее утро, когда многие уже вставали, а мы только просто рухнули спать, еле дойдя до кроватей.

Глава 16. После бала.

На следующий день я встала по привычке рано, когда все еще спали, но чувствовала себя достаточно бодрой и выспавшейся. Волнение мое улеглось, все на балу прошло даже лучше, чем я мечтала. Знакомство с графом, представление Елизавете Ивановне, интересные впечатления о танцах и вообще организации бала — все это вдохновляло меня, я даже присела в уголочке, чтобы записать свои впечатления — авось, где-нибудь размещу на Сайтах под названием: "Бал как он есть в воспоминаниях дворянки 19 века", где все и расскажу — думаю, это будет необычно. Не все идеи из будущего применять, песни перепевать, прошлое в живом рассказе также интересно для нас, людей будущего, тем более постараюсь сделать его точным, эмоциональным, отражающим мои непосредственные мысли, а не пересказом сухой монографии.

Вчера вечером мы договорились, что еще немного задержимся у наших гостеприимных знакомых, так как нужно было приехать с ответным визитом и благодарностью за вечер. Да и мне нужно было закрепить и расширить свои знакомства, впечатления о себе и Маше.

Пошла я проведать и своих людей и расспросить, как они провели время. Оказалось, что все нормально, Степана конюхи приняли в свою компанию, они даже умудрились немного выпить и посплетничать про своих хозяев. Надеюсь, что он меня не ругал, мы как-то после перенесенных в метели приключений немного не то чтобы сблизились, такого и быть не могло, но очень симпатизировали друг другу. Я оценила его основательность, надежность, спокойствие, переживание о других. Я видела, что и он заметил мою заботу о людях и желание помочь всем, кто от меня зависил. Девушки-горничные наши тоже были довольны, их накормили, они даже прикорнули немного на вещах, после того как всласть наболтались с другими о своей жизни.

Хозяев удивила такая моя забота о своих людях, она была несколько непривычна. Но я уже придумала "отмазку", так как не хотела, чтобы это обсуждалось и осуждалось в свете. Я сказала, что отношусь к людям, как к своему имуществу, а об имуществе принято заботиться. Это, конечно, не соответствовало моим настоящим мыслям, но, по крайней мере, было понятно и объяснимо для людей того времени.

Привлекать внимание своими истинными демократическими мыслями я не хотела, так как это было чревато. Я даже где-то читала в Интернете, что в одной губернии дворяне принесли жалобу губернатору на помещика, который, по их мнению, слишком хорошо относился к своим крестьянам и против которого возбудили целое расследование — не вольнодумец ли он и не стоит ли на всякий случай отправить его куда-нибудь подальше в Сибирь. Дело еле замяли, но нервов тому дворянину, я думаю, потрепали немало. Так что еще раз "конспирация, батенька, конспирация", как говорил товарищ Ленин.

После обеда мне принесли небольшую коробочку от графа, в которой лежал очень красивый резной веер тонкой работы. Он был очень изящный и, думаю, не дешевый. В коробочке лежала записочка: "Скромный дар прекрасной даме"— и с намеком, и не пОшло, и приятно. Я оценила, наши хозяева, а особенно — Верочка, тоже. Пришлось писать ответную благодарственную записку. Знакомые наши немного подшучивали надо мной, но чувствовалось, что и завидуют тому, что благосклонность такого кавалера досталась мне, скромной капитанше.

Чуть позже мы собрались в уже знакомый дом предводителя дворянства, но в более скромных, не бальных нарядах. Но на Маше осталось ее жемчужное ожерелье и сережки, она снимала их только на ночь, боясь повредить, порвать, и носила почти постоянно— я видела, что они ей нравятся, она частенько гладила их бусинки, когда думала, что ее никто не видит, видимо, они ей действительно напоминали о родителях. Я достала более скромное платье, сшитое уже нашей Полиной с помощью моих выкроек и очень выгодно подчеркивающее фигуру, на которое дамы посматривали с интересом. Я объяснила, что мне его сшила новая белошвейка Полетт, которая живет теперь в нашем доме и увидела, как скривилась одна из дам— оказалось, именно она и была бывшей хозяйкой девушки и которая, видимо, уже сожалела, что прогнала такую ценную работницу.

В доме у предводителя уже сидели дамы и мужчины в разных компаниях, обсуждавшие, видимо, как раз все перипетии бала. Компанию дам возглавляла Александра Ильинична, которая сказала, что Катенька, к сожалению, немного приболела, добавив с усмешкой: "Ах, эти дамские дела"! Чуть позже приехал и граф, привезший хозяйке шикарный букет из роз, которая явно была польщена таким знаком внимания — букет явно был дорогим и статусным. Я потом узнала, что он его выпросил — выкупил как раз у Ивана Ивановича Барышникова, у которого был в имении очень большой зимний сад с теплицей с разнообразными растениями, в том числе и очень редкими, за которыми ухаживал целый штат садовников.

Александра Ильинична вовсю кокетничала с кокетничала с графом, явно меня провоцируя: "Как я себя поведу, что сделаю?", а остальные дамы поглядывали с улыбками. А мне было и смешно смотреть на ее ухищрения — это было действительно довольно комично, когда дама в возрасте, а для того времени 50 лет — это уже почти старуха, ведет себя и разговаривает, как молодая девушка, и спокойно — и не так меня подначивали в свое время. Поэтому я продолжала общение с кем-то из дам, рассказывая о своих впечатлениях о посещении Болдинского монастыря и архимандрита Антония.

Освободившись от внимания дам, я выбрала момент, чтобы поблагодарить графа за подарок и сообщила, что сочту за огромную честь принять в своем скромном имении как его самого, так и сослуживцев, а также шефа полка — Алексея Петровича Мелиссино, потому что много слышала про славный путь его гусар и восторгаюсь его героями. Видно было, что граф это оценил и ответил, что как только Алексей Петрович вернется — а он был в отъезде по делам службы, он обязательно передаст мою просьбу и сообщит, когда они смогут посетить наше имение, чтобы я могла приготовится к приему.

Тут как раз предводитель вошел в комнату, чтобы поприветствовать дам и забрать в свою компанию графа. Увидев букет, он только скривился, а Александра Ильинична победно на него посмотрела: " Вот мол, как меня ценят,"— хотя букет изначально предназначался не ей, а Екатерине Антоновне. Видно было, что зять, которому было чуть за тридцать, и теща в возрасте за пятьдесят взаимно недолюбливают друг друга, что нередко бывает и в наше время.

Вообще такие садовые цветы еще были редкостью, за ними требовался особый уход, что не всем было по карману. Но цветы дарили, существовал целый язык букета — в моду вошла традиция девицам и дамам дарить изящные букеты цветов с 'символическим содержанием', они были своего рода письмами — признаниями в чувствах, хоть и неявными, но легко читаемыми при наличии знаний. В то время язык цветов был общеизвестен: мирт означал твердость духа, гвоздика — 'утешение в мысли о свидании', терн — 'зачем презрение?', роза (в зависимости от цвета) — 'полное признание', 'обещание счастья', 'приветливость' и т. д. Букеты душистых цветов считались 'самым приятным подарком'. Умение составлять букеты очень ценилось. И, конечно же, летом многие составляли гербарии, зарисовывали акварелью особенно понравившиеся растения, вкладывали цветок, подаренный милым другом в книгу, которую читали.

Надо подумать, может принести из будущего луковицы тюльпанов, гиацинтов, других ранних цветов— уход за ними не такой трудный, а растения они многолетние, только выкапывай осенью, а сажай ранней весной, а уж деток они дают много и растут быстро. Будут еще тут к 8 марта традиционные букеты тюльпанов!

Можно и корни роз кустовых взять, клубни пионов, георгинов, гладиолусов, они и многолетние, и быстро разрастаются, только сажай да ухаживай. А уж куст цветущих пионов или георгинов — это же такая красота, а запах, а букет какой! Даже простые сентябринки или ромашки многолетние — и то в дело пойдут! Только обработать их надо, чтобы заразу какую садовую в этот мир не перенести. Решено, еще одна идея в мою копилку. А уж найти их я легко найду — и коллеги многие дачи имеют, и бабульки— соседки помогут мне за денежку малую, да и в магазинах этого добра более чем полно. Кстати, надо семена еще посмотреть, только не селекционные, они на один раз, а обычные, но к нашим условиям привычные, у тех же бабушек можно много полезного поискать, они помогут.

Дамы наконец-то решили немного оставить меня в покое и обратили внимание на сережки и бусы Маши — они им явно понравились. Маша выдала мой вариант их появления, а я дальше уже на импровизации продолжила, что нашла еще адрес старого друг отца Маши, который часто бывает по делам в Москве и имеет возможность приобрести разные редкие вещи, а я уж написала, чтобы он поспрашивал — может, есть еще такие или другие вещи на продажу.

А сама себе сделала заметку — обязательно принести еще пару — тройку таких изделий и предложить их тому же ювелиру подороже как редкость, выгода будет огромная. А может, и хороший китайский или индийский жемчуг где найду, а не только пластмассовую подделку, надо все это обдумать. На этом разговор с дамами и завершился — интерес проявлен, интрига осталась, желание продолжить знакомство со мной, чтобы приобрести необычную вещь — тоже, вот сколько зайцев за раз поймала, аж самой приятно!

Визит был кратким, только как дань вежливости и мы быстро уехали. Да нам пора уезжать домой, в свое имение, пока зависть и ревность не испортила хорошее впечатление от моего общения с этими людьми. Вернувшись к знакомым, мы начали собираться домой — на первый раз довольно, слишком хорошо тоже нехорошо, надо и меру знать.

Расстались мы со знакомыми мирно, я им подарила и лото, и домино, рассказала, что вскоре в книжной лавке можно приобрести книжечки не только с текстом песен, а также рецепты блюд, не менее вкусных и интересных, чем были на балу у исправницы. Короче, я во всю постаралась загладить чувство небольшой зависти и к моему успеху. Ссориться мне с ними было не с руки, из-за такого терять достаточно приятных людей не хотелось, еще пригодятся, ездить в Дорогобуж я решила почаще, да и продолжить надо было контакты и с Петром Степановичем, и с Зизи, да и с другими дамами дружить надо, как с потенциальными покупательницами моих идей и товаров, только надо подумать, как это сделать культурнее — продавать напрямую я их не могла, дарить — жаба не позволяет, значит, нужен посредник. И я очень надеялась, что такой помощник после моего объявления появится. По крайней мере, я на такое надеялась!

Зайдя к ювелиру за расчетом за камни и серебро, я договорилась, что при возможности воспользуюсь его услугами еще. Прикупив в лавке еще апельсинов, приправ, кофе для меня, мы отправились в обратную дорогу.

Путь домой всегда короче, поэтому мы очень быстро и незаметно домчались к себе в имение, где нас уже ждали. Начались расспросы, охи и радостные восклицания, разглядывание святых вещей из монастыря, которые я отдала Лукерье и опробывание апельсинов. Они людям понравились запахом, но не понравились вкусом — 'кислятина', и это было действительно так — были они гораздо мельче и кислее современных, которые уже очень далеко ушли они своих прародителей, а являются уже полностью модифицированными продуктами. Но мне уже надо было в будущее, поэтому под предлогом усталости я ушла в свой флигелек, чтобы быстро перенестись к своим заботам простой учительницы начальных классов, не столь волнующим, а более привычным.

Глава 17. Новости школы и другие переживания и идеи.

Перенеслась я вновь с большим мешком вещей, связанных нашими деревенскими девушками, тканными льняными полотенцами и фартуками с традиционной Смоленской вышивкой, целым ворохом маленьких лапоточков, которые в охотку сделали мне мужчины, заготовками Лукерьи и книгами, которые я купила в Дорогобуже, картинами и иконами из Болдинского монастыря, которые решила оставить себе.

А вот ладанки, маленькие иконки, свечи, крестики и прочее очень успешно предложила бабушке еще одной моей бывшей ученицы, которая помогала при службе в церкви, объяснив, что все это приобрела во время поездки с туристами на каникулах в одном из древних монастырей. Вообще мне было легко объяснять происхождение своих вещей— ведь я говорила правду, вернее, полуправду— другое дело, что экскурсия-то была в монастырь 19 века.

Вещи ей понравились, она оценила их добротность и правильность исполнения— "не то, что нынашние, чувствуется, что старина", сказала, что договорится с настоятелем своей церкви о их продаже в лавочке и пообещала рассчитаться чуть позже. На иконы она, взглянув, сказала: " Не продавай, себе оставь, намоленные", с чем я также была согласна.

Я знала, что она никогда никого не обманывала и отдала вещи с легкостью — за этим человеком они не пропадут, а деньги мне пока не к спеху, как сделает — так и ладно. Пообещала при случае еще привезти, если нужно, на что мне ответили кратко: " Нужно, вези!", на чем и расстались, причем я на прощание подарила ей картину с видом Болдинского монастыря, на что мне кивнули с пониманием: "Вот ты где была, древнее место, святое", с чем я также была абсолютно согласна.

Что интересно, книги при переносе состарились, хотя я их покупала абсолютно новыми, что меня обрадовало — новая книга начала 19 века выглядела бы подозрительно. Я даже сделала на них стертые печати, как будто они были из какой-нибудь библиотеки или хранилища музея, чтобы уж полностью легализировать их.

Я их выставила на букинистическом сайте, написав, что нашли их знакомые моих знакомых чуть ли не на чердаке старого дома в заброшенной деревне. А уж как они туда попали — Бог весть, скорее всего, в революцию, когда грабили награбленное и забыли про них благополучно. А теперь нашли, да мне отдали — их такое старье не интересует, они больше глянцевыми журналами со сплетнями современными интересуются. Это объяснение нужно было мне, чтобы не вызвать подозрения таким внезапным всплытием их спустя большое время— все же такие книги были редкими и учтенными специалистами. И почти сразу их забрал по очень хорошей цене известный коллекционер, который вполне удовлетворился таким объяснением — попали случайно хорошие вещи в руки "лохушки-учителки", бывает и не такое, надо пользоваться случаем. Думаю, и в следующий раз такая легенда сойдет, надо только брать книги не редкие, а достаточно часто издаваемые, но чьи экземпляры почти и не сохранились. Те же баллады Жуковского, Батюшкова, даже "Оды" Державина, журналы Смердина— самый то для продажи.

Я снова решила покупать серебро, но в этот раз столовые вещи — мелкие супницы, бокалы, тарелки, вазы, вещи массивные, но свободные в продаже, чтобы не вызывать подозрения частыми покупками слитков. Как я узнала в прошлом, эти вещи также скупались или сдавались в ломбард с правом выкупа или просто так. Да и на столе при приеме они могли пригодиться, не хотелось ударить в грязь лицом перед графом и его сослуживцами. Приобрела я еще и в подарок графу красивый серебряный потсигар, маленькую стопочку и плоскую фляжку, которую можно засовывать в голенице сапога. Говорят, подобная был у Императора Александра III. Мне не очень хотелось поощрять пьянство человека, которому я симпатизировала, но понимала, что иногда, особенно зимой и в походах, глоток коньяка и не повредит.

Вернулась я как раз во время, в школе народ ходил возбужденный, чувствовалось, что всем не до уроков и детей. Все собирались кучками и что-то активно обсуждали. Я очень не любила сплетни и всегда старалась держаться подальше от всяких обсуждений, но здесь происходило что-то настолько непонятное, что я тоже присоединилась к одной из групп.

Оказалось, что нашу старую директриссу, которую все любили и ценили, убирают якобы по возрасту, а на ее место ставят молодую даму, работавшую всю жизнь в администрации города и которая живых детей не видела уже много лет, не знавшую специфики работы такого организма, как большая современная школа. И вот теперь ее за какие-то провинности отправляют к нам. Явно, что новая "метла" будет мести по-новому, и скорее всего, приведет с собой собственные кадры. Поэтому учителя боялись, что их ставки сократят и часть часов отдадут "пришельцам" от новой власти.

Меня это не столько беспокоило, без детей и нагрузки я не останусь, тем более, что я вела подготовку к школе и свой будущий 1 класс уже хорошо знала и надеялась, что дети и родители нынешних четвероклассников тоже меня в обиду не дадут. Взбесил меня больше сам факт, что заслуженного человека, проработавшего много лет, которого всегда ставили в пример другим директорам, в середине учебного года, не дав доработать и до каникул, могли убрать в одночасье только потому, что кому-то надо было посадить на уже стабильное место своего человечка. Да уж, прямо по Грибоедову:

"При мне служащие чужие очень редки,

Все больше сестрины, свояченицы детки".

Так что кумовство чиновников имеет очень давние корни.

Но как бы то ни было, надо было работать дальше. Хоть и был еще январь, но наши дети и родители уже задумывались о выпускном вечере. Под влиянием впечатлений о бале 19 века, я предложила нашим современным деткам сделать выпускной в форме такого бала. Девочки, конечно же, сразу загорелись этой идеей — еще бы, такая возможность покрасоваться в красивых необычных платьях с прическами.

Мальчишки вначале этого ажиотажа не поддерживали, но когда я сказала, что можно придти в стилизованных гусарских и кавалергардских нарядах, тоже загорелись и уже начали шуметь, выясняя, кто кем нарядится. Но я предупредила, чтобы они были готовы рассказать о том полку, форму которого они выберут, чем он славен, в каких сражениях участвовал и так далее. А девчонок я озадачила изучением бального этикета и вообще правил поведения дворян начала 19 века, чтением описания бала Наташи Ростовой в "Войне и мире" и других произведениях. Поскольку я невольно уже была хоть и небольшим, но экспертом в этих делах, я могла в дальнейшем оценивать их усилия. Короче, моя идея оказалась и интересной, и полезной, позволяя современным подросткам узнать о прошлом в интересной для них форме. Родители тоже активно подключились и уже обменивались адресами костюмерных и студий, где можно было взять напрокат наряды той эпохи.

А сама я вновь взялась скупать лекарства в больших количествах. Случайно, рыская по страницам Интернета, я наткнулась на объявление о продаже наборов медика и поехала посмотреть по адресу, что они представляют. Оказалось, что это были чемоданчики наподобие тех, с которыми ездит "Скорая помощь", набитые разными лекарствами, приспособлениями для остановки кровотечения, накладывания шин и т.д.. Конечно же, я схватила их обеими руками и купила все 5 штук, объяснив, что работаю в школе и они нам нужны для уроков по правилам безопасности и проведения различных выездов в лес, на природу. Молодой человек, продававший их, обрадовавшись, объяснил, что у него есть возможность еще достать (а скорее всего, элементарно списать и стащить) еще 5 наборов, которые я тоже согласилась забрать, решив их оставить для оказания помощи раненым во время войны 1812 года. Оставила я их пока в будущем, надо еще придумать легенду для их появления.

Но, кроме лекарств готовых, я искала способы изготовления простых лекарств, которые можно было сделать в условиях прошлого. Остановилась я на мази Вишневского, поскольку основные ее компоненты, кроме ксероформа, который я в огромных количествах купила в аптеке, в ее состав входит березовый деготь и касторовое масло, которое уже было тогда известно. Да и ксероформ, как оказалось, уже знали и его можно было приобрести и в прошлом, в аптеках. А уж про пользу в лечении гнойных ран и различных воспалений этой замечательной мазью и говорить не приходится, недаром она, созданная знаменитым хирургом Александром Вишневским в годы Великой Отечественной войны, была высоко оценена всеми хирургами и очень долго использовалась и в быту. Даже я помню, как мама мне делала компрессы на руку, когда на ней вскочил большой неприятный фурункул, а в просторечии— чирей, и как быстро эта мазь его вытянула и вылечила.

Записала я и про изготовление йода, который будет изобретен как раз в 1811 году французским химиком-технологом Бернаром Куртуа. Он изучал золу морских водорослей, из которой тогда добывали соду и заметил, что медный котел, в котором выпаривались зольные растворы, разрушается слишком быстро. Проделывая серию опытов, Куртуа взял две колбы, в одну из которых поместил серную кислоту с железом, а в другую — золу морских водорослей со спиртом.

На плече у ученого во время опытов сидел его любимый кот. Однажды он неожиданно спрыгнул, опрокинув колбы, содержимое их смешалось. Куртуа увидел, что над лужицей, которая образовалась при падении сосудов, поднимается фиолетовое облачко, которое затем осело в виде необычных фиолетовых кристаллов, которые назвали йодом, от греческого iodes, ioeides — похожий цветом на фиалку, темно-синий, фиолетовый.

Не знаю, получится ли у меня или еще у кого-нибудь повторить этот опыт, тем более в условиях Смоленское губернии, где моря и водорослей что-то не наблюдается, да даже если и получится, количество полученного йода будет явно недостаточным для внедрения его в практику. Куртуа йод продавал по баснословной цене, т.к. водорослей шло много, а йода получалось мало, проще было как-то придумать, как легализовать купленной в настоящем времени йод или йодные настойки. Но пока эта идея подвисла в воздухе.

Знала я и про изготовление бриллиантовой зелени, а в просторечии "зеленки", которую можно получить из каменноугольной смолы, но сделать это опять же трудно в местных условиях, хоть и казалось это лекарство простым и распространенным всегда. Ан нет, в прошлом в это время ее только пробуют синтезировать в лабораториях да и то в малых количествах. Но лучше мне просто ею запастись, да побольше. Но рецепт на всякий случай сохранила, вдруг, сможет кто повторить в последствие.

Скачала я и статью и про изготовление карболовой кислоты, или карболки, которая также является сильнейшим антисептиком. Фенол, главный ее компонент, был обнаружен в 1834 году Фридлибом Фердинандом Рунге, который извлек его (в нечистом виде) из каменноугольной смолы и поэтому назвал 'Karbolsäure или угольно-масляная кислота. Было бы просто чудесно, если бы я смогла ее получить, так как карболкой пользовались для обеззараживания ран очень долго, хотя она и была достаточно сильным веществом, применять которое надо очень осторожно.

А вот со спиртом получилось проще, для чего приобрела простейший самогонный аппарат и инструкцию по его применению. Думаю, в дальнейшем наши деревенские умельцы по его образцу сделают и свои, там самое хитрое — стеклянные трубки и змеевик, но надо подумать, как его сделать в "полевых" условиях. Но позже я от коллег — мужчин узнала, что стеклянные части вполне можно заменить на медные, которые может сделать и местный кузнец.

Попробую, может быть, заинтересую материалами про новые интересные лекарства Карла Карловича, уездного врача, которого хотела потом пригласить к Маше, чтобы он удостоверился в чудодейственной роли его порошков в деле ее выздоровления. Не получится с ним контакт установить, может, еще кого найду, время хоть и не терпит, можно пока и запасами из будущего обойтись, а уж самой мне это не изобрести и не повторить, я даже и лезть не буду, авось найду специалиста. И на мое счастье такой нашелся, но чуть позже рассажу все подробнее, очень уж там история была интересная.

Но уж об элементарных навыках гигиены — мытье рук и всех врачебных приспособлений, я обязательно расскажу всем. С гигиеной вообще в те времена было туго, отсюда и высокая смертность, даже Николай Иванович Пирогов нередко делал операции после вскрытия трупов, не обработав руки как следует, а потом искренне удивлялся— вроде и операция прошла хорошо, а больной взял да помер— а как не помереть -то от заражения крови, это и в нашем времени еще реально, а уж тогда!

Лекари XIX века упорно не соглашались с очевидным для нас правилом — мыть руки перед операциями, родовспоможением и прочими сложными медицинскими вмешательствами. И это с их стороны было не простое упрямство, а научно обоснованное мнение — микроорганизмы не вызывают инфекционные болезни. В то время болезни знали, бактерии открыли, а вот исследований, доказывающих, что бактерии и вызывают эти болезни, еще не провели.

А действовать нахрапом и доказывать необходимость обрабатывать руки хлорной известью или спиртом перед хирургическим вмешательством или перед родовспоможением мне нельзя, да и не по статусу— этим занимались лекари, доктора. Слово врач появилось позже, видимо, когда "врать" стали больным чаще (шутка!)

Не хотелось бы повторить судьбу австрийского доктора Земмельвейса. А дело было так. Ещё в 1860-е годы лекари после вскрытия трупов, не вымыв руки, а только протерев их платком, шли принимать роды. Смертность была колоссальной! Австрийский врач венгерского происхождения Игнац Земмельвейс предложил перед родами и перед работой с детками обрабатывать руки хлорной известью. Смертность в клинике резко снизилась. Вроде бы — вот он. успех! Но!!! Коллеги назвали его шарлатаном, начали травлю, выгнали из клиники, а когда он опубликовал свой труд, его назвали психбольным и поместили в психушку! Только спустя 5 лет после смерти умнички Земмельвейса, в 1870 году, английский хирург Листер доказал вину микроорганизмов в возникновении болезней. Обрабатывать руки в Англии стали через 2 года после этого. Это к вопросу о том, как трудно продвигать передовые идеи в массы.

Поэтому я пока буду действовать потихоньку, полегоньку, постепенно приучая к чистоте своих людей— дворню и крепостных, которые, кстати, и сами по себе были довольно чистоплотными, что отмечалось и всеми иностранцами. В баню ходили часто, руки мыли, роды принимали в банях специальные бабушки— повитухи, в каждой большой деревне была своя травница, которая лечила народными средствами, часто используемыми и сейчас, тут все было более или менее благополучно.

А вот по сравнению с Россией именно Европа была "немытой"— в сердцах Михаил Юрьевич это сказал, обидел народ, в Европе леса уже все сгубили, недаром старушка с хворостом — частая героиня сказок именно европейских, а у нас поднималась медленно в гору лошадка, "везущая хвороста воз!", почувствуйте разницу объемов! Поэтому мылись в Европе реже, не в бане, а в ванной, причем несколько человек друг за другом — горячую воду еще и нагреть надо, так что мытье это было чисто номинальным. У нас леса еще было очень много, даже нам, в 20 веке их, к счастью, еще хватает! Про это я много читала, знала, рассказывать можно еще и еще, но я и так сильно отвлеклась от темы.

Но смертность, даже среди дворян была очень высокой, а про крестьян и говорить не приходилось. Поэтому и рожали часто, в надежде, что хоть кто-то выживет. Да и средств предохранения не было никаких, поэтому и получалось по 10-12 детей. Кстати, поскольку крестьянки сами кормили грудью, происходило естественное предохранение, которое у дворянок, которые отдавали детей кормилицам, не срабатывало. Поэтому и в дворянских семьях нередко было много детей, так, Дмитрий Менделеев был 17!!! ребенком в семье и не последним.

Но кроме лекарств, стала я запасаться и семенами. Всякие разные генетически улучшенные я брать не стала, от них потом семян не получишь, а вот через своих бабушек-садоводов стала приобретать семена фасоли, кабачков, тыквы, кукурузы, сахарной свеклы, топинамбура, редьки дайкон — их тогда и не знали, а ведь это очень питательные овощи. Горох и бобы, морковь и свеклу, капусту и огурцы я сначала покупать не стала — и в прошлом все это хорошо знали, решила, потом этим озадачусь, все-таки современные сорта урожайнее и выносливее. Купила я и разные помидоры, можно попробовать посадить их в небольшой тепличке под стеклом. Но это скорее баловство, а вот семена хорошей сортовой картошки— это уже необходимость. Короче, опять набрав порядочный мешок, я вновь вернулась в прошлое и вовремя— откликнулся второй попаданец, Миша. Но об этом подробнее далее.

18 глава. Мы знакомимся с Мишей, а Миша с нами.

Миша стал забывать о своей прошлой — будущей жизни и совсем бы смирился и привык к жизни новой, в прошлом-настоящем, если бы не сны. Снилась мама, которая смотрела на своего ребенка грустными глазами, но как не пытался Миша ее о чем-то расспросить, только молчала. После этого Миша ходил грустный, ничего его не радовало. Да и радостей было мало — жалованье скудное, еле-еле позволяющее сводить концы с концами, развлечений никаких, только разве газетку вечером почитаешь. Газетка былав присутствии, где служил Миша, и он часто, пользуясь моментом, ее уносил себе домой, а прочитав, возвращал — покупать возможности не было, ее выписывали из Москвы специально на все казенные учреждения.

Газетку Миша полюбил, особенно последние странички с объявлениями о находках и пропажах. Он читал и мечтал, что найдет какую-нибудь дорогую вещь и, конечно, как человек порядочный, вернет ее владельцу, который отблагодарит его, вручив 50, нет, лучше 100 рублей. Но увы, мечты оставались мечтами, никаких вещей Миша не находил и денег тоже.

Но вот однажды одно объявление в Московской газетке, которая случайно попала в его руки, чем-то задело его. Текст был глупый, непонятный, но что-то царапало Мишу в нем. И только ночью его осенило — оно было из будущего, ведь здесь, в прошлом, никто и не знал всех тех фильмов, фразы из которых были упомянуты в объявлении. Сначала Миша очень обрадовался, а потом испугался — что там за дама хочет с ним встретится, и вдруг его вернут в будущее, где его никто не ждет и все считают умершим или пропавшим. Он не хотел сначала отзываться, но потом решил, что хуже не будет и решил написать ответное письмо.

Но как дать понять, что он тоже оттуда, свой брат попаданец, нельзя же в открытую это написать, Миша знал, что многие письма проверяются цензурой. Много он извел бумаги, изгрыз перьев, пока дрожащей рукой не вывел: "Ваше благородие, сударыня Наталья Алексеевна. Я заинтересовался Вашим предложением и если Ваш славянский шкаф уже продан, хотел бы в свою очередь предложить купить мою тумбочку. Писать в город... на квартиру чиновнику Михаилу Ивановичу П." Затем он решительным голосом позвал кухарку и велел ей отнести письмо на почту. Сам он идти уже не мог — руки и ноги его дрожали, настолько он переволновался, пока писал это краткое, но такое важное для него послание, определившее всю его дальнейшую судьбу и изменившую его жизнь к лучшему, чего Миша пока и не знал.

Кухарка, достаточно снисходительно относившаяся к Мише и нисколько его не боявшаяся, на почту сразу не пошла, а заболтавшись с соседкой, совсем про письмо забыла и таскала в кармане дня два, пока Миша не спросил, нет ли на него ответа. И только тогда, уже потертое и помятое, оно было извлечено и отдано благополучно на почту.

Получив это письмо, я очень обрадовалась — еще бы, помощь молодого, и как я надеялась, инициативного мужчины была мне очень кстати. Я хотела сделать его своим поверенным-управляющим и переложить на него все деловые переговоры и встречи, а сама я только бы подбрасывала идеи и руководила бы делами. Но увы, сначала мои мечты были развеяны прахом.

Получив приглашение, Миша опять долго мялся — ехать или не ехать, но решив, что раз начал это дело, надо его и закончить. Приехал он к нам через неделю после бала, очень стеснялся, заикался и робел, никак не мог найти верного тона в разговоре, все время съезжал на угоднический тон мелкого чиновника перед барыней— дворянкой.

Но я надеялась, что это все постепенно выправится и поручила пока Мишу бывшему управляющему Василию Васильевичу, который взялся опекать молодого человека с отеческой заботой. Вообще, он оказался не таким уж плохим человеком, в делах он разбирался, просто без постоянного пригляда опекуна немного расслабился, но под моей твердой руководящей рукой исправился и стал мне активно помогать. Идти ему было особо некуда, родни и семьи не было, так что и выбора особого тоже. Мишу я представила как дальнего родственника своего покойного мужа, так что особых вопросов не возникло.

Миша тоже подружился с Василием Васильевичем, опекавшим его как своего сына, сошелся и с Полетт, которая также симпатизировала скромному молодому человеку, даже с Машей общался хоть и с робостью, но активно, лишь меня стеснялся почему-то по прежнему, обращался с просьбами редко, в основном через Василия Васильевича и называл часто "Вашим благородием, барыней", что конечно, немного меня напрягало. Но я надеялась, что постепенно он втянется и войдет в круг дела.

Но вот однажды утром Миша не вошел робко в комнату, как обычно делал, а влетел с криком: " Мама, мамочка моя заговорила!!!", чем ввел меня в полный ступор. Я, конечно же, знала в общих чертах его историю и очень удивилась — как это его мертвая мама могла с ним заговорить и уже заподозрила, а не тронулся ли он головой от всех переживаний, а оказалось все намного интереснее! Немного успокоившись, отдышавшись и выпив воды, Миша приступил к своему рассказу. Передаю его почти дословно:

— Я в прошлую ночь заснул очень крепко и быстро, но вдруг, в одно мгновение, проснулся, как будто меня кто толкнул и с удивление увидел свою маму, входящую в спальню. Я этому не удивился, не испугался, а бросился в ее объятия, крепко прижимая к себе и только приговаривая: "Мама, мамочка", так я по ней соскучился и чувствовал ее тепло, как от живого человека. Мама тоже обнял меня, гладила по голове, как всегда делала, крепко обнимая в своих любящих руках, слезы текли у нас по лицам сами по себе.

