Тетрадь 74

— Машину подашь в два.

— Слушаюсь, сэр, в два, — сказал Чак ему в спину.

Отогнав машину в гараж, Чак посмотрел на часы, проверяя себя, и пошёл на кухню. Время ленча.

Запахи сегодня на кухне были... необычными. Но на столе всегдашняя каша с мясом, лепёшки и кофе. Чак вымыл руки у общего рукомойника и сел на своё место. Он уже догадался, что пахнет особой "господской" едой, ну да, правильно, старуху ублажают. К его крайнему удивлению, за столом никаких разговоров о гостье не было, и его самого ни о чём не спросили. Ну, надо же, как их всех Фредди вышколил. Интересно, а закопали при этом скольких? И что Ларри за столом нет, тоже будто никто не замечает, даже мальчишка, сынишка его молча жуёт. Хотя... всё правильно, конечно.

Чак встал из-за стола вместе со всеми, но прошёл в свою выгородку и устало сел на кровать. До двух часов лучше на дворе не маячить. Мало ли что.

К радостному удивлению Фредди и Джонатана, Ларри держался почтительно, но уверенно. И весь разговор прошёл... лучше не придумаешь. Ларри осмотрел брошь и серьги, очень сдержанно отнёсся к камням, и миссис Кренкшоу сама предложила взять их в счёт оплаты, а вставить другие на усмотрение мастера. Джонатан кивнул. Ларри быстро и уверенно набросал несколько эскизов и вежливо подвинул листок по столу к миссис Кренкшоу.

— Окажите честь своим выбором, мэм.

Миссис Кренкшоу улыбнулась.

— Спасибо, но я доверяю мастеру.

— Благодарю за доверие, мэм, — склонил голову Ларри.

И обсуждение технических вопросов оплаты и сроков так же не доставило особых трудностей. Джонатану и Фредди практически не пришлось вмешиваться. И когда всё уже было обговорено и миссис Кренкшоу сердечно попрощалась с Ларри и пошла к выходу в сопровождении Джонатана, идущий за ними Фредди быстро обернулся и подмигнул Ларри. Тот ответил благодарной улыбкой.

Мамми, зорко следившая из кухонного окна за дверью мастерской, непостижимым образом угадала нужный момент, и вдвоём с Молли они успели перенести всё всё приготовленное в домик Джонатана и Фредди, накрыть на стол и уйти, когда миссис Кренкшой, Джонатан и Фредди вышли из мастерской.

Оставшись один, Ларри убрал эскиз, брошь и серьги в сейф, снял и повесил на место халат и остался стоять посреди мастерской. Ему вдруг стало страшно: не был ли он излишне дерзок с этой леди? Белые очень не любят, когда негр оказывается и умным, и умелым. Но... но если б что было... Нет, Фредди бы остановил его, если бы он зарвался. Так что, может, и обойдётся.

На кухню Ларри пришёл уже спокойно и бросившегося к нему Марка спросил:

— Ты уже ел?

— Да, пап, а...?

Ларри взглядом остановил его уже готовый вопрос и улыбнулся Мамми.

— Что-нибудь ещё есть, Мамми?

— А как же! Переодеваться пойдёшь?

Ларри покачал головой.

— Нет, Мамми, — и пояснил: — Вдруг понадоблюсь.

— Ну да, — кивнула Мамми, — тогда держи.

И подала большое чистое полотенце. Ларри сел за стол, закрыв полотенцем грудь и колени. Марк пристроился рядом, влюблённо глядя на отца.

— А ты куда? — грозно спросила Мамми. — Ты уже выел своё.

— Пусть сидит, — возразил Ларри, кивком благодаря за поставленную перед ним миску с мясной кашей.

Ларри ел быстро, но очень аккуратно, спешил, а не жадничал. И доев, сразу встал, положив на стол оставшееся чистым полотенце.

— Спасибо, Мамми, если что, я в мастерской, — а рванувшемуся за ним Марку: — Помоги Мамми, сынок.

Марк вздохнул и стал закатывать рукава рубашки: помогать Мамми после еды — это мыть и расставлять посуду.

В мастерской Ларри снова надел белый халат, открыл сейф и достал лист с эскизом. Мало ли что, пусть будет наготове.

