Университет вредной магии. Книга вторая

Сказано-сделано — пузырек открыла, нюхнула (пахло отвратительно) и махом все выхлебала. На вкус тоже мерзость вышла. А потом я узрела то, что еще на пузырьке было написано: "Принимать по три капли в день в случае необходимости", и мелким почерком от Фила "Следуй инструкции".

— Горыч! — воскликнула я, осознав, чего случилось.

— Гыгык, — ответил подлый драконозаврыч, — перепутал.

После чего снова шею изогнул, под другое кресло залез и вытащил красную холщевую сумку.

— От Ланки, — сообщил извиняясь.

Еще бы ему не извиняться — по его милости я капель сорок зараз выпила!

Во второй сумке была записка от Светланы, и в ней значилось: "Ты, Стаська, в себе разберись, прежде чем Фила слушать, потому как в любви этот гад светоностный ничего не смыслит, это я тебе честно и откровенно говорю. Не пей эту гадость от Снежной королевы, не стоит оно того. Лучше в себе разберись, Стасенка, и если ты этого декана (здоровские книжки про вас, всем ведьминским шабашом читаем) любишь, сходи к нему, поговори по-человечески да и наладится все."

И приписка ниже "А это тебе купила, точно, такое как в "Вечере страсти".

И бельишко белого цвета, красивое, нежненькое, кружевное.

Но мне уже как-то все равно стало, на меня находило странное чувство апатии и побарабанности...

— Слышь, Григорьева? — донеслось до меня сквозь пелену полного пофигения.

— Чего?— безразлично поинтересовалась.

Ответить боевая фейка мне не успела — посередь комнаты возникло серое дымчатое облако в мой рост и оттуда раздалось:

— Иди сюда.

Голосом Владлена Азаэровича раздалось.

И вот в другой раз точно не пошла бы, а так — с окна спрыгнула, ровной походкой к облаку направилась, по пути листы с "Ночью страсти" захватила с собой, даже не знаю почему, и шагнула к бывшему. Надо же, теперь мне было даже все равно, что он бывший.

Шагнула то я в облако серое, а оказалась в кабинете декана.

Владлен Азаэрович находился у стола, присев на его край и сложив руки на груди и снисходительно смотрел на меня. Мне было все равно, и поэтому я безразлично смотрела в ответ.

— Поговорим? — раздался его вопрос.

Безразлично пожала плечами.

Азаэрович несколько напрягся, налет самоуверенности слегка слетел с него, но все так же со снисходительным тоном мужик продолжил:

— Полагаю, за ночь ты успокоилась и новую информацию воспримешь спокойно, без этой твоей склонности к семейным разборкам "порядку заради" и "приятственным раздеваниям" перед нормальным здоровым мужчиной, который ко всему прочему оказался к тебе крайне неравнодушен.

Речь была странная и ощущалось в ней легкое раздражение. Мне же было непонятно с чего вообще такая речь, и потому я спросила:

— Это вы сейчас о чем?

Декан чертового факультета хотел было ответить, но в итоге умолк, сжав челюсти, от чего на скулах желваки задергались. Мне на его злость было как-то побарабану, и побубену, и потамтаму, и погонгу, и по...

— Станислава, — в голосе Владлена Азаэровича прозвучала сталь, — не стоит делать вид, что я совершенно тебе безразличен.

Нет, не совершенно, я бы скорее сказала, что абсолютно. Настолько абсолютно, что я взяла захваченные листы про ночь страсти и начала читать. Прочла:

"Ее алые губы молили о поцелуе и декан старательно удовлетворил мольбу".

Разочаровалась в кусте, метле и... ну с сатиром мы и так не были знакомы. Перевернула страницу, тут все было оригинальнее:

"Ее пальчики на ногах поджались, едва он добрался до самого сокровища..."

До кошелька, что ли?!

Листы у меня неожиданно отняли, и передо мной явился черт... Тьфу ты, в смысле недочерт, то есть Владлен Азаэрович, который был сейчас основательная зломордушечка. Зломордатый подцепил пальцем мой подбородок, приподнимая лицо, заглянул в глаза и зло поинтересовался:

— Безразличен?

— Более чем, — совершено искренне ответила студентка Григорьева, думая о том, что пора бы и на лекции, раз уж утреннюю гимнастику пропустила.

И тут глаза у недочерта полыхнули изумрудной зеленью и кое-кто прорычал:

— Издеваешься?!

Сказать, или сам поймет? Посмотрела на зломордатого и сразу врубилась — не поймет. У мужика явно нарисовались проблемы с пониманием, выражающиеся в сузившихся зеленючих глазищах, сжатых в кулаки ручищах и глухого, но отчетливого рычания из области грудины.

И я просто-таки не могла не сообщить:

— А вы рычите.

Рычание прекратилось и на меня воззрились с недоумением.

— Григорьева, ты снова у домовых была? — вопросил с какой-то затаенной надеждой Владлен Азаэрович.

Отрицательно покачала головой, затем безразлично спросила:

— Я могу идти?

Недочерт тоже покачал головой, и тоже отрицательно. Затем уставился на меня. Я на него. Он на меня. Я на него. Он на меня. Я... Он вдруг прошипел "Шагггрррраг!" и мрачно произнес:

— Ведьма, только не говори мне, что все это было "воспитания зла заради" и ты изначально ничего ко мне не испытывала!

И глаза у него стали такие ярко-ярко... красные. Достал уже — то карие, то зеленые, теперь вообще жуткие. Но что-то зацепило в фразе и я поинтересовалась:

— Таки а с чего вы взяли, что "воспитания зла заради"?

Красные глаза медленно темнели, как угли затухающие, но недочерт соизволил ответить:

— Как же, у вас добреньких идея фикс перевоспитать зло во вселенной.

Неприятно, что меня назвали добренькой.

Так и сказала:

— Я не добренькая.

— Да, ты вредненькая, — согласился декан чертового факультета.

А затем внезапно стремительно подошел ко мне, одна его рука скользнула на затылок, вторая обвила талию, рывком прижимая безразличную после побарабанина ведьму, и жаркие сухие губы прижались к моим, так, что даже под препаратом в голове помутилось. Почернело даже. И в этой теплой тьме срывающееся дыхание и глубокий, страстный, властный поцелуй, и ладонь сползающая с талии на... на...

— Руки! — холодно потребовала я.

Руки были убраны. Глаза декана сужены, желваки задвигались. И меня принялись сверлить злым взглядом. Мне по барабану. И даже сердце в момент страстного поцелуя стремительно забившееся, как-то успокоилось. И оглянулась я, скользнув взглядом по застывшему передо мной Владлену Азаэровичу, и по столу, и по кровати, и по...

— Стась, — вдруг как-то глухо произнес декан чертового факультета,— я надеялся, что ты одумаешься... Одумаешься, черт возьми, а не остынешь!

Зевнув, заметила, что все еще держу пошлую рукопись куста, метлы и сатира. Вспомнила, что это проблема. Посмотрела на Владлена Азаэровича — это тоже проблема. Минус на минус...

— Нате, — сунула ему листы. — Почитайте, ознакомьтесь, примите меры.

Недочерт, хотя какое