| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вилела рассказывает о своем маршруте в древней столице Японии, и интересно отметить, что тогда, как и сейчас, туристам показывали три главных достопримечательности: храм Кофукудзи с прилегающим к нему прудом Сарусава, традиционно связываемым с легендой о прекрасной придворной даме, которая утопилась в нем из-за неразделенной любви к императору; Дайбуцудэн или "Зал Великого Будды", содержащий знаменитую статую высотой более пятидесяти футов, внутри самого большого деревянного здания под одной крышей в мире; и синтоистский храм Касуга с его прекрасной рощей криптомерий и стадами священных оленей. Однажды я прожил в Наре год или больше и, следовательно, способен оценить сжатое описание Вилелы. Я не могу удержаться от того, чтобы процитировать выдержку из его описания святилища Касуги.
"Этот храм очень большой и привлекает многих паломников из секты дзен. Когда я посетил его, я подошел к нему по тропинке, похожей на широкую дорогу, в центре которой находилось около трехсот каменных колонн. Они предназначаются для того, чтобы ставить на их вершины по ночам лампы, которые, как мне сказали, зажигают каждый вечер и поддерживают горящими. Они были подарены несколькими правителями и влиятельными людьми, которые сделали пожертвования для зажигания ламп и поддержания их вечного горения. В храме все обильно позолочено. У него есть очень большой внутренний двор, в котором находятся более четырехсот человек в белых одеждах, на головах которых было что-то вроде епископских митр. Это люди, которые служат в храме, и из его доходов они получают еду, одежду, обувь и содержание. Кроме того, при храме есть очень большой дом, в котором находятся женщины, что-то вроде колдуний, которые, когда это необходимо, танцуют перед храмом. Первое, что посетители делают по прибытии, — совершают этот танец в качестве "подношения" храму. Они напомнили мне жрецов Ваала и его храма, который, должно быть, был чем-то очень похожим на этот. Мне хотелось, чтобы там был второй Илия, чтобы сделать с ними то, что он сделал с теми, кто служил Ваалу по повелению Иезавели. Этот храм получает большие доходы и весьма почитается язычниками. В пределах храмовых владений находится гора, густо покрытая множеством разнообразных гигантских деревьев, которые никто не рубил в течение последних шестисот лет, поскольку люди говорят, что они священны для храма. В парке водится более пяти тысяч оленей, и они бродят по улицам, как собаки в Испании" (17).
Стряхнув пыль Нары со своих ног, нетерпимый иезуит направился к знаменитой цитадели секты Икко или Монто, известной как Хонгвандзи в Исияме возле Осаки, куда эти беспокойные монахи удалились после разрушения их первоначальной обители в Киото в 1465 году. Вилела не смягчил свои слова в своем описании их мирской жизни, но с бСльшим основанием, чем обычно, поскольку эти воинствующие монахи не придерживались устава, не постились и были скорее наемными солдатами, чем кем-либо еще. Он отмечал, что каждый из них изготавливал по семь стрел в день, еженедельно участвовал в соревнованиях по стрельбе из лука и проводил все свое время в военных упражнениях. Он заметил, что их оружие было достаточно эффективным, потому что их большие мечи могли разрубить человека в доспехах "так же легко, как острый нож рассекает очень нежный окорок", и они были хорошо обеспечены наступательным и оборонительным вооружением всех видов. Они верили (по словам Вилелы) в короткую жизнь, если она была веселой, потому что они с готовностью поступали на службу в качестве наемников к воюющим даймё и вознаграждали себя за последующие тяжелые потери едой, питьем и весельем в целом в своем сильно укрепленном "монастыре первоначального обета". Прочитав описание Исиямы у Вилелы, легче понять, как его обитатели в течение многих лет отражали все усилия Нобунаги подчинить их.
Вилела также приводит краткое описание великого монастыря Сингон в Коясане, одного из самых священных мест во всей Японии и крупнейшего центра паломничества с момента его основания около 816 года. Ему сказали, что в этом святилище тогда насчитывалось около десяти тысяч монахов. Его основатель почитался во всей империи как изобретатель многих характерных черт японской цивилизации, в том числе местной слоговой азбуки, известной как хирагана; но Вилела также приписывает ему (или, скорее, упрекает) изобретение peccado nefando, или "проклятого греха" содомии в этой стране. Поскольку в этом месте своего описания фанатизм иезуита взял верх над здравым смыслом, я прощаюсь с ним ради рассмотрения расправы Нобунаги над монахами Хиэй-дзана. Это событие произошло в год отъезда Вилелы из Японии и, должно быть, очень обрадовало его сердце, когда он услышал об этом (18).