Но потом она решительно отодвинула меня, вытерев слезы, и сев в кресло, заговорила властно и коротко, как всегда, зная, что все ее советы будут выполнены. Вот что она сказала:

— Миша, молчи и запоминай. Мне немного времени дали, а сказать надо многое. Ты попал к хорошим людям, теперь я за тебя спокойна. Слушайся Наталью Алексеевну во всем и по мере сил помогай в делах, тут теперь твое место и время, тут и счастье будет. Но при ближайшей возможности тебе с ней надо попасть в нашу квартиру и забрать там то, что я скажу. Не перебивай, я знаю, она может. Квартиру не продавай, пусть Наталья распоряжается ею, еще пригодится. В столе в нижнем ящике двойное дно, там лежат карточки с деньгами, их много, отдай все барыне, она распорядится с умом. Пин у всех одинаковый — мой день рождения— помнишь еще?

— Конечно, мамочка , 10 июля.

— Верно, но слушай дальше.

— На антресолях в бабушкиной шкатулке лежит золото, есть и бабушкино, и мое, заберете его сюда, там оно ничего не стоит, а здесь дорого оценят. Пусть этим Наталья займется, сам не лезь. Надежда хоть и хозяйничает у нас, но баба она честная, ничего не тронула. Она, конечно, Алинку за тебя замуж хотела выдать, хоть и не нравилось это все мне, но как мать я ее понимаю. Так, что еще, а, вспомнила. Оставь себе только крестик на цепочке, это я покупала и носи постоянно, я крещеная была и ты тоже, хоть и еврей по мне, теперь это без разницы, тут — ты русский и православный, все службы справляй, как положено, это важно. Хорошо, что по отцу русским записан и облик у тебя больше на него похож.

— Да, еще, заберешь себе все фото и мои бумаги на память, а документы на квартиру, как сказала, отдай Наталье, она разберется. Что еще? Вроде все сказала, что хотела, хоть и долго думала и собиралась, пока отпустили.

— Мамочка, а как ты?

— Все нормально, я теперь с твоим отцом, он тут тоже, глупая я была, счастья своего не поняла, теперь все вверну сполна. Ребенок ребенком, но и родного человека забывать нельзя было.

— Да, иду, иду, зовут меня уже, я еще разок если смогу, приду, а потом уже и не надо будет. Но ты не переживай, поминай только почаще, особенно в день Веры, Надежды и Любви и матери их Софьи, это и мой день, у отца Павла спросишь. Ну, все родной, до свидания, я тебя всегда любила и беречь буду, будь хороший мальчик!

И с этими словам она исчезла.

История эта потрясла меня до глубины души, а я еще раз убедилась, что материнская любовь — самая сильная, сильнее смерти! Мои-то родители мне давно не снились, видно, знали, чувствовали, что у меня все в порядке, а здесь даже сквозь время и смерть мамочка о сыночке позаботиться смогла. И я, конечно же, пообещала, что при ближайшей возможности сделаю все, как просила Софья Моисеевна, тем более и сама думала, как помочь Мише в его делах.

Глава 19. "Не ждали!"

Итак, мы с Мишей договорились в ближайшее время совершить его перенос в будущее. Я, конечно, волновалась, как все произойдет, но переносила же я до этого Мурзика, а вес в Мише был явно меньше мешка с продуктами, которые я также успешно таскала в будущее. Но мне пришлось сказать, что ему нужно для этого сесть ко мне на колени и плотно прижаться к телу, что он, смущаясь и краснея, и сделал. Волновались мы оба безумно, я чувствовала, как быстро бьется Мишино сердце и как он немного дрожит, наверное, также билось и мое сердце, но к нашему облегчению, перенос состоялся успешно.

Требовалось только заменить Мишину одежду — он так и перешел в будущее в сюртуке чиновника начала 19 века. Пришлось мне быстро сбегать до ближайшего Ашана и купить ему джинсы, простую куртку, рубашку и ботинки и переодеть в наряд, от которого он уже и отвыкать начал. Мы долго думали, как легализировать пропажу и новое появление Миши в будущем, и общими усилиями придумали историю о том, что во время пребывания на даче у друзей он заболел, а после болезни на фоне высокой температуры ненадолго потерял память, что не позволяло ему оповестить о себе на работе и дома, и вновь вспомнил о своей жизни он только недавно. Конечно, история была шита "белыми нитками", но и такая сойдет.

На работу он позвонил по телефону, выдав эту же историю в краткой версии, сказал, что уезжает в деревню по состоянию здоровья и чтобы уж они как-нибудь сами все оформили, а ему еще нельзя надолго выходить из дома. В ответ он выслушал удивленные ахи и возгласы и уверение в том, что все так и будет сделано, и он даже сможет получить расчет, который ему переведут на карточку. Так что тут все дела были завершены. Оставался вопрос с квартирой и вещами Миши и мамы.

Появление Миши на пороге своей квартиры было подобно эффекту разорвавшейся бомбы. Надежда Владимировна, соседка Миши, потихоньку прибиралась в ней, счастливо напевая, поскольку уже вполне в ней освоилась и считала своей, мечтая поселить сюда дочку с каким-нибудь мужчиной, ведь невеста с квартирой, да еще и в старом доме в хорошем районе Москвы — это товар "дефицитный" и очень привлекательный для женихов.

И вдруг открывается дверь и на пороге появляется всеми забытый хозяин, да еще и в сопровождении какой-то строгой дамы, которую он представил, как свою родственницу из провинции. Конечно, это я выступала в ее роли, так как не могла, да и не хотела оставлять Мишу одного в этой ситуации. Миша сначала растерялся, но потом повел себя достаточно решительно, отчитывая соседку и вытесняя ее из комнаты.

Никакой легенды особо и не понадобилось, я кратко сообщила, что Миша был болен, поэтому отсутствовал. Но поскольку он погасил все задолженности по квартплате и никаких претензий со стороны государства к нему не имеется, а мы предварительно так и сделали, а также он не сделал никаких заявлений о смене собственника, квартира остается за ним в полном распоряжении и претендовать на нее никто не должен. Кроме того, я сообщила, что хотя Михаил Иванович по работе и переезжает в другой город, эта квартира переходит ко мне по праву долгосрочной аренды и что я буду здесь очень часто появляться и показала соседке сделанную ранее по всей форме "Генеральную доверенность" на квартиру. Мне хотелось в Мишиной комнате проверить, смогу ли я перенестись из незнакомого помещения, да заодно попросить Мишу понаблюдать, как меняется мое поведение. Мы договорились, что Миша побудет здесь подольше, чтобы заняться своим здоровьем, раз так все хорошо вышло.

Я села на телефон, созвонилась со своей очередной знакомой — медиком и попросила помочь с лечением зубов и полным обследованием "своего кузена из провинции" в хорошей частной клинике, где она работала, сказав, что за оплатой дело не станет и надо все сделать быстро и буквально с завтрашнего дня.

Выслушав много хорошего о том, что надо предупреждать заранее, на что я ответила, что человек и сам не знал и смог только сейчас, мне обещали перезвонить через час. Мне действительно перезвонили, назвали адрес, записали Мишины данные и сказали, что будут ждать завтра в 9 утра. Деньги на лечение я хотела предложить свои, но Миша как раз нашел все карточки, о которых говорила его мама и гордо отказался. Порывался он заплатить и за купленную мною одежду, но я сказала, что обижусь и что сумма не велика, а одежда еще пригодится — мало ли когда понадобится еще побывать в будущем в экстренном случае. Нашел он благополучно и все свои документы, включая паспорт и медицинский полис, и вновь стал официальным членом современного государства.

Сделала я и еще один важный звонок, бывшей учительнице биологии нашей школы, которая сейчас работала в каком-то сельскохозяйственном НИИ, и которая носила негласное прозвище "Садистка" (от слова "сад", не подумайте плохого) и знала о растениях все и даже больше.

Трубку взял кто-то из сотрудников, но быстро передал ее нашей Анфисе Павловне. Кстати, ее имя имело как раз значение — "цветущая", "растущая". Славилась Анфиса Павловна еще и своей страстью к разговору и болтать умела часами, и поэтому разговор с ней затянулся. Я знала такую ее особенность, переключила телефон на громкую связь и приготовила листок и ручку для записи ее советов. Только успев сказать, что присматриваю себе "домик в деревне" в Смоленской области, я услышала ее монолог, в который почти не могла вмешаться:

— А что так далеко? Хотя поближе все хорошее дорого, а все плохое и с "деньгами не надоть и без денег не надь!"

— Так, про почвы не спрашиваю, вряд ли ты в курсе, скорее, суглинок. Болота есть? Значит, грунтовые воды близко, надо канавки будет копать и деревья глубоко не сажать.

— Посадки-то какие есть? Еще не знаешь? Грядки-то будут, или как все нынче — травку рОстить будешь? Говоришь, будут, ага-ага, тогда я тебе распишу, что лучше сажать да сорта покупать. Деньги есть? Тогда я у себя наберу побольше, потом рассчитаемся. Картошки, говоришь, скороспелки еще? Будет и картошка! Рожь хочешь посеять да еще что? А это зачем? А, чтобы земля пока не пустовала? А что, много ее? Гектар? Ого, есть где развернутся! Будет тебе и рожь, и кукуруза, и подсолнух, только успевай сажать! Да, я могу и удобрения подогнать, и разные стимуляторы роста. Надо? Тогда будут!

— Цветы еще, розы кустовые, тюльпаны да георгины с пионами, говоришь, посадить хочешь? Осенью надо было, весной только луковичные, да и то не все. Пусть будут, не пролежат, говоришь? Тогда ладно, будут. Тебе сильно сортовые или что покрепче, но без выпендрежу? Понятно, сделаю. Книги нужны? Пособия? Распечатать есть где? Хотя что спрашиваю, в школе чай принтеры не вывелись!

— А работники-то есть, в одни руки не осилишь? Говоришь, в поселке работы особо нет, за деньги нанимать будешь? Понятно, набери еще водки, да получше и побольше, мужуки за бутылку к тебе охотнее пойдут.

-Так, почта у тебя та же? Я тебе тогда на нее все сорта и названия пособий скину. Говоришь, лучше сканы сделать, а ты распечатаешь? Ну, давай так. Только не сразу, неделю терпишь? Даже две? А семена же еще не сейчас нужны? Что, часть сейчас заберешь? Тогда как все куплю, отправлю тебе СМСку, когда забрать можно. Что, знакомый заберет? Небось, жаниха завела? Да ладно тебе, дело-то житейское! Молодой говоришь, родственник дальний, ладно, дай ему мои координаты, посмотрим на него, у меня полкафедры молодых да незамужних сиднем сидят!

На этом наш столь бурный разговор и завершился. Таким образом, решив еще одну проблему, быстренько сбегав по аптекам и в очередной раз пополнив запасы, купив в хозяйственном магазине побольше анилиновой краски разных цветов, которая являлась не только прекрасным красителем, но и основой для многих лекарств, в том числе и сульфаниламидов — сильнейших противомикробных средств, я села в Мишино кресло, чем-то напоминавшее мое, представила метель и сразу почувствовала, как она меня понесла вновь в прошлое.

Перенос произошел удачно, я оказалась в своей комнате, спокойно сидящей в ставшем родным и любимым кресле. Я решила задержаться в прошлом чуть подольше, чтобы дать возможность понаблюдать за "моим" и "не моим" поведением.

Поэтому я спокойно поболтала с Машей, в очередной раз вспомнив с ней о бале, прочитала записочку графа, который просил о встрече, написала ему ответ и только спустя часа три-четыре переместилась вновь в будущее. Миша на мои нетерпеливые вопросы ответил, что вначале я была как бы не в себе, рассеянна, но потом что-то вспомнила и общалась и вела себя, почти как обычно, лишь затрудняясь в пользовании бытовыми приборами.

Мы решили эксперимент продолжить и подольше побыть каждая в разном времени. Особенно это нужно было Барыне, я-то уже как-то приспособилась к прошлому, а вот ей придется нелегко в реалиях современности и окружении незнакомых вещей, людей и приборов. Наказав Мише провести курс "молодого бойца" по СБО (социально-бытовой ориентировке), научить ее элементарным навыкам использования бытовой техники, познакомить с компьютером и Интернетом, сводить в ближайший магазин за продуктами и ознакомить с системой расчетов по карточкам и банкоматами, я оставила их в "свободном плаванье".

Я конечно, переживала, как все пройдет, но надеялась, что как во мне в прошлом всплывают воспоминания и навыки барыни, так и здесь Я — будущая смогу руководить и сопровождать барыню в современной обстановке. Но на всякий случай я решила подстраховаться и, сходив в поликлинику, взяла больничный, так как действительно и чувствовала себя не очень хорошо, да и подставляться не хотела, ведь барыня все-таки не знала моих деток и особенностей их обучения.

Я даже забежала на минутку в школу, чтобы об этом сообщить, на что мне махнули рукой: "Не до того, иди, болей!", видимо, страсти по внедрению новой администрации были в самом разгаре. Я договорилась о замене с подругой-коллегой, предупредила деток, чтобы они "вели себя хорошо, пока меня нет" и сопровождаемая их частично сочувственными, частично радостными вздохами— при замене уроки часто сокращали, проводили только основные, поэтому дети раньше освобождались — я отбыла домой в прошлое. А было оно уже оно для меня именно 'домом'.

Глава 20. " Я планов наших люблю громадье!?...."

В своем кабинете, в тишине и сосредоточении, впервые, пожалуй, за все время, я смогла спокойно подвести итоги того, что со мной произошло и что я уже успела "натворить", и что надо было сделать еще.

Кстати, я убедилась, что пресловутый "эффект бабочки" из знаменитого рассказа Рэя Брэдбери и фильма "И грянул гром" несколько преувеличен. Пока мои скромные попытки что-то ввести в прошлое на будущем никак не сказались, слишком незначительны они были. И песни, как существовали здесь под тем же авторством, так и существуют, они же уже были в будущем, когда я их пела в прошлом. Короче, в очередной раз решив не морочить себе голову завихрениями последствий своего переноса, я взяла листок бумаги и стала кратко обозначать всю свою историю и намечать планы на будущее.

Итак, 11-12 декабря 1811 года я попадаю в прошлое, знакомлюсь со всеми дворовыми людьми и вылечиваю Машу. Побывав в деревне, узнаю ближе быт крестьян и постепенно налаживаю производство валенок, лото, домино, потом кубиков. Начинает идти первая прибыль. Но тут надо сделать себе пометку — необходимо производство расширять и механизировать, вводить простейшие станки и приспособления. Надо про это уточнить во много знающем Интернете.

Особенно надо расширять производство валенок, они уже входят в моду, "Васинские валенки" становятся "брендом", как мы бы сказали и неплохим обменным товаром. После того, как я подарила всей своей дворне, даже мальчишкам-казачкам, по паре валенок, на меня обрушилась такая волна теплых благодарственных слов, слез, попыток поцеловать ручку, что я сама даже растерялась. Особенно рады были обновке Степан, Антип и Клавдеюшка, которые больше всех проводили времени на улице, и для которых эта теплая и удобная обувь стала просто находкой. Песенка про валенки тоже дошла до них, я нередко слышала, как все тот же Степан бормочет себе в бороду потихоньку: "Валенки, валенки, эх, подшиты, новеньки"— именно так он немного переделал слова — видно, не хотел он обижать свою любимую обувку словами "неподшиты, стареньки". Таким образом, песня из народа вновь в него и вернулась.

Так что надо договариваться с Авдеичем о расширении производства, ставить еще людей, покупать химикаты в будущем и шерсти побольше здесь, искать здесь или нести из будущего котел побольше для варки шерсти, да смотреть в Интернете, как это производство можно облегчить с помощью простейших приспособлений.

Та же история была и с лото, домино, кубиками и "Пятнашками", которые, кстати, как-то мало шли, видно, трудно было их собирать, не каждый мог сообразить. Я, вот, так и не смогла этого сделать, мне проще было их высыпать и разложить по местам, чем гонять из угла в угол. Производить их было нелегко, ведь мелкие плашечки труднее вырезать и обработать, надо было сделать и небольшое углубление для пальца и подписать каждую чернилами, чем занимались дети под руководством отца Павла, да еще и коробочку под них надо было сделать особую. Короче, возни очень много, оставлю их как "эксклюзивный товар", "редкость из-за границы" на подарки да взятки нужным людям, пусть будут модным дефицитом, который не у всех, а только у Вас и.... ( и палец вверх)! Это же какое уважение появится к себе и насколько быстрее дела пойдут после такого подношения!

Еще и тут надо смотреть, какие механизмы могли бы облегчить ручной труд моего столяра, увеличить его производительность, и конечно, количество готовых изделий. Надо также людей добавлять, материалы готовить. Да еще мне Авдеич посетовал, что трудно кубики делать гладкими и картинки клеить, значит, нужно приобрести наждачную бумагу, чтобы их обрабатывать. Да клей надо прихватить посильнее для приклейки картинок к кубикам, чтобы они не отлетали. Тут пользовались рыбным клеем, который варился из костей рыбы и костным клеем, который делался также из костей и сухожилий животных, и которые немилосердно пахли.

И вообще, пора идти на консультацию к Сан Санычу, нашему трудовику, может, он что еще подскажет. С плетенными кузовочками и мешочками под лото и кубики вроде проблем нет, надо только лыка побольше надрать, а мне ниток хороших принести. Ткани мне наткут, но можно и из будущего прихватить самой простой саржи, мешковины да ткани на наперники, они и стоят дешево, а выглядят неплохо, тем более в прошлом. Кстати, надо еще прикупить мелкого бисера, пайеток, стекляруса разного для вышивок — здесь что-то такого я не видела. Стоит все это у нас копейки, продается всюду, товар легкий, "будем брать!" и "побольше, побольше!"

Ох, как просто и быстро, словно по мановению волшебной палочки, все происходит в книгах многих писателей, которые сочиняют романы про попаданцев. Раз — и домна у них стоит, чугун выпускает, два — и в 17 веке уже бензин делают в промышленных масштабах и на автомобильное производство замахиваются, три — и уже самолеты в 18 веке полетели — вот где чудеса! А я с изготовлением простых, казалось бы, вещей с такими проблемами столкнулась на практике, что и голова пухнет! Неправильная я какая-то героиня, не геройская! Ну ладно, какая есть, надо подводить итоги дальше!

А дальше — мой первый прием, новые блюда и песни. С песнями пока повременим, а вот с рецептами надо продолжить. Я пока про майонез, винегрет да салат Оливье, который "мясной" рассказала. А ведь была еще рыба "под шубой", консервированный горошек, то же пирожное-"картошка" да канапе с сыром и ветчиной. Надо снова к монахам ехать, допечатать рецепты, или еще где типографию поискать, подумать надо.

Да рецепты сделать подробные, желательно бы и с картинками простейшими, да с использованием измерения компонентов в ложках — чайной, десертной, столовой, а не в золотниках да гранах, как в знаменитой книге Елены Молоховец, которую часто пародировали— троллили за знаменитую фразу: "Если к вам неожиданно пришли гости, пошлите девку в погреб, пусть она принесёт холодной телятины и клубники со сливками. Это будет вполне прилично". Но ее советы, хоть и в большинстве случаев, неплохие, я пока использовать не буду, а "пойду своим путем", как говорил , или не говорил Владимир Ильич Ульянов, еще не Ленин.

Можно и к Барышниковым обратиться, знаю, что у них типография есть, только боюсь, что как истинные купцы, перехватят они мои рецепты и сами печатать начнут помимо меня и воздействовать на них я не смогу — первый документ, который в России будет регулировать эти отношения, появится еще через полгода, когда 17 июня 1812 гола Александр подпишет манифест 'О привилегиях на разные изобретения и открытия в ремёслах и художествах', являющийся первым патентным законом в России. Вот тогда только все идеи и будут защищены, и я смогу предъявлять претензии по их использованию помимо меня, а пока — увы! Но ждать до июня мне некогда, значит, будем думать еще.

Самое главное событие, конечно, это бал у предводителя дворянства и мое знакомство с графом. Тут мне еще много работы предстоит по приему полка и его героев. Да и просто знакомство с графом и внимание такого мужчины льстило мне и кружило голову. Но стоп, не улетаем в мыслях высоко, возвращаемся на землю.

Тут все еще впереди, но очень хочется мне через него тоже прогрессивные идеи ввести. Не оружие новое, опять же, как большинство попаданцев — мужчин, упаси Бог, где я, а где оружие! А рассказать про вошебойку да полевую кухню, чтобы облегчить быт простых солдатиков да уменьшить количество потерь от болезней и плохой еды, было бы куда полезней!

Но и тут не все просто — питались тогда солдаты вскладчину, деньгами и закупками заведовал выбранный доверенный человек, а еду варили на кострах по очереди или выбирая особого кашевара. Да и с вошебойкой не так все просто, надо специальные химикаты для обработки людей и одежды, но хотя бы мыло дегтярное сделать — и то дело! Тут надо было еще думать, как идею подать, а потом через полковника ввести. Да и вообще с мылом тут проблемы, оно еще больше похоже на наше жидкое мыло, было комковатым, некрасивым. А ведь в Дорогобуже есть салотопенные заводики, можно подкинуть им идеи про изготовление настоящего твердого мыла, да с разными добавками и запахами. Хотя можно и самим мыло варить — была у нас в школе такая дама, увлеклась самодельным мыловарением и настолько хорошо это у нее стало получаться, что и на подарки всем доставалось, и продавала она свои изделия с достаточным успехом и прибылью. Точно, еще одна идея!

А ведь там, наверняка, есть и полковой медик, через которого я могу свои медицинские идеи внедрить, ту же мазь Вишневского, про которую уже думала. Другое дело, внедрять ее мне надо было с опаской и очень осторожно, я уже писала о судьбах многих медиков, которых и в психушку сажали за их "умные идеи", да просто внимания на них не обращали. Трудно лечить по-новому тех, кто никак этого не желал, "трудно быть Богом"— когда еще было сказано умными людьми, и я их поняла теперь, как никто!

С Карлом Карловичем у нас, к сожалению, не "срослось", да и вряд ли могло что-то получиться, он выслушивал мои речи снисходительно, поддакивал: "Я, Я, конечно!", но ничего менять в своей практике не собирался — уезд был большой, круг его клиентуры уже сложился, вреда от его лечения особого не было, хотя польза, по моему мнению, была чисто психотерапевтическая, так как барыни страдали в основном от мигреней, а мужчины — от подагры. И то, и другое неплохо лечилось диетой, простыми прогулками на свежем воздухе, трудом и развлечениями.

Я вообще убедилась, что многие болезни здесь, особенно у дам, были связаны именно с безделием, тяжелой пищей, неправильным режимом дня и обычным "недотр...ом", простите, неупорядоченной половой жизнью мужчин и отсутствием такого понятия, как оргазм, у женщин! О каком оргазме говорить, когда даже элементарных знаний о сексуальной жизни тут не было! Женщины считались "сосудом греха" и предназначались только для воспроизведения потомства. Дамы в основной массе своей были фригидны и подумать не могли, что "этот" процесс мог приносить удовольствие не только мужчине, но и ей. Почитайте интимнейшее стихотворение Александра Пушкина "Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем", посвященное Наталье Гончаровой — там как раз про это, поэту приходилось прилагать достаточные усилия, чтобы возбудить свою жену, но это его как раз и заводило!

Дворянские девушки всерьез были убеждены, что дети появляются от поцелуя или в результате обряда венчания, и когда они сталкивались с реалиями первой брачной ночи, то это часто приводило к трагикомичным случаям. Например, одна юная жена прямо в ночной рубашке и босиком убежала домой и кричала, что муж делает с ней что-то отвратительное и скотское, а он просто хотел предъявить свои права мужчины. И такие случаи были не единичными, а скорее массовыми, просто скрывались от людей.

Ни одна мать никогда не заговаривала об этом с дочерью, а девочке даже в голову не могло прийти спрашивать ее о таких непотребных вещах. Тема плотской жизни считалась постыдной и была табуирована для девочек, ее оберегали от этой 'грязи'. Парадокс заключался в том, что при этом их учили кокетничать и нравиться. В обществе царил культ любви мужчины и женщины, но без какого-либо упоминания о физической стороне этого процесса.

В итоге задача полового просвещения откладывалась до брака и возлагалась на мужчин. Делали они это по-разному и иногда весьма нелицеприятными способами. Например, была распространена практика, когда муж занимался сексом с дворовой девкой при юной жене, чтобы продемонстрировать ей процесс. Конечно, это кажется нам очень неприятным, но такова была реальность. Мужчинам в этом отношении было немного проще, они знакомились с азами половой жизни или с помощью все тех же дворовых девок, или старшие родственники— обычно дядя, отводили юношу в хороший бордель, где его обычно принимала " мамка" или самая опытная дама "низкой социальной ответственности", как сейсач принято говорить и обучала его этому действу.

Среди мужчин был распространен и гомосексуализм, на который смотрели сквозь пальцы, без особого осуждения, особенно в среде закрытых учебных заведений и армии, среди "золотой" молодежи. Да что там говорить, даже в знаменитом Царскосельском Лицее одного из лицеистов отчислили как раз за "ЭТО". Причем не за то, что связь порочная, а за то, что занялись мальчики любовью как раз под бюстом Императора в библиотеке почти у всех на глазах. Любопытствующих отправляю в Интернет за подробностями, но факт подлинный.

У женщин лесбиянство скрывалось тщательнее под маской "подруг, компаньонок, служанок и приживалок", но тоже было. Знаменитое стихотворение Марины Цветаевой "Мне нравится, что Вы больны не мной" как раз обращено не к мужчине, а к ее гимнастической подруге Софье Парок. Про это много можно рассказывать, но я и так отвлеклась от темы.

Да что про других говорить, когда мою героиню, восторженную и наивную чистую барышню, муж просто и грубо в первую брачную ночь практически изнасиловал, потому что та представления не имела об интимных отношениях и зажималась, как могла. Да и в дальнейшем их отношения в этом плане проходили по схеме, опять же, простите, скажу в стиле поручика Ржевского, героя анекдотов как раз про эту эпоху — "сунул, вынул и пошел" и "упал, отжался и ушел", что отнюдь не добавляло к нему любви и расположения. Но и мужчинам нужна была разрядка, отсюда и появление многочисленных любовниц из разряда цыганок, актрис, балерин, особенно французских, которым как раз разрешалось вести себя чуть свободнее и раскованнее, чем они и пользовались, зарабатывая на этом себе деньги и подарки.

И с этой реальностью мне приходилось считаться, ведь я очень хотела и Машу просветить хотя бы немного, да и сама я не смогу лежать с мужчиной просто бревном, что предписывалось делать правилами той эпохи.

К чему я это все говорю, а к тому, что моя прекрасная идея с прокладками тоже пока повисла в воздухе. Да, сделала Полетт под моим руководством первый пояс, к которому должны были крепиться матерчатые тряпочки-прокладки, и что? Маша краснела, как маков цвет и не знала, куда спрятать глаза от смущения, как только увидела это приспособление, и я ей объяснила, для чего оно нужно. Но тут Машенька неожиданно для меня расплакалась, и мне пришлось ее очень ласково утешать.

Оказалось, месячные у нее начались совсем недавно, где— то с полгода назад, что меня очень удивило — у нас уже и в 10 лет они считаются нормой, видимо, физиологическое созревание девушек здесь шло с задержкой. Маша очень испугалась и посчитала, что больна какой-то страшной неизлечимой болезнью, от которой умрет в ближайшее время! Никому об этом, она, естественно сказать не могла. Пришлось мне очень тактично рассказывать, что это естественный процесс для женщины, а не болезнь, что просто надо следить за своей гигиеной и как раз пользоваться этими прокладками, а не лежать целый день в многочисленных юбках, которые и намокали, и пахли, и которые она просто выкидывала или сжигала, да и стирать их было куда труднее, чем простую тряпочку. Маша сначала вновь расплакалась от облегчения, что все с ней в порядке, а успокоившись, стала заинтересовано крутить в руках мое приспособление.

Да, вот что значит современная сексуальная революция и свободный доступ к Интернету у всех! По моему, у нас уже дошкольники в садике все знали про "Это" и свободно общались на эту тему. Хотя мне моя мама рассказывала, что даже в ее время, в 60-70 годы 20 уже столетия эта тема была еще полузакрытой и обсуждалась втихушку среди подружек, как самый большой секрет, о котором "никому!".... Так что и тут требовалась осторожность и тактичность внедрения этих интимных вещей.

Хорошо было героям книг — попаданцам в царей да великих князей — сказал: "Царь повелеть изволил" и все бросились повеление исполнять! Хотя и тут вряд ли было так просто — даже в наше время сколько прекрасных указов и распоряжений на местах просто тихо игнорировалось, пока президент в очередной раз не вмешался да пальчиком не грозил!

Но вернемся к моим следующим проблемам и событиям— печатанью сказок! А вот тут поле непаханое и раздолье необъятное! Следующая сказка, на которую я хотела замахнуться — это горячо мною любимая сказка "Морозко". Переходить дорогу мною уважаемому Владимиру Федоровичу ОдОевскому, который в 1841 году издаст эту сказку под названием " Мороз Иванович" в своем сборнике " Сказки дедушки Иринея" я не хотела, а решила сделать свою сказку больше похожей на опять же любимейший фильм Александра Роу, дополнив и расширив сюжет традиционной сказки.

Вместе с ней я хотела изготовить еще и кукольный театр — а традиция такая уже была, со всеми героями, включая Деда Мороза и Бабу Ягу, но Ленивицу заменить на Марфушеньку — душеньку, Рукодельницу — на Настеньку и сделать их похожими на соответствующих актрис — мною обожаемую Инну Чурикову и Наталью Седых, которая меня раздражала в фильме своим писклявым голосочком.

Идея была опять же золотая, но надо было думать, как практически все сделать — с одеждой-то для героев проблемы не было, а вот как сделать головы кукол? А Дед Мороз? Как сделать настоящего шикарного дедушку? Применить папье-маше? Но тут столько бумаги нет лишней — у нас-то с газетами для нее проблемы нет, вон их столько в ящики кладут всяких разных, а здесь — это редкость. Опять думать надо, как свои идеи воплотить.

Легче было сделать игру " бродилку" с кубиками — напечатать ее мне смогут и в Болдино, кубики уже есть, а игра завлекательная и интересная.

А ведь есть еще и " Курочка Ряба", которую можно издать к Пасхе и продавать вместе с курочкой из марципана, посадить ее в яйцо по принципу "Киндер сюрпризов", будут у нас яйца Фаберже за много лет до знаменитого ювелира!

А " Колобок" со смайликами-личиками Колобка и еще одной игрой — бродилкой! А " Теремок", для которого можно сделать мягкие игрушки! Сказок много, даже если и повторять за мной будут, я только радоваться стану и новую идею придумаю — привнесу из будущего! Вот где деньги!

Кстати, о деньгах! Надо не забыть купить в будущем жемчужные вещи и помочь Мише с золотыми украшениями его мамы. Надо будет оправы снять, расплавить в слиток, а камни почистить и подумать, как их тоже легализовать.

Была у меня идея использовать деньги за них для объявления его купцом 3 гильдии, что позволяло поднять его статус и более свободно совершать разные покупки и сделки. Я знала, что минимальные размеры объявляемого капитала должны были составлять не менее 8000 рублей, что было достаточно большой суммой. Надо только уточнить подробнее у того же Миши, как бывшего чиновника, как это удобнее сделать.

Надо было возвращаться в будущее и забирать его, меняясь местами с Барыней, пусть она немного отойдет от реалий современной жизни и культурного шока всех тех чудес, которые она там увидела. Так что я вновь села в кресло и перенеслась уже в Мишину квартиру. Соседки видно не было, Миша сказал, что все это время она старалась вместе со своей дочкой не показываться ему на глаза.

Надо отметить, что Миша как-то быстро освоился в будущем. Душа и память погибшего в будущем Мони и душа чиновника как-то взаимно соединились вместе довольно безболезненно в одно целое, и он воспринимал все спокойно.

Но для Барыни это было самое большое потрясение в жизни. Прежние переносы во времени она воспринимала как дьявольское наваждение, страшный сон, от которого надо просто скорее проснуться. И, поскольку, они по времени были достаточно краткими, эти страхи вскоре забывались.

А теперь бедная барыня очень растерялась, когда осознала, что это — действительность, что она попала в какую-то странную страну, где все было не так, как она привыкла.

Никто не молился, нигде не было икон! За окном был страшный шум, в комнату проникали странные, неприятные запахи! А свет! Он был такой яркий, что резал глаза! И самое необычное — он возникал от прикосновения руки и так же исчезал!

