Слива в цвету и дорожная пыль

Из записок Мэй, ведущихсяот случая к случаю

Почему возникает любовь?Классические романы учат,что от красоты ихороших манер. Но думаетсямне, это словно восхищатьсяродителями своего нареченногои мастерством его учителей;это все равно чтовосхищаться росписью налакированной шкатулке, забываямастера.Но как дознаться, чтоты видишь перед собой:самого ли создателя илипросто то, что вшкатулку положили?.. Дажеесли крышечка откроется. Аона ведь открывается неу всякого.Но разве не всякомуохота предстать покрасивее?Разве мы не тратимна это столько времени,что, кажется, уже можнобыло бы и оценитьэти усилия! Нет, ия туда же: покажимне правду... А еслине понравится правда, чтобудешь делать, Мэй?..А я иногда думаю:любить красивый образ,сотканный из воздушныхоблаков, куда лучше, чемнастоящего человека. Особенноесли этот человекзадерживается и неизвестно,вернется ли вовсе...Июнь 1920 г.

* * *

У Альфонса случился очень деятельный вечер.Он почти не запомнил, как Эдвард посадил самолет. Небоперекувырнулось, на секунду стало хорошо — слишком хорошо! -видно разноцветные цветы фейерверков. Площадь неожиданно оказаласьнад головами, моторы зачихали и захлебнулись, все полетело навстречу— и с громким треском чудо вражеской техники врезалось вочто-то колышащееся, красное. Только позднее Альфонс понял, что этобыл приготовленный для императорского выхода помост с алымизанавесками.Обломком дерева Альфонса ударило по голове, но он почти не обратил наэто внимания, потому что почти уверен был: перед тем, как самолетокончательно замер, он услышал крик брата, полный боли. Тут времясовершило для него прыжок не в самом хорошем смысле: он отличнопомнил эти крики боли по годам их отрочества. К сожалению, выбратьсяс заднего сиденья он просто так не мог: обломком дерева, тем же,который попал ему по голове, прижало ремни безопасности.Когда Альфонсу с большим трудом удалось отвязаться и подняться накорпус самолета, он увидел крайне неприятное зрелище.Дело в том, что самолет, хоть и падал носом вниз, в последний моментумудрился этот нос задрать — очевидно, когда Эдвард пыталсяпосадить его ровно. И теперь заднее место, пилотское, оказалось нижеуровня деревянного помоста. Но это еще ладно бы. Хуже было то, чтоЭдвад, очевидно, потерял сознание. Он безжизненно висел в кресле и неоткликался на вопли брата. Когда Альфонс, хлопнув в ладоши,трансфигурировав в сторону кусок помоста, он увидел, почему: кусокбоковины самолета ненатурально вдавился Эдварду в бок, рукав курткибрата был разорван, рука кровоточила.К счастью, Альфонс не зря учил алхимию Сина и льяса эти четыре года.Он еще плохо читал энергию ки, но почти сразу ему стало понятно, чтоЭдвард не умирает — по крайней мере, не прямо сейчас.Выпрямившись на самолете, он начал звать людей на помощь, нопораженные синцы боялись подойти к рухнувшему с неба аппарату. Покана помощь протолкались полицейские, Альфонс уже успел вытащить братана остатки помоста сам и даже провести алхимическое преобразование.— Что?.. — Эдвард натужно заморгал, глядя на Альфонсаснизу вверх. — Его взяли?— Кого взяли? — не понял Альфонс.— Того, кто в нас стрелял. Это была ракета. С земли. Я такоевидел уже.