Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сопит угрюмо, опустив голову:
— Не надо...
Склоняюсь над бумагами:
— Так и запишем: "К пролетариату не имеет никакого отношения".
Хорошо знакомое и широко распространенное явление: чтоб избежать призыва на военную службу в разгар Первой мировой войны, многие хитрожоппые представители чиновничевства, буржуазии и даже дворянства — за мзду фиктивно устраивались на предприятия оборонного значения, или на железную дорогу — где была "бронь". Случился Октябрьская революция, а они оказывается — пролетариат...
Как кстати, то!
Вот и, этот — из таких же.
— В вашей биографии указано участие в красном партизанском отряде с 1918-го года по 1919-й, борющемся против Колчака...
Достаю ещё один — подлинный документ, полученный по корреспондентскому запросу:
— Однако, если верить письменным свидетельствам командира и бойцов партизанского отряда — действовавшим в тот же период в той же местности, такого "партизана" как Вы — они не знают.
Тот мямлит, пытаясь выкрутиться:
— Я был связным... В подполье... Конспирация, понимаете ли...
Усмехаюсь благожелательно:
— Видно, то "подполье" было очень глубоким!
Вмиг посерьёзнев, достаю очень добротно состряпанную "липу":
— А вот по этому документу, можно предположить, что ваше "подполье" называлось "Государственной охраной" (контрразведка у Колчака. Авт.). Вы в ней служили в звании корнета, под именем Леопольд Кудасов ...
Вижу — покрывается разноцветными пятнами, чем-то напоминая выцветший тропический камуфляж.
Чтоб преждевременно не отдал душу Кондратию, а так же из-за соображений — что врать надо дозировано, несколько разочарованно добавляю:
— ...Впрочем, именно за Вами никаких особых злодеяний не числится — лишь конвоирование арестованных и охрана. Как говорится: "Яблоко от яблони..."! Избиения, вымогательства, грабёж заключённых, редкие случаи насильственного мужеложства... Увы — свидетельств об участии в массовых казнях или порках шомполами нет. Однако, сам факт утаивания — характеризует Вас по крайней мере, как неискреннего по отношению к народной власти человека.
На самом деле, конечно, этот тип перекантовался где-то — всплыв только после установления твёрдого порядка в 1921-ом году. Был бы тот "твёрдый порядок" колчаковским: был бы этот тип в данный момент, каким-нибудь жандармом, полицейским или ещё каким-нибудь сатрапом.
Бегло читаю написанное, пересказываю своими словами, комментирую:
— Единственный временной период вашей автобиографии, в котором концы с концами сходятся: после изгнания силами РККА и партизан "Омского правителя" из Сибири — Вы устроились на службу в уголовный розыск города Ейск и быстро пошли на повышение...
А далее пошла галимая "липа":
— ...Но одновременно, Вы через подставное лицо создали псевдо-кооперативную заготконтору "Рога и копыта" — нанеся урон государству в размере полутора тысяч миллионов рублей. Через другое подставное лицо, от имени "Добролёта" собирали деньги на строительство аэроплана "Ейский большевик" — с целью присвоения их в мошеннических целях, но главное...
Продолжительная театральная пауза — пусть помучается в догадках, и:
— ...Вы создали подпольную антисоветско-контреволюционную организацию "Союз меча и анала", с целью свержения власти рабочих и крестьян.
Тут уж, имярёк не выдержав, соскакивает и вопиет:
— Это — чудовищная провокация!
Кулаком по столу и ору, давая понять, что игра в бирюльки закончилась:
— СИДЕТЬ, КОНТРА!!! МОЛЧАТЬ!!!
Немцы, довольно жёстко действуя, усаживают его назад на стул — от всей души добавив "заряд бодрости" под рёбра, а я помолчав, типа — успокоившись, продолжаю в очень суровом тоне:
— У меня нет оснований не доверять словам ейских товарищей из ГПУ, гражданин заговорщик. Ибо, перебравшись в Ульяновск после разоблачения в родном городе, Вы принялись за старое — за создание подпольной антисоветской организации.
