Боевой 1918 год-2

— Ну Василий Августович... Ну не офицеры мы. И не господа. И не благородия. Мы — товарищи красные командиры.

Старик пристукнул своей лакированной палкой:

— Вздор! Не смейте себя принижать! Если кто-то относится к профессии с душой и делает свою работу "на ять", то этот человек, безусловно является благородным человеком! Независимо от того, слесарь это в деповских мастерских или землепашец в деревне! Ну или, как в вашем случае — военный. И неважно как он сейчас называется — офицер, либо красный командир!

Гришка открыл и закрыл рот, молча переваривая неожиданно новый подход к благородству, а я наконец понял, почему разнообразное начальство счастливо выдохнуло, спровадив Комаровского на пенсию. Эдакие вещи декларировать в сословном обществе! Почему-то у меня не было сомнений, что инспектор путей свои принципы до революции не скрывал и работали они в обе стороны. Как по отношению к специалистам, так и по отношению к разгильдяям. При этом, невзирая на занимаемую должность и общественное положение этого самого разгильдяя...

И как относится Василий Августович к своему делу, мы тоже оценили. Блин! Да у меня схема путей (в том числе объездных) на отрезке Дьяково-Таганрог, что он нарисовал и пояснил, навечно в башке отпечаталась. До самой последней стрелки, пардон, стрелочного перевода. И не у меня одного. Гриня, удостоенный старческого легкого подзатыльника за то, что отвлекся во время объяснений, тоже наверняка все накрепко запомнил.

А поезд тем временем катил, бодро отстукивая уже привычный железнодорожный ритм. Бессознательный пленный чинно лежал в уголке. Берг просматривал документы, извлеченные из саквояжа. Я с интересом крутил трофейный Steyr M1912 который до этого видел, но в руках еще не держал. Ну а Трофимов, занимался знаменем. Точнее он занимался здоровенной красной скатертью, найденной на одном из складов. Похоже, кладовщик, это великолепие заныкал для себя, но теперь полотнище размером где-то полтора на два метра и обшитое золотой бахромой по периметру, оказалось у нас.

У Гришки даже рука не поднималась портить сию красоту, но я настоял, чтобы тяжелые кисти по углам были срезаны. И бахрома, в месте крепления к древку, тоже должна быть сострижена. А то обилие золота резало глаз и отдавало чем-то сугубо купеческим. Само древко (жердина метра три длиной) было приготовлено заранее. И теперь оставалось лишь присобачить одно к другому, а когда проедем Новогарьевку, водрузить получившееся знамя на паровоз. А то увидят наши приближающуюся бронированную махину и сдриснут со своих позиций. Ну это те, кто потрусливей. А те, кто посмелее обстреляют, да еще и из пушки вдарят. Нафиг нам эта радость нужна?

Хотя, в темноте, знамя один хрен видно не будет. Можно, конечно, его фонарем подсветить, но тогда есть шанс что немцы стрельбу начнут. А их я боюсь гораздо больше. Так что флаг поставим, а дальше уж — куда кривая вывезет.

В Новогарьевке, невзирая на ее малые размеры, народу на вокзале шарилось гораздо больше, чем в Обилово. И судя по возникшей после проезда суете, нас встречали. При этом встречающие были сильно удивлены проскакивающим мимо БП. Руками замахали. Бегать начали. Чтобы их удивление вот так сразу не вылилось в нечто большее, мы, заранее подготовившись, пошли проверенным путем. На перрон был выкинут конверт с письмом в котором говорилось что, следуя полученным указаниям, мы должны провести предварительную разведку путей. И к пяти утра планируем вернуться обратно.

Вот теперь пускай они и соображают, что к чему. Куда мы поперлись? Кто нам дал такие указания? Ведь то, что бронепоезд захвачен и в голову никому прийти не может. А у нас появится шикарная фора почти в два часа. За это время, мы до Таганрога добежать успеем!

После этого, спокойно ехали еще минут тридцать. Успели переодеться в свою форму и вывесить самодельное знамя. А потом, паровоз вдруг стал резко тормозить. Машинально отметив время — без пятнадцати четыре я схватил трубку связи с машинистом:

— Почему останавливаемся? Что случилось?

Ответил автоматчик, контролирующий паровозную бригаду:

— Там, на рельсах, куча бревен навалена. Пока не разберем не проедем!