Тут до них добрались уже стражники вместе с дворцовым медиком, исразу стало слишком шумно и суетно, чтобы что-то выяснять. Эдвардсорванным голосом кричал кому-то, чтобы тут же вытащили самолет изщели и чтобы не боялись — взрываться тут нечему. У Альфонсазакружилась голова, и только хватило энергии сесть на подмост и глупоулыбаться — живы, и брат жив, и он жив, и даже, кажется, втолпе людей они никого не убили и не покалечили.Тут вокруг Альфонса начал суетиться дворцовый доктор: нарисовалвокруг пентаграмму, наложил руки. Ал сам не сообразил, когда кровьвдруг остановилась.— Нам нужно во дворец, — сказал Эдвард решительно, наплохом синском, коверкая слова. — Нужно разобраться.Его поняли.У входа во дворец спорили со стражниками Зампано и Джерсо -они, оказывается, наблюдали с площади. Альфонса это возмутило:Ланьфан же обещала провести их во дворец... или нет? Или за всейсуматохой о них просто забыли? Это было бы...— Я говорю, стреляли из-за стен! — резко, весомодоказывал Зампано начальнику стражи, который слушал его соскептическим выражением лица. — Прямо из-за стен дворца!Позовите мне эту девчонку... ну эту, черненькую..."Идиоты, — подумал Альфонс неласково, — что можетрешить начальник караула?"Неласковость эта была в нем от испуга и от какого-то мучительногоосознания, что брезжило на краю рассудка и никак не давалось в руки.С огромным трудом Альфонс все-таки вытащил эту мысль на свет. Онабыла простой: он виноват. За ним охотились."Нет, — сказал себе Ал, — этого не будет. Если я исделал из себя мишень, то только потому, что Лин этого захотел. Этаего страна, он принимает решения".Но мысль была дурацкая: Лин мог хотеть все что угодно, нофинальное-то решение принимал Альфонс? И он позволил брату встрять вэти дурацкие игры...Кто же хотел его убить — кто-то из Союза Цилиня? Другой враг -из тех, что он нажил тут в прошлый раз?— Хватит! — повелительно сказал Альфонс, и тут толькоЗампано и Джерсо обернулись к нему, как будто впервые увидели.— Ал! — здоровяк Зампано сграбастал его в объятия. -Живой! А мы-то уж...— Да понятно было, что ты жив, — Джерсо, болеемеланхоличный, просто пожал плечами. — Врач-то там не зрясуетился, да и трупы потащили бы быстрее... Ну, теперь вели,чтобы нас пустили во дворец, у меня есть что сказать этому ихимператору.— Альфонс!Это был новый голос, совершенно лишний тут, забытый, незнакомый. Онбыл звонким и сладким, как вода из ручья в жару. Альфонс в ужасеобернулся — не хватало еще, чтобы их с Мэй первая встреча черезчетыре года прошла именно так, когда он весь в крови и изрядно помятв железных объятиях Зампано!И точно, это была Мэй: повыше ростом, но все такая же маленькая. И...и... Ну, она была попросту прекрасна.Альфонс, разумеется, не заметил ни оторванный рукав, ни следы отпороха на рукавах, ни заплаканное, грязное лицо. Все, что он видел -это девушку, которой писал десятки писем, и она смотрела на него свыражением то ли паники, то ли злости на лице, а где-то в толпе, поплощади, уходил неизвестный убийца...— Мэй! — набросился на нее Альфонс. — Ты чего...ты кем себя считаешь?! Прочь отсюда! Хватит меня спасать, без тебясправимся! Тут... а если он...Мэй поглядела на него огромными, удивленными до неверия глазами имедленно залилась краской докончиков ушей — а потомразвернулась и исчезла среди чужих спин и локтей, как исчезает вмутной весенней воде маленькая щучка.— Ну ты и дал маху, — пробормотал Джерсо. — Теперьона решила, что ты ее бесполезной идиоткой обозвал.Альфонс уже и сам понял — но было поздно, Мэй уже было непоймать. А в толпе, где она затерялась, все еще бродил убийца.