А кухня! Не было привычной плиты с дровами, а была какая-то чудо-печь, которую надо было зажигать простой спичкой, и она горела ровным голубоватым пламенем, но с не очень приятным запахом.

А одежда людей! Ладно, мужчины не носят привычной одежды, но они хоть что-то носят! А вот дамы! Увидев девушку в дранных брюках, она посочувствовала ей: "Бедняжка, совсем нищая, одеть нечего! Мужские дранные брюки носит!" и совсем растерялась, когда Миша, засмеявшись, объяснил, что так сейчас модно! " Странная мода! Женщина в брюках!"— только и оставалось сказать барыне.

На улицах не было привычных экипажей, карет, лошадей, а мчались какие-то рычащие и чадящие чудовища, которые назывались машинами! Еще большие чудовища перевозили сразу много людей! И никто их не боялся! Наоборот, чудовища останавливались внезапно, чтобы пропустить людей! А те не торопясь и без опаски переходили дорогу и шли дальше, как ни в чем не бывало!

Но постепенно Барыня успокоилась и начала рассматривать все с интересом. Да и моя поддержка тоже сказалась, страх постепенно исчез. Она ходила по комнатам и все рассматривала, как делал и я, очутившись в первые в прошлом. В конце концов Барыня неплохо освоилась и даже завела знакомство здесь с интересными людьми.

Оказалось, выстрелила Новогодняя фотография, на которой я была в платье и шляпке из прошлого. Ею заинтересовались реконструкторы, люди, воссоздающие прошлое во всех подробностях. Каким-то образом они узнали, кто на ней сфотографирован, нашли мой телефон и позвонили по нему.

Барыня сначала разговаривала очень робко и с опаской, но потом стала общаться все смелее. Она ДАЖЕ согласилась на встречу с одним из этих людей, но только при условии, что придет не одна, а с другом, в роли которого выступал, конечно, Миша. Встреча состоялась в кафе на Арбате, которое очень заинтересовало барыню. Держалась она несколько скованно, скромно, но этим и понравилась своему новому знакомому, который оказался бывшим военным, только подполковником (три Ха-Ха!) специалистом по войне 1812 года и быту дворян той эпохи. Звали его Сергеем Михайловичем, чему мы толье только обрадовались— третьего Александра Николаевича мы бы не вынесли!

Про войну барыня обеспокоенно сказала, что пока про нее и не слышала, чем вызвала улыбку собеседника, а вот про быт она рассказать может. Встреча заинтересовала нас обеих — и человек интересный, и материал знает, будут полезен с точки зрения информации, да и мужчина приятный. Он попросил разрешение еще звонить, на что барыня со смущенной улыбкой заметила, что телефона у нее нет, тогда был записан его телефон, и они договорились еще о встрече и продолжении знакомства. Мише пришлось тут же на Арбате покупать барыне самый простой кнопочный телефон и учить премудростям обращения с ним. Она освоилась настолько быстро, что уже через некоторое время сумела сама позвонить Сергею Михайловичу, чтобы передать свой номер. На удивление, барыня боялась все меньше, и все быстрее осваивалась в будущем.

Сергей Михайлович шел домой и улыбался: "Странная какая женщина, чудачка эта Наталья Алексеевна! Как не от мира сего! Таких уже и не встретишь! Про войну она не знает! И ведь не обманывает! Неужели сумасшедшая? Но вроде в остальном она адекватно себя вела? Интересно было бы продолжить знакомство!"

Я только радовалась, что так удачно все складывалось, так как чувствовала, что вместе с зимой и метелью мои перемещения могут закончиться, и нас разведет по времени. Я-то уже почти освоилась в прошлом, а вот Барыню хотела сделать модной блогершой, специалистом— консультантом для людей, интересующихся этой эпохой, что позволяло и статус ее поднять, да и деньги на этом можно было заработать.

Камни из колец и сережек Мишиной мамы мы отдали в ювелирную мастерскую, где их вытащили, почистили, а оправу расплавили в небольшой слиток. Там же я приобрела неплохое индийское натуральное жемчужное колье, сережки и браслет для продажи, а также еще симпатичные сережки— капельки и такой же перстенек, сделанные из фианита — искусственного бриллианта, но блестевшие не хуже натуральных камней, которые решила оставить для Маши в подарок.

Фотографии и документы Миша уже собрал, переоделся в привычную одежду из прошлого и был готов отбыть назад. Крест на красивой золотой цепочке уже висел на его груди, мы сделали все, как просила его мама. Зубы он полечил, точнее, оказалось, что они у него в достаточно в хорошем состоянии, их только почистили от зубных камней и обработали каким-то средством, чтобы они и дальше не разрушались. Так что и здесь все дела были сделаны.

Когда я спросила, не хочет ли остаться здесь навсегда, Миша со страхом и еле сдерживаемыми эмоциями сказал, что ни за что, что он уже отвык от будущего, что в прошлом ему лучше, он чувствует себя там намного увереннее, там его уважают и ждут. Он так разволновался, что я его еле успокоила, уверив, что никто его здесь не оставляет, но при желании, время от времени он сможет здесь появляться, раз так все успешно сложилось. И вот мы вновь прижались друг другу, как брат с сестрой и спокойно перенеслись в прошлое, в знакомую обстановку.

Кстати, потом Миша сообщил, что на следующую ночь мама вновь приснилась ему, довольная, улыбающаяся, и больше не снилась, видимо убедившись, что ее сыночек у хороших людей и в добрых руках, успокоилась и больше не переживала о его судьбе. Я заказала отцу Павлу панихиду по ней, моим родителям — будущим и прошлым, моему мужу и мне тоже стало очень спокойно на душе, когда я отдала дань памяти всем тем родным и близким, кто бы ни был рядом со мной и в прошлом, и в будущем.

С этого дня Миша повеселел, перестал меня стесняться, мы часто общались с ним запросто, особенно он любил вспоминать о своем детстве и маме, но редко говорил о своей чиновничьей жизни и в будущем, и в прошлом — чувствовалось, что ему про это неприятно вспоминать, а я и не настаивала.

Так постепенно Миша освоился и в нем проснулся тот самый двойник — доппельгантер — воплощение другой стороны личности человека. Но на наше счастье, это воплощение оказало только самое благотворное влияние на Мишу — он стал инициативным, начал вникать во все дела, глаза его горели деловым огнем, он похудел и даже похорошел, исчезла всегдашняя его робость и вялость. Он вместе с Василием Васильевичем объездил потихоньку всех соседей и узнал подробности жизни уезда.

Познакомился он и с архимандритом Антонием, когда съездил в Болдинский монастырь, чтобы забрать напечатанные книжки-сказки, рецепты, песенки и картинки к кубикам. Затем он отправился в Дорогобуж к Петру Степановичу и передал ему готовые книги для продажи, как и договаривались. Короче, он летал по уезду, как метель.

Я дала ему в распоряжение свою небольшую коляску, а в качестве кучера, помощника и охранника — одного из деревенских парней — Никиту, который очень мне напоминал Герасима — героя рассказа Ивана Сергеевича Тургенева своей основательной богатырской фигурой и неразговорчивым характером. Но, к сожалению, одна нога у него была когда-то сломана и он сильно хромал, поэтому, несмотря на свой молодецкий вид, в деревне он считался неудачником.

Но я знала, что за Никитой Миша будет, как за каменной стеной, тем более, что лошадей он знал и любил, а ходить ему придется немного. Да и Никита был рад, что стал дворовым — участок земли его был совсем маленьким, жил он вдвоем со старухой-матерью— а тут и людей можно посмотреть, да и денег заработать, так что все устроилось к всеобщей радости. Мать его хоть и осталась в деревне, была под присмотром моего старосты, да еще и деньги ей сынок передавал, так что и она осталась довольна изменениями в их жизни.

Мише я сняла небольшой домик в Дорогобуже, так как, как и говорила, хотела сделать его купцом третьей гильдии. Дело было за деньгами, часть ее Миша выручил за камни, которые сдал тому же ювелиру с легендой, что они ему достались от какого-то проезжего гусара, который, проигравшись, искал деньги, а камни его партер принимать не хотел, вот он и избавился от них по быстрому.

Хотели мы в домике сделать и лавку, чтобы торговать всем тем, что успели сделать — валенками, лото, домино, книгами, рецептами, надо было только подыскать доверенного человека на это место — не хотелось отдавать столь выгодный товар в руки посторонних приказчиков, не всегда честных. А Мишу на это место я сажать не хотела, мне надо было, чтобы он был 'разъездным менеджером по закупкам', скупая все, что нам надо было для хозяйства. А вот человек в лавку тоже вскоре нашелся.

Вообще, я заметила, что только у меня образовывалась нужда в воплощении как-нибудь полезной идеи, как появлялся человек, который помогал ее решать. Кто-то или Что-то явно ко мне благотворило, и я во всю старалась это доверие оправдать.

Глава 21. 'Безумный день' хлопот и забот.

Итак, подбив предварительные итоги своей 'бурной деятельности', я вновь вернулась на привычное место работы и жизни — в будущее, точнее — в настоящее, и сразу окунулась в целый водоворот событий. Да уж, как закружила меня метель, так и не отпускает, и хотя и шла у меня кругом голова ото всех событий в прошлом и будущем, избавляться я от них не собиралась, мне все безумно нравилось.

Позвонила Инна и с удивленной заинтересованностью сказала, что видела меня мельком в компании двух мужчин в кафе на Арбате, но заходить не стала, чтобы не смущать. Я ответила, что один мужчина — мой дальний родственник из провинции, который приехал лечить в столицу зубы и обратился за помощью ко мне, а вот второй — недавний знакомый, изучает историю России начала 19 века и, увидев меня в бальном платье той эпохи, решил со мной пообщаться.

Я ни сколько не лгала, а говорила искренне, и Инка успокоилась. Она спросила только: 'Интересный хоть мужчина?'— на что я только пожала плечами и ответила, что еще не разобрала, общались слишком мало, но встречу назначила. 'Потом расскажешь', — с этими словами подруга и положила трубку. А я поняла, что в следующий перенос барыни в будущее надо попробовать познакомить их с друг с другом — еще не понятно, как все обернется, вдруг и вправду мои путешествия закончатся, а поддержка подруги будет не лишней, да и если я — барыня прерву нашу многолетнюю дружбу, это Инну и удивит, и огорчит, а я вовсе этого не хотела.

Тут, как будто подслушав наш разговор, позвонил Сергей Михайлович! Он просил о встрече, но я с сожалением сказала, что недавно переболела и только выхожу на работу, что дел очень много, но чуть позже — пожалуйста! Он немного огорчился, но тоже понял, что не набиваю себе цену, не кокетничаю, а говорю правду, и он откланялся. Я решила, пусть с ним общается только барыня, все-таки разница в поведении чувствуется, пусть это знакомство будет только ее, а мне и своих забот хватает.

Я засела в Интернете и стала искать, как облегчить изготовление валенок и других моих идей. С валенками, к сожалению, оказалось совсем грустно! Даже сейчас настоящее ручное валяние валенок — а для их именно 'валяли' шерсть, было делом непростым, почти не механизированным и очень вонючим из-за химикатов, которые использовались для отбеливания и смягчения шерсти. Как мне ни хотелось помочь своим людям, сделать это пока было невозможно. Единственное, что я могла сделать, это озадачиться приобретением больших производственных респираторов— масок и целой кучей сменных насадок для них. Я решила предварительно показать их архимандриту Антонию, чтобы тот благословил сей 'девайс'— все-таки вид у маски был для непривычного деревенского человека, мягко говоря, несколько устрашающим. А так — сами монахи благословили, значит, ЭТО не страшно и даже полезно! Так я потом и сделала, зайдя в большой хозяйственный магазин и прикупив целый мешок этих спецсредств.

Была у меня еще идея пообещать мужикам дать вольную после войны за изготовление валенок и предложить им выбрать как один из вариантов родовую фамилию Пимановых или Пимашковых — была у меня одна знакомая, которая жила в Красноярске, рассказывала, что их бывший мэр как раз носил такую фамилию и негласное ласковое прозвище Петр Фонтаныч, вместо Ивановича — очень уж он фонтаны приветствовал, при нем только за год их более 40 открылось — от самых больших до самых маленьких у кафе и скверов. Очень жители жалели, когда того в Москву на повышение забрали. Ведь 'валенки' еще и 'пимами' называются, а эта фамилия звучит красивее, чем 'Валенковы'! Вот и у меня и будут свои люди с такой славной фамилией. А пока я им буду платить или деньги, или зерно за их работу— по их выбору.

А вот с приспособлениями для облегчения изготовления кубиков, плашек для домино и лото оказалось намного проще и труднее — я нашла кучу схем станков для работы с деревом, ничего в них не поняла, кроме того, что большинство из них работает на электричестве, до которого нам, как да 'лампочки Ильича'. Поэтому я сделала себе заметку — как только выйду с больничного, идти к Сан Санычу, нашему 'трудовику' на поклон, пусть поможет разобраться. Надо только ему колбаски деревенской прихватить да настоечку от Лукерьи — я помнила, что на Новый год она ему очень понравилась, хоть и пил он редко. Да, вот еще одна тема — надо записать все эти рецепты настоек всяких, 'ерофеевичей', 'спотыкачей' и прочих алкогольных премудростей, и выложить от лица барыни в её блоге, который я назову, конечно 'Барыня-попаданка'!

Кстати, о больничном — мне же к врачу надо, закрывать его пора! И я помчалась галопом, прихватив в подарок красивое льняное полотенце. С врачом я дружила, человек была она отзывчивый, и рецепты выписывала бесплатные, какие могла, и больничный могла дать, если сильно надо, да, может, какие идеи по лекарствам подкинет!

К сожалению, сильно пообщаться нам не дали, под дверями сидело куча народу — и с больничным, и по записи, и просто спросить, так что когда я почти через два часа еле попала к ней в кабинет, она только устало подняла голову, с благодарностью улыбнулась, приняв мой подарок, закрыла больничный и хриплым голосом сказала: 'Рецепты потом заберешь! Вечером перезвоню, видишь, что творится!', — с чем я и вышла из кабинета.

На работу мне надо было только завтра, и я решила заняться закупками. Бежав мимо метро, я заметила бабульку, которая продавала отростки алоэ и коланхоэ и, конечно же, остановилась возле нее. Как же я забыла про эти прекрасные лекарственные растения! А они ведь отличное средство не только от ран, но и от насморка, отитов, а настойку алоэ с медом и сейчас используют как мощное средство для укрепления иммунитета, оно является прекрасным профилактическим и лечебным средством от многих болезней.

Бабуля сказала, что у нее еще есть, и если надо, она может отдать и цветок, и другие растения, и книги про лекарственные травы! Я тут же сказала: 'Беру все!' и вызвала такси прямо к метро. Боясь, что я передумаю, женщина быстренько погрузилась с цветами в машину и мы поехали к ней домой. Цветок мы пока оставили внизу, чтобы зря не тащиться и поднялись к ней в квартиру. Там я попала в целое царство цветов — они стояли на окнах ее маленькой уютной квартиры, на полках, шкафах, всюду, и в прямом смысле слова 'цвели и пахли'.

Бабулька, которую звали Варварой Петровна, оказалась бывшим инженером, но очень любила растения и много лет занималась их разведением. Она знала про растения очень много, любила их, разговаривала, ухаживала, для нее они были ее детками, которых ей Бог, к сожалению, не дал. Муж ее давно умер и жила она одна, но чувствуя, что ей уже тяжело стало ухаживать за таким большим количеством питомцев, стала их потихоньку раздавать в 'хорошие руки'!

— 'Кому попало я их не отдам, а вот Вам с удовольствием, растениям у Вас будет хорошо!'— сказала она с волнением. Я заверила, что не подведу ее и забрала часть цветов и книг о лекарственных травах. Варвара Петровна сказала, что за них надо заплатить простые монеты, без этого нельзя — примета такая, но я среди монет завернула и красненькую купюру покрупнее — от меня не убудет, а человеку нужнее. Обменявшись адресами и телефонами, я опять вызвала такси и повезла это богатство домой.

Не успела я занести цветы в квартиру и пристроить их на подоконник, как позвонила Анфиса Павловна и сказала, что если я свободна, она может переслать мне с человеком мешочек семян и книги по растениеводству! Вздохнув, я сказала, что свободна и что жду ее курьера дома. Только я успела выпить чаю и немного отдохнуть, в домофон позвонили, и ко мне вскоре поднялся молодой человек, который еле занес обещанный 'мешочек' семян, который оказался огромным мешком с картошкой. В другом мешке, чуть поменьше, лежали семена разных растений, которые мне еще предстояло разобрать.

Напоив несчастного мужчину чаем, поблагодарив от души, выдала ему кусочек сала из своих запасов со словами: 'Примите от души за труды, свое сало, деревенское', который он принял с благодарностью и откланялся с облегчением. Я тут же позвонила Анфисе Павловне со словами: 'И это Вы называете 'мешочком' семян!'— на что услышала ответ: 'Ты сказала, у тебя гектар, тебе и этого мало будет, на еду только на второй год оставить сможешь!'— и она отключилась. А чуть позже я получила СМС-ку с суммой за семена и книги, которая оказалась на удивление маленькой — я ожидала большего, видно 'Садистка' их по своим каналам купила, намного дешевле, чем в магазинах.

Остаток вечера я потратила на создание блога и выставление моей статьи про бал у предводителя дворянства. Времени ушло немало, но получилось красиво, с картинками, ссылками на другие материалы, все, как положено. Я была довольна!

Позвонила и врач, которую я озадачила перечнем книг по лечению простых болезней в деревенских условиях, историей лекарств и другими вопросами. На это она удивленно спросила: ' Для чего тебе?', на что я ответила, что заказали курсовые по таким темам, так что если она даст наводку на материал, я буду благодарна. А если хочет, могу ей потом и заплатить за работу.

— Наводку говоришь, будет тебе на водку, свою студентку озадачу, они как раз историю медицины проходят. А про деньги потом поговорим, взаимозачетом разберемся, там как раз кому-то репетитор нужен. Представляешь, ребенок в первом классе, а ему уже репетитора надо!— хмыкнула она.

— Чего, так совсем запущено?

— Это у мамы запущено, ей больше репетитор нужен, совсем ребенку внимание не уделяет! Я понимаю, сапожник всегда без сапог, работы много, устаешь, как собака, но хоть немного с девчонкой — то позаниматься и самой можно! Ладно, это я так, замучалась за день. Потом материалы скину, почту твою знаю,— и она отключилась.

На этом мой день хлопот не закончился, мне пришлось потратить целый вечер, разбирая семена, избавляясь от современных ярких пакетиков и подписывая сорта и названия растений в старинном стиле, в котором я уже наловчилась писать, под бормотание своего телевизора, в котором показывали очередную сказку про современную Золушку и принца. 'Кстати, надо про Золушку не забыть', — подумала я, совсем засыпая. Завтра мне предстоял не менее хлопотливый день.

22 глава. 'Дети бывают разные....

Только я утром зашла в класс, как послышался дружный радостный крик: 'Ура, Наталь Лексевна пришла!' и слезы чуть не выступили у меня из глаз! Ну как тут их оставишь, своих любимчиков, которых пестовала и 'дрессировала' четыре года, которых люблю, как родных! Мне только и оставалось выдохнуть: 'Спасибо, ребята, как Вы тут?' — как вокруг послышались реплики:

— Нормально, сильно не шалили!

— Ага, а сам замечание от Сан Саныча получил, что руки у тебя не оттуда растут!

— Ну и ладно, подумаешь, и без его трудов обойдусь, сейчас любого специалиста вызвать можно!

— Самому-то интереснее и дешевле сделать!

— А у нас новенький, вчера пришел!— раздался чей-то девчачий голосок. Я оглянулась, но не успела заметить, кто сказал, а голос не узнала — как будто изменили специально.

Удивительно, новенькие в 4 классе редко появляются, тем более в середине года, все стараются на старом месте доучиваться, как бы далеко ездить не приходилось, терпят до 5 класса. Потом я узнала, что это мне новая администрация расстаралась — мальчик сменил много школ и редко где задерживался из-за своего характера и гонора родителей, вот и посадили его ко мне, в самый сильный класс на "перевоспитание", но об этом я узнала чуть позже, от коллег.

На эти слова вперед вышел довольно смазливый мальчик, одетый в красивую, явно дорогую рубашку и джинсы, пока без нашей общей формы, и почему-то в моей голове сразу прозвучало слово 'мажорчик', и гордо представился:

— Боярский Георгий! Не путать с Михаилом! И я — не Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, а Георгий, можно Гера, но и не Герыч. Мама придумала, а мне отдувайся!

— Хорошо, 'земледелец', у нас в школе знаний мало не бывает, пахать придется много! Так что, будьте любезны, озаботьтесь 'спецодеждой', если у нас задержаться хотите, — и я показала рукой на наши фирменные костюмы и жилетки, которые носили все дети класса.

— Пусть мама в родительский чат зайдет, там ей подскажут, где их приобрести можно.

— А теперь садитесь на место, да начнем урок!

Но Гера стоял, недоуменный, а потом спросил:

— А почему Вы меня 'земледельцем' назвали, папа у меня в крупной фирме не самым мелким менеджером работает, землю у нас никто не пашет!

— А разве ты не знаешь, что твое имя с греческого так переводится? Мы еще чуть ли не в первом классе узнавали, что наши имена значат, да про своих святых — покровителей! Ведь раньше не день рождения праздновали, а именины, это день того святого, в честь которого ты назван! — ну это, конечно, Танюшка, уж "ее голосок я узнаю из тысячи', как в песне поется! А она продолжала:

— Вот я, например, Татьяна, что значит 'Устроительница' и мои именины — 25 января, я как раз тогда родилась, а это день Студентов, так как именно тогда был учрежден Московский университет. А было это в именинины Татьяны Родионовны, матери Ивана Шувалова, основателя этого учебного заведения, первого в России. Ну, а кто он такой и чем знаменита святая Татиана, надеюсь, сам узнаешь, Интернет для всех открыт! (хихиканье не стихало).

А девочка продолжала:

— А ты когда родился?

— Не знаю!

— Как не знаешь? Ты чего?

На Геру-Жору-Юру было смешно смотреть! Мальчик явно не ожидал такого напора и вала информации, которая на него обрушилась. Он-то думал, что будет тут самым крутым, 'первым верблюдом по Дагестану', как говорила наша коллега, а тут, оказывается, есть и круче его, и кто — девчонка! Полный 'когнитивный диссонанс'! А Танюша продолжала, как ни в чем не бывало, не обращая внимание на смешки детей.

— Твой главный святой покровитель — великомученик Георгий Победоносец — а его день и в ноябре, и в декабрь, и в апреле, а в мае — 5 числа, почти в день Победы, недаром парад Георгий Жуков принимал, наш великий полководец, хоть и старались все про то забыть, а совпадение— то знаковое! Нам Наталья Алексеевна про все рассказывала — и про Юрьев день, когда крестьяне могли менять себе хозяина, и про то, что когда его отменили, появилась пословица: "Вот тебе бабушка, и Юрьев день". Ну, надеюсь, про Георгия Победоносца ты слышал? И знаешь, как он Змия победил и почему на гербе Москвы изображен?

Дети хихикали все громче, а Георгий уже не знал, куда спрятаться от информации и напора девочки. А Татьяна вдохновленно продолжала — а у нее была такая особенность — пока все не расскажет, не успокоится, все до конца выложит. Учителя уже про это знали, а дети нередко и пользовались, особенно когда многие уроки не выучат, просили Таню "заговорить учителю зубы", что она и делала с удовольствием. А память у нее была прекрасная, что-то однажды узнав, она запоминала это навсегда. Правда, и рассказывала она интересно , и я ее не прерывала.

— А чьих ты бояр холоп будешь? — спросила она неожиданно, а когда мальчик гордо вздернул голову и хотел что-то сказать, она продолжила:

— Да, да, не удивляйся, это холопы боярские так при переписи записывались, а у самих бояр фамилии были красивые, родовые, многие уже и до наших дней сохранились! Вот Димулька — мальчик чуть кивнул головой,— как раз из таких бояр будет, из Морозовых, правда из боковой ветви! Слышал, надеюсь, про такую боярыню Морозову, на знаменитой картине Сурикова изображена! Ну, про церковный Раскол и старообрядцев я уже и не спрашиваю! Кстати, можно сказать, что он твой тезка, его имя греческой богине Деметре посвящено и переводится как "Мать Земли, плодородная".

Добив такими словами пацана до конца, Танюша наконец успокоилась и села рядом с Димулькой, где всегда и сидела, а Гера поплелся в конец класса, где лежали его вещи.

А я продолжала, как ни в чем не бывало, называя детей на Вы и полными именами, чем очень им льстила:

— Ну что же, Татьяна, спасибо Вам за политинформацию, думаю, Георгию было полезно узнать все это! Но скажите, дорогие мои детишки (тут уже захихикали все!) что у вас с подготовкой к выпускному балу? Вот Вы, "защитник людей", что про это рассказать можете?

Саша Кушкин, к которому я обратилась и про которого ходила присказка: "Я не Пушкин, я только Кушкин" игру принял и продолжил с поклоном:

— Многоуважаемая Родная Оберегающая (а таково значение моего имени и имени отца), все идет по плану, мужчины полки себе в основном выбрали, большинство стали гусарами да кавалергардами, славный путь своих частей изучаем, название формы уже знаем. Как там Александр Сергеевич, но опять же не Пушкин, говорил словами Скалозуба: "А форменные есть отлички:

В мундирах выпушки, погончики, петлички!"

— Занятная, кстати, пиеса, жаль, что ее мало знают, там многие себя бы узнали! — и он важно сел уже под хохот детей.

Я тоже не выдержала и засмеялась, очень уж кстати все пришлось. Но тут же успокоившись, продолжила:

— Благодарю Вас, многоуважаемый "Защитник людей", но тут я с Вами немного не согласна! Имя Александра Сергеевича, как Вы выразились, не Пушкина, отнюдь не забыто и многие выражения из его пиесы вошли в наш язык, чего многие уже и не знают.

— Вот ведь, как интересно получается,— продолжала я задумчиво,— написал человек всего одну пьесу и красивый вальс, погиб по современному говоря, в "горячей точке" при исполнении " служебных обязанностей", а имя его осталось в истории культуры навсегда. И я рада, что Вы прочитали его произведение, хотя по программе его в восьмом классе проходят! Молодец!

Саша покраснел, но довольный, поклонился, а дети захлопали, и я их поддержала! На Георгия уже было смешно смотреть не только детям, но и мне — он, по-моему, ничего не понял из нашего разговора и только недоуменно хлопал глазами.

Но я теперь обратилась к еще одному лидеру девочек, к нашей Есении:

— Ну а Вы, "Весенняя " наша, что можете про прекрасную часть класса доложить?

Она гордо встала, теребя свою прекрасную длинную косу, ее и мою гордость — именно я запретила ей подстригаться и всячески хвалила за терпение — но коса того стоила! Именно по ней и необычному имени, которое ей необыкновенно шло и которым она гордилась, ее и знала вся школа!

— Мы уже и поспорили, и помирились, фасоны нарядов в основном выбраны, они или шьются, или ищутся! Хуже с манерами! За столом красиво вести себя не умеют, приборы путают, французским владеют слабо! Особенно мальчики, пардон, кавалеры! Нос рукавом, уже слава Богу, не вытирают, но еще работы предстоит — поле непаханое! Я уже не говорю про танцы — на ноги наступают все, а уж про туры вальса и фигуры мазурки я и не говорю!

Я чуть не сказала:

— Да уж, мазурка дело непростое, это точно! Своими глазами видела,— но вовремя прикусила язык!

— Ну что же, продолжаем работать в том же духе! Надеюсь, Вы объясните нашему новому товарищу— я специально выделила это слово, все про наши задумки к выпускному! А на этом урок — я опять выделила слово— закончен. Жаль, тему про математике мы так и не закрепили, но подобный материал мы уже много отрабатывали— так что если кому что не понятно, можете ко мне подойти! Особенно, Вы, "Победитель народов"— тут я обратилась к Николаю, самому проблемному в учебе своему ученику.

Ну, слабое было у ребенка здоровье с детства, часто не хватало, как говорится "тяму", но брал он усердием и старанием, и я с ним занималась дополнительно просто так, зная, что денег у родителей особо нет — семья была большая, все дети были еще школьниками, мама сидела с малышами, работал только папа, простым шофером. Но и тот помогал мне, как только мог— и с автобусами для экскурсий договаривался подешевле, да и так не никогда не отказывал, когда машина нужна была. Но Коля бойко ответил:

— Не, я все понял, мне все Димулька, то есть Деметрий объяснил! Спасибо!

— Ну что же, я рада! А вот и звонок!

На этих моих слова прозвучал звонок и все столпились около Георгия, жарко что-то ему рассказывая.

А Танюша подошла ко мне и спросила по-тихоньку:

— Тетя Наташа, чем так вкусно у Вас из сумки пахнет? Я весь урок принюхивалась!

На это я с улыбкой ответила:

— Помнишь колбаску, которой я Вас на Новый год угощала? Вот, еще мне передали! Хочу Сан Саныча угостить, дело у меня к нему есть! И вам тоже дам, только домой вечерочком забеги! Ладно? И что там за история с Сан Санычем?

— Да это мальчишки, дурачки, начали спорить, что в наше время проще специалистов вызвать, чем самим что-то починить!

— Понятно, тогда и про это стоит поговорить! Ну ладно, иди отдохни, скоро звонок, перемена совсем маленькая. И мне немного передохнуть надо.

Глава 23 "Учат в школе!?...."

После перемены я хотела продолжать уроки, как обычно, но не тут то было. Наш Гера, который не Гога, никак не успокаивался. Поняв, что знаниями он поразить не может, они у него явно были не блестящими, он решил блеснуть крутизной и богатством. В самом начале урока он поднял руку и сказал: "Можно спросить?"— на что я со вздохом ответила, понимая, что он все-равно не уймется: "Можно, спрашивайте!".

Он одернул одежду и с вызовом начал:

— Я так понял, вы на выпускной хотите какую-то непонятную одежду напялить, танцы разучиваете, которые никому не нужны и прочей ерундой маетесь, простите, занимаетесь. Зачем это нужно, так никто не делает. У моего папы есть большой лимузин в гараже, можно взять...

Тут Артем продолжил за него:

— Взять ящик пива!

Я чуть не поперхнулась и погрозила ему пальцем!

Саша решил поправить:

— Ну, что ты, Темыч, это мелко, ящик водки!

Я совсем обалдела и уже в открытую грозила всем мальчишкам! Нет, я знала, что они приколисты еще те, и никакого пива, а тем более, водки не пьют, но такие слова в школе!

Но тут Есения подхватила игру:

— Фи, мальчики, водка! Это не комильфо! Тогда уж шампанского!

— Ладно, дамам шампанского, а себе — как пойдет такая пьянка,— продолжал Артемка под смешки класса.

Я только еще раз погрозила всем, но пока помалкивала, в разговоры не вмешивалась, ждала, как пойдет дальше, разборки я и потом устрою. А Артем, поняв это, продолжал со вкусом:

— Поедем лучше к цыганам, к "Яру!" Как там: " Эх, ямщик, гони-ка к Яру, лошадей, брат не жалей, тройку ты запряг, не пару, так вези, брат, веселей! — пропел он довольно браво!

— И этот человек притворяется, что петь не умеет,— только и сказала я, глядя на обалдевших одноклассников.

— Это я то, что Муза Петровна поет, петь не умею. Это же не серьезно, "если с другом вышел в путь!" мы еще в садике на выпускном пели! А так мне многие песни старые нравятся! И рок! То ли дело Кипелыч: " Я свободен! Словно птица в небесах!"— пропел он также довольно точно.

— Вот и песня для Вас на выпускной!— подхватила я, а Артем пожал плечами — будет вам песня!

Тут вмешался Гера, который опять, растерявшись от того, что его отодвинули в разговоре в сторону, решил поставить всех на место:

— Зачем в какое-то старье ехать, можно пойти в клуб, потанцевать, а выпить и там что найдется, хоть мы еще и маленькие, ради меня могут сделать исключение! Уж какие-нибудь коктейли там найдутся!

— А покушать там что есть?— спросил наш главный обжора и сладкоежка Никита, по прозвищу Поддубный— он занимался борьбой, ел очень много, но полным никогда не был, все уходило в мышцы и спорт.

— Найдем! Там высокая кухня!

— Ага, знаем мы вашу высокую кухню — принесут на тарелочке с гулькин хр..., пардон, нос, а денег сдерут! Ходил я тут с родителями в такой! Нет уж, мы лучше Милкину маму пригласим! Какие она пироги печет! А торты! Помните, пацаны, какой она торт сделала на 23 февраля в прошлом году! В виде танка Т-34! До сих пор забыть не могу! Я даже на чай согласен, но только с тортом, — Никита закатил глаза и облизнулся!

