Христианский век в Японии (1549-1650). Перевод книги Ч.Р. Боксера. Глава 2. Япония глазами иезуитов

Глава II

Япония глазами иезуитов

Земля обетованная, представшая перед горящими глазами Ксаверия в августе 1549 года, была, как он очень скоро убедился, страной распрей и смут. Лишь сама Сацума не была тогда затронута гражданскими войнами, но в этом отношении она была почти уникальной среди шестидесяти шести провинций, на которые условно разделялась Япония. Несмотря на это, клан Симадзу периодически вел боевые действия со своими соседями, и хаотическая феодальная анархия, которая царила на всей остальной части Кюсю, была просто отражением того положения дел, что существовало на других главных островах — Хонсю и Сикоку. С момента краха вначале имперской власти (осуществлявшейся через посредство рода Фудзивара), а затем и сёгуната Минамото (1200), провинциальные военачальники боролись между собой за господство в запутанной серии постоянно меняющихся ситуационных военных союзов. Эти постоянные междоусобные войны прекращались лишь на короткие промежутки времени при более сильных регентах Ходзё или сёгунах Асикага, как тогда, когда весь народ объединился, чтобы отразить монгольские нашествия 1276-1281 гг., но во время ее открытия португальцами Япония была в буквальном смысле слова Сэнгоку или "Воюющая страна". В этот период завершился переход от патрицианского к феодальному социальному и экономическому порядку, начавшийся в эпоху сёгуната Камакура. "Именно в эти годы сложились воинственные наклонности, военная каста и так называемый кодекс воина, известный нам как Бусидо" (Sansom.)

Что касается иезуитов и пропаганды ими христианства, это хаотическое состояние страны имело свои преимущества и недостатки. С одной стороны оно означало, что миссионеры не зависели от милости сильного центрального правительства, которое могло эффективно принять решение об их изгнании, как в Китае; если один даймё проявлял враждебность к их проповеди, они были вполне уверены в том, что найдут дружественный прием у его соседей, и когда их изгоняли из одного феодального владения, они могли перебраться в другое. С другой стороны, отсутствие политической и административной стабильности, вызванное калейдоскопически меняющимися превратностями судьбы отдельных феодалов в междоусобных войнах, подвергало их учреждения опасности уничтожения всего за одну ночь, если область, где они трудились, была захвачена вражескими войсками. Существовал, однако, поразительный факт, о котором они сами свидетельствуют, что не было ни одного зарегистрированного случая гибели европейского иезуита во время этих внутренних распрей, хотя им часто угрожали и иногда подвергали жестокому обращению!

Император в Киото все еще в значительной степени сохранял свой прежний моральный престиж, но не имел и тени светской власти. Миссионеры обычно называли его "даири", дворцовый титул, означающий "Внутреннее святилище", и применявшийся к его обитателю во многом так же, как и термин "Блистательная Порта" использовался для обозначения султана Турции. Некогда великолепный двор в Киото был низведен до такого бедственного положения, что "Владыка Небес" (Тэнно) и его придворная знать (куге) были вынуждены пополнять свои скудные доходы, продавая лично переписанные стихи или драгоценную домашнюю утварь. Давно ушли в прошлое блестящие дни красочного великолепия с их бесконечной чередой церемониальных развлечений, столь ярко описанных госпожой Мурасаки в "Гендзи-Моногатари", и современный японский источник (Родзин сацува) утверждает, что императорский дворец едва ли можно было отличить от крестьянской хижины. Это, несомненно, преувеличение, но исторический факт состоит в том, что правящий монарх, Го-Нара Тэнно (1527-1557) был вынужден на несколько лет отложить церемонию своего возведения на трон из-за нехватки средств для покрытия расходов. В конечном итоге они были оплачены даймё Суво, Оути Ёситака, который получил взамен придворный титул. Эта форма вознаграждения за оказанные услуги была одним из ненадежных источников скудного дохода Тэнно, поскольку, как бы низко ни пало его светское положение, "Владыка Небес" все еще оставался признанным раздатчиком всех титулярных почестей (1).

Поскольку так плохо обращались с номинальным верховным повелителем страны, неудивительно, что и положение его заместителя, сёгуна или верховного командующего войсками, было немногим лучше. Мощная военная диктатура, установленная в 1192 году Минамото Ёритомо после разгрома им соперничающего клана Тайра, к описываемому времени превратилась в пустой звук. Сёгун Асикага, которого иезуиты обычно называли по его народному прозванию Кубосама, обладал лишь незначительной властью во всем Гокинае или в пяти столичных провинциях вокруг Киото ("Пять Столичных провинций" (Кинай, Гокинай) — пять примыкающих к столице Киото провинций: Ямасиро, Ямато, Кавати, Сэтцу и Идзуми. — Aspar), и нигде в других местах. Однако в одном отношении сёгунат находился в более выгодном положении, чем императорский дом, так как Асикага все еще владели значительной земельной собственностью, от которой получали довольно существенный доход, хотя и щедро транжирили его на покровительство искусствам. Любящий безмятежную жизнь Асикага делегировал многие из своих административных функций провинциальным военачальникам (сюго), которые с течением времени либо стали практически автономными от центральной власти, либо передали свои полномочия другим лицам. Таким образом, враждующие даймё, независимо от того, хранили ли они номинальную верность сёгуну или нет, были практически независимы как от него, так и от императора, управляя своими удельными княжествами по своему усмотрению. Единственный политический принцип, которого придерживались на всей территории страны, был:

