— Нет, чтобы лучше было видно нам, — солдат привычно потянулся за соком, который уже приходилось разбавлять водой. — Если нас ищут, то вне зависимости от времени суток, а вытаскивать тебя из чьей-нибудь норы у меня желания нет.

— Почему обязательно меня? — по-детски возмутился чувствующий себя совсем забитым и никчемным Саймон.

— Себя тоже, — успокоил его солдат. — Ночью, если тебя это утешит, я вижу не лучше любого среднестатистического человека. И у меня еще один вопрос. Ты одолжишь мне пару своих камушков?

Саймон, собравшийся огрызаться из-за очередной демонстрации едва не телепатии, прикусил язык. Буквально, что совсем его расстроило. Он понимал мотивацию солдата, даже верил, что не собирается тот драпать с диковиной, но... но как же... да ведь это... Свои находки Саймон легко продавал, но безвозмездно доверить кому-либо, пусть временно, никогда даже не пробовал. И совершенно не хотел начинать, даже сознавая, что это вопрос и его безопасности тоже.

Он сам придумал свое дело, работал до синих искорок в глазах, чтобы приобрести соответствующую репутацию, убедить галактическую элиту в перспективности и необходимости его предприятия. Сам добывал новые образцы, исследовал, изыскивал новое применение. Каждая обнаруженная на задворках Союза нестандартная хреновина была ему дороже любого живого существа в мире. И будь он проклят, если Каору этого не понимает.

— А у меня есть выбор? — радостно улыбаясь, вернул Саймон солдату его же фразу.

— У тебя как раз есть, — утешил его солдат. — Но сомневаюсь, что он тебя устроит больше. И... спасибо.

Неискренне, но кстати, подумал Саймон, точно дозируя глубину кивка. Хотя, кто его знает, этого извращенца, может, и искренне. У каждого из них те еще представления о благодарности и достойных ее поступках.

Весь вечер солдат старательно проверял собранный на базе арсенал. А Саймон точил свой нож. Просто так, чтобы тоже чем-то занять руки. На удивление миролюбиво настроенный солдат вполголоса рассказывал о появлении на свет каждого типа оружия, наглядно демонстрируя его устройство. Саймон... слушал с неожиданным интересом. Так он сам мог говорить об антикварных редкостях, даже интонации в голосе Каору угадывал свои.

Настроение солдата каким-то образом меняло и атмосферу в маленьком бункере. Эмпатия у Саймона была развита средне, поэтому, свалить на свою восприимчивость это явление он не мог. Стремление влиять на реальность, доведенное до абсурда? Саймон вздохнул и поймал себя на мысли, что для кого-то эта особенность солдата может стать подарком.

Нет, себе он такого счастья не хотел, но идея, что с кем-то рядом может быть спокойно и хорошо, ему вдруг понравилась. Новой она не была, относилась, скорее, к разделу "величайшие заблуждения человечества", но сейчас, перед марш-броском в лучший мир, почему-то не раздражала. Хотя, еще забавнее показался тот факт, что, для полноты иллюзии, ему не удалось никого представить рядом. Никого, с кем было бы хорошо рядом сидеть, откинувшись на стен... спинку кресла и ничего не делать. Сидеть с закрытыми глазами, не ожидая поминутного подвоха и смены настроения, как с солдатом.

Если выберется живым и уцелеет после запланированного загула, заведет себе кошку. Или даже двух. Характеры у тварей, как правило, сволочные, зато шкуры пушистые. На выручку от продажи минералов можно будет купить наконец-то приличную яхту, зверью там будет удобно, а ускорение кошки переносят намного лучше людей.

— Ты любишь кошек? — спросил Саймон, когда солдат притих, на глаз определяя заряд продолговатой батареи... ну а для чего еще можно разглядывать ее на свет, и без того неяркий?

Солдат уронил винтовку. На лице было написано: "опять таблеток нажрался". Саймон неторопливо поаплодировал пантомиме и жестом показал, что ждет ответа.

— Люблю, — усмехнулся Каору. — Мы с ними неплохо друг друга понимаем.

— Натура одинаково подлая, — предположил Саймон.

— Нет, по-разному, — солдат засмеялся. — Но смысл этот, да. А тебя где-то ждет кошка?

— Пока нет, — Саймон пожал плечами.

— Зарок даешь? — солдат смотрел одновременно насмешливо и невесело.

— Зарок я себе дал пить и трахаться без перерыва, пока не прояснится, — признался Саймон с детской улыбкой. — А это так, собеседник и друг. И не смейся.

— Я не стану, — с улыбкой пообещал солдат. — Кошка — это серьезно. Она не будет скучать?

— Я не так уж и много времени провожу вне корабля. Не успеет.

— А не боишься, что испортит что-нибудь?

— Ну... я заведу воспитанную кошку.

Они переглянулись и расхохотались. Не одновременно, солдат раньше, Саймон не удержался, глядя на него.

— Сколько тебе лет? — спросил Саймон, с трудом успокоившись. И ведь, кажется, не нервы. С чего разобрало?

— Стандартных — чуть меньше двадцати двух, — солдат, продолжая улыбаться, снова взялся за оружие. — А это имеет какое-то отношение к кошке?

— Примерно, — кивнул Саймон, прикидывая, на сколько солдат выглядит. — Я думал, ты старше.

— Ты это определял по внешнему виду? — солдат воззрился на него с радостным изумлением.

— Не учел, — покаялся Саймон. — И какое у тебя звание, если не военная тайна?

Саймон плохо разбирался в странностях особого отряда, но то, что лет до двадцати пяти там было практически невозможно рассчитывать на повышение, он знал.

— Лейтенант, — спокойно ответил Каору. — Выгляжу моложе?

Саймон предпочел не комментировать. Это что же ему такое попалось, хотел бы он понять? Лейтенант спецкорпуса отряда особого назначения в двадцать один год? Зря выхаживал. Но лучше на эту тему солдата не подкалывать. Что-то подсказывало, тема карьеры для него крайне важна. Иначе, не рвал бы анус ради звания.

— Если это не будет нарушением всех ста томов ваших запретов, сможешь рассказать мне свое видение ситуации?

— Если ты опишешь ситуацию, — солдат отложил железки и с интересом посмотрел на Саймона.

— Я не слишком много знаю, и еще меньше фактов, но... — Саймон задумался на миг. — Из вашей академии на некой планете сбегает курсант. Насколько я понял, пацан из интерната, то есть, учится едва не всю жизнь, курс определить не могу. Парой часов позже в новостях сообщают, что убит офицер, преподаватель этой самой академии. Пацан сверкает глазами и заявляет, что сделал бы то же самое еще раз. Или даже два. Еще чуть позже выясняется, что он мстил, но не за себя. Вот что тут может быть, на твой взгляд?

Солдат думал всерьез. Лишних вопросов задавать не стал. То ли привык оперировать минимальными крохами информации, то ли что-то знал.

— Не совсем понимаю, что тебя интересует. Причины, по которым курсант совершил преступление, или почему он сбежал, не пытаясь смягчить свою вину? — наконец медленно выговорил солдат. — Но, в любом случае, это уже область психологии, Саймон. Моя служба тут не при чем.

— Если это попытка уйти от ответа, то бездарная, — откровенно фыркнул Саймон. — Скажи прямо, что я полез не туда.

— Даже не то, чтобы не туда, — нехотя выговорил солдат. — И не тайна это. Да и я могу ошибаться...

Солдату было откровенно неприятно говорить на эту тему. Но, видимо, если уж он пообещал ответить, то... забавный тип. Как есть забавный. Никаких таблеток не надо.

— Ошибайся на здоровье, — великодушно разрешил Саймон. — Я согласен.

Солдат посмотрел на него жалобно и несчастно, но Саймон только шире заулыбался. Испытывал терпение, конечно, и нарывался, но очень хотелось услышать ответ. Хоть какой-нибудь. В компенсацию фырканья мальчишки.

— Если твой курсант не идиот, то его побег слишком красноречив, — вздохнул солдат. — Бывает разное. В частности, неосторожность. Но за нее не казнят. Даже в особом отряде. Разумеется, из академии вышвырнут, и будешь, максимум, патрульным на улицах, но живым и относительно здоровым. Если же курсант... сколько ему лет хоть с виду?

— Шестнадцать-семнадцать, а там кто его знает.

— Тем более. Если парень из интерната, учится он не менее шести-семи лет. На этой стадии убить вышестоящего офицера... даже если у курсанта повышенная сопротивляемость... тут я верю его словам насчет мести, полностью. Причем, за что-то действительно... неприятное. Но вот насчет умственных способностей я поспешил, — солдат криво усмехнулся.

— Почему? — вдруг обиделся за пацана Саймон.

— Если он именно мстил, а не действовал по ситуации, в условиях угро... — Каору невольно рассмеялся. — Как на лекциях, — пробормотал он. — В общем, месть можно было продумать так, что не пришлось бы сбегать из-под трибунала. Никто и не догадался бы, что он имеет отношение к случившемуся.

— Мы не знаем, что там было, — напомнил Саймон.

— Да, — согласился солдат. — Но тем не менее.

— Не все... — Саймон замялся, подбирая слова похлестче.

— Такие сволочи, как я, — закончил солдат. — Согласен. Однако, на мой взгляд, результатом мести надо наслаждаться. Статус изгоя с данным процессом несколько не ассоциируется, тебе так не кажется? Я верю, что он замечательный мальчик, но... пожалуй, для него же лучше, что он не остался в спецотряде.

— Не поспоришь. Но, если вина офицера несомненна, то я чего-то не понял. У вас все настолько запущенно?

— Не в большей степени, чем везде, — солдат дернул плечом. — Потому я и говорю, что мальчишка поторопился с местью. И себя сделал навсегда преступником и не доказал ничего. В любом случае, легче признать, что курсант сошел с ума, чем утопить офицера в дерьме. Это не только дело престижа. Особый отряд — это реальная власть, не худшая пока, ее нельзя подрывать.

— Но тогда ему бы и не удалось ничего сделать, — предположил Саймон. — Все равно бы отмазали.

— Перед обществом, — возразил солдат. — Поверь, в данном случае, внутренний процесс... неприятнее. Хотя, как ты сказал, всего мы не знаем. Могло и не быть времени, например. Или цена оказалась неприемлемой.

— Но ты уверен, что сам бы выкрутился? — съязвил Саймон.

— У меня список допустимых приемов шире, чем у твоего мальчика. Мог бы выкрутиться. Но предпочел бы не влипать.

— Благородная месть тебе несвойственна? — поддел Саймон.

— Сложный вопрос, — задумчиво улыбнулся солдат. — Смотря за кого. Пока людей, которых я бы считал достойными, по пальцам одной руки три раза.

— Похвальное самомнение, — оценил Саймон, жалея, что не может демонстративно сунуть в рот какую-нибудь конфету.

— Смею надеяться, что имею право оставить за собой решение, где и как рисковать своей жизнью, Саймон. По крайней мере, когда речь идет о моих личных интересах. Служебные я не затрагиваю.

Саймон посмотрел удивленно. Надо же, еще одна болевая точка. Хотя, а кто знает, сколько раз эти самые личные интересы сталкивались у Каору со служебными, не позволяя принять желаемое решение? Спрашивать он не станет. И догадки солдата о его прошлом не повод.

— Если ты когда-нибудь увидишь этого курсанта, скажи ему, чтобы сменил имя, внешность, а лучше вообще умер. Пока это его единственный шанс, — помолчав, добавил солдат. — Я сейчас ложусь спать. На рассвете разбужу, поэтому, в твоих интересах тоже выспаться. Когда получится в следующий раз, сказать не могу.

Саймон про себя передразнил ледяные интонации солдата, подгреб в изголовье остатки галет, сканер и свернулся, обняв одновременно и подушку и одеяло. Как бы солдат не отзывался о мальчишке, тот производил впечатление вполне сообразительного парня, только издерганного. Минимальный базис Саймон ему предоставил. Дальше уже его дело. Если Саймон что-то понимает в людях, должен справиться. Значит, можно больше о нем не думать. Хоть и красивый, гаденыш.

Представления о рассвете у Каору были оригинальные. Саймон поклясться был готов, что едва успел закрыть глаза. На душ и завтрак ему отвели ровно шесть минут двадцать пять секунд, после чего помогли обвешаться драгоценными минералами и вытолкали взашей.

Чувство времени Саймон утратил почти сразу. Полубегом-полуползком, по густо заросшей травяными джунглями местности, спотыкаясь о переплетения гибких стеблей, получая ими же по физиономии — так он тоже уже давно не развлекался. Тело было привычным к длительным нагрузкам, издевательства солдата тоже мимо не прошли, но постоянная смена типа усилий, напряжение разных групп мышц, выматывали за минуты.

Саймон терпел, стиснув зубы, периодически зажимая в них какой-нибудь растительный ошметок. Он понимал, куда так торопится солдат: если на рассвете патрули летают редко, то позже такой халявы может не быть, и надо успеть добраться до леса. Камешки — это прекрасно, но они делают беглецов неуловимыми для тепловых и подобных датчиков, а не для банальной и примитивной оптики. Шапка-невидимка Саймону пока не попадалась, даже в самых отдаленных уголках галактики. Были искажающие, маскирующие поля, но это уже другая история.

И о чем он только думает? О чем угодно, лишь бы не реагировать на мокрые удары по глазам? Ха! Интересно, что сейчас в голове у солдата? Или опять перешел в аварийный режим и теперь мыслит в двоичной системе?

Едва слышное шипение катера Саймон пропустил. Зато солдат моментально нырнул вниз, едва не проскальзывая в тугие колтуны травы. Саймон упал рядом, стараясь не приминать стебли. Катер сделал круг и скрылся, но солдат даже не пошевелился.

— Что такое? — едва слышно прошипел Саймон.

— Они видели нас, раньше. Сейчас потеряли. Ждут.

Опять отрывистая скороговорка. Впрочем, для брачных песен сейчас и не время. Но чутье у солдата... неприличное. Или в боевом трансе он может прослушивать радиоэфир? Чушь полная, но Саймон не удивится. С этим типом — уже ничему.

Саймон успел вымокнуть и замерзнуть, когда солдат разрешил ему подняться. А вот выпрямиться не позволил, почти вжимая головой в траву. Оставшийся кусок пути до леса они так и передвигались: едва не на четвереньках, поминутно замирая и вдыхая запах прелой растительности.

А у леса их засекли. Скорее всего, это была случайность. Потому что, если повстанцы вдруг оказались настолько сообразительными сейчас, то где были их мозги раньше? Или начальство вернулось?

Дальше Саймону размышлять не дали. И, к сожалению, заставили действовать, причем самостоятельно. Еще и с винтовкой в руках. Патрульных было четверо, но все в легкой броне. Выспавшиеся, откормленные морды. Почти плача от жизненной несправедливости, Саймон куда-то отпрыгнул, в кого-то выстрелил, спрятался за деревом, нажал на спуск снова.

Когда в ногу вцепились щупальца "мухоловки", он умудрился даже не заорать, только дернулся, оставляя в захвате ботинок и часть брючины. Следующая сеть была послана с большей точностью, стреножив Саймона окончательно. Едва не зубами, он вытащил столь любовно заточенный нож и, морщась от боли, начал перепиливать клейкие волокна.

Он знал, что Каору оторвет ему за это голову, знал, что лучше потерпеть вот так, но контролировать пространство вокруг себя, а заставить не мог. Только разрывал ячейки "мухоловки", дрожа от отвращения.

— Психопатам точно везет, — усмехнулись рядом, едва не спровоцировав у Саймона приступ.