Тот, прямо как в голливудском боевичке (не помню названия), пытается наглеть:
— Какие будут ваши доказательства?
Стараясь от показного удивления, поширше раскрыть свои очи:
— "Доказательства"? А какие доказательства Вы предъявляли командирам "Вагнера" Васильцеву и Купцову — которых уж неделя, как мурыжите в подвале? По каким доказательствам ваши "заплечных дел мастера" угробили двух молодых комсомольцев из Нижнего Новгорода?
— Доносы... Заявления граждан. А этих двоих задержали на месте преступления...
— "Заявления граждан"?! Так держите ответку!
Достаю из папки кучу от руки исписанных листов и бросаю на стол перед ним:
— Здесь, даже показания двух ваших "дуболомов" имеются — узнаёте почерк...?
Тот, только глянув на каракули одного из своих следователей-садистов, хватается за голову.
А я продолжаю:
— "На месте преступления"?!
Достаю из сейфа пачку бумаг (списки членов организации, инструкции на "ненанашим" языке, антисоветская литература и прочее тому подобное) и тычу ею ему в лицо:
— Всё это нашли при обыске в сейфе, ключи от которого имеются только у Вас...!
Гражданин начальник, даже не читая — хватается за сердце и обмякнув, пытается лишиться чувств. Однако, звонкая пощёчина от Фрица, возвращает его к суровой реальности его говённого бытия.
— ...Так что, перед известными компетентными органами Нижегородской губернии стоит лишь один вопрос — расстрелять Вас здесь, или предоставить это "удовольствие" чекистам Ейска.
Как бы раздумывая, несколько философски-спокойно:
— Как по мне — я бы экстрагировал Вас на вашу малую Родину. Но товарищ Жданов, узнав, что ваша организация — в том числе планировала покушение и на него, думает несколько иначе.
Остолбенел, остекленевшими глазами уставившись в одну точку...
* * *
После довольно затянувшейся паузы, с некоторым оттенком сочувствия, спрашиваю:
— Курите?
— Курю...
— Тогда закуривайте: как знать — когда ещё доведётся.
Когда тот крупными затяжками закурил, как будто перед смертью, обращаюсь к единственному понимающему по-русски немцу:
— Фриц! Выйди, тоже покури и дверь за собой хорошенько запри.
— Яволь, Шеф!
Когда тот скрылся из зоны доступа, доверительно обращаюсь к хозяину кабинета:
— Эти двое по-нашему — "нихт бельмес", разумеешь?
— Эээ... Да! Нет... Я не понимаю.
Перехожу на шёпот:
— Закон такой недавно вышел — "О сделке с правосудием" называется, слышал?
— Нет, не слышал.
— Правильно — тебе некогда было изучением выходящих законов заниматься. Ты со своими держимордами — беззаконие в подвале чинил! За что парнишек ухайдакали, сволочи?
Тот, прижав руку к груди, горячечно залепетал:
— Я не хотел! Это они...
Понимающе кивнул головой:
— Понимаю: инициатива и гиперактивность тупых исполнителей — неправильно тебя понявших. Но, сейчас речь не об этом...
Достаю из папки листочек с печатью:
— Возьми, ознакомься с законом.
Пока тот, обдирая глаза об параграфы — пытается включить "соображай", я ему разжевываю и вкладываю в уши:
— Ты чистосердечно каешься, сдаёшь всю контрреволюционную организацию в целом и каждого её члена в частности, даёшь показания на её идейного вдохновителя и указываешь источники финансирования. А правосудие за это, распространяет на тебя "Закон о защите свидетеля"... Про такой тоже ни разу не слышал?
— Нет.
Подсовываю другую "гербовую" бумагу:
— ...Получаешь новые документы на другое имя, чистую биографию, немного "подъёмных" и сваливаешь куда подальше...
