Меньше всего хлопот и забот доставляла Елизавета Молчанова, которая стала отвечать за всю "бюрократию" — вести протоколы собраний, составлять личные дела комсомольцев и кандидатов и так далее.
Тут же, грамотно скинул полномочия на Ефима Анисимова — назначив его "ответственным" секретарём... Себе оставил только сбор комсомольских взносов, по факту. Конечно, не забывал контролировать, но со временем всё меньше и меньше — детишки попались на редкость способные. Тем более, если не лениться их вовремя "тыкать носом". Особенно частенько мне приходилось проделывать эту "процедуру" с самим сыном нашего Председателя:
— Ты считаешь, Ефим, что тебя окружают люди — под вид тебя: они все понимают, полностью разделяют твою точку зрения и стоит им только рассказать — что ты от них хочешь, как они тут же бросятся выполнять твои инструкции... А чтобы они выполняли их быстро, достаточно просто на них наорать. Но, к сожалению или к счастью — большинство окружающих на тебя совершенно на тебя не похожи и, это "большинство" — предпочитает действовать импульсно, а не логично!
— Серафим! Ты же сам говорил: найди людей, расставь приоритеты, дай каждому задание и назначь ответственных...
— Всё это так, но существуют нюансы — которые ты не должен забывать. Постановка задачи конкретному лицу далеко не всегда приводит к ее выполнению. Спрашиваешь, почему?
Раскрыв рот:
— Почему?
— Согласно самому передовому на сей момент учению Дарвина — люди произошли от обезьяны, от которой унаследовали некоторые рудименты — вроде шерсти в отдельных местах тела и поведения. А значит, внутри каждого из нас живёт своя "мартышка" — для которой нет ни прошлого и будущего, только сиюминутный интерес: жрать, пить, спать... И ещё то, что очень хорошо рифмуется со всеми этими занятиями. Веселиться, наконец или просто валяться на диване и, ничего более не делать.
— Увы, но таких людей большинство и, заставить их сделать что-то полезное (то есть — быть человеком), может только страх — опасность для их жизни, "потери лица" или положения в обществе... Как только этот "страх" исчезает, большинство человечества — опять возвращается в своё привычное "обезьянье" состояние.
Ефим озадачен — на лицо явное противоречие:
— Так, что же мне делать, чтоб подчинённый мне человек — почаще был человеком и пореже обезьяной?
Многозначительно подняв палец:
— Первым делом, постарайся поменьше на них орать — испуганная макака очень плохой работник...
Ну и так далее — полный расклад.
Не переймёт он передовой стиль науки управления начала 21 века, за один раз — переймёт за второй, пятый, десятый... Буду "долбить" в одну точку, пока не сделаю из Ефимки Анисимова — "самого эффективного менеджера" века двадцатого!
Другая проблема...
Вопреки ожидаемому, Санька да Ванька от меня с военным делом не отстали!
К несчастью для меня у них оказалась отличная память и не по-детски стальные упорство и настойчивость... Они выучили "на зубок" все воинские уставы — что я им дал в начале ремонта "Бразье" и, теперь опять донимали меня — давя на комсомольское сознание:
— Серафим! Ты же учился на командирских курсах? Теперь, давай учи нас.
Приняв "экзамен" по теории я поморщил лоб и нашёл новую откорячку:
— Ребята! Уставы — уставами, а без строевой подготовки в военном деле никак! Не умеешь шагать в ногу — не сможешь воевать.
Брат-Кондрат презрительно фыркнул:
— Муштра...? Это атрибут старой, царской армии — нашей народной она не нужна. В Красной Армии всё держится на классовой сознательности бойцов, а не на дрессировке шкурами-фельдфебелями...
Жестко обрываю:
— Кондрат! Давай, ты сначала в этой Красной Армии послужишь, повоюешь — а потом расскажешь нам, на чём она "держится"... Хорошо?
