Фатальное колесо. Шестое чувство. Главы 1-7

Как это?

Я переводил взгляд с одного на другого, а в голове не было никаких версий происходящего. Шагнул вперед. Ничего не поменялось. Только в ушах тихо загудело, на пределе слышимости — низко и тревожно, словно в трансформаторной будке. Памятники продолжали стоять на своих местах, а нож в руке громилы по-прежнему целил мне в центр живота. Точно в солнечное сплетение.

Дежавю.

Я медленно обошел бандита, тщательно его осматривая.

Он не может так стоять, даже будучи скульптурой! Законы физики против. Точка опоры одна, а центр тяжести удален от нее в сторону по диагонали — пара сил, плечо, крутящий момент. Нет здесь равновесия. Получается, тело практически висит в воздухе, нарушая базовые принципы механики.

Смутная догадка шевельнулась в голове.

Рывком я поднес к глазам циферблат наручных часов.

Точно! Секундная стрелка в мертвом состоянии. Как и все мое нечаянное окружение. Так это не тела застыли в пространстве, это пространство залипло во времени.

Время остановилось. Во как!

По крайней мере, это многое объясняет.

Надо думать — снова начинаются возмущения темпоральной аномалии, которая когда-то швырнула меня в прошлое. Недавно. Каких-то одиннадцать лет назад. Тогда, когда я по необъяснимой причине угодил в свое же собственное детское тело.

А возмущения, стало быть, происходят только сейчас?

Ну и что? Будто я здесь что-то решаю. И можно подумать, подобный сюрреализм происходит со мной впервые. В моем положении пора бы и перестать удивляться. Забыл уже, как прыгал вспять по времени какие-то три года назад? На четверть часа в прошлое — стоило лишь перепугаться. Было ведь дело!

На этот раз даже проще — никто никуда не прыгает.

'Ша! Никто уже никуда не идет'.

И что дальше?

Гул в ушах с каждым шагом нарастал по экспоненте. Мне нестерпимо захотелось вернуться и встать на свою исходную точку — перед громилой с ножом. Где была тишина. И была смертельная опасность. Туда, где на меня как раз и обрушилось это вселенское безмолвие. А на окружающих — бездвижие. А на всех разом... я потянул воздух носом — беззапашье, здравствуй, новое слово. Я имею в виду — вони ведь тоже нет! Ни тебе хлорки, ни... всякой другой сортирной гадости. Молекулы вонючей взвеси тоже замерли, прервав свое броуновское движение! Хоть я и продолжал дышать. В отличие от всех.

Поразительно.

Я все острее осознавал, что надо обязательно вернуться туда, где стоял раньше. До навязчивости. До острого дискомфорта в мышцах и физических колик где-то в области груди. И еще — пульсирующий гул в ушах. Он гнал меня на место. Туда, где время обязательно должно очнуться от этой аномальной спячки. И очнется! Я знал это почти наверняка.

Шестое чувство.

Я осторожно шагнул на вожделенный пятачок и вновь повернулся лицом к громиле. Животом к ножу. Гул в ушах постепенно затихал, будто кто-то плавно выворачивал звуковой резистор на ноль.

И снова наступила тишина. На этот раз хоть не так резко.

Дальше было просто.

Спокойно, как на тренировке я шагнул вперед и от души врезал ребром ладони по запястью бандита. Сверху вниз.

Все верно — на входе снова загалдели: время ожидаемо рвануло вперед. Так я и думал. Не подвело шестое чувство, прорезавшееся во мне по случаю и при чрезвычайно замысловатых обстоятельствах.

Тайм-аут!

Это был тайм-аут в точке экстремума. Аномалия дала мне время на размышления, дабы не сгинул ее любимчик в рассвете лет. Такое вот новое свойство организма.