Уже был сделан намек на политическую власть, которой обладали беспокойные монахи секты тэндай из Энряку-дзи, и их постоянное вооруженное вмешательство в распри, которые часто сотрясали Киото. Нобунага давно присматривался к ним, и в 1571 году они, определенно, переполнили чашу его терпения, поддержав его врагов, Асакуру и Асаи. Между прочим, в этом же году произошло поражение и гибель Вады Ига-но-ками Коремаса, который, как мы помним, был неизменным и эффективным покровителем иезуитов. Фроиш был очень огорчен — и это понятно — когда он услышал о героической кончине Вады в битве, живописное описание которой он оставил. Поэтому он тем более обрадовался, когда через несколько дней получил радостную весть о том, что смерть этого образцового человека была в достаточной степени уравновешена массовой резней, которую устроил Нобунага в цитадели школы Тэндай на Хиэй-дзане. Получив эту новость, Фроиш написал краткий отчет об этой кампании для сведения иезуитского провинциала Индии, суть которого состоит в следующем (19).
Зданий Энряку-дзи в свое время насчитывалось 3800 (или около того, как ему сказали), они занимали площадь в три квадратных лиги и простирались на шестнадцать долин и хребтов на склонах Хиэй-дзана. Война Онин и последующие боевые действия уменьшили их количество до четырехсот или около того во времена Фроиша; но из его собственного описания и описания Вилелы известно, что Энряку-дзи все еще являлся как политической, так и религиозной властью в Японии. Монастырь почитался главным образом как место поклонения синтоистскому божеству Окуниниши под именем Санно на вершине горы. Кроме того, ему поклонялись в комплексе храмов в Сакамото, у подножия восточных склонов Хиэй-дзана, где ежегодно отмечался праздник в его честь. Этот культ был тесно связан со знаменитым фестивалем Гион в Киото, который, как жалуется Фроиш, был попыткой дьявола подражать празднику Тела Христова, и считалось, что святость этого места заставит остановиться даже воинствующего агностика Нобунагу.
В этом отношении общее мнение было ошибочным. После предварительных обманных маневров в другом направлении, Нобунага резко изменил маршрут и приблизился к Хиэй-дзану с армией в 30 000 человек. Напрасно некоторые из его собственных подчиненных выражали протест, указывая на святость Энряку-дзи, и тщетно монахи, осознав грозящую им опасность, предложили ему огромную взятку, чтобы побудить отказаться от его замысла. Первым он ответил, что монахи позабыли свои правила и вели распутную жизнь, а вторым возразил, что он пришел не для того, чтобы обогатиться их золотом, а чтобы наказать их со всей строгостью за их проступки. Несколько глупо, учитывая его ответ, бонзы покинули все здания на нижних склонах холмов, чтобы сосредоточиться в священном храме Санно на вершине, куда за ними последовали все мужчины, женщины и дети из деревень Сакамото в предгорьях.
Нобунага начал свои военные действия 29 сентября 1571 года, в праздник Архангела Михаила, как радостно отметил Фроиш. Сначала он разрушил заброшенные деревни огнем и мечом, убил всех бродяг, которых он нашел, и сжег микоси или священные паланкины, в которых обычно носили статуи божеств во время храмового праздника. Затем он рассредоточил свои войска вокруг предгорья Хиэй-дзана и приказал им продвигаться веером и сойтись на вершине. Видя это, монахи сделали вылазку, чтобы отразить натиск, но их решение слишком запоздало, чтобы быть эффективным, и они лишь нанесли потери атакующим войскам, перебив около ста пятидесяти человек, если верить описанию Фроиша. Все жители деревень обоих полов были также убиты в последовавшей резне. На следующий день (30 сентября, праздник Св. Иеронима) Нобунага организовал бой, в котором все выжившие монахи и жители деревни были выслежены и убиты на лесистых склонах горы, без всякого снисхождения к возрасту или полу. Фроиш оценивает общее число убитых в три тысячи человек, около половины из которых составляли беззащитные деревенские жители. В тот же день все храмы были сожжены и превращены в пепел, и тогда и только тогда Нобунага утолил жажду мести, а Фроиш был удовлетворен.
Эта жестокая и стремительная расправа с монахами тэндай вызвала ужас по всей Японии, хотя, похоже, она не оказала негативного влияния на боевой дух монахов монто (икко) Исиямы, которые успешно сопротивлялись Нобунаге до самого конца. Но хотя эти доблестные воины могли более или менее бесконечно держать оборону, они никогда не могли действовать вдали от своей базы и самостоятельно проводить наступательные операции, а только совместно с даймё, враждебным Нобунаге. Поэтому они были скорее досадной помехой, чем серьезной угрозой его власти, и радикальный урок, преподанный в сентябре 1571 года, не пропал даром для других буддийских сект. Резня в Хиэй-дзане убедительно доказала, что военный предводитель Японии не потерпит дальнейшего вмешательства буддийского духовенства в его политические замыслы.
Нобунага продолжал свои кампании по консолидации и расширению своего господства на протяжении оставшихся десяти лет своей жизни, и к 1582 году он был хозяином более чем половины провинций Японии, включая ключевые районы вокруг столицы. Его амбиции не ограничивались островной империей, поскольку он доверительно признавался своим друзьям-иезуитам, что после завершения объединения страны намеревался вторгнуться в Китай и завоевать его. Но судьба распорядилась иначе, и его карьера завоевателя была прервана мятежом Акети Мицухидэ, который предательски напал на него и убил в Киото 2 июня 1582 года (20). Его смерть совпала с началом новой эры иезуитской миссии в Японии, которую открыл доклад отца Валиньяно.
