Заново, с новыми силами

К вечеру дом уже приобрел жилой вид. «Тигр» занял свое место в гараже, который был для него несколько узковат, хозяйские вещи Злой запаковал в коробки и отнес на чердак. На кухне в сковородке тихонько скворчали, распространяя невероятно аппетитный запах, макароны с тушенкой — самое постапокалиптическое блюдо. Света, разумеется, не было, поэтому Злой зажег свечу, поставил ее на чайное блюдце, и ходил с ним по дому в кромешной темноте. От этого маленького огонька на душе потеплело, дом сразу стал выглядеть загадочно и уютно.

Больше планов на вечер не было — поесть, да улечься спать, но когда Злой уже собрался трапезничать, по комнате плавно скользнул свет фар. К кому ещё ехать, как не к нему?..

Злой схватил автомат и пришёл с ним в прихожую, встав слева от двери. Стук не заставил себя ждать.

— Кто там? — грозно спросил хозяин дома, раздумывая кого это несёт.

— Злой, ты? — раздался знакомый голос. — Это Умник. Думал заехать познакомиться поближе.

Выдох облегчения заставил пламя свечи затрепетать.

— Напугал, ты меня однако…

— Да я вижу, — гость вошёл в прихожую и кивнул на грозно поблескивавший в пламени свечи автомат. — Чего так далеко забрался? Собак не боишься?

— Не-а, — Злой помотал головой. — Как-то не пугают они меня. С чем пожаловал?

Умник из-за пазухи вытащил бутылку виски.

— Что такое?... — забеспокоился гость, увидев выражение лица хозяина: тот скривился, как будто ему предстояло пить горькое лекарство. — Вискарь не любишь? Так я сейчас, до машины…

— Нет-нет, все нормально, — Злой поспешил успокоить Умника. — В принципе, можно и выпить.

— А чего кривился тогда?

Хозяин пожал плечами:

— Ну… так. Что-то вроде привета из прошлой жизни. Ощущение, что с алкоголем у меня связана какая-то нехорошая история.

— Ну, может, и вспомнишь после пары рюмок, — расплылся в улыбке Умник. — Ты извини, что я так… Я напиваться не заставляю, просто не знал, с чем ходят в гости, вот и попробовал беспроигрышный вариант. — гость глубоко вдохнул идущий с кухни аромат. — Судя по запаху, с закуской проблем нет.

— Закуска есть. Колы нет. Я с колой люблю.

— Из прошлой жизни запомнил, или так?... Опытным путем? — прищурился Умник

— Опытным.

Прошли на кухню, зажгли еще одну свечу. Отыскали в шкафу парочку стопок со стёршимися до полной нечитаемости логотипами, придвинули к столу еще один табурет, на разделочную доску поставили сковородку, от которой пахло так, что слюнки текли.

— Вообще, — читал Злой лекцию. — Вискарь так не пьют. То, что мы с тобой сейчас будем проделывать — чистой воды перевод продукта.

— Ну извините, бананив нема, — Умник пожал плечами. — За колой ехать надо, минералки тоже нет, а лёд… Холодильники питать нечем. Электроснабжения в городе ни в каком виде нет.

— Совсем? А генераторы? — удивился Злой, у которого на армейские дизеля были большие планы.

— Не ты один про них думал. — довольно кивнул Умник, — Мы обшарили воинские части, нет там ничего. Вообще, никакого имущества, только безнадежно испорченное.

— Интересное кино получается, — Злой поскреб затылок. — Это получается, что их по тревоге поднимали и перебрасывали.

— Вот и я о чем. Сдается мне, что это наши вояки гниют в той колонне, что преграждает путь на Холм-Жирки.

— Давай сперва выпьем, — не сдержался сам Злой. — В таких вещах без допинга не разобраться.

Выпили. Виски обжёг горло, по телу прокатилось приятное тепло.

— Классно готовишь, — сказал Умник, поедая макароны. — Вот что интересно получается, вроде как и готовим все одно и то же, а у тебя — вкуснее.

— Продолжай, — ухмыльнулся Злой. — Я люблю мелкий подхалимаж.

Посмеялись.