Под общий смех тот смутился, густо покраснел и больше не совался "поперёк батьки".
Объясняю для всех:
— Строевая подготовка, она же "муштра" или если угодно — "дрессировка", вырабатывает у бойца автоматизм действия по команде в условиях — когда рассуждать ему некогда, или он это сделать не в состоянии из-за психического состояния. Особенно этот "автоматизм" важен в первом бою... Михаил!
Барон с готовностью:
— Слушаю, Серафим.
— Что ты чувствовал, когда в тебя первый раз участвовал в бою?
Тот, как будто об чём-то обыденном, несколько застенчиво признался:
— Сказать по правде — в первом бою я обмочился, лишь услышав звук пуль.
И, зевнул...
Это было сказано таким тоном, что никто даже не засмеялся.
— Какие у тебя были желания.... Ээээ... Кроме желания справить естественные потребности, конечно?
— Убежать куда-нибудь подальше, или спрятаться поглубже — чтоб не нашли.
— И что тебе помешало убежать?
— Фельд... Командир отделения как рявкнет под ухом: "ВСТАТЬ!!! В АТАКУ, ВПЕРЁД!!!", я автоматически соскочил и побежал вперёд — ничего не соображая. Первый бой я вообще не помню — должен признаться!
— ВОТ!!! — с многозначительным видом, подняв указательный палец вверх, — выработанная муштрой привычка подчиняться командиру, помогла Михаилу преодолеть свой страх и возможно спасла его от расстрела по приговору реввоентрибунала.
Санька и Ванька накинулись на меня с удвоенной энергией:
— Так давай, учи нас строевой подготовке!
Довольно настырные ребятишки — должен заметить... Конечно, желание учиться военному делу весьма похвальное — но навряд ли у меня будет достаточно времени, чтоб заниматься с ними регулярно.
Со всей строгостью говорю:
— Строевой подготовкой с новобранцами занимается не ротный командир, а сержан... Младшие командиры. Товарищ Гешефтман!
Тот, скептически этих двоих оглядел с головы до ног:
— Всего двое? Не, ничего не получится — надо хотя бы одно отделение.
Я оглядел ребят, но те красноречиво отвернулись. Лишь Лизавета, приняв с готовностью стойку "смирно", выпятила свои прелестные девичьи грудки... Однако, Мишка наотрез отказался возглавить "женский батальон", мотивируя:
— Вы команду "ложись" неправильно понимаете...
За что под общий смех схлопотал лёгкий подзатыльник от дамы и, мою критику за гендерный расизм.
Тогда я снова к близнецам, с новым заданием:
— Наберёте каждый по отделению — от семи до одиннадцати ребят желающих заниматься военным делом, заставите каждого из них выучить уставы и, тогда товарищ Гешефтман — будет учить вас всех строевой подготовке... Верно, Миша?
Тот, поняв мою "игру", сделал зверское лицо:
— Семь шкур буду драть, как царский фельдфебель!
Надеюсь, хоть счас они от меня отстанут...
Кондрат Конофальский — "Брат-Кондрат", в нашей комсомольской ячейке отвечает за прессу: за выпуск собственной стенгазеты и, за получение, распространение и разъяснение среди комсомольцев и сочувствующих центральных и губернских газет.
Кроме этого и другого всего прочего, он взялся у меня за "идеологию": читает лекции по марксизму и истории революционного движения, политинформации по внутреннему и внешнеполитическому положению Республики. Разъясняет декреты и постановления Советского правительства. У него определённо имеется некий педагогический дар и способность убеждения, которые — развивать и развивать надо.
Видать мои слова об возможности стать теоретиком "единственно верного учения", крепко запали этому пареньку в душу!
Потихоньку, очень осторожно с ним этим занимаюсь — идеологически "направляя" его в нужную мне сторону... Чтоб, он не был слишком "зашоренным" с этих вопросах и не шибко зацикливался на роли Троцкого и прочих — будущих жертв политических репрессий.