Последние сомнения я развеиваю "свёрточком" от Погребинского, полученным в Москве:
— ...Здесь всё вышеперечисленное. Лично я рекомендую Ташкент — там сытно, тепло и, мухи не кусают. Там тебя никто не знает и не достанет. Как устроишься, а здесь всё устаканится — вызовешь семью.
Единственное, что в этом уроде осталось человеческого — это отличный семьянин, муж и отец двоих детей. Его супруга вот-вот должна родить третьего: видать, этим можно объяснить — но не оправдать захват дома Отца Фёдора.
Решил свить уютное семейное гнёздышко!
Но не мной было сказано: не строй себе счастье на несчастье других...
— Так, что?
Тот, почти радостно:
— А кто "идейный вдохновитель"?
— Погребинский. Он же — "источник финансирования": обкладывает данью частников и кооператоров, создал банду грабящую государственные склады и, на приобретённые таким образом средства — ведёт активную антисоветскую деятельность, готовясь свергнуть народную власть. Так, что?
Практически не раздумывая больше:
— Я согласен! Дайте мне...
Даю ему чернильницу с ручкой, несколько чистых листков и один уже заполненный:
— Здесь всё готово. Осталось переписать, поставить дату — сегодня двадцать девятое октября и расписаться.
* * *
Когда работа была окончена и уже бывший Начальник Ульяновского отдела НКВД, изнеможенно откинулся на спинку стула, прямо рукавом гимнастёрки вытирая пот со лба, я внимательно перечитал его "чистосердечное" признание и удовлетворённо кивнув, громко крикнул:
— Фриц, заходи!
— Да, да...?
— Делайте, как условились.
С готовностью:
— Яволь, герр Шеф!
Немец мгновенно накинул удавку на шею и слегка придушил болезного, пока "ассистенты" удерживали того от излишне резких движений. Я же в это время заскочил на стол, снял лампу и взамен накинул на массивный кованный крюк тонкую — но прочную пеньковую верёвку, предварительно щедро натёртую простым хозяйственным мылом.
— Давайте его сюда, камрады! Шнель, шнель!
Буквально пара секунд и, хрипящий "Гражданин начальник", оказался "танцующим" на цыпочках на собственном столе, судорожно пытающимся руками разорвать душившую его петлю. Из лезущих глаз на багрово-синюшнем лице — катились крупные, как у плачущей лошади слёзы, а из штабных галифе...
— ФУ!!! Это что надо жрать и сколько, чтоб так предсмертно вонять?!
Фриц, озадаченно посмотрев на это:
— Das Dingsbums... Это надолго, Шеф!
Я, брезгливо морща нос, согласился:
— Да, нехорошо получилось...
Длину верёвки неправильно рассчитали, так нас всех и перетак.
— ...Ладно я, ну а вы то куда смотрели?
— Нам не приходилось делать этого раньше, Шеф.
Привыкли поди — взрывать, стрелять, да резать во время Великой войны. Эх, мне бы парочку наших казачков — уставившими "глаголями" все польские да галицийские еврейские местечки в тот же период... Да, где ж их взять?
Повывелся ныне казак на Руси!
Вот и этот, вроде мужик боевой и всякие виды видевший — а стоит, как Валаамова ослица и нерешительно спрашивает:
— Помочь ему?
— В смысле? "Отходняк" прочитать?
— Если за ноги потянуть — быстрее умрёт.
Выходя из кабинета, я безразличным голосом:
— Как хочешь, "помощник". Только смотри не измарайся — мне с тобой ещё работать. И не забудь его "Наган" назад в кобуру вернуть, как "успокоится".
Повеситься, предварительно утеряв табельный ствол — это будет весьма канифольно выглядеть.
* * *
Зашёл в соседний кабинет, где освобождённые из застенков командиры "Вагнера" Васильцев и Купцов, ещё несколько человек командного и преподавательского состава "Полицейской академии", писали уже не "чистосердечные признания" — а заявления.
