Днепровская купель

— Об этом не может быть и речи, — решительно произнес Рокоссовский. Каждый день спокойствия на фронте, лишний плюс немцам. Что доносят разведчики группы Тарасюка?

— Немцы усиленно возводят укрепления на подступах к Полтаве. Через неделю полторы они завершат свои работы и тогда, их будет очень трудно выковырять.

— Вот видите. Ни о каком переносе наступления не может быть и речи. Промедление — смерти подобно.

— Тогда, все что мы можем бросить в прорыв, это — танковая бригада полковника Самсонова. В её составе кроме танков Т-34 есть самоходные артиллерийские установки СУ-122 и СУ-152, хорошо себя показавшие в июльских боях.

— Значит, будем считать вопрос с танками решенным. Что по переброске?

— Согласно приказу штаба фронта, переброска танков из района Ахтырки в район Сум переводится скрытно, в ночное время суток. С соблюдением всех норм предосторожности и светомаскировки. Маршруты движения колонн вручаются их командирами, перед самым началом движения, представители связи. Радиостанции перебрасываемых соединений оставлены под Ахтыркой, для введения в заблуждения врага.

— Будем надеяться, что наши приготовления останутся в тайне для Манштейна и на этот раз все пройдет так, как мы задумывали.

— Будем надеяться, товарищ командующий — откликнулся Малинин, остается только дождаться Черняховского и можно начинать.

Глава III. Война на юге. Взгляд с той стороны.

Упрекая генерала Конева в невезучести, маршал Жуков был неправ и несколько перегибал палку. Иван Степанович был ничуть не хуже всех остальных генералов, что встретили войну в сорок первом году. Назначенный командующим фронтом, он попал под двойной удар танковых армий Вермахта и потерял управление войсками, но не был арестован и расстрелян, а получил возможность, исправить свои ошибки, командуя Калининским и Западным фронтом.

Как и все советские генералы той эпохи, он учился у врага, сначала обороняться, а потом наступать и, по мнению самих немцев, считался довольно опасным противником. Именно так назвали его представители ведомства адмирала Канариса, составившие справку для фельдмаршала Манштейна на всех командующих фронтов, которым противостояла его группа армий "Юг".

Согласно ей, Конев был перспективным выдвиженцем Сталина, который несмотря на отсутствие видимых успехов у генерала на посту командующего фронта, продолжал переводить его с места на место без понижения в звании и должности.

Вместе с этим, в справке отмечалось, что у Конева нет влиятельной поддержки среди маршалов и командармов времен Гражданской войны, а также со стороны партийной элиты. "Не ограненный бриллиант" так обозначил Ивана Степановича составлявший справку сотрудник Абвера. Манштейн запомнил это выражение и сначала говорил о Коневе с чувством пренебрежения и превосходства, а потом со злостью и недовольством.

Ровно такое же недовольство вызывал у него и командующий Юго-Западным фронтом генерал Малиновский. Приняв участие в срыве операции "Зимней грозы", он навечно стал личным врагом фельдмаршала, который узнав, что Малиновский воевал во Франции в составе русского экспедиционного корпуса, прозвал его "французским пастушком". Намекая на его неудачи в наступление Невиля, а также потерю Ростова и неудачи на "Мису-фронте", который, несмотря на все старания Малиновского, советским войскам прорвать, не удалось.

Своего третьего противника, генерала Толбухина, Манштейн знал только по оперативным сводкам своего штаба. Этот "неизвестный генерал" попал в его поле зрения во время сражения под Сталинградом, но серьезную неприятность причинил фельдмаршалу в июле этого года. Когда своими активными действиями на "Миус-фронте" не позволил Манштейну перебросить ни одного соединения под Курск, когда их появление на поле битвы, могло переломить ход сражения в пользу немцев.

Фельдмаршал был очень зол на Толбухина, назвав его "бульдогом", который вцепился в его ногу и не позволяет сделать победный шаг.

— Одно радует, что за это, господин "бульдог" поплатился большей частью своих зубов, ушей и шкуры — пренебрежительно бросал он, когда разговор касался событий "Миус-фронта", намекая на потери, понесенные Толбухиным в наступательных боях. — Мы его так отделали, что можем спать спокойно. На "Миус-фронте" — могильная тишина.

В этом Эрих Манштейн был полностью прав. В наступательных планах Ставки Верховного Главнокомандования Южный фронт значился как второстепенное направление, которое должно поддерживать активные действия Юго-Западного и Степного фронтов. Однако, если на "Миус-фронте" у немцев все было относительно спокойно, то район так называемой "крепости Ейск" приносил им исключительно одни проблемы.

Плацдарм, удерживаемый войсками фельдмаршала Клейста, с каждым новым месяцем превращался в чемодан без ручки, нести который становилось все трудней и трудней. Несмотря на налаженное морское сообщение с Ейском посредством быстроходных десантных барж, переброшенных из Крыма, снабжать войска было затруднительно.