Вообще, время НЭПа — время бесконечных дискуссий по каждому поводу и без них. И мы с Братом-Кондратом — тоже довольно часто дискутировали, спорили...
Естественно, по части "теории марксизма" он соображал лучше всех и без всякого сомнения — даже лучше самого меня. Я, в наших с ним идеологических "баталиях", мог его обыграть — только за счёт лучшей тактики спора, наработанной "практически" прожитыми годами.
Как-то уже после окончания ремонта "Француза", уже довольно поздним вечерком он пришёл ко мне домой и краснея как красна девица — предоставил мне "на суд" свой первый "труд" по теории марксизма, написанный в обычной школьной тетрадке с портретом Бухарина на обложке. При нём внимательно всё прочитал, делая исправления в орфографических и прочих ошибках.
Конечно, наивняк просто дикий!
Однако, вслух сказал ободряюще:
— Очень хорошо — просто свежая струя воздуха в затхлом помещении! Но, тебе надо ещё работать и работать над статьей, Кондрат. Вот в частности в этом месте, ты пишешь... А, надо вот так... А эту мысль надо развить — слегка переделав... А вот это — КЛАСС!!! Однако, требуется ещё работать и работать...
С тех пор он довольно часто стал бывать у нас с "заветной" тетрадочкой, принося исправленный текст — который постепенно, незаметно для него самого, стал уже не его, а моим.
Наконец ближе к концу лета, статья Кондрата Конофальского под нейтральным заголовком "К вопросу об задачах Союза молодёжи в текущей период" и под псевдонимом "Товарищ Че", была опубликована в губернской молодёжной газете... Всесоюзной "Комсомольской правды" ещё не существовало. В относительно небольшой по объёму статье, интересующий нас вопрос — об возможности построения социализма в отдельной стране, был упомянут лишь вскользь — однако вызвал хоть и непродолжительную, но яростную дискуссию.
Кондрат был вельми опечален резким неприятием самой идеи читателями, но я его утешил:
— Главное, тебя заметили! К тому времени, когда сама история убедит большинство твоих критиков в твоей правоте — у тебя уже будет имя.
И будущий теоретик марксизма принялся за новый "труд", по тому же вопросу...
Эх, скорее бы уже мой комп к чему-нибудь "электрическому" подсоединить. С "Вордом" да с "послезнанием", мой "теоретик" — таких "нетленнок" напишет!
Наш "Домовёнок" — Кузьма Рубцов, то есть, кроме того, что был рядовым комсомольцем, собрав человек пять-шесть "левых" — таких же как он "юных техников", вёл потихонечку (как умел) кружок автодела в гараже волостного Совета. Фрол Анисимов, хоть и шипел как гусак — но иногда предоставлял свой "Бразье" в их распоряжение под моим присмотром и гарантией, что те ничего лишнего не сломают. Ну, а во время достаточно частых мелких поломок, эта французская лохматина была в полной их власти — я лишь советы "со стороны" давал... Со временем, привёз обратно разобранный "родной" двигатель в качестве наглядного пособия — на первое время этого хватало.
Одновременно, мы с Кузькой стали присматриваться к этим самым "лишним" деталям. Четырёх— "горшковый" двигатель "Бразье", как я уже говорил состоит из двух отдельных блоков цилиндров на одном картере. Один из них только в переплавку и годен, а вот второй...
Остальные члены нашего комсомольского актива, со временем как-то охладели к идее сконструировать "народную" моторную телегу, а эти нет! Конечно же, я помогаю им чем могу и не только добрым словом и мудрым советом. Однако, особо не балую — талант должен быть голодным и, до многих вещей доходить самостоятельно... Поддерживаю их энтузиазм на определённой "планке", но не более того.
Санька да Ванька Телегины забросив автодело, всерьёз увлеклись футболом совмещая его со строевой подготовкой. Михаил Гешефтман — которого я вполне официально назначил тренером по футболу и неофициально — "фельдфебелем-шкуродёром", создал из их сверстников две полные команды во главе с капитанами-близнецами и гонял их "в хвост и в гриву".
