Водяной-3

Я спокойно и расслабленно, в неге и покое болтался на волнах в уютном, солидном таком кресле изо льда, похожим на небольшой айсберг, и любовался летающими чайками, крачками, бакланами, и прочими утками. Первый раз за полгода спокойно отдыхаю.

Ну дернула меня нелегкая затеять помогательство людям — так они ж меня и припахали. Начиная прямо с Мадали-хана. Ох уж эти политики, восточные и иже с ними. Меня, бедного водяного, замучили. Ладно хоть именно как водного духа только кокандский хан, для остальных я крученный-верченный прощелыга, башибузук, авантюрист и множество других интересных слов.

Именно Мадали-хан меня сначала раскрутил на информацию, в основном о себе и своей семье. Умеет мужик забалтывать, когда надо. Да и впрочем, просто поговорить с умным мужиком, который тебя почти не боится дорогого стоит. Конечно, Ёркин-ходжа меня не боится совершенно, но тот практически святой. Да и решил я, что не стоит эмиру бухарскому резать этого умного и смелого мужика. В общем, договорились о многом. Учитывая, что это мои хотелки, платил тоже я.

Так что окромя алмазов, пришлось вручить хану четыреста сорок килограмм золотого песка. Хотя, что мне это золото? Так, песок под ногами, причем мертвый. Это ж не вода, в конце то концов. Мне его для доброго дела не жалко, надо будет — еще намою. А спровадить отсюда куда подалее Мадали-хана с семейством чем не благое дело? Я потом именно и только для этих целей еще полторы тонны добавил, уже в слитках. В основном эмиру бухарскому, тот с хорезмским властителем уже сам расплачивался. Недешево эта моя авантюра по людским меркам обошлась, уже почти два миллиона только золотом. Полновесных золотых рублей или долларов. Фунтов поменьше, но это только доказывает надежность и стоимость британской валюты.

На эти деньги были наняты около трех тысяч умелых бойцов, которые выводили людей Перовского из той задницы, в которой те очутились. Мне снова, на этот раз при помощи Аяны, пришлось лечить людей, от холеры, цинги, жесточайшей простуды. Я им что — табиб, что ли? Меня это совершенно не прикалывает, более того, не особо интересно. Это Аяна начала тащиться от целительства, как удав по стекловате, прям-таки прет ее от этого. А мне много интереснее те же алмазики делать да отшлифовывать.

Алмазы, кстати, на всех правителей произвели интересное впечатление — с виду невозмутимость, а душе жар и восхищение. Единственное, Перовский, когда я ему презентовал бриллианты для Белого Царя, потерял дар речи. И надолго. А потом полусотню казаков в охрану поставил, целиком.

С получившимися бриллиантами вышло забавно. Мне захотелось пошалить, я сделал еще несколько штук брюликов, один которых вышел ярко-желтый, еще один нежно-зеленый и третий чисто алый, и отправил их с гусями в Москву, Ватикан и Мекку. Так и написал на открытках — старшим священнослужителям. Учитывая, что к этому времени до царя добрались прозрачные камни, а среднеазиатские ханы не утерпели и похвастались своими — это был ШОК. Такие крупные, равноразмерные, одинаково ограненные, отличающиеся только цветом и качеством камни до сих пор в мире не встречались. И тут на тебе, я такую бяку им подсунул. Как только не изгалялись и не гадали все, журналисты, ученые, и прочие — но задал я им загадку еще ту. Да еще что сделал — порезал на тонкие ломтики тренировочные брюлики, как апельсинку на части поделил, и на завершающей стадии отдал их в качестве оплаты. Десяток камешком по двенадцать пластинок-лепестков, каждый лепесточек-кусочек-ломтик почти двадцать карат. Нормальные такие ломтики. Короче, прозвали их Лепестками Роз Александра, целенькие камни царя, папы, московского владыки, шейхов Мекки и ханов Коканда, Хивы и эмира Бухары — Нераспустившиеся Розы Александра. То есть нашедшиеся камни из сокровищ, захваченным Александром Македонским, зря ль тот полмира завоевал, что ли? Это англичане такую красивую легенду придумали, и обосновали убийство своих агентов на Востоке именно тем, что, мол, те слишком близко подобрались к камням.

А в Европе из-за Лепестков небольшая войнушка произошла. Все обрезки, что я отдал, ушли в европейские страны. И продавались просто за фантастические цены. Вот два имперских князя из немецких и разругались из-за камней, да так, что две недели рубились на границах. Разорились, а обрезки купили англичане. Мдас... словно те же папуасы или индейцы, из-за цветных стеклышек передрались. Впрочем, я им не доктор.

Кокандский хан меня порадовал. Оценил свое вероятное будущее как ну очень возможное, помог мне убедить Насруллу ибн Хайдара, что под прямой рукой русского царя ему будет лучше вести свои объединенные земли в светлое будущее. И свалил в закат, точнее на восход... в прямом смысле. Собрал войско, семью, деньги, коней и любимое имущество, и уехал в Персию. А там на корабли, и в Калифорнию. Мыть золото, адреса месторождений я ему дал. Как и еще пяток алмазов на взятки Русско-Американскому обществу. Что, собственно, тот и сделал. Два камня обществу за Форт-Росс и земли вокруг него, два испанской короне, и немалый кус земли во владении узбекского хана. Еще один камень хитрый хан отправил нынешнему мексиканскиму императору, такой тоже есть, оказывается. И получил от него официальную купчую чуть ли не на половину Калифорнии. И все довольны, кроме как американцы, особенно Джон Саттер, коему я подложил эту свинью. Ну и государству США тоже. Потому как почти три тысячи опытных, хорошо вооруженных бойцов под единоначальным командованием на этой земле в этот момент полностью отчуждают ее от США. Это целая армия. Умелая и опытная, плюс хорошо вооруженная. Ибо хан купил всем своим бойцам хорошие ружья и пистолеты. Испанцы и мексиканцы довольны, и втихую потирают руки. Особенно испанцы. И Розы Александра получили, а кроме как российский самодержец никто из европейских владык ими в тот момент не владел, и немалую Занозу с большой буквы в задницу англосаксам всадили. И при том всем хан взял российское подданство, присягнув на верность императору. То есть начинать против него боевые действия армией США — начинать войну против российского государства. А всяких бандитов Мадали-хан на деревьях развешает. Уже вовсю вешает, читал я газеты из Британии. В той же "Тайсм" восхищаются решительностью нового владельца немалого куска Калифорнии. Ага, еще бы не восхищались, когда я от имени этого хана тайно переправил два черных бриллианта королеве Виктории. Пусть радуется дамочка. Какое-то время. У нас с ней для Большой Игры времени много, пусть расслабится. Тем более, что это отвлечет американцев от Орегона, на который те вовсю раззявили рот. И кстати, в моем мире Орегон американцам отвалится всего-то годов через шесть.

Ну и здесь, в Средней Азии, тоже суета и лепота. Собственно, передача всех прав владения Кокандом и ханством от семьи Мингов семье Мангытов плюс явная пророссийская политика бухарского эмира, ну и огромная взятка в пятьдесят тонн золота сверх всего помогли убедить недоверчивого политика. Хуже от этого не будет никому, кроме, опять-таки, британцев, потому как те считают Среднюю Азию зоной своих прямых интересов. Но тех эмир бухарский резал и режет без оглядки на далекие неведомые острова. Здесь середина континента, сюда британцам достать крайне тяжело. Нет, попытаться могут, но это очень сложно.

Вообще, сейчас мир особо не торопится. И скорости передвижения это особо не позволяют, и средства коммуникации, да и менталитет тоже. Но когда надо — стрелой летят. Те же бриллианта в Питер царю доставили за месяц. Это от момента передачи мною Перовскому. Представители Мадали-хана так же попали в Питер и выкупили часть владений Русско-Американской кампании просто стремительно, полная переброска ханом своих нукеров в Калифорнию заняла всего два месяца. Когда надо, и очень хотят — делают все очень быстро.

Если вы думаете, что мои мыкания на этом закончились, то вы зря так думаете. Я сейчас строю линию колодцев, достаточных для серьезного поселения-форта. Судя по всему, Перовский здесь не возьмет штурмом Ак-Мечеть, и ее не переименуют в его честь. А вот будущий торговый тракт уже зовут Перовским-Эмирским. Так-то он пройдет от Коканда до Семипалатинска, ну а самый проблемный участок идет от Ак-Молинского приказа до Ак-Мечети. Потому как пустыня. Караваны верблюдов пройти могут, а вот серьезные обозы нет. А самый сильный верблюд несет товара много меньше самого маленького фургона. Вот и строим в меру своих сил форты, тропим дороги, а я колодцы при них. Ну как строю. Перовский ведет свою часть работ со стороны Сибири, а Нусрулла со стороны Коканда, а я указываю им места, где копать, а где не копать. Ну и естественно, мне приходится немало поработать, чтобы создать мощные и чистые подземные водные линзы. Хорошо хоть с северной стороны рек много, особо мудрить не надо. А вот отсюда, с югов, проходится всерьез поколдовать над каждым колодцем. От него ведь жизнь нескольких тысяч человек зависеть будет, значит нужен объем и качество. Приходится обеспечивать. Времени нет совершенно, пацаны так и висят в крио-капсулах, Хилола и Марина откровенно скучают, изучая под предводительством суровой наставницы курс молодого бойца, то есть правила поведения молодых барышень в обществе. Нашлась на одной из копей крепкая и очень серьезная дама, супруга ссыльного и опального ротмистра. Взялась за моих девчонок с радостью и тщанием, а тем деваться некуда, выполняют мой прямой приказ. Ротмистр тоже отставил бутылку ( не без моей помощи), учит барышень вольтижировке и выезду. А русалочкам скучно, им охоту на работорговцев подавай. А их нету. Вот такие пироги.

— Должен признать, что шутка с камнями вышла прекрасная. — Сбоку от меня внезапно появилось подобное же кресло, на котором развалился Локи, с видимым удовольствием посасывающий янтарный вискарь из массивного, явно алмазного стакана. Бутыль с вискарем удерживалась левой рукой бога на коленке. Впрочем, тот поднял ее, и качнул, прогнав по стенкам полыхнувшую на солнце волну. — Будешь?

— Почему нет? — В моей руке появилась копия стакана бога, но изо льда.

Тот щедрой рукой налил мне до краев, подлил себе так же, и торжественно со мной чокнулся. Какое-то время мы просто сидели рядом, но рано или поздно даже полный стакан вискаря заканчивается.

— Должен признать, что я уже нисколько не жалею, что помог возродить тебя. Именно так и именно здесь. Это забавно, смотреть как меняется ткань событий. Твоя выходка с Мадали-ханом вообще, надо признать, несколько неожиданна. И очень забавна. Ладно, мне пора, держи. — Мне на колени плюхнулся наполовину полный пузырь, и бог исчез.

А я осторожно поднял бутылку и посмотрел на свет. Интересно, что именно я пил с БОГОМ ЗЛЫХ ШУТОК? Так то просто вполне современная мне прошлому трехлитровая емкость с зеленой этикеткой, "Tullamore Dew", ирландский марочный вискарь. Пятьдесят пять градусов, ну надо же. Приятная штука, но до сих пор я такую не пробовал. Я вообще еще в той жизни после пятидесяти годов бросил алкоголь потреблять, и здесь не начинал еще. Ладно, пусть будет, иногда приколько вот так, качаясь на волнах, немного выпить. Даже мне, водяному. Так что пузырь отправился в намороженный карман, а я чуть отпил добавленного.