Общий стон мальчишек был ему ответом, а Милочка, которой ужасно шло ее имя, и мама которой была шефом-кондитером в ресторане, успокоила:

— Не переживайте, мама сказала, что и в этом году не хуже будет, и выпускной она берет на себя! Да и мы с девчонками кое-что придумали, но это пока секрет!

Дружное "Ура" мальчиков было ей ответом! Мила, довольная, села на место. Она училась средне, но вот по хозяйственной части была "впереди планеты всей", у нее и я консультировалась, и другие учителя. Вот, кстати, надо ее озадачить рецептами старинных блюд, которые можно и мне приготовить, и в блоге выложить.

Гера предпринял последнюю атаку:

— Ну, ладно, с рестораном пусть, но одежда, танцы, это же смешно! Так ведь никто не ходит! Мама моя в Италию ездит закупаться, может и вам на заказ привезти, только размеры напишите.

Тут вмешалась наша законодательница мод Кристинка, у которой мама как раз держала магазин одежды, и которая нередко просвещала девочек в современных направлениях моды. Вздохнув, она проговорила задумчиво — язвительно:

— Эх, ничего вы, мужчины, в одежде не понимали и понимать никогда не будете! Ведь это так романтично — платье в стиле ампир в пол, жемчуга на шее, веер, украшения! Даже проклятый корсет не так уж и мешает, когда к нему привыкнешь! Зато какая осанка, а походка, "грация тигрицы перед прыжком! Такую женщину мужчины просто не пропускают",— закончила она цитатой из знаменитого фильма под улыбки девочек и смешки мальчишек.

Тут и я не выдержала:

— Абсолютно с Вами, Кристина, согласна! Пересмотрите хотя бы "Гусарскую балладу"— какой там цветник барышень! Ну и заодно и про прототипа героини, Надежду Дурову, почитайте! Там довольно интересная история как раз с современной гендерной точки зрения. Сейчас у многих на этой почве, мягко говоря, проблемы.

Наши умники и умницы немного сбавили напор и призадумались, о чем таком интересном и непонятном я сказала. А Гера опять вошел в ступор от такого сообщения.

Только сейчас я, наконец, могла сказать:

— А теперь позвольте, лицеисты мои многознающие, все-таки перейти к уроку окружающего мира и нашей теме " Комнатные растения".

Вспомнив о Варваре Петровне, я начала рассказ о ней и ее растениях, о том, какими полезными свойствами обладают многие, как они появились на подоконниках людей и какими были в диком состоянии, о том, что цветы реагируют на голос человека и лучше растут у тех, кто с ними разговаривает ласково. Рассказывать я всегда старалась интересно, да и многое уже успела узнать из книг Варвары Петровны, которые, правда, проглядела пока бегло, и Интернета. Показывала я и презентацию с фотографиями самых распространенных комнатных растений, и дети гулом подтверждали, что многие есть и у них дома. Тут я услышала голос Геры, который, увидев щучий хвост, произнес:

— У нас такой есть! Щучий хвост называется, — и, довольный, улыбнулся — мол, как я всех уел! Почти сругнулся!

Но я спокойно подтвердила:

— Да,. сансевиерия — настоящее, научное наименование данного растения. В народе же его называют по-разному: и щучий хвост, и змеиная кожа, и тещин язык, даже индийский меч и так далее.

— Точно! А я все думал, на что оно похоже! Это же вылитая пата, или пуддха, знаменитый индийский меч!— подхватил Всеволод, наш эксперт по оружию и будущий военный. У него все в семье служили, и он после 4 класса уходил в Кадетский корпус, о чем желали многие учителя, но не препятствовали, все понимали — это его судьба. Он про оружие знал очень много от дяди, у которого была огромная коллекция всякого холодного оружия, которое видели и то в тихушку , только доверенные друзья Севы — дядя не любил, когда ее разглядывали посторонние, тем более мальчишки.

Тут подняла руку Анютка — наш главный садовод, которая и сама это дело любила, и бабушка ею тоже активно занималась комнатными растениями.

— Вы, Анна, что-то хотели спросить?

— Нет, я сказать хотела. Моя бабушка тоже всегда с растениями разговаривает! А когда она приболела, и они поникли, хотя я за ними и ухаживала, как обычно! А как бабуля выздоровела, так и цветы повеселели! А еще я напомнить хотела, помните, бабушка Вам обещала отросток золотого уса? Так она сказала, что он уже готов, можно пересаживать в землю!

— Замечательно! Обязательно возьму! Приноси! А теперь расскажите, пожалуйста, про это прекрасное растение!

И Аня начала заливаться соловьем:

— Родиной золотого уса или каллизии душистой считается Мексика. В Россию это растение привёз учёный-ботаник, основатель Батумского ботанического сада Андрей Николаевич Краснов. Так, с конца XIX началось путешествие цветка-целителя по нашей стране. Благодаря большому количеству полезных веществ, витаминов и микроэлементов, а также их соотношению, растение успешно применяют при лечении желудка и кишечника, при нарушенном кроветворении, повреждении кожи, при обменных нарушениях — ожирении и сахарном диабете. При лечении различных заболеваний используют сок, мази, масло, настои и настойки на базе цветка. Готовят их из взрослого растения, с усами в 8-10 колен и небольшими розетками. Там много чего интересного можно рассказать, но бабушка лично знала человека, который вылечился соком этого растения от рака. Вот такой чудесный цветок. Это мне все бабушка рассказывала, а я запомнила, очень уж интересно было!— и она села на место, показав язык мальчишкам.

Мила тут же спросила:

— А твоя бабушка еще отросток дать может? А то у мамы на работе очень хороший повар диабетом страдает, представляете, кондитер, которому сладкого совсем нельзя!

— Принесу, конечно, только пусть он сначала с врачом посоветуется, а то, мало ли что!

— Конечно, конечно, я маме передам.

На этой оптимистической ноте прозвенел звонок и урок окончился.

Глава 24. Уроки жизни.

Следующим был урок физкультуры, и дети стали собираться в зал, чтобы переодеться и приготовиться. Никита, как всегда, взялся за коляску Димульки и тоже повез его со всеми. Дима никогда от физкультуры не отлынивал, старался заниматься тем, что ему было доступно — поднимал легкие гантели, работал с разными экспандерами, короче, развивал руки, раз ноги его подвели.

А я пока решила сходить к Сан Санычу, отнести ему так смущавшую Танюшу колбасу и наливку, и поговорить про станки для обработки дерева, про которые я так и ничего не поняла из Интернета вчера вечером.

Только Сан Саныч, поздоровавшись со мной, с благодарностью принял колбаску и понюхав, зажмурившись от предстоящего удовольствия, убрал ее и наливку к себе в большой старый портфель, с которым не расставался уже лет 10, хотя мы ему неоднократно дарили новые, фирменные, как в кабинет влетела Есения и задыхаясь, прокричала:

— Сан Саныч, Наталь Лексевна, хорошо, что я вас нашла, там, там, там ТАКОЕ!

И такой страх, восторг и удивление были в ее глазах, что мы с трудовиком, не раздумывая, выскочили из кабинета. Сан Саныч, правда, задержался, чтобы закрыть его, как делал всегда уже на автомате. Я же побежала за девочкой дальше, под удивленными взглядами учеников и учителей. Сан Саныч старательно пыхтел сзади. Ворвавшись в спортивный зал, мы застали следующую картину.

Гера стоял в стороне, окруженный мальчишками, из носа у него текла кровь. Дима лежал на полу, рядом с ним сидела Танюшка и гладила его по голове. Коляска валялась шагах в десяти от них. Остальные ребята стояли стайкой рядом с ними, но немного в стороне. Гам стоял невероятный, все что-то кричали и махали руками. Учитель физкультуры, Владимир Александрович, был еще молодой и поэтому задержался в подсобке, где сидели учителя перед уроком, хотя должен был наблюдать за детьми. Сейчас он в недоумении крутил головой, пытаясь разобраться в произошедшем.

Тут же в зал залетел наш охранник, Иван Васильевич, по прозвищу Царь, поскольку и фамилию он имел соответствующую — Царев, и представляться любил скромно: " Царь, очень приятно, просто Царь", бывший прапорщик. Видимо, он все увидел по монитору, стоявшему в кабинете и оперативно среагировал. Военный всегда военный, он сориентировался быстрее всех и гаркнул своим знаменитым басом: "Всем молчать! Стоять смирно!" Все тут же замерли на месте, встав по стойке смирно, шум мгновенно стих. А он продолжал, подойдя к Всеволоду:

— Рядовой Луценко, доложить обстановку!

На это, вытянувшись еще больше в струнку, Севка начал свой доклад:

— Разрешите доложить, товарищ прапорщик! Этот боярский сын, — взгляд на Геру был брошен убийственный, — начал заедаться к Димке, простите, рядовому Морозову. Он подошел к нему и Татьяне, которая стояла рядом и сказал: " Зачем тебе этот инвалид! Что он тебе дать сможет!" А тут еще посмотреть надо, кто из них инвалид! Ну, Димка, то есть рядовой Морозов, и дал ему в нос! И был прав! А тот еще и коляску толкнул да так, что Дима упал! Вот так все и было! Можете у всех спросить!

Дети гулом одобрения поддержали мальчика. Иван Васильевич обратился к Гере: — Так, рядовой.....

— Боярский, — послышались подсказки детей.

— Боярский, говоришь, а поступаешь вовсе не по чину! Ты подтверждаешь слова рядового Луценко?— спросил он.

— А чего он сразу драться полез, — пытался оправдаться мажорчик.

— Не слышу! Так подтверждаешь или нет!— напирал прапорщик.

— Подтверждаю, — нехотя промямлил мальчишка и совсем сник.

— Разбор инцендента закончен, рядовой Морозов прав. А что касается, почему сразу и в нос — так и надо поступать с такими, хм, боярскими детьми, "добро должно быть с кулаками", понимающий человек написал! Свою честь и достоинство надо всегда отстаивать!

И тут уже он обратился к лежащему Диме голосом, от которого пошли мурашки по телу у всех! Так, наверное, говорил и сам Иисус, когда воскрешал Лазаря:

— А ты, Дмитрий! Встань и ИДИ!

Опираясь на руку Танюши, Дима поднялся и, немного шатаясь, неверными шагами ПОШЕЛ! Он прошел все расстояние до коляски, которую поднял Никита, и только тогда упал — сел в нее! Тут заревели все, снимая слезами напряжение ситуации, даже сам Иван Васильевич, не ожидавший такого эффекта от своих слов, утирал слезы. Не плакал сначала один Гера, который недоуменно всех рассматривал, но потом и он заревел совсем по-детски, размазывая слезы и кровь по лицу:

— Я больше так не буду, я все понял, я никому жаловаться не пойду, только не выгоняйте меня, вы такие классные, никогда таких не видел в других школах! И столько знаете! Я буду стараться! Извини, меня, Дима! — и он протянул тому руку.

Дима, еще не пришедший в себя от потрясения, крепко пожал ее. Он все время шептал: " Я могу ходить, я могу ходить" и сам в это не верил. Таня стояла рядом и только шептала в ответ: "Да, ты можешь, один раз смог и еще сможешь!" Нет, какие у меня все-таки замечательные дети!

Я только взяла у Вовочки, Владимира Александровича, ключ от кабинета, нашла аптечку и вернулась в зал, протягивая Гере ватку с перекисью водорода, чтобы остановить кровь, что он и сделал с моей помощью.

Тут все стали прыгать, обниматься, урок физкультуры окончательно был сорван! Но урок жизни нашему Георгию Боярскому был преподан знатный! Думаю, надолго он запомнится ему!

Но, поскольку, звонка с урока еще не было, а утихомирить детей и привести их в чувство надо было, я повела всю эту гомонящую компанию в свой класс, пока мы не перебаламутили всю школу.

Рассевшись по местам, дети смотрели, как я пишу на доске простые слова: ЧЕСТЬ, СОВЕСТЬ, ДОСТОИНСТВО, ЧЕЛОВЕК, РАЗУМ, и потихоньку успокаивались. А я начала говорить совсем тихим голосом, как говорила всегда, когда видела, что дети шумят и волнуются. Стараясь прислушаться, о чем же я сейчас расскажу, дети совсем притихли.

— Итак, всем знакомые слова, но их так редко сейчас используют. А давайте разберем их по составу и задумаемся над их исконним значением. Итак, слово ЧЕСТЬ— его корень ?

— Есть,— подсказали дети.

— А что же такое Ч, которое есть? Многие исследователи считают, что это усеченное слово "человек", то есть его основа, а большинство — что слово восходит к древнеиндийскому "мышление, понимание", опять же — является основным отличием человека от животного мира.

— Ага, теперь понятно, почему военные говорят:" Честь имею! Это они свое мышление проверяют!"— задумчиво промолвил Сева.

Я только улыбнулась! Точно, некоторым военным следует почаще проверять свое мышление!

— Ну, со словом СОВЕСТЬ я думаю, вы сами справитесь!

— Конечно, со — приставка, весть — корень, нулевое окончание, — выпалил Коля, с которым мы долго отрабатывали эту тему.

— Отлично, Николай, все правильно! А какое значение приставки СО?

— Приближение, присоединение, объединение, передача мысли! — Это опять Николай!

— Еще раз молодец! Напомните мне потом, чтобы я Вам пятерку в электронный журнал поставила! И Анне по окружающему миру за рассказ о каллизии!

Коля сиял от удовольствия, что мог отличиться!

— Посмотрите, что-то или кто-то внутри вас весть подает: — э, нет, братец, ты плохо сделал, или, наоборот, сегодня ты молодец! Никто ничего мог и не видеть, но совесть-то все видит! Помните рассказ Валентины Осеевой "Совесть?" — рассказ они помнили, мы о многом тогда поговорили на основе этого маленького рассказа. Жаль, что этого замечательного автора почти забыли и редко переиздают, но я ее очень люблю и часто использую на уроках ее рассказы.

А я продолжала:

— И говорит совесть, пока может, ворочается в человеке, когда ее утешают и обманывают, а уж когда ее совсем затопчут, то и получаются люди без вести, совсем пропащие, бессовестные!

— Последнее слово разберем сейчас, а об остальных подумайте дома. Итак, ДОСТОИНСТВО! Что кто думает:

Тут встала наша тихоня Сонюшка, голос которой мы слышали редко, но если уж она говорила, то к ней все прислушивались — настолько разумны были ее высказывания:

— Я думаю, это то, на чем человек стоит до конца, с чего он никогда не сходит, уважение к себе, его основа! До чего он всегда стоит!— она выделила голосом каждое слово!

Не выдержав, я подошла к ней и крепко обняла:

— Я всегда знала, что Вы — мудрая, но теперь свое имя оправдали сполна!

А Сонюшка наша цвела, как маков цвет! Ее воспитывали папа и бабушка, мама умерла, когда девочка была совсем маленькой, и я при любом удобном случае обнимала и ласкала ее по-матерински, чему она вовсе не противилась.

Тут прозвучал звонок и ребята, притихшие и задумчивые, пошли на перемену. Я отправила Геру с Никитой в медкабинет, хотя кровь и перестала идти, надо было проверить на всякий случай, все ли тут в порядке. Они вернулись быстро и взглядом Никита показал, что беспокоиться не о чем. Это подтвердил и Гера. На этом инцендент все посчитали законченным. Я боялась, что завтра он продолжится, но на сегодня уже было достаточно.

И хотя у нас еще должен быть еще урок чтения, я отпустила детей домой, попросив только позвонить родителям или посидеть в столовой, пока за ними не приедут — многие жили далеко и их привозили и увозили. Гера уходил задумчивый, молчаливый, нос его немного распух, но если особо не приглядываться, все было в норме.

Диму я попросила, чтобы его родители зашли в мой кабинет сами, я предупрежу охрану. Они вошли очень быстро, взволнованные, особенно мама. Я рассказала им обо всем подробно с самого начала, особенно о том, как мальчик пошел. Отец только промолвил:

— Каков подлец! А сын все правильно сделал! Таких сразу учить надо!

Мама же утирала слезы:

— Неужели случилось то, чего мы так долго ждали?

Оказалось, что последнее лечение, которое они проходили у какого-то супер знаменитого специалиста, было самым успешным, и профессор пообещал, что мальчик сможет ходить, только ему нужен толчок. Видимо, сегодняшняя стрессовая ситуация и была той стартовой точкой, которая и сдвинула Диму с места.

-Дай-то Бог, дай-то Бог,— только и смогла сказать я.

На этом этот длинный учебный день и закончился. Родители Димы довезли меня домой, а он спал рядом со смной на заднем сиденье, уставший от всех переживаний.

Я еле поднялась к себе и кое-как раздевшись, тоже легла спать, хотя было совсем мало времени. Думать о чем-либо или делать что-то я уже не могла — слишком была вымотана.

Глава 25. Мой самый длинный день закончен!

Проснулась я от звонка домофона. "Танюша пришла,"— подумала я сразу, так как только она могла ко мне приходить в гости, остальные просто не знали адреса. Я поднялась и почувствовала себя совсем отдохнувшей, хотя спала совсем немного, не больше часа. Разрядка спала, можно было действовать дальше. Запустив девочку, я включила чайник и стала готовиться к чаепитию — и сама перекушу, и девочку накормлю. Инна на работе, да и готовить та не очень любила, обходясь частенько полуфабрикатами. Таня маму понимала и многое уже научилась делать сама, к радости родителей.

Достала палочку колбасы для Тани и последнюю — для себя и сделала заметку: "Надо еще принести", — больно она вкусная, не сравнить с магазинной, может, не такая мягкая, чуть более жесткая, но пахла она мясом и содержала только его, а не всякие добавки и прибавки непонятные. Тоже и сыр — мягкий, немного с кислинкой, больше похожий на брынзу, был очень вкусным.

Таня влетела в комнату, как ураган. Передвигаться спокойно, степенно она не могла по определению. Первый ее вопрос немного меня напряг:

— А где Мурзик? Я что-то его не вижу?

Пришлось ответить опять полуправдой:

— Знакомым в деревню отвезла, мышей половить да молочка деревенского полакать!

— Навсегда?!— ужаснулась девочка, которая любила кота не меньше меня!

— Пока на прокат, а там посмотрим, может, и сам Мурзик захочет остаться!

-Ну ладно, только Вам без него скучно будет!

Тут она обратила внимание на мой стол:

— О, колбаска, сырок, "ням-ням"! А это нам? Классно!

— Иди руки вымой да сядь за стол спокойно, никуда твоя колбаска с сыром не убегут!

Татьяна ушла в ванну, но плескалась недолго и вновь уселась за стол. Её распирало от желания поговорить, но она знала, что я придерживаюсь правила -" пока я ем, я глух и нем", и пока терпела. Утолив первый голод, она отставила чашку и стала тараторить:

— Нет, все-таки наш Иван Васильевич — Царь! Как он сказал:" Встань и иди"! Тут и мертвый бы пошел! Это же Чудо какое-то! Все просто прибалдели! Ой, то есть сильно удивились!

— Дима у какого-то знаменитого профессора лечился в последний раз, вот лечение и подействовало! Никакого чуда особо и не было! Просто сильное волнение и желание сыграли свою роль!

— Ну и это тоже, но тот, кто ждет и просит чуда, к тому оно и приходит!— заявила она безаппеляционно!

А я уставилась на нее в удивлении — а ведь и верно она сказала, я ждала и просила чуда, вот оно со мной и произошло! Вот уж точно сказано: "Устами младенца глаголет истина"!

А Татьяна продолжала, как ни в чем не бывало:

— А этот, холоп боярский, как Вы думаете, что-нибудь понял?

— А что народ думает?

— Все по разному, но в основном он нам не понравился, больно заносчивый! Но, может, и его проняло в конце!

— Посмотрим, посмотрим! Вы уже его пока не трогайте зря, посмотрим, что дальше будет!

— Это понятно, мы же не звери какие!— сказала девочка с улыбкой.

— Ну ладно, мне долго сидеть некогда, дел еще много!— и она, схватив колбасу, стала собираться домой.

Оглянувшись на меня, она добавила уже спокойно и очень веско:

— А я всегда с Димой была и буду! И никакой он и не инвалид! А получше всяких разных в сто раз будет!

— Погоди, егоза, я с тобой выйду, прогуляюсь немного, а то голова болит. Да и в магазин надо зайти!

Татьяна пританцовывала в нетерпении, пока я одевалась, а потом полетела впереди меня. Я не стала ее задерживать, махнула рукой — беги, не задерживаю, — а сама пошла медленно, наслаждаясь морозным воздухом. Вообще зима стояла многоснежная, с метелями, но относительно теплая, сильных морозов не было.

Увидела магазин тканей, решила в него зайти. Набрала там крючков для вязания и одежды, кнопок, спиц, стразов, мелких бусинок, разной другой красоты. Увидела мелкие разноцветные пуговички и, вспомнив, что в то время они были костяными, только темными, я набрала их целую россыпь. Были там и поделочные камни для отделки костюмов, тоже взяла, больно уж они завлекательно блестели. Купила еще и материала на платья для себя и Машеньки — красивого переливающегося атласа бледно-зеленого и темно-зеленого цвета, будем с Машенькой в одном стиле. Целый мешок разных остатков тканей мне отдала Ирина Васильевна — ее снабжали неликвидом с ткацкой фабрики. А мне на мешочки для моих игр как раз все подойдет.

Затарившись как следует, я решила идти домой, но по дороге увидев еще небольшой магазин сувениров, зашла туда, чтобы спросить, принимают ли они разные вещи. Мне ведь надо было куда-то сдавать свои полотенца, варежки, лапоточки, а у Марго уже было этого достаточно. Оказалось, принимают, но выборочно. Я решила ковать железо, пока оно горячо, быстро вернулась домой, бросив пакет с тканями и прихватив пакет со своими вещами, опять побежала в магазин. Мои поделки получили высочайшее одобрение, их забрали все, особенно восторгались лапоточками, и выдав мне часть аванса, сказали придти за остальными деньгами через недельку, или они сами позвонят. Когда я спросила, а можно ли еще принести, мне в голос ответили: " Можно и нужно, сейчас это в ходу, многие и на подарки, и просто так берут", что меня очень обрадовало.

Сняв деньги со своей "попаданческой" карточки, как я называла средства, полученные от продажи вещей из прошлого, я вернулась домой. Тут я стала подбивать свои финансы и запасы. Денег было достаточно, можно будет еще подкупить камни и жемчуг, раз он так хорошо пошел. Надо набрать еще хорошего инструмента для крестьян — пил, кос, топоров, разных приспособлений для работы с деревом, да еще и к Сан Санычу не забыть подойти насчет деревообрабатывающих станков. Возможно, и здесь придется заплатить. Лекарств пока достаточно, надо только разобраться с ними, а то я складывала пока все в кучу.

Да и Анфисе Петровне надо деньги за семена перевести, а то забуду. Решив еще раз выйти из дома, я решила заодно подъехать в гости и к Варваре Петровне. Опять зайдя в магазин, я перевела деньги Анфисе и затарилась покупками для "Цветочницы Варвары", как я про себя называла эту славную женщину. Думаю, от хорошего сыра, колбаски, чая, конфет, печенья она не откажется. Тут же позвонила ей и спросила позволения приехать в гости. Варвара Петровна с радостным удивлением ответила:" Не забыли меня, старуху! Конечно, приезжайте, могу еще цветов дать!" и я отправилась к ней в гости. Варвара Петровна только всплеснула руками на мое угощение: " Ну зачем так много! Это же все дорого! Зачем было так тратиться!"— но было видно, что она довольна не столько покупками, сколько вниманием, какое ей оказали.

Она усадила меня за стол, а сама стала хлопотать с чаем. На мою отговорку, что я уже пила чай, она ответила. что такого я точно не пила, она сама смешивает травы и разные виды чаев и получает свою заварку. Чай, действительно, был очень вкусным, с запахом лета и разных цветов и ягод. А каким вареньем необычным она меня угощала — и лесной клубники, и терновника, и ежевики. Все было очень вкусно. Я рассказала ей, что использовала ее книги и знания при знакомстве детей с комнатными растениями. Женщина была очень довольна и сияла от удовольствия: " Вот и я пригодилась! Вы там мой телефон Аниной бабушке дайте, может, поболтаем когда по-старушечьи про цветочки наши". Расстались мы с ней обюдно довольные — я еще с горшками с цветами в пакете, а она с монетками и купюрой, которую я положила в продукты.

Вечером я стала собирать в кучу свои запасы. Их оказалась "прицеп и маленькая тележка"! Тут был мешок картошки и мешок семян от Анфисы, ткани из магазина, цветы от Варвары Петровны, остатки лекарств и всякая всячина, взятая на запас. Поняв, что моя "грузоподъемность" все же ограничена силой в одну Барыню, я решила, что мне придется сделать несколько переносов. Оставалось дождаться вечера или ночи, чтобы не появиться в доме с мешками картошки в руках. Как только стемнело, я так и сделала, перенеслась мгновенно с лекарствами и тканями, остальное пока решила оставить на "потом".

Барыня, то есть я в роли барыни, короче, мы обе спали. Я быстро поднялась и спрятала свои запасы в сундуки и тут же ушла. Как ни хотелось мне остаться, я понимала, что мои заботы — только мои и проблемы с детьми надо решать мне. Брыня только растеряется, и сама не справится, и меня подведет.

А теперь и мне пора спать! Этот длинный, безумный, сложный день подошел к концу! Уф!

Глава 26. Все закончилось благополучно!?...

Утро следующего дня было для меня немного напряженным. Я ждала разговора с родителями Георгия. Не то что я его боялась — Дима поступил правильно, но просто я не любила разборок. Тем более я не знала, как новая администрация воспримет этот конфликт. Старая директор всегда была на стороне детей и учителей, если они были правы, а новая — не знаю, могут и на сторону родителей встать — лишь бы выглядеть красивыми в их глазах. Но утром Гера вошел в класс как ни в чем не бывало. Нос его был чуть припухшим, но если не приглядываться, это в глаза не бросалось. Он был уже в костюме — еще не в нашем фирменном, но уже похожем на форму. На мой немой взгляд он ответил, подойдя ко мне: "Мама вчера поздно пришла, она куда-то на тусню очередную с подругой ездила. А папа на работе ночевал, у них завал, кризис разгребают. Баба Катя приедет, я ей передам насчет формы. Баба Катя — моя няня, она меня еще маленького воспитывала. Она сейчас у своей дочери в гостях."

И мне так жалко стала этого Жору — Геру, сироту при живых родителях, от которого просто откупаются вещами и деньгами, для которого чужая женщина ближе родных людей! Я только написала ему свой телефон и просила связать меня потом с этой бабой Катей. Еще я сказала потихоньку, чтобы дети не слышали: " Ты уже понял, у нас дети многое знают помимо программы. Если помощь какая нужна или тему не понял — не стесняйся, я после уроков могу объяснить дополнительно, без денег. Да и к нашим можешь к любому подойти — не откажут". Дети вели себя естественно, общались с ним нормально, и мальчишка успокоился. Возможно, он еще покажет себя, но пока конфликт исчерпался, и все вздохнули спокойно

День прошел по накатанной дороге, и после уроков я пошла к Сан Санычу в кабинет. Мы с ним давно были "на дружеской ноге", я к нему обращалась на "Вы", он ко мне — на "Ты", что было очень большой честью. Уроки у него уже тоже кончились и он что-то делал, посвистывая потихоньку — любил он это дело, хотя мы много раз ему пеняли: "Денег не будет!" Но он только посмеивался: "Это у кого рук нет, у того и денег нет! А у меня руки на месте и остальное тоже!" И это было правдой — без денег он не сидел, к нему шли все. С коллег он не брал, но помимо от подработок не отказывался.

Меня он поприветствовал радостно:" Ну, снабженка-колбасница, как там твои! Слушай, я вчера прибалдел на нашего Царя! После его слов и мертвый встанет! Силен мужик!"

Мне опять пришлось рассказывать про чудо-профессора, на что Сан Саныч только похмыкал: "Ну, ну! Рассказывай! Ладно, чего хотела?" Я стала говорить, что в деревне, откуда я привозила колбасу, живет молодой мастер. Руки есть, желание работать тоже, нет нормального инструмента. Надо подсказать станок хороший деревообрабатывающий. Но поскольку в деревне перебои с электричеством, лучше всего ручной или с простейшим приводом. Хочет делать матрешки, яйца деревянные, разные плашечки для поделок. И опять я не врала — все так и было! Другое дело — мастер — "не нашего времени"! Может, от того, что я не обманывала, а просто не договаривала, мне так и помогали? Вполне такое возможно!

Я показала Сан Санычу материалы, которые нашла в Интернете, на что он ответил, почти как Чапаев: "Наплевать и забыть! Я тебя услышал, есть у меня один человек хороший, раньше как раз такими поделками баловался. Он от дел отошел, стар стал, а инструмент остался. Выкинуть рука не поднимается, а продаст с удовольствием, тем более новичку. И еще книжек хороших может дать из серии: " Испорти материал сам!" Не бойся, дорого не попросит! Я у него тоже очень многим разжился! Как тебе такой вариант?"

Я не могла сдержать удовлетворенного возгласа: " Ура! Самый лучший! Беру все! И сама заплачу! Потом с мастером разберусь ! А Вам за посредничество еще могу сала и колбаски потом дать! Как раз его родные готовят, не поскупятся! И мастеру Вашему тоже!" На этом и договорились. Сан Саныч сказал, что сам ко мне подойдет или детей отправит, когда все решится.

Нет, правда, кто и что мне помогает? Но пока все идет, как по заказу! Надо в церковь сходить — свечку поставить! Это уже от барыни пошло, но и я не противилась — если от души благодарность идет — почему бы и нет!

Успокоенная, я решила не надолго "сбегать" в прошлое, тем более, что сегодня была пятница — завтра и послезавтра выходные, никто меня не должен схватиться. А барыня пускай еще в будущем побудет, пообтирается сама, уже без помощи Миши, но с моим контролем.

Перенесясь в прошлое, я решила немного развеяться и поехала в Дорогобуж с целью узнать новости, прикупить новые книги и разные вкусности. Степан заложил возок, и мы отправились в путь. Я, как и в прошлый раз, остановилась в гостеприимном доме своих знакомых, и застала всегда бойкую Верочку грустной, бледной, лежащей на диванчике. На мой взволнованный участливый вопрос:

— Что случилось? Не заболела ли ты, голубушка, часом? — Верочка только рукой махнула:

— Ах, сама знаешь, такая болезнь у нас каждый месяц, вот и приходится лежать!

Ага, вот мой шанс прорекламировать мои пояса с прокладками, испытать их, как говорится, в "боевых условиях"! Как хорошо, что я как раз прихватила все с собой — хотела показать мадам Зизи!

И тут мне очень пригодилось общение с Полетт — я впервые свободно вставляла в разговор французские выражения!

Я достала из сумочки свои вещи, протянула их удивленной и заинтересованной Верочке, и начала разговор, понизив голос, как говорят, рассказывая о чем-то секретном:

— Entre vous et moi ( между нами говоря). Раз зашел у нас с тобой такой conversation intime (интимный разговор), посмотри, что у меня есть! Вот какую интересную штучку мне моя француженка — модистка Полетт сделала! Говорит, видела подобные у себя во Франции, только аристократки их носили! Ах, как же она называется! Ах, вспомнила, 'с'est une chose exclusive'" (эксклюзивная вещь), то есть не для всех, а для избранных!

На этих словах глаза Верочки загорелись, и она прореагировала, как и каждая истинная женщина — "не для всех, а только для избранных"— это же такая замануха!

А я продолжала свою рекламную компанию не хуже опытного менеджера по продажам:

— Вот посмотри, этот пояс одевается на тело, под все юбки, застегивается на талии, а эти тряпочки должны быть между ног, крепятся с помощью этих петелек к пуговицам! Я, кстати, уже опробовала, гораздо удобнее, чем юбки пачкать, да и выкинуть тряпочку намного проще, надо только менять их почаще, все-таки они небольшие, а то mauvaise odeur (дурной запах)!

Верочка заинтересовано вертела мое изобретение и вдруг неожиданно выдала:

— На вериги чем-то похоже!

Я чуть не поперхнулась — где вериги, а где пояс, но поддакнула:

— Святые вериги носят, а нам тем более не стыдно такое носить!

И тут же добавила:

— Не хочешь попробовать? Вот, возьми, дарю!

Заинтригованная Верочка тут же выхватила пояс с прокладкам у меня из рук и исчезла в дамской комнате. Появилась она не сразу, скорее всего, разбиралась, что и как, и вышла из комнаты немного нараскаряку, неуклюже, видно было, что ей немного непривычно так ходить — дамы же трусов не носили, обходились нижними юбками, поэтому, конечно, было на первый раз не очень удобно! Но интересно!

