Водяной-3

Почему бы и нет? С рабством можно и нужно бороться, а словом порой можно сделать очень многое. Того же "Скарамуша" можно попробовать издать, может и пройдет. Там ведь нет призывов к революции, просто рассказана история с точки зрения одного из участников. Поглядим. Но романы Ильясова я отправлю Глазуновым все. Не знаю, родится ли здесь этот человек в будущем, я здесь по бабочкам потоптался от души. На себя права оформлять не буду, а деньги... деньги, если будут, отдам на организацию медицинских вузов. Пусть побольше врачей будет. Заодно все, что вспомню по медицине, перепишу, и тем же Глазуновым отправлю, как найденные мною записи Авицены и его учеников. Пусть будет. Если уж топтать бабочек, то в ластах.

В палатке нервно бродила Аяна, теребя кусок толстого кожаного ремня, и отрывая от него мелкие кусочки.

— Не психуй. Я же сказал — отпускаю. Не хочу, но держать тебя против силы — не в моих принципах. Разумное существо должно быть свободно. Раз уж ты решила променять долгожитие на семью — то это твое решение, и оно для меня свято. И! — Я поднял вверх указательный палец. — Не переживай насчет девственности. Во-первых, твой поэт сам далеко не мальчик, во-вторых, даже простая человеческая женщина, принимая христианство, меняется, пусть духовно. Правда, далеко не всегда. А ты Дева Песков. Ты не просто готова принять обряд христианства, ты меняешь свою сущность. И перерождаешься в человеческую женщину, то есть деву. Кстати, учти, ты все равно останешься сильнее и быстрее обычной девчонки. Да и болезни к тебе будут липнуть много хуже. Осторожнее, а то ославят как ведьму. И еще — у твоего избранного родители умерли, но жива бабушка. Она властная, умная, жесткая особа, обожающая своего внука. Тебе придется или сделать ее своей союзницей, или победить в борьбе за сердце и разум Лермонтова. Лучше будьте союзницами, вдвоем вы будете вдвое сильнее. Да и с правнуками ей повозиться получится. А сейчас я уйду, останешься с Мариной и Хилолой. — И в палатку с радостным визгом влетели обе названные мною барышни и повисли у Аяны на шее. Ну да, я как предчувствовал, и вызвал девчонок с копаней, благо здесь недалеко, всего трое суток на конях. Иначе бы у девочек не получилось, здесь нет прямого водного пути, только на конь. Мои русалочки тоже вполне себя нормально чувствуют на суше, по крайней мере пару недель спокойно выдерживают. Правда, потом их из воды неделю за уши не вытащишь, но это уже другое дело.

Вооруженные слуги, сопровождавшие девушек, тем временем расседлывали лошадей, выхаживали, растирали их пучками сена, чуть погодя отпаивали и задавали зерна, смесь дробленого овса, ячменя и пшеницы. Под руководством Мансура ставили дополнительные шатры, вбивали колья коновязи. Обрастаю я подчиненными, и теряю. Такова жизнь.

Убедившись, что все в порядке, я озадачил старшего из наемников, седого кряжистого туркмена, и уехал. Надо готовить приданное Аяне, надо проверить строительство музея в Коканде, надо проверить сборку костяка той ископаемой акулы, что уйдет в подарок королеве Виктории. Много чего надо. Так, Перовский приедет сюда через несколько дней, с ним священник приедет. Не думаю, что тот затеет что-то долгое и немыслимое, Лермонтов не царь, Аяна не королевна, долго ни с обрядом крещения, ни с помолвкой тянуть не будут. Может, и повенчать здесь решат. Хотя, я бы на месте самого Михаила и Аяны не спешил, но судя по той буре гормонов — вряд ли они хотя бы до Оренбурга захотят дотерпеть. Мда.

С одной стороны — плохо, я остаюсь без опытной, надежной и очень адекватной помощницы. С другой — кто я такой, чтобы мешать людям любить друг друга? Да и адекватность Аяны сейчас под просто огромным вопросом, влюбилась в поэта как кошка, крышу при таком порой напрочь сносит. Ладно, все что не делается — к лучшему. А пока надо ей приданное приготовить. От меня. Сама девочка тоже совсем не бедная, золотишка у нее заначено по пустыне минимум пудов двадцать. За двадцать-то столетий не скопить — это суметь надо.