Кстати, о добавках. Те полста тонн золота, что я вручил в качестве взятки эмиру бухарскому, Нусрулла поделил на три части. Двадцать тонн из них отправил Николаю Палкину, то бишь Первому, двадцать тонн в свою казну, и десять тонн закопал тайком и тишком. Сам, со своими ближниками. Таких всего десяток бойцов из его первой сотни. И сейчас эмиру Нусрулле из рода Мангытов даже лишний раз вздохнуть некогда. Ибо целое ханство надо принять под свою руку, а это процесс непростой и часто кровавый, надо устраивать отношения с царским подчинением. Впрочем, как я знаю, именно этот вопрос для Нусруллы самый простой, как царь скажет, так и сделает, особо и рыпаться не будет. Ибо да, самодур и деспот, но очень умный самодур и деспот. И то, что сюда придут царские полки его вполне устраивает. Как и будущий генерал-губернатор Туркестана, который станет еще и наместником императорским над этим краем. Ибо власти эмира это почти не коснется, зато даст немалую защиту. У эмира остается даже право чеканить свою монету, золотую и серебряную, плюс в Коканде поставят филиал императорского монетного двора, и будут печатать бумажные деньги. Немного, но будут. Ну и императорские университеты в Коканде и Ташкенте. Точнее, филиалы пока.

Ну и я ему еще подсунул наметки по строительству железных дорог, соединяющие Среднюю Азию с Европой и Сибирью, а так же с Персией. А что, железные дороги вовсю строится в Европе и США, уже тысячи миль проложены и вовсю работают. Эмир прекрасно понимает, что тот же хлопок станет местной суперкультурой, когда его можно будет массово вывозить по надежным и недорогим железным дорогам. Плюс подсолнух, кукуруза, томаты, овощи и фрукты. И край пустынь сразу станет мощным аграрным краем. Это он тоже прочел в мною подсунутым выкладкам.

Меня, кстати, он считает за агента влияния какого-то из Великих Князей. И примерно так же считают Перовский и его офицеры. Ну и пусть их, мне так проще. Вот добью первую линию колодцев, оставлю им карту с координатами второй линии, от Хивы до Оренбурга, и свалю в туман. Хорошего понемногу, надо и своими делами заниматься.

А покамест лежу, балдею. Тишина, покой. Кручусь потихоньку вдоль одного из островов Арала, который выбрал себе резиденцией. Благо, сил стало хватать на всякие достаточно крупные манипуляции с водой и воздухом, так что кроме меня и моих русалочек к острову разве боги подойдут. Ну, или сущности не менее мощные, чем я, или более умелые. Да плюс еще мороком островок прикрыл, сейчас для постороннего глаза там постоянный дым и туман. Прятать с глаз долой осторовок не стал, берег достаточно близко, строить сложную сквозную иллюзию просто лень. Как бы сюда перетащить тот мавзолей, в котором статую богинь стоят? Хотя, мне от, в принципе, даром не нужен.

Для себя я на острове поставил вытащенный из воды и высушенный кораблик, что затонул века два назад. Достаточно крупный корабль, я его перевернул, установил на мощные бревенчатые сваи, получилась крыша. Остальные детали дома, вроде стен и полов, потихоньку делаю тоже из утопших кораблей. Тут их хватает, Арал и реки свою дань брали и берут. И просто приличных бревен хватает, я их распускаю и сушу доски. Буду мебель делать, примерно как в моем мире богатеи для себя подобную делали. Сами лично, для души. Вот и я этим занимаюсь. А что? Вот свободного времени маловато, чуть затянулась моя стройка. Хотя получается весьма симпатично, и достаточно прочно, по моим прикидкам, десятибалльное землетрясение должно выдержать.

Кстати, с теми статуями... отправлю я их в Питер. Вот почему-то вот именно сейчас решилось, что так будет правильно. Все же Афродита богиня любви, а ее никогда мало не бывает. В Санкт-Петербурге тоже музеи открывают, вот пусть люди и смотрят, да радуются, Эрмитаж вон, работает. Как раз вчера читал в "Ведомостях", что товарищ Палкин закупил что-то для него. Шпицпрутены, наверное. А тут я, такой клевый, возьму да отправлю аватар в Питер. Пусть город на Неве станет их новым домом. А что революции да войны — от судьбы не уйдешь, глядишь, и минует напасть этих прекраснейших даже в мраморном, точнее, в бронзовом посмертии женщин. Не дело им в темном мавзолее стоять. Да и сам мавзолей тоже отправлю, а змеюку с динозавром здесь, в Бухаре поставлю. Подарю эмиру, пусть палеонтологический музей открывает, на это, вроде как, никаких запретов в исламе нет. Это не противопоставляет человека творениям Аллаха, это просто показывает Его творения.

Через три недели я сидел в собранном по моему заказу шатре-шапито, и удивленно читал в только что доставленной мне месячной давности лондонской "Таймс" о том, что Мадали-хан взял штурмом поселок лесорубов Джона Саттера, убив и ранив при этом около пяти сотен разношерстного сброда, в том числе и самого "известного американского путешественника и авантюриста швейцарского происхождения", а так же его старшего сына. И еще, неизвестный негр убил американского политика и сенатора Джеймса Нокса Полка и сумел скрыться в лесах. Искали с собаками, но не нашли. А вот этого я не ожидал. Этот Полк примерно такого же калибра фигура в нашем мире была, как Иван Васильевич Грозный. При нем Штаты приросли территорией в три раза. Орегон, Техас, Калифорния, Нью-Мексика, Юта и еще вроде какие-то. Негр, хм. Пишут, что мстил какой-то из бывших рабов Полка. Может быть, только вот у Мадали-хана были черные нукеры. И я рассказывал ему обо всех серьезных фигурах, которые могут ему помешать. Не думал я, что тот настолько резок. Впрочем, там не тут, никто из американцев наверняка не ожидал, что политиков из первой сотни могут просто и незамысловато грохнуть. Интересно, что теперь там будет? Техас-то присоединят? От Мексики тот уже отвалился, в свободном плавании находится. Насколько я помню, были как и сторонники экспансии США по континенту, так и противники. Тот же Орегон — ведь из-за него могла войнушка начаться между Британией и США, а сейчас бриттов на западе считают сильнейшим государством мира.

А может, и на самом деле бывший раб, просто времени у хана маловато на организацию этого действа... здесь тоже всякое бывает, вон, Марина с моей помощью похерила целое аристократическое семейство. Короче, рабовладельческий строй характерен восстаниями рабов. Пугачев и Спартак тому подтверждение. О как задвинул, аж самому понравилось. Ладно, а сейчас займемся политикой, хоть и не люблю я это дело.

И я встал, вышел на солнечную улицу, и встретил хозяина здешних земель, эмира бухарского и хана кокандского Нусруллу ибн Хайдара и еще множество всяких имен.

— Приветствую вас, великий эмир. — Короткий и вежливый поклон. Младший равному. И только так и никак иначе, как бы не скрипели зубами аристократы позади эмира в раззолоченных шелковых халатах.

— И тебе привет, Захар-бай. — Короткий кивок головой в ответ. Это очень много, если кто не в курсе восточного этикета. Это ответ равному.

Намного более вежливый поклон от визиря, точнее, наиба, перса Абдуссамада, назначенного Нусруллой вместо казненного им помощника отца, (который, кстати, и привел его к власти, так что меры благодарности у нынешнего эмира те еще). Остальная свита меня игнорирует, но мне на это плевать. Можно будет попозже, годика через два-три, навестить каждого из них. И показать, что вежливость полезна для здоровья, а наглость нет.

— Прошу. — Один из нанятых мною людей поднимает полог, и эмир неторопливо входит внутрь, в сумрак.

— О Аллах великий и всемогущий!!! — Да уж, настолько потрясенным эмира не видел никто. И это жесточайший правитель, который ежедневно казнит около сотки своих подданных. Да и не только своих. Как я ууже говорил, англичан, итальянцев, при необходимости турок Насрулла режет на Регистане не задумываясь. А глянь, шокирован и испуган. Да и остальные, те кто вошел, отреагировали подобным образом. Один из чиновников даже за саблю схватился.

Ну еще бы. Я скелет динозавра восстанавливал по всем каноническим правилам двадцать первого века. И змеюку таким же образом. И потому оскаленные зубы, восстановленные мною и вставленные на место утерянных, массивные кости челюстей, ног и прочих частей тел, сверкающие красным стразы в глазах. И все в объеме, на растяжках. Сложно было, но мастеровые в Коканде талантливые, потому мы справились. Плюс я неплохо подружился со здешними плотниками и кузнецами. А это лишним не будет. Их бы еще прикрыть от излишней лютости Насруллы, ибо нефиг.

— Это что за порождения Иблиса? — Чуть придя в себя, поинтересовался эмир, обходя скелет динозавра, и аккуратно тыкая кончиком сабли в берцовую кость.

— Это творения Господа нашего, Ваше Высочество. Множество таких тварей бродили по Земле до сотворения Аллахом нынешнего мира после Потопа. Ибо сами знаете — ничто не появляется из ничего иначе, как по воле Творца. — Чуть поклонившись, ответил я. — Это самые крупные из найденных мною костяков былых тварей. Есть и звери поменьше, те же саблезубые тигры и гигантские медведи, а так же олени. Но их костяки только начали собирать. Если вас интересует, то прошу. — И я приподнял занавеску из тонкой белой хлопковой ткани. Ну да, тут у меня вовсю кипит работа, собираю костяки найденного тигра-саблезуба, пещерного медведя и огромного, гигантского оленя со здоровенными рогами. Кто только не попадал в мои реки и озера за эти эпохи.

— И чем это мне может помочь? — Закончив обход, поинтересовался эмир, нервно постукивая пальцами по рукояти сабли.

— Ваше Высочество, организация музея покажет всему миру, что Восток как был со времен Абу Али ибн Сино и Аль Хорезми, так и ныне остается одним из светочи знаний мира. Такой коллекции полных костяков вымерших по воле Аллаха монстров нет нигде в мире. И не скоро будет, это я вам гарантирую. Ваше имя будут упоминать не только как грозного властителя, но и мудрого, осененного светом знаний хозяина. "Его Высовества Эмира бухарского и Хана Кокандского Насруллы ибн Хайдара, под патронажем Его Императорского Величества Николая Первого Музей Палеонтологии и Археологии в городе Коканде" будет выпускать свой годовой журнал и ежемесячный вестник, который будем рассылать по европейским и азиатским столицам. Можете быть уверены, что читать их будут даже королева британская и король Испании. Такого покамест нет ни у кого! А человеку интересно необычное. Да и Вашим подданным будет полезно знать, на что способна ярость Аллаха, который уморил этих животин, несмотря на их огромные размеры из-за какого-то прегрешения. А вы — проводник воли Аллаха на этой земле, и меч в Его руке.

Надо сказать, последнее мое предложение явно понравилось Насрулле, но воспоминание о том, что теперь он поданный русского царя явно омрачило его настроение. И потому я продолжил.