Я тут же ее поддержала:

— На первых порах и мне было неудобно ходить, а как обвыклась, так и замечать их перестала! И ты привыкнешь! Только это между нами, никому, пусть будет нашим petit secret de dame (маленьким дамским секретом)!

Глаза Верочки разгорелись еще больше, и я поняла, что скоро этот "секрет" пойдет гулять по всему свету, то есть, пока уезду. А я продолжала:

— А то и остальные дамы захотят иметь у себя такую удобную вещь, а у моей Полетт и так работы полно! Правда, от пары — тройки заказов она не откажется, но только это должны быть dames particulièrement confiantes (особо доверенные дамы), а не просто кто захочет!

Верочка еще больше засияла — выбирать, кто доверенная дама, а кто просто так — это же так заманчиво! Ты чувствуешь себя вершителем судеб, человеком, стоящим у истоков истории! Я, конечно, понимала, что рано или поздно моя идея войдет в жизнь и помимо меня — повторить все это в силах любой портнихе, но я не гналась в данном случае за славой и деньгами — мне было как раз нужно, чтобы моя идея овладела "прогрессивными массами трудящихся", пардон, наших уездных дам и далее, в губернии или еще шире! Дамы-то всюду одинаковы, проблемы интимные имеются у всех, а к хорошему привыкаешь очень быстро! А зная общительный характер Верочки и ее связи в городе и уезде, я была почти стопроцентно уверена, что моя идея быстро разойдется!

Кто молодец? — Барыня молодец, да и я немного — опять чужими руками жар загребла, такую большую проблему решила!

Очень довольная собою, прикупила новых книг и журналов у Петра Степановича — на этот раз это были "Атала, или Любовь двух дикарей в пустыне" Франсуа Рене де Шатобриана и пьеса 'Орлеанская де́ва' Фридриха Шиллера. Первая книга привлекла меня интересным названием, а про вторую я слышала, но не читала.

Петр Степанович не знал, как мне угодить — и рецепты, и песни пользовались огромным спросом. Я сказала, чтобы он передал деньги за них моему новому управляющему— Михаилу Ивановичу, который и привозил ему эти издания. Петр Степанович с надеждой в глазах полюбопытствовал — будут ли новые, на что я ответила — непременно, но не сейчас, чуть позже — я занята, надо и себе немного цену набить.

А сама подумала, что надо посадить Машу и попросить записать тексты песен и ноты — она их уже выучила, да и рецепты мне легче продиктовать, чем писать самой — все-таки в этом у меня были проблемы. Я поступила, как истинный учитель — свои дела решила за счет других — но так и Маше будет заделье, и мне легче. Вообще надо почаще привлекать Машеньку к своим проблемам — чувствовала она сейчас уже хорошо, времени свободного имела много — пусть помогает по мере сил.

Заехала я и в бакалейную лавку, где заплатила часть кредита и приобрела приправы, соль, еще кофе — больно уж он мне понравился, хотя был необыкновенно крепким. Хозяин лавки похвастался выложенными на прилавок моими книжечками с рецептами и тоже спросил, будут ли новые? Я ответила, что как только, так сразу, и решила заняться рецептами прямо сегодня. Заехала я и к Мише на квартиру, но не застала — кухарка ответила, что молодой барин с Никитой куда-то уехали. Я оставила ему записку, написанную обычным нашим современным письмом — вряд ли кто её сможет так легко прочитать.

Сделав все покупки, мы вернулись домой, в Васино. Тут я, не откладывая в долгий ящик, посадила Машу записывать рецепты и тексты песен. Но наш спокойный урок письма был прерван появлением Миши, который ворвался в комнату, как вихрь. Он почти прокричал: "Деревенщики продают! И недорого! Надо ехать торговаться!"

Я тоже ахнула — Деревенщики были как раз моим приданным, которое пришлось продать из-за долгов мужа! И выкупить их надо было обязательно! Это и моя семейная память, дом родителей и деда, и восстановление моего престижа и репутации!

Я только спросила: " Когда ехать?"

— Сегодня уже поздно! Завтра с утра, об этом еще не объявлено, я случайно узнал, надо быть первыми! Даже с нотариусом знакомым из Дорогобужа договорился, он утром приедет, чтобы подтвердить официальность сделки.

Ну что же, придется барыне еще побыть в будущем! Пусть привыкает к самостоятельности! Я ее, конечно, поддержу, но и ей надо изживать понемногу свои страхи. На этом мы улеглись спать, чтобы с утра поехать в мой родной дом.

Глава 27. Деревенщики — наши!

В эту ночь я почти не спала — сначала собирала все средства, которые у меня были. Было их не так уж и мало — небольшие деньги, которые были в запасе до попадания, это и деньги за валенки, лото и домино — пусть еще не такие большие, но они были, и расчет за рецепты, сказки и песни от Петра Степановича, и даже деньги за мой святочный рассказ — вернее, заемное письмо на сумму в сто рублей, которое пришло мне на почту совсем недавно с припиской редактора -"пиши исчо!"— говоря современным языком.

А самое главное — деньги за серебро, камни и жемчуг из будущего, которые я как раз прихватила с собой. Я так была рада, что успела в Дорогобуже сдать их ювелиру! В этот раз он уже ничего не спросил и только молча выложил мне три тысячи пятьсот серебряных монет! Это была достойная плата! Конечно, и ювелир в накладе не останется, но и я получила примерно ожидаемую сумму. На них я надеялась в первую очередь — да и выглядело это убедительно — мол, последние свои драгоценности отдала, чтобы выкупить родовое гнездо — и слезы из глаз.

Вечером подошел Миша и молча протянул камни и золото своей мамы. Горло мое перехватило от благодарности, и я только смогла сказать, что воспользуюсь ими в самом крайнем случае.

Вспоминала я и все, что связано с Деревенщиками — вернее, вспоминала барыня, а я только следовала ее мыслям. Но я буду рассказывать все от своего лица, чтобы не запутаться. Как я говорила — эта деревня была моей родиной, там было имение, принадлежащее еще моему деду и отцу. Отец — Алексей Георгиевич, умер рано, еще молодым, мать отправилась следом за ним, когда мне было еще 8 лет, и моим воспитанием занялся дед — Георгий Иванович. Когда я вспоминаю его, на ум сразу приходит старик Болконский в исполнении великого актера Анатолия Кторова — такой же высокий, сухопарый, сдержанный, требовательный, но безумно меня любивший. Умер он спустя погода после моего замужества, свято уверенный в моем счастье. Он служил еще при Елизавете Петровне, дочери Петра I, о которых много рассказывал. Дед участвовал в Семилетней войне, был ранен, отошел от дел и поселился в своем имении в Деревенщиках.

Усадьба, насколько я помнила, была гораздо больше Васино, с многочисленными хозяйственными постройками и флигелями. Все дворовые служили там давно, еще со времен деда. Будет интересно посмотреть, кто из них еще жив.

На территории Деревенщиков был ректификационный (спиртовый) заводик и горшечное производство. Со спиртного дед и получал самый большой свой доход — производство вина всегда приносило неплохие средства. Сама деревня Деревенщики была небольшой, имела 8 дворов, в которых проживали 21 мужчина и 25 женщин.

Но постепенно дед старел, сил следить за хозяйством уже было недостаточно, и доход стал потихоньку уменьшаться. Когда муж проигрался и надо было срочно выручать деньги, усадьба была проданы гораздо ниже своей цены. Я в этом ничего не понимала тогда и в дела не вникала. Теперь мне предстояло во всем разбираться очень плотно.

Деревенщики находились в стороне от Старой Смоленской дороги, в пролеске. Никакой речки рядом с деревней не было, жители пользовались колодезной водой. Крестьянское население там было белорусским, и они называли свою деревню на белорусский манер — Деревеньчики. Я так любила в детстве слушать их мягкий говор, отличающийся от великорусского. Перед каждым словом они произносят 'ти', а букву 'л' в конце слова заменяют на 'в', отчего вместо 'видел' или 'ходил' у них получается 'ти видив' или 'ти ходив'. Такой же говор имела и моя старая няня Настасья, которая когда-то жила здесь. А вот Дашутка и Катюша, воспитанные уже в Васино, в большей мере имели великорусский говор, и только иногда в их речи проскальзывали мягкие согласные "женьчины", "мучины" вместо твердых "женщины" и " мужчины".

Насколько я помнила, крестьяне этих деревень отличались от великорусских. Первое, что сразу бросалось в глаза — это одежда. Великорусские васинские мужики носили кафтаны из цветного сукна, крашенные рубашки, чёрные шляпы, женщины носили синие сарафаны, пёстрые передники, на головах кокошники, девушки же повязывали на голову цветные повязки.

Одежда белорусских крестьян была почти вся белого цвета! Недаром их иногда называли "белыми людьми"! Мужчины носили кафтаны из белого некрашеного сукна, белые рубашки, белые валяные колпаки в виде усечённого конуса вместо шляпы. Женщины одевали белые зипуны, белые рубашки подпоясывали белыми суконными юбками 'андараками', на головы надевали белые полотенчатые головные уборы — намётки, или как их называли белорусские крестьянки — намитки. Девушки носили белые повязки, а в праздничные дни надевали длинные, доходящие сзади до половины спины белые повязки с красными узорчатыми концами, а голову украшали цветами или перьями.

Избы у белорусских крестьян были тоже курными, без труб, но домашняя утварь отличалась. Позже выяснилось, что белорусские крестьяне пользуются сохой с узким лемехом, и у них вовсе отсутствует борона с железными зубьями, её заменяет простая борона из срубленных деревьев, с сучьями вместо зубьев.

Что касается внешнего вида, то мужчины из Деревенщиков были ниже ростом васинцев, были они менее плотными, тонкокостными, чем наши крестьяне. Белорусские крестьянки тоже были невысокими и миниатюрными, лица их имели тонкие и красивые черты. Почти все белорусские крестьяне были светло-русыми, с голубыми или серыми глазами. Взгляд их был кротким и добрым. Были они хозяйственными, спокойными, девушки и парни ценились как хорошие варианты для женитьбы и замужества. Надеюсь, они с радостью примут меня как новую — старую хозяйку.

Вечером Миша рассказал, что после меня Деревенщики перешли в руки какого-то отставного гусара, который хозяйством не занимался, а поручил все дела своему управляющему, а сам основное время проводил в столице. Управляющий так хорошо "науправлял", что доход стал еще меньше. Еле теплился только винокуренный завод, да и то он значительно захирел. И вдруг Миша случайно из общения с управляющим, который пристрастился к дегустации производства своего завода и узнал, когда тот обмолвился под "шофе", что хозяин собирается продавать имение, так как ему срочно нужны деньги — видимо, и тот проигрался в карты. Настоящую цену управляющий почти не знал, помнил только ту цену, за которую его купили, управлял им спустя рукава. Так что мы могли купить имение и не так дорого.

Утром на том же возке с тем же Степаном мы отправились в путь вместе с Мишей. Нотариус, или как их тогда называли — подьячий крепостных дел, скромный молодой человек, смирно сидел в возке и вопросов пока не задавал. Я только сжимала руки и просила Бога, чтобы нам повезло. И нам повезло!

Настоящего хозяина не было, он только написал доверенность на своего управляющего с правом продажи имения. Это нам было только на руку!

Управляющий, мужчина средних лет и очень потертого вида, был явно с похмелья. Он старался держаться строго официально, но это ему не очень удавалось. Миша представил меня ему, но тот не знал, что я была когда-то владелицей этих земель. Пригласив нас в дом, он прежде всего усадил за стол и предложил закусить и выпить. Я, конечно, отказалась, но подмигнула Мише, чтобы он составил компанию. Тот только делал вид, что пьет то, что наливал ему управляющий, а он хмелел все больше. Когда он дошел до кондиции, я начала разговор:

— Уважаемый Порфирий Петрович (да, как у Достоевского!) Я случайно узнала, что Илья Владимирович (тот самый гусар, нынешний владелец усадьбы), нуждаясь в средствах, продает Деревенщики. По-дружески и по-соседски я готова выручить его и приобрести усадьбу и деревню. Я даже пожертвовала своими драгоценностями, чтобы сделать это! Так я уважаю Вашего хозяина, про которого слышала много хорошего!— и я сделала вид, что вытираю слезы.

Порфирий Петрович уже не очень соображал, о чем мы говорим, но вид делал важный:

— Да, Илья Владимирович сейчас немного нуждается в средствах, но и продавать просто так мы не можем! Вы прекрасно знаете, что имение приносит хороший доход!

— Приносило когда-то,— мягко поправила я. — Теперь, насколько мне известно, имение уже мало ценно.

— Но заводик! Только с него мы имеем триста рублей годового дохода! Да и Илье Владимировичу надо еще три тысячи!

Сумма, запрошенная управляющим, у меня имелась, но я стала усиленно торговаться:

— Побойтесь Бога, Порфирий Петрович! Мне известно, что больше ста рублей в год заводик и не дает! Да и откупщики стали прижимистыми, так просто не уступают! Давайте я Вам отдам три тысячи и заемное письмо на сто рублей, вы поедете в Дорогобуж и под это все напишите купчую на три тысячи рублей. Я думаю, это всех устроит!— Я была рада, что все так хорошо устроилось! Да и камней с жемчугом мне не было жалко — еще принесу!

Порфирий Петрович икнул, извинился и согласился! Он прикинул, наверное, что сможет отослать необходимые три тысячи, а остальные сто рублей оставит себе. Мы, не долго думая, написали намерение о продаже имения и деревни, и нотариус заверил его своими официальными печатями и подписями. Тут же я отправила Мишу, нотариуса и Порфирия Петровича в Дорогобуж, чтобы все оформить официально. Миша мог это сделать как мой представитель, я была там не особо нужна. А мне предстояло еще вновь познакомиться со своим старым — новым поместьем и его жителями.

А барыня тоже время зря не теряла — она осваивалась в будущем. Страх постепенно уменьшался и выступало извечное женское любопытство. Она впервые, пожалуй, оценила ту заботу, которую оказывали ей дворовые люди. Не было рядом Степаниды, готовившую такие вкусные блюда, не было и Лукерьи, которую можно было в любой момент послать в погреб за припасами. Она не осмелилась сама зажигать газ и поэтому попила только остывший чай с сыром и колбасой. Они ей понравились своей мягкостью, но несколько смутили вкусом — было в них что-то ненатуральное, не такое, как она привыкла.

Поэтому когда по телефону позвонил Сергей Михайлович и пригласил ее в кафе, она с радостью согласилась. Барыня даже воспользовалась телефоном, чтобы вызвать такси. Хотя она и очень боялась этого рычащего чудовища, она просто не знала, как добраться до кафе самой, но адрес она запомнила.

В машине она забилась в уголок и сидела, сжавшись от страха. Водитель только усмехнулся:

— Из деревни что-ли?

— Да, — коротко ответила барыня, не желавшая опускаться до разговора с каким-то извозчиком.

— Надолго в Москву приехала?

Барыню шокировало обращение на "ты" к незнакомой женщине, и поэтому она ответила кратко:

— Еще не знаю!

— Понятно, из "понаехавших"! И что вас так в столицу тянет?— водитель и сам совсем недавно приехал в Москву из небольшого городка Курской области, но уже считал себя настоящим москвичом и с презрением относился к остальным приезжим.

Барыня промолчала, но ее удивило, что извозчик назвал Москву столицей — ведь в ее время им был Санкт-Петербург. Когда водитель остановился около кафе, ее уже поджидал Сергей Михайлович. Она, чтобы расплатиться за такси, протянула сто рублей и была очень удивлена, когда шофер, фыркнув, сказал, что этого не достаточно. Во времена барыни это были огромные деньги, а тут они явно ничего не стоили. Пришлось добавлять еще две банкноты.

Поздоровавшись с кавалером, барыня протянула руку для поцелуя таким привычным жестом, что Сергею Михайловичу не оставалось ничего другого, как поцеловать ее, что он и сделал, усмехнувшись про себя: "Экая дама! Поистине барыня!" Они прошли в кафе, и он предложил пообедать, передав барыни меню. Та несколько растерялась в картинках и названиях и поэтому поступила просто — предложила ему выбрать блюда на свой вкус.

Сделав заказ, они стали разговаривать. Первым делом барыня хотела спросить про Москву, но что-то ее остановило — это проявилась я — из будущего и объяснила, что произошло. Сергей Михайлович, видя растерянность дамы, стал рассказывать, что в ближайшее время реконструкторы хотят провести бал, и им требуется ее консультация.

Почувствовав себя в своей тарелке, барыня тут же забросала его вопросами — кто проводит, в каком помещении, каков статус приглашенных, какое угощение они планируют и так далее, и так далее. Сергей Михайлович даже растерялся от ее напора и сказал, что все тонкости он уточнит и потом все ей передаст. Он даже предложил ей создать свой сайт, а когда уже я — будущая сказала, что он уже у меня есть и часть материалов уже выставлена, то очень обрадовался и попросил у меня ссылку на нее.

Принесли заказ и мужчину поразила красота обращения с приборами и поведение за столом барыни. Он, по военной привычке, ел быстро, а дама ела медленно, отрезала маленькие кусочки от куска мяса, который они заказали, держалась прямо и делала все очень аккуратно.

— Как настоящая аристократка, видно, был кто-то непростой в родове,— подумал Сергей Михайлович, выходец из семьи простых рабочих.

Закончив с едой, они выпили по чашке кофе, который был не столь крепким, как привыкла барыня, но который ей неожиданно понравился своим мягким сливочным вкусом. Тут она сообразила и передала тысячу рублей — огромные деньги в ее время, но она уже знала, что здесь они были не такой значительной суммой. Сергей Михайлович отказался, что очень понравилось барыне. Они решили немного прогуляться и барыня согласилась. Ей уже было не так страшно, но она с удовольствием приняла предложение пройтись под ручку и только прижималась к кавалеру крепче, когда переходили дорогу или видели летящий на них транспорт.

— Совсем из глубинки приехала, трудно ей будет в городе,— подумал Сергей Михайлович, который уже знал, что дама приехала из небольшой деревни в Смоленской области.

Он прошлись до машины Сергея, и он довез барыню до дома. Расставались они обоюдно довольные и договорились о новой встрече.

Глава 28. Новые и старые знакомые.

Проводив Мишу с управляющим и нотариусом в Дорогобуж, я осталась стоять во дворе и задумалась настолько, что не заметила, как меня окружили крестьяне деревни и дворня усадьбы. Перед их отъездом я только сказала Мише, чтобы он сказал управляющему — распорядиться, чтобы меня потом отвезли домой. Управляющий после разговора с Мишей громко и грубо крикнул кому-то: "Слыхали, холопы, чтобы барыню домой доставили как следует!" и с этим залез в возок.

А люди так же стояли молча, готовые принять любое известие. Наконец, я пришла в себя и увидела их всех. Ожидание явно читалось на их лицах, и я не смогла их не оповестить на их родном языке, который вдруг всплыл у меня сам собою:

— Даведаецеся ці Вы мяне? Я была калісьці тут гаспадыняй. Калі ўсё складзецца ўдала, я зноў стану вашай барыняй. Прымеце таму, людзі добрыя? ( Узнаете ли Вы меня? Я была когда-то здесь хозяйкой. Если все сложится удачно, я вновь стану Вашей барыней. Примете назад, люди добрые?)

На это мне отозвался такой гул голосов, плача, радостных воскликов, что я не выдержала и сама чуть не заплакала — напряжение от оформления сделки покинуло меня и я смогла немного расслабится.

Вдруг вперед всех из толпы вышел старик, который опирался на руку молодого парня, очень на него похожего. Старик поклонился мне в пояс, с трудом разогнулся и одышливо произнес:

— З вяртаннем, Ваша благароддзе, матухна Наталля Аляксееўна, вядома, многія з Вас даведаліся. А вось Вы пазнаеце мяне? (С возвращением, Ваше благородие, матушка Наталья Алексеевна, конечно, многие Вас узнали. А вот Вы узнаете меня?)

Я с удивлением вгляделась в старика и узнала в нем дедового старого доверенного слугу, Луку, бывшего его денщика, который и спас его после ранения — перевязал, отвез к лекарю, ухаживал за ним, как за малым ребенком. Дед хотел дать ему вольную, но тот отказался со словами: "Куда же я от вас, Ваше благородие?" Так он и остался в доме, помогая деду меня воспитывать.

Тут от удивления я вновь перешла на русский язык, который старик хорошо понимал:

— Дядюшка Лукаш? — а я звала его именно так. — Ты ли это?

— Я, я барыня, рад, что дожил до Вашего возвращения! Вижу, что все у Вас хорошо, раз смогли вернуть себе свое имение. А это внук мой, Лукашик, помощник мой. Но что же мы во дворе стоим, вот Ваш дом, теперь Вы в нем хозяйка!— старик также перешел на русский язык, который перенял от моего деда.

И мы все вместе зашли вновь в мой старый новый дом. Стол еще стоял накрытый, и я пригласила старика присесть к нему, видя, что тому тяжело стоять. Дядюшка Лукаш поклонился и сел с достоинством. Его внук остался стоять. Я стала расспрашивать его:

-Ты же знаешь, дядюшка Лукаш, что не по своей воли я рассталась со своим родным домом и продала имение и деревню.

— Знаем, все знаем, матушка барыня, и про мужа Вашего покойного, Царство ему небесного и прощения за все грехи, и про всю жизнь Вашу тоже до нас слухи доходили.

— Ну, расскажите, а как Вы тут жили? До меня тоже только отдельные вести доходили, все-таки больше десяти лет прошло, как я от сюда уехала.

— Ну что ж, сказать, барыня-матушка, плохо мы тут жили. Хозяина своего и не видели почти, а всеми делами управляющий занимался. Только он больше внимания заводику уделял да вино пил, а остальное его и не волновало — только денег требовал все больше да лютовал знатно, когда что не по нему было. Дед Ваш, Георгий Иванович, Царство ему небесное, за все годы и не наказывал никого, а этот аспид и руки мог распустить, и на конюшню драть отправить!

— Ничего, дядюшка Лукаш, кончилось его время. Тебя я хотела управляющим сделать.

— Нет, матушка-барыня, стар я стал для управляющего, есть кто и помоложе. Вот внучок мой — Лукашик— его возьмите, толковый будет помощник, а я уж за ним пригляжу.

Парень с достоинством мне поклонился. Я посмотрела на него — он держался спокойно, выглядел опрятно, лицо его было умным и располагало к себе.

— Ну что же, посмотрим, как себя покажет. А старостой кто сейчас в деревне?

— Староста тоже управляющего друг, Иванка, помните ли такого?

— Иванка? Так он самый драчливый да скандальный парень был по деревне! И за девушками первый бегал, хоть и не любили его! Неужели поумнел да за дело взялся?

— Как бы ни так, барыня, таким и остался, еще и хуже, он и был у управляющего в главных слугах, он и людей наказывал! Сколько из-за него слез наши бабы да девки пролили, скольким он жизнь испортил! И не рассказать!

— А где же он сейчас?

— Да как узнал, что деревню продают, так и исчез, даже следов не оставил! Все хозяйство свое бросил, а сам пропал — как в воду канул! Видно, чуял, что отольются ему наши слезы.

— Так надо в розыск на него подать! А то беглым будет числиться!

— Бог его рассудит — сильно далеко ему зимой и не убежать!

— Ну ладно, о старосте еще поговорим. Ты лучше вот скажи — что с имением, вижу, что и тут мало порядку.

— Ну про дом Вам лучше Явдоха расскажет, ключница наша.

Тут вперед вышла старушка, в которой я с трудом узнала мою любимицу — хозяйку нашей усадьбы. Именно она нередко прятала меня маленькую в своих широких юбках, когда дед сердился на меня, именно она ласкала меня и вместе с Настасьей нянчила и баловала, именно она отказалась уехать вместе со мной, объяснив, что не может бросить родную усадьбу. Она тоже бросилась ко мне со слезами радости на глазах:

— Матухна-заступніца Маці Божая, сподобила мяне зноў убачыць Вас, ваша благароддзе Наталля Аляксееўна! (Матушка-заступница Матерь Божья, сподобила меня вновь увидеть Вас, ваше благородие Наталья Алексеевна!)

— Аўдоцця, Авдотьюшка, якая я табе высакароднасць, памятаю, як ты мяне яшчэ паненкай Натальюшка называла! А я цябе зусім маленькая цётачкай Дотей клікала! Памятаеш? (Авдотья, Авдотьюшка, какая я тебе благородие, помню, как ты меня еще барышней Натальюшкой называла! А я тебя совсем маленькая тетушкой Дотей звала! Помнишь?)

-Як забыцца, матухна Наталля Аляксееўна! Ужо і не спадзяваліся мы з Вамі зноў пабачыцца! І ніхто і не ведаў, хто наша маёмасьць ды вёсачку купіць! Ужо да самага дрэннага падрыхтаваліся, хоць і так худа жылі! ( Как забыть, матушка Наталья Алексеевна! Уж и не чаяли мы с Вами вновь свидеться! И никто и не знал, кто наше имение да деревушку купит! Уже к самому плохому приготовились, хотя и так худо жили!)

Я вновь перешла на привычный мне язык, зная, что и Авдотья его понимает. Все дворовые хорошо владели и своим, и великорусским языком.

— Ладно, Авдотьюшка, теперь все позади! Я вот что вам скажу. Я пока не знаю, здесь я буду жить, или в Васино останусь — там моя крестница живет, родная моя душа, да и переболела она серьезно недавно — не могу пока я её без пригляда оставить. Да и оформить все надо окончательно, все бумаги как следует в порядок привести. Поэтому пока я Вас оставлю, но дня через два вновь приеду. Надо за это время усадьбу отмыть да в порядок привести. Ты уж тут сама распорядись, если что надо будет, пока Лукашику говори, мы потом все обсудим. Старосту сами деревенские пусть выберут, хозяйство Иванкино пока не трогайте, да приглядывайте — вдруг и он сам объявится.

С этими словами я вновь вышла на улицу и тоже самое повторила крестьянам. Они одобрительно загудели:

— Не хвалюйцеся, матухна — барыня. Цяпер мы ў надзейных руках. Дзядулю вашага, яго высакароднасць, Георгія Іванавіча толькі добрым словам і ўспаміналі, цяпер на Вас уся наша надзея засталася! (Не переживайте, матушка — барыня. Теперь -то мы в надежных руках. Дедушку Вашего, его благородие, Георгия Ивановича только добрым словом и вспоминали, теперь на Вас вся наша надежда осталась!)

На этих словах я вновь подошла к Лукашику, чтобы ехать домой. Но тому и приказывать ничего не пришлось — он и сам все сообразил. Через несколько минут к крыльцу дома подъехал старый наш возок, который служил еще моему деду. Но выглядел он чистым, ухоженным, чувствовалось, что за ним хорошо следили. Управлял им ладный молодой парень, который поклонился мне в пояс и произнес по— русски:

— Демидом меня зовут, Ваше благородие — барыня! За лошадками я тут приглядывал, конюхом служил. Надеюсь, не прогоните с места!

— Посмотрим, посмотрим, как себя покажешь. дорогу-то до Васино знаешь, довести сможешь?

— Знаю, отвезу, Вы не сумлевайтесь, барыня.

На этом мы и тронулись в путь. Но я еще долго видела, что люди не расходились и махали вслед нашему возку. Надеюсь, все у нас сложится нормально.

Доехали мы быстро, дорогу Демид действительно знал и лошадьми управлял не хуже Степана. Можно будет действительно оставить его на месте — от добра добра не ищут, и других дел полно.

На крылечке меня уже поджидали— видно, услышали звук возка. Маша с нетерпением проговорила:

— Михаил Иванович еще в Дорогобуже, ждем в скорости. А у Вас как все прошло?

— Да вроде нормально все, работы много только предстоит! Но что же ты здесь мерзнешь, нельзя тебе еще! Пойдемте в дом!

А выглянувшему Антипу я сказала:

— Это Демид, конюх из Дорогобужа, ты уж ему покажи, куда лошадей поставить да самого его надо накормить да приютить — он пока здесь побудет.

Удивленный таким приемом Демид только поклонился в пояс:

— Благодарствуйте, барыня, за добрый прием Ваш!

— Ладно, ладно, потом поговорим!

Зайдя в дом, я тут же оказалась в добрых руках Лукерьи. Мне помогли раздеться, согреться, накормили и напоили чаем и только тогда приступили к расспросам. Я видела, что Машу волнует один вопрос и даже догадывалась, какой именно, но пока не хотела обсуждать его при людях. Зайдя в кабинет, я начала:

— Машенька, дорогая, милая моя! Ты же знаешь, что ты мне как доченька! Я же вижу, что ты спросить хочешь! Так вот — никуда я тебя не брошу, как жили мы, так и жить будем, пока ты замуж не выйдешь и полной хозяйкой не станешь. А я и в Деревенщики ездить буду, и тут тоже жить буду! Только и тебе придется мне больше помогать и хозяйством заниматься. Есть и еще для тебя у меня идеи, но это потом обсудим. А пока я хочу немного отдохнуть да в себя придти.

С этими словами успокоенная Маша оставила меня. Вскоре и Миша приехал из Дорогобужа— уже один. Он только потряс бумагами и удовлетворенно выдохнул устало: " Все, дело сделано! Все оформлено официально! Деревенщики теперь Ваши! Управляющего я накормил, напоил, да в гостиницу в Дорогобуже определил! Он даже возвращаться не захотел, сказал, потом человека за своими вещами пошлет. Я ему проживание за неделю заплатил и приказал поить до изумления!"

Я только крепко обняла Мишу и отдала ему золото и камни мамы, которые, к счастью, нам не пригодились. Я прошептала ему: " Какое счастье, что ты нашелся! Что бы я без тебя делала?"— я впервые назвала Мишу на "ты" как друга, как брата. Миша также тихо ответил: " Я тоже рад, что ответил тогда на это странное объявление!" Мы еще раз обнялись и Миша ушел отдыхать.

И я тоже легла и действительно заснула — так была утомлена всеми этими событиями. Спала я беспокойно, во сне видела, что и барыня тоже переполнена событиями своего полностью самостоятельного дня. И хотя мне и ей очень хотелось вернуться назад, мы обе решили пока подзадержаться— предстояло сделать еще очень и очень много за эти так называемые "выходные " дни.

Глава 29. "Сэр Чарльз", " Хозяин гостиницы " и другие.

С этими всеми переживаниями я почти забыла про Александра Николаевича. Но зато он не забыл о нас.

На следующее утро я встала рано, но еще долго разбиралась с бумагами на Деревенщики. Эйфория от приобретения имения схлынула, настало время подсчетов средств и определения дальнейших направлений работы. Я даже завтракать пока не стала, а углубилась в дела.

Вдруг Машенька зашла ко мне, и я услышала от всегда сдержанной девушки радостный смех и возглас: "Крестная, посмотрите, какая прелесть!" В руках она держала симпатичную корзиночку, из которой извлекла миленькую собачку с большими ушками, волнистой шерсткой и выразительными карими глазками. В той же корзиночке лежала записка, что это щеночек породы кинг-чарльз спаниеля и зовут его, естественно, сэр Чарльз! Прислал щеночка как раз Александр Николаевич мне в подарок.

Я его оценила — порода была редкая и ценная и в мое время, а тут и тем более! Пришлось писать благодарственное письмо и прикладывать к нему "отдарок"— трубку, целый арсенал всяких приспособлений для ее пользования и табак, которые я купила в будущем, так как знала, что здесь мужчины, особенно военные, предпочитают именно трубки.

Машенька же не выпускала щеночка из рук, обнимала его, гладила, "сюлькала", как говорила моя мама и я убедилась, какая она еще ребенок! Щеночек только недоуменно щурил глазки, но ласки принимал благосклонно, не вырывался. Тут же как из-под земли появилось и еще одно заинтересованное лицо, вернее, мордочка — наш Мурзелло Маркович! Он с интересом посмотрел на собачку и поднял на меня глаза, мол, что это за создание?

-Это собачка, сэром Чарльзом зовут!

Мурзик заинтересованно обнюхал щеночка и фыркнул:

— Маловат он будет для сэра! — прямо голосом героя мультика! — И за Чарлика сойдет!

— Ничего, подрастет! Зато посмотри, какой хорошенький!

— Вполне ничего! Но и покрасивей его найдутся!

Щеночек обнюхивание Мурзика принял спокойно и даже с любопытством — мол, кто тут такой большой и важный.

А Мурзик ревниво спросил-промяукал:

— Меня-то меньше любить не будешь?

На эти слова— мысли я вполне искренне ответила:

— Никогда, ты мой самый любимый и неповторимый мужчина!