Между "командами-отделениями" разжигалось соперничество за первое место — как моральные, так и материальные: я из своих весьма скудных средств выделял малую толику на призы. Чаще всего это были какие-нибудь сладости.
Ох и, страсти кипели при "товарищеских" матчах... Ох и, "зарубы" иногда происходили...
Весь посёлок сбегался посмотреть!
Кроме этого, со временем я скинул на Барона и всё своё "бумаготворчество" на полустанке — в отряде военизированной охраны он как бы стал внештатным писарем. У Мишки был удивительно красивый почерк...
Просто золото, а не почерк!
Таким образом, после того — как я расставил "всех по местам", у меня образовалось просто уймище свободного времени.
* * *
Как-то раз меня на комсомольском собрании спросили:
— Что такое "социализм", Серафим? Только простыми словами — не как в книгах?
— "Социализм" в моём понимании, когда государство и общество в целом — социально-ответственны перед каждым человеком. Когда выполняются его права на труд, на образование, на медицинское обслуживание и пенсионное обеспечение в случае нетрудоспособности или при наступления старости.
С такой точки зрения поздний СССР, да — был социалистическим государством.
— А что такое "коммунизм"?
Я вздохнул: как ответить на то, что сам не понимаешь?
— Скажу стихами Владимира Маяковского:
— "Если мы коммунизм построить хотим,
Трепачи на трибунах не требуются.
Коммунизм для меня —
Самый высший интим,
А о самом интимном —
Не треплются ".
Когда провожал Елизавету, она спросила:
— Признайся, Серафим — это твои стихи, а не Маяковского?
— Не признаюсь!
* * *
Хотя по уговору между мной и Анисимовым, я могу иметь брать "Бразье" для ежедневных поездок на полустанок, я особо часто делать этого не стал — предпочитая ходить пешком, если нет какой поспешности. Зато, на третий день же день после завершения ремонта и сдачи "Француза" под ключ, я съездил в закрытый после Октября старообрядческий женский монастырь и хорошенько его обследовал.
Ну, несколько не соответствует моим представлениям о монастырях... Никаких высоких каменных стен, башен — в которых томились и проливали слёзы русские царицы, попавшие в немилость охладевших к ним самодержцев-прелюбодейцев... Несколько двухэтажных зданий, построенных квадратом, глухой стеной наружу — среди которых возвышалась громадой "небоскрёба", церковь с высокой колокольней — когда-то, увенчанной восьмиконечным старообрядческим православным крестом... Колоколов, кстати, тоже уже давно нет — как и многого другого: монастырский комплекс варварски разграблен местными крестьянами — всё ценное, что смогли отломать — отломали и унесли.
Однако, сами здания — весьма добротные и с приличной толщиной кирпичных стен, целым-целёхоньки! По кельям подсчитал: народу здесь "женску полу" — под триста душ или поболее того, проживало.
Это хорошо...
Большая каменная конюшня, коровники: земли кругом непахотные, зато выпасные — поэтому экономика монастыря держалась исключительно на молочном животноводстве. Когда мужики приватизировали скот — монахиням элементарно нечего стало кушать и, они кто не разбежался отсюда сразу — тот помер в первую же зиму.
Маслодельня, сыродельня, заполненные грунтовой водой погреба-ледники... Здесь было целое подземелье, про которое местные детишки рассказывают обычные в их возрасте страшилки. Пункта забоя скота, здесь принципиально не имелось — монастырь как никак, всё же. Невысокий деревянный забор вокруг всего хозяйственного комплекса и деревянные же вспомогательные хозяйственные пристройки за ним. Ну и естественно, заброшенное людское кладбище на ближайшем пригорочке — где хоронили монахинь и, в другой стороне — скотомогильник, где зарывали павших животных.
