Убить менестреля Часть 2

— Ты молодец, — услышала она слова мага и не поверила своим ушам. — Ты выложилась почти полностью, забрала энергию откуда только можно, но рискнула — и сумела! Я бы — не отважился.

— Как там... бой? — слабо спросила Миралисса.

— Отлично, — усмехнулся маг и протянул принцессе руку. — Взгляни сама.

Миралисса поднялась. Ноги плохо, но держали, и она, держась за стену, устремила свой взор на поле брани.

И улыбнулась. От причалившего корабля двигался строй, разрезающий паникующую толпу амазонок с лёгкостью серпа, срезающего колосья. За ними следовали лучники, осыпающие амазонок стрелами. Сопротивление амазонки оказывали лишь на левом фланге, где кипело кровопролитное сражение. Положение осаждающих не было безнадёжным — организованные Мартышкой отряды оказывали воинам из города согласованный отпор, и пробиться сквозь них никак не удавалось, несмотря на все усилия.

Но нервы Мартышки не выдержали. Она визгливо приказала своим защитникам двинуться вперёд, а сама развернулась и ринулась удирать.

— Мартышка удирает! — закричал маг Воздуха, и усиленный магией его крик разнёсся надо всем полем битвы.

Защитники Мартышки опустили оружие, заоглядывались, и мощный удар воинов из города опрокинул и смешал их ряды.

Рыжебородый мчался впереди, его тяжёлый меч сверкал без устали, и враги, оказавшиеся на его пути, разлетались в стороны. Мартышка оглянулась и припустила быстрее, но Эдин Рыжебородый оказался ещё стремительнее. Одним прыжком он догнал удирающую Мартышку, издавшую душераздирающий визг, и опрокинул её наземь. Сверкнул огромный меч, раздался тупой удар, обративший визг в полнейшую тишину.

На некоторое мгновение все застыли. А после, не издав ни звука, осаждающие, становясь отныне бывшими осаждающими, принялись удирать, бросая оружие наземь.

Миралисса громко и шумно выдохнула, только теперь осознав, что она задерживала дыхание. И даже невозмутимый маг Воздуха последовал её примеру.

Осада была снята.

Тринадцатая глава

Первое, что ощутил бывший главнокомандующий — это прохлада. Нет, боль в сломанной кости, терзавшая его целыми днями, даже в забытьи, никуда не делась — но это было известное чувство, привычное, орк с ним сроднился, сжился, привык. Всё прочее отступило на задний план — Шаман, несущий его куда-то, каменными от напряжения руками что-то делающий со сломанной ногой, суетящийся, тормошащий, кричащий...

Орка это уже практически не интересовало — боль заполнила собой всё, вытеснив все прочие ощущения и растворившись в теле. Поэтому невесть откуда взявшаяся прохлада заставила орка встрепенуться и открыть глаза.

Комната. Деревянный потолок. Печь в углу. Видно было очень нечётко, всё прочее просто расплывалось в глазах. Орк моргнул, пытаясь заставить предметы обрести чёткость, поднял было руку, как вдруг чьи-то сильные пальцы мягко, но непреклонно уложили её обратно.

— Лежи спокойно, сейчас я закончу, — прозвучал в ушах орка нежный девичий голосок. — Вижу, ты уже пришёл в себя.

Орк замер, боясь даже дышать. Этот голос был прекрасен, но ещё и очень необычен. Даже не только тем, что принадлежал он девушке юной, хоть и привыкшей распоряжаться, и скорее всего не орчанке, но дело было не только в этом. Орк чувствовал в этом голосе что-то ещё — нечто новое, неизведанное, чего он не слышал до сих пор никогда и нигде. Хотя нет, пожалуй у людей, приютивших их с Шаманом у костра, он ощутил нечто похожее...

— Как ты себя чувствуешь? — перед глазами орка мелькнула тонкая рука, улеглась ему на лоб, и бывший главнокомандующий едва не издал стон удовольствия от ощущения прохлады, остудившей его пылающую голову. Зрение прояснилось: хотя обстановку комнаты он видел по-прежнему нечётко, зато её лицо возникло перед ним во всех подробностях, отпечатываясь в сердце навечно.