Отрадно. Во всяком случае, я успел придумать, как выкрутиться из тупиковой ситуации достаточно изящно. Нужно сказать, что ударил я врага по запястью аккуратно и целенаправленно. Не абы как, а исключительно в область точки под названием 'Ян-Чи'. В переводе — 'Светлое озеро', ребята-китайцы такие романтики! Любое мордобитие разукрасят живописными сантиментами. Кстати, точка не столько болевая, сколько парализующая — фиксирует сухожилия лучезапястного сустава. Причем — в состоянии разогнутых пальцев, чего нам всем сейчас больше всего и хочется: нож жизнерадостно зазвенел по кафелю, благо все уже замечательно двигалось согласно физическим законам Ньютона.

Все вернулось на круги своя, сэр Исаак!

Не прерывая движения, я ухватил гопника за отвороты куртки и с силой дернул на себя. Постарался, чтобы и чуть вверх получилось — настолько, насколько мне позволял мой собственный рост: все же я значительно ниже этой махины. Тем не менее, вывести вражину из состояния равновесия все же получилось: он качнулся вперед. Осталось только подставить левую стопу на уровне его правого голеностопа — так сказать, воспрепятствовать его естественному желанию шагнуть вперед, куда зачем-то тянет его этот несостоявшийся терпила.

'А вот зачем!'

Утробно хрюкнув, громила распластался в воздухе, начиная свой печальный полет.

Передняя подсечка.

Классика.

Прием, который, на мой взгляд, следует изучать самым первым во всех видах единоборств. Потому как — дешево и сердито. И очень эффективно!

Чем-то неприятно хрустнув, разбойный элемент тяжко врезался в желоб мочеотвода. Или как там называется это гидротехническое устройство в советских туалетах — этот 'арык' для оправления мужских естественных потребностей? Тех, которые 'по маленькому'? Надо будет спросить потом у громилы — теперь-то он с этим арыком очень близко знаком.

Я, кстати, сам чуть не упал. Пока закручивал этот центнер злобного мяса, пришлось неуклюже заземлиться на одно колено. Довольно болезненно. И вновь в какую-то сырость! И тетрадка куда-то отлетела. Драгоценность моя, на сей момент единственная. А, ладно — зато путь свободен. Почти. Думаю, со вторым гопником будет проще договориться.

Вскочил на ноги, развернулся.

Прислушался.

Между прочим, пререкания на улице стали на порядок громче. Несколько раз отчетливо прозвучало слово 'милиция'. А ведь опорный пункт МВД — всего в ста метрах от общественного гальюна! Около паромного причала. Милиция сейчас была бы некстати. Очень-очень некстати!

Из арыка за спиной внезапно яростно зарычали.

Любопытно. Как можно одновременно и реветь, и матюкаться? Для этого талант нужен! А ведь я, тормозя и прислушиваясь, свое преимущество, обретенное благодаря вновь обретенным свойствам, постепенно терял — наш брат-славянин, будь он хоть благородный защитник Родины, хоть бандюга-уголовник — никогда не смирится с первым поражением. Такая уж у нас особенность у русских мужиков — хорошо это или плохо, но с первой плюхи никогда не доходит. Бывает, что и со второй. А то даже и с третьей...

Ревущее и слегка мокрое существо уже качнулось в мою сторону.

Алкает мести. Что ж, это можно понять.

А на входе уже замельтешили какие-то темные силуэты — контуры человеческих фигур на фоне светлого прямоугольника свободы. Одна из них практически вручную заталкивала грустного наркомана внутрь общественного туалета. Или просто пыталась сама прорваться к вожделенным отверстиям в полу. А ее не пускали. И снова тема про милицию отчетливо зазвучала в пространстве. И ее снаружи бодренько так многоголосо продублировали! Плохо.

А где же все-таки мой конспект? Что-то не вижу поблизости.

Я похолодел.

Только не это! Перед ударом по 'светлому озеру' темной личности я, если честно, выпустил тетрадку из своего поля зрения. Так. На полу нет, в писсуаре... тоже нет. А за спиной уже снова назревает опасность. Друг, не до тебя! Что такое есть разъяренный бандит-подранок в сравнении с потерей заветной тетради? Где? Где ты... моя прелесть?