— Ваше Высочество, этот музей прославит Ваше имя в веках, впишет в историю науки всего мира. Никто не сможет оспорить Ваше первенство в этой сфере. Кроме того, сюда потянутся люди. Не шпионы, а серьезные персоны, ведь в той же Англии и Германии многие высшие дворяне являются учеными с мировым именем. Таким образом вы войдете в обойму европейских политиков, установите личные связи. Ничто так не сближает Вас, власть придержащих, как любимое хобби. В конце концов, это может быть просто ваша любимая прихоть. И кроме того, такие находки просто очень дороги, и крайне редки. Я так скажу, Ваше Высочество. Розы Александра есть у правителей Европы и Азии, главных священнослужителей ислама и христианства. А такой коллекции нет пока ни у одного музея в мире. Представьте развороты в "Таймс", "Ведомостях" и прочих газетах Европы — лучший в мире музей палеонтологии. В археологии нам соревноваться с британцами будет тяжеловато, но и их найдем чем удивить. У меня есть собранные здесь полные комплекты воинского доспеха времен Искандера Зу-Аль-Карнайна, а это немалая редкость. Да и много чего другого по мелочи. Политика — это искусство возможного, а какие возможности открываются из-за вроде таких, невзрачных на первый взгляд вещей. Можете быть уверены, что вскорости, в позволенных Вами местах откроются миссии и консульства европейских государств. А где политический интерес, там и торговля. Да и русский царь будет активнее укреплять Ваши земли, ибо одно дело окраина империи, а другое широко известная во многих столицах земля. А там, глядишь, и железные дороги сумеем проложить. А там резкое развитие торговли. И бунтовать станет некому, потому как с полным ртом не кричат.

— А для подарка британской королеве у тебя нет ничего подобного Захар-бай? — Нусрулла в задумчивости обошел костяк древней змеюки.

— Есть скелет огромной рыбины, Ваше Высочество. Но я его еще не собрал. — Чуть поклонился я.

— Собирай. Погляди, что можно будет подарить и Николаю, моему брату. Ему лучшее, разумеется. — Эмир сурово глянул мне в глаза. А ведь задумался злыдень, в серьез задумался. Да и перс его, тот вообще в раздумьях, четки так и мелькают в пальцах.

— Есть и для царя дар, Ваше Высочество, археологический. Здесь его не выставить, ибо грех, а для Европы и ее христиан в самый раз. Прошу Вашего разрешения передать оный дар генералу Перовскому от Вашего имени. — Еще раз поклонился я.

— И в присутствии моего наиба. Получаешь мое на это дозволение! И как ты там сказал? "Его Высочества Эмира Бухарского и Хана Кокандского Музей палеонтологии и археологии"? Быть по сему! Получаешь разрешение строить основной корпус, здесь, в Коканде, этих тварей, в Бухаре все, что с людской стариной связано. Если найдешь доспехи Спитамена — подарю тебе пять золотых ахалтекинцев! — И эмир, картинно взмахнув халатом, словно лорд Вейдер плащом, ушел на солнцепек. И свиту свою забрал. Уф! Я, конечно, не джедай, но иметь дело с таким ситхом нервов требует. И изворотливости. Поубивать их дело не хитрое, а вот свернуть Азию в немного более конструктивное русло, не ввергая ее в пучину гражданской войны — это архисложно, как говорил товарищ Ленин. Но хитер эмир — царя с носом оставил в названии музея. Впрочем, пусть ему. И что мне с конями делать? Золотые аргамаки — это прекрасно! Красивейшие кони. Но мне они на кой? Опять придется баб искать и им дарить. В принципе, тоже занятие. И надо вытащить из запасника скифский доспех, который я в Амударье нашел. Может, это и не Спитамена, но точно какого-то из князей. Аяна это с гарантией утверждает. А потому кони уже мои, эмир слово держит. Ладно, пойду я, отдам команды и инструкции, и свалю отсюда. Мне еще шесть колодцев на линии Ак-Мечеть — Акмолинский приказ доделать нужно. А потому...

— Зуфар! Ты слышал приказ эмира, да будет долгой его земная дорога. — Я повернулся в сторону молчаливого, аккуратно одетого старшины плотников. Ну что поделать, здесь никто пока не собирал по кусочкам скелеты померших бог весть когда зверюг, пришлось искать наиболее подходящих по профессиям. Ну и сговорился с бригадой плотников-столяров, и несколькими резчиками по кости и ганчу, то есть по алебастровым украшениям интерьеров. — Продолжаете работу с костяками, все строго по моим чертежам. Финансовые вопросы через Иссу, как обычно. Охрана работает в привычном режиме, разрешение на деятельность подписана лично эмиром, никакой другой чиновник не имеет права вмешиваться. Дерзайте, товарищи, а мне пора на север, на Эмирский тракт.

И я отправился к себе. Ну да, пришлось выкупить небольшой симпатичный домик, нанять служителей, ибо иначе как бы я объяснил, где я обитаюсь? Там же пара моих коней, английских шайров, невесть как попавших в эти края. Купил я их в Хиве, причем незадорого. Не сообразил незадачливый конокрад, который привел их сюда, что для этих мест порода малоподходящая. Не покупали их, ни казахи, которые кайсаки, ни хивинцы, ни персы. Конечно, красавцы, но сотня литров воды на нос, плюс зерна пуд и сена, причем хорошего, по полтора пуда. Но зато силищи дикой, хоть и далеко не чемпионы породы. В общем, купил по цене хорошего жеребца местных пород, чем весьма обрадовал немолодого цыгана. Не знаю, что тот натворил в России, но убегал он явно быстро и резво, и каким-то образом сумел добраться до этих мест. А это говорит о нехилой такой личной удачливости. Говорило. Зарезали цыгана, буквально тем же вечером, понесла нелегкая его в подпольную забегаловку, где вина выпить можно.

А я с тех пор обладатель пары здоровых и флегмантичных коняг. На которых кроме себя, гружу по куче всего разного в переметных сумах. А что, надо же мне видимость составлять, что я нормальный человек. Итак на меня косятся, и Перовский, и эмир, ибо порой я успеваю слишком быстро. Что они обо мне думают при этом — не знаю. Ладно хоть пришибить не пытаются. Хотя, с другой стороны — пытаться пришибить человека, дающего взятки миллионами — верх идиотизма. Золото любят все.

Через три часа я неторопливо выехал из Коканда. Была мысль заскочить в гости к евреечкам, но я ее подавил. Не стоит пугать женщин. Тем более, что я здорово изменил морду лица перед началом этой ахинеи с бриллиантами, золотом, переселением народов и сменой властителей, и меня теперь практически не узнать. Ну, по повадкам вполне можно, но для этого надо быть со мной достаточно близко знакомым. Так что я спокойно ехал себе, по странно пустой дороге, и не обращал внимание на редких встречных. А вот на перегородвших дорогу два десятка всадников внимание обратил.

Еще бы не обратить, когда на меня нацелили сразу полтора десятка добротных, хоть и разнобойных мушкетов. И в кустах еще семеро засели, с нарезными "хырли", хотя стрелять из таких тот еще цирк. И чуть поодаль стоит один из тех расфуфыренных чиновничков, довольно скалится. Ну-ну...

Разговоры разговаривать я не стал, сразу атаковал. Голова чиновника взлетела вверх, вметнулся и опал фонтанчик крови. Щелкнули курки по кремням, высекая искру. Но та не смогла воспламенить резко отсыревший порох, а вот я исчез с дороги, и появился позади всадников, подрубая ноги лошадям. И опять исчез, на этот раз переместившись в придорожные заросли, высасывая жизнь из засадников. И снова появился среди мешанины людей и бьющихся коней на дороге, росчерками клинка укорачивая людские жизни. Это не так долго для меня, на самом деле. А потом просто прибраться, иссушивая тела в прах, поглощая души людей. Не я это затеял, но я закончу. Кучу железа и тряпья трогать не стал. Здесь оживленный тракт, найдутся владельцы. Ибо то, что лежит на дороге — не имеет владельца. Рядом несколько кишлаков, все подберут люди. Не думаю, что блокировать дорогу будут долго. Лично мне как-то все едино, кто и когда удумал на меня покушение, чуть размялся хоть. Жаль, что не смог поглотить душу того мурзы, которому голову снес, ушел на перерождение, скотина. Но ладно, ничего страшного. Осколки знаний есть и в мыслях остальных, попробую проанализировать.

Больше препятствий не было, но встречные санджары-полицейские на меня смотрели странно. Хотя ничему не препятствовали, так что я спокойно загрузился на свой каюк, разместил коней и оттолкнулся длинным шестом от берега. Река ласково плеснула волной по бортам, и я погладил ладонью воду, которая ластилась ко мне как кошка. Вода это моя родная стихия, мне тут спокойно и радостно, ибо вода это жизнь. По крайней мере, для этой планеты.

Стемнело, и я рванул, развив скорость километров под сорок в час. Быстрее не разгонялся, кони нервничают. Они хоть и флегмантики, и меня привечают, но слишком большая скорость действует им на нервы. Причем никакой барьер не помогает, они скорость нутром чуют. А потому сильно тороплюсь, так пока везде успеваю.

На каюк с веселым смехом выметнулась Хилола, а за ней Марина. Традиционные обнимашки, когда ученицы виснут у меня на шее. И Марина тоже, превратилась в веселую радостную девчонку. Правда, эта девочка вполне может и кишки выпустить, но уже в строго ограниченных случаях. Похихикав и потолкавшись, девочки вывалили на меня множество важных новостей. То, что подобранная на обочине кошка с перебитым хребтом полностью выздоровела — очень важная новость, прямо скажем. Особо если учесть, что она чистопородный манул. Здоровенная голубоглазая зверюга. Подобрали девчонки, когда ей угораздило под копыта попасть, и оттащили к Аяне, а той все в радость, животинку выходить. И надо сказать, чудеса творит, настоящие. Сейчас эта киса по имени Тамарис живет с моими барышнями, гоняет мышей, крыс, змей, варанов (взрослых), охраняет девушек, играет в салочки со здоровенным и злющим алабаем, который признает только Варвару Степановну, учительницу моих девочек. То есть гоняет алабая. Тот порой не знает, куда спрятаться, ныкается за девушек, забавно. Рабочие копи опасливо обходят кису сторонкой, нечистью называют. Зря, кстати, совершенно обычное животное. Ко мне, кстати, Тамирис относится на удивление спокойно, и частично безразлично. То есть позволяет гладить, и милостиво берет подачки. И то не все, а только свежую рыбу. Небольших окуней, живых еще. Чем они ей нравятся?

Девчонки наболтались, и скакнули в воду, пару раз выскочили, исполняя всякие трюки, и исчезли. И я попер далее. Впрочем, это для всех остальных девочки исчезли — я их везде чую. Яркие звездочки, которые мерцают на карте, которая постоянно у меня в голове. Сделал тактическую интерактивную сетку земель, держу ее в мыслях , мозг тренирую, ну и просто удобно. Наношу на нее отметки в режиме реального времени, фиксируя входящие данные с сотни постов. Водные крысы, пеликаны, скопы, примерно сотня зверюшек и птах божьих добровольно согласились быть моими глазами и ушами. Сначала у меня несколько крыша ехала, но приловчился, расстроил поток восприятия, сейчас у меня около тридцати постоянно действующих каналов. Плюс-минус несколько. Сложно но удобно. Пробовал рыб, но оне тупые! Реально тупые, как валенок. Так что оставил их в покое. Разве два десятка старых и опытных сазанов оставил, но строго как химанализаторы. Чутье у рыб потрясающее, этого не отнять. Но это уже просто ради интересного опыта, здесь химических производств нет, максимум навоз сбросят в воду. Но отрабатываю, мир не стоит на месте, пригодится со временем.