Мало того, что многотысячный гарнизон "крепости Ейск" исправно поглощал ресурсы отбирая их у группы армий "Юг", немцы были вынуждены выделять специальную группу истребителей, в задачу которых входило прикрытие морского моста от советской авиации.

Как и следовало ожидать, Гитлер не хотел и слышать о том, чтобы перебросить группировку Клейста под Мариуполь, безжалостно жертвуя стратегию ради политических целей. Даже кризис в Италии не заставил фюрера отдать приказ об эвакуации гарнизона Ейска. Он предпочел изъять несколько дивизий у Клюге или Манштейна, чем ликвидировать группу "Кавказ".

Фельдмаршал исходил на нет и бурно прыскал огнем, но никак не мог подвигнуть Гитлера к решению этого вопроса. Фюрер стоял намертво подобно легендарным спартанцам, и в рейхе не было силы способной заставить его поменять свое мнение и принять правильное решение.

Помочь преодолеть, столь непреодолимую трудность, Манштейну помог генерал Масленников. Выполняя приказ Ставки, он начал операцию по окончательному освобождению Северного Кавказа от немецко-фашистских захватчиков.

Располагая довольно ограниченными средствами в живой силе и технике, генерал сделал главную ставку на артиллерию. Следуя рекомендациям Ставки, он создавал на том или ином участке своего небольшого фронта ударную группировку, доводя численность стволов до 250 орудий на километр, и под прикрытием зениток и авиации атаковал оборону врага.

Чтобы лишить противника возможности перебрасывать подкрепления с одного места на другое, Масленников наносил сразу два удара. Зная, что противник испытывает нехватку горючего, генерал не опасался контрудара со стороны противника, которые закопал свои танки в землю, используя их как огневые точки.

Иван Иванович хотя и был в когорте сталинских генералов выдвиженцев, но науку "побеждать" одолевал с определенным трудом. Тщательно выполняя все приказы и предписания Москвы, он не имел той искры таланта, что помогает громить врага не числом, а умением. Как результат, все его удары приводили к незначительным успехам в ходе ликвидации вражеского плацдарма. Он не громил врага, а перемалывал его солдат, не совершал прорывов, а методично "отгрызал" тот или иной кусочек территории занятой врагом.

Понятное дело, подобные успехи не могли радовать Ставку, но упрекнуть Масленникова было не в чем. Он был исполнителен и его действия приносили незначительный, но успех, при относительно низких потерях в людях. Именно этот фактор возвышал его в глазах Сталина и на всякое предложение Василевского заменить Масленников на другого генерала, Верховный отвечал неизменным отказом.

— Не будем торопиться принимать решения в отношении генерала Масленникова. Давайте дадим ему возможность полностью проявить себя на посту командующего фронтом. Попытка — не пытка — говорил Сталин, к скрытому недовольству начальника Генерального штаба.

Неизвестно как долго бы Масленников продолжал бы проявлять свой талант на посту комфронта, но тут ему помог Манштейн, продавивший сопротивление Гитлера.

— Мой фюрер, я прекрасно знаю, что в связи с катастрофой в Италии вы не можете дать мне новых подкреплений, тогда как мои войска противостоят сразу четырем фронтам большевиков, которые все сразу ведут против нас активные. Единственным выходом из создавшегося положения я вижу в передаче нам части соединений фельдмаршала Клейста стойко обороняющих на сегодняшний момент "крепость Ейск".

Если это не будет сделано в самое ближайшее время, я не гарантирую, что смогу удержать русских линии "Миус-фронт" и спасти южный фланг группы армий "Юг" от развала и возникновения полной блокады "крепости Ейск". Нужно выбирать, чем можно пожертвовать ради сохранения целого — заявил Манштейн сразу после того, как войска генералов Рокоссовского и Конева выровняли южный фас Курского выступа.

В ответ он был вынужден выслушать длительную тираду фюрера о политике, её целях и задачах. Процедура была откровенно утомительная, но фельдмаршал стойко выдержал это мучение и как награду в третьем раунде, он получил согласие на частичный отвод войск из-под Ейска. Фюрер специально подчеркнул слово "частичный отвод", но оба собеседника прекрасно понимали, что этим процесс не ограничится. Раз один коготок увяз, всей птички пропасть.

Первыми стали перебрасывать на ту сторону Азовского моря штурмовые орудия, застрявшие в Ейске по воле фюрера прошедшей зимой. В полной уверенности, что русские бросят на штурм Ейска танки, Гитлер запретил их эвакуировать, когда у Клейста была такая возможность. Теперь, когда выяснилось, что главная ударная советских армий заключалась в артиллерии, то необходимость в присутствие штурмовых орудий в Ейске отпала, то фюрер согласился на их вывод.

Штурмовые орудия вывозились на баржах под прикрытием истребителей, чье присутствие срывало работу краснозвездных штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков. К огромной радости для немцев советские летчики не имели опыта перехвата морских целей, а также атаковали конвои небольшими силами и не регулярно.

