Одни убытки

А ему и того мало. Теперь он вообще оправдывается... извиняется. Сумасшедший враг. Как будто, чёрт его раздери, он действительно обязан был выслушивать и помогать. И просьба была изначально безумная, это так хорошо почувствовалось после его отповеди, и ждать от него того, на что Рамирес в каком-то бешеном бреду надеялся, просто глупо, и только-только всё вроде встало на свои места... А он опять в своем стиле всё корежит. Опять туда, в непонятное.

Сволочь же. Опять притворяется?

— Вентура, что у тебя случилось?

Дэлмор уже не блокирует, отстранился, чуть отступил, но ловит каждый вздох и пихнуть обратно к стене не постесняется. Вряд ли отпустит.

Рамирес очнулся, прошипел:

— ...Что? Тебе какое дело, подонок?

— Мне есть дело, — негромко ответил Шон. — Всегда было. И ты об этом знаешь.

— Чего я там знаю!

Злость кипела, но парень сам чуял, что огонь под ней разведен какой-то нестандартный. Не того цвета, не той температуры.

Дэлмор, лидер Хоста, называется подонком, потому что, видите ли, недостаточно вежливо себя повел, когда лидер Канала потребовал у него денег? Тоже, кстати, не слишком вежливо и без вступлений, в ультимативной форме. По какому праву — вообще кто б объяснил.

А как он в точку попал. Со своей супергнусной фразочкой о том, что Рамиресу надо от него на самом деле. Ведь реально хотелось, оказывается, побольше, чем деньги.

Которые он, кстати, всё-таки дал.

Взять и уйти, потому что край и очень надо, как у Четтера — просто взять, стиснув зубы, затаив темную горечь, прогнуться, потому что иначе никак, потом отомстить за то, что видели слабым. Ну почему с ним так не получается?! Хоть умри, никак не выходит...

С ним почему-то должно было быть по-другому. Откровенничать с Четтером — ха, на полпроцента, и то Рамирес не мог такое допустить.

Рассказать обо всем этому — да... Рамирес на это и шел, знал заранее, что так и будет, совсем же нечестно и неправильно просить такую сумму вслепую, не настолько же они двое... бля, да хрен разберет.

Что круче — просто дать денег, ни о чем не допрашивая, или проявить-таки интерес и въехать в проблему? Наверное, зависит от того, что в первую очередь нужно тому, у кого проблема... чтобы ему доверяли без расшифровок и отчетов, или же чтобы у него самого была возможность кому-то довериться.

И почему, разрази его господь, Дэлмор обязан Вентуре хоть что-то из вышеперечисленного?

Чтоб он сдох!

Как всё сложно, как всё ненормально и как всё достало... Утомленный, вымотанный парень яростно потер глаза, добившись временной слепоты, из мутных разводов которой проступил всё тот же Хостовский. Который стоял и ждал.

Теперь он спрашивает? Теперь ему интересно, да?

И как быть?

— Что за херня, чего там тебе за дело, пошел ты... — уже почти беспомощно пробормотал пуэрториканец.

— Прекрати. В чем проблема? У кого? У тебя?

Рамирес безнадежно поморщился, задрал голову к перекрытиям арки, где они стояли, шмыгнул носом.

— Вот еще, свою я б сам решил, зачем мне ты.

— Ага. — Комментарии Шон оставил при себе. — Тогда семья? Мать, брат? Исабель?

Рамиреса передернуло, когда ему померещилось, что на последнем слове в интонации белого парня было чуть больше тревоги.

— Нет. То есть, да, семейное, но не она, и не они, и... no me jodas! Нахера ты пристал теперь! — Всё так и сползало к этому чёртову "вниманию". — Отцепись от меня, я сдурел, что приперся в Нейтрал, иди там, развлекайся со своими, пусть они запарят тебя вконец! Вали отсюда! И я пошел, и только попробуй меня коснуться!

Шон не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить Вентуру.

Тот тоже не тронулся с места.

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

— Ну?

— Ладно...

Всё равно ведь беда-то никуда не делась. Всё равно часы тикают, а ей больно, и чем дальше, тем может быть не только хуже, но и совсем поздно. Делать-то что-то надо! А что и как — без понятия, полный тупик. Всё уже передумал, всех, кого мог, попытался напрячь, да без толку. У Четтера хоть шесть сотен реально наверняка есть, что, впрочем, не спасет, а у своих, при всем их желании...