"...Закон простой

Они хранят с былых времен:

Пусть тот берет, кто всех сильней,

И пусть владеет он".

(Строки из поэмы "Могила Роб Роя" английского поэта Уильяма Вордсворта (1770-1850). — Aspar)

Другим важным фактором в политической и культурной жизни страны было буддийское духовенство. Наиболее интересным ответвлением этого сообщества была секта дзен, которая пользовалась особым покровительством сёгуната Асикага, для которого ее прелаты действовали не только как духовные, но и как светские советники. Известно, что они составляли черновики дипломатических посланий двору Мин и осуществляли верховный надзор за официальными коммерческими сношениями с Китаем, которые спорадически продолжались, несмотря на их формальный запрет династией Мин. Это сочетание торговли с религией, возможно, подготовило сознание японцев к той тесной связи между Богом и мамоной (Мамона — в Библии олицетворение земных благ, богатства, от служения которому предостерегаются верующие. — Aspar), проявлением которой позднее стала доля иезуитов в грузе шелка "Большого корабля из Амакона". Хотя вероучение секты дзен пользовалось популярностью у феодальной аристократии, большие массы купцов, крестьян и мелких самураев отдавали предпочтение сектам Хокке (Лотоса), Дзёдо (Чистой Земли) и другим формам народного буддизма. Но хотя торговля и война, соответственно, возможно, отвлекли многих из этих монахов от ведения строго благочестивой и праведной жизни, именно буддийское духовенство в это время не давало угаснуть светочу культуры, напоминая в этом отношении своих христианских коллег в "Темные века" Европы. Во многом благодаря их усилиям изобразительное, глиптическое и прикладное искусство процветало, несмотря на — или, возможно, в некоторых отношениях благодаря стимулам — нескончаемые потрясения гражданской войны. Знаменитый колледж Асикага ("Университет Бандо" Ксаверия) приютил около трех тысяч студентов со всей страны, образовав центр классической китайской учености, который посещали образованные люди из самой Срединной империи. Более того, маленькие храмовые школы, известные как теракойя, процветали под руководством священников секты дзен, и иезуиты с неохотным восхищением упоминали их работу в этой связи.

Судьба синтоизма здесь не имеет значения, так как на протяжении XVI века он полностью находился в тени буддизма и, возможно, обязан своим выживанием компромиссу с последним в его двойственной форме (риобу). Тем не менее, древний культ сохранился в почти первозданной чистоте в великих национальных святилищах Исе и Идзумо — первое даже расширило свое влияние путем организации паломничества по буддийскому образцу. Это произошло за некоторое время до того, как иезуиты осознали разницу между синтоизмом и буддизмом, их ранние упоминания первой из этих религий были краткими и запутанными (2).

Другие аспекты японской культуры можно упомянуть попутно. Театр в форме лирической драмы но, живопись, черпавшая свое вдохновение главным образом у китайских мастеров эпохи династии Сун, и поэзия процветали в разной степени. Чайная церемония в стиле дзен (чаною) достигла масштабов модного повального увлечения, доведенного до нелепой продолжительности. Многие представители военной феодальной аристократии, зачастую даже выскочки, пришедшие к власти благодаря превратностям войны, стремились выглядеть в культурном отношении не уступающими куге из Киото, и это само по себе дало значительный стимул искусствам, пока столица не была втянута в междоусобные распри.

Прежде чем перейти к отчетам иезуитов, которые описывают реакцию образованных европейских наблюдателей на эту сцену, нелишне привести по возможности краткий обзор самого ордена, чтобы помочь понять их мировоззрение (3).