На что Мурзик удовлетворенно мяукнул:

— Ладно, Чарлик, так Чарлик, пусть живет, не объест, он еще такой маленький!

Но видно было, что он очень доволен моим ответом. Обнюхав по-хозяйски еще раз собачку, он гордо удалился, чтобы не мешать дамам ухаживать за малышом. А Чарлик был напоен молочком, приобрел голубенький бантик и домик в той же корзиночке, куда положили тряпочки, где он и заснул после всех переживаний.

Так у нас появился еще один член семьи, любимец Маши, которая привязалась к собачке изо всех сил. Чарлик отвечал ей также полным доверием и любовью. Он обожал, когда его гладили, трепали, расчесывали нежную шерстку, у него был целый набор щеточек, бантиков и ошейничков, которые сменялись, как наряды у записной модницы. Его не раздражали ласковые и нередко крепкие объятия Маши, наоборот, он им искренне радовался. Собачка в прямом смысле слова ходила за Машей "хвостиком", и мы уже знали — где она, там и песик, и наоборот, где песик, там и Машенька.

Короче, собачку дарили мне, но хозяйкой ей стала Машенька — но я была не в претензии, у меня и без того забот хватало. Ужился Чарлик и с Мурзиком и нередко играл с его хвостом, что указывало, что его охотничьи инстинкты, доставшиеся в наследство от предков, вполне сохранились. Пытался он и мышей ловить наравне с котом, но тот дал ему понять, что это его работа, и чтобы он не лез, куда не просят, так что песик ограничивался пока мячиками и другими игрушками.

Кстати, вот одна идея на будущее — игрушки и одежда для маленьких собачек пользовалась и в будущем огромным спросом, а здесь маленькие комнатные собачки вроде мопсов, пуделей, пекинесов, левреток, тех же кинг-чарльз-спаниелей, нередко жили в дворянских семьях в качестве любимцев у барыней. Вспомните бедняжку Му-му, которая приглянулась Тургеневской героине. Так что рынок сбыта этой мелочи будет огромный!

Только мы все успокоились и сели завтракать, как в комнату вошла Лукерья и недовольно проговорила:

— Матушка-барыня, тут до Вас и Михаила Ивановича какой-то охломон лезет! Я ему говорю, что баре завтракают, а он:

— Мне ждать некогда, меня там каждую минуту хватиться могут!

Я улыбнулась и сказала:

— Ну, зови, посмотрим, что за охломон такой!

В комнату вошел — ввалился огромный молодой мужчина, одетый в поддевку и обутый в наши валенки! В руках он держал шапку. Парень поражал своей силой, статью, чистотой и опрятностью.

Я уже знала со слов Миши, что это — Матвей, который служит на постоялом дворе. У нас был как-то разговор, как улучшить и расширить его хозяйство, а тут и он сам приехал к нам, да еще и от обеда отвлекает! Но чувствует за собой правоту и никого не боится! Хоть и отвлекает бар от еды, все равно на своем настаивает! Хотя за такое и наказать могли! Но для него желание отстоять свое имя было сильнее страха наказания! Бедовый парень!

Тут к столу вышел Миша — он вчера сильно устал и спал сегодня подольше. И он сразу напустился на этого парня, вроде как сердито, но я-то видела, что он улыбается в сторону:

— Ты зачем приехал! Я тебе что сказал! Ждать, когда я или барыня тебя вызовет! А ты!

И обращаясь ко мне, добавил:

— Извольте видеть, Наталья Алексеевна, какой инициативный! Я ему сказал ждать распоряжений у себя на месте, а он сюда приехал!

Поклонившись нам всем в пояс, парень заговорил басом:

— Так я и ждал на постоялом дворе, да так и не дождался! А раз лично зовут к барыне, значит, что-то серьезное! Вот и приехал раньше времени! Али чем я Вас прогневал? Но вроде нет за мной никаких грехов! Всех проезжающих обихаживаю, как положено! Никто не жаловался!

И тут он вдруг замолк с открытым ртом и уставился на нашу Дашутку! А надо сказать, что девчушки наши как-то резко повзрослели, расцвели, похорошели! Они и всегда были аккуратистками, а теперь и тем более стали хорошо одеваться, следили за собой. И если Дашутка по прежнему была скромницей и никто ее особо и не замечал, то Катюшка носилась по всему дому, успевала узнать все новости вокруг и нередко сообщала их нам.

И вот этот огромный парень остолбенел, когда увидел нашу скромняшку! А та глаза в пол опустила, покраснела от внимания мужчины, но чувствовалось, что это ей очень нравилось. Я решила прервать это молчание и поинтересовалась:

— А ты кто такой?

— Так на постоялом дворе я служу, Матвеем меня кличут! Батюшка мой там служил, и я после смерти там же и остался! Я и книги привез, в которых записываю по делам постоялого двора и могу показать, что всё в порядке! Как без этого? У меня и батюшкины записи в целости и сохранности! Мы порядки знаем! Вот хоть у Михаила Ивановича спросите, нет на меня никаких жалоб!

— Нету, нету на тебя жалоб, успокойся!— улыбаясь, сказал Миша.

— Значит, ты грамотный?

— Отец Павел научил, да и сам люблю это дело, проезжающие и газетку оставят, а иной раз и книгу! Вечером зимой хоть заделье есть, а то я один остался после смерти батюшки, матушка уж давно померла, Царство ей небесное!— и он широко перекрестившись, опять посмотрел на Дашутку.

— Понятно, понятно! А валенки у тебя откуда?

— Так это наши валенки, васинские, Авдеич и дал! Ох, и хороша обувка! И теплая, и легкая! Сноса ей нет! Так выручает! Многие проезжающие ими интересуются, себе купить хотят!

— Интересуются, говоришь! Ладно, подумаю, как их интересу помочь! Ну ступай в людскую, отдохни. Да пусть Настасья тебя там покормит чем-нибудь! Потом с тобой поговорим.

— Благодарствуйте, барыня, за Ваш хлеб-соль!

Лукерья тоже подхватила:

— Ступай, ступай! Показался барыне и будет! Только снегу нанес!

— И вовсе нет, я ноги веничком очистил, я порядки уважаю!

И с этими словами он вышел из комнаты. Мы все невольно рассмеялись — всем нам наш "Хозяин гостиницы" понравился своей самостоятельностью, независимостью. Чувствовалось, что такой и себя в обиду не даст, и проезжающих обиходит как надо. Я была рада с ним познакомиться и сразу взяла себе на заметку — сделать на его станции что-то типа "ларька"— продавать те же наши валенки, книжки, рецепты, домино, лото. Место было бойкое, народу проезжало много, брать их будут хорошо!

Можно еще и вывеску сделать, что-то типа "Приют усталого путника", чаем да баранками угощать. Можно из будущего лапшу заварную привезти, кашу в пакетиках, супы разные! Думаю, от желающих это попробовать да с собой взять отбою не будут. Только хозяйку надо хорошую для всего этого поставить. Но если Матвей так нашей Дашуткой заинтересовался, я препятствовать не буду — ей там самое место! Она хоть и молчунья, но аккуратная, трудолюбивая, все работы знает. А через нее и новости все узнавать будем! Так что все отлично складывается.

Я уточнила у Миши:

— Михаил Иванович, так Вы этого Матвея давно знаете?

— Знаю, а как же, не раз у него на постоялом дворе бывал. Хороший парень, аккуратный, все у него, как положено. И кузнец рядом справный, Филипп. Вот уж поистине — "любитель коней"! Он с лошадьми, как с людьми разговаривает, никаких не боится. И жена у него славная, хоть и молоденькая, тоже наша Васинская, Евдокия, Дуняша наша, вот Лукерья ее знает! А Матвей никак не женится, хоть и хозяин он отличный. Но не каждая деревенская девушка захочет отдельно от родни жить, да чужим людям прислуживать! — и Миша весело подмигнул мне — он явно смекнул, к чему весь этот разговор шел. А Даша, хоть и делал вид, что ее этот разговор не касается, явно была в нем заинтересована.

Мне же это только на руку было. После завтрака я рассказала Мише свою идею и он ее только поддержал.

— Отлично придумано! Тут столько разного можно продавать! Кто-то и сутки — двое на дворе сидит, пока погоду ждет! Вот тут наши игры и пойдут в дело! Да и детишкам книжки и игрушки брать будут! Здорово! А насчет супов да каш — идея, конечно, хорошая, только кончатся они быстро — и где еще возьмем при необходимости? Может, попробовать что-то типа гамбургеров делать — булочки с котлеткой или колбаской, готовые блинчики, которые можно только разогреть, пельмени в дорогу, пироги? Только для этого надо отдельную кухню с печкой хорошей ставить да кухарку нанимать в помощь, а то одной хозяйке не справится!

— Слушай, какой ты молодец! А ведь это идея! Будет у нас такой "Приют странника" — "Дом вне дома!" Вот и рекламный слоган придумался! Думаю, успех будет обеспечен. Решено, давай активно занимайся оформлением в купеческой гильдии! И в Дорогобуже надо такую лавку ставить! Там народу много бывает, особенно на ярмарках, никому дорогу из имеющихся торговцев не перейдем! Всем хватит! Ты мне в разъездах нужен, но думаю, найдем кого-нибудь на место приказчика в эту лавку! Ты там у себя поспрашивай, может, и найдем людей! А на днях надо будет действительно потом съездить к этому Матвею на постоялый двор да посмотреть, что там и как.

С этими словами мы с Мишей, окончив завтрак, прошли в кабинет, куда пригласили и Матвея, и кратко рассказали о наших планах. Его они заинтересовали, и он удовлетворенно прогудел:

— Хорошее дело, очень хорошее! Особенно пироги с блинами хороши будут. В дороге многие перекусить не прочь! Только ведь это хозяйку хорошую надо!

— А это уж твоя забота хозяйку найти, я тебе препятствовать не буду,— так я намекнула Матвею на нашу Дашутку.

Матвей намек понял, хмыкнул с удовольствием и откланялся.

Дальнейший разговор с Мишей прошел уже позже:

— Денег-то нам много надо! И Деревенщики восстанавливать, и производство расширять, и крестьян инструментом обеспечивать. Да и про войну забывать нельзя — надо и продукты запасать, и дрова, и сено! В Васино-то французы стоять будут, а вот в Деревенщиках, насколько я помню, их и не будут! Над туда основные посадки перенести! Решено! Сегодня я разбираю все, что нанесла и мы смотрим, что еще надо взять. Что лишнее, ты в Деревенщики увезешь — там никто и не увидит, а здесь интерес может вызвать. Да и надо нам какой-нибудь склад небольшой присмотреть для хранения всех припасов. Да еще подумать надо — что такого в будущее принести, чтобы легче продать да денег заработать? А то поделки деревенские уже таким спросом не пользуются, слишком много я всего натаскала. А книги каждый раз носить не будешь — слишком подозрительно это все!

— А Вы фарфор носить не хотите? Мне помнится, даже самая маленькая чашечка бешенных денег стоила, а уж ее появление объяснить проще — от бабушки в наследство осталась!

— Миша, ты гений! Ну, конечно! Вазочки, статуэтки, чашечки — все это легкое, мелкое, но ведь действительно — такое дорогое! Решено! Я завтра постараюсь уйти в будущее, а ты тут побудь, подстрахуй барыню! А я как все дела сделаю, постараюсь вернуться поскорее. Надо еще имение смотреть, помнится, у дедушки там много чего интересного было!

На этом мы и разошлись по делам. Я стала разбирать свои многочисленные припасы, а Мишу попросила продолжить с Машей записи сказок и рецептов. Так и прошел этот день — спокойно, по-хозяйски.

А барыня тоже занималась делами, осваивала компьютер — Миша ей бегло все показал, но особого времени не было, чтобы во всем разобраться. И хотя барыня первое время страшно боялась, что если она нажмет не ту кнопочку — то весь мир и исчезнет — постепенно перешла от метода "обезьянки"— когда она тыкала подряд во все кнопки — к более осмысленному действию. Ее только удивляли многочисленные английские надписи, но и тут она разобралась потихоньку. Читать тексты ей было достаточно трудно с экрана, глаза с непривычки уставали быстро, а вот на простые игры типа "три в ряд" она подсела капитально — они ее так затянули, что она и не заметила, как день прошел. В этот раз барыня даже осмелилась разогреть в микроволновке какую-то еду, купленную еще Мишей. Ее поразила быстрота этого действия, а вот вкус показался непривычным и пресноватым. Но есть хотелось, так что пошла в ход и такая пища! Так что все были заняты полезными делами!

Глава 30. Обретения и потери.

За это время я натаскала столько припасов, что уже и не помнила, что куда засовывала в спешке. Поэтому я стала методично все вытаскивать, объяснив Маше, что занялась уборкой. Мишу я попросила продолжить с ней запись сказки "Морозко" и рецептов.

Запасы мои поражали своей многочисленностью и несистемностью — еще бы, первое время я носила все подряд, боясь, что переносов больше не будет. Пришлось потратить немало времени, чтобы отложить лекарства, освободив их от имеющихся упаковок, снова разложить по пакетикам по особенностям действия, все подписать и систематизировать. Набрался достаточно большой пакет — скорее, мешок. На этом я пока решила остановиться — ведь дома в будущем у меня стояло 10 медицинских сумок "Скорой помощи"— я еще докупила 5 к имеющимся уже наборам. Нести их в таком виде, как они были, опасно, предстояло еще и с ними разобраться. Часть лекарств я решила забрать в Деревенщики, часть оставить здесь, все хорошо спрятав.

Далее — ткани, нитки, фурнитура, украшения — все это тоже оставалось дома, для Полетт. Тут же была и анилиновая краска, которую я хотела использовать не только как основу для лекарств, но и как отличный краситель. Надо пробовать покрасить ею нитки для вязания и шитья. Предстоял прием полка и надо было озаботиться новыми нарядами, более шикарными и интересными. Кроме того, я заметила, что Маша отлично рисует, и задумала применить ее таланты в создании журналов мод — они уже были, но их выписывали в основном из Франции, а можно было попробовать издавать их здесь.

Была еще и идея из моего детства — бумажные куклы с нарядами. Я думаю, такие были у всех девочек в разное время — и у моей бабушки, и у мамы, и у меня. Менялось время, наряды, общей была идея, довольно легко осуществимая — Машина фантазия могла создать их легко. Можно было рисовать одежду прошлого, русские и белорусские наряды, барышню и гусара, крестьянку и крестьянина, купца и купчиху — только фантазируй. Дело упиралось в краски и хорошую бумагу. Не хотелось бы носить все из будущего, надо искать местные ресурсы. Я не хотела просить монахов помочь мне с этой идеей — слишком богохульственной они бы ее посчитали — ведь основная кукла должна быть полуодета — так чтобы сверху можно было накладывать новые наряды. Вряд ли это понравится архимандриту. Об этом предстояло еще поразмыслить.

Кроме того, после разговора с Верочкой я не сомневалась, что к Полетт обратятся местные дамы с заказами на пояса с прокладками. Надо было думать, как ей помочь справиться с этой работой. Пока я попросила Мишу поискать в Дорогобуже женщин — жен оставных военных и мещан, которых было немало в городе. Думаю, с такой простой работой они справятся, а лишняя копеечка никому не помешает. Перебегать дорогу Зизи я с ее салоном я не хотела, это скорее было актом благотворительности.

Кроме того, надо мне озаботиться элементарной медицинской подготовкой, поискать какие-нибудь курсы для медсестер потолковее, да с хорошей практической частью.

А вот растения, книги, семена, картошку — все это надо было вести в имении деда — там я решила сделать экспериментальные посадки и посмотреть, как себя поведут семена из будущего в эту эпоху. Думаю, их улучшенная селекция даст большие результаты, чем у обычных посевов.

По размышлению и посоветовавшись с Мишей, мы решили, что в Васино остается и расширяется все производственная база — валенки, игры, книги, рецепты и их продажа на постоялом дворе и будущей лавочке в Дорогобуже. Тут же пригодятся станки и инструменты, обещанные мне Сан Санычем. Кроме того, запасы шерсти для валенок у нас были на исходе, требовалось срочно их пополнять.

Но это все продлится где-то по май, когда крестьянам уже будет не до валенок — начнется работа на земле, когда каждый день дорог. Поэтому надо думать, куда дальше переносить производство. Дорогобуж подходил больше всего, но там осенью будут французы, город значительно пострадает. Значит, надо будут озаботься сохранностью производства заранее.

В Деревенщиках же будут все посадки и сельские запасы. Я надеялась также на дедушкин горшечный завод и спиртовое производство. Была у меня идея начать производить водку по улучшенным технологиям, причем делать и простую водку, и напитки с добавками — перца, ягод, различных трав. Да и просто спирт тоже пригодится, можно попробовать на его основе сделать что-то типа духов или туалетной воды. Сейчас это было, но основой служили масла и их вытяжки. Если бы все удалось сделать, это принесло огромный доход. Послужит спирт и медицине, при обработке ран и как простое болеутоляющее средство.

А горшечное производство поставляло бы, кроме тары, и глиняные игрушки в стиле Дымково, разные свистульки, а также головки для героев моего кукольного театра — наконец-то я догадалась, как их сделать. И Деда Мороза можно было сделать из глины, только добавить ему одежду, обувь — те же валенки, сделать бороду из ниток или ваты.

Но надо быть очень осторожной. Пока мои телодвижения особых подозрений не вызывали — были они мелкими, осторожными. Хотелось бы, чтобы и в дальнейшем так происходило.

И мои переносы пока недоумений не вызывали — мы с барыней все больше сливались, соединялись и памятью, и делами. И если раньше это и было заметно близким, вопросов они не задавали — Маша болела, а дворня излишним любопытством к барским делам не страдала.

Подбив все запасы, все записав, я решила съездить в Деревенщики, пока было еще время. Надо сказать, что я стала замечать его сдвижение — если раньше оно не совпадало, то теперь и оно слилось — шло параллельно, то есть если я уходила из будущего в 9 утра, так в это же время минута в минуту я и попадала в прошлое. Осталось неизменным только отставание дат календаря, связанное с новым и старым стилем. Так что и само время будто подгоняло меня — делай быстрее, делай больше — осталось всего 3— 4 месяца — а там и война!

Да я и начинала чувствовать, что с наступлением весны мои переносы кончатся вместе с метелями, что тоже не давало мне время на раскачку. Вообще, за эти два месяца середины декабря — января и начала февраля было сделано достаточно много, но сидеть на "попе ровно" мне было некогда — предстояло сделать еще больше. Накопление денег, рессурсов, людей было в самом разгаре, скучать не приходилось. Редкие часы спокойного отдыха были у меня только поздно вечером и ночью, когда все спали. Но и тогда я писала, вспоминала идеи будущего, песни и стихи.

Да и в будущем предстояло много работы — шла самая тяжелая третья четверть, надо было готовиться в контрольным итоговым работам, да и выпускной бал наш нельзя было пускать на самотек. Дети тоже требовали присмотра. Кроме того, надо было продолжить помогать барыне адаптироваться в будущем, развивать ее блог, знакомство с реконструкторами, дружбу с Сергеем Михайловичем. Да и денежный запас ей надо было сделать — когда там она начнет сама зарабатывать, да и кем сможет работать. Школа однозначно отпадает — дети ее раскусят тут же, в музее или галерее — надо хорошую музейную подготовку, да и устроиться туда не просто — оставался Интернет, писательство, вхождение в интеллектуальную элиту, что тоже было не беспроблемно.

Появилась у меня идея попробовать сделать здесь, в прошлом, закладки с книгами, картинами, вещами, посудой, чтобы потом отрыть и преподнести находки как найденные клады. Тогда бы никаких вопросов по их появлению просто бы не возникло! Клад! А продажа всего этого позволило бы барыне жить вполне обеспеченно. Так, еще одна информация к размышлению!

Кроме того, я думала о том, что вся это история не просто так — не было бы переноса, не о чем бы таком барыня и не задумывалась, жила бы себе спокойно, воспитывала Машу, выдала бы ее замуж, растила бы ее внуков. Или сама бы вышла замуж за какого-нибудь соседа — помещика, жила бы спокойной размеренной жизнью. И в войну бы уехала куда подальше, бросив своих крестьян, как поступали очень многие помещики, обрекая тем самым людей на смерть от голода или разбой. Ведь мародерством занимались не только французы, но и свои крестьяне от безысходности, да и мелкие помещики нередко под шумок грабили своих же соседей, стремясь к обогащению. Значит, я здесь для чего-то нужна! И это понимание цели моего попадания наступит очень скоро!

Кроме того, я очень много размышляла о последствиях своих переносов и воздействия их на будущее. Я очень боялась, что однажды вернусь в измененное время, где я — вовсе не я и все по другому, как было у Брэдбери в его знаменитом "Эффекте бабочки". Но тогда в этом параллельном мире может и не быть всего того, что окружает меня — не будет меня самой, а будет другая женщина, не будет подруги Инны, моей профессии, детей и т.д Но потом, после долгого размышления, решила так — будущее, которое СЕЙЧАС окружает меня, сложилось на основе прошлого, которое я и изменила — да и изменения эти настолько незначительны, что их можно не учитывать! Не настолько уж глобально мое воздействие! Ну улучшила я производство валенок, домино, лото — так все эти вещи уже есть! Я же их не изобрела! Вязание крючком — тоже будет, но чуть позже, тут только небольшой временной сдвиг. Рецепты блюд — тоже самое! Песни — так их уже поют в будущем, значит — все в порядке! Я вот искренне не понимала всегда и не понимаю теперь все эти теории о параллельных вселенных, точках бифуркации и прочих умных вещах.

Нет, довольно, пора проветриться, всех дум не передумаешь! Позвав Мишу, я кратко рассказала ему итоги своих разборок и размышлений. Он все одобрил и сказал только, что из будущего надо принести еще хороший инвентарь для сельхозработ — лопаты, пилы, вилы, косы, серпы и другое. Здесь все это было, но низкого качества. Можно было принести и просто хорошего железа в полосах, чтобы местные кузнецы сделали что-то похожее. Да, Наталья Алексеевна, скоро твои мышцы совсем окрепнут от этих тяжестей и ты станешь профессиональной атлеткой! Но мысль была здравая.

Да и серебро, камни, золото надо будет опять приносить — хоть и опасно это становится. Еврей есть еврей, наверняка он сообщает полиции о крупных поступлениях товара, тем более такого необычного. Надо думать, как обезопасить себя. Но средства будут нужны, пока поступления от продаж небольшие. А ремонт тех же Деревенщиков требует немалых денег.

Кроме того, можно было все-таки принести из будущего разные "Дошираки"— пусть не на продажу — это действительно опасно — а на еду для крестьян во время войны.

Кроме того, я где-то мельком читала, что уже в это время были изобретены первые бульонные кубики. Причем изобрел их отец Анны Петровны Керн, той самой, которая "гений чистой красоты!" Петр Маркович Полторацкий еще в 1809 году предложил правительству оригинальный способ производства сухого мясного концентрата. Жидкость, которая оставалась после вываривания сала, высушивалась в специальных формах, и получались великолепные бульонные кубики. Производство стоило копейки, а выгода для снабжения армии была огромной. Император Александр I наградил помещика Полторацкого орденом за полезное изобретение, но по всегдашней русской привычке дело положили в долгий ящик. Тогда Петр Маркович решил действовать на свой страх и риск. Потратив огромные средства, он 'купил скота, сварил бульон, которым предполагалось кормить армию во время войны, повез его в Петербург, чтобы продать его в казну, но не хотел подмазать приемщиков, и бульон забраковали. Он повез его в Москву, сложил там. Пришёл Наполеон и съел бульон',— так иронично вспоминала об этом прожекте отца Анна Петровна. Надо будет уточнить всю эту историю поподробнее и если не перекупить данную партию кубиков, так попробовать самим сделать нечто подобное.

Да и каши, супы в пакетах, заварной кофе, кисель, чай — все в дело пойдет для себя. Да и голодных в войну будет столько, что никто там сильно и смотреть не будет — чем тебя кормят, лишь бы горячим было! А значит, надо будет заранее готовить такие места, где люди могут обогреться и хотя бы элементарно перекусить! Ох, тяжела ты участь попаданца, нет тебе покоя, "гори, но живи", как поется в песне.

Оставив Машу на хозяйстве — а я старалась делать это все чаще, чтобы она постепенно привыкала к этой самостоятельности, мы собрались в усадьбу в Деревенщики. Демид был уже готов, подогнав наш возок к крылечку. Он был обут в валенки — оказывается, это Степан уступил их своему молодому коллеге, а себе оставил старые! Вот и будет реклама нашим валенкам. Ай да Степан! Я его поблагодарила и пообещала сама привести ему новые валенки или Мише это поручить. Видно было, что Степан был доволен, что его добрый поступок оценили так высоко.

Демид тоже был доволен нашим гостеприимством. Он сказал, что много разговаривал с Настасьей, рассказывал ей о делах в Деревенщиках и жизни с дедушкой. Надо будет порасспрашивать нянюшку об этом. Дорога была неблизкой, но за разговорами мы ее и не заметили. Настроение было веселым, планов много, но все они были осуществимыми.

Но подъехав к усадьбе, наше настроение резко изменилось — мы увидели угрюмую толпу, окружившую тело человека, лежащего на снегу. Рядом стоял человек в форме, видимо, полицейский. Полицейский подошел ко мне, откозырял:

— Позвольте представиться, я местный становой пристав Евграф Петрович К. С кем имею честь?

— Я — капитанская вдова Наталья Алексеевна Д. С сегодняшнего дня вновь являюсь владелицей данного имения, ранее принадлежавшего моему деду. Это — мой управляющий Михаил Иванович П. Вот документы на имение, только вчера были оформлены в Дорогобуже вместе с бывшим управляющим Порфирием Петровичем. Что случилось, Евграф Петрович?

— Да вот, извольте видеть, Ваше благородие, человека замершего в стороне от дороги нашли. Люди говорят, Вашей деревни житель, некий Иванка. Знаете такого?

— Раньше знала, но давно не видела, сказать, он ли это, не могу. Я много лет не была в имении, все уже изменилось. Спросите лучше нашего нового управляющего, Луку, он Вам больше поможет.

— Так он его и опознал. Говорит, после отъезда управляющего Иванка забоялся отставаться в деревне, кое-какие вещи прихватил и убежал, да видно, заплутал и замерз по дороге.

— Царство ему небесное, но Бог его и наказал.

— Да, не говорите, Ваше благородие. Так что протокол я составил, требуется только подписать.

— Так пройдемте в дом, Евграф Петрович, что же на морозе мерзнуть. Позвольте только, я распоряжусь.

— Лука! — позвала я. Лукашик— младший степенно подошел. Было видно, что ему вся эта ситуация не по нраву, но он молчал. Я обратилась к нему:

— Лука, голубчик, ты уж распорядись, чтобы все было сделано по — христиански. Остался кто у него?

— Нет, бобылем жил, мать давно умерла.

— Понятно. Ну ладно, после поговорим.

С этим мы зашли в дом. Я распорядилась насчет обеда, предложила становому выпить водки, на что он согласился, удовлетворенно крякнув. Оказался он вполне вменяемым человеком, и я была удовлетворена знакомством с ним — пригодится. Становой, отобедав и получив подписанную мной бумагу и небольшую мзду, отбыл вполне удовлетворенный. Миша тоже уехал вместе с ним. Толпа деревенских разошлась, тела Иванки уже не было видно — перенесли, видимо, куда-то.

Я принялась обходить усадьбу и знакомиться со старыми и новыми ее обитателями. Авдотья неплохо поработала — все было уже чистым, комнаты приобрели жилой вид. Слуги в основном были старыми, служившими еще при дедушке. Все они кланялись мне в пояс, называли "матухна-барыня", глядели немного настороженно. Чувствуется, что они настолько натерпелись, что уже не верят в хорошее к ним отношение. Ну, думаю, все будет нормально.

Я обошла весь дом и спустилась в подвал — а я помнила, что был он теплым и оборудованным. Дед по примеру Петра Первого любил что-нибудь мастерить своими руками, и в подвале и были его мастерские. Я только ахнула — там была отличнейшая лаборатория химика — а дед в последние годы все искал возможность создать эликсир здоровья, а также маленькая типография со станком! Тут же лежали какие-то рассыпающиеся в руках бумаги, видимо, материал для печати. Были тут и какие-то станки, приспособления, инструменты, материалы, тоже уже покрытые пылью, ржавые, но скорее всего, после чистки, вполне пригодные к работе! Прямо то, что доктор прописал! Вот уж поистине, кто-то ворожит мне, помогая осуществить мои желания. Говорить о своих находках я пока никому не стала, буду сама здесь все разбирать.

Прошла я и в кабинет деда и обнаружила там отличную библиотеку — многие книги были редкими, изданными очень давно! Вот они-то и пойдут в закладку клада для барыни! Кстати надо туда и пару гравюр отправить, которые также были среди книг. Прихватить что ли одну, узнать их автора и стоимость. Решено, выбираю самую небольшую. Были тут и маленькие фарфоровые статуэточки — я особенно в детстве любила пастушку, около ног которой сидела овечка. Эта статуэточка так и стояла на привычном мне месте и я ее с удовольствием погладила — как привет от деда.

Хотя настоящая Я никогда не видела его, но чувствовала, что он по настоящему любил свою внучку, которая у него осталась, единственную память о своем сыне и невестке. Я тихо сказала: "Георгий Иванович, уважаемый и любимый, не переживайте, я постараюсь сделать все, чтобы людям было лучше жить!"— и как бы почувствовала удовлетворенный вздох обрадованного человека.

На сегодня было достаточно, день клонился к вечеру, надо было возвращаться в Васино. Вызвав Луку и Лукашика, я спросила, как поступили с телом Иванки. Оказалось, местный священник уже распорядился насчет похорон, а пока погибший отпевался в местной церкви. Завтра с утра староста отправит крестьян на местное кладбище готовить могилу — земля была мерзлая, требовалось немало потрудиться, чтобы ее вскопать. А на третий день, как положено, будут похороны.

Я выделила Лукашику денег на оплату всех хлопот и поминки дя крестьян, а также попросила расписать для меня, что нужно в имении и кто из крестьян в чем нуждается. Надо будет потом и самой все обойти, но пока так. Лукашик оказался грамотным, писал и читал довольно бойко. Чувствовалось, что старший Лука его многому научил — он тоже был грамотным, его выучил сам мой дедушка. Так что помощники у меня уже были.

Я помнила о своем обещании сделать прием для полка и решила убить сразу трех зайцев — объединить новоселье, точнее, "староселье", прием для полка и прием для соседей— дворян здесь, у себя в Деревенщиках. Этим я хотела показать изменения в своем статусе и Александру Николаевичу, и другим дворянам. Теперь я уже не приживалка у своей крестницы, а самостоятельная помещица, пусть и не особо богатая, но и не хуже других. Нужно будет и Верочку с Анечкой пригласить — кавалеров будет много, может, приглянется какой. Да и соседские барышни с воодушевлением, я думаю, примут эту идею. Я коротко сказала о своих планах и спросила, сколько дней надо на подготовку. Она ответила, что дня три — четыре— достаточно. Я решила сделать прием в пятницу вечером — так мне было проще уйти сюда, да и времени на подготовку было больше.

Кроме того, оказалось, что кто-то из соседей как раз сейчас продает большую отару овец и коз вместе с запасом шерсти! Отлично, то, что надо! Я только сказала Лукашику, чтобы он предварительно узнал цену всего этого богатства и поторговавшись, договорился бы предварительно о покупке. А через день я снова приеду, и мы все постараемся решить окончательно. На этом мы и расстались. Тот же Демид, отдохнувший и пообедавший, снова отвез меня в Васино. Выходные кончались, нужно было возвращаться в будущее, где также были свои заботы.

Глава 31. Дела и развлечения.

В этот раз впервые за все время и барыня решила прихватить в прошлое кое-что из будущего. Уж больно ей приглянулась современная косметика — тушь, лак для ногтей, духи, подводки для глаз и губ. Вот она и использовала это в полной мере — перенеслась в полной боевой раскраске из будущего! Благо, первым ее увидел Миша и не мог сдержать смеха! Да и барыня сама ахнула, когда увидела себя в зеркало и сообразила, что она наделала, и побежала срочно умываться! Хорошо, хватила ума и припасы свои не показывать, а сразу припрятать!

Ох, я ведь тоже могла наделать таких же глупостей в первое время, мы ведь — женщины и нам свойственно украшательство! Ладно, потом подскажу еще раз барыне, что можно и нужно носить, а что нельзя!