Месяц я пахал на колодцах. Два отменных источника с чистейшей водой на расстоянии дневного перехода, способные напоить одномоментно тысячу верблюдов, осталось еще семь. Но фактически, тракт проложен. Инженеры планируют равнять участки для проезда повозок, что сразу, в разы увеличивает пропускную способность тракта. Что любопытно, специалистов-дорожников наняли вскладчину купцы оренбургские, уральские и восточносибирские. Армейцам это до лампочки, их вполне устраивает просто способность напоить войска, а так для армии дороги мало важны, ей важно направление.

А сейчас я сижу около своей палатки в кресле-качалке, смотрю на звезды, пью крепкий чай с ежевичным вареньем, ем горячую лепешку и мясные нарезки. Тончайшие ломтики бастурмы и казы. Бастурма из жирной говядины, а казы это вяленая конская колбаса. Еще около кресла та самая бутылка с виски, что мне Локи оставил. Пару стаканчиков я усосал, и на душе чуть потеплело. Забавно, но уровень виски в бутылке не уменьшается, ровно половина.

Отломив кусочек лепешки, я с наслаждением вдохнул аромат хлеба. Пожалуй, величайшее изобретение человека — хлеб. Как только додумались, что смолотое зерно можно испечь, превратив в универсальную еду. Прометей точно может быть довольным, его дар пошел людям на пользу.

Откинувшись на спинку кресла, я качнулся, бездумно смотря в бескрайнее звездное небо. Миллиарды звезд, всякие разные. Смогу ли я когда-либо поглядеть на них вблизи? Забавно было бы стать командиром космического крейсера, сгонять хотя бы к Альфе Центавра. А что, попробую, если дотяну до таких времен.

С этими мыслями я пару раз качнулся еще. Звезды перечеркнул силуэт каменного филина, живет тут неподалеку семейка. Брызнули огненной россыпью несколько метеоров, и снова тишина и благодать. Только брякает антабка на ружье часового, фыркают сонные кони, смеются на том конце лагеря пьяные господа офицеры. Один из них уж больно задирист, на дуэль нарывается. Убить его завтра, что ли?

Оренбургскому губернатору это, конечно, не понравится. Но Перовский вообще человек непростой, прямо скажем. Еще бы, один из приближенных Николая Первого. Здесь и сейчас почти абсолютная власть. Не удивлюсь, что именно он и окажется наместником императора в Средней Азии, или как начинают говорить, Туркестане. Хотя, по сравнению с Оренбургом азиатские города, как мне говорят, не ахти. Глухая провинция. Да, дворцы знати богаты и прекрасны, но и только. Да еще попади туда, в эти дворцы. Рабочие кварталы, или маххалли, чистые, аккуратные, скромные. Причем непривычные европейцу — глухие дувалы, на улицу выходят только ворота и калитки. Даже базары — так себе... и лавки в большинстве своем тоже убогие. В принципе, правильно, глухая провинция, застрявшая в веках. России придется немало сил приложить, чтобы вывести Туркестан из векового сна. Может, империя и не управится, придется Союзу доделывать. Откровенно говоря, не нравится мне современная Россия. Слишком сильная разница между людьми, крепостные крестьяне вообще за людей не считаются. Дворяне к ним относятся примерно так же, как к папуасам. Да и к солдатам и казакам не намного лучше. По крайней мере, те дворяне, которых я здесь видел. Вон те, например, которые сейчас что-то спьяну поют по-французски. Аристократы-дегенераты, бля. Нет, этого гвардейца я точно убью. Опять про меня несет бред и ахинею. Да еще стихами, мать его.

Нет, похоже, все решится сегодня. Прет сюда сей глупый человек, сопровождаемый офицерами, часть из которых уговаривает его одуматься, а часть напротив — готова присоединиться. Право слово — я никак не пойму, что тут делает толпа этих кавалерственных неумков? Что их на Кавказ не отправили, там ведь вовсю война идет с черкесами и прочими? О, вот и они...

— Вы, сударь, мерзки и противны! — Надо же, никак он мне решил стихами вызов бросить? Ну-ну.

— А вы глупы ультимативно! Что ж, сударь, коль таков удел ваш, готовы ль вы к резне баш на баш? — Получи фашист гранату. Глаза выпучил, ротиком хлопает.

А я неторопливо встал, и коротко хлестнул его по морде лица, правда, вместо пощечины получилась оплеуха. И офицерик буквально улетел во тьму.

— Что то низко пошел, к дождю, наверное. Не правда ли, Прохор Александрович? — Я повернулся к майору Озерову, одному из тех, что уговаривал этого хлыща успокоиться.

— Захар-бай, ну как же вы... Я думал, вы не подвержены бретерству. — Покачал головой умудренный жизнью и войнами старый вояка. Повернувшись к паре молодых, но протрезвевших гвардейцев, которые вытаскивали буяна из кустов, в которые тот улетел, и спросил. — Как там Михайло Юрьевич?

Названный гусар стоял на ногах с трудом, пошатываясь и периодически закатывая глаза. Похоже, я его нехило нокаутировал. Махнув рукой, я налил полстакана вискаря, и подойдя к потерпевшему, влил его ему в глотку. Тот выпучил глаза, схватился за горла, что-то засипел, и уснул почти мгновенно, свалившись на руки правому из спасителей.

-Тащите его в палатку. Проспится, а там поглядим. — Махнул рукой на него майор, и пара солдат умело подхватили офицера под коленки и под мышки, после чего шустро уволокли его в лагерь. За ним, с моего молчаливого согласия, невесомой и безмолвной тенью ушла Аяна. Остальное офицерство тоже исчезло, после командного рыка майора. Озеров был старшим здесь, за исключением Перовского, но тот появлялся наездами и наскоками, губернаторство такого огромного края, плюс неудачный в военном смысле и крайне удачный в политическом поход съедали все его время. Даже в Питер Василий Алексеевич пока не мотался, перебивался голубиной почтой и почтовыми сообщениями. Конечно, телеграф был бы много лучше, но вот чего пока нет, того нет. В России оптический телеграф есть от Петербурга до Варшавы, а электрический пока только в Питере, несколько коротких линий сообщения. Сюда, в Азию, пока только обычная почта. Хотя, надо сказать, весьма шустрая. Газеты из Англии появляются с месячными задержками, что весьма неплохо для конской тяги. Разумеется, срочную связь губернатора осуществляют специальные гонцы, но такое бывает нечасто. Смысла особого в этом нет, надежнее и проще держать голубиные станции. Правда, приходится дублировать сообщения, потому как соколов и ястребов здесь хватает.

Налив майору те же полстакана виски, и придвинув к нему блюдо с заедками, я уселся снова на свое кресло, и молча уставился на здоровенный месяц.

— Глупые мальчишки. — Озеров отхлебнул вискаря, хмыкнул, одобрительно прищурился и потянулся за куском бастурмы. — Лермонтова ведь уже разок выдернули из-под трибунала за дуэлирование. Отслужил в армии на Кавказе, успешно воевал, так нет, снова влез. На сей раз его к нам сослали, и здесь он успокоиться не может. Просьба к вам, Захар-бай. Если все же поединок состоится, не убивайте его. Михаил хороший человек, просто запутался.

Нихрена себе, это что, я сейчас Лермонтова приласкал? Откуда он здесь взялся, павлин расфуфыренный?

Внезапно я почувствовал рядышком присутствие Аяны. Повернув голову, я вопросительно посмотрел на нее.

Та коротко поклонилась мне и майору.

— Господин, нужна ваша помощь. — Вот так, похоже, оплеуха вышла слишком сильной. Или еще что? Ладно, пойдем.

— Извините, Прохор Александрович, труба зовет. Пойду, посмотрю, что с вашим поэтом случилось. Здесь чувствуйте себя как дома. — Я встал, и откланялся, оставив майора в задумчивости попивать виски на моей террасе. Ничего, нанятый мною слуга ему его подольет, коль нужно будет, чаю вскипятит свежего или кофе сварит. Мансур, перс из Хорасана, достаточно шустрый и умелый уже немолодой человек, которого я нанял в Хиве. Точнее, выкупил на рынке рабов, куда его с семьей притащил разорившийся хозяин. Вот я его и выкупил с семейством, после чего предложил отработать долг. Семью поселил, по раздумью, в Ак-Молинском приказе, там все безопаснее. А сам Менсур уже три месяца служит мне здесь, на тракте.

Аяна привела меня в палатку Лермонтова, где вокруг него хлопотал немолодой слуга. Денщик стоял рядом с чашкой ледяной воды, куда слуга макал чистую белую тряпицу, и прикладывал ко лбу болезного.

— Так, отойди, почтенный. — Я отодвинул слугу в сторону, положил руку на лоб поэта. Аяна молча вытолкала слуг из палатки, и задернула полог. Три керосиновые лампы в разных углах ярко осветили передвижное жилище изнутри. Снаружи негромко молились старые слуги. Ничего, лишним не будет точно, любовь ближних лишней никому не была. Так, похоже, кровоизлияние я ему устроил. Вообще, любой нокаут этим крайне чреват. Потому, скинув халат в угол, закатал шелковые рукава иссиня-черной шелковой рубахи, ополоснул руки в чашке с водой, и положил ладони на виски и темя уже потерявшего сознание поэта. Именно потерявшего сознание. Из-под моих пальцев потекла густая темная кровь, тут же превращаясь в светящееся облачко. Кровь это концентрированная сила жизни, если знаешь как ее забрать. Я знаю, потому не упущу. А что, этого задиру и пьяницу я за так лечить должен?

Полночи я налаживал кровообращение в мозгах у Лермонтова, ладно хоть это от меня практически никаких особых знаних и сил не требует, я просто вижу, как нужно сделать. Аяна стоит рядом, и смотрит, прикусив губу. Она тоже пытается, но ей это сложно, потому как не ее специальность. Хилола или Марина справятся с этим много легче, когда сил и знаний наберутся, ибо они тоже Вода. А Аяна — Земля. Но Земля и вода друг друга не отталкивают, и хоть огненные заклинания у Аяны выходят много легче, но и водные тоже получаются. Пусть много энергозатратнее, но выходят.

К утру поэт очнулся, и молча уставился на меня. Ну да, я морду лица сделал тюленью, и ласково ему улыбаюсь. А что, могу я моральное удовлетворение хотя бы получить?

— Сгинь, нечисть! Свят-свят-свят!!! — Наконец обрел голос Лермонтов, лихорадочно крестясь и шаря на столике около кровати. Ну да, там пара двуствольных отменных тульских пистолетов лежат.

— Ай! — Отдернул руку поэт от рукояти, когда его чуть стукнуло током. Он что, всерьез думал, что ему позволят устроить тут стрельбище?

— Не надо шуметь, Михаил Юрьевич. Людей переполошите. — Я улыбнулся, показав немалые тюленьи зубы, и перетек в приличную форму.

— Захар-бай? Вы черт? — О какие огроменные глаза стали у моего болезного.

— Нет, что вы! Не имею никакого отношения к Князю Тьмы. Я водяной, хозяин здешних вод. А Аяна моя подчиненная, Дева песков. — Аяна недовольно полыхнула алым взором в неясном свете раннего утра, не понравилось ей, что раскрыл ее малую тайну. Вроде бы двухтысячелетный опыт у барышни, а не понимает, что оному виршеплету так только интереснее станет.

— Да вы что?!! — А вот сейчас у Лермонтова в голосе искренний восторг и интерес. И глаза горят как у Аяны практически. Поэт, если он настоящий поэт, всегда хочет прикоснуться к чуду, всегда в душе мальчишка.

