А мы не ангелы

— Питомец, нездоровая пища... я думаю, ты очень одинока, но стараешься скрыть это от всех. В первую очередь себя, находя замены привычным тебе вещам — забота о питомце и машине, вместо личной жизни — карьера, алкоголь... мужика тебе надо, Мисато. Просто мужика, а не любовника. — я посмотрел в её глаза. Кацураги казалось готова одновременно вспыхнуть, как порох и провалиться сквозь землю... хм... в виду того, что под нами — геофронт, звучит двусмысленно. Напряжение в отделе с рыбой нарастало с каждой секундой. Мисато слушала меня с суеверным ужасом и находилась в полном эмоциональном коллапсе. Или точнее сказать — прострации. Я же продолжил ковать железо. Не в первый, и не в десятый раз, так что говорить и строить правильные фразы "на лету" было привычно:

— Я конечно понимаю, что ты настраивалась завести себе ещё один субъект для приложения заботы и тепла, которые, будучи одинокой, дарить некому, и не осуждаю тебя, но так жить нельзя. Да и я не смогу просто веселиться вместе с тобой, зная, что ты таким образом заглушаешь чувства одиночества и горечи. Прости, если резко, просто... наболело. Да и это... — я демонстративно вынул все банки с пивом и безбожно сбросил их в холодильник для рыбы, — не поможет заполнить пустоту внутри. Я конечно не могу подсказать тебе решение всех проблем, но по-моему, ты просто дура. И ведёшь себя как дура — у тебя есть всё, работа, внешность, молодость, которая, кстати, не бесконечна, а ты бухаешь дома одна в компании своего... питомца. — я тяжело вздохнул. Не люблю быть правдорубом, но Мисато, как и я, ненавидит психологов, так что приходится говорить открыто и резать правду. Если подействует... возможно, этого человека удастся вытянуть из клетки, в которую она себя загнала. Даже если это буду не я. Я. Точно, забыл:

— Кстати, я не претендую на почётное место "того самого", но дай мне шанс. И себе тоже. Ты мне нравишься — что, так и дальше отшивая парней будешь говорить что-то в духе "у этого прыщик на губе", "этот слишком старый", "этот слишком молодой" ... — я подошёл к Кацураги и добил просто поцеловав её в губы. Конечно же, она не ответила, только стояла с отсутствующим взглядом, нарвавшись, так сказать, с разбегу на такую лекцию, и была в полном ступоре, если не сказать более ёмким русским трёхэтажным словом. Мне, как человеку работавшему с людьми виднее, какие её одолевают печали и каким образом она мыслит. И в какой тупик проложила рельсы. Одиночество, работа, скука.

Я отстранился от губ девушки, и видя, что она... вообще в прострации — обнял. С моим ростом выглядело забавно. Со стороны, но Мисато в ответ механически обняла меня и молча стояла. Я погладил её по голове и начал окончание терапии — понять, утешить, простить, то есть — начал шептать всякие благоглупости на ушко. Обычно помогало. Так, обнявшись, мы простояли минуты три, пока Кацураги окончательно не вышла из ступора и... да, что бы вы думали, какая неожиданность — разревелась. Меня даже укол совести посетил — не люблю девичьих слёз, и вообще — я как бы не старше её лет на пять, а так бедную девочку измучил. По живому. Но что поделать — если кость неправильно срослась, сначала её надо снова сломать и поставить всё как надо. Больно, но необходимо. Персонал магазина исчез. Удивительно, но за время нашей беседы супермаркет опустел полностью, и сновавшие до того продавцы-манагеры-грузчики просто испарились. Я поднялся на цыпочки и поцеловав шею плачущей Кацураги, продолжил сеанс поглаживаний и шептания глупых успокаивающих слов. Мисато минуты через две перестала содрогаться от рыданий и повисла на мне, прижавшись.

— Ну что, полегчало? Мисато, я, как самоуверенный и нахальный парень вижу на месте твоего бойфренда только себя, но если абстрагироваться от самоуверенности, то на этом месте должен быть хоть кто-то, неважно кто. Для тебя не важно. Но ты мне просто нравишься, так что я должен был... не мог больше смотреть, как ты себя гробишь. — я вздохнул. Тяжко. Кацураги выглядела жалко — косметика теперь по всему лицу, глаза красные, усталые.