А это, интересно, кто там? Я чудь подобрался, внимательнее принимая передачу с пустельги, что кружит в окрестностях.

— Здравствуйте, Захар-бай. — Ко мне подъехал майор Озеров. — Очень рад, что вы не стали мешать вашей ученице и Лермонтову. Жениться для него, пожалуй лучший из выходов. Успокоиться, перебеситься, найти свое сердце — дай-то Бог, это у него получится. И ваша девочка, я очень хочу, чтобы она была счастлива.

Майор ни грамма не сомневался, что Аяна из старой дворянской семьи. То, что она у меня в обучении, его мало смущало. Восток есть Восток, мало ли какие тут тайны хранятся. Он видел, что Аяна прекрасно образована, воспитана, имеет великолепный вкус и выдержку, относится к офицерам как к равным, а к солдатам и слугам как к подопечным. Все это в его глазах означает только одно — дворянское воспитание.

-Здравствуйте. — Я приложил руку к сердцу, и слегка поклонился. — Кто я таков, чтобы мешать Его воле? Нити судеб каждого свиты причудливо и таинственно, но все в руках Его. Аминь.

— Аминь. — Озеров перекрестился, и довольно улыбнулся. — Люблю свадьбы. Пусть она будет означать доброе знамение для нашего тракта.

— А как вы относитесь к небольшой драке? — Я поглядел на майора. Тот явно не ожидал такого вопроса, но старого вояку дракой не напугаешь. — Просто за нами наблюдает отряд конных, примерно полторы сотни бойцов. Сейчас четверо сидят там, на вот том холме. Видите, стеклышко подзорной трубы мелькнуло? Не показывайте, что мы их обнаружили, Прохор Александрович.

— Однако зрение у вас, Захар-бай. А откуда вы знаете численность банды? — Майор спокойно поглядел на тот самый холм, на склоне которого на самом деле сверкнуло стеклышко. Интересно, кто там такой беспечный? Или он нас вообще за бойцов не держит?

— Вы ж видели, ко мне приехали ученицы с охраной. — Я улыбнулся. Ну да, в моей охране очень опытные туркмены, за деньги, которые я им плачу, род выделил лучших. И это мое заявление не удивило майора, туркменские всадники немало крови попили русским купцам и селениям, но все согласны с тем, что в здешних местах это одни из лучших бойцов.

— Как вы думаете, когда они нападут? — Озеров невозмутимо отвернулся от холма, и принялся набивать трубку табаком.

— Мы их мало интересуем. Да и прилично нас тут, с работниками около трехсот человек. А вот караван, который скоро подойдет и встанет на ночевку, похоже, их интересует много сильнее. Думаю, что нападут сегодня, под утро, в "собачью вахту". — Я вытащил зажигалку, отщелкнул со звоном крышку и чиркнул колесиком. Сноп искр воспламенил фитиль, пропитанный бензином, и майор благодарно поджег сухую веточку, от которой и раскурил трубку. Зажигалку, кстати, я заказал в Коканде, у одного златокузнеца. По образу и подобию Зиппо. И что вы думаете? Через неделю получил готовую, в серебряном корпусе, и соглашение о производстве их на продажу. Сейчас их делают уже по полсотни штук в неделю, и разлетаются они как горячие пирожки. Бензин в местных аптеках стали заказывать уже заранее. Насколько я знаю, триста штук в серебряных и золотых корпусах ушли в Санкт-Петербург. А уж местные богатеи ходят с ними все. Модный тренд, ититская сила.

— И кто эти лиходеи? Не знаете? — Поинтересовался майор, пыхнув ароматным дымком. Однако, он канабис в табачок подмешивает, отборную смолку... впрочем, этим здесь никого особо не удивить. Опиум курят в открытую, листья коки жуют, не то, что табачок анашой разбавляют. Впрочем, судя по всему, количество наркотика для такого мужичины мизерно, так, чуть кайфанет. На разумность мышления мало повлияет. А даже если повлияет — здесь я ничего не сделаю. Перевоспитывать его на данный момент просто некогда, да и неохота.