— Ну да. Сразу скажу, что я обычно не спускаю хамства по отношению к себе и своим подопечным, но вы поэт, у вас характер хитровывернутый, посему вам многое прощается. На меня тоже зла особо не держите, просто бесполезно. Если вам интересно со мной пообщаться — я никуда не тороплюсь, у меня еще только на этой линии четыре колодца осталось. Вставать вам пока категорически не рекомендуется, только до горшка. Я так думаю, ваш слуга и денщик вам в этом помогут, а Аяна проконтролирует, ну и долечит. Чтобы вам не было скучно — вот. — И я плюхнул на столик поверх пистолетов толстенную тетрадь, которую сам сделал и переплел. Почти тысяча листов добротной хорезмской бумаги, весит оная тетрадка чуть больше полупуда. Поверх лицевого листа шло заглавие " Согдиана". Ну да, месяца два назад в порядке эксперимента по памяти переписал как-то прекрасную книгу Явдата Ильясова. Кстати, именно так книга и подписана. — Самому читать пока запрещаю, Аяна прекрасно с этим справится. Не скучайте.

И я вышел. Все, попала Аяна, просто так ее поэт не выпустит. Эх, жаль что с Пушкиным я опоздал. Но я не Бог, я не могу успеть везде.

Подошедшему майору Озерову я просто приветливо кивнул. Тот отделался таким же кивком, и чуть поморщился. Насосался вчерась вискаря майор досыта, похоже. Хотя, тот раза в полтора крепче, чем нынешняя водка, а то и в два. А пьется легко и непринужденно.

— Все с поэтом будет нормально, хотя пришлось повозиться. — Я прищурился, глядя на восходящее солнце. Коротко пропел рожок, означая побудку, и лагерь ожил.

— Ну и слава богу. — Искренне перекрестился Озеров, повернувшись к крохотной походной часовне, оборудованной в одной из палаток. И, извинившись, откланялся на построение.

А я неторопливо ушел в сторону. Есть здесь у меня любимое местечко, утром клинками помахать. Кручу сразу бастардом и шамширом, приводя в состояние офигения гвардейских офицеров, которые тоже совсем не дураки помахать саблями. Ну да, у них все еще палаши да сабли, шашки пока только у казаков. И то далеко не у всех.

Вообще, я на удивление неплохо себя на земле сейчас чувствую. Возможно потому, что вода все равно везде есть? Вот сейчас прямо подо мной, в полусотне метров, мощный водный поток идет сквозь слой крупных каменюг. А здесь полупустыня, от нашего колодца до следующего нормального источника ровно дневной переход. Это на север, как раз нашей работы форт, а на юге покамест колодцев близко нет. Потому здесь караваны и не ходят, разве малые банды шастают. При этом в полукилометре речка и небольшое озеро, но пить воду из них вряд ли получится, ибо горько-соленая. Олени туда приходят на солонцы, весь берег солью пропитан.

Похоже, я не особо привязан к источникам воды. Или это только к здешним относится? Ну, постепенно выясню, а пока я уверенно на тысячу километров от Арала на север уходил. Как раз до будущей столицы будущего Казахстана. Или здесь его не будет? Ладно, доживем — увидим. От Ак-Молинского приказа я спускался до Балхаша, просто ради интереса, и тоже никого из заслуживающих внимание сущностей не встречал. Так, пару кум-пери видел. Но даже трогать не стал, пусть бегают. Мало их, вреда людям они не наносят, пусть бегают. Да еще одну девицу пришлось в капсулу уложить, уже чисто русачку, а точнее, даже казачку. Дурная барышня, вздумала топиться от любви. Точнее, сбежать решила, но не рассчитала силу, а речка вроде как узкая, но коварная, с резкими водоворотами и очень холодной водой. В общем, чуть не погибла девочка, как и Марина с Хилолой в свое время. Перехватил я ее уже отлетающую душу, и того, в стазискапсулу вместе с телом. Глупо вышло, откровенно говоря. Замуж ее, видите ли, выдают не за того. Блин. Короче, самая тупая история из моих русалочек. Хотя, и самая молодая, всего четырнадцать девочке. Куда ее, такую юную, замуж? Нет, так-то барышня вполне вызревшая, красивая и видная, но еще олененок, еще чуть угловатая, не расцвела совершенно. Хотя, не зря про падчериц и мачех так много страшных сказок рассказывают. Вот и эта одна из них.

Мачеху, кстати, я потом так пуганул на пару с папашей, что те со своими оставшимися тремя дочерьми рванули на Дальний Восток. Как раз набор шел куда-то за Байкал. А вот казачьего старшину, за которого сватали девочку, не тронул. Ни при чем тут он. Не виноват, что саблей половину лица развалило, и так плохо и страшно срослось, даже борода не спасает. Человек не из плохих, просто вдовец, коих здесь множество, может, и счастлива бы с ним была б девочка со временем. Но что стряслось — то стряслось. Мне время не подвластно.

Так что висит в одной из стариц возле Балхаша девочка в капсуле перерождения, тоже в стазисе покамест. Ибо мне просто некогда за всем уследить. Хилола и Марина, правда, здорово интересуются, ибо девицам скучновато, вот и ждут еще одну сестренку.

Вообще, я здорово изменился. Если обретение Марины, а тем более Хилолы было для меня серьезнейшими событиями, перевернувшими мое нынешнее существование, то в данном случае я даже особо не психовал. Так, малость разозлился. И скорее на девочку, чем на ее родню. Ибо жизнь свою надо беречь, и прежде чем бежать от человека, рискуя ею, стоило бы его получше узнать. А то старшину даже жалко. Немолодой рубака очень серьезно принял то, что из-за него девочка погибла. Ушел в штопор, запил, мне пришлось его из пике выводить. Сейчас он женщин вообще сторонится, решил, что не стоит того. Мдас...

В принципе, есть в меня идея одна. Мне все равно нужны смотрящие за реками и Аралом. Девочки со временем вполне могут набраться силы и опыта для этого. Тем более что Марине очень Арал нравится, а Хилоле Аму-Дарья. Поглядим, что понравится Анфисе, и сможет ли она вообще русалкой стать. Не хотелось бы девочку лишать возможности просто пожить, пусть и так.

Поднявшись на любимый холм, я осмотрел окрестности. Полупустыня, весна. Цветет все, прям-таки бушует. Тварей всяких разных ползает и летает. Для большинства солдат, кстати, это все очень и очень опасно. Непривычны они к тому, что паук размером и видим похожий на обычного крупного крестовика является каракуртом, смертоносной черной вдовой. Что забавная тварюшка с задранных хвостом — скорпион. Уже трех схоронили, двух от укусов змей, одного шершни закусали. Здешние шершни совсем немного уступают знаменитым южно-восточным. Но что интересно, солдаты не ропщут. Служат и служат. И рады-радешеньки, что у Озерова служат. Рук тот сам не распускает, воровать не дозволяет, шпицпрутенами насмерть не запарывает. При мне только один солдат палок получил, за пьянку, и то всего десяток. А когда его после экзекуции перевести хотели обратно в Оренбург, тот слезами плакал и просил офицера не высылать его. Похоже, жизнь в России весьма и весьма разнообразна. Коль фактически из боевого похода солдаты уходить не хотят. Сзади раздался конский топот, и на холм взлетел молодой корнет, один из товарищей Лермонтова.

— Любуетесь, господин Захар-бай? — Пружинисто соскочив с коня, поинтересовался он.

— Да. Пустыня красива круглый год, но весна это весна. — Коротко кивнул я, протягивая ему свой бинокль французского производства. — Поглядите.

— Вы правы. — Коротко, из вежливости бросив оптику к глазам, ответил корнет. — Мы с товарищами просим прощения у вас, за вчерашнее поведение. И мы знаем, что вы вытащили Михаила. Спасибо вам.

— На здоровье. — Я усмехнулся, и забрал протянутый бинокль. — Смотрите, корнет, здесь сейчас пусто, но лет через сто здесь будут стоять крупные города. Вон там, западнее и чуть северней, построят космодром, место, откуда люди будут запускать в безвоздушное пространство над планетой свои корабли. Хотели бы подняться на четыреста верст над Землей, корнет?

— А вы прожектер, Захар-бай. — Засмеялся парень, задирая голову, и смотря в ярко-синее небо. — Но хочу. Это просто мечта моя — подняться над твердью земной. Хочу пробовать построить монголфьер, и взлететь.

— Ну, это, пожалуй, я смогу вам устроить. Самого заинтересовали. Озадачу, пожалуй, мастеровых в Коканде, там весьма талантливые люди есть. — Я засмеялся. А что, шелка у меня полсотни тюков есть, корзину из тростника сплетут, веревок конопляных хватает. Почему б не полетать?

— Ловлю на слове, Захар-бай, и разрешите откланяться. Господин майор отправляет в короткий поиск, служба. — Корнет лихо взлетел в седло, козырнул и наметом слетел с холма, к строящемуся около штабной палатки драгунскому десятку.

-Ну-ну. — Я улыбнулся, и поглядел на взошедшее солнце. Пора и мне, прогуляться. Я последнее время, конечно, на суше себя вполне себя неплохо чувствую, но все-таки я водяной. И для меня без воды дискомфортно, потому исчезну на денек-другой. Прошвырнусь по окрестным речкам, подземным водам, погляжу, что интересного хранят они. По Сыр-Дарье пробегусь, на остров загляну, к аваратам. Уйти-то они ушли, и оставили на меня свое хозяйство. Но кажется мне, что порой краем глаза богини как-то сюда заглядывают. По крайне мере, ощущение такое. И потому не стоит оставлять их надолго пригляда. И вообще, через три недели должен приехать Перовский, на стыковку тракта, то есть закладку Среднего Форта. Туда и наиб приедет, от лица эмира, торжественно запустят тракт в службу. Купчин наедет, со всех сторон. Их, кстати, уже немало. Вон, пылит караван фургонов, почти как в США на Великих Равнинах. Ну а что, сейчас не надо везти много воды, пары фур хватит на тот кусок что остался. Однако, караван немаленький, около сотни фур, кто-то торопится. И гружены серьезно. Интересно, чем?

Подскочивший к купчинам конный разъезд быстро утратил интерес, и ускакал дальше, а караван пополз дальше. А я решил уточнить свой интерес, взял под контроль пролетавшую мимо птаху, и просмотрел несколько фургонов. Так и думал, промка. Ткацкие станки, если конкретно. Похоже, кто-то вкладывается в перспективные производства. Скорее всего, шелковые. Бизнес есть бизнес, многие хотят получать прибыль. Так что нормально.

И я исчез, уйдя в водный поток под холмом.

И пропал на две недели. Дело в том, что я решил исследовать будущее Джесказганское месторождение медных и полиметаллических руд, и совершенно случайно, вообще случайно нашел самородок рения. Точнее, три килограмма семьсот семьдесят грамм самородного песка и мелких самородков рения. Редчайший случай, между прочим, самородный рений в моем мире встречался крайне нечасто. Может, здесь иначе, но все равно, слишком большое для меня искушение. Может быть, я ненормален для водяного, но мне очень понравилось делать всякие примочки, вроде крупных бриллиантов, или платиновых украшений, а здесь такой вызов. В общем, я на неделю пропал для всех, запершись в своей мастерской. Так, краем глаза убедился, что с пацанами в капсулах все нормально, отправил девочкам сообщение, чтобы меня по пустякам не дергали, и ушел в работу. Плавил рений, заливал его по формам, обрабатывал готовые вещи. По итогу работ у меня получилось пара браслетов-наручей, три крупных перстня, в которые я установил достаточно крупные черные бриллианты, и несколько пар серег с теми же черными брюликами да пять диадем, покамест без камней. Для них буду думать, что установить. И кому отдать. Прямо скажем, таких диадем нет ни у кого в этом мире, и долго еще не будет. Минимум лет сто, не меньше. Еще на клинки напыление из рения сделал, на шамшир, кинжал и нож-пичок. Погляжу, насколько его хватит.