— Как ты меня нашел-то? Я же, вроде как, не светился, специально подальше забрался.

— Ну, Вязьма, хоть и большая, но все-таки деревня, — усмехнулся Умник. — О тебе уже говорят. Да и что значит «не засветился»? Ещё как засветился. Перед Гариком и его командой.

— Это те, которые магазин выносили?

— Нет, другие, которые у Ленина квасили. Аж зависть берёт — что ни день, то праздник. Да, в принципе, как и у большинства местных: только пить умеют, да ныть, что ничего не помнят.

— А ты почему так не можешь?

— А я ответственный, — гордо сказал Умник. — И сознательный. Но толку с этого…

Злой пожал плечами:

— Будет тебе толк. Зима все по местам расставит.

Умник бросил на собеседника укоряющий взгляд:

— А ты и правда Злой. Не жалко тебе их?

— Нет, — он уверенно покачал головой. — Видишь ли, у нас тут произошел немножечко конец света. И уж если он не всех дураков побил, то я не вижу смысла сохранять и приумножать их популяцию. Будем хвататься за всех — не сохраним никого. Для того, чтобы выжить, надо держаться вместе, а для этого в свою очередь надо быть полезным. Это базовый принцип построения общества: ты мне, а я тебе. И если человек полезным быть не хочет, значит туда ему и дорога.

Умник молчал, задумавшись, а затем тряхнул шевелюрой:

— Между первой и второй…

Налили ещё, Злой провозгласил тост: «За все хорошее». Умник решил вернуться к теме:

— Знаешь, вроде ты и прав насчет бухающих, а все-таки… Не по-людски это как-то.

— Как хочешь, я не буду спорить, — Злой пожал плечами. — У тебя своё мнение на этот счет — у меня своё. Я не собираюсь никому его навязывать. Живи и дай жить другим — вот мой девиз.

— А если тебе самому жить не дают? Тогда что?

— А тогда, — жутко оскалился в полутьме Злой. — получается Гагарин.

Молчали, жевали, насыщались. Виски уже ударил в голову, но мягко, приятно. Первая свечка догорела и погасла, Злой сходил за еще одной и воткнул ее в лужицу воска на блюдце.

Разговор свернул на непринуждённые темы и тёк легко и приятно, пока не прозвучал вопрос, заставивший Злого отшатнуться:

— Слушай, а как там… В Москве? — Умник точь-в-точь повторил слова Христа, даже интонация и взгляд были такие же — как будто умоляющие, полные надежды на чудо.

— Это долгая история… — Злой не любил вспоминать былое и попробовал отмазаться от неудобного вопроса, но собеседник не дал ему этого сделать.

— Всё равно расскажи. Мне важно знать.

Злой раздражённо простучал пальцами по столешнице.

— Ну, как хочешь. Только учти, я тебя предупреждаю — история получится не из приятных.

* * *

Когда Злой пришёл в себя, то обнаружил, что лежит в зимней куртке и грязной обуви на огромной, размером с танкодром, постели. Сквозь выбитые окна в комнату задувал ледяной ветер,и Злой кутался в толстое пуховое одеяло. Вокруг царил жуткий бардак: повсюду валялись консервные банки, бумажки от энергетических батончиков, пустые бутылки из-под газировки и прочий мусор. Обои с части стены были содраны — и серый кусок бетонной стены стал первым, что Злой увидел. После того, как он открыл глаза, то пару-тройку минут спросонья пытался понять, где вообще находится — ободранная стена и ветер, гулявший по квартире и завывавший, как в древнем замке с привидениями, точно не соответствовали его представлению о том, каким был его дом. Он попытался вспомнить, каким он был, и, когда не смог, подскочил на месте

Оказалось, что Злой не знал также ни имени, ни клички, ни адреса и телефона, — ничего, что могло бы его идентифицировать. Тяжело дыша, стараясь сдерживать панику, он сидел посреди огромной кровати в роскошной квартире и пытался отыскать в памяти хоть что-нибудь, пока не услышал где-то далеко гулкий «ту-ум» и через три секунды могучий взрыв, от которого дом вздрогнул.