Из личного дневника А.Элрика

10 авг. 1920 г. РассказывалХ. о Мятеже Генералови об истории А-св целом. А. удивлендо крайности. Говорит, чтоон вот шаман, ито такой глупости никогдане слышал. Говорит, власть— это как попыткарисовать собственной тенью.Сколько ни старайся, теньвсе равно исчезнет, когдапогаснет костер. Ему быс Р. М. поговорить,интересно, как бы онидруг другу понравились?Думаю, кстати, из Р.бы получился хороший шаман.В Сине есть театртеней. Только там насамом деле не тени:там марионетки, которыепросвечивают через тонкийэкран. Мне кажется, чтоЛ. крутит императорскийдвор одной ловкостью рук.И не могу небояться за М.

* * *

Он чуть было не сорвался бежать за Мэй сразу же, но здравый смыслвозобладал: она пропала в толпе тут же, и он понятия не имел, кудаона могла направиться. Кроме того, здравый смысл подсказывал, что Мэйи жила во дворце — а где еще? Четыре года назад, когда Альфонсрасстался с ней, она рассорилась со своим кланом, да так сильно, чтоперешла жить под защиту императора. А сейчас, когда она официальносчиталась его невестой...У Альфонса стеснило грудь от этой мысли, но он мстительно додумал еедо конца. Итак, Мэй была невестой императора, а посколькупередумывать в этой культуре не дозволялось и священник на свадьбедаже не спрашивал согласия молодых, то — практически женой.Собственно, насколько помнил Альфонс, брак здесь считался деломрешенным после того, как родители молодых обменялись ритуальнымидарами, а это должно было случиться уже пару месяцев назад. Само по себе Альфонсу было слегка противно, когда он вспоминал, чтоони брат и сестра... Но — наполовину родные, да и выросливдали друг от друга. Его же не тошнит при мысли об Эде и Уинри, аони, хоть и не родичи по крови, куда ближе друг к другу, чем Лин иМэй. Да и этим двоим от общего отца могли достаться разные гены. Такчто долой культурные предрассудки.И раз это никого тут не беспокоит... И раз это нужно было Мэй...Что он может сказать, в самом деле?..Только пожелать ей счастья и не обзывать ее дурой за то, что она онем беспокоилась.В общем, слава высшим силам, что из-за обеспокоенных дворцовыхгвардейцев, неугомонного Эдварда, которому не терпелось выяснить,откуда все-таки стреляли и кто стрелял и, очевидно, личного приказаимператора, чем эмиссар примчался в мыле и тяжело дыша, обоих Элриковчуть ли не под конвоем отвели во дворец, да не просто во дворец, а впотайную его часть, личные покои императора, где он вершилпо-настоящему государственные дела.Когда они покидали площадь, Альфонс вывернул голову и постаралсярассмотреть, что там происходило с их отважным маленьким самолетом:он уже успел прикипеть душой к этой машинке. Но увы, ничего неувидел: толпа уже сомкнулось колышущимися крикливыми волнами.Дворцовый парк также встретил их суматохой, похожей на площадную.Только тут эта суматоха была тихая. Контролируемая паника, какговорил сержант Брэда. Их как-то очень логично передавали из рук вруки: гвардейцы остались на входе, а их самих служители всветло-желтых халатах ("Цвета Яо", — вспомнилАльфонс) провели по утонувшим в теплой июльской ночи аллеям парка, доярко освещенного алым и золотым дворца.Вместо переднего крыльца, помпезного и украшеного львами, ихпригласили к одному из задних, скрипучему и неприметному, словнокалитка в обычном доме. Не успели братья и химеры оглянуться, как ихуже встретили те самые неприметные покои Лина, что он постоянноиспользовал для совещаний в ближнем круге: самая обыкновенная комнатас минимумом мебели и безо всяких украшений.Там их уже ждала Ланьфан, без маски, но фарфорово-бледная. Она простомолча кивнула обоим братьям и не сдвинулась с места. Сам Лин, одетыйв шелковый костюм, с убранными в сложную прическу волосами, толькопока без церемониального халата, нервно расхаживал взад-вперед.— А, вот и вы! — воскликнул он. — Как некстати! Этикожаные куртки смотрелись бы здорово, а так придется их переодеть...Вас проводят умыться, а потом вам нужно будет все-таки присутствоватьна приеме вместе со мной.— Стой-стой! — Эдвард выставил вперед руку. -Во-первых, ты что, с Алом даже не поздороваешься? Ты его четыре годане видел! Во-вторых, что значит мы будем присутствовать на приеме?Лин, кто-то стрелял по самолету с земли! Я думаю, из пороховойракетницы — перезарядил ее нормальным снарядом. Или притаранилвместо пороховой что-то посерьезнее, типа того, что я видел в Крете...Кто-то хотел как минимум повредить твоей политике либо, может быть,даже и тебя самого убить! Я эти штуки знаю! Нужно весь дворец оцепитьи прочесывать, делать что-то...