Вариантов, чёрт возьми, просто нет.

— Пилар. С ней неважно. — Рамирес говорил быстро, почти невнятно, сквозь крепко сжатые зубы, глядел куда-то в сторону. — Ей рожать скоро, пусть не впервые, у нее уже есть двое пацанов, но от этого не легче. Она хорошо знает, как чего бывает в таких делах, и говорит, что на этот раз всё не так. Не так, как надо, понимаешь? Я вот не понимаю, но она тревожная. Всегда бегала, до последнего по дому возилась, легко носила, вроде так называется, а тут... лежит, стонет, лицо серое совсем, и говорит — боюсь.

— Постой, Пилар — уже?

— Да нет! Не должна... срок не вышел, еще месяца полтора они с матерью насчитали. А плохо ей уже сейчас, да так, что... она у Мерче — третья по счету у нас — уже просила, чтоб та мальчишек не оставляла, если что. Вырастила бы, как своего Пако.

Рамирес нервно выдрал руку из кармана, ожесточенно мазнул по виску, по волосам, отряхнул пальцы.

— Бля... чего я тут несу...

— Говори.

— Погано это всё, на матери лица нет. Она еще про просьбы эти не знает. Мерче только мне выложила, по роже двинула — делай что-нибудь! Я и... в общем, я нашел место в городе. Там ее посмотрят, даже положить на сколько-то могут, лекарства, всё такое, наблюдение, операция, если что. Не бесплатно ж, бля, только, да?! Вот я и...

— Понятно, — протянул Шон.

— Понятно тебе? — взвился пуэрториканец, но не яростно, а чуть ли не с каким-то жалобным отчаянием. — Можно подумать, у тебя куча таких же забот!

— Не таких, но... — Шон осекся. — Так. Ты, говоришь, в городе выискал больницу?

Вентура упорно изучал снежное месиво под ногами.

— Ну, да.

Ничего не добавил. Терпел, пока Дэлмор смерил его взглядом с головы до ног и обратно. Поморщился, попытался уйти с темы:

— Я набрал сотни четыре, т-триста восемьдесят два доллара, но туда надо на порядок больше. Спросил у парней, кто что-нибудь верное знает насчет разжиться. Они ничего, вникли, много идей накидали, но Суарес, скотина, вякнул под руку — не ходи, говорит, там останешься. Ты дурной совсем, говорит, вокруг не смотришь. Это я-то дурной?! Fuck, а каким мне еще быть, а?! И мать потом... не пустила. На пороге встала, сказала — уйди только сейчас, оставь только нас с девочками на мальчишку сопливого... прокляну, сказала, можешь потом не возвращаться. Бля... и делать-то мне что?! Все такие умные, а...

Шон перебил:

— Нет, ты мне вот что расскажи, Вентура. Где это у нас в городе такое райское место, где нелегалов за наличные обеспечивают прямо всем, чем надо? Без бумажек и вопросов?

— Ну, там... — Рамирес скрипнул зубами. — Неважно.

— Нет уж, колись. А вдруг мне пригодится? Это отличное, должно быть, местечко, да? Что за больница, что за клиника? Что за дыра? Кто там заправляет? Ты не врешь?

— Не вру!

— Ты не на Рэд-стрит ее тащить вздумал?

— Сдурел ты?! К Освальду?! Что ты гонишь!

— Куда тогда?

— Сказал же — в город!

Шон замолчал. Съежившийся перед ним от холода и неловкости Рамирес не вытерпел, треснул кулаком по стене, не замечая крови на пальцах, вцепился в волосы и сполз вниз, обдирая куртку о неровные кирпичи. Сидя на корточках, задрал голову, зажмурился.

— Это клиника, я не вру... Я всю правду сказал. Там берутся за всякое. Они не впервой так. Условия, конечно, не очень, но нам не разбираться уже. Лекарства... бля, врач тамошний клянется, что знает, как размешать и разбавить, чтобы подошло.

— Вентура! — У Шона тоже лопнуло терпение. Он вздернул парня на ноги, встряхнул: — Да о чем речь?!