Мне вцепились в спину.

В бешенстве я крутанулся на месте и, что было сил, заехал приставучему громиле в ухо открытой ладонью. Аж рука онемела. Уголовный элемент, качнувшись и втянув голову в плечи, попятился, пританцовывая к излюбленному арыку. Вот там тебе и место!

Матерное рычание прекратилось. Думаю, ненадолго.

Где конспекты, гады?

Поубиваю всех!

В туалет все-таки ворвался какой-то мужичок, судорожно рвущий пуговицы на ширинке. Второй за грудки держал наркомана, приперев его к дверному откосу. Весело там у них! Не то, что у меня. Что же это делается, люди добрые? Полгода студенческого труда! Одну тетрадь чаем залили, а вторая просто исчезла. И где? Среди гов...

Я обомлел.

У наркомана, трепыхающегося под напором обиженного туалето-юзера, в правой руке обнаружилась... моя красная заветная тетрадь! Когда успел, проныра? Пока я, стоя на коленке, равновесие свое по крохам собирал? Или когда врагу по ушам шлепал?

Да какая теперь разница?

— Стой! — заорал я в панике. — Не шевелись!

Кому это предназначалось — сам не понял.

Скорее всего, тому, кто вручную удерживал гаденыша в рамках приличия.

Лучше бы я не орал! Только вспугнул ситуацию. И все испортил. Мужичок вздрогнул от моего крика, оглянулся недоуменно, а наркоша напротив — выпал из ступора и ударил сверху вниз по удерживающим его рукам.

Я бросился к нему.

Да что там! Не к нему, конечно. К тетради! На кой мне этот люмпен-пролетарий?

Тетрадь!

Вот только освободившись, чахлик — не будь дураком — заметив мой рывок, толкнул на меня мужичка и исчез на выходе. Был таков, что называется. Когда я выскочил наружу, отбившись наконец от еще одной помехи, которая и меня пыталась схватить за грудки, того уже и след простыл. О боги, вместе с моими конспектами!

Этого не может быть. Нет! За что мне все это?

А! Это еще не все? Глумление мироздания еще не закончено? Поскрипывая портупеей, поблескивая хромом сапог и сверля меня свинцовым взглядом, к туалету споро приближался милицейский наряд.

Группа быстрого реагирования, будь она неладна!

'Здравствуй, племя молодое, незнакомое...'

А день-то как заиграл! Всеми красками украденной у нас радуги.

И вовсе и не скучно... оказывается.

В ноябре.

Глава 5

СОХНЕМ

Задержали четверых — меня со слегка подмоченным громилой, мужичка с оторванной пуговицей на ширинке и любителя хватать людей за грудки, который неожиданно оказался профессором гидробиологии. Аквариумист с дипломом, долгих лет ему рыбьей жизни. Из-за него, между прочим, и убежала моя священная тетрадь на вражьих наркомановских ножках!

В опорном пункте долго выясняли — что же такое на самом деле произошло в месте общественного пользования. Между прочим, не разобрались до сих пор — двое свидетелей искренне не понимали сами, а другие двое явно валяли дурака. Даже не сговариваясь. И... следствие естественным образом зашло в тупик.

Глухариком запахло.

Поскольку громила оказался самым грязным, грубым, да еще и в наколках — ему для повышения коэффициента коммуникабельности даже пару раз врезали по почкам. Дубинкой. А я думал, что в советской милиции людей не бьют. Это ведь не наш метод!

Как ни странно, профессор и кадр с распахнутым скворечником отнеслись к этому возмутительному нарушению прав человека довольно-таки снисходительно. Если не сказать — одобрительно. Почему-то на свой счет эту вопиющую перспективу они вообще не рассматривали, несмотря на собственный определенный беспорядок в одеждах.

Мне же было наплевать.

Было о чем подумать. Значится, новые 'фишечки' появились в моем персональном арсенале? Время, получается, тормозим, гражданин хороший? 'Остановись, мгновенье, ты прекрасно'?