Скатившись на пол, он затрясся от холода, страха и волнения до тех пор, пока невидимые титаны не закончили бить по многострадальной земле. Только когда всё кончилось, он набрался смелости подойти к окну и выглянул наружу.

Заметённые снегом мёртвые улицы скалились выбитыми стёклами и были запружены машинами, которые, было видно сразу, никуда уже не поедут. Посреди асфальта зияли огромные воронки, правое крыло огромной «сталинки» напротив лежало в руинах. Лишь два-три этажа возвышались над землёй — голые фасады без перекрытий, остальное же представляло собой груду обломков, из которых торчали трубы и арматура.

В квартире он просидел до следующего утра и дрожал, как осиновый лист, когда слышал новые «ту-ум» и разрывы. Тёмная ночь озарялась жёлтыми вспышками, а Злой всё так же валялся под кроватью, смотрел на них и чуть ли не рыдал от ужаса. Всё это напоминало ночной кошмар, только он никак не мог проснуться.

Едва рассвело, оголодавший Злой приободрился и решив, что вечно так прятаться не получится, всё-таки выбрался из своего убежища, собираясь найти хоть какую-нибудь еду. Состояние города подсказывало, что это будет очень трудно сделать, но не выходить за порог до тех пор, пока в дом не угодит шальной снаряд, тоже было не лучшей идеей. Поэтому он, пошарив в шкафах, соорудил из блузки и швабры белый флаг и пошёл вниз — сдаваться.

Уже спустившись, Злой вспомнил, что город — совершенно точно Москва, поскольку он жил тут раньше. Это чертовски приободрило, тем более, что на соседнем доме была видна табличка с надписью «Проспект мира».

«Значит, Москва», — подумал Злой, пытаясь восстановить в памяти что-нибудь ещё. «Ну ладно».

Он долго бегал между домами в поисках еды, но так и не смог ничего обнаружить. Пробовал вломиться в квартиры, но всё зря — стальные двери надёжно хранили имущество своих хозяев, а там, где их уже выбили, всё, имевшее ценность, было вынесено подчистую. Первый подъезд, второй, третий, малюсенький магазин во дворе — ничего. Совсем ничего. Голодный желудок гнал дальше и дальше, и Злой, нёсший белый флаг на плече, обыскивал дом за домом, не решаясь, впрочем, переходить улицу. Он уже давно не видел людей, поэтому потерял бдительность и, когда зашёл в очередной подъезд, его встретили сильным ударом в лицо.

— Держи! Хватай! Давай! — вокруг него слышались сплошные восклицания, в темноте скрывалось не меньше десятка человек, по крайней мере, Злому так казалось. Не успел он даже вскрикнуть, как ему завернули руки за спину и уложили лицом в какую-то грязную жижу.

— Тихо, мужики! — заверещал он. — Не надо! Я ничего не сделал!

— Это ещё что за хреновина? — пленника прижали к земле, надавив на спину черенком от швабры. Клацнул автоматный затвор и Злой в два счёта покрылся холодным потом: этот звук он почему-то хорошо помнил.

— Белый флаг это! — заорал он. — Не стреляйте!

— Белый флаг? — переспросил кто-то вполголоса.

— Ага. Типа парламентёр. От кого пожаловал, дядя? Что, спортсмены сдаются?

Рядом кто-то прошептал: «А кто такой парламентёр? Может, сразу шлёпнуть?»

— Мужики, не знаю я никаких спортсменов! Я сам по себе! Проснулся, а тут… Такое!

— А-а… — кто-то протянул с видимым облегчением. — Что ж ты, придурок, прёшься, как к себе домой? Обстрелов не слышал?

— Слышал, — честно признался пленник. — Но я думал, что тут вообще никого нет. Людей, в смысле.

— Так. Отпустить!

Злого подняли на ноги, он отряхнулся и осмотрелся. Рядом с ним стояло три человека, в глубине подъезда прятались ещё пятеро.

— Как звать? — спросил тот, кто отдавал приказы: здоровяк с густыми чёрными усищами и татуировкой на шее в виде православного креста. Он был одет в серо-синий камуфляж и потёртый чёрный бронежилет. В его огромных лапах автомат казался игрушечным.