III
Одним из упреков, часто высказывавшихся в адрес иезуитов старой японской миссии, являлось их якобы нежелание рукополагать японцев в священники ордена или заниматься организацией местного духовенства. Было бы интересно выяснить, в какой мере оправдано это утверждение, особенно если учесть, что проблема туземного духовенства давно была яблоком раздора среди христианских миссионеров всех видов. Иезуиты столкнулись с ней во время своих величайших успехов в борьбе с Реформацией в Европе, которые сами по себе были обязаны в значительной степени их превосходной образовательной технике. Здесь уместно рассмотреть предложения главного апологета формирования местного духовенства в Японии, итальянского иезуита Алессандро Валиньяно.
Отпрыск знатной неаполитанской семьи, Валиньяно изучал право в Падуе, прежде чем был принят в орден иезуитов в 1566 году Франциском Борджиа в возрасте двадцати семи лет. С самого начала ему суждено было совершать великие дела, поскольку генерал Эверард Меркуриан заставил его принести четвертую клятву еще в 1573 году, после чего отправил в следующем году на Восток в качестве генерального викария и визитатора Востока. Лишь немногие из его коллег могли похвастаться таким быстрым продвижением по службе, и даже самые выдающиеся из его преемников на Дальнем Востоке, люди такого уровня, как Лонгобарди, Родригес и Вербист, должны были ждать двадцать лет или более со времени их приема в орден, до принесения четвертого обета. Валиньяно, не теряя времени, приступил к работе в Гоа и в других местах, но я могу упомянуть здесь только его связь с Японией, куда он впервые прибыл в июле 1579 года.
С самого начала он осознал важность привлечения на службу в миссию местного духовенства, и поскольку его тогдашний начальник Франсиско Кабрал не разделял его взглядов по этому вопросу, Кабрал в свое время был выслан в Макао. Валиньяно организовал учебные семинарии в Ариме и Адзути, новициат в Усуки и колледж в Фунае (Оита). Он много путешествовал по своей провинции и получил аудиенцию у Нобунаги, на которого произвел большое впечатление благодаря своей представительной внешности (он был более шести футов ростом) и яркой личности. По возвращении на Кюсю он в очень короткие сроки организовал отправку нескольких юных самураев в качестве посланников к королю Филиппу и папе от христианских даймё Бунго, Аримы и Омуры. Это посольство выполнило свое двойное намерение: привлечь внимание христианского мира к блестящим успехам, достигнутым иезуитами в Японии, и произвести впечатление на японцев мощью и цивилизацией католической Европы. Валиньяно покинул Нагасаки с посланниками в феврале 1582 года, но отправился не дальше Гоа, где оставался провинциалом в течение ряда лет.
Он вернулся в Японию с возвращающимися самураями, и во время его второго пребывания (июль 1590 г. — октябрь 1592 г.) Тоётоми Хидэёси принял его так же любезно, как и Нобунага в предыдущем десятилетии. В течение следующих шести лет он работал в Макао, где превратил иезуитский колледж Мадре-де-Деус (популярно, но неправильно, называемый колледжем Святого Павла) в штаб-квартиру миссионерской деятельности в Японии и Китае. После очередной поездки в Гоа он совершил свой последний и самый продолжительный визит в Японию, продолжавшийся с августа 1598 года по январь 1603 года, в течение которого он с удовлетворением увидел первые плоды своей политики 1580 года, при которой два японца были священниками Общества. Его тактичное управление миссией в критические годы после смерти Хидэёси и захвата власти Иэясу после битвы при Секигахаре было главной причиной относительного мира и спокойствия, которыми она наслаждалась. Он умер на своем посту в Макао 20 января 1606 года, работая до последнего вздоха, как его предшественник, св. Франциск Ксаверий, ради обращения Японии в христианство и открытия "Скалы" Китая. Взгляды такого человека, с его жизненным путем, подготовкой и опытом в отношении Японии и японцев, должны вызывать уважение. Его "Sumario" от августа 1580 года показывает его первую реакцию на проблемы, возникшие в связи с прогрессом японской миссии (21).
Его доклад лучше всего рассматривать в трех разделах: во-первых — сырье, с которым ему приходилось иметь дело, то есть японцы эпохи Сэнгоку-дзидай; во-вторых, инструменты, с которыми ему приходилось работать, то есть уровень подготовки самих иезуитских миссионеров; и в-третьих, его план действий. В то время, когда он писал, Нобунага контролировал около двадцати из шестидесяти шести провинций Японии, семья Мори с центром в Ямагути — еще дюжину или около того, а Отомо из Бунго — пять. Именно их вассалами он был в основном заинтересован, поскольку северо-восток или область Тохоку по-прежнему оставались практически терра инкогнита для него самого и его коллег. Тем не менее его описание национального характера имело, вероятно, довольно общее применение; отрывок из него звучит следующим образом.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