Другой бы не нашёл в девушке ничего особенно привлекательного — грубоватые черты, невысокий рост, непомерно широкие плечи и лицо, словно высеченное нерадивым скульптором из каменной глыбы, вернее, даже недовысеченное, словно скульптор подверг камень лишь первичной обработке, оставив более мелкую работу на потом — да так и забыл. В общем, на идеал оркской красоты, стремившийся сблизить орчанок со скелетом, незнакомка явно не была похожа. Да и орчанкой она точно не была — бывший главнокомандующий ни разу не видел на их лицах такого выражения. К выражению презрительного высокомерия он привык, оно казалось естественным, неотделимым свойством каждой орчанки. Но здесь выражение было — другим — удивительно мягким, придающим всему облику девушки невыразимое очарование. На неё хотелось смотреть и смотреть, и никогда не насмотреться.

— Как ты себя чувствуешь? — на этот раз в голосе девушки послышалась лёгкая обеспокоенность.

Бывший главнокомандующий мысленно обругал себя последними словами. Девушка волновалась за него, ожидала ответа, пока он восторженно пялился на неё, как распоследний болван!

— Прекрасно себя чувствую, — поспешно ответил он, с трудом разлепив пересохшие губы.

— Так уж и прекрасно? — недоверчиво хмыкнула девушка. — Со сломанной ногой, провалявшись несколько дней в горячке — и прекрасно?

— Я... — бывший главнокомандующий не нашёл слов для ответа и запнулся. Не объяснять же, в самом деле, что от увиденного сладко заныло в груди, и боль в ноге вместе с жаром во всём теле отступили на задний план.

— Я хотел сказать, что мне стало лучше, — наконец нашёл удачный ответ орк.

— Это прекрасно, — улыбнулась девушка и поднесла к его губам деревянную чашу с напитком, приятно пахнущим травами. — Выпей. Тебе это пойдёт на пользу.

— Спасибо, — бывший главнокомандующий, осушив чашу до дна, щегольнул подслушанным у людей словечком, после чего рискнул спросить:

— Ты лекарь?

— Нет, — рассмеялась девушка, и бывшему главнокомандующему показалось, что от её смеха запрыгали по стенам солнечные зайчики. — Но кое-что о врачевании я знаю, хоть орков мне до сих пор лечить и не доводилось, — девушка лукаво подмигнула орку и с улыбкой продолжила, — но ты ведь не только это хотел спросить, верно? Ты, наверное, хотел узнать, кто я?

Девушка дождалась смущённого утвердительного кивка и уверенно продолжила:

— Меня зовут Элоиза.

Элоиза... Бывший главнокомандующий даже не обратил внимание, что имя совсем не похожее на оркское — впервые услышанное только что, оно ему казалось прекраснее всех имён на свете.

— Как ты, наверное, догадался, я гномка, — продолжила она.

Бывший главнокомандующий вздрогнул. Он до сих пор помнил тот ужас, который поселился в нём после атаки гномьего хирда — воплощение силы, мощи и неудержимости. Но даже этот страх оказался неспособен поколебать чувство сладкой боли в груди, горевшее при взгляде на девушку.

— А тебя как зовут? — непосредственно поинтересовалась Элоиза после паузы, видя, что орк и не думает представляться.

Бывший главнокомандующий замялся. Имена среди орков считались личной собственностью, и их объявление во всеуслышание, мягко говоря, не поощрялось. Даже во многих семьях орки предпочитали традиционные обращения "сэр" или "мэм", а уж с посторонними и малознакомыми людьми — увольте...

Пауза затягивалась, и глаза гномки потемнели, губы дрогнули.

Она неверно трактует моё сомнение! — понял бывший главнокомандующий. — Ещё мгновение — и она обидится, отвернётся и тогда...

— Меня зовут Джок, — хриплым от волнения голосом произнёс бывший главнокомандующий. Звуки его имени, едва ли не впервые за очень много лет, взволновали орка, так что он сделал попытку приподняться и отвесить гномке некоторое подобие поклона. — Как ты, наверное, догадалась, я орк.

— Очень приятно, — Элоиза вскочила на ноги и изобразила нечто среднее между книксеном и реверансом.

— Мне тоже очень приятно, — прогудел мужской голос. Скрипнула входная дверь, и в клубах морозного пара в дом ввалилась охапка дров, за которой орк с облегчением узрел фигуру Шамана.

— Да, мне приятно наконец-то узнать, как тебя на самом деле зовут, — прогудел Шаман, сгружая дрова возле печи. — А то называть тебя главнокомандующим — длинно, а уж бывшим главнокомандующим — и того длиннее. Если бы я избрал себе столь же длинное имя, вроде Великий Чудотворец или Сверхмагический Кудесник, то одно повторение этих имён заняло бы у меня большую часть лекций!

— Со мной всё в порядке, дружище. Спасибо тебе, — подмигнул ему Джок, ничуть не обманываясь напускной болтливостью Шамана, за которой тот явно прятал беспокойство за его судьбу и радость от известия, что друг наконец-то пришёл в себя.

— Элоизу благодари, — ответил Шаман, и в его голосе послышалась несвойственная ему нежность. — Это она тебя спасла.

— Но я думал, твоя магия...

— Магия Огня здесь была бессильна, — сокрушённо развёл руками Шаман. — Её основное предназначение — разрушать; она не особенно подходит для исцеления. Сюда бы эльфов с их Магией Воды — они бы живо подняли тебя на ноги!

— Хотя на худой конец сгодилась и гномка, — весело рассмеялась Элоиза. — Сломанные кости — это как раз по части Магии Камня!

— Значит, мне повезло, что ты оказалась рядом, — медленно произнёс Джок, с благодарностью глядя на девушку, и тут же спохватился:

— А как ты нас нашла?

Шаман пожал плечами:

— Наоборот, это мы её нашли. Я немного промахнулся с телепортом — и хоть на таком расстоянии ошибка в пару лиг практически неизбежна, да и в другом случае они бы пустяком показались, но сейчас они едва не сказались на твоей жизни самым роковым образом. Когда я тебя, сгорающего от лихорадки, дотащил до этой хижины, я уж думал, что тебе конец. Все мои заклинания лишь помогали тебе продолжать бороться, но исцелить тебя они не могли. А ещё мне предстояло найти дров, растопить печь, да и еды какой-нибудь отыскать... Хотя еда бы не помогла — пока дом нагрелся бы, болезнь бы зашла чересчур далеко. И можешь представить себе мой страх и мою отчаянную надежду, когда я увидел над трубой хижины дымок...

— Я жила здесь уже несколько дней, — продолжила Элоиза. — По ряду причин мне пришлось покинуть родные пещеры... и перебраться в укромное местечко, где бы соплеменникам было непросто меня отыскать. Честно говоря, я уже начала немного скучать, глядя на весь этот снег, как вдруг появились вы!

— Удивительно, что ты не убежала, увидев нас, — заметил Джок, ловивший каждое слово девушки.

— Я этого опасался, — хмыкнул Шаман. — Однако Элоиза тут же бросилась к тебе, едва лишь заметив, что ты ранен. Для этого нужна необычайная смелость!

— Да что тут удивительного? — дёрнула плечом Элоиза. — Я же видела, что тебе нужна помощь, кроме того, вы совсем непохожи на гномов и поимка мне бы не угрожала. Вот если бы на вашем месте были мои соплеменники — тогда стоило бы подумать... хотя я всё равно не отказала бы в помощи раненому!

— Я не о том, — покачал головой Джок. — Всё-таки ты здесь совсем одна, беззащитна, и тут появляются двое мужчин... Опасно!

— Наоборот! — воскликнула гномка. — До вашего прихода я действительно была беззащитна, но теперь у меня появилось целых двое защитников! Чего ж бояться?

Орка бросило в дрожь. Глядя в доверчиво распахнутые глаза Элоизы, он ясно понимал: она говорит серьёзно. У них, у гномов — так принято, у них каждый мужчина — это защитник. И гномы даже не в силах помыслить, что бывает иначе. Совсем иначе...