Злой открыл рот, едва не ответив, но воспоминание в самый последний миг ускользнуло. Он едва не завыл от отчаяния.

— Ну, значит не прокатило, — пожал плечами здоровяк. — Прозвища, как я понимаю, нет?

Злой кивнул.

— Ну и как звать его будем, а? — командир повернулся к остальным.

— Гитлер, — сказал щуплый мужичонка, у которого рыжая борода росла клочьями, как будто его побил лишай.

Все громогласно заржали, Злой тоже растянул губы в улыбке:

— Не хочу я быть Гитлером.

— А никто тебя не спрашивает. У нас каждый новенький — Гитлер, пока прозвище не заслужит. Так вот, майн фюрер, ты жить хочешь?

Злой огляделся, мужики разом подобрались и насупились.

— Хочу, — сказал он, подозревая подвох.

— Конечно, хочешь. Все хотят, — ухмыльнулся командир. — А жрать хочешь?

— Хочу, — кивнул Злой уже уверенней.

— А с бабами как? Или ты по мужикам? — снова подал голос рыжебородый мужичонка.

Злой замешкался. Как-то не было ещё возможности поразмыслить о собственной ориентации.

— Глянь, а? Ещё и думает.

Снова громогласный смех, который смутил Злого.

— Ну, допустим, да.

— Так "допустим" или "да"? — не унимался рыжий. По всей видимости, он был местным клоуном.

— Да! — рявкнул на него Злой. И добавил то, чего сам от себя никак не ожидал. — Что, шутник до хрена? Остатки бороды повыдёргивать? — он рассердился, руки сами собой сжались в кулаки.

— Ты гляди, какой злой, — усач-командир одобрительно усмехнулся. — Хорошо. Мне нравится твой настрой. Короче так, дорогой друг. Введу тебя в курс дела. Ты проснулся в Москве. Мы сейчас где-то… Где мы, Рыж?

— На проспекте Мира где-то, — отозвался мужичок.

— На проспекте Мира, — кивнул главный. — Все те, кто тут находится, подчиняются Мирному, то бишь мне, самозваному бригадному генералу. Мы тут все под моим чутким руководством идём к светлому будущему. И надо признать, хорошо идём, такими темпами, может быть, скоро в Кремле обоснуемся.

— В Кремле? — спросил Злой. — А что, там?..

— Там у нас сидят самые главные. Не знаю, почему, но их всех туда тянет, потому и бойня вокруг него просто жуткая уже пару месяцев кряду. Символы, приятель, они такие. За то, чтобы сесть в главное кресло, много народу полегло.

— А что случилось вообще? Кто-нибудь знает?

— Что случилось — не знаю, — ответил бригадный генерал. — Зато знаю, что случится. Сейчас мы пойдём штурмовать спортсменов. Это те хмыри, которые нам жизни не дают. Засели в Олимпийском, козлы, и палят в нас из каких-то гаубиц.

Злой не удивился, услышав про артиллерию — обстрел говорил сам за себя.

— Штурманём их крепость, наденем Боксёра на ствол гаубицы и выстрелим. А потом заберём себе их еду, воду, медикаменты и женщин.

— Женщин — это да, — причмокнул губами Рыж.

— Заткнись! — коротко бросил главный, и мужичок затих.

— Так вот, дорогой друг. Если ты хочешь жить, жрать и бабу, то мы тебе даём ствол, и ты идёшь в атаку с нами.

— А если не хочу? — зачем-то задал Злой риторический вопрос.

Усач хищно усмехнулся:

— Ты не похож на «дикого», должен понимать.

— Да я просто так спросил…

Небольшой отряд двигался по Москве в обратную от Олимпийского сторону. Шли, вытянувшись цепью по дворам и затопленным подвалам, пробирались по руинам и ползли по осколкам стекла и камней — лишь бы не выходить на улицы, которые, как поведал Рыж, простреливались насквозь. Только сейчас Злой начал понимать масштаб своего везения. Его могли пристрелить сотню раз, но, видимо, предпочли не раскрывать позицию ради какого-то идиота с тряпкой на палке.