Юрий Грозный, Царь всея Руси

Лучники без перерывов выпускали по урусутам тучи огненных стрел. Позади стоящих за засекой артиллеристов — пищальников загорелись ели и сосны. Густой дым закрыл видимость.

Обе стороны еще раз обменялись залпами. Варун, стоящий на высоком помосте позади стены воинов, понял, что, оставаясь на месте, пищальники вскоре погибнут во все усиливающемся пламени. Назревал прорыв монголов по центру. Архистратиг приказал трубить отход. А на оба фланга приказал отправить гонцов с повелением воеводам стягивать рати к дороге. Пищальников с флангов тоже срочно стягивать к центру.

Заметивший отход противника от засеки Бату тут же отдал команду атаковать. По уже притоптанному погибшими нукерами Кюлькана снегу конники Бату быстро доскакали до засеки, и принялись за ее расчистку.

Лавр, увидев огненные залпы баллист хана Бату, сделал вывод, что оборона по засеке может быть прорвана. И тут же повелел шести своим конным полкам атаковать монголов с тыла. Развернувшись по полю лавой три тысячи конников двинулись на врага. Не вскачь, но рысью, поскольку снег перед ними был уже притоптан монголами. Пехоте и артиллеристам повелел ускорить движение.

Хан Бату двинул навстречу коннице Лавра тумен Кадана.

Галаш и Гремислав, заметив выдвижение конницы Лавра, тоже послали вперед свои конные полки. На монголов с обоих флангов двинулись по две тысячи всадников.

Бату послал им навстречу поредевшие тумены Мункэ и Берке . Через пять минут конники сшиблись. Сила сторон были примерно равными. В трех местах завязалась конная сеча. Сильно поредевшие тумены Шигена и Тангкута, в которых после штурма засеки осталось едва по тысяче воинов, Бату отозвал к себе.

Тем временем нукеры тумена Бату разобрали засеку на две сотни шагов в обе стороны от дороги. Хан повелел своим тысячникам держать фланги прорыва за засекой, а Бурундаю атаковать всеми силами вдоль дороги.

Конников Бату, попытавшихся продвинуться в лесу на фланги вдоль засек атаковали спешенные воинские полки. В лесу, среди деревьев, в беспорядочной рубке конные воины уступали пешим в подвижности. Расширить полосу прорыва наукерам Бату не удалось. А затем и подоспели полки пищальников. Началось избиение отборных нукеров хана. Один выстрел — один нукер. На коротком расстоянии в лесу промахнуться было трудно. Щиты и доспехи тяжелые пищальные пули пробивали легко, вынося уже мертвых нукеров из седел.

Прорвавшись через полосу горящего леса, нукеры передовой тысячи Бурундая обнаружили перед собой стену щитов, из-за которой по ним стреляли в упор лучники и пищальники. На короткой дистанции бронебойные стрелы тоже пробивали доспехи.

Через проложенную в засеку полосу в лес вошли три тысячи нукеров Бату и примерно столько же нукеров Бурундая. Остальным пока не хватило места. По всему периметру захваченного монголами за засекой лесного пятачка закипела жестокая сеча. Рати Истомы и Варуна окружили монголов сплошной стеной щитов в четыре — пять шеренг. Из-за их спин по возвышающимся над щитами всадникам прицельно били пищали. Никто не уступал. Монгольские нукеры и русские воины выходили из боя только убитыми или падали тяжело ранеными. На легкие раны никто не обращал внимания.

Пехота Лавра, Галаша и Гремислава тем временем неуклонно шла вперед, тесня перед собой тумены Кадана, Мункэ и Берке. Чтобы замедлить продвижение урусутов, Бату послал им в помощь Орду, Шигена и Кадана. В каэжом из этих трех туменов оставалось в строю от одной до двух тысяч нукеров.

Тем временем русские пешие корпуса вышли на дистанцию в шестьсот шагов до позиции осадных орудий Бату. Лавр, видя, что монголы уже прорвали засеку, отозвал свои конные полки в тыл и повелел изготовить всю артиллерию к бою. От пытавшихся контратаковать конных монголов орудия прикрыли повозками гуляй-города и стеной щитов пехоты. Его примеру последовали Галаш и Гремислав.