Спрыгнув с вагона и проскочив чуть вперед, в свете паровозного прожектора, метрах в ста дальше, увидел ту самую кучу. А вокруг, что характерно, была тишина. Только в паровозе что-то булькало да потрескивало. Какое-то время я растерянно крутил головой соображая, кто же сделал этот навал? В смысле, на каком языке мне сейчас начинать орать, чтобы не схлопотать пулю в ответ? Стоящий рядом барон, так же безрезультативно оглядевшись, озвучил мои мысли:

— Интересно, кто это сделал? Германцы или наши?

Склонный к быстрым решениям Гришка, рубанул рукой словно шашкой:

— Да чо мы на это смотрим? Растаскивать надо, пока тихо!

Я возразил:

— Ага. А если там заминировано? Потянем бревнышко и раскинем кишками по округе...

Помолчали, обдумывая перспективу. Потом один из автоматчиков предложил:

— Товарищ Чур, а если веревками сдергивать? Там, в артвагоне, несколько бухт, саженей по пятьдесят лежат. Свяжем их и начнем растаскивать. Или сразу несколько бревен к паровозу привяжем, да дернем.

Я кивнул:

— Вариант. Давай Гриша займись, а я пока гляну, что там к чему.

После чего включив фонарик (на бронепоезде были хорошие фонари со свежими батареями) потопал в сторону бревен. Те оказались не просто навалены, а еще и хорошо скручены между собой проволокой. Чисто визуально никакого заряда я в этой куче не наблюдал. С другой стороны, кто же его на виду оставит? Каких-либо проводов, уходящих в сторону, тоже не видел. Зато обнаружил три хвостика от самокруток. Хм... наши что ли перекуривали? В принципе и фрицы активно потребляли махру, поэтому окурок от самокрутки не показатель. Но вот развернув хвостики на двух газетных, увидел русские буквы. А еще один был сделан из листовки. Тоже с кириллицей. Поэтому, сдается мне, что мы-таки добрались до наших позиций.

Мои ребята еще возились внутри, собирая веревки, как набегающий ветерок принес издалека короткий "блям" чем-то металлическим и не менее короткое приглушенное "мать!". Последние сомнения у меня исчезли и прячась за бревнами я, повысив голос, бросил в темноту:

— Это кто тут на рельсах нагадил? Какая сволочь пути завалила? Кому мне гланды через жопу рвать?

Шевеление вдалеке затихло, а потом хриплый голос спросил:

— Кто таков?

— Командир отдельного батальона морской пехоты Чур! Слыхал про такого?

Голос не поверил:

— Брешешь!

Меня это возмутило:

— Ты, чувырла братская, будешь перекрикиваться, или может подойдешь? А то мы сейчас всех немцев своим базаром переполошим!

Голос продолжал осторожничать:

— А что это за поезд на путях стоит?

Я пояснил:

— Это мой трофей. И если сейчас я на нем не поеду дальше, то сам огорчусь и всех вокруг огорчу до невозможности!

И повернувшись к ребятам, которые уже бежали от БП крикнул:

— Свет на флаг! Расправьте там чтобы виднее было! И кусачки сразу возьмите, а то тут все связано!

После того как осветили флаг со стороны пришельцев раздался изумленный выдох:

— Итить твою мать! Робя, это ж бронепоезд!

А откуда-то сзади, сначала коротко татакнул, а потом залился очередью пулемет. Взвизгнули рикошеты от брони, и я заорал:

— Гаси на хер всё! Свет гаси! А вы братва, давай, навались, а то сейчас немчура из орудий вдарит, никому мало не покажется!

Пулемет лупил где-то с километра и из-за темноты особой опасности не представлял. Зато если вступит артиллерия, то будет плохо. Прицелиться у них не получится (ночь кругом) но если вокруг все пристреляно, то начнут садить по квадратам. А это пипец.

Пока ребята кусали проволоку, приблизившиеся наконец красные бойцы, тоже вступили в дело. Их старший, представился как комвзвода Селиванов и на мой вопрос о минах ответил, что не знает. Завал не они делали, поэтому есть там что или нет, он не в курсе. Вот ротный, тот скорее всего имеет представление... От такого подхода я несколько охренел, но выхода все равно не было (не искать же сейчас этого комроты?), поэтому, пока остальные таскали бревна я, прикрыв фонарь ладонью и пропуская свет сквозь щели между пальцами, пытался разглядеть закладку.

И разглядел-таки! Мина представляла из себя деревянный ящик, от которого отходили провода. Раньше я их не увидел, потому что они оказались заботливо прикопаны. А так как ящик оказался заколочен, то мною был сделан логичный вывод, что взрыватель явно не нажимной. Да и вообще сильно сомневаюсь, что в это время нажимные взрыватели были изобретены. Так что, скорее всего, мы имеем дело с электрическим инициатором подрыва. Поэтому, как только появилась возможность, я ухватил этот ящик и резанув провода, просто откинул его под насыпь.

Свиста снаряда, из-за гомона и шума от разбора завала, не было слышно. Поэтому, когда взорвался первый (буквально в ста метрах от рельсов), я на мгновение даже подумал, что это рванула выкинутая мина. Но потом дошло, что если бы это было так, то нам бы уже кирдык настал. А потом, в стороне, метрах в трехстах, почти одновременно шарахнуло еще два снаряда.

Народ раскидывал последние бревна поэтому, не дожидаясь прилета очередных гостинцев я заорал:

— Уходим! Быстро! Прожектор не включать!

Потом, хлопнув по плечу Селиванова, добавил:

— Спасибо, братишка! Уводи своих людей, а то сейчас здесь горячо будет! И если связь есть, пусть передадут нашим, что Чур, в Таганрог, отбитый у немцев бронепоезд гонит! Хорошо?

Взводный кивнул:

— Об чем разговор! И ротному, и комбату скажу! А они уж дальше всем передут! Пушшай люди порадуются! Это ж надо — такое дело провернуть! Еройские вы робяты!

Тут мы резво залегли, пережидая взрывы (на этот раз, уже метрах в пятидесяти) и разбежались. Я не стал парню объяснять, что сообщение необходимо не для народной радости, а для того, чтобы наше внезапное появление, панику в красных тылах не навело. Не до объяснений было. Он нырнул куда-то в темноту а я, заскочив в уже подошедший вагон, захлопнув дверь застыл, напряженно прислушиваясь — попадут, не попадут? Не особо слышные через броню разрывы раздались где-то сзади и левее. А по мере увеличения скорости, они все больше и больше отдалялись. Ну а минут через пять, когда поезд плавно вошел в поворот, огибающий сопку, я выдохнул и победно ощерившись, сделал "йес". После чего, повернувшись к своим людям, выдал:

— Ну что братва? Вроде проскочили! Мля! Проскочили!! Кто молодцы? Мы молодцы! Готовьте ладони для пожатий и жопки для поцелуев!

Мужики при этом начали радостно пихать друг друга, а Женька, неуверенно улыбаясь уточнил:

— Чего-то я насчет поцелуев недопонял... Чего готовить?

Я охотно пояснил:

— Если нас, командование, за такой королевский подгон, не начнет в задницы лобзать, то я уж не знаю даже, чего им, собакам, еще надо!

Трофимов солидно подтвердил:

— Во-во! И ордена нехай готовят! Мы же считай, орудийную батарею уничтожили. Со всем личным составом. Гарнизон города перебили. Пленных c трофеями захватили. Да еще и бронепоезд умыкнули у германца! Целенький! Новенький! С полным бк, вооружением и даже с огнетушителями!

Не знаю уж, чем Гриню так зацепили эти огнетушители, что он их постоянно вспоминает, но насчет орденов, мой зам прав. Сдается мне что на батальон в этот раз должен просыпаться наградной дождь. И я все силы к этому приложу, потому как люди реально заслужили.

И тут подал голос Комаровский. Старик с улыбкой наблюдал за нашими плясками, а когда мы немного угомонились, задал простой вопрос:

— Молодые люди, а вы уже подумали, как будет называться этот БеПо? Или это не в вашей компетенции?

Я замер, а потом подняв палец, глубокомысленно произнес:

— Точно! Как вы яхту назовете, так она и поплывет! Вопрос серьезный. И если что — краска у нас есть! Черная, но это лишь подчеркнет причастность морской пехоты к этому бронепоезду! Ну что — у кого какие предложения?