А я в этот раз набрала всяких блюдечек, чашечек, статуэточек — благо, их и у дедушки, и у барыни было много. Как-то я не очень любила эти пылесборники, поэтому не жалела их, а денег они действительно стоили немалых. В этом я убедилась в том маленьком сувенирном магазинчике, куда уже сдавала вещи. Встретили меня там чуть ли не с распростертыми объятиями — все, что я принесла раньше, быстро продалось с неплохим наваром, за них со мной рассчитались без проблем и новые вещи взяли без вопросов — такие мелкие вещи были не редкими, а спросом пользовались.

В этот раз я решила пока деньги придержать — надо будет и за станки рассчитаться, да может и семян Анфиса еще подкинет, да, и, действительно, инструменты для крестьян надо поискать. Надо было вообще озаботиться приобретением разных книг, учебников, пособий — раз гаджеты не проходят. Да это и к лучшему — книги меньше вопросов вызывают, пусть даже и их орфография немного отличается от имеющейся. А вот такие необычные вещи сразу вызовут массу ненужных мне вопросов! Да и зарядка их не бесконечна, а заморачиваться солнечными батареями мне не хотелось — и так проблем по уши! Нет уж, книги проще достать, хоть и переносить тяжелее! Но мне после всех этих мешков с картошкой, тканями и прочими цветами уже было не привыкать. Видно, мера переноса у меня уже установилась: "Мешок! Не меньше!" (голосом Кролика из мультфильма о Винни Пухе!)

В школе все было спокойно, Гера уже щеголял в нашей форме и на мой вопрос ответил спокойно: "Да, баба Катя приехала, вечером Вам позвонит". Ну ладно, замечательно, может, все и обойдется. Сидел он с нашей Сонечкой, а та, умница, мне еще и подмигнула — мол, не переживайте, все будет нормально. Я была бы рада, если Гера с ней подружится — девочка она разумная.

День прошел спокойно, а после уроков меня позвали к Сан Санычу. Он про меня не забыл и подготовил целый мешок книг, частей от инструментов, разных приспособлений и другой всячины. Да все это и с картинками пошаговыми "для самых одаренных" — как все приспособить к делу! Пришлось дарить обещанную колбаску и сало, а также полотенца, мелкие сувениры и иконки из Болдинского монастыря. Все было принято с удовлетворением, особенно вещи из Болдино — человек, передавший вещи, оказался истинно верующим, как раз все для него и зашло, как угадала! И с деньгами разобрались — я отдала Сан Санычу запрошенную сумму, кстати, очень даже скромную за все богатство, я даже уточнила, не мало ли, на что мне ответили: "Не переживай, все нормально!". Ну раз так, значит так! Пришлось вызывать такси, чтобы увезти все домой, а там мгновенно перейдя в прошлое, сгрузить все это во флигеле, где как раз и была барыня. Она на этот раз едва и поняла, что произошло, настолько быстро все это было сделано.

А барыня занималась записью своих впечатлений от будущего — настолько оно ее потрясло! Тоже дело неплохое — будет первым в России писателем — фантастом, даже жанра литературы еще и не было — станет зачинательницей! Не знаю, насколько это будет востребовано, но Маша ее слушала, как интересную сказку — вроде и верила, вроде и нет! Барыня объяснила все необычными снами, которые она стала видеть. Но на фоне блюдечек с яблочкам наши сотовые казались не такой уж большой выдумкой! И скатерть самобранка — чем не доставка пищи с готовой едой! Так что пусть, потом разберемся, что с этими записками делать. Можно будет попробовать переслать их в журнал, куда я уже отсылала свой Святочный рассказ. И псевдоним придумать — Жюльетта Верн, в память знаменитого автора.

Позвонила Варвара Петровна, поблагодарила за телефон Аниной бабушки — старушки подружились, уже даже побывали друг у друга в гостях, обменялись какими-то ростками! Вот и замечательно — все не так одиноко станет прекрасному человеку. Вечер у меня был свободен, и я опять напросилась в гости и была с удовольствием приглашена! Вот нравилась мне эта женщина своей какой-то аурой добра — недаром растения ее так любили. Заряжалась я от нее этой энергией надолго. Опять через магазин с большим пакетом вкусняшек я поехала в гости. Была вновь напоена каким-то необычным чаем, да еще и заварок надавала разных мне Варвара, а также варенья и цветов в горшочках, разных отростков с подписями — чем они полезны!

И книг про растения лекарственные опять несколько штук — да редких! Ну как не взять! Где еще так сразу такое богатство найдешь! А тут дают — только бери! Перекочевала к Варваре и очередная мелочь с бумажкой побольше, которую я несколько не жалела — в прошлом все это будет на вес золота в прямом смысле слова! Опять пришлось уже дома перенестись по-быстрому в прошлое — а то в моей маленькой квартирке все уже было заставлено цветами! Барыня только вздрогнула, когда я перенеслась в очередной раз, но все растолкала, как я и хотела! Пусть растет, я потом большую часть в Деревенщики увезу!

Вечером позвонила баба Катя, Екатерина Николаевна, няня Геры, рассказала всю его историю, довольно типичную в наше время первичного капитализма. Оказывается, его отец еще в 90-х как-то резко попал в струю бизнеса — сначала криминального, потом более легального, и большие деньги повлекли немалые заботы. От жены и ребенка откупался, что еще надо — всем обеспечены! Да и мама ушла в вихрь светских забот и тусовок! Некогда, надо на очередную сходку таких же "светских кошек" спешить! Не до сына!

А ребенку нужна была элементарная забота, ласка, внимание, как и каждому из нас. Вот и стал барагозить — хоть такими выходками напоминать о себе! У родителей и времени не было разбираться — переводили из школы в школу, из лицея в лицей, благо деньги позволяли. Вот и привык наш Гера к попустительству, и никак не ожидал, что даже на такое крутое яичко, каким он себя считал, есть своя ложечка! Вот и получил! Надеюсь, теперь спесь собьется!

Кстати, Екатерина Николаевна сказала, что обо всем произошедшем знает только она, и все наши действия поддерживает и на сторону воспитанника в этой ситуации не стала, а наоборот, отчитала как следует. С формой она вопрос решила просто — вошла в нашу группу мамочек, быстро стала там своей, связалась с закупкой и все приобрела! Деловая дама, очень она мне понравилась.

Неделя пролетела спокойно, и я немного расслабилась. Тут как раз совпал укороченный день пятницы — в лицее ждали какую-то большую делегацию гостей из других городов, новая директриса носилась, как наскипидаренная, всех лишних отпустили, чтобы под ногами не мешались, а мне это было на руку!

И я решила пораньше уйти и подольше побывать в прошлом, приготовиться к приему. Жаль, сейчас зима, можно было сделать что-то типа пикника с шашлыками или чай в беседке накрыть — была у дедушки в саду такая шикарная огромная крытая беседка, человек на двадцать! Но увы!

Но раз появился вариант с бараниной, я думала, как ее еще приспособить. Будет много мужчин, значит, надо мяса побольше! Сделаю бешбармак, можно еще плов сделать — а я его неплохо умею. Надо только риса хорошего взять, приправ, масла подсолнечного побольше. Так, а салаты — Оливье сделать уже классический, поищу рецепт, остальное — все, что уже было. Добавлю еще сладкое — торт "Медовик" и мороженое — мужчинам и дамам побольше. Если успею — напитки на основе водки с травами и ягодами, наливки. Надо еще шампанского поискать. Хоть и немного позже зашло оно в России в огромных масштабах от мадам Клико — после победы над Наполеоном — но уже было. Да, список нехилый получился, но надеюсь, потом отобью рецептами, надо будет уже печатать передавать. Где бы мне еще человека в типографию найти! И химика — фармацевта! И в лавку человека надежного! И станочек губозакатальный!

Затарившись всем по списку, добавив свою заветную сковороду для торта, сложила все опять в традиционный мешок! Скоро надо еще подкупать — кончаются запасы тары! Ладно, не привыкать уже! На старт, внимание, полетели!

А барыня уже привычно стала осваивать Интернет, да читать "Войну и мир" Толстого — ей как раз на все выходные хватит! Тут и про войну, и про любовь, и время близкое!

А я вновь поехала после переноса в Деревенщики. Напросились со мой и Миша с Машенькой, ну и Чарлик увязался — как это без него его обожаемая хозяйка куда-то поехала! Повезли нас Степан вместе с Никитой — они тоже решил посмотреть на новое — старое жилье, да и рассказы Демида их заинтересовали. Ехали с нами, конечно, и Катюша с Дашуткой, причем Катюша с интересом поглядывала на Никиту. Неужели еще одна судьба решается? Было бы славно их соединить — уж больно хорошо они сочетаются — миниатюрная болтушка Катя и молчаливый богатырь Никита. Я только рада буду, но пока вмешиваться не стану, пусть сами договариваются. Им также было интересно посмотреть на мою родину, да и мне их советы были бы кстати.

На ногах у Степана вновь красовались валенки — Миша выполнил наше обещание. И мне несколько пар привез — я решила подарить их Авдотье, Луке и Лукашику, а в дальнейшем поощрять за хорошую работу. Будут в виде премии! А как побольше их наделают, постараюсь и остальных обеспечить. Кроме того, в возок мы поставили мешки с цветами, семенами, лекарствами, другими запасами — вот мужчины и помогут их таскать. Ехали в тесноте, но не в обиде.

Миша как закончил с Машей все записи, мы договорились, что сказку он повезет печатать в Болдино, а игрушки начнут потихоньку делать дети во главе с отцом Павлом. Когда я передала для него кубики с буквами и цифрами, учеба началась более активно, дети почувствовали интерес, ведь играя, все это происходит намного быстрее и легче! Вот и тут — пусть учатся читать по сказкам, разыгрывают сюжет, впитывают идеи сказок, так им близкие — трудиться — хорошо, лениться — плохо!

Ведь вся их жизнь на этом построена! Только жаль, что их труд там мало ценен и считается их изначальным предназначением, а рабство естественным. И как бы я внутренне не протестовала против этого, как бы не хотела выйти за рамки системы — увы, я сделать этого не могла, я жила внутри этой социальной системы, класса помещиков, что определяло и мои поступки, и не могла кардинально эту ситему изменить, даже если бы и захотела.

Не было социальной основы для этих изменений, а крестьянские революции выливались в крестьянские бунты — " жестокие и беспощадные" и подавлялись всей мощью государства!

Даже тот же знаменитый Александр Васильевич Суворов, которого мы превозносим как великого полководца — и по праву, прославился до этого как один из активных участников подавления бунта Емельяна Пугачева!

Крестьяне мечтали не о воле, от нее многие отказывались— как тот же Лука— старший, а о добром помещике и добром царе, верили, что царь — БАТЮШКА, хочет сделать всем, как лучше, а это злые люди не рассказывают ему всей правды о их жизни (вам это ничего не напоминает?)! Отсюда и многочисленные ходоки за этой правдой, вспомните знаменитое " Размышление у парадного подъезда "Некрасова! И чем все кончилось:

"И пошли они, солнцем палимы,

Повторяя: 'Суди его бог!',

Разводя безнадежно руками,

И, покуда я видеть их мог,

С непокрытыми шли головами...

А владелец роскошных палат

Еще сном был глубоким объят... "

Любой помещик жил их трудом и на деньги этих бедолаг — каким добрым он не был, сам он ничего не производил, а эксплуатировал других, живя за их счет! Ведь и я, по сути, поступала также! Это хорошо, что у меня была возможность приносить вещи из будущего — а не было бы этого — нужны были бы деньги для их покупки — а где их взять? Продавать зерно, шерсть, вещи, сделанные руками крестьян! Грустно все это! Но факты неумолимы и очень жестоко правдивы. Оставалась только облегчать жизнь хотя бы тех, кто меня окружал. Но — "делай, что должно и будь, что будет"! Не одну меня утешала эта фраза! Иначе зачем смысл моего здесь появления! Ладно, надо дальше жить и стараться!

Я и здесь надеялась на работу по подготовке к приему, обходу деревни, всех построек, но не суждено мне спокойной жизни — по дороге из Васино в Деревенщики, как раз на развилке, которая вела в деревню и имение Вороново, стояли люди и что-то громко обсуждали.

Тут же громко лаяли целые своры собак, суетились егеря, охотники, стоял страшный шум и гвалт. Дежавю какое-то! Неужели опять мертвый! Мы несколько опешили от этой картины, а больше всех испугался бедный Чарлик — он никак не ожидал увидеть таких больших и грозных своих собратьев — собак и просто забился под юбки Машеньки! Да, Чарлик, это тебе не за хвостом Мурзика гоняться — здесь дела намного посерьезнее!

Оказалось, случилось большое и опасное происшествие — стая волков, просто подкопав земляной пол, напало на овчарню в имении Воронова, где было собрано большое стадо овец и коз для продажи — как раз про них мне Лукашик и говорил, и вырезала несколько животных. И только своевременное вмешательство сторожей спасло всех овец от жестокой смерти — у сторожей были ружья и они отогнали волков! Тут я себе сделала заметку — оказывается, можно крестьянам иметь оружие, правда, как средство обороны. Надо будет озаботиться!

Охотники пошли по следу и обнаружили, что логово волков расположено в лесу, недалеко от нашей усадьбы в Деревенщиках. Хозяин Воронова, Владимир Семенович, попросил у меня разрешения на охоту в моих владениях. Я, конечно же, согласилась — эта напасть была в первую очередь опасна для жителей деревни и имения, а эту проблему мне одной не решить, да и не участвовали женщины в таких охотах, это было чисто мужское занятие.

Тут и Миша впервые в жизни загорелся и захотел быть рядом с этими мужчинам и стал просить, чтобы его тоже взяли на охоту — как я его не отговаривала! Он ведь и ружья в руках не держал! Но на все мои слова сосед с усмешкой проговорил: "Что Вы его опекаете, как маленького, не переживайте, поставлю его рядом с проверенным егерем, да и сам присмотрю за молодым человеком!" Пришлось согласится, действительно, негоже его подставлять, тем более и так честь оказали — не дворянина пригласили участвовать в дворянской "тусовке". Да и будет присматривать за охотниками, чтобы они ничего лишнего не натворили в моих землях.

Так что Миша впервые в жизни взял в руки ружье и даже пытался усвоить, как им пользоваться. Одно меня утешало — Никита, конечно, не мог оставить своего хозяина без опеки и тоже поехал с ним. Он относился к нему как к младшему брату, помогал и оберегал иногда чрезмерно, но я была только рада — Мише эта опека была только на пользу.

Короче, спокойные выходные опять накрылись. Но и отказать я не могла. Итак, "идет охота на волков"! Как раз и повод наконец-то прозвучать Высоцкому — выполнить хотя бы один пункт "великого плана всех попаданцев"!

Глава 32. "Идет охота на волков, идет охота!"

Миша готовился к охоте, одевался и обувался соответственно погоде в теплый полушубок и валенки , а потом и в сопровождении Никиты в санях отбыл на охоту, а мы с Машей остались "на хозяйстве" переживать за него.

Пока Маша осматривала и осваивала дом, Степан перенес все мешки в дом, и я попросила Машу помочь их разобрать — никаких особых признаков будущего на них не было, поэтому я особо не беспокоилась. А Маше заделье, пусть лишний раз почувствует себя нужной и полезной.

А мы с Лукашиком прошли на заводик, посмотреть, что там и как. Распоряжался на заводике как раз закадычный дружок нашего бывшего управляющего — Харлампий Аполлинарьевич, судя по всему, из бывших священнослужителей. Одно его имя уже вызывало улыбку — попробуйте его выговорить с разбега! А в пьяном виде — вообще песТня, как говорят! Были варианты от Лампия Линарьевича до Хари Наливальевича!

Но чаще всего его звали просто "Харлашкой — большой баклажкой", так как маленькие дозы он не признавал! Грязь и раздрай на заводике были несусветные! Чувствовалось, что производство работало только на нужды управляющего и Харлашки. Пришлось ставить ему ультиматум — или он до конца выходных приводит все в порядок, или мы с ним расстаемся! Он что-то пробурчал недовольно, но его помощник, Прокоп, который показался более вменяемым, сказал, что постарается. Да, чувствуется, мне надо сразу вскрывать это безобразие, иначе я с ним еще хлебну лиха.

Между тем я у Лукашика спросила, похоронили ли Иванку и кто теперь старостой в Деревенщиках. Он ответил, что Иванку похоронили, его избушка пока пустует. Старосту выбрали, им оказался закадычный друг Лукашика, Яким, который хоть и вполне оправдывал свое имя — "благодушный", но по отзыву Лукашика порядки любил и с людьми ладил. Ладно, раз люди так решили, пусть так и будет. Я только сказала, чтобы Яким подошел ко мне попозже переговорить.

А Миша в это время, сидя в санях, выслушивал рассказ егеря об особенностях охоты на волков с собаками. Оказывается, разыскав логово волков, охотники подводили борзых к окраине леса, а дальше направляли гончих собак непосредственно на логово. Доезжачий, непременно самый хороший егерь, должен расставить стрелков по номерам, сообразуясь с направлением ветра и лаза, а сам с тремя смычками гонцов направляется в остров, где и напускает собак. Остальные смычки остаются при выжлятниках где-нибудь на опушке. Как только гончие дадут голос по волку и погонят, доезжачий дает сигнал в рог, чтобы спустили остальных собак. Как доезжачий, так и выжлятники, должны иметь хорошо выезженных и приезженных к стае верховых лошадей.

Гончие гнали волков от логова, которые уходили из леса через так называемые лазы, где их уже ждали охотники с борзыми. Борзые легко догоняли волка на открытой местности и охотники брали волка. Выводок волков под гончими обычно разбивается, и на охоте образуется несколько отдельных групп гончих, идущих по разным волкам. Злобные гончие быстро расправляются с волками и примыкают к другим собакам. Если некоторые волки прорвутся за линию стрелков в поле, выжлятники спешат за гончими, и если собаки достаточно смелы, то волков из-под лихих гонцов иногда удается принимать. Кажется просто, но и в этом простом деле множество нюансов, которые не всегда можно учесть. Мише ужасно понравились эти необычные слова — "доезжачий", "выжлятники", "смычки собак", да и сам процесс охоты его заинтересовал.

Прибыв на место, Миша вместе с Владимиром Семеновичем был определен на один из номеров, поглядывать, не пробежит ли волк. Сначала ждать было интересно, Миша прислушивался к крикам загонщиков, звукам рожка, лаю собак. Но постепенно нетерпение отпускало, да и мороз стал проникать даже под ту теплую одежду, которая была на нем. Поэтому Миша с благодарностью принял от Владимира Семеновича фляжку и глотнул из нее! Глаза у него полезли на лоб, он закашлялся, показались слезы — он-то думал, что там чай, а там оказалось какое-то крепкое спиртное! Владимир Семенович только усмехнулся: "Экий тюха-матюха,"— но ничего не сказал.

Но тут лай собак стал слышен совсем близко, охотники насторожились, взвели курки ружей и проделали тоже самое с ружьем Миши. Ему на мгновение стало очень страшно, но отступать уже не было ни времени, ни возможности. Он только успел увидеть, как мгновенно подобрались Никита и Владимир Семенович, как из-за кустов прямо на них выскочил огромный волк!

Видно было, что он уже устал — зверь тяжело дышал, высунув язык, как собака, все его тело ходило ходуном, глаза горели, зубы скалились в страшной пасти! Все это Миша разглядел за секунду, ему казалось, что волк сейчас набросится прямо на него, и он, в страхе и каком-то оцепенении, нажал на курок своего ружья, которое автоматически направил почти не глядя прямо на страшное животное! Прозвучал выстрел, запахло порохом, Мишу качнуло на ногах от отдачи. Он даже закрыл глаза и открыл их только тогда, когда услышал голос охотника: "Ай да тюха-матюха! Ты посмотри, с первого выстрела какого матерого зверя уложил! Прямо в пасть попал! Будет из тебя толк! Молодец!"

Когда Миша пришел в себя, он увидел, что огромный зверь лежит почти у его ног и только струйка крови, катившаяся из его пасти, показывала, что волк мертв. Тут-то Мишу и накрыло — он задрожал, его затошнило, голова пошла кругом и он был готов упасть рядом с волком, ноги его совсем не держали. Хорошо, верный Никита приобнял его и что-то бурчал неразборчиво, успокаивая. Теперь фляжка была принята спокойно и глоток был сделан очень большой и уже без всякого содрогания.

Вскоре прозвучал рожок, оповещающий о конце охоты — все волки были убиты, осталось только собрать собак и все трофеи. Никита взял волка за задние лапы и с большим усилием поволок на дорогу, куда съезжались сани с охотниками. Все были удивлены, что такого матерого волка убил не опытный охотник, а человек, который впервые в ней участвовал, все хвалили Мишу, хлопали его по плечу. Волка завалили в сани и повезли к дому, куда свозили и остальных убитых волков.

После охоты все, еще разгоряченные, под впечатлением от перипетий событий, собрались в доме Воронова. Опять было вино, рассказы о его добыче, крик и шум. Сначала Миша несколько растерялся — он впервые был в чисто мужской компании, но выпитое спиртное дало знать — ему вдруг страшно понравились эти храбрые люди, которые подходили к нему, слушали его рассказ о выстреле, предлагали ему выпить. Он пил, пожимал руки, слушал других и рассказывал сам. Вдруг кто-то взял гитару и зазвучали тихие аккорды. И тут, опять впервые в жизни, Мише тоже захотелось спеть, снять через музыку все напряжение, все страхи этого такого необычного дня. Он попросил гитару. и песня сама зазвучала, как-то помимо него и вместо него. И что же он решил спеть — догадайтесь с трех раз! Конечно же, Высоцкого, его "Охоту на волков":

Рвусь из сил, и из всех сухожилий,

Но сегодня опять, как вчера,

Обложили меня, обложили,

Гонят весело на номера.

Из-за елей хлопочут двустволки,

Там охотники прячутся в тень.

На снегу кувыркаются волки,

Превратившись в живую мишень.

Идет охота на волков, идет охота.

На серых хищников — матерых и щенков.

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Голоса у Миши особо не было, слуха тоже, но было огромное желание и энтузиазм — он хрипел, кричал, не попадал в ноты, но пел с таким огромным чувством, что это вызывало и смех, и уважение перед талантом, которого никто и ничто не испортят! Пение Миши вызвало восторг, просили еще повторить, но певец уже тихо спал в обнимку с гитарой. Пришлось Никите тащить его чуть ли не на руках в ближащую спальню и укладывать спать, как маленького ребенка.

Тут в дом к Воронову вошел Александр Николаевич. Оказывается, у него выпало немного свободного времени и он без уведомления, в надежде, что я не рассержусь, поехал к нам в Васино, чтобы обговорить подробности приема полка, но никого не застал. Растерянная Лукерья ответила расстроенному барину, что все уехали в Деревенщики! Где это, она и путем объяснить не могла, хорошо, догадалась вызвать Настасью, которая кое-как смогла объяснить дорогу! И вот без Джи Пи Эс, без карты, в метель наш храбрый вояка поехал за три девять земель неизвестно куда! И на половине дороги он встретил охотников, которые и подсказали ему, что управляющий из Васино как раз и находится в гостях у барина в Вороново, так как участвовал сегодня в охоте. Вот Александр Николаевич и поехал за "живым путеводителем" в надежде, что Миша покажет ему дорогу. А Миша уже ничего и никому не мог показать. Выручил все тот же верный Никита, который попросил забрать от греха подальше Мишу, а то "барыня будет ругаться, она Михаила Ивановича дома у себя ждет", и пообещал показать дорогу в Деревенщики, которую он хорошо знал. Таким образом Миша был полу разбужен, одет и обут и погружен в сани. Тут же ехала его добыча, которую он не захотел оставлять в доме — так ему хотелось похвастаться своей добычей. И всю дорогу Миша рассказывал Александру Николаевичу, как он убил волка!

Глава 33. "Бобик в гостях у Барбоски".

Наступал вечер, и мы уже начинали беспокоиться,что Миши долго нет, как во двор въехали сани, и на пе рвой из них сидел Миша в обнимку с Никитой и гордо держал ноги на огромной туше волка! А рядом я увидела олицетворение всех девичих грез — прекрасного принца на коне! Только мой принц был гусарской форме — в синем доломане с жёлтыми обшлагами, в синем ментике с серым мерлушковым мехом, в синих чакчирах (штанах), синем поясе-кушаке и с ташкой синего цвета с белой отделкой. Хоть и конь у него был не белый, а вороной, это было восхитительное зрелище! Я даже оторопела — ведь передо мной стоял "принц", которого я никак не предполагала увидеть — Александр Николаевич!

Миша увидел нас и с воодушевлением закричал:

— Посмотрите, какого матерого волка я завалил! Прямо на меня выскочил! Как он зарычит! А зубы такие огромные! И глаза горят! Ох, и испугался я сначала, но потом не растерялся — все сделал, как Владимир Семенович показывал — и выстрелил прямо в волка! А он упал, как подкошенный, прямо рядом со мной!

Он рассказывал эту историю с таким же восторгом, как мальчишки-подростки пересказывают фильмы-страшилки или какую-нибудь новую компьютерную игру! Эмоции переполняли его, глаза горели, он размахивал руками, короче, наш всегда сдержанный Мишутка впервые почувствовал себя настоящим крутым мужчиной! Ай да Миша, ай да молодец!

Показал себя "храбрым" псом-защитником и Чарлик, он облаял тушу волка, выказав себя настоящей большой собакой! Я с улыбкой сказала Александру Николаевичу: "Посмотрите на свой подарок, видите, какой грозный зверь растет!"

Маша рядом тоже улыбнулась: "Видела бы Мишу сейчас Полетт!" Это что за новости, почему не знаю? Оказалось, что Миша и Полетт симпатизируют друг другу, хотя француженка и постарше нашего Миши, его это как раз и устраивает — все-таки тяга к женщине-мамочке у него очень сильна. А мне боялись рассказать, решив почему-то, что я "ругаться буду"! Глупые, я только рада, если у них все сладится! Недаром Софья Марковна говорила, что Миша именно здесь свое счастье найдет!

Александр Николаевич тоже тихо улыбался, глядя на Мишу, Чарлика и нас с Машей. Видно было, что графа удивили такие дружеские отношения между барыней и ее наемным работником-управляющим, но он пока молчал. Чувствовал, что он несколько напряжен и пока не знает, как себя вести. Он стал было извиняться, что приехал один и без предупреждений, но я только рукой махнула — какие условности, я всегда рада Вас видеть! И я действительно была очень рада, что могу показать свои хозяйские и женские таланты во всей красе,узнать его поближе, расспросить о его жизни — ведь мы виделись только третий раз, а после последней встречи у предводителя дворянства прошло более двух недель.

Я, только уточнив, каким временем граф может располагать, узнала, что он может остаться до заврта, стала быстро распоряжаться по заветам моей любимой "бабуленьки-ягуленьки" из сказки — сначала путника надо накормить, напоить, в бане помыть, а уж потом и расспрашивать. Баня была уже натоплена, и я отправила мужчин вместе с Никитой мыться. Граф несколько оторопел от моего напора, но сопротивляться не стал.

Теперь мне предстояло всех накормить. Оказалось, в благодарность за разрешение на охоту Владимир Семенович отправил мне тушу уже разделанного барана — как раз одного из тех, кого поранили волки. Это было очень кстати. Ну, что ж, будут теперь и плов, и бешбармак — как раз самый то по холодку поесть жирной горячей пищи! Вот и мой казан пригодится, который я прихватила из будущего — все-таки плов в глиняном горшке совсем не тот вкус имеет. Я распорядилась отобрать жир и мясо отдельно, очистить кишки — можно еще и колбаску сделать, короче, останутся от козлика, вернее, овечки, рожки и ножки, которые потом и на холодец можно пустить! Плов я сделаю завтра, все-таки это дело нескорое, а вот бешбармак сделать можно и сейчас.

И вот на кухне творилось что-то невероятное — варилось мясо для бешбармака — его сделать просто, названия такого не было, а "мясо кусками" давно всем было известно. Так, кроме горячего надо хоть пару простых салатов, хоть тот же винегрет, да закусок сделать. Надо еще и кровати приготовить, да и гостинную открыть — после можно передохнуть да поговорить! Короче, я носилась по дому, не хуже той метели. Но, к счастью, все было сделано, стол накрыт, спальни приготовлены, курительная и гостиная открыты и прибраны, ждали только возвращения мужчин из бани. Они пришли распаренные, благодушные, сияющие.

За столом Миша порывался еще раз рассказать о своих приключениях, но после бани его так развезло, что оставалось только одно — отнести его в спальню, что Никита и сделал. После я отвела в его в сторонку и сунула в руку рубль. Когда он удивленно поднял на меня глаза, я потихоньку сказала: "Это тебе за все хлопоты, за Михаила Ивановича, а теперь иди, отдыхай, там тебя в людской покормят, я распорядилась". На это Никита только поклонился в пояс и сказал: " Благодарствуйте, барыня!"— он никак не ожидал, что его усилия увидят и оценят — для всех остальных это было естественным, как "от века повелось", ведь он был слуга, а Миша — "барин", хотя таковым по сути и не являлся.

В столовой остались только мы с Машей и Александр Николаевич. Мне было интересно узнать о его жизни и я начала разговор исподволь, жалуясь несколько преувеличенно, что вот смогла выкупить свое родовое поместье, а что и как в нем делать — и ума не приложу!

На что граф со смехом сказал:" Увы, дорогая Наталья Алексеевна, тут я Вам не подсказчик! Нашим имением, которое недалеко от Москвы расположено, моя матушка распоряжается, да ее управляющие, я сам в этих делах ничего не смыслю. Я как с детства из семьи ушел — сначала в военном училище учился, потом в полках разных служил, теперь вот в наш полк попал, так и служу потихоньку!"

Машенька с невольной грустью проговорила: " А маменька Ваша как же, одна живет? Ей, наверное, совсем одиноко! И неужели Вы никогда не мечтали о теплом уголке, куда можно вернуться после бурь и сражений?"

Лицо графа закаменело и он сухо ответил: "Нет, почему же, был и у меня теплый уголок, была и семья, жена молодая очень на Вас, Мария Ивановна, похожа была, тоже Машенькой звали. Только умерла в родах моя Машенька, и ребенок только день и прожил, мальчик мой, Николенькой покрестить успели. А у маменьки моей, Елизоветы Петровны, еще дочка есть, моя сестрица, Елена Николаевна, а у той четверо деток. Да и имение в триста душ, так что скучать ей не приходится. "

Нас с Машей стало безумно жаль этого отважного мужчину с большим заледеневшим сердцем. Нет, так не пойдет! Надо как-то отвлечь его! Надо что-то спеть! И я тоже решила спеть свою любимую песню Владимира Семеновича Высоцкого — "Балладу о любви" из кинофильма " Баллада о доблестном рыцаре Айвенго":

Когда вода Всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась Любовь —

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было — сорок сороков...

И чудаки — еще такие есть —

Вдыхают полной грудью эту смесь,

И ни наград не ждут, ни наказанья, —

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же — неровного — дыханья.

Я поля влюбленным постелю —

Пусть поют во сне и наяву!..

Я дышу, и значит — я люблю!

Я люблю, и значит — я живу!

Пела я негромко, как бы про себя, и Александр Николаевич призадумался, лоб его перестал хмуриться, он ушел мыслями куда-то в прошлое. А я решила продолжить и начала свою любимую песню композитора Михаила Фрадкина на стихи Николая Доризо из кинофильма "Простая история":

На тот большак, на перекресток,

Уже не надо больше мне спешить.

Жить без любви, быть может, просто,

Но как на свете без любви прожить?

Не надо мне, не надо было

Любви навстречу столько лет спешить.

Я б никогда не полюбила,

Но как на свете без любви прожить?

Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?!

От этих мест куда мне деться?

С любой травинкой хочется дружить,

Ведь здесь мое осталось сердце,

А как на свете без него прожить?

Пела и вспоминала своего мужа из будущего, своих родителей, которые ушли так рано и которые любили друг друга и не смогли прожить без этой любви, всю свою историю. И опять мужчина расчувствовался, пригорюнился.

Нет, так дело не пойдет! Надо что-то веселое спеть! И я решила немного похулиганить, спеть песню, которую вряд ли приняли в дворянском обществе. А я вот проверю, как Александр к ней отнесется. Я подмигнула Машеньке, мы с ней вышли на минутку из комнаты, одели платочки и в образе этаких барышень-крестьянок задорно запели замечательную песню из старого советского кинофильма "Русское поле", в котором играла Нонна Мордюкова со своим сыном Владимиром Тихоновым. Песню многие считают народной, но ее написал Леонид Дербенев, на музыку Александра Флярковского. Мы с Машей ее давно выучили и нам обеим она безумно нравилась! А песенку все знают по первым словам:

Говорила мама мне про любовь обманную,

Да напрасно тратила слова,

Затыкала уши я, я её не слушала,

Ах, мама, мама, как же ты была права.