Джок так глубоко задумался, что вернулся к реальности лишь под конец речи Элоизы, вдохновенно живописующей, как ей удалось собрать буквально по кусочкам раздробленную кость.

— А травяные отвары сняли жар и остановили воспаление, — закончила она свою речь. — Здесь, в горах, так много трав, нужно лишь потрудиться их собрать!

— Но ведь там, снаружи — снег! — удивился орк.

— А под снегом — травы! — рассмеялась гномка. — Когда травы на виду, кто угодно их соберёт. А вот под снегом, да в метель и страшный мороз, от которого снег звенит под ударом топора — вот задача для настоящего мастера-целителя!

Джок живо представил себе, как Элоиза, склоняясь под ударами ледяного ветра, прорубает топором ледяную корку, чтобы негнущимися пальцами достать спасительные растения. И всё это — ради него!

— Я очень тебе благодарен, — срывающимся голосом произнёс Джок, но этого было мало, шершавые слова, едва выползающие из-под непослушного языка, не выражали и малой доли испытываемых им чувств. Голова кружилась, орк уже мало понимал что он говорит:

— Всё, я всё для тебя сделаю! Буду тебе опорой и защитой, лишь позови! И деньги — я расплачусь полностью, до последнего золотого, осыплю тебя золотом, как королеву...

Орк прикусил язык. Но было уже поздно — в глазах гномки мелькнуло нечто неуловимое, но Джок скорее почувствовал, чем увидел, что это было презрение — и пронзительно-ясно ощутил, как в её взгляде захлопнулась некая дверца, отделившая Элоизу от него. Гномка отвернулась и закрыла лицо руками; плечи её поникли, что было красноречивее любых слов. Как утопающий за соломинку, орк встретился взглядом с Шаманом — но и в глазах сородича читалось лишь осуждение.

Джок закрыл лицо руками и глухо застонал, проклиная себя за чересчур глупый язык. Все сокровища мира он бы отдал, чтобы вернуться назад и вовремя замолчать, не позволив роковым словам вырваться на свободу. Орк буквально чувствовал, как растёт и ширится пропасть между ним и гномкой. И если ничего не предпринять, то она протянется до самого горизонта, разделив их навечно. Существуй пропасть на самом деле, в реальности, он бы тотчас же взвился в воздух в безумном прыжке, чтобы преодолеть её... или погибнуть. Но пропасть в сознании следовало преодолевать по-иному. Джок глубоко вздохнул и решился.

— Послушай, Элоиза, — чуть дрогнувшим голосом произнёс он, поднимаясь на лежанке и накрывая ладонь гномки своею мощной дланью, практически не превосходящей гномью по размерам. — Я не хотел тебя обидеть, поверь! Всё дело в том, что я совсем недавно... стал человеком. — Джок едва выдавил из себя эти слова, показавшиеся ему кошмарным преувеличением — как если бы обычный солдат назвался главнокомандующим. — Я был орком всю жизнь! А у нас... у них так принято — всё измерять деньгами! Даже не принято — там это столь же естественно, как дышать. Там людей... да и не только людей, а вообще разумных — ценят лишь по их капиталу, вернее даже не ценят — а оценивают. Деньги для них — универсальное мерило всего, цель и смысл жизни, дороже, чем кровь в жилах! Для каждого орка главное их собрать, накопить и преумножить — любой ценой!

— Но ведь ты только что был готов с ними расстаться, — усмехнулся Шаман, но его глаза при этом остались напряжённо-серьёзными.

— Да потому что я уже не орк! — Джок в сердцах стукнул по лежанке кулаком, с замиранием сердца на миг испугался, что она от удара разломится, и он рухнет наземь, повредив раненую ногу. Но болезнь и её неизбежная спутница — слабость — сыграли положительную роль: дерево хрустнуло, но уцелело. — Я человек, и ценности у меня человеческие. Только вот некоторые стереотипы мышления остались... Но деньги для меня ничего не значат!