В поле перед проходом через засеку еще оставались четыре тысячи нукеров Бурундая, две тысячи батыров Бату, включая тысячу его личной охраны, и полтысячи нукеров Кюлькана. Тут же находились обозы осадного корпуса и всех туменов общим числом в двадцать тысяч человек, три тысячи повозок и десятки тысяч вьючных лошадей.

Остатки туменов Тангкута, Шигена, Кадана, Мункэ, Орду и Берке, общим числом около десяти тысяч нукеров, крутились в поле, пытаясь сдержать наступающих урусутов.

Артиллеристы открывали огонь по готовности. Пушки на большом угле возвышения ударили ядрами по большой толпе монголов, скопившихся перед проходом в засеке. А гауфницы ударили картечью по крутившимся перед артиллеристами конным монголам.

Вскоре грохот семи сотен гауфниц и трехсот пятидесяти пушек слился в непрерывный оглушительный рев. Все поле заволокло дымом. Чугунные пушечные ядра, падая в густую толпу обозников и лошадей, рикошетируя от земли, рвали тела и туши на куски. Каждое ядро находило десятки жертв.Кони взбесились. Толпу охватила паника. Давя друг друга, всадники на конях, вьючные лошади и пешие обозники рванулись к проходу в засеке. Удирая от залпов картечи, нукеры туменов, ранее сдерживающих урусутов, тоже ринулись к проходу.

Взбесившиеся кони с всадниками и без них бросались прямо в засеку и застревали в густом сплетении стволов и ветвей. Прямо по их тушам пытались карабкаться следующие.

Хан Бату и самый опытный после Субэдэя нойон Бурундай, не обращая внимания на падающие сверху ядра, сумели построить своих нукеров в плотный клин. В центр клина Бату поставил нукеров Кюлькана и повозку с Субэдэем.

Тяжело бронированные конники личной тысячи Бату, составившие первые ряды клина, как железный колун в деревянную чурку вошли в толпу, забившую проход в засеке, в основном состоящую из обозников. Тех кто не смог потесниться и освободить дорогу, стоптали конями или вытолкнули в засеку.

Пройдя полосу выгоревшего леса, клин вытолкнул беспорядочно сражавшихся конных нукеров Бурундая прямо на урусутскую стену щитов. Плотная масса коней и всадников смяла стоящую стеной щитов пехоту урусутов, несмотря на убийственный огонь стоящих за ней стрелков — пищальников.

Что бы не быть стоптанными, пищальники раздались в стороны, образовав проход шириной в сотню шагов.

В этот проход и ринулись монголы. С обоих флангов по устремившейся в проход толпе в упор били картечью пищали. От них не отставали лучники, во много раз превосходя пищальников скорострельностью.

Следом за нукерами Бату и Бурундая в проход, снова топча обозников, беспорядочной толпой устремились все уцелевшие нукеры туменов Тангкута, Шигена, Кадана, Мункэ, Орду и Берке. Никто уже не различал рядовыхвоинов, десяткников, сотников, тысячников и даже темников.

Артиллеристы пеших фемов не прекращали огонь ни на минуту. Пушки стреляли теперь прямо по проходу в засеке, по которому плотной толпой бежали монголы. Расчеты гауфниц на руках вытащили свои орудия вперед, вслед за удирающими монголами. Подтащив их на сотню шагов к все еще толпящейся перед засекой массе монголов, они продолжили пальбу.

Через четверть часа избиение закончилось. Все нукеры, сумевшие проскочить под убийственным огнем в лес, скрылись из виду. Уцелевшие обозники и многие нукеры сдались.

Встретившись у разбитых монгольских баллист архистратиги Лавр, Галаш и Гремислав коротко посовещались и послали все свои конный полки преследовать монголов. Конников Истомы и Варуна к преследованию решили не привлекать. Они были на ногах без сна уже полтора суток. По оценке военачальников, монголов прорвалось не более пяти тысяч. Скорее — от трех до четырех тысяч. Все остальные полегли под русскими ядрами, картечью, стрелами, копьями и мечами. В плен попало тысяч семь — восемь. В основном — обозников. Но, их еще предстояло пересчитать.