— Синдзи... — начала она, но голос был крайне жалобным и заплаканным, — прости, что... — я посмотрел на свою одежду. Кажется, белая рубашка на плече теперь в чёрную крапинку — слёзы вперемешку с тушью.

— Одежда? Ерунда. Эх, Мисато, — я улыбнувшись, притянул её за талию к себе. Она не сопротивлялась, — как ты не поймёшь, дурёха, ты мне не безразлична. И я, как уже говорил, не собираюсь с тобой шутить и тебя подкалывать. Ты мне нравишься как девушка, поэтому я не могу пройти мимо и подумать, что "эта слишком старая" — я не такой. Жить надо без таких комплексов и оглядок — иначе ты будешь жить по чужим правилам. И точно будешь несчастной, — я покачал головой, — короче, Кацураги! Пиво — долой! Закусь — долой и эту лапшу тоже долой. И кстати, у нас завтра свидание. — Я улыбнулся. После таких потрясений Кацураги однозначно находится в подвешенном состоянии. Мысли о своей никчёмной жизни нужно разбавить, показав путь в светлое будущее. Сработало. Мисато улыбнулась, по прежнему вяло, но искренне, и потрепала меня по шевелюре.

— Тоже мне... Прости за это.

— Это я у тебя должен прощения попросить.

— И откуда подросток может так...? — подивилась Кацураги, с ужасом смотрясь в зеркало.

— Не помню. Но не надейся, что я буду стоять в сторонке и ждать, пока тебя уведёт какой-нибудь хахаль со смазливой рожей, каким только и дай — поматросить и бросить. — так я намекнул на некоего Рёдзи. Сработало — Мисато вздрогнула, но я положил руку ей на плечо и сказал совершенно серьёзно:

— Я серьёзен, если ты об этом. Могу добавить, что я полностью понимаю, о чём говорю.

Мисато окончательно пришла в себя... нет, не пришла, но по крайней мере минут через двадцать отмерла, ожила, стала подавать признаки своего фирменного оптимизма. Далее мы по магазину прошлись, сгребая всё вкусненькое и навсегда распрощавшись с пьянством по вечерам, оставив пиво в холодильнике для рыбы. Отношение ко мне Кацураги изменилось. За один день я, имея хороший опыт переговоров и просто жизненный опыт смог разбить личину ребёнка. Только в глазах Мисато, но большего мне и не надо. Когда выходили из магазина, я уже и забыл, что в теле тринадцатилетнего пацана — общалась со мной девушка так же, как раньше общались девушки с моей взрослой ипостасью. Это несказанно радовало и придавало оптимизма. Жаль только было Мисато — ей скорее всего было тяжело. Разговор занял минут двадцать, но зато самых тяжёлых. Но всё равно я улыбался всю дорогу до квартиры Мисато. Не знаю, чем, но на меня зацепила, и сейчас можно сказать, что между нами стена разрушилась полностью. Как я не старался спрятать улыбку, она всё равно вылезала на положенное ей место.

Синдзи странно улыбался. Действительно странно, но это ничто по сравнению со всеми его странностями. Сволочь он, как ни крути — сначала я думала, что у мальчика просто амнезия — хрен там — совсем в другого человека превратился после взрыва! Приставал, но к этому я привычна, потом... потом после того как победил ангела, не успела я его из больницы забрать, как он начал ездить мне по ушам. Удивительно, но делать он это умел — так ловко строил свою речь что я сама начала задумываться — ребёнок он или нет? Он уверял меня что нет, и я поверила. Трудное наверное было у него детство, раз так повзрослел.

А потом было второе "па" марлезонского балета — он пригласил меня на свидание! Вот засранец, поганец, скотина! И ведь мысли словно бы он ими управлял — приглашение было таким естественным, что я согласилась. Отказ был бы равносилен тому, что я отказываюсь иметь с ним дело вообще, а тогда командование... Наверняка он это учёл и таким образом и построил речь, что у меня не оставалось вариантов. Приемлемых вариантов. А потом...

