Ибо богиня 01-15

— Хватит, я поняла.

Днём, перед последним уроком, Елена Дмитриевна остановила её в школьном коридоре и сообщила:

" — С тобой хочет переговорить Анна Александровна.

" — Стехова?!

" — Да.

" — О чём?

" — Я, конечно, догадываюсь, но боюсь ошибиться, боюсь сбить тебя, — улыбнулась учительница. — Хотя не думаю, что речь пойдёт о новом сезоне её шоу...

" — Тогда... О Сереженьке?!

" — Я боюсь ошибиться, — опять улыбнулась Елена Дмитриевна.

" — Где? Когда?

" — " Шапито". В 20-00.

Это был очень дорогой ресторан. С кошмарным дресс-кодом.

" — А меня туда пустят?!

" — Ты уж исхитрись.

Ресторан открывался в два часа дня и до пяти нравы в нём были попроще. Олеся пришла к половине пятого. У швейцара узнала имя-отчество метрдотеля. Подошла к нему.

" — Николай Павлович?

Николай Павлович с любопытством оглядел молоденькую девчонку — явно из соседнего квартала, которая смотрела на него, как... как, верно, в XVII веке... или XVIII?... Суворов осматривал Измаил. Да нагляделся он уже на такие взгляды. И он не Измаил. Он Шлиссельбург — больше тюрьма, чем крепость.

" — Ну?

Она сглотнула и спросила:

" — Сколько мне будет стоить Ваша двухминутная консультация?

" — Даже так? — так к нему ещё не подкатывались. Ну-у-у, посмотрим. — Спрашивай. Я думаю, сговоримся.

" — Я бы хотела большей определённости, — отчаянно попыталась настоять на своём девочка.

" — Ты меня заинтересовала. Один поцелуй.

К его изумлению девчонка не улыбнулась, эдак, вальяжно и соблазнительно, а продолжила торговаться:

" — В щёчку. И Вы...— она, наконец, посмотрела ему в глаза.

"Ага, и — в штыковую!"

" ...— и Вы меня при этом не лапаете.

" — Какая ж ты предусмотрительная, — ему действительно стало интересно. — Хорошо. Но поцелуй тогда будет... ты не будешь стесняться — и от всей души. А не... не как нелюбимого дедушку.

" — В щёчку? — опять уточнила она.

" — Тоже мне, нашла "щёчку", — огладил Палыч свои выскобленные щёки, — Ну, всё — спрашивай!

" — Мне вечером у вас назначено. Меня такой пропустят?

"Назначено... — про себя пробормотал он. — Так Стехова про неё, выходит, предупреждала?"

Он ещё раз оглядел девочку.

" — Для такого платья и твоего возраста туфельки слишком закрытые, смени. Убери ленту из волос: они у тебя и без того хороши. И последнее: чтобы тебя никто не мог принять за проститутку — смой косметику.

" — Но у меня и без того...

" — Всю, — и он улыбнулся. — Духи тоже.

" — Но у меня...

" — Вот именно, — по-прежнему улыбался он.

" — Да надо мной из-за этого девчонки смеются!

" — Тебе хочется нравиться девчонкам?

" — Нет!.. а...

" — Смой.

" — И... тогда пустят?

" — В случае чего — зови меня.

" — Спасибо, — вспыхнула она и шагнула вперёд.

Хорошая у девчонки оказалась душа — лёгкая, светлая.

Её пропустили.

"Вам в Бархатный зал. Я Вас провожу, — вежливо улыбнулся ей швейцар.

Лифт. Третий этаж. Задрапированные темно-зеленым бархатом стены. Голые спины, голые плечи, блеск глаз, блеск драгоценностей. И она... в своём платьице... со своими веснушками.

Со Стеховой сидела Елена Дмитриевна, стало легче.

— Я тебе сразу хочу сказать: тебя никогда не будет ни в одном моём шоу, тебя никогда не будет в моей студии, да и на нашем Канале, скорее всего — тоже. Никогда. Понимаешь?

Олеся только кивнула.