* * *

Ночная дорога хороша отсутствием свидетелей, но и опасна своей пустынностью: любая машина приметна и запоминаема. Поэтому Джимми Найф и относился к ней настороженно. Но сейчас положение безвыходное: везти этот груз днём слишком рискованно. Груз безмятежно посапывал на заднем сиденье. И если бы не полиция... ведь болван ни на один вопрос не ответит. Надрессировать его, конечно, можно, но мороки много, всего не предусмотришь, а врать с ходу дурак не умеет, для этого мозги нужны. А в остальном... в остальном всё, как и задумывалось. Парень — дурак и ровно настолько, насколько нужно. Мозги не работают, а руки помнят, нож когда взял, так сразу видно, что орудовать им умеет, да в кого ткнуть сообразить не может. Ну, так подскажем, подучим. Да, не зря, ох, не за просто так номер парень отхватил. Тут бы его по картотеке проверить, когда, а там и за что, но... нет картотеки, ни той, ни сякой, ни всякой. Крыса все остаточки с собой унёс. Туда им и дорога. Тоже... считал себя умнее всех, а спёкся по-глупому. Так оно со всеми умниками и бывает.

Найф самодовольно улыбнулся. Нет, так хорошо у него давно не получалось. Многоходовка — блеск. И вся колода сошлась. И Элли — медсестра-сиделка, и надоела она уже, и парня так тютелька в тютельку шарахнуло, и интере-есный клиент наклёвывается. Рыбка золотая плывёт, плавничками помахивает, да прямо в сеть. Плыви, плыви, рыбонька, встретим... со сковородочкой. А что времени много ушло, и ещё уйдёт... так этот ресурс свой, немеряный и бесплатный. Как раз к весенним играм успеем, чтоб весь Ансамбль был и увидел, и слова против никто не пикнул.

Машину тряхнуло на плохо заделанной старой воронке, спящий на заднем сиденье всхрапнул и открыл глаза.

— Спи, Джек, — бросил, не оборачиваясь, Найф. — Спать.

— Ага, спать, — согласился Андрей, укладываясь обратно.

Спать — это хорошо. Интересно, конечно, куда тебя теперь везут, но глазеть по сторонам, да ещё вопросы задавать тебе не положено. Ты — беспамятный, дурак. А вот когда спишь, за тобой тогда не следят. Ну, ничего, сволочь, мы ещё посчитаемся. Пока трепыхаться рано, но ничего, Джимми Найф, я ведь о тебе слышал, интересные вещи про тебя в лагерном бараке рассказывали, а вот ты обо мне ни хрена не знаешь и не догадываешься. Но недоверчивый ты, сволочуга, проверка за проверкой, и, похоже, проверять до конца будешь. До конца и дойдём. Пока ты мне не поверишь, мне к тебе не подобраться. А убирать тебя надо чисто, чтоб концов не торчало, чтоб ни полиция, ни твои... наниматели по следам не пошли. А мне с тобой за многое и многих посчитаться надо. Как Эркин сказал как-то? "Коль я им не человек, то и они мне нелюди". Классно сказано, браток. Так и сделаем. С нелюдью по-нелюдски и будет. Ишь ты, киллер дерьмовый, ты ж — каратель, на СБ работал, так тебе лагерник нужен? Ну, так и я с тобой... по-лагерному.

Джимми в зеркальце видел улыбающееся лицо, смутную сонную улыбку. Ну да, беспамятному всё по хрену, что вчера было — не помнит, что завтра будет — не думает. Пожрать, попить... да, на спиртное надо будет проверить, посмотреть, каков дурак во хмелю. А в остальном... ну, ничего не соображает. Опустить всегда надо для начала, чтоб уж никак не трепыхнулся потом, а здесь... как с бревном, даже этого не помнит и не боится. Ну и ладно, тоже... неплохо. И бить дурака незачем: всё равно ни хрена не понимает. Страшная это штука — беспамятство, большая удача, что так с дозой угадал. Но теперь... теперь с Ковбоем другой разговор пойдёт. Говорят, он опять на дно лёг, что-то часто ложиться стал, отяжелел, ну и хорошо, пусть лежит. А пока он лежит, мы тут потихоньку подготовим всё, га-арячая встреча будет. А там и с Пауком можно будет... договор пересмотреть. Тоже умный, а дурак. Не понял ещё, что старые крючки держат, а они-то так... без лесок впустую болтаются. Но пусть себе и думает. Пока. Спешить не будем, чтоб сразу и наверняка.