В магазин, конечно же! Пиво подходит к концу, да и повар из меня... никакой. Я привычно набрала пять банок пивка с закуской, и пошла искать Синдзи. Было интересно как он отреагирует на мою "диету". Отреагировал так, что лучше бы меня тут не было. Скотина, сказал, что я одинока и несчастна... и пингвин у меня есть. И пиво, и машина, трепетно любимая...

После его жестокого спича я не знаю, сколько простояла, вспоминая, что делала после того как расстались с Кадзи... пила, шутила, завела "пен-пена" и "супру", и посылала известным маршрутом всех, кто пытался ко мне подкатить, из-за чего тут же заработала на новом месте репутацию неприступной крепости. И Рицко постоянно твердила "мужика тебе надо". Сволочи. Все сволочи. Или я — дура? — в такт этой мысли этот засранец тут же озвучил мои мысли. Этого я уже не смогла вытерпеть и слёзы окончательно задушили меня. Через неопределённое количество времени я заметила, что расплакалась прямо в обнимку с этим... психологом хреновым. А он то, гладил по голове, что-то шептал. Приятно. Успокаивает. И в глазах его — хоть бы тень совести промелькнула — только жалость, от которой хотелось заплакать ещё раз. Но я боевой офицер или кто? Стерев с лица ужасающую "боевую раскраску", я вместе с ним пошла дальше по магазину.

— И что бы никому в НЕРВ не рассказывал! Понятно тебе? — улыбнулась я через силу.

— С чего бы мне рассказывать? Неужели ты меня считаешь настолько сволочным? — спросил он, набирая рыбы в корзинку.

— Не то что бы... — я смутилась на долю секунды, — но всё равно, если кто узнает, я тебя...

— Я никому ничего никогда не расскажу. Мисато, ну вот, ты опять. Ты говоришь со мной как с маленьким ребёнком — "маме не говори", и тому подобное. — Синдзи кажется начал злиться, — я что, не понимаю, что у тебя репутация, а все сцены, и тем паче содержание сегодняшнего разговора поставят на ней крест? Или ты считаешь, что я настолько тебя ненавижу? Кажется, я уже не раз сказал обратное. — он успокоился и пошёл дальше.

— Нет, нет, что ты. Ну... я же должна была убедиться. — улыбнулась я уже намного естественней, — и вообще, если Рицко что-то подобное услышит, она же меня засмеёт и запилит!

— А, знаменитая женская "дружба" — хохотнул он.

— Что бы ты понимал.

— действительно, мне ваши отношения не понять никогда. Слава богу. Мозги дороже.

— Ах так... — я размахнулась вяленым лещом и заехала ему по плечу. — ты ещё будешь...

— Не надо, сдаюсь! — он показательно поднял свободную руку вверх и улыбнулся, — только не воблой.

— Это лещ.

— Один хрен не форель. Положи где взяла, с закуской, как и пивом пора завязывать.

— ладно. — я положила рыбу обратно к её вяленым собратьям. Синдзи пытался обойти свежую рану и не сыпать на неё соль, но получалось не всегда. Так, шутя и дотошно споря мы набрали всего — от еды до шампуней и чистящих средств, которых Синдзи почему-то взял сразу бутылочек десять, не меньше. Ох ты ж мой карман, моя бедная зарплата... Но не признаваться же этому гаду, что у меня может не хватить денег? Почему-то не хотелось... я задумалась над своими мыслями и пришла к неутешительному или наоборот выводу — он же со мной флиртует! Да ещё я уже приняла его как равного и хочу показаться достойной девушкой. Синдзи, скотина! — не успела я его обругать как следует в мыслях, как что-то привлекло моё внимание. Оказалось, это он стоит и машет у меня перед глазами рукой. Я моргнула.

— Эй, Мисато, я конечно понимаю, что тебя много что гнетёт, но если ты и дальше будешь так зависать...

— Что?

— Ладно, проехали. Давай на кассу, а то уже и так денег может не хватить. — он тяжко вздохнул, но потом улыбнулся, — извини, что за твой счёт, сама понимаешь, мою зарплату пока не выдали...

— О чём ты вообще говоришь! Конечно же за мой счёт, за твой попируем позже!