Ближе к концу этого, очень длинного дня, на поле славной битвы прибыл Царь всея Руси Юрий Всеволодович с конвоем.

В лучах заходящего зимнего солнца поле выглядело страшно. Запах гари, порохового дыма, крови перебивался вонью разорванных пулями и ядрами человечьих и конских утроб. Все раненые уже замерзли или были добиты. Пленных сгоняли в кучи.

Войсковые фемы отошли с поля боя в стороны, на чистый снег, подтянули обозы и обустраивали лагеря для ночевки. Ополченцы устраивали лагеря в лесу. Раненых с поля уже собрали. Лекари оказывали им помощь. Горели костры, обозники готовили ужин. Из Рязани шли обозы с продовольствием.

Первые мертвые кони и монголы встретились Царю еще не доходя до перекрестка дорог, там, где контратаковавшие корпус Лавра нукеры попали под артиллерийский залп. Побитых было много. За перекрестком трупы пошли еще гуще. За версту от засеки они уже лежали вповалку. Снег между трупами из белого превратился в красный.

А за пару сотен шагов до засеки трупы коней и людей уже громоздились друг на друге. Непосредственно на засеке тела лежали валом высотой в рост человека. Русских покойников в поле не было совсем. Здесь работала русская артиллерия.

По проходу через засеку вымуштрованный боевой конь Юрия идти отказался. Поскольку, ему пришлось бы ступать по наваленным грудой разорванным телам. Царь спешился и вместе с конвоем пошел к лесу. Прямо по монгольским трупам.

В лесу за засекой картина была иной. На земле, выжженной монгольскими зажигательными снарядами, среди обгоревших дочерна голых древесных стволов густо лежали вместе и русские и монголы. Юрий за свою жизнь видел много полей битв. Но, такое он видел впервые. Здесь никто не просил пощады, все рубились насмерть. Кусок леса диаметром шагов в пятьсот был завален телами погибших в жестоком рукопашном бою. Были здесь и погибшие от пищальных пуль, от стрел и затоптанные конями. Но большая часть воинов и русских и монгольских пали от мечей, копий, топоров. Впрочем, монголов было гораздо больше.

Здесь Государя встретили архистратиги. Каждый отрапортовал Юрию о ходе битвы. Юрий обнял и расцеловал каждого.

— Спасибо вам, други! Это был Великий День. Самый великий день за всю историю Руси. Благодарение Господу нашему Иисусу Христу. Даровал он нам Великую, небывалую доселе Победу!

И все вы проявили себя в высшей степени достойно. Каждого из вас жалую Большим Крестом Архангела Гавриила. Завтра вечером жду вас со стратигами в Рязани с подробным докладом. А потом попируем! Сейчас не буду вас задерживать. Занимайтесь делами.

30. Пейзаж после битвы.

Вечером, перед тем как отслужить молебен о павших и запировать, Юрий выслушал доклады архистратигов. Доклады порадовали.

Всех павших воинов и ополченцев уже захоронили больших братских могилах. На поле брани приняли смерть 2347 воинов и 1643 ополченца. Юрий намеревался построить на месте сражения большой монастырь.

Убитых монголов еще хоронили. Их раздевали и отвозили голые трупы в овраги, которые имелись на поле. С тем, что бы по весне, когда грунт оттает, засыпать. Но, оружие и доспехи уже посчитали. Их взяли в огромном количестве. Более 50 тысяч полных комплектов брони и оружия. Правда, большую его часть придется ремонтировать. Можно будет вооружить еще целую армию. Или раздать в городские арсеналы, для вооружения городских ополчений.