Когда Ксаверий сошел на берег в Сацуме в августе 1549 года, орден не существовал еще и десяти лет, но уже проявил многообещающие задатки миссионерского величия, которого он должен был достичь при мощной поддержке королей Португалии. Формально учрежденному буллой "Regimini militantis Ecclesiae" (сентябрь 1540 г.), ордену иезуитов с самого начала был присущ тот воинственный характер, которым наделил организацию его основатель, друг и соотечественник Ксаверия, Иньиго Лойола (Иньиго (Игнатий) де Лойола (1491-1556) — испанский (баскский) дворянин, основатель и первый генерал ордена иезуитов. — Aspar). В переводе на латынь первоначальных установлений ордена, одобренных папой, испанское слово "compania" было переведено как "Societas", и поэтому португальцы и испанцы называли организацию то "Компанией", то "Обществом" (Здесь и далее, за некоторыми исключениями, для удобства понимания там, где у автора встречается выражение "Общество Иисуса", будет употребляться получивший более широкое распространение в русскоязычной литературе термин "орден иезуитов". — Aspar). Папа Павел III, как говорят, воскликнул, читая предложение Лойолы о его создании, "Здесь виден перст Божий!"; но какова бы ни была роль Господа в его образовании, влияние военных наклонностей и подготовки Лойолы очевидно. Жесткая дисциплина и слепое повиновение прививались в качестве основных добродетелей членам ордена, вся организация которого носит отпечаток солдатского духа.

Старые монашеские и нищенствующие ордена (бенедиктинцы, доминиканцы, францисканцы и др.) отличались более демократическим и республиканским устройством, так как их настоятели избирались путем голосования и выполняли свои обязанности только на протяжении ограниченного периода, их полномочия были строго ограничены, и часто происходили собрания капитула. Кроме того, новициев (послушников) принимали относительно легко после короткого испытательного срока; главная обитель редко сохраняла контроль над своими ответвлениями. "Генерал" иезуитов, с другой стороны, был главнокомандующим как по сути, так и по названию. Действительно, его должность носила избирательный характер; но однажды назначенный, он оставался на своем посту пожизненно, и осуществлял практически неограниченный и бесспорный контроль над всей сферой деятельности и всеми ответвлениями ордена из своей штаб-квартиры в Риме. Только он один производил назначения на все должности в ордене, и он мог назначать или отстранять от должности провинциалов, вице-провинциалов, настоятелей и ректоров по своему усмотрению так же, как главнокомандующий мог назначать или увольнять своих подчиненных во время войны. Тогда как монахи монашеских орденов, как правило, вели тихую и неактивную жизнь внутри стен своих монастырей или рядом с ними, мобильность и миссионерская активность были сущностью Общества Иисуса, основатель которого превозносил свое учреждение как рыцарство Церкви, готовое отправиться куда угодно или совершить что угодно в любой момент.

Личный состав ордена и кандидаты на членство в нем подразделялись на восемь категорий. Послушники или испытуемые подразделялись на схоластиков или светских коадъюторов, в зависимости от того, предназначались ли они к принятию духовного сана или к пребыванию в братстве мирян. Вначале они проходили строгий искус в течение месяца, фактически равный одиночному заключению, в течение которого они изучали "Духовные упражнения" Лойолы в качестве основного учебного пособия. Затем они на два года проходили период послушничества, частично ежедневно занимаясь учебой, частично — работая в больнице, а частично обучая катехизису детей и бедных. Если они с честью выдерживали эту суровую школу (неудивительно, что Мендес Пинто не справился с испытанием!), то их повышали до уровня либо утвержденных схоластиков, либо одобренных светских коадъюторов, после того, как они приносили три "простых" в отличие от трех "торжественных" религиозных обета. Обучение и образование иезуитов в XVI веке не было, в некоторых отношениях, столь длительным и строгим, как стало впоследствии. Но даже тогда утвержденным схоластикам или потенциальным духовным коадъюторам приходилось изучать грамматику, гуманитарные науки и риторику в течение двух или более лет, прежде чем приступить к четырехлетнему курсу философии, который включал в себя естественные науки, метафизику и этику. Он сам по себе был лишь подготовкой, вместе с некоторым практическим опытом преподавания в младших классах, к четырех— или шестилетнему курсу богословия, который становился венцом академической карьеры потенциального духовного коадъютора. Подготовка утвержденных светских коадъюторов была не такой строгой, поскольку их предназначали только к выполнению обязанностей мирских братьев (ремесленников и технических специалистов в целом), но даже они обычно должны были проработать в ордене десять лет, прежде чем они могли быть приняты в его ряды в качестве светских коадъюторов. Их не допускали к рукоположению в священный сан, который был зарезервирован для закончивших весь курс обучения духовных коадъюторов, некоторые из которых со временем могли стремиться к принесению трех торжественных обетов и, еще реже и позже, к высшей степени посвящения — принесению четырех торжественных обетов. Последняя группа составляла настоящее ядро ??ордена. Четвертая клятва, которую они приносили, заключалась в особой верности папе римскому, обязательству направиться в миссионерских целях, когда и где бы он ни приказал, — клятва верности, ограниченная на практике делегированными генералу полномочиями отправлять или отзывать любого миссионера. Таким образом, как только орден достиг своего апогея, иезуит, как правило, мог получить высший ранг не раньше сорок пятого года жизни, — даже те, кто поступил в новициат в самом раннем возрасте — четырнадцать лет. Это резко контрастировало с другими религиозными орденами, где три торжественных обета приносили после предварительного года послушничества.