— Окей. Обещаю, постараюсь не разочаровать вас, прекрасная леди. — Синдзи шутовски поклонился и улыбаясь странной улыбкой, понёс покупки кассирше. В этот магазин я больше ни ногой! Эта дрянь при кассовом аппарате тааааким красноречивым взглядом одарила меня, что появилось желание достать табельный пистолет и пристрелить эту дрянь. "Не лезла бы ты не в своё дело, милочка, дольше проживёшь! Глава оперативного отдела гарантирует." — подумала я. Синдзи, заметивший обмен взглядами и внёс свою лепту... так посмотрел на неё, что женщина даже закашлялась. Как на вредное и мерзкое насекомое. Да, не хотела бы я что бы на меня так смотрели, особенно Икари, особенно младший.

Загадочная улыбка исчезла с лица Синдзи, стоило ему переступить порог квартиры. Несколько пар обуви, которые лень было убирать, валялись под ногами, а дальше... дальше было совсем страшно. Синдзи страдальчески вздохнул и пошёл внутрь, так что я уже ему в спину сказала:

— Я предупреждала, что бардак. Ты давай это, не стесняйся, располагайся, будь как дома...

— Хрюкнуть что ли?

— Ась?

— Я сказал "хрюкать что ли?" — в таком свинарнике...

— Чтоооо? — я покраснела даже — от злости, — как ты назвал мой дом?

— Ты на свинью не похожа. Когда вне этой жилплощади. — Синдзи бросил пакет на пол и повернулся ко мне. Взгляд его был странно-серьёзен, — так, Кацураги, будем из тебя делать женщину.

Я покраснела, а он, сволочь, улыбнулся, — не в том смысле, пошлячка, подозреваю, что я уже опоздал лет на десять-пятнадцать. А женщина должна быть женщиной не только и не столько в постели, сколько в доме. Это что? — он пнул банку из под пива, — выглядит как берлога какого-нибудь хикки.

— Устроим мы уборку, устроим. Не надо так нервничать. Тем более что я предупреждала... — сказала я, успокаиваясь, — прости, что так вышло... я бы убрала, если...

— Если бы не считала меня ребёнком, который глаза закроет и примет как странность "взрослой тёти", так?

— Я не считаю тебя ребёнком! И вообще, я же извинилась, предупредила...

— Хорошо, Кацураги. Будем считать, что фронт работ не пахан и займёмся этим завтра. А пока давай хотя бы с пола всё уберём.

— Окей. — согласилась я с умной мыслью, уберём, куда денемся. — в сердце кольнула вина за то что в дом пришёл мужчина, и учит женщину быть чистоплотной. До чего же я докатилась...

Опять поймав себя на "неправильных мыслях, я спешно отогнала их и убежала к себе в комнату — переодеваться. Синдзи остался на кухне и начал раскладывать продукты. Та-ак, что тут у нас есть? Всегда ходила по дому в.... нет, это Синдзи не смутит. Его ничего не смутит. — я отбросила в сторону шорты, которые были едва больше трусиков, что на мне. Помню, как только переехала обкорнала ножницами свои старые джинсы и получились замечательные шорты. А майка? Нет, в таком стыдно даже перед Пен-Пеном появиться — как баба деревенская... — Я, так и не выбрав ничего повалилась на диван и начла разбирать одежду. Было её немного, но приличной, и которую не стыдно перед парнем одеть... такой почти не было — пришлось напялить спортивные штаны и футболку.

Повертевшись перед зеркалом пришлось признать — планы по хождению дома почти в чём мать родила, накрылись медным тазом — перед мальчиком ещё можно, но с Этого человека станется и вообще либо наброситься... и я не гарантирую, что смогу сопротивляться, либо закатит лекцию. Прямо как мудрый начальник глупенькой подчинённой, мол, "что же ты, Кацураги, как же так, ай-яй-яй". Нарваться на лекцию было стократ страшнее, так что я, вздохнув, закинула самодельные шорты к старой одежде. Стоп. Что я только что подумала? "Я не гарантирую, что захочу сопротивляться" Ааааай, скотина, что ж ты делаешь! — я покраснела, глядя на себя в зеркало. Когда уже меня начали посещать такие мысли? Позор на мою не-седую голову. В не-седой голове всплыл момент когда этот засранец обнимал меня... Кажется, я опять "зависла" — мысли и воспоминания вместе с не самыми пристойными фантазиями ненадолго заставили забыть обо всём на свете. Из них меня выдернул запах готовящейся еды.