Пленных захватили более 7 тысяч, из них две тысячи — воины, остальные — мастера и рабочие осадного корпуса. Особенную радость у Юрия вызвало известие о пленении главного осадного мастера Чуцая и самого нойона Субэдэя. Чуцай сдался сам, спрятавшись по санями с баллистой, а нойона нашли под убитой лошадью, упавшей прямо на сани, в которых его везли. Лошади, запряженные в сани, тоже были убиты. Так что, самый знаменитый монгольский полководец, соратник самого Чингис Хана, был помят, но жив. Его отдали врачевателям. При Нурлате Субэдэй ушел, но из под Рязани уйти от Юрия ему не удалось. Как и многим чингизидам.

Богато одетых монголов с помощью пленных опознавали и хоронили отдельно. Были обнаружены убитые чингизиды: Тангкут, Орду и Мункэ, а также темник Шиген. Одни только монгольские тысячники отдали ихнему богу 33 свои бусурманские души. А сотников и десятников без счета сваливали в овраги вместе с рядовыми воинами. От пленных узнали, что при втором штурме Рязани погиб чингизид нойон Гуюк. С учетом убитых в сражении у Ольховки Шибана, Хулагу и Бугена, на Руси погибли уже семеро чингизидов.

Взяли до 15 тысяч лошадей, большей частью легко раненых. Огромное количество теплой зимней одежды и обуви, правда, грязной и вонючей, до невозможности. А также лошадиной сбруи и бивачного имущества. Все это Юрий повелел раздать ополченцам, принимавшим участие в битве. Особо — семьям погибших. А также ополченцам из разоренных монголами земель: Ивановской и южной части Рязанской.

Огромное количество убитых лошадей тоже раздавали ополченцам. Пока стоят морозы, конина не испортится. Мороженные туши хозяйственные селяне развезут по домам.

Когда исход сражения стал окончательно ясен, Юрий отправил голубя в Биляр Ильхаму с сообщением о разгроме главных сил монголов и советом атаковать тумены Байдара. Другой голубь полетел в Ивановск воеводе Ульяну с повелением разгромить тумен Бячека и перекрыть путь отступления остаткам главных сил монголов. Голубей продублировали гонцами.

Утром следующего дня прибыл гонец от Любомира. Стратиг доносил, что уже в вечерних сумерках он смог настичь монголов, которых задержали рязанские ополченцы на третьей засечной линии. В результате удара русских конников в спину монголам, которых оставалось еще около пяти тысяч, те рассеялись малыми группами по лесам. В сражении убито около трех тысяч нукеров. По мнению Любомира, оставшиеся в живых будут пытаться ночью просочиться десятками и полусотнями через засеку. Любомир намеревался продолжать движение к Ивановску, на помощь гарнизону города.

В помощь Любомиру Юрий направил рязанский пеший фем и два фема рязанского ополчения под командованием архистратига Путяты. Задачей ему поставил полную очистку Ивановской земли от монголов и восстановление пограничной оборонительной линии. Всех ивановских ополченцев, отступивших с засечных линий в Рязанскую землю, повелел отправлять в Ивановск в распоряжение воеводы Кондрата.

Юрий до молебна успел направить голубей во Владимир с известием о Великой победе русского воинства. Эвакуацию населения повелел прекратить. Переселенцам оставаться на занимаемых местах и готовиться к возвращению к своему месту жительства по весне. Земельные ополчения Царь повелел распустить по домам. Регулярные войска отправить по своим землям, уездам, волостям и поместьям.

Благодарственную молитву о победе и заупокойную службу о павших в кафедральном Спасском соборе служил архиепископ Рязанский Виссарион. В храме присутствовали военачальники начиная со стратигов ополчения и воевод войсковых ратей. Вообще то, стратиг ополчения по должности приравнивался к полковнику регулярного войска, но все войсковые полковники в храме бы не поместились. Они слушали службу в других церквах города вместе с воеводами ополченческих ратей. А во всех ратях богослужение для воинов и ополченцев вели ратные священники, прямо в поле на походных алтарях.

Зато, на пиру во дворце наместника войсковые полковники присутствовали. Все прочие воины и ополченцы пировали в своих полевых лагерях. По такому случаю из кладовых Рязани выкатили все запасы заморских вин, медов, сбитня, кваса и половину четверть припаса, заготовленного для сидения в осаде на три месяца на 20 тысяч человек.