И потому я со спокойно душой надел наручи, нацепил на указательный палец левой руки новый перстень, в противоположку ему, на правую руку, надел два перстня из платины, с желтым сапфиром и багровым рубином. Усмехнулся, глядя на камни. Желтый, красный, черный — странный выбор цветов для водяного, вроде бы. Так ведь вода в какие цвета только не окрашивается, но от этого водой она быть не перестает.

С этими мудрыми мыслями я запечатал мастерскую, проверил-просканировал окрестности, почесал в затылке, глядя на стазискапсулы с пацанами, и уселся в каюк. Все, пора на службу. Надо проверить будущий музей в Коканде, и подготовить мавзолей для передачи статуй Перовскому. Заодно драгоценности там поделю, часть себе оставлю, самые ценные с точки археологии, часть отдам наибу для передачи Насрулле ибн Хайдару, часть Перовскому для передачи в музей Питера. А то у меня этого цветного стекла копится, как в пещерах гномов. А я не гном, я водяной, для меня это просто цветные камешки. Реально, я знаю, что они стоят множество денег, что за те сундуки, что у меня в подземных залах спрятаны, может разразиться серьезнейшая война — но для меня это в большинстве своем мертвые камни. Ну, кроме некоторых. Некоторое камешки прям как живые, такое впечатление, в них своя душа есть. А может и есть, просто у меня не хватает знаний понять это. Ничего, не страшно, узнаю со временем. Еще бы учителя найти. Пока я скупаю книги, математика, физика, все, что есть из современного. И пишу по воспоминаниям свои учебники, рисую таблицы и карты. Благо что память абсолютную вручили, все, что когда-либо видел или слушал помню, просто надо вспомнить, что именно я помню. Как там Лосяш сказал? "Я все записываю, но не помню где". Вот и у меня примерно то же самое. Вроде как знаний много, но пока найдешь, что именно надо, времени проходит уйма.

По появлению моему в лагере строителей никакого ажиотажа не было. В принципе, все шло по плану, строители закончили обкладывать колодец лиственничным брусом, устроили качественную крышу и добротный ворот. Плюс поставили ручной насос, и соорудили большую деревянную поилку. Настолько большую, что в ней господа офицеры купаться начали вечерами.

Лермонтов под присмотром Аяны начал потихоньку передвигаться по лагерю. А на вечерние "почиталки" стал собираться весь лагерь. Все, от майора Озерова до младшего коновода. У Аяны прекрасный голос и хорошо поставленная русская речь, передает в лицах талантливо, ей бы аудиокниги начитывать. Скучновато людям, развлечений мало, а тут практически спектакль. Хотя, насколько я знаю, такое тут вполне себе распространено, что среди дворян, что среди мещан. Даже крестьяне могут так же собираться, когда время есть.

— Здравствуйте, Захар-бай. — Вот, помяни поэта, он и появится. Опираясь на добротно вырезанную трость ко мне подошел Лермонтов, сопровождаемый слугой.

— Здравствуйте, Михаил Юрьевич. — Ответно поздоровался я, чуть поклонившись и кивнув слуге. Кстати, для большинства чужие дворян сейчас слуги вообще не люди. Их просто не замечают.

— Знаете, если вы не против, то я заберу вашу рукопись в Санкт-Петербург? Ее надо обязательно напечатать, потрясающая история. Восточные сказки, прямо скажем. Мой издатель просто с ума сойдет от такой книги. Можете быть уверены, Петербург и Москва будут зачитываться ей. Не удивлюсь, коль она и в Европе выйдет, Глазуновы свое дело знают туго, лучшие книгопечатники России. Только не обижайтесь, видно, что инородец писал, на слух все правильно, но правописание хромает.— Поэт уселся на раскладной стульчик, и страдальчески поморщился. Но тут же расцвел, увидев подходящую Аяну. Не понял...

Моя подопечная вежливо мне поклонилась, ласково(!) улыбнулась Лермонтову, кивнула старому слуге, и молча протянула мне историю болезни поэта. Ну да, я приучил ее к этому, отчетность превыше всего.

Коротко пробежав взглядом скупые, но точные строки, я кивнул и вернул талмуд девушке. И снова заметил переглядку и улыбки поэта и моей подопечной. Итить, то, что поэт может влюбиться в Аяну, совершенно не странно. Лермонтов горяч и импульсивен, а Аяна очень красивая девушка, необычно красивая, даже необычайно. Просто иная, не европейская красота. И то, что она кумпэри, для поэта точно препятствием не станет, напротив интерес подстегнет. Уже подстегнуло. Я чуть глянул в эмоции Аяны и Лермонтова — кипятком обожгло. Мдас...

Вечером, после окончания чтений, я зашел в палатку поэта проверить его буйну голову. Аяна скромно встала в уголок, и не отсвечивала, но то, что она в палатке поэта вечером, пусть и при старом слуге... хотя, я сам ей разрешил, да и Лермонтов больным числится.

— Захар-бай, вы разрешите Аяне выйти за меня замуж. — Огорошил меня Лермонтов после окончания осмотра. — Я люблю ее больше жизни.

— Хм... А ее вы спросили? — Короткий взгляд на пылающую красными щеками Аяну мне многое сказал. Я уже давно не рассматриваю Аяну как сексуальную партнершу, скорее, как ученицу и подопечную. Судя по всему, она об этом поэту не говорила, так что пусть так оно и будет. Не все надо знать влюбленным поэтам.

— Да. Она ответила, что не против, но все в вашей власти. — Поэт напряженно ждал ответа, Аяна тоже.

— Девочка моя, ты знаешь, что согласившись и выйдя за муж за смертного мужа, становишься обычной смертной девой? — Что-то я себя Дамблтором почувствовал. Аяну "девочкой моей" назвал. Вообще, странное ощущение, как будто родную дочку сватают.

— Знаю, усто. Я согласна. Мне вполне хватило двух тысяч лет понять, что четверть века с любимым человек лучше тысячи лет одиночества. Я буду хорошей женой и постараюсь стать хорошей матерью. — А Аяна напряжена как струна, чуть ли не звенит.

— Будешь. Разрешаю. Но Михаил Юрьевич, обряд проведете здесь, благо ваш православный священник приезжает с Перовским. Хотя бы обряд помолвки. И вы понимаете, что священник обязан будет доложить вверх по команде, кого он окрестил? — Я внимательно поглядел на поэта, но ответил неожиданно старый слуга.

— Господин Захар-бай, церкви известно многое, ее еще одной обредшей правильную веру девой не удивить. Черной ведьмой Аяна никогда не была, врагу людскому не поклонялась. А пути господни неисповедимы, ваше благородие. Не бойтесь за барышню, семья барина ее в обиду не даст. — А похоже, что семья поэта готова на многое, лишь бы его оженить. Насколько я помню, это мечта его бабушки, обожающей своего внука.

— Тогда я не против. Аяна, будь добра, выйди и жди меня у нас в шатре. — Подождав, когда девушка, поклонившись всем, уйдет, я продолжил уже для Лермонтова. — Приданное будет богатым, Аяна не просто так, девчонка без роду без племени. По рангу она вам подходит, считайте ее статус примерно как столбовую дворянку. И дети будут здоровые, не переживайте. Только учтите, Михаил Юрьевич. Измените Аяне — погубите и себя, и ее, и детей. Это плата за ваше семейное счастье — верность. Даже по веселым домам ходить нельзя. А Аяна вам итак абсолютно верна будет. Любовь Дев Песков незыблема. Впрочем, вряд ли вас после венчания будут другие женщины интересовать, потому как вы не просто женитесь — вы смешаете и разделите сердца с Аяной. Тут любая свадебная церемония по любому обряду именно к этому приведет. Готовы ли вы к этому?

— Я готов к этому. Люблю Аяну истово и беззаветно. Мечтаю прожить с ней жизнь. — Поэт сглотнул ставшую внезапно вязкой слюну, встал с кресла, вытянулся, одернув офицерский китель. Или как там у гусар это называется? Интересно, почему гусары-гвардейцы здесь не приписаны к иным полкам? Так и ходят в своих пижонских одежках?

— Мое согласие у вас уже есть. Но Аяна теперь, до свадебной церемонии, будет появляться у вас только днем. Вы достаточно выздоровели, чтобы наделать глупостей, и испортить все на свете. Потерпите малость. — Я усмехнулся, глядя на растерянного поэта. — Это не Кавказ, это Азия. Тут если плод вызрел, то падает сам. Потому извините, Аяна будет под приглядом, ее мои ученицы будут сопровождать теперь непрерывно. А после свадьбы вы будете ее господином и властителем. И да, по поводу книги. Я не против. Я не знаю юридических тонкостей, пусть этим стряпчие занимаются, которым вы доверяете. Деньги от издания разместите по счетам, которые я укажу. И кстати, у меня есть еще истории. Если ваших издателей они заинтересуют — то пришлю.

Почему бы и нет? С рабством можно и нужно бороться, а словом порой можно сделать очень многое. Того же "Скарамуша" можно попробовать издать, может и пройдет. Там ведь нет призывов к революции, просто рассказана история с точки зрения одного из участников. Поглядим. Но романы Ильясова я отправлю Глазуновым все. Не знаю, родится ли здесь этот человек в будущем, я здесь по бабочкам потоптался от души. На себя права оформлять не буду, а деньги... деньги, если будут, отдам на организацию медицинских вузов. Пусть побольше врачей будет. Заодно все, что вспомню по медицине, перепишу, и тем же Глазуновым отправлю, как найденные мною записи Авицены и его учеников. Пусть будет. Если уж топтать бабочек, то в ластах.

В палатке нервно бродила Аяна, теребя кусок толстого кожаного ремня, и отрывая от него мелкие кусочки.

— Не психуй. Я же сказал — отпускаю. Не хочу, но держать тебя против силы — не в моих принципах. Разумное существо должно быть свободно. Раз уж ты решила променять долгожитие на семью — то это твое решение, и оно для меня свято. И! — Я поднял вверх указательный палец. — Не переживай насчет девственности. Во-первых, твой поэт сам далеко не мальчик, во-вторых, даже простая человеческая женщина, принимая христианство, меняется, пусть духовно. Правда, далеко не всегда. А ты Дева Песков. Ты не просто готова принять обряд христианства, ты меняешь свою сущность. И перерождаешься в человеческую женщину, то есть деву. Кстати, учти, ты все равно останешься сильнее и быстрее обычной девчонки. Да и болезни к тебе будут липнуть много хуже. Осторожнее, а то ославят как ведьму. И еще — у твоего избранного родители умерли, но жива бабушка. Она властная, умная, жесткая особа, обожающая своего внука. Тебе придется или сделать ее своей союзницей, или победить в борьбе за сердце и разум Лермонтова. Лучше будьте союзницами, вдвоем вы будете вдвое сильнее. Да и с правнуками ей повозиться получится. А сейчас я уйду, останешься с Мариной и Хилолой. — И в палатку с радостным визгом влетели обе названные мною барышни и повисли у Аяны на шее. Ну да, я как предчувствовал, и вызвал девчонок с копаней, благо здесь недалеко, всего трое суток на конях. Иначе бы у девочек не получилось, здесь нет прямого водного пути, только на конь. Мои русалочки тоже вполне себя нормально чувствуют на суше, по крайней мере пару недель спокойно выдерживают. Правда, потом их из воды неделю за уши не вытащишь, но это уже другое дело.