Ну да, возможно. Прекрасно. Несмотря на отхожее место. Теперь нужно сообразить, как этот персональный апгрейд лично контролировать. Нам самотек не нужен! Как инициируется мое новое умение? Где кнопка стартера? Пока не понял. И ничего в голову путного не приходит. К тому же, невнятная радость новой находки омрачалась серьезной потерей: грустно мне без любимой тетрадки. Да что там, больше скажу — мозг отказывался анализировать весь масштаб бедствия в преддверии грядущей зимней сессии. Для студента страшнее потери конспектов уже ничего просто не может произойти в этом мире. С учетом того, что до последнего дня я уверенно шел на красный диплом и любая 'четверка' на экзаменах ставила бы уверенный крест на всех моих амбициозных грезах. К тому же, обязательно нужно отметить — в среде наших преподов с человеческим лицом считается особым шиком 'загасить' претендента, дерзнувшего 'желать странного'. На взлете подстрелить, как дикого гуся. Хлебом не корми — дай урыть зарвавшегося отличника!

Я тяжко и с надрывом вздохнул.

Похоже, у гуся даже 'взлета' не будет — пора возвращаться с небес на грешную землю.

Что у нас тут?

— ...Просто упал, — продолжал бубнить громила, непроизвольно потирая зашибленную поясницу. — Скользко там на кафеле, ссут ведь где попало... с-снайперы криводулые. Куда только милиция смотрит?

— Но-но, поговори мне!

— Могу и не говорить...

— Ты сейчас опять довыкобениваешься!

— Так, говорить или нет?

— Говори!

— Поскользнулся. Упал.

— Очнулся, гипс?

— Не-а. Не было гипса.

— А что было?

— А ничего не было. Пока вон те потом не зашли.

— Кто?

— Присутствующие! Сначала студент, — чуть заметный, но все же злобный взгляд в мою сторону, — потом псих, а потом уже и профессор.

— Сам ты псих! Товарищи, он же меня оскорбляет!

— Молчать! Предупреждал же.

В этом опорном пункте нет ни коридора, ни 'обезьянника' — не позволяет архитектура причального флигеля. Поэтому мы все, в нарушение норм процессуального производства находимся в одном хоть и большом помещении. И это тогда, когда происходит предварительный опрос участников инцидента! Хуже для УПК и не придумаешь. Единственное, что могли сделать хозяева для торжества буквы и духа закона — это дружески посоветовать нам... 'закрыть свои пасти и засохнуть'.

Сидим. Сохнем. Только уши-то — куда девать?

— Нож твой?

— Вообще в первый раз вижу.

— А если мы отпечатки сейчас снимем?

— Снимайте. Вызывайте криминалистов. То-то они обрадуются... по гальюну ползать на ночь глядя.

— А ну, пасть прикрыл! Умный что ли?

— Умные — они в Сочах. Тут те, кто потупее.

— Чего ты сейчас только что сказал?

— Вас это не касается, гражданин начальник. Это я про себя. А что вообще случилось, генацвале? За что пакуете? Прям кипеш какой-то! Что, у кого-то тыщу грабанули?

Этот наглый тип услышал просто, что вся наша троица бьется в непонятках, вот и развлекается теперь, как может. Глумится, что называется, над органами! Вообще-то... быка дразнит красной тряпкой: менты — не самая уравновешенная категория представителей человечества.

Вообще, милицией в момент скандала и драки всех стращал профессор-аквариумист, одновременно с этим терзая за грудки наркошу на входе. Аки рыбу. Достращался на свою и нашу голову! Прохожие услышали шум, да и вызвали милицейский наряд, как и просил уважаемый человек. Добрейшей душевной организации люди! Чахлик тоже хорош — наговорил профессору гадостей, не пуская появившихся как на грех желающих отлить граждан внутрь помещения. Нахамил, понимаешь, людям вот интеллигент и расстроился — ножками засучил возмущенно, ручки свои потянул к вражине, возмечтав подержать оппонента за грудки, как, видимо, в молодые годы делал.