— Это больница! Только, ну... она такая... особая.

— Я тебе сейчас врежу, понял?

— Дьявол, Дэлмор, отвали! Она настоящая, только... — через силу, шепотом парень договорил: — ...Ветеринарная.

У Шона разжались пальцы.

— Чего?

— Чего слышал. — Рамирес передернулся, нахохлился в большой не по размеру исцарапанной кожанке. — И так бывает, Дэлмор, это лучше, чем дуры-соседки или совсем ничего, ты не понимаешь?!

— Я? — растерянно переспросил Шон. — Верно, не понимаю. А можно узнать, когда у тебя самого в башке всё нахер сгнило, а?! Твоя родная сестра, мать двоих детей... ты, урод, ее ж-животным считаешь?

Рамирес задержал дыхание, застыл, напрягся до болезненной дрожи, поднял голову, помертвевший, измученный — но не кинулся, не ударил, не заорал. Очень тихо попросил:

— Шон, не надо так. Ты думаешь, если б... думаешь, я не... Не надо со мной так.

Через миг Дэлмор кивнул.

— Да. Ты прав. — Он поморщился, будто сглотнув что-то горькое, встряхнулся и добавил в голос уверенности. — Ладно, к чёрту всё. Так, как ты мне тут рисуешь, ни с кем не должно быть. Твой вариант мне определенно не нравится. Скажешь потом, кстати, координаты этой твоей "настоящей" больнички для зверья, я поинтересуюсь, как у них там всё поставлено и многих ли уже успели осчастливить.

Сбросивший оцепенение Рамирес подался вперед, перебил:

— Да похер мне, нравится тебе или нет! Это не вариант вообще, выбирать мне не из чего, нет у меня нихрена, ты слышишь?! Ни денег нормальных! Ни связей! Это лучшее, что я придумал, что я могу обеспечить!

— ...Можешь? — лаконично повторил Шон.

— О, господи...

Парень уже просто всхлипнул. Вскинул руки, впился себе в волосы, резко развернулся и врезался локтями в стену, прижался лбом к ледяному. Выдавил:

— Я тебе рассказал всё. Ты развлекся. Можно, я теперь пойду?

— Нет.

Пуэрториканец сильно вздрогнул, когда на плечо легла ладонь.

— Куда ты пойдешь, болван. К Четтеру, к Освальду, к твоим мясникам?

— Тебе какое дело.

— Опять по кругу. Твой замечательный уникальный вариант никуда не годится, поэтому делать будем следующее. Ты сейчас успокоишься, отлипнешь от стенки, возьмешь себя в руки, чтоб не гробануться на первом повороте...

— Чего? — Рамирес медленно повернулся, но всё так же подпирал арку.

— ...А в данный момент ты заткнешься ненадолго и дашь мне сделать несколько звонков.

С коммером в руке Шон отошел на пару шагов.

— Лейла. Как там та девчонка, наркоз перенесла? ... Хорошо. Нет, Ким еще не вернулась, но с ней Стэн, всё будет в порядке. ... Так, найди себе замену, ты мне нужна. ... Будь готова, скоро тебя заберут. Жди.

Отбой, тонкий писк кнопок в тишине подворотни, куда уже заглянуло бы далекое тусклое зимнее солнце на своем пути к горизонту, если бы густые снежные тучи не затянули все небо светло-серым полотном.

И снова:

— Ник. Медфургон где? ... Отлично. Озадачь кого-нибудь, пусть отгонят на Рэд-стрит в течение десяти минут. Срок реален. Ясно? ... Нет, это не обещанный облом веселья, мне насрать на ваш бейсбол! Но если...

Шон отвел от уха уже мерно гудящую трубку, прошипел:

— Естественно, ты всё сделаешь, я даже не сомневаюсь.

Рамирес наблюдал за ним молча.

Он слабо понимал происходящее, но на его глазах по одному слову Хостовского парня что-то закручивалось. Что-то, касавшееся его беды.

Не так давно Рой тоже дергал по просьбе Рамиреса за их туго натянутые и далеко идущие струны, но Шон мог больше. И Дэрек тогда сперва отказал, потом передумал и очень сильно помог. Сказал — я вместо него.