* * *

Беженцы всё прибывали и прибывали, и каждую неделю, в субботу и воскресенье в какой-нибудь из квартир "Беженского Корабля" справляли новоселье, бесшабашно весёлое и трогательное.

— Ты очень устала, мамочка?

— Ничего, Джинни, — Норма улыбнулась и старательно выговорила по-русски: — Помогали нам, помогаем мы.

— Как у тебя хорошо получается, — восхитилась Джинни. — Я подогрею чай, хорошо?

— Конечно, Джинни.

Сидя за столом, Норма с удовольствием смотрела на хлопотавшую у стола Джинни. Слава Богу, её девочка вновь стала прежней. Даже лучше.

— Как было хорошо, да, мама? — Джинни накрывала на стол. — А эта Лулу очень мила, да?

— Да, — кивнула Норма.

Ей тоже понравилась Лулу — молоденькая, вряд ли старше восемнадцати лет, миловидная мулатка, рискнувшая выйти замуж за немолодого русского мужчину, то ли вдовца, то ли... ну, кто знает, что и как там было, но стать вот так матерью двух малышей и уехать в чужую, совсем чужую страну... Лулу почти не знает языка, ничего не понимает в окружающем, и это делает такой близкой Норме.

— А завтра тоже беженское новоселье, в дальней башне, помнишь, мама? — Джинни разлила по чашкам чай.

"Беженское новоселье" она говорила по-русски.

— Помню, — кивнула Норма. — Я ходила к ним с Бабой Фимой. Очень приличные люди. Как ты думаешь, Джинни, если мы им подарим эти красные подставки...

— Ну конечно, мама, они чудно смотрятся. И ещё...

— Ты не забыла про свои курсы? — Норма изобразила строгость.

Джинни охотно рассмеялась.

— Ну, мама, я всё сделала. И это не курсы, я же тебе объясняла, а... — она с некоторой заминкой, но чисто выговорила длинное русское слово: — Наставничество.

Норма кивнула. Конечно, ездить на курсы в Ижорск или, тем более, жить там в общежитии, было бы очень неудобно. Им пошли навстречу, и Джинни "прикрепили", как это называется, к Вассе Викентьевне — какие всё-таки трудные имена у русских — немолодой опытной учительнице, обучавшей теперь Джинни таинствам русской методики и ведения документации.

— Мама, а если в гостиную купим пианино? Всё-таки и ты умеешь играть, и меня учила, и в колледже я дополнительный курс прошла.

— Стоит подумать, — согласилась Норма.

И они пустились в неспешное обстоятельное обсуждение будущих покупок. Пока они сделали — как им и советовали — кухню, ванную, прихожую и кладовку и начали делать спальни. И дело ведь не в деньгах, деньги у них были, как впрочем и у всех в доме, все ведь через Комитет прошли и ссуду получили, но чего спешить, не на день, даже не на год, на всю жизнь обосновываемся. Джен так и сказала им, показывая свою квартиру. Пустые гостиная и комната для гостей совсем не смущали её...

...Голос Джен заразительно весел:

— Мы даже ещё не решили, что здесь будет. Ну, это гостиная, на Рождество мы здесь ёлку ставили, а стол из кухни переносили.

— Тот резной? — живо спросила Джинни.

— Нет, этот мы только после праздников получили, а тот теперь у Алисы, — Джен ласково улыбнулась.

— Там куклы живут, — вмешалась Элис...

...Элис, или по-русски Алиса, тоже нравилась и Норме, и Джинни. Такая весёлая, живая и развитая девочка, с правильной английской речью. По-английски в доме говорили многие, но Норму поражало, особенно в первое время, обилие неправильностей и попросту грубости в английской речи и детей, и взрослых. Семья Джен была очень приятным исключением. Даже её муж, индеец, говорил очень правильным, даже литературным языком. Разумеется, это заслуга Джен.

— Джен тоже идёт завтра?