Лин остановился, посмотрел на них своим серьезным, "императорским"взглядом — и вдруг неудержимо, широко заулыбался. По немуникогда нельзя было понять, сколько ему лет. Обычно император Синаказался старше, что, видимо, отвечало его интересам. Однако сейчас онна несколько секунд вдруг стал выглядеть на свой возраст.— Эдвард! — воскликнул он. — Не успел приземлиться,а уже опять кинулся решать чужие проблемы! Ай-яй-яй, ты гость, агость должен отдыхать и развлекаться! — он наставительнопомахал пальцем. — То есть я рад, конечно, что ты так рвешьсяпомочь мне с уборкой в моем доме, но учить меня не надо, ладно? И чтозначит я должен приветствовать твоего брата? Разве такой момент, каксейчас — подходящий повод приветствовать дорогого гостя? -он подмигнул Альфонсу. — Тебя-то я встречал как следует. ВотАльфонс бывал у нас, он знает. Это вы в Аместрис жмете руки на бегу,а мы нормально поговорим и выпьем, когда кончится этот дьявольскийтеатр. И тебе тоже достанется, не хмурься!— Я не потому... — Эдвард тихонько зарычал. -Лин, кончай придуриваться! У тебя тут что, каждый день покушения?!— Каждый месяц, — спокойно поправил его Лин. — Унас тут весело. Мне, конечно, неприятно, что очередное направлено навас. Но одним больше, одним меньше? Моя охрана уже расследует. А унас, гости дорогие, дела политические, и пропускать их нельзя, как быни хотелось.— Что, серьезно, каждый месяц? — сбавил тон Эдвард.— А то как же! Объединение страны и борьба со всеми кланамиразом даром не проходят! Хотя я не удивлюсь, если вот этотсегодняшний примчался за тобой из Креты. Ты же у них там что-топохищал, не так ли? У нас тут ширятся международные связи и всетакое... Уж больно способ не-синский. — Да у вас тут фейерверки и изобрели как раз! — буркнулЭдвард. — Чего сразу за мной...— И применяют только для фейерверков, — покачал головойЛин. — Ну да разберемся. Ладно, мы тут болтаем, адостопочтенные гости ждут! Так, парни, запомнили: никакихкомментариев никому, ни единого слова по поводу того, что случилосьна площади! Отправляйте к представителям тайной службы императора, -он подмигнул уже Ланьфан.— А у вас появился специалист по связям с общественностью? -удивленно спросил Альфонс.— Нет! В том-то и прелесть. Никто не знает, как выглядит моятайная служба. Ну что ж, я пошел гримироваться. Поторапливайтесь!И с этими словами император Сина исчез за раздвижными дверями.— Да, он... — пробормотал Альфонс.— Угу, — заметил Эдвард. — Позавчера он мнепоказался спокойнее.— У него много обязанностей, — вздохнула Ланьфан; и этобыли первые слова, которые она произнесла за весь вечер. -Император подпирает небо, — последняя фраза была поговоркой, иЛаньфан произнесла ее совершенно серьезно, но с намеком то ли нагоречь, то ли на иронию, то ли на это и другое.Ими она словно сняла заклинание невидимости, что висело на ней. Аможет быть, все дело было в том, что Лин в своем пестром одеянии и сосвоими резкими, решительными жестами притягивал к себе взгляды всех,кто входил в комнату, без исключения. Альфонс теперь заметил, чтоЛаньфан как будто похудела, и тоже не выглядит особенно цветущей.Вероятно, подготовка к свадьбе: даже обычные деревенские свадьбыстановятся кошмаром для всех родственников и друзей — да и длявсего города иногда! Что уж говорить об императорской? Тут одна схемарассадки гостей (если на их свадьбах вообще сидят) способна свести сума.— Мы поможем, — заверил ее Альфонс, мысленно расставаясьс идеей отправиться разыскивать Мэй немедленно. — По мере сил.— По мне так лучше уж взяться за поиски киллера, -пробормотал Эдвард. — У меня, конечно, трудность, что я не знаюязыка, но...— Исполнителя уже взяли, — мягко перебила его Ланьфан. -Он и не мог уйти, не из дворца: это был исполнитель такого рода,который заранее знал, что не уйдет. Сейчас мои люди пытаются узнать,кто его нанял и с какой целью вас с Альфонсом хотели убить. Если яправильно помню твой характер, ты при этом присутствовать точно нехочешь.Эдвард порозовел, потом побледнел, потом сцепил зубы. Альфонс тожепонял, о чем говорила Ланьфан, и ему стало нехорошо. Он вновьнапомнил себе о культурных различиях, о том, что в Сине так принято,и о том, что и в Аместрис армия не так далека от подобных методов,как ему хотелось бы... Это было слабым утешением. Вообще неутешением, честно говоря.Но Альфонс справился. Он всегда справлялся.— На прием, — сказала Ланьфан и хлопнула в ладоши,подзывая слуг.