Вооруженные слуги, сопровождавшие девушек, тем временем расседлывали лошадей, выхаживали, растирали их пучками сена, чуть погодя отпаивали и задавали зерна, смесь дробленого овса, ячменя и пшеницы. Под руководством Мансура ставили дополнительные шатры, вбивали колья коновязи. Обрастаю я подчиненными, и теряю. Такова жизнь.

Убедившись, что все в порядке, я озадачил старшего из наемников, седого кряжистого туркмена, и уехал. Надо готовить приданное Аяне, надо проверить строительство музея в Коканде, надо проверить сборку костяка той ископаемой акулы, что уйдет в подарок королеве Виктории. Много чего надо. Так, Перовский приедет сюда через несколько дней, с ним священник приедет. Не думаю, что тот затеет что-то долгое и немыслимое, Лермонтов не царь, Аяна не королевна, долго ни с обрядом крещения, ни с помолвкой тянуть не будут. Может, и повенчать здесь решат. Хотя, я бы на месте самого Михаила и Аяны не спешил, но судя по той буре гормонов — вряд ли они хотя бы до Оренбурга захотят дотерпеть. Мда.

С одной стороны — плохо, я остаюсь без опытной, надежной и очень адекватной помощницы. С другой — кто я такой, чтобы мешать людям любить друг друга? Да и адекватность Аяны сейчас под просто огромным вопросом, влюбилась в поэта как кошка, крышу при таком порой напрочь сносит. Ладно, все что не делается — к лучшему. А пока надо ей приданное приготовить. От меня. Сама девочка тоже совсем не бедная, золотишка у нее заначено по пустыне минимум пудов двадцать. За двадцать-то столетий не скопить — это суметь надо.

А это, интересно, кто там? Я чудь подобрался, внимательнее принимая передачу с пустельги, что кружит в окрестностях.

— Здравствуйте, Захар-бай. — Ко мне подъехал майор Озеров. — Очень рад, что вы не стали мешать вашей ученице и Лермонтову. Жениться для него, пожалуй лучший из выходов. Успокоиться, перебеситься, найти свое сердце — дай-то Бог, это у него получится. И ваша девочка, я очень хочу, чтобы она была счастлива.

Майор ни грамма не сомневался, что Аяна из старой дворянской семьи. То, что она у меня в обучении, его мало смущало. Восток есть Восток, мало ли какие тут тайны хранятся. Он видел, что Аяна прекрасно образована, воспитана, имеет великолепный вкус и выдержку, относится к офицерам как к равным, а к солдатам и слугам как к подопечным. Все это в его глазах означает только одно — дворянское воспитание.

-Здравствуйте. — Я приложил руку к сердцу, и слегка поклонился. — Кто я таков, чтобы мешать Его воле? Нити судеб каждого свиты причудливо и таинственно, но все в руках Его. Аминь.

— Аминь. — Озеров перекрестился, и довольно улыбнулся. — Люблю свадьбы. Пусть она будет означать доброе знамение для нашего тракта.

— А как вы относитесь к небольшой драке? — Я поглядел на майора. Тот явно не ожидал такого вопроса, но старого вояку дракой не напугаешь. — Просто за нами наблюдает отряд конных, примерно полторы сотни бойцов. Сейчас четверо сидят там, на вот том холме. Видите, стеклышко подзорной трубы мелькнуло? Не показывайте, что мы их обнаружили, Прохор Александрович.

— Однако зрение у вас, Захар-бай. А откуда вы знаете численность банды? — Майор спокойно поглядел на тот самый холм, на склоне которого на самом деле сверкнуло стеклышко. Интересно, кто там такой беспечный? Или он нас вообще за бойцов не держит?

— Вы ж видели, ко мне приехали ученицы с охраной. — Я улыбнулся. Ну да, в моей охране очень опытные туркмены, за деньги, которые я им плачу, род выделил лучших. И это мое заявление не удивило майора, туркменские всадники немало крови попили русским купцам и селениям, но все согласны с тем, что в здешних местах это одни из лучших бойцов.

— Как вы думаете, когда они нападут? — Озеров невозмутимо отвернулся от холма, и принялся набивать трубку табаком.

— Мы их мало интересуем. Да и прилично нас тут, с работниками около трехсот человек. А вот караван, который скоро подойдет и встанет на ночевку, похоже, их интересует много сильнее. Думаю, что нападут сегодня, под утро, в "собачью вахту". — Я вытащил зажигалку, отщелкнул со звоном крышку и чиркнул колесиком. Сноп искр воспламенил фитиль, пропитанный бензином, и майор благодарно поджег сухую веточку, от которой и раскурил трубку. Зажигалку, кстати, я заказал в Коканде, у одного златокузнеца. По образу и подобию Зиппо. И что вы думаете? Через неделю получил готовую, в серебряном корпусе, и соглашение о производстве их на продажу. Сейчас их делают уже по полсотни штук в неделю, и разлетаются они как горячие пирожки. Бензин в местных аптеках стали заказывать уже заранее. Насколько я знаю, триста штук в серебряных и золотых корпусах ушли в Санкт-Петербург. А уж местные богатеи ходят с ними все. Модный тренд, ититская сила.

— И кто эти лиходеи? Не знаете? — Поинтересовался майор, пыхнув ароматным дымком. Однако, он канабис в табачок подмешивает, отборную смолку... впрочем, этим здесь никого особо не удивить. Опиум курят в открытую, листья коки жуют, не то, что табачок анашой разбавляют. Впрочем, судя по всему, количество наркотика для такого мужичины мизерно, так, чуть кайфанет. На разумность мышления мало повлияет. А даже если повлияет — здесь я ничего не сделаю. Перевоспитывать его на данный момент просто некогда, да и неохота.

— По повадкам — казаки. Ушли за зипунами. — Ну да, яицкие и оренбургские казаки совсем не ангелы. Как здешние племена щиплют купцов и поселения русских, так и казаки вовсю промышляют подобным в свободное от основной службы время. А здесь, за территорией сторожевых застав, они щиплют все, до чего могут дотянуться. И богатый лагерь, пусть и с полутора сотнями солдат и офицеров для такого же количества умелых головорезов вполне себе по зубам. Особенно, коль нападение будет тщательно спланировано, ночным и внезапным.

— Ну, встретим со всем тщанием. — Усмешка Озерова была хищной, сквозь маску военного чиновника проглянул матерый убийца. Судя по всему, майора моя информация только взбодрила. Надо же, какой интересный тип командует стройкой укреплений на трассе Эмир-Перовского тракта. Алкаш, наркоман, да еще адреналинозависимый. Впрочем, в это время других офицеров найти практически невозможно.

— Если вы не против, то я бы сначала хотел бы побеседовать с атаманом. — От моей просьбы майор несколько удивился, и я вынужден был пояснить. — Родня. Пусть далекая, но родня. Чуть ли не с времен Смуты. Семья есть семья, сами понимаете.

— Не возражаю. Сумеете отвести угрозу — вообще хорошо. Как говорил Сунь-цзы, "Война любит победу и не любит продолжительности". В нашем случае — отвести угрозу от форта уже победа. А казаки есть казаки, чертовы сутяги. Вечно мутят. — Казаки и дворянские рода частенько переплетены, у майора это не вызвало никакого удивления. Более того, частенько в казаках оказывались и разорившиеся дворяне, на Дону и в Сечи принимали без особых вопросов и беглых крестьян и потерявших состояние дворян. Да, далеко не в первые роли, казачья голытьба шла как пушечное мясо. Но был шанс вырасти, да и доля с добычи шла, как и личные трофеи.

И потому я вежливо откланялся, и ускользнул к себе, а майор отправился наводить шороха и готовить форт к обороне. Ночной бой дело такое, мало предсказуемое. Даже если знаешь и готов к нападению.

На самом деле, услышанные мною фамилии, Светличный и Кашников, и название станицы давали слишком большую вероятность того, что здесь и сейчас за зипунами пришли мои далекие предки со стороны матери. Ну, и прямо скажем, бабочек я топчу, но вот родню резать неохота. Потому надо шугануть предков, шоб сквозили отсель со свистом.

Девочки было обиделись, но мой наказ был четким и не допускал двойного толкования — сидеть здесь на попе ровно, не лезть в драку. Мои наемные бойцы готовились к драке, спокойно и сосредоточено, часть уже завалилась спать, часть сменит их попозже. Ну да, если ночью не выспаться — то надо перехватить сейчас.

А я выскользнул из лагеря, и исчез с глаз долой. И выскользнул неподалеку от ставших на дневку добытчиков-разбойничков. Кстати, казаки нарушают прямой приказ царя, губернатора и за разбой им может прилететь так, что мама не горюй.

— Ну и? — Пойманный мною за шиворот казачина было дернулся, но отправился в короткий полет до конской задницы, по которой и сполз. Да еще коняга ему нехило наподдал в нижней точке траектории, так что начало положено. А я смазанной тенью носился меж пусть и ошалевших и растерянных, но схватившихся за оружие станичников. Правда, это им особо не помогало. Сабли вылетали, нагайки ломались ( заморозить и сломать, прикольно), и самое главное — огребали бойцы. Я особо не церемонился, убивать не убивал, но лупил сильно. Причем это дело мне было в кайф, родню колотить оказывается то еще удовольствие.

Через десять минут на ногах стояли только психованные лошади и я, остальные разлеглись живописной инсталляцией. Или это все ж таки перфоманс, так как большинство не лежит неподвижно, а шевелится и стонет? А я поднял казачину, который был старшим, то есть походным атаманом. Потряс его немного, и, сделав морду лица пострашнее, прошипел:

— Вы что тут надумали, дурные бороды? Живо по домам, а то больше не пожалею! Не погляжу, что родня! — Оглядев получившееся батальное полотно, я довольно прищурился. — Что за свадьба без драки? Нет, отлично получилось. Подарок забрать не забудьте, на память.

И исчез. А атаман брякнулся на землю, как куль с картошкой.

Какое-то время звуков кроме мата, стонов, ржания бьющихся лошадей, которые б и рады куда смотаться, но стреноженные не могли, не было. Но атаман, как ему и положено, оклемался один из первых, и встал, размазывая по бороде кровищу из свернутого носа.

— Что это было, мать вашу? — Ошеломленно оглядел разгромленную стоянку, свернутый в крендель ствол мушкета, скрученные стволы двух пистолетов, его личных, купленных в Оренбурге капсюльных пистолетов! — Онищенко, Курицын! Поднимайтесь, и остальным встать помогите! Ох!