— Если бы у русских хватило мозгов бросить против нас целую дивизию или армию, то мы не смогли бы вывезти из Ейска ни одного солдата, ни одного орудия — доверительно говорили друг другу за чашечкой вечернего кофе немецкие генералы, и в их словах была большая доля правды. Получив сведения о том, что противник начал переброску в Мариуполь, генерал Масленников не смог помешать противнику, осуществить свои намерения.

Конечно, советские самолеты атаковали вражеские конвои и одиночные транспорты. Наносили им ущерб, часть из них выводили из строя, а некоторые даже топили, но полностью закрыть воздушное пространство на трассе Ейск-Мариуполь они не смогли, в первую очередь из-за своего ограниченного количества.

Когда же Масленников смог добиться переброски под Ейск дополнительных соединений авиации, немцы стали проводить переброску своих частей в ночное время, что никак не повлияло на грузовой поток. Расстояние от Ейска до Мариуполя составляло всего семьдесят километров, а опыта работы в ночных условиях у советских летчиков не было.

Весь август, немцы и русские были заняты своеобразной игрой. Если раньше Масленников, пытался "отгрызть" кусочек вражеского плацдарма, то теперь Клейст был занят "скармливанием" противнику того или иного участка обороны. Основная особенность этой игры заключалась в том, чтобы делать это крайне осторожно, чтобы не позволить русским прорвать оборону и выйти к Ейску.

Видя, что противник методично перебрасывает свои соединения на противоположный берег Азовского моря, Масленников предпринял попытку наступления с целью захвата Ейска и тем самым лишить противника возможности эвакуации оставшихся на этом берегу частей.

Вновь был создан ударный кулак из артиллерии, минометов и реактивных установок "Катюш", который сумел перемолотить немецкую оборону и бросить в прорыв на Ейск танковую бригаду полковник Судинцова. Не встречая серьезного сопротивления, советские танкисты устремились к Ейску и, спасая положение, фельдмаршал Клейст пошел на отчаянный шаг. Приказал снять с позиций вкопанные танки и бросить их в контратаку.

Полностью уверенные, в том, что у немцев нет танков, танкисты полковника Судинцова не выставили боковое охранение, за что жестоко поплатились. Ушедшая в прорыв бригада была отсечена от основных сил и попала в окружение. С большим трудом, полковник Судинцов смог прорваться обратно, понеся чувствительные потери.

Угроза прорыва была ликвидирована, но это не смогло спасти "крепость Ейск" от разгрома. Отход немецких танков с занимаемых позиций был замечен комбатом майором Мамоновым, который решил провести разведку боем, закончившуюся прорывом линии фронта в районе станицы Федоровской, что являлась одной из ключевой точкой немецкой обороны.

Падение Федоровской запустило механизм распада всей немецкой обороны на подступах к Ейску, чье отныне падение, было предрешено. Только мастерство Клейста и откровенная нервозность Масленникова, постоянно ожидавшего новый контрудар со стороны противника, позволило немцам переправить в Мариуполь свои основные соединения 17-й армии.

Пожертвовав молоху войны шестнадцать тысяч солдат и офицеров не успевших покинуть Ейск, Клейст прибыл в Берлин, где получил от фюрера благодарность, мечи к Рыцарскому Кресту и отправился в отставку для поправки здоровья. По мнению Гитлера, фельдмаршал не проявил должного рвения при выполнении порученного ему задания.

Гарнизон "крепости Ейск" сумел благополучно избегнуть печальной судьбы "крепости Сталинград" и пополнить потрепаннее ряды группы армий "Юг", однако существенного изменения расклада сил на Восточном фронте не произошло. Тотальная мобилизация, объявленная Гитлером в средине 1943 года, не могла поправить пошатнувшееся положение Вермахта, понесшего колоссальные потери за 1941-42 год.

Когда светлые головы из отдела резервов ОКВ доложили фюреру, сколько немецких солдат погибло на Восточном фронте и в Африке за два года войны, Гитлер поначалу наотрез отказался верить представленным ему цифрам.

— Четыре миллиона человек!!? — взревел Гитлер, подобно раненому зверю. — Четыре миллиона немцев погибло за два года от рук русских дикарей — это немыслимое явление!! Слышите вы, Гиллебранд! Это НЕМЫСЛИМО!! — отчеканил, по словам фюрер, стараясь вбить их подобно железным гвоздям в дурную голову докладчика.

— Согласно вашему опусу получается, что это мы, а не русские забрасывали окопы трупами своих солдат во время наступления! Что это у нас миллионы солдат попавших в плен и пропавших без вести, а не у них!! — патетично воскликнул Гитлер, в праведном гневе с негодованием потрясая перед лицом генерала сжатыми в руке листами статистики боевых потерь. — Эти бумаги могли составить либо полностью некомпетентные в своем деле люди, либо тайные враги рейха!! Желающие посеять сомнения в сердцах моих солдат и опорочить их честное имя перед германским народом!

Фюрер вперил полный злости взгляд в Гиллебранда, как бы предлагая выбрать ему один из предложенных вариантов. Выбор был очевиден, но собеседник не уловил сигналов, что посылала ему Судьба.