Припев:

Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем.

Ах, зачем я в полюшке повстречала Колюшку,

Ах, мамочка, зачем?

Шила платье белое и завивку делала,

От любви кружилась голова,

Но подружка Зиночка перешла тропиночку,

Ах, мама, мама, как же ты была права.

К моему облегчению, песня вызвала у Александра Николаевича огромный восторг и вопросы — откуда она? Пришлось придумать, что песенку я слышала от своих дворовых, а те ее переняли от деревенских — короче, ищите в народе! Кстати, я позже узнала, что моя песенка запомнилась дворовыми, которые были невольными ее слушателями и очень им понравилась. Позже песенка прозвучала и в Деревенщиках и разошлась по многочисленным гулянкам крестьянской молодежи, где каждый раз дополнялась и изменялась в зависимости от симпатий деревенских барышень и кавалеров.

На этой веселой ноте мы решили укладываться спать. Ушла отдыхать Машенька, давно спал сном ребенка Миша, в доме стало тихо и спокойно. А у меня сил уже не было встать и идти в спальню, и я просто сидела за полу убранным столом, тихонько перебирая струны гитары. Я думала про то, почему большинство попаданцев поют песни, в основном старые, советские. Видимо, они, такие искренние и чистые, со стихами, а не просто с текстами песен, являются связующим звеном "между прошлым и будущим", ведь эмоции, чувства людей всегда неизменны, они любят, страдают, ревнуют как в 19, так и в 21 веке.

Тут ко мне подошел Александр Николаевич. Чувствовалось, что он очень хочет что-то сказать, но никак не решается. Я просто подошла к нему и сказала: "Помните, граф, в моем доме Вас всегда ждут, здесь Вы всегда можете найти приют и покой. А теперь давайте спать! Спокойной ночи! Ваша спальня прямо по коридору!" И я резко поднялась и вышла из комнаты, так как боялась, что просто кинусь ему на шею и буду обнимать и целовать — так он мне был близок и дорог! Но нельзя, не положено, этикет дворянский не позволяет, нравы совсем не те! Эх, как же тяжело им было, бедненьким, а мы им еще завидуем! Насколько мы раскованнее и свободнее, и насколько они зажаты рамками сословий, этикета и воспитания! Плохо это или хорошо, не мне судить, но сейчас мне реально было жаль этих людей, которые не могли напрямую проявить свои чувства!

Спала я плохо — все думала о нас, искала выход из положения. Я решила вести себя просто, естественно, никаких расспросов больше не делать а там будь что будет, все-таки в это время все решения в любовных делах принимал мужчина. Я слышала, что и Саша, а я так стала его называть хотя бы сама с собой, тоже долго не спал, ходил по комнате, курил — запах табака доставал и ко мне, двигал стулом — видимо, что-то писал за столом. Короче, ночь была беспокойной.

Глава 34. "Странная женщина, странная!"

Утром я встала как всегда рано и стала заниматься хозяйскими делами На кухне хозяйничала молодая жена Лукашика — Алеся. Она действительно была, как девушка из знаменитой песни — вся какая-то светящаяся, искренняя, когда она глядела на своего мужа, столько любви и ласки было в ее глазах, что я им искренне позавидовала. Я была очень рада, что именно она готовит еду — делала это она так аккуратно, так красиво, как делают истинные мастера. Вскоре вышла к нам и Машенька и тоже присоединилась к нашим хлопотам. Мы все двигались тихо, стараясь не беспокоить наших мужчин.

Но это нам не очень удалось — Александр Николаевич тоже рано встал и наблюдал за нашей работой. А я решила сделать все-таки плов и резала морковь маленькими кусочками — оказывается, терок здесь не было — безобразие, как это без них, сделаем обязательно, и рис надо было промыть, и приправы добавить, и масла, масла не жалеть! Хорошо, я прихватила пару бутылочек подсолнечного — все-таки плов на льняном масле я не представляю! Он заинтересовался, что за блюдо я готовлю, пришлось рассказывать, что от деда рецепт переняла, а ему друг рассказал, что на Кавказе служил.

И как продолжение своего рассказа, я попросила Сашу рассказать о его службе. Он с улыбкой начал рассказывать, что полк сформировался совсем недавно, ему всего 4 год, и изначально вербовали в полк очень активно, поэтому поступающих было много. Шеф полка, Алексей Петрович Мелиссино, сам принимал прибывших в

часть, проверял документы, зачислял в списки полка, переодевал по форме,

распределял по эскадронам и строжайшею дисциплиной приводил в порядок.

Были среди желающих и те, кто вступал в полк в ожидании разгульной гусарской жизни, но они быстро понимали, что ошиблись. Их встречал грозный генерал Мелиссино, который каждого новоприбывшего угощал несколькими ударами палки 'в назидание на будущее время'. Эти крутые меры Шефа полка Саша объяснял и жёстким нравом генерала, и необходимостью из столь разношёрстной компании в короткий срок сделать отличных военных.

— Поверьте, Наталья Алексеевна,— рассуждал подполковник,— нужны были именно умение, сила, воля, энергия и старания генерала Мелиссино, чтобы из всего этого сброда сделать отличных воинов, готовых приносить пользу отечеству. Хотя многие офицеры и не приветствовали такие жесткие способы, они были необходимы, иначе это был бы не полк, а сброд всякой швали! Уж простите меня за невольную грубость!

— Посудите сами, мадам,— продолжал он рассказ, — кого только к нам в полк не принесло: и греки, и сербы, и молдаване, и немцы, и французы, поляки, цыгане, крещёные евреи и даже несколько негров. Они попали в Россию еще во время Итальянских походов Суворова и быстро обрусели. Один из них, Алим, так ловко научился разговаривать по-русски, что многие поражались! Однажды мы стояли в маленьком городке, и Алим захотел купить что-то на базаре. Так баба бросила свой товар и закричала:" Лишенько мне, черт-то по-русски разговаривает!". Она его за черта приняла! Было в полку и не мало богатых людей: во время походов за нами тянулись богатые экипажи, принадлежавшие "простым" непростым рядовым. Бывало сидит на козлах провиантской фуры барин в солдатской форме, а за ними едет его карета с поваром и прислугой!

Мы с Машей так и покатились со смеху, когда представили эту сцену! Рассмеялась и Алеся и, нечаянно дернув рукой, обожглась о горячий казан. Тут-то я и решила продемонстрировать все прекрасные свойства своего чудо-растения — алоэ! Я сорвала несколько листьев, разрезала их пополам и приложила все это к ее руке, забинтовав чистой тряпицей. А через несколько минут Алеся сказала, что рука совсем не болит. Но такая забота от барыни ее очень поразила. Я потом узнала, что она рассказала обо всем Лукашику и гордо продемонстрировала руку, которую лечила "сама барыня"!

Тут к нам вышел Миша — и мы все еще раз рассмеялись — так жалко он выглядел — был растрепанным, бледным, хрипел и сопел, и было видно, что ему очень плохо! Пришлось и его лечить — отпаивать теплым молоком с несколькими каплями золотого уса, капать в нос сок каланхойэ, короче, использовать все свои растения, которые мы привезли. Подполковник с удивлением смотрел на все это, а я рассказала ему и про алоэ, и про другие лекарственные растения и даже пообещала дать с собой несколько отростков, чтобы он попросил кого-нибудь посадить их в горшок — все-таки негоже доблестному воину с землей и растениями возиться!

Тут и плов подоспел и мы все с удовольствием его поели — он удался на славу! А после сели играть в лото — мне не терпелось продемонстрировать свои изделия. Игра всех увлекла, Саша оказался довольно азартным и выиграл целых 5 пуговиц, на которые мы играли! Я со смехом продела в них ниточку и повесила ему на руку, примотав покрепче — чтобы как только ему понадобится пуговица, он мог ее взять! Руки наши соприкоснулись, я покраснела — оказалось, что вот такие прикосновения, ласки возбуждают куда сильнее, чем современный секс! Когда самая большая разрешенная ласка — поцелуй запястья у края перчатки, как-то лучше понимаешь строчки Марины Цветаевой:

Мне нравится, что можно быть смешной Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами.

Действительно, даже нечаянные прикосновения заставляли мое сердце биться сильнее и вызывали прилив любви и нежности! А мы многое все-таки потеряли, когда перестали играть в эти любовные игры, когда люди годами! ждали обручения и свадьбы, когда чистота и невинность невесты были непреложным фактом, а не "глупым исключением", как многие это оценивают сейчас, когда решительное слово "нет" от женщины останавливало даже самого разгоряченного мужчину, когда..... Эх, да о чем говорить!

Время летело незаметно, но как не хотелось Александру остаться, надо было ехать в полк. Он-то надеялся обернуться быстро — договориться о приеме небольшой группы своих товарищей в доме у той интересной дамы, с которой он познакомился у предводителя дворянства и которая заинтересовала его. А тут он пережил целое приключение — общался с дворянами-охотниками, соседями барыни, выручал ее приказчика, попал в новый дом, где его и помыли, и накормили необычной едой, и развлекали интересными песнями и играми. Сказать, что подполковник был ошарашен — это было мало, он был потрясен этой необычной и странной женщиной.

Она вела себя совсем не так, как было принято в свете — не кокетничала, не жеманничала, не выпрашивала себе каких-то подарков, а вела себя естественно, спокойно, как друг, которому можно все рассказать. Ведь в его кругу дамы изначально считались красивыми куклами без мозгов, пригодными только для употребления в одном виде — Любовном (это он так мягко выразился). А Натали была совсем другой. Он не мог долго определить ее отличие, но вот, пожалуй, слово найдено — Друг! Не любовница на час, а человек, которому можно доверять. Но в то же время он видел, что и как мужчина он ее заинтересовал, да и она как женщина была ему очень и очень интересна.

И ее отношение к дворовым — где это видано, чтобы барыня лечила свою кухарку! Другая бы по щекам отхлестала за неловкость, а она руку перевязывает, беспокоится! И этот ее управляющий — она тоже с ним не как с зависимым человеком разговаривала, а как с другом, на равных! И он тоже все это спокойно принимал, как положенное, не лебезил, не угодничал! Странно все это!

А эти песни необычные, каких он никогда и не слышал. Как там пелось:

Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?!

Действительно, трудно без любви на свете жить, даже если ты и закрыл свое сердце на замок, она все равно войдет к тебе без всяких ключей и отмычек. Для нее нет преград и нет условностей. И как интерсно она ответила, когда он спросил, откуда эти песни, кто автор:

— Сама не знаю, приходят ко мне ночью, толи из прошлого, толи из будущего, сами в голове звучат, мне остается только их спеть— они уже готовы, внутри меня и помимо меня!

Короче, у графа произошел полный разрыв шаблона! Но это и привлекало его к Натали! А когда, выйдя его провожать, она протянула ему сумку с растениями, играми и горшком с этой вкусной каши, которая ему так понравилась за обедом, со словами, что он может ей угостить своих сослуживцев — он совсем оторопел! Ни одна женщина его круга не сделала бы этого! Но тем не менее это было так естественно и так приятно, что он не мог и подумать об отказе! Он договорился с Натали, что в следующую пятницу после обеда она будет ждать компанию его ближайших друзей у себя в гостях.

— Обязательно будем! И лекаря нашего, Цекерта Егора Фомича привезу, пусть посмотрит на Ваши чудо растения, ему-то эти отростки и вручу и про руку Вашей кухарки расскажу!

С этими словами он сел на своего верного коня, который тоже был явно доволен прибыванием в гостях — он был ухожен и накормлен, его поместили в теплую конюшню. И всю дорогу до Дорогобужа граф улыбался и приговаривал про себя: "Странная женщина, ей Богу, странная! Такая необычная!" И ему очень хотелось как можно быстрее еще раз увидеться с этой дамой!

Почти такие же слова произносил про себя и Сергей Михайлович после очередной встречи с барыней. Она, вся под впечатлением от прочитанной " Войны и мира," стала резко осуждать поведение Наташи Ростовой, которую преподносили как идеал дворянской девушки:

— Ну разве так себя порядочные дворянки ведут! Она же графиня, Ваша Сиятельство, а поступает хуже простолюдинки! В детстве увлекается Борисом Друбецким, потом учителем пения, героическим другом брата — Василием Денисовым! Потом этот развратный Анатоль Куракин, потом Андрей Болконский и, наконец, замужество за Пьером! И автор ее не осуждает, а наоборот называет своей любимой героиней!

— То ли дело Марья Болконская — послушная, любящая дочь и сестра, прекрасная музыкантша-пианистка, человек глубоко верующий и порядочный! И пусть она не так красива, как Наташа, она гораздо привлекательнее этой взбалмошной особы!

— А сам писатель хорош — этот Ваш знаменитый Лев Толстой! Я прочитала, что он был графом, а ходил босиком, землю пахал вместе с крестьянами! Представляю, как крестьяне над ним потешались! Для них это тяжкий труд, а, по моему мнению, для графа — это игра, представление, искупление грехов — как ношение вериг, как многочисленные молитвы, обеты для верующих!

Сергей Михайлович даже опешил от такого напора! Он, честно говоря, роман читал в школе, вернее, прошел мимо него, как и многие ученики, обращал внимание только на военные сцены и описание Бородинской битвы. А тут человек рассуждает так, как будто герои этого далекого от нашего времени романа — ее соседи, знакомые, друзья детства!

— И война эта! Такая тяжелая Бородинская битва! Столько людей погибло! И неужели нельзя было предупредить императора, избежать сдачи Москвы! Ведь это такое горе для жителей! А эта пресловутая "дубина народной войны"! Ведь она не только по французам могла ударить, но и своих задеть! Нет, не правильный роман, не точный!— закончила барыня с большим воодушевлением!

Сергей Михайлович только головой покачал и развел руками! Странная женщина, странная! Но тем и интересная!

Глава 35. " Бартер по-дворянски."

Как не грустно мне было после расставания с Сашей, надо было заниматься делом. Заручившись поддержкой Михаила, его неразлучного Никиты и Степана как силовой поддержкой, я отправилась на заводик и вновь застала уже знакомую картину — Харлампий опять был пьян и ничего не было сделано. Пришлось осуществлять свою угрозу и с помощью мужчин выдворять его в хибарку и давать полный расчет. Больше терпеть это разгильдяйство я была не намерена. Пришлось консультироваться у Лукашика и Якима, кто бы мог его заменить.

Оказалось, что Прокоп — помощник Харлашки, неплохо во всем разбирается и часто заменял его, когда тот уходил в загул. Я вызвала Прокопа и сказала, что все дела временно переходят под его попечение, приказала сделать спиртовые настойки алоэ, коланхойэ, золотого уса для лечения. Для приема полка и продажи я заказала сделать как можно больше бутылок водки на перце, травах, орехах и ягодах рябины. Если он справится со своей работой, я обещала оставить его в имении и платить за работу, как наемному рабочему, а кроме жалования еще и 20 % от проданного спиртного. Я надеялась таким образом заставить его делать хороший продукт, который бы пользовался спросом. Это было выгодно и мне, и ему.

Прихватив несколько бутылок, мы двинулись к дому и очень вовремя — во двор въезжал уже знакомый возок соседа — Владимира Семеновича. Он сказал, что приехал проведать Мишу и привез обещанного скорняка, который обещался выделать шкуру волка как следует. Но кроме этого, сосед имел еще и намерение продать то несчастное стадо овец и коз, которое послужило приманкой для волков. Я была очень заинтересована в покупке, но денег свободных у меня уже особо не было, а камни и жемчуг светить перед ним я не хотела. Я решила разыграть перед ним беспомощную провинциалку, которая ни в чем не разбирается и которую сам Бог велел облопошить. Хлопая ресницами, я завела "жалобную песню":

— Ах, Владимир Семенович, Вы же знаете, что я сильно поистратилась, выкупая имение, даже фамильные драгоценности пришлось продать, и поэтому очень ограничена в средствах.

— А хотите поменяемся?— с усмешкой сказал сосед.

— Поменяемся? На что?— недоуменно спросила я.

— Да вот хоть на Вашу служанку!— и он схватил за руку мою Катюшку.

Мы с Катюшей обмерла от недоумения, у Никиты закаменело лицо, у Миши заходили желваки. Владимир Семенович захохотал, видя нашу реакцию.

— А что такого? Разве мои овцы хуже Вашей крестьянки?

Я подошла к нему поближе и уже подняла руку, чтобы ударить его, но он перенял ее и, глядя в глаза, с усмешкой сказал:

— Да пошутил я, пошутил!

— Хорошо, если так, иначе я просто отказала Вам от дома!— решительно проговорила я. — И впредь таких шуток не допускайте!

Я поняла, что приобрела если не врага, то большого недоброжелателя, но нисколько не жалела о своей реакции.

— Ну раз крестьянку не хотите, давайте еще на что-нибудь поменяемся,— проговорил сосед.

Его настойчивость была подозрительна, он явно хотел избавиться от стада, но и мне не хотелось упускать такой шанс — приобрести животных, а там разберемся, в чем там дело.

— Что Вы еще хотите?

— Да вот хотя бы Ваши наливки! Их по всей губернии хвалят! Я согласен на двадцать бутылок наливки и двадцать — чистого спирта!

— Странный обмен, но он меня устраивает! Но столько спиртного сразу у меня нет, могу дать только по десять.

— Так Вы согласны?— напирал Владимир Семенович.

— Согласна!

— По рукам?

— По рукам!

И мы закрепили обмен рукопожатием, а затем с помощью Миши составили купчую. Мне все больше и больше казалось это подозрительным, Миша тоже во всю показывал мне знаками, что меняться не стоит, но я решила рискнуть. Пусть сосед уверится, что я такая "лохушка", которую можно легко развести. Это лучше, чем обозленный человек, готовый на всякую гадость. Владимир Семенович тут же уехал, забрав часть спиртного, сказав, что уже к вечеру стадо и шерсть будет у нас.

Действительно, через несколько часов все это мекающее богатство оказалось у нас во дворе и тут я поняла, почему сосед так хотел от них избавиться. Животные еле стояли на ногах — такими они были худыми и замученными, шерсть их была грязной и свалявшейся, давно не стриженной и нечесанной. Мы так и ахнули, но делать было нечего — уговор дороже денег.

Сначала мы решили разобраться с козами — их было меньше и с ними было проще управиться. Пришлось вызывать Лукашика и с помощью всех, кто был во дворе, прогонять животных через загон, где их немного обмывали теплой водой и обсушивали с помощью сена, а затем кормили и поили. Козочек с козлятами я приказала раздать по домам с маленькими детьми и сказала, что они могут доить животных и забирать молоко себе. Если козлята выживут, я разрешу потом забрать себе и козленка в уплату за все хлопоты. Коз также следовало обстричь, а из шести сделать пряжу. Я потом попросила собрать всех женщин, чтобы показать им простые приемы вязания крючком, благо они были в моих запасах. Это устраивало как меня, так и крестьян, и было принято с благодарностью.

Овец частично обстригли, сняв самую густую часть шерсти. Я сказала Лукашику, что эту шерсть заберу для изготовления валенок, а вот оставшуюся шерсть надо попробовать расчесать и из нее напрясть ниток. Я пообещала, что заплачу за работу или деньгами, или зерном, также, как делала это в Васино.

Если животное совсем обессилит, надо его забить и постараться сохранить мясо на леднике или сварить, разлить по горшочкам и залить жиром — получить такую импровизированную тушенку. Думаю, на леднике в подвале и она сможет продержаться до весны, а там мы ее используем на посевной для питания работников.

Да, подставил меня сосед — по-соседски, от всей широты дворянской души! Я еще раз убедилась, что жадность и стремление обмануть ближних не имеет срока давности и свойственно некоторым вне зависимости от времени! Ну что же, будет урок на будущее!

Раздав указания, показав женщинам приемы работы крючком, я стала собираться в Васино. Надо было возвращаться домой, в будущее, а это лучше сделать там. Да и шерсть надо было увести. Оказалось, что мы с Мишей перемудрили с технологиями — все было намного проще. Химикаты нужны были только для отбеливания шерсти и получения белых валенок, а на пока устраивали самые простые — серые. Из Интернета я уточнила все этапы изготовления валенок и узнала, что сам процесс просто физически тяжелый и трудоемкий, но не настолько вонючий, как мы боялись. Так что было решено продолжать в том же духе, но в больших масштабах, тем более шерсть появилась.

Но что-то меня накрывать стало — пурхаюсь я, ношусь туда-сюда, а время идет, ничего конкретного не сделано — а война ждать не станет. Все эти запасы пригодятся мне и самым близким, а большего я не смогу сделать и да и кто меня будет слушать — "простую русскую женщину", провинциальную дворянку— капитаншу с минимумом возможностей. Даже титул графа мало что даст, лишь подняв мой статус. Но и он не позволит мне осуществить все мои задумки в полном масштабе. Что-то расклеилась я, видимо, общение с соседом сказалось.

Да и в Васино было не весело — пришла крестьянка с больным малышом — у него трудно резались зубы, а у меня и лекарств детских подходящих не было под рукой. Пришлось пока посоветовать протирать ему десна тряпочкой с содой да давать сосать небольшие кусочки льда, чтобы облегчить боль.

И вспомнилось мне, что что-то подобное я читала про Императрицу Елизавету Алексеевну — жену Александра 1. Маленькая Лизочка, дочь от Алексея Охотникова, ее фаворита, но которую Император признал, как родную, как раз скончалась от лихорадки, вызванной трудностью с прорезыванием зубов в возрасте 1,5 лет. Вот если бы я смогла спасти ее! Я бы не только сделала доброе дело для этой семьи, но и протекция Императрицы мне бы совсем не помешала! Но увы и ах, это случилось почти три года назад, в 1809 году, и я вряд ли смогу перенестись в прошлое прошлого этого мира.

На этой грустной ноте я возвратилась в будущее. Тут я впервые почувствовала раздражение и от Барыни — она как раз смотрела фильм Сергея Бондарчука "Война и мир" и остановилась на эпизоде Бородинского боя. Я конечно бы тоже расстроилась, если бы меня прервали на таком интересном месте. Пробормотав про себя: "Прости, подруга, срочно надо, я не надолго, скоро продолжишь", я стала собираться в аптеку, где и закупила традиционный мешок детских лекарств и от зубной боли, и от других болезней. Прихватила я и часть лекарств из своих медицинских сумок, еще какие-то лекарственные запасы и приготовилась к перелету в Васино. Но все пошло совсем не так, как я предполагала.

Глава 36. Полеты во сне и наяву или Обыкновенное чудо.

Этот мой перенос сразу пошел как-то неправильно. Во-первых, метель меня закрутила очень сильно, как никогда раньше. Во-вторых, я поняла, что меня несет куда-то значительно дальше, чем по обычному маршруту в усадьбу. Но и сейчас страха не было, а было ожидание новой интересной истории, которая, как я была уверена, изменит мою жизнь к лучшему.

Итак, я очутилась в какой-то в большой зале, богато расписанной и обставленной, и глядя на обстановку, я могла только предположить, что оказалась в богатом особняке или дворце. Голоса людей гулко раздавались в тишине больших комнат. На стенах висели портреты важных людей с орденами и в мантиях, и приглядевшись пристальнее в них и на всю обстановку, которая меня окружала, я уже потихоньку начинала понимать, что попала во дворец на Крестовском острове в Санкт-Петербурге, где жила Императрица Елизавета Алексеевна — я была когда-то в будущем здесь на экскурсии. Мое затаенное желание было услышано, и я очутилась там, где и хотела быть. Теперь я должна была сделать то, ради чего я сюда и попала. Меня никто не останавливал до самой последней двери, около которой стояла пожилая дама. Она попыталась загородить мне дорогу и сказала с опаской:

— Откуда Вы? Кто Вы? Чего Вы хотите? Почему охрана пропустила Вас?

Я поспешила ее успокоить:

— Я простая дворянка, мое имя Вам ничего не скажет, но я не желаю никому зла. Я прослышала о болезни Великой княгини. И самое главное — я могу ей помочь. Я должна сделать это, а потом Вы можете звать свою охрану и арестовывать меня!

Женщина чуть отступила в сторону и с робкой надеждой спросила:

— Вы действительно можете помочь великой княгине?

— Клянусь Божьей Матерью, что я сделаю все, что в моих силах!— и я достала нательный крестик и поцеловала его, перекрестившись.

Мои слова ее немного успокоили, ведь такими клятвами в те времена так просто не разбрасывались, и мы зашли во внутрь.

В комнате было достаточно темно, только скудный свет нескольких свечей освещал усталую женщину в скромном темно-синем одеянии и чепце, сидевшую на стуле около кроватки с ребенком. Я подошла поближе — в ней лежала прелестная девочка где-то полутора лет, тихо плачущая от боли. Голова ее горела, волосы были спутаны, на лбу выступил пот.

Женщина поднялась и загородила своим телом кроватку.

— Кто Вы? Почему Вы здесь?

— Эта женщина обещала вылечить Великую княжну,— оправдываясь, сказала пожилая женщина, встретившая меня в дверях.

— Это правда? Придворные лекари не смогли вылечить, руками развели, а Вы беретесь?

— Да, Ваше Императорское величество, это правда!— как можно увереннее сказала я.

Императрица испытующе посмотрела на меня, лучик надежды зажегся в ее глазах, ей так хотелось поверить мне и в то же время было боязно отдавать лечение ребенка в незнакомые руки. Я решила — пан или пропал и бросилась перед ней на колени:

— Клянусь пресвятой Богородицей и всеми святыми, что я не сделаю Великой княгине ничего плохого, а, наоборот, постараюсь вылечить ее!— и я вновь перекрестилась и поцеловала крестик.

Императрица посмотрела на меня испытующе, но вот в ее лице что-то дрогнуло и она сказала:

-Хорошо, я доверю лечение своей дочери Вам, но помните о последствиях, если оно не удастся, Вы будуте казнены.

— Вы можете сделать со мной все, что захотите, я полностью вверяю свою жизнь в Ваши руки, но и Вы доверьтесь мне!

— Хорошо, действуйте, но Вы будете объяснять все, что Вы делаете. У Лизоньки последние зубки трудно режутся, даже горячка началась, ничего не ест и не спит уже третий день!

— Покажите только, где можно руки помыть!

Пожилая дама, стоявшая около двери и зашедшая вместе со мной, принесла тазик и кувшин с водой и помогла мне помыть руки, несколько удивленно на меня поглядывая — лекари того времени так не делали.

Я обтерла лоб девочки полотенцем и попробовала открыть ее рот, слегка надавив на подбородок. Десны все были воспалены, обложены белым налетом — стоматит шел очень сильный. Я открыла свой заветный мешочек и нашла в нем современный гель для десен, обернула пальцы марлечкой, смоченной в лекарстве, и легко помассировала десны девочки, убирая весь налет. Она даже прикусила слегка мне пальцы — видимо, ей сначала было больно. Все свои действия я объясняла равномерным голосом и моя уверенность несколько успокоила мать. Потом я попросила принести небольшой кусочек льда и теплого кипяченного молока. Льдом я еще раз охладила десны, а потом растворила в молоке небольшую таблетку легкого обезболивающего средства и напоила всем этим девочку.

Пожилую женщину я отправила отдыхать, сказав, что сама послежу за ребенком, тем более девочка уже примолкла — видимо, лекарства начали действовать. Я еще несколько раз смазывала ротик ребенка гелем, качала ее в кроватке, напевая колыбельную, знакомую всем детям Советского Союза:

Спят усталые игрушки, книжки спят.

Одеяла и подушки ждут ребят.

Даже сказка спать ложится,

Чтобы ночью нам присниться.

Ты ей пожелай:

Баю-бай.

Баю-бай, должны все люди ночью спать.

Баю-баю, завтра будет день опять.

За день мы устали очень,

Скажем всем: "Спокойной ночи!"

Глазки закрывай,

Баю-бай.

И успокоившийся ребенок тихо заснул, наконец-то избавившись от мучавшей ее боли. Я тихо встала и объяснила Императрице, что еще несколько дней надо смазывать рот ребенка лекарством, полоскать раствором теплой воды с содой, давать ей сосать небольшие кусочки льда, чтобы снять раздражение. А после разрешать ей грызть небольшие сухарики, сушки, кусочки яблок, чтобы облегчить прорезывание зубов. Я уверила маму, что дня через два воспаление должно уменьшится и боль пройдет.

Императрица сначала хотела броситься мне на грудь, но остановилась и только пожала мне руки.

— Чем я могу отблагодарить Вас? Скажите, сколько я Вам должна заплатить за спасение дочери? И как Вас зовут?

— Меня зовут Натальей Алексеевной. Денег мне не надо, а вот мне может понадобиться Ваша помощь, но не для себя, а для других людей. Простите, но большего я пока и сама не знаю. Но я Вам напишу, но это будет чуть позже.

— Хорошо, возьмите тогда вот этот платочек на память, чтобы я знала, что это именно Вы ко мне обращаетесь,— и она протятула мне тонкий батистовый платок с вышитым вензелем "ЕА" и короной над буквами.

Пока она отвернулась, чтобы удостовериться, что девочка споконо спит, я тихо выскользнула из комнаты. Лишь только та же пожилая дама вышла вместе со мной. Она проговорила, вытирая слезы:

— Вы даже не понимаете, какое чудо Вы сотворили для Императрицы и Велиой княжны! Но почему Вы мыли руки? И что за чудесная песенка, которую Вы пели? Я такой и не знаю! Спойте еще раз, если можно!

Я легко приобняла пожилую даму, которая схлынувшее волнение выплеснула в многочисленных вопросах и стала спокойно отвечать:

— Руки я мыла, потому что они грязные и эта грязь могла попасть в рот ребенка. Пусть и горничная так делает каждый раз, когда будет смазывать десны ребенка. И тряпочка должна быть чистой. А песенка очень простая, — и я еще раз запела ее, успокаивая верную подругу или служанку, или то и другое вместе. Она вытерла слезы и улыбнулась:

— Я запомнила, чудесная песенка, буду ее петь для Лизоньки.

— Но я должна идти! Возвращайтесь к Императрице, Вам всем надо отдохнуть!

Я почти затолкала удивленную женщину в комнату, потому что чувствовала, что метель вновь подхватывает меня и переносит в нашу комнату в Васино, где меня ждал удивленный Миша.

Я отдала крестьянке лекарство, показав, как им пользоваться для лечения ребенка и пошла в кабинет, куда зазвала и Мишу.

Я рассказала ему всю эту историю и он показал мне портрет Императрицы и газету, которую как раз недавно привез из Дорогобужа. В ней говорилось, что в ноябре 1812 года отмечали 6-ой день рождения дочери императрицы и императора, хотя я помнила по истории, что маленькая Лизонька скончалась в возрасте полутора лет из-за горячки, вызванной зубами. Да и он помнил, что заметки такой раньше не было и быть не могло, т.к. я изменила прошлое сейчас, а газету привезли некоторое время назад.

Так я получила подтверждение, что действительно была во дворце, причем в прошлом своего прошлого. Но раз история этого мира не изменилась, влияние этого случая оказалось минимальным — только внутри своей семьи.

Да, вот и еще одно доказательство того, что мой перенос из одного времени в другое — не просто так, это Судьба! Именно она предоставила мне эту возможность для спасения людей, именно Она решила еще раз мне помочь и поэтому произошёл этот скачок во времени! Как, каким образом— это не важно, главное, что теперь с помощью Императрицы я могу сделать намного больше, спасти не только свою усадьбу и крестьян, но и солдат и офицеров, раненых в боях. Такой влиятельный покровитель, как Императрица, откроет для меня те двери, которые никогда не откроются перед простой уездной мелкопоместной дворянкой. Но надо подумать, чем мне заинтересовать Елизавету Алексеевну. Просто написать письмо и напомнить о себе— это мало, должно быть какое-то дело или лекарство, которое я могла бы сделать быстро и просто.

И таким лекарством я выбрала мазь Вишневского. И хотя в будущем некоторые медики будут оспаривать его лечебные свойства, но один только факт, что Вишневскому вручили Сталинскую премию за лечение гнойных ран во время Великой Отечественной войны с помощью его знаменитой мази, уже вызывает уважение. А самое главное — состав мази очень простой и все его средства доступны. Основу лекарства составляют березовый деготь и ксероформ (соединение висмута), в качестве дополнительного компонента используется касторовое масло. Ксероформ уже был известен, им лечили воспаления кожи у лошадей, деготь также широко применялся в ветеринарии, а касторкой в то время лечили желудочные расстройства. То есть, мне не надо приносить составляющие из будущего, мне нужен только специалист, который поможет соединить все компоненты в одно целое и сделает это очень полезное лекарство.

И такой специалист скоро нашелся, к моей огромной радости. Да еще и с другим, очень нужным человеком — прекрасным печатником! Но про их появление в нашей жизни надо рассказать чуть подробнее.