— Ну конечно, мама. Она такая... — Джинни остановилась, подыскивая слово, — такая... милая. И вся семья. Знаешь, мама, ведь её дочка, Элис, осенью пойдёт в школу, вот будет хорошо, если она попадёт в мой класс.

Норма кивнула. Ну конечно. Джинни — умница, что так внимательно приглядывается к играющим в коридоре детям, разговаривает с ними. Ведь это всё её будущие ученики. Джинни обещали место в школе, а до сих пор всё обещания выполнялись. И властями, и окружающими...

...Их собственное беженское новоселье было весёлым, суматошным и необыкновенно трогательным. Они с Джинни никак не ждали, что к ним придёт столько людей, что начнётся такая весёлая кутерьма. Она помнила, как тогда, да, ещё с Майклом ремонтировали кухню. Тогда тоже были люди: Майкл вызвал из фирмы "Гнёздышко" бригаду, и работали те споро, умело, но такого... такого не было. И за один день сделали больше, чем заказная бригада за неделю. А подарков им нанесли...

...Норма сморгнула выступившие слёза.

— Ты что, мамочка? — встревожилась Джинни.

— Ничего. Я просто вспомнила наше новоселье.

— Да, — счастливо улыбнулась Джинни, — было так чудесно.

— А я так глупо расплакалась, — сокрушённо улыбнулась Норма.

— Нет, мамочка, было так трогательно. И я тоже, помнишь, и мне говорили, что все так... Даже, — у неё получилось гораздо легче, — Василий Лукич.

Норма кивнула. Да, она уже не раз видела, как взрослые мужчины, пережившие, как она понимала, не одну трагедию, шмыгали носами, а то и откровенно плакали на праздничных застольях. А уж ей, женщине, как говорится, сам бог велел.

Джинни рассказывала о своих занятиях, что через два месяца она начнёт работать в Культурном Центре.

— Ты думаешь, его уже достроят? — усомнилась Норма.

— Ну, мама, я же уже рассказывала тебе. Его строят по частям, блоками. Первый блок будет готов к марту, первого открытие и сразу начнутся занятия с детьми. И ты знаешь, мама, — Джинни лукаво смотрела на мать, — тебе тоже стоит пройти курсы. Языка.

— Зачем, когда у меня есть домашняя учительница? — ответно засмеялась Норма.

— Мамочка, конечно я тебя научу! — загорелась этой идеей Джинни.

И Норме с трудом удалось уговорить её отложить первое занятие на вечер понедельника. Сегодня и завтра она слишком усталая.

Сидя на краю кровати так, чтобы видеть себя в трюмо, Женя расчёсывала волосы. Эркин уже лежал, как всегда на спине, закинув руки за голову, и смотрел на Женю. Новая, недавно купленная лампа с розовым абажуром стояла на тумбочке и тоже отражалась и в трюмо, и в зеркале шкафа. Лампу выбирала Женя, и Эркин согласился с её выбором, хотя розового цвета не любил. Но оттенок у абажура был чуть-чуть другой, и потому на Палас не походило.

— Эркин, — позвала его, не оборачиваясь, Женя.

— Да, — вздрогнул он, — да, Женя, что?

— Хорошо было, да?

— Ага, — охотно согласился Эркин. — Только если и дальше так пойдёт, я пить привыкну.

Женя быстро повернулась к нему и, увидев его улыбку, вздохнула:

— Не шути так, Эркин, не надо.

— Ладно.

Он высвободил руку и потянулся к ней, погладил кончиками пальцев её волосы.

— Ладно, Женя, я — дурак. Но я не люблю пить, очень не люблю.

— Ну и не пей, — рассмеялась Женя.

Эркин только вздохнул в ответ. Там, в прошлом, пускали по кругу бутылку и он попросту пропускал свой глоток, а здесь у каждого кружка или стакан, и требуют, чтобы до дна, а наливают вровень с краем, хотя... хотя и здесь как поставишь себя, так и будет. В бригаде же к нему не лезут с этим. Ладно.

— Ладно, Женя, — он снова погладил её волосы. — Женя, на твоё... твой день рождения... это ведь тоже праздник.

— Спасибо, милый, надо посмотреть только, какой это день, да, знаешь, я уже думала, давай купим календарь. Отрывной.

— Давай, — сразу согласился Эркин. — И ты хотела газету выписать.