Теперь же тот, с кого те двое брали пример, действовал в своем узнаваемом стиле. Сам за себя.

— Тревис? Я тоже крайне рад тебя слышать. ... Да, у тебя выходной, я понял. Я заеду. ... Нет, не шучу. И не издеваюсь. Скоро, Тревис. Отпусти своего сменщика. ... На самом деле мне похер. Но если мы с ним увидимся в амбулатории, мне придется его убить. Тебя устраивает? ... Нет, сам я не убьюсь. Нет, мы не обойдемся. Нет, ты этого не сделаешь, все знают. Да, я оплачу твои похороны, но позже. Собирайся.

Рамирес глубоко вдохнул. Толчками выпустил воздух, прикрыл глаза. Почему-то вдруг спросил:

— А зачем медфургон? И что это?

— Специальный транспорт для перевозки тех, кому нельзя в твою старую развалину. В моем "хаммере", в принципе, тоже ничего, но там еще пока никто не рожал, и пусть так и остается. А сейчас, — вспомнил Шон, — я вообще рулю каким-то дерьмом.

— А Лейла...

— Ты со всеми скоро познакомишься.

Шон перешел на тон чётких инструкций.

— Садись в машину. Езжай на Рэд-стрит, найди там на улице белый фургон, как скорая помощь, но без мигалок. Но белый. Пока ты отсюда доберешься, он уже будет на месте. Брось свою, пересядь туда и двигай на Канал за сестрой. Ключи будут в замке. Возможно, Лейле даже придется прокатиться с тобой... это зависит от состояния Пилар. Узнай, как она себя чувствует.

Рамирес не пошевелился.

— Вентура! Позвони и спроси, как она! Если относительно нормально, то я не буду рисковать Лейлой в вашем районе, а если не очень — она поможет, но ты мне за девушку головой ответишь.

— Я?.. — слабо произнес пуэрториканец, который никак не мог поймать волну.

— Бля, соберись, придурок. Достань телефон и набери домашний номер. Мало ли что там изменилось.

— Нет... домашнего.

— Чей-нибудь.

— Телефона у меня при себе тоже нет. — Рамирес потерянно моргнул. — Вообще. У меня нет, мать твою, даже гребаного телефона. Он поломался, я уронил, а он потек, дня три уже.

— У тебя есть коммер, — скрипнул зубами Шон.

— Есть. Дома.

— Какого хера?!

— Дэлмор, я не ношу при себе ваши штучки! Он в тайнике! Я тебе из дома звонил!

Шон дал себе секунд десять. Потом уже спокойно протянул Канальскому свой.

— Держи. И давай скорее.

Рамирес замер с коммером лидера Хоста на дрожащей ладони. Недоверчиво вгляделся в экран, нахмурился. Поднял голову, прошептал:

— Ты вообще что делаешь такое?

— Какой же ты тормоз, Вентура. Набери хоть кого-то, кто знает, жива ли там твоя сестра, пока ты наглухо тут виснешь!

— Я не... о, боже.

Отставив все мысли по поводу несуразности творящегося, Рамирес занес палец над клавиатурой устройства, даже коснулся уже, но остановился.

— Что не так, бля?! Ты забыл номер?

— Нет, — тихо отреагировал он. — Я... это бесполезно. Они не ответят, вернее, ответят, но толку-то...

— Посвяти меня, пока я тебя не прикончил.

— Когда я уходил, мать велела привезти одну vecin'у. Только какая она соседка, слово одно, она живет чёрт-те где, за каналом, на другом берегу, ехать долго. А у меня была уже другая мысль, я хотел Пилар в больницу, я...

— Ты поехал искать меня.

— Да. А к той бабке я послал Исабель и брата. Она чтобы объяснялась и торговалась, а Эрнандо за рулем, я учил его, но такой снег, и дороги... Они не вернутся до вечера. А телефоны у нас есть только у них двоих. Они ничего про Пилар не знают.

— Дьявол.

— И что делать?

— Вентура, давай ты тоже начнешь соображать? Кто из твоих парней живет ближе всех?

— Рамон. Нет, Агирре. Напротив почти.

— Вот ему и звони. Он не откажет?

— Нет... он больной дома сидит, но он выйдет.

— Давай. Пусть еще предупредит, чтоб собиралась.