Почувствуйте разницу, как говорится!
После так сказать "изменения гражданского состояния" — вполне естественные бурно-радостные "обнимашки", со слезами на глазах. "Полапав" их — стараясь не задевать отбитые рёбра и дав "полапать" себя, читаю затем их "бумаготворчество" и, внимательно разглядывая "слегка помятые" во время допросов лица, делая замечания по сюжету:
— А разве следователи, во главе с Начальником отдела — не понуждали вас присоединиться к антисоветскому заговору и, убить товарища Жданова и всех коммунистов в Нижнем Новгороде? А потом дождаться интервентов и на Москву пойти? Чтоб, по петровскому принципу: "где зубец — там и стрелец", развесить комиссаров на кремлёвской стене?
Те переглядываются в полном обубуении, но едва ли не хором:
— Принуждали!
— А разве они не зверски убили на ваших глазах двух молодых комсомольцев, чтоб вы были сговорчивее?
— Убили!
— А разве они не стращали тем, что в случае отказа — расправятся с вашими семьями?
— Стращали!
— Но вы стойко держались, не изменяя делу Ленина и пролетарской революции?
— Держались!
Тычу пальцем в бумагу:
— А почему в бумаге не указано? По вашим объяснительным, можно понять — что весь свет сошёлся клином на каком-то Серафиме Свешникове... А кто это такой? Да, никто по сравнению с товарищем Ждановым и Мировой революцией! Про него можно вообще — лишь вскользь упомянуть, не велика цаца.
Чешут в затылках:
— Понятно...
— Ну, раз понятно — немедленно переписать!
* * *
Почему всё так легко получилось? Практически захват власти в отдельной волости?
Пока я отсутствовал, моей службой безопасности распускались слухи, что "Контуженный" вернётся и, причём не просто так — а на "белом коне". Почти все в это верили, а кто не верил — предпочитал на всякий случай помалкивать в тряпочку.
Ну, а то, что нашлось полтора десятков гиперактивных идиотов...
Так, что с идиЁтов возьмёшь?
По моему возвращению, тут же был пущен слух — что я действую по прямому распоряжению главы Нижегородской губернии, в который все поверили — буквально на счёт "раз".
А попробуй не поверь в это!
Коль со мной были отец и сын Анисимовы, другие комсомольцы — выходцы из Ульяновска, решительно настроенные бойцы из "Ударных отрядов по борьбе с хулиганством" (УКО) и трое интернационалистов" со зверскими рожами.
По этому поводу народная мудрость гласит:
"Кто палку взял — тот и капрал".
Большинство милиционеров Ульяновска, которых я знал ещё со времён операции по разгрому прорвавшейся с Дона банды и которые ещё не забыли — как я спас их души от почти стопроцентной гибели, не удивились моему появлению и охотно присоединились к операции "Не всё скотам масленица".
Ну, а там, надеюсь — словами Екатерину Великой: "Победителей не судят".
К восьми часам, после короткого митинга возле Управления, во время которого я поведал о раскрытом антисоветском заговоре — умело пристегнув его к происходящим международным событиям, Анисимов ввёл чрезвычайное положение по городу и волости, а устами ульяновского народного судьи — было объявлено о самоубийстве нового Начальника отдела НКВД и провозглашено:
— В связи с чрезвычайно сложной обстановкой — всеми подразделениями НКВД, ведомственной, вневедомственной и транспортной милиции, школой подготовки и переподготовки, вплоть до особого распоряжения — будет руководить товарищ Свешников.
То бишь — теперь я главный мент в Ульяновской волости.
Я же, уже своей властью — назначил трёх своих бывших заместителей начальниками Ульяновской вневедомственной милиции, "Школы подготовки и переподготовки рядового и младшего комсостава транспортной и вневедомственной милиции" — (ШППРМКТВМ) и "Особого проектно-технического бюро Љ 007" (ОПТБ-007) при Ульяновской исправительно-трудовой колонии).
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |