Антидот

Как они стреляют? И чем? Это что, энергетическое оружие какое-то? Очень похоже. Но тогда — откуда оно взялось? Кто автор этих технологий?

Неужели они явились к нам из...

Стоп ещё раз. Стоп! Больше фактов, меньше догадок.

Похоже, что всех налётчиков роднят две особенности. У всех у них совершенно нет загара. Кожа — как пылью присыпанная, бледная, пожалуй, даже сероватая. Но на подвальную бледность это не очень-то похоже. Не-е-ет, тут что-то не то... тем более что и губы у них синеватые, нездорового такого оттенка. У всех. Было бы весьма любопытно взглянуть на их глаза... только вот они прячут свои глаза под зеркальными очками. Опять-таки все. До единого.

Видно, есть, что прятать?

А вот за вычетом этих странностей лица у них достаточно обычные. Парни с улицы. У кого нос картошкой, у кого подбородок с ямочкой, у кого — круглое лицо и широкие скулы... Опять-таки, одни повыше, другие пониже, одни — субтильные, другие — точь-в-точь как те шкафы в человеческом облике, которых я недавно учил уму-разуму... Однако нет ни дистрофиков, ни толстяков. Даже избыточного веса ни у кого не наблюдается.

Оно и понятно: в налёт пошлют только подготовленных, способных держать оружие и не отягощенных трясущимися жирами.

А вот, кстати: есть ли среди этих серых ребят женщины? Что-то я ни одной не заметил...

Что ещё? Одежда?

Но как раз одежда у них вполне безликая. Многие в костюмах — тёмно-серых, чёрных, синих. Один был в красно-коричневой водолазке, а другой, низенький такой, носил бейсболку козырьком набок и голубые кроссовки. Ни тебе чёрных плащей до пят, ни расшитых драконами шёлковых халатов, ни скафандров. Ни, прошу заметить, военной или ещё какой формы. Только одежки, естественные для обитателей Рокуэлла и окрестностей. Надо полагать, проезжающий через городок водила не обратит особого внимания на кого-нибудь из напавших, даже если увидит его вышагивающим по улице. Это при том, что в последнее время через Рокуэлл ездят всё реже и реже. Да... мельчает мой родной городок, мельчает. Усыхает, как та бальзаковская кожа...

Снаружи раздался шум. Слишком резкий, чтобы остаться незамеченным. Задали тон хлопки, наводящие на мысль о взмахах длинного тяжёлого бича. За хлопками последовал шум ещё более странный. Роберт назвал бы его звенящим шелестом, если бы дал себе труд подобрать название этим отрывистым — "ззух! ззух!" — звукам. Сидящие в подвале, не исключая и Боба, словно по команде замерли и прислушались. Когда до подвала, приглушённый расстоянием и закрытой дверью, донесся захлебнувшийся болью высокий вопль, сгрудившиеся в углу подвала женщины снова начали всхлипывать.

Кто это кричал — неужели человек?

Бррр...

Кто-то пробежал по коридору наверху. И не один. Что-то уронили. Что-то взорвалось. Не очень даже и громко, но бетонный пол ощутимо тряхнуло. Потом кто-то пробежал в обратном направлении, а за ним, спустя минуту, ещё кто-то. Боб не знал, что думать о происходящем, так что просто сидел и прислушивался, как другие рокуэльцы.

Понемногу шум наверху стих.

А ещё через несколько минут громыхнул засов на двери в подвал. Дверь распахнулась. На пороге предстали трое налётчиков.

Женщины хором завизжали.

— Ну и дела, — прошептал, не удержавшись, Боб.

У одного из налётчиков не было руки. Ниже локтя. Нечто непонятное — оружие? — как будто аккуратно срезало ее вместе с одеждой. Чик великанскими ножницами, и все. Другой налётчик точно таким же образом лишился ноги по колено. Но стоять и ходить ему помогал не костыль, а сверкающая хромом рама. Одним концом она упиралась в пол, другим, как и обычный костыль, подпирала плечо, а посередине двумя широкими, разнесенными примерно на фут кольцами прямо поверх огрызка брюк охватывала бедро укоротившейся ноги. Боб дал бы на отсечение свою собственную ногу, что рама, во-первых, складная, во-вторых, не тяжелее десяти фунтов, а в-третьих, конструкция ее медицинской мысли конца девятнадцатого века неведома.

Увечья, и явно недавние, нисколько не мешали налётчикам держать оружие уже знакомого типа. А вот в руках у третьего, вполне здорового на вид, было что-то новенькое. Боб уже видал нечто в таком роде, но очевидная нелепость происходящего заставляла его сомневаться.

Инъектор? Здесь? Нам что, прививки сейчас будут делать?!

— Ты, — тип с инъектором указал на ближайшего к нему рокуэльца. — Подойди. Быстро.

"А ведь умеют говорить по-английски, когда надо..."

Тощенький парень лет пятнадцати, которого выбрал налётчик, совершил большую глупость. Вместо того, чтобы встать и исполнить приказ, он попытался отползти и слиться с толпой. Двое увечных, не дожидаясь дальнейшего, одинаковым движением вскинули свои пистолеты. Паренек взвизгнул от страха...

Поздно.

Два бледных зеленоватых луча скрестились на нём. Раздалось слитное и более громкое, чем прежде, "ззух!"

Короткий хрип. Мгновенная судорога. Паренек упал замертво.

— Ты, — тип с инъектором указал на следующего ничуть не изменившимся тоном. — Подойди.

На этот раз приказ был исполнен со всей готовностью.

Дальше всё пошло в ритме конвейера. Непонятная штука в руках у здорового налётчика в самом деле оказалась устройством для впрыскивания под кожу... чего? Чего-то. Может, средства от насморка, но скорее всего — нет. Здоровый налётчик работал, как автомат: вызывал пленных по одному, прижимал к запястью подошедшего свой инструмент, давил на кнопку, жестом отсылал обработанного в угол подвала, вызывал следующего. При этом один увечный налётчик держал под прицелом толпу рокуэльцев, а другой — растущую группку обработанных.

По прикидкам Боба, посаженные в подвал без большого труда могли бы смять эту троицу, просто дружно навалившись массой. Десяток самых неудачливых угодил бы под выстрелы из непонятного оружия, зато остальные получили бы свободу. А так... одиночка и даже маленькая, человек до семи, группа просто не имела шансов. Слишком напористо действовали серые. Слишком решительно. В том, как они запугали толпу, чувствовались профессионализм и знание практической психологии. Словно они уже не в первый раз — и даже не в десятый — проделывают такую вот... обработку.

Вызванный и повиновавшийся, Боб получил свою инъекцию вместе с остальными. Его слегка трясло от попеременно накатывавших волн страха и злости, но что мог сделать он один? Безоружный, такой же подавленный, как и прочие, жесткой волей серых? Ровно ничего...

Напоследок, обработав всех, кого можно, здоровый налётчик прошел к вызванному первым пареньку и вколол ему ту же самую дрянь, что всем остальным. Затем налётчики удалились. А Боб, и не только он, сообразил, насколько близко было спасение. Если оружие серых не убивало, значит, их всех провели, как последних лопухов.

Но дверь уже закрылась. Громыхнул массивный засов.

Оставалось лишь сидеть, прислонившись к стене, и думать, думать, думать...

Ощущение времени как-то незаметно уплыло прочь. Воздух остекленел: стал не менее прозрачным, зато довольно твердым. Впрочем, неудобств это не вызвало. Пошевелиться, конечно, нельзя, но дышать — вполне можно. Вот Боб и дышал, незаметно теряя нить собственных мыслей. Сознание медленно опало, как проколотый надувной матрас. Стало плоским. А потом и вовсе свернулось в нить без ширины и глубины.

Наверно, такое оцепенение охватывает умирающих во льдах. Лживое тепло, растекающееся по жилам, одна мягкая лапа гибели напротив сердца, другая — на лбу.

И ни испугаться, ни разозлиться. И глаз не закрыть.

Приятных сновидений тебе, человек!

Отдалённый грохот. Минута мимо. Или десять минут. Что это там?

Ах да. Засов.