Она боялась, что у неё пропадёт голос и придется некрасиво откашливаться, она боялась, что у неё проявится местный акцент, она боялась, что у неё выскочит жаргонное словцо. Она просто до дрожи боялась эту женщину! Исцарапанного Серого ей увидать довелось. И довелось услышать, как подруги сестры Серёженьки отказывались потом от приглашения прийти к ней на Новый год!

Хорошо хоть со столовыми приборами проблем не возникало. В позапрошлом году Серёженька устроил экзотический ужин. Девчонки потребовали показать, как всё это есть правильно, чтоб он не хихикал...

"А то ведь устрицей можно и в лоб получить!".

Кончилось всё тем, что его родители подарили школе шесть полных классических столовых наборов — на двенадцать персон каждый. Мальчишки, конечно, побухтели, но девочек поддержала учительница, им всем прочитали ознакомительный курс высокого этикета, большинство классных вечеринок (и не только их класса!) стали сервироваться подарочными приборами, и даже мальчишкам пришлось выучиться есть красиво.

Но здесь она видела, во что вокруг одеты женщины, она видела, во что они обуты, а стоимость колье Анны Александровны так побоялась даже прикидывать!

И здесь, и среди них, и рядом с ней — она. Всё это было почти смешным, но было не до смеха: ей — именно ей! Именно здесь! — дарили Серёженьку. Невозможно! Нереально!

Потом она так и не смогла восстановить в памяти весь разговор, его последовательность — то, как они от одной темы переходили к другой.

— Но почему — я?!

— Извини, почти случайно. Главным образом, потому, что ты — не та юная сучка. А ещё из-за того, что мне никто не сказал хотя бы пару месяцев назад, что мой мальчик уже вырос. Что любовь имеет обыкновение нечаянно нагрянуть, когда её никто не ждёт. Что уже совсем нет времени. Что ты одна из трёх, которые... ну, ты своих знаешь... Что на тебе нет дурацкой пластики... — и неожиданно женщина взорвалась: — Но чего же вы все, все трое, ждали-то?! Что ж, ни одна из вас... Елена Дмитриевна это и Ваша вина! Девчонкам — по шестнадцать лет, а они не умеют обращаться с парнями!

— Нет, — их учительница умела говорить "нет". Олеся этому тоже научится. Обязательно научится! — Кто-то должен был подать пример, стать ядром кристаллизации. Вот Олеся и покажет. И станет. К концу года свободных мальчишек на потоке не останется. Ну, почти... — она чуть поморщилась...

"Наверное, вспомнила Пончика, — подумала Олеся и тоже чуть поморщилась. — Хорошо, что он не в нашем классе".

Заиграла музыка.

Это был настоящий оркестр, это была известная певица. Не из тех, которые голыми катались по сцене, не из тех, чьи наряды потом срисовывали на масспродажах, чья пластика становилась всеобщим поветрием. Она просто пела. Пела свои песни. Своим голосом... Иногда только под свою гитару, или только под свой рояль... Однажды — села за вилончель... И один раз, под аплодисменты! — появилась с саксафоном...

И их начали приглашать танцевать. Их, это Елену Дмитриевну и — её!

— Я... — попробовала отказаться она.

— Потанцуй! — даже не разрешила, даже почти потребовала Анна Александровна.

Говорить ей "нет" девочка ещё не научилась.

— А почему не приглашают Вас? — позже спросила она.

— Здесь знают, что обнимать себя чужим я разрешаю только перед камерами. Или в присутствии мужа. Или матери. До недавних пор еще и дочери, — улыбнулась женщина. — А танцы... ну, что за танцы без объятий? — она завистливо посмотрела на Олесю, вздохнула, — Может, попросить теперь Серёжу поприсматривать за мной?

А Олеся танцевала! И не меньше, чем Елена Дмитриевна!

— А если у меня ничего не получится? Ведь он любит эту сучку, а я всего лишь...

Анна Александровна, не глядя, несильно ударила её по губам.

— И никогда больше, — произнесла она.

— Но Вы же сами!..

— Анна Александровна — госпожа, мастер, а ты — из нашего квартала. В её устах это слово — экзотика. В твоих — подтверждение статуса.

— Извините, — выдавила из себя Олеся.

Но взрослые женщины продолжали требовательно глядеть на неё.

— Спасибо за урок, — чуть поклонилась девочка.

— Ну, то-то же. Теперь о твоём вопросе. Ты же понимаешь, что здесь и сейчас на тебе убогое платье и убогая обувь? Да и по тебе видно, как ты переживаешь, что на тебе — убогое бельё. — Олеся молчала, она только сжимала зубки. — Тогда почему тебя здесь приглашают мужчины? На равных почти с Леночкой Дмитриевной?

— Почему? — выдавила она.

— Потому что, открою тебе большой секрет: мужчинам плевать, во что одета и, особенно, во что обута настоящая красота. А Вы обе — настоящие. И на тебе же сейчас ни капли косметики? Среди нас, взрослых, украшенных и раскрашенных, ты — таким контрастом! Такая юная! Ты едва ли не светишься... Вот и танцуй. Вот и вглядывайся в их глаза, вслушивайся в их... нет, не в их слова — в их руки, в то, как ты им нравишься. Им — это их глазам, их рукам. Мой мальчик — тоже мужчина, он просто ещё о том не знает. Вот и объяснишь, — она улыбнулась. — О, к нам опять подходят... Интересно к кому?

Пригласили её!

— А если Серёжа всё поймёт? Если он только подумает и спросит?

— Сама, всё сама. Никаких рецептов ты от меня не получишь.

— Я прошу не совета — ответа. Вы бы, что бы Вы ответили мужу?

Женщины переглянулись.

— Му-у-ужу... — протянула старшая. — Я никогда не врала мужу. Кодекс Азалиных, знаешь ли, он — истинен! Нет, никогда, — а потом улыбнулась: — А вот обманывать — случалось.

Она посмотрела на сжавшуюся девчонку, хмыкнула, чуть поколебалась и... и объяснилась:

— Помнишь, мы подарили Семёновым пропуск в нашу ложу на финал кубка со "Спартаком"?

— Да.

— Мужа уговорила я. Ему я сказала, что они попросили меня уговорить его. Я не соврала. Попросили — они. А о том, кто идею, попросить меня упросить его, подкинул им, говорить, не стала. И не стала упоминать, насколько просчитаны к тому моменту были, например, затраты на вроде бы, бесплатную для всех забаву. Или об ожидаемом проценте роста рейтинга за счёт этого у моего шоу.

— Я слышала. Плюс полпроцента, когда увидели в вашей ложе не Вас с мужем, а мужиков из нашего квартала.

— Их показали два раза за матч. Общее время показа — семь секунд, и оба раза комментаторы обратили на них внимание зрителей. Комментаторы оплачивались отдельно.

— А потом видео, как Вы с мужем болели с нашими, каким-то образом попало в сеть... Об этом даже в новостях упомянули. Вроде бы, еще полтора процента.

— Один и четыре, — она покачала головой. — Но пропихнуть это видео на Официальный Канал, в новости, у наших едва получилось.

— А Ваш муж? Он не догадался?!

— За кого ты его принимаешь? Конечно.

— И?!

— Он меня отшлёпал, — двусмысленно усмехнулась мужняя жена.

Ближе к десяти Олесе предложили начинать собираться. Взрослый, очень взрослый мужчина вызвался доставить её домой.

— Вы в курсе, что Лесечке ещё очень далеко до восемнадцати? — осведомилась старшая дама.

— Конечно, я это вижу. Но должен же кто-то из мужчин хоть как-то отблагодарить юную леди за восхитительный вечер. Анна Александровна, девочка со мной будет в безопасности.

Анна Александровна только улыбнулась:

"Да, Леся умная девочка, прощание у порога своего дома она растянет на несколько минут. Кому надо — увидит, что он привозил свою, и его без проблем выпустят... Без проблем для самих себя. Станислав Керж вырос в таком же квартале. Наверх пробился сам. И постоять за себя смог бы. В лёгкую".

В коридоре, когда Леся увидела Палыча, она не выдержала и бросилась ему на шею.

— Рад за тебя, — сказал он, и расцеловал её.

— А у неё получится?

— После сегодняшней танцевальной фиесты — у неё получится всё.

— Со сколькими из них Вы договорились?

— Только с двоими, только с двоими.

— Но она поймёт. Рано или поздно она всё поймёт.

— Не сегодня. И не завтра. А после вашего классного часа — пусть.

Елена Дмитриевна подняла бокал, отпила, поставила его на столик и спросила:

— Про меня Вы тоже договаривались?

— Разумеется, — улыбнулась мастер-шоу. — У девочки должен был быть гарантированный пример для подражания... Образец для сравнения. Повод к соперничеству. В общем, как ты это называла? — точка кристаллизации, — и она опять улыбнулась. — Но с сэром Андре я не говорила. Ты уже решила, что ему ответить, когда он предложит проводить тебя?

— Уж что сказать сэру, я придумаю.

Когда Олеся шла к Сереженьке, он ничего не понимал. Он не ждал, что она обнимет его, он не ждал, что она прижмётся к нему, он не ждал, что щекой она погладит его щеку...

— Пожалуйста. Позови. Для нас, — она почти сразу оторвалась от него, он даже не успел оттолкнуть её, но кто-то из мальчишек успел свистнуть! И под этот свист и раздавшийся гвалт она, глядя ему в глаза, тихо добавила, она попросила:

— Для меня.

И он услышал...

— ... Я тоже хочу тебя попросить! — закричала Сонька и ринулась к нему.

— И я! — завизжала Люси.

— И я!

— И я! — опомнилась новенькая.

Началась куча-мала. В которой ей не досталось ничего. Ни одного касания. Новенькую затолкали в ней. Она только получила по почкам. Два раза. Больно.

— Но он же влюблён в неё. Он реально в неё влюблен. На что Вы надеетесь?

— На шок первого. Первой настоящей просьбы, — Анна Александровна тряхнула головой. — Да и это тоже — виртуальности! — на шок первого реального прикосновения к женской коже! Может быть — первого прикосновения реальных женских губ! И будет — первое в его жизни обещание себя.

— Вы думаете...

— Девочке же намекнули: можно. Она не упустит шанса.

— А...— осторожно спросила учительница, — а она не станет игрушкой для него?

— Он для неё — тоже. Вот и пусть поиграются реальным, настоящим, живым. А все эти его влюбленности, повторяю, лишь виртуальности, ещё одни виртуальности, — теперь Анна Александровна потянулась к бокалу, отпила глоток. — Как же я их ненавижу!

И молодая женщина решилась:

— А Валерий Геннадьевич, Ваш муж... Он вспоминает Екатерину Одоев-?...

— Заткнись!

Учительница не рискнула проявить норов. Она замолчала.

— Не вспоминает. Помнит. У "Темного мёда" рано или поздно будет продолжение. Повторяю: всё это виртуальности. А в реальности сейчас и на века: он! мой! муж! И это я родила ему его детей!

Учительница не рискнула напомнить, что в веках осталось имя небесной Лауры... а имя земной жены Петрарки, матери его детей, никому не известно.

Для Валерия Геннадьевича эти четыре месяца тоже пролетели в хлопотах. Случилось так, что почти сразу после отъезда Танюши его вызвали в правление Канала и предложили подписать договор о передаче авторских прав на его текущую постановку... "Мы Вас не особенно торопим — заодно и продумаете потщательнее — кому", а потом еще раз ошарашили: "Видите ли, по нашим сведениям статистику по "Тёмному мёду" собирает ФВИ".

Заместитель директора Канала лично, своими белыми ручками открыла сейф, достала пузатую бутылочку "Камю", три рюмочки, лимон... Разлила, нарезала, поднесла. Крокодил Тёма только жмурился, а леди Иветта вещала:

— Мы не хотим Вас терять. Конечно, Фонд Высокого Искусства в состоянии обеспечить Вас всем. Но, Валерий Геннадьевич, подумайте: нужно ли Вам тратить время на сбор новой команды, тратиться на привыкание к новым людям, к новым помещениям, к новому начальству... Да-да, именно — к начальству. Конечно, задача Фонда — обеспечить свободу творчества гениям. Но это всё-таки официальная структура, а официальные структуры невозможны без официальной отчетности, а, значит, без чиновников, ею занимающихся, её собирающих, её требующих, а значит, без начальничков. А оно Вам надо? К нам-то, в оном качестве, Вы уже привыкли. Худо-бедно, но мы уже давным-давно сработались, притёрлись, приспособились. И не только Вы к нам...