Схватился атаман за бок, отдышался, и снова принялся раздавать приказы. Кто бы тут не был, тот явно пощадил их компанию. И потому продолжать набег не стоило, а напротив, требовалось как можно быстрее свалить отсюда. Да, ушли стричь, а придут стрижеными, бывает. И пусть у кого-то не хватает зубов, кому-то сломали ребра-руки-ноги, но все живы, пока. И надо сделать так, чтобы казаки вернулись домой живыми. Не то, что набеги проходили без потерь, но такой одновременно жестокий и безопасный урок они получили впервые. И атаман не сомневался, что существо, отходившее как младенцев полторы сотни умелых бойцов, смогло бы их всех оставить тут, под холмами, навечно. Казак вспомнил ходившие по станицам последнее время слухи о водяном князе, принявшим под свою руку реки Туркестана. Мог ли это быть он? И если да, то с какой стороны он родня?

— Анисим Климыч! Глянь! — От коновязи вскинулся молодой казачок, и тоже болезненно согнулся.

Атаман подошел к вбитым в землю кольям, и удивленно посмотрел на немалую горку сверкающих желтым слитков. Золото, пудов пять, не меньше! Значит, слухи были правдивы. Предводитель несостоявшегося набега повернулся вокруг, посмотрел на молчаливые холмы, таких же молчаливых казаков, собравшихся окрест. Снял с головы шапку, и поклонился на все четыре стороны.

— Спасибо за урок, Княже, и за подарок спасибо. Заповедаем остальным, больше в набеги сюда ходить не будем. Коль помощь потребуется, дай знать. — И нацепив папаху, рявкнул на подчиненных. — Чего замерли? Собираемся и уходим, быстро. Дуван дуванить будем в станице. Соберите золото в перемётные сумы, здесь рублей по четыреста на каждого, серебром или златом. И Князя поблагодарите за поучение, родич наш все-таки.

Казаки, по примеру своего атамана, отбили круговые поклоны, и через сорок минут только пыльное облако показывало направление их бегства.

Усмехаясь, я глядел как исчезают за холмами казачки. Ну да, точно дальняя родня, точнее, предки. Как раз трое из Зеренды, пока еще даже не станицы, а просто поста казачьего. Потому и отсыпал им немного золотишка, чтобы порожняком не возвращались. Ладно, приятного в меру, а мне пора свадебными хлопотами заниматься. Аяне ведь документы надо выправить, чтобы не придрался никто ни к ней, ни к Лермонтову. И приданное нужно, но с этим проблем нет. Тут как раз все в порядке. Кстати, за Аяной ведь можно и землицы дать, я тут оформил на себя верст пятьсот квадратных пустынь и полупустынь, в том числе как раз пятьдесят с небольшим квадратных верст на землях, где когда-то были родовые угодья клана Аяны. Аяна Сайрима Яксарт, дочь сакского вождя небольшого племени. По нынешним временам, текинская дворянка. Ладно, деньги есть, сделаем бумаги. Благо, у меня знакомые стряпчие есть.

Кстати, что забавно — по современным российским законам Аяна не имеет права выходить замуж. Ей больше восьмидесяти лет. Вот такой прикол. Придется и попу взятку давать, так как Аяне придется пройти ритуал крещения, а после исповеди. И она не сможет сказать неправду, просто физически. С другой стороны, ее физиологический возраст, как людской женщины, не больше восемнадцати лет. Вот от этого плясать и надо. Ладно, разберемся. И с попом поговорим, и уговорим. Фанатиков сюда берут, здесь им не место. Сюда берут выдержанных, умных, и очень грамотных попов. С Перовским всегда ездят военные священники, иереи Евтихий и Митрофан, обычно по очереди. Но могут и вдвоем. Говорил я с ними, очень и очень умные товарищи. Интересно, кто из них приедет в этот раз? Ведь и мне придется открыться, раз Аяну замуж выдаю как опекун.

Приехал иерей Евтихий. И надо сказать, что Русская Православная Церковь меня немало удивила.

— Мы подозревали, что вы и есть тот самый князь речной и морской, Захар-бай. Слишком во многих местах вы появляетесь одновременно. И в Коканде, и в Ташкенте, и в Хиве, и в Бухаре, и в Ак-Мечети. По доносам наших агентов, вы есть везде и одновременно, а такого быть просто не может. В обычном случае мы бы решили, что вас просто много, двойники-тройники работают, но исповеди вышедших с Арала освобожденных русских людей прямо показывают, что они столкнулись с кем-то из духов. Спасибо вам за то, что не покушаетесь на души людские, Захар-бай. Надо сказать, что Церковь знает про существование подобных вам существ, и если они нарушают заветы Божьи, ведет с ними жестокую борьбу. Но вы и ваши подопечные не являетесь врагами рода людского, а, судя по всему, тоже создания Господа нашего. — Перебирая янтарные четки, негромко говорил отец Евтихий, сидя у меня под навесом юрты. — Теперь, когда ваша дева приняла священное крещение, и переродилась в простую барышню, пусть и старого дворянского рода, Церковь будет вынуждена присматривать за ней и ее потомками.

— На то вы и есть. — Я налил ему и себе на два пальца вискаря в стеклянные стаканы. Поп не возражал против простой закуски в виде свежих лепешек, вяленого мяса и рыбы и сухофруктов. Да и против виски не возражал. — Спасибо за то, что не стали плющить Аяну.

— Плющить... интересное словечко. — Засмеялся отец Евтихий, отламывая кусочек лепешки, и кладя на нее янтарный пластик сушеной дыни. — Аяна не сделала ничего плохого, за что ее плющить? Пусть будет счастлива в будущем браке. Бабушка Лермонтова дама суровая и, прямо скажем, взбаламошная, но мы ее несколько остудим. России нужны поэты, России нужны дети поэтов, и лично я просто по-людски рад, что нашлась барышня, усмирившая буйную душу Михаила Юрьевича.

— Я тоже рад за нее. Если она решила поменять тысячелетнюю жизнь на пусть короткую, но среди любимых людей, то это ее право. — Я приподнял стакан и отсалютовал им попу. — Ваше здоровье.

— Тысячелетия в пустоте, Захар-бай, они пусты. Крикнешь в пустоту, и ни ответа, ни привета. Нет радости среди пустоты, ни людской, ни божьей. — Поп улыбнулся, и так же отсалютовал мне стаканом. — Вот вы — Князь речной и морской. Вы ж среди людей обитаетесь. Да, воды здешние вам подчиняются, но тянет вас к людям, ибо воды неразумны. Потому вы и спасаете кого можете, в силу разумения своего и возможностей.

— Не всегда получается. Я не бог, силы мои конечны. — Я поглядел на попа. — Пока люди не поймут, что они на самом деле дети Божии. И не станут вести себя именно заветам Его следуя, будут беды идти вслед им и по пятам их.

— Увы, человек слаб и грешен. — Согласно кивнул священник, насаживая на вилку кусочек вяленой осетрины. — Но мы просим вас — не стоит лезть в дела церковные. Ибо великую смуту учинить сможете.

За улыбкой священника явственно лязгнули металлом мечей и доспехов полки крестоносцев.

— Не лезу и лезть не собираюсь. Но знайте — старые боги появлялись здесь. С разрешения Отца сущего, но были. Локи, Мара, Лада... это только те, кого я лично видел. — С лица священника медленно сползла улыбка. — Они не лезут в дела людей, но они здесь были. И еще, я собираюсь передать Василию Алексеевичу статуи богинь Артемиды и Афродиты, исполненных во времена Александра Македонского древними ваятелями. Они точно богинями как свои изваяния одобрены, аватары богинь сказали это мне лично. Потому прошу вас, как представителя основной церкви России, присмотреть за доставкой и установкой этих статуй в музеи Санкт-Петербурга. Это наиболее безопасный из вероятных вариантов. И богинь успокоит, и городу дополнительную защиту придаст. Пусть и небольшую.

Отец Евтихий медленно перекрестился, прошептал про себя какую-то короткую молитву на греческом, вроде как. Потом посмотрел на меня, и кивнул.

— Я сделаю, как вы просите. Генерал-губернатор такой дар мимо императора пронести не сможет, так что быть этим изваяниям в царском музее. А они красивы? — В глазах попа зажегся просто мальчишеский интерес.

— Да. Очень. Богини все-таки. — Я улыбнулся и кивнул. Не знаю, что будет дальше, но поживем — увидим.

С попом, а так же с подошедшим позднее майором Озеровым, мы сидели долго. Много не говорили, так, немного выпивали, немного закусывали. С хорошими людьми и просто посидеть в кайф.

Аяна, сохранившая свое имя в крещении, и ставшая Прохоровной по имени крестного отца, майора Озерова, сейчас сидит в своей юрте с Мариной и Хилолой. Завтра обряд помолвки, а свадьба будет в родной вотчине Лермонтова, в селе Тарханы. Уедут туда молодые сразу после обряда, уже готовы кони и возки. Аяну будет сопровождать отец Евтихий какое-то время, а около Оренбурга ее сопровождающими бонами станут казачки из Зеренды. Я подумал, и отправил вслед за несколько поколоченными казаками гусей с письмом. Как офигели казаки, говорить не стоит, но ответное письмо они отправили, и согласились выделить сопровождение для моей подопечной. Три молодых вдовы в станице есть, как раз для этого дела сгодятся. Ибо пока еще в трауре, да и нагрузка с общества снимается, ведь обеспечивать их всем будет Аяна. И ей в помощь, одной, без поддержки, даже Деве песков сложно.

Ну да, она переродилась при крещении. Но осталась очень быстрой и сильной. Правда, не стоит ей такого показывать, тем более мужу. Хотя, по моему мнению, Лермонтов этому не удивится и Аяна только романтичнее станет в его глазах. Поэт, что поделать. Впрочем, это уже их заморочки.

Помолвка вышла достаточно красочной и радостной. Солдаты кричали ура, стреляли из ружей в воздух, гусары устроили скачки, вечером был пир, и небольшие танцы. Марина и Хилола были звездами вечера, кавалеры крутились вокруг них как пчелы вокруг меда. Еще бы, явно красивые девушки в восточных одеждах, сияющие глаза над вуалью, точеные фигурки, которые сложно скрыть под шелком, плавные и выверенные движения, очень красивые голоса. А Лермонтов не отходил от невесты. Аяна же таяла, как лед на горячем песке.

Надо сказать, что приданное Лермонтова впечатлило, но не более. Хотя, двадцать расчетных векселей Шотландского и Английского банков стоимостью по тысяче фунтов каждый, несколько комплектов драгоценностей, кус земли в Голодной Степи размером с уезд, где Тарханы расположены, и заявление о двадцати пудах золота в пустынных тайниках заставили его потрясенно покачать головой. Но потом поэт заявил, что это все прекрасно, так как снимет все возражения от его бабушки. Ну и вишенкой на это все легла дворянская грамота от канцелярии эмира, о том что Аяна Сайрима Яксарт является представительницей древнего сакского и текинского рода. И это я запретил показывать Аяне свой камешек из моей мастерской. Потом бриллиант засветит, перед свадьбой, самому поэту и его бабушке. Пусть это еще одной легенде положит начало.

Кстати, Лермонтов новую книгу начал писать. "Ветры пустыни" называется. Про что и про кого — тайна великая есть. Даже сейчас строчит карандашом в толстенном блокноте, а Аяна сидит рядышком и дышит через раз. Повезло ему с женой, буду надеяться, что они будут счастливы. И что не забудут про меня, скромного духа, хозяина здешних вод. Хотя, вряд ли, я ведь их просто так бросать не собираюсь. Уж Лермонтова точно, выход на книгоиздателей я терять не собираюсь, я Михаилу еще четыре толстенные тетради передал, "Народные узбекские сказки". Да и Аяну из виду бросать не хочу, мало ли что? Но это будет совсем другая история.