Тот серый, что с "отстриженной" рукой, тенью скользил между лежащих на полу тел. На этот раз у него в руках было не оружие и даже не инъектор, а что-то другое. Я подумал: "Проверка посевов". Откуда я это знаю? А знаю ведь...

Думать было трудно, но можно. Правда, тень серого налётчика при усилиях мыслить норовила перескочить на новое место без каких-либо задержек. Человек-стробоскоп. Это было забавно, но улыбнуться я не мог. Тело куда-то исчезло. Потом и серый куда-то исчез. И вдруг — наклонился, как из глубины колодца, прямо надо мной.

Зеркальных очков на нём не было. Но что он прятал под ними, осталось неясным. Разум вспыхнул щепотью сухого пороха.

Тьма.

Ватная слабость. Руки и ноги — как чужие. Но разум чист.

Как-то внезапно чист.

Но ведь так не бывает! Что было минуту назад? Что — сейчас?

Пошатнувшись, Боб встал. Получилось на удивление легко. Судя по всему, он должен быть слаб, как больной котенок. Ан нет: вроде бы здоров. Только голоден очень... только голоден: пить не хочется совсем. Во рту сухо, но жажды нет.

Что за?..

Рядом, буквально в шаге, валялся однорукий налётчик. Явно и однозначно мертвый. Причем касаться его для проверки желания не возникало. Ни к чему изображать Фому Неверующего, когда и так все предельно ясно. Помотав головой, Роберт сделал несколько шагов и склонился над одним из своих соседей по подвалу. Коснулся неестественно холодной шеи.

Пульс не нащупывался.

Рокуэлец тоже был мертв и вроде бы уже окоченел. Не человек, а полено.

Боб пощупал шею лежащего чуть дальше. То же самое. Еще один остывший труп.

И ещё один.

И ещё. И еще.

Полный подвал трупов.

— Вот черт!

Голос был незнакомым. Хриплым, каркающим. Очень неприятным. С таким голосом впору переходить на язык жестов, чтобы не пугать народ.

Боб засмеялся во весь голос. И тут же закашлялся. Трупы не так-то легко распугать!

Вот седовласая пожилая женщина. Боб Уайерс напряг память, но имя не вспомнилось. Всё, что удалось вытащить из глубин бунтующего разума — голубой с белым дом за три квартала от дома Нижинских, с желтой каминной трубой и маленьким ухоженным садиком. Седовласая жила там. А теперь умерла. Следующего покойника Боб знал гораздо лучше: мистер Хендерсон, аптекарь. Через два трупа от Хендерсона лежала еще одна местная. Совсем молоденькая девчушка. Пожалуй, когда Роберт, найдя работу, переехал из Рокуэлла в большой мир, ей было года два или три...

И теперь она была единственным живым существом в этом царстве смерти, если не считать самого Боба. Почему? Да кто знает!

Ещё раз обойдя подвал и заново проверив, пересиливая себя, каждое из простертых на полу тел (кроме однорукого), Роберт уверился: кроме него и незнакомой девчушки, не выжил никто. Так как делать было решительно нечего, он присел рядом с ней на холодный голый бетон, положил ее голову себе на колени, а свои пальцы — на ее сонную артерию. И сидел так, ловя нитевидный пульс, пока мог его нащупать. Может, полчаса, может, немного больше.

Жива? Ещё жива. Живи же, живи! Ты справишься, малышка!

Когда биение чужого сердца затихло, Боб не сразу это заметил. А заметив — не изменил позы. Не зарыдал, не засмеялся, вообще не пошевелился. Недавнее оцепенение вернулось, только теперь причиной этому был уже не укол. Не хотелось ни думать, ни действовать, ни ощущать. Особенно ощущать. Где-то внутри сидело отчетливое понимание: стоит нарушить воцарившуюся внутри пустоту, и он, Роберт, сорвется. Причем хорошо, если дело обойдётся истерикой. Истерика, в конце концов, проходит.

А вот если он всерьез съедет с рельсов, если подвинется рассудком...

Поэтому Боб сидел, закрыв глаза, и ждал, пестуя полнейшую апатию. И сам потом не смог бы сказать точно, сколько прошло времени до момента, когда остановившееся сердце девушки забилось снова.

Нет. Нет, нет и нет. Ерунда и чушь свинячья. Не может быть, потому что... нет. Нет!

Одна и та же фраза про ерунду крутилась в голове у Роберта, как ржавая карусель. Он не мог остановить это вращение, да и не хотел.

Настоящее испытание для того, что люди называют здравым смыслом — столкновение с реальностью невозможного. Вернее, не с тем, что по-настоящему невозможно, а тем самым и не реально. Испытание для здравого смысла — встреча с собственным изъяном, с неполнотой вроде бы незыблемых понятий и принципов. Испытание это может окончиться двояко. Либо разумное существо, на деле подтверждая звание разумного, изменит свои представления о возможном и невозможном, то есть сделает шаг вверх; либо же шагнет вниз, отказываясь от здравого смысла вовсе, а заодно — от себя самого.

Мудрость или сумасшествие.

И третьего не дано.

...Позже Боб не мог как следует припомнить, что с ним было в проклятом подвале после того, как у него на руках ожила незнакомая девушка. Не мог и опять-таки не хотел. Но многие ли люди могут ясно вспомнить момент своего рождения?

В чувство Роберта привел скрежет засова. Скрежет, изо всех сил старающийся быть тихим. Дверь осторожно приоткрылась, и кто-то громко прошептал в получившуюся щель:

— Есть тут кто живой?

"На налётчиков это не похоже. Нет, не похоже".

— А ты-то кто? — спросил Боб неожиданно скрипучим голосом.

— Мастер! — закричал шепотом неизвестный. — Здесь люди!

— Не радуйся раньше времени. Ну-ка...

Дверь распахнулась полностью, и в подвал вошел...

"Глазам своим не верю!"

Гипотеза о пришельцах из будущего на глазах обрела плоть. А заодно — прикрывающую эту плоть броню и хищно выглядящее оружие. Человек, которого увидел Роберт, выглядел отнюдь не бойцом спецназа в полной экипировке. И даже не имперским гвардейцем из тетралогии "Стар Бласт", шагнувшим в реальность с экрана дальновизора. Незнакомец выглядел так, как должен был выглядеть воин будущего. Такую экипировку не могли придумать и воплотить работающие на Холливуд — а хоть бы и на Русдальнофильм! — мастера спецэффектов. Такую экипировку могло создать только воображение инженеров и ученых, работающих на военное ведомство. И не в единый миг, а только после долгих лет, скорее даже десятилетий, потратив на эти разработки много миллиардов.

Но даже не оружие и снаряжение делали незнакомца таким реальным. То, как он двигался, как носил на себе многочисленные футуристические штуковины, как держал рукоять своего оружия и смотрел из-под прозрачного забрала черного шлема — вот что сильнее прочего убеждало: все это настоящее, все — правда.

— Кто ты? — резко спросил Боба незнакомец. Тот назвался. — Местный?

— Да.

— Здесь есть другие не обработанные? — жест в сторону простёртых на полу рокуэлльцев.

— Н-нет... а кто вы вообще такие?

Из-за спины незнакомца высунулся вполне нормальный с виду парень: русоволосый, загорелый, в джинсах, футболке и кроссовках. За спиной — небольшой рюкзак. Впечатление обыденности портил только пистолет-пулемет, небрежно закинутый им на плечо вверх дулом.

— Чужаков серых видел? Так вот, нам надо их отсюда вычистить. Пойдешь с нами? Оружие дадим. А, мастер?

"Воин будущего", не ответив, вышел.

— Если честно, нам нужна любая помощь, — очень серьезно сказал парень, оглядываясь и переходя на шепот. — Ну, ты с нами или нет?

"Кто не с нами, тот против нас". Боб без большого энтузиазма кивнул. Ввязываться вот так, сходу, в неизвестно чьи разборки ему совсем не хотелось... но то, что он без того влип по самое некуда, было ясно даже дураку. И серые налётчики не настолько нравились ему, чтобы он наотрез отказался в них стрелять.