— По повадкам — казаки. Ушли за зипунами. — Ну да, яицкие и оренбургские казаки совсем не ангелы. Как здешние племена щиплют купцов и поселения русских, так и казаки вовсю промышляют подобным в свободное от основной службы время. А здесь, за территорией сторожевых застав, они щиплют все, до чего могут дотянуться. И богатый лагерь, пусть и с полутора сотнями солдат и офицеров для такого же количества умелых головорезов вполне себе по зубам. Особенно, коль нападение будет тщательно спланировано, ночным и внезапным.

— Ну, встретим со всем тщанием. — Усмешка Озерова была хищной, сквозь маску военного чиновника проглянул матерый убийца. Судя по всему, майора моя информация только взбодрила. Надо же, какой интересный тип командует стройкой укреплений на трассе Эмир-Перовского тракта. Алкаш, наркоман, да еще адреналинозависимый. Впрочем, в это время других офицеров найти практически невозможно.

— Если вы не против, то я бы сначала хотел бы побеседовать с атаманом. — От моей просьбы майор несколько удивился, и я вынужден был пояснить. — Родня. Пусть далекая, но родня. Чуть ли не с времен Смуты. Семья есть семья, сами понимаете.

— Не возражаю. Сумеете отвести угрозу — вообще хорошо. Как говорил Сунь-цзы, "Война любит победу и не любит продолжительности". В нашем случае — отвести угрозу от форта уже победа. А казаки есть казаки, чертовы сутяги. Вечно мутят. — Казаки и дворянские рода частенько переплетены, у майора это не вызвало никакого удивления. Более того, частенько в казаках оказывались и разорившиеся дворяне, на Дону и в Сечи принимали без особых вопросов и беглых крестьян и потерявших состояние дворян. Да, далеко не в первые роли, казачья голытьба шла как пушечное мясо. Но был шанс вырасти, да и доля с добычи шла, как и личные трофеи.

И потому я вежливо откланялся, и ускользнул к себе, а майор отправился наводить шороха и готовить форт к обороне. Ночной бой дело такое, мало предсказуемое. Даже если знаешь и готов к нападению.

На самом деле, услышанные мною фамилии, Светличный и Кашников, и название станицы давали слишком большую вероятность того, что здесь и сейчас за зипунами пришли мои далекие предки со стороны матери. Ну, и прямо скажем, бабочек я топчу, но вот родню резать неохота. Потому надо шугануть предков, шоб сквозили отсель со свистом.

Девочки было обиделись, но мой наказ был четким и не допускал двойного толкования — сидеть здесь на попе ровно, не лезть в драку. Мои наемные бойцы готовились к драке, спокойно и сосредоточено, часть уже завалилась спать, часть сменит их попозже. Ну да, если ночью не выспаться — то надо перехватить сейчас.

А я выскользнул из лагеря, и исчез с глаз долой. И выскользнул неподалеку от ставших на дневку добытчиков-разбойничков. Кстати, казаки нарушают прямой приказ царя, губернатора и за разбой им может прилететь так, что мама не горюй.

— Ну и? — Пойманный мною за шиворот казачина было дернулся, но отправился в короткий полет до конской задницы, по которой и сполз. Да еще коняга ему нехило наподдал в нижней точке траектории, так что начало положено. А я смазанной тенью носился меж пусть и ошалевших и растерянных, но схватившихся за оружие станичников. Правда, это им особо не помогало. Сабли вылетали, нагайки ломались ( заморозить и сломать, прикольно), и самое главное — огребали бойцы. Я особо не церемонился, убивать не убивал, но лупил сильно. Причем это дело мне было в кайф, родню колотить оказывается то еще удовольствие.

Через десять минут на ногах стояли только психованные лошади и я, остальные разлеглись живописной инсталляцией. Или это все ж таки перфоманс, так как большинство не лежит неподвижно, а шевелится и стонет? А я поднял казачину, который был старшим, то есть походным атаманом. Потряс его немного, и, сделав морду лица пострашнее, прошипел:

— Вы что тут надумали, дурные бороды? Живо по домам, а то больше не пожалею! Не погляжу, что родня! — Оглядев получившееся батальное полотно, я довольно прищурился. — Что за свадьба без драки? Нет, отлично получилось. Подарок забрать не забудьте, на память.

И исчез. А атаман брякнулся на землю, как куль с картошкой.

Какое-то время звуков кроме мата, стонов, ржания бьющихся лошадей, которые б и рады куда смотаться, но стреноженные не могли, не было. Но атаман, как ему и положено, оклемался один из первых, и встал, размазывая по бороде кровищу из свернутого носа.

— Что это было, мать вашу? — Ошеломленно оглядел разгромленную стоянку, свернутый в крендель ствол мушкета, скрученные стволы двух пистолетов, его личных, купленных в Оренбурге капсюльных пистолетов! — Онищенко, Курицын! Поднимайтесь, и остальным встать помогите! Ох!

Схватился атаман за бок, отдышался, и снова принялся раздавать приказы. Кто бы тут не был, тот явно пощадил их компанию. И потому продолжать набег не стоило, а напротив, требовалось как можно быстрее свалить отсюда. Да, ушли стричь, а придут стрижеными, бывает. И пусть у кого-то не хватает зубов, кому-то сломали ребра-руки-ноги, но все живы, пока. И надо сделать так, чтобы казаки вернулись домой живыми. Не то, что набеги проходили без потерь, но такой одновременно жестокий и безопасный урок они получили впервые. И атаман не сомневался, что существо, отходившее как младенцев полторы сотни умелых бойцов, смогло бы их всех оставить тут, под холмами, навечно. Казак вспомнил ходившие по станицам последнее время слухи о водяном князе, принявшим под свою руку реки Туркестана. Мог ли это быть он? И если да, то с какой стороны он родня?

— Анисим Климыч! Глянь! — От коновязи вскинулся молодой казачок, и тоже болезненно согнулся.

Атаман подошел к вбитым в землю кольям, и удивленно посмотрел на немалую горку сверкающих желтым слитков. Золото, пудов пять, не меньше! Значит, слухи были правдивы. Предводитель несостоявшегося набега повернулся вокруг, посмотрел на молчаливые холмы, таких же молчаливых казаков, собравшихся окрест. Снял с головы шапку, и поклонился на все четыре стороны.

— Спасибо за урок, Княже, и за подарок спасибо. Заповедаем остальным, больше в набеги сюда ходить не будем. Коль помощь потребуется, дай знать. — И нацепив папаху, рявкнул на подчиненных. — Чего замерли? Собираемся и уходим, быстро. Дуван дуванить будем в станице. Соберите золото в перемётные сумы, здесь рублей по четыреста на каждого, серебром или златом. И Князя поблагодарите за поучение, родич наш все-таки.

Казаки, по примеру своего атамана, отбили круговые поклоны, и через сорок минут только пыльное облако показывало направление их бегства.

Усмехаясь, я глядел как исчезают за холмами казачки. Ну да, точно дальняя родня, точнее, предки. Как раз трое из Зеренды, пока еще даже не станицы, а просто поста казачьего. Потому и отсыпал им немного золотишка, чтобы порожняком не возвращались. Ладно, приятного в меру, а мне пора свадебными хлопотами заниматься. Аяне ведь документы надо выправить, чтобы не придрался никто ни к ней, ни к Лермонтову. И приданное нужно, но с этим проблем нет. Тут как раз все в порядке. Кстати, за Аяной ведь можно и землицы дать, я тут оформил на себя верст пятьсот квадратных пустынь и полупустынь, в том числе как раз пятьдесят с небольшим квадратных верст на землях, где когда-то были родовые угодья клана Аяны. Аяна Сайрима Яксарт, дочь сакского вождя небольшого племени. По нынешним временам, текинская дворянка. Ладно, деньги есть, сделаем бумаги. Благо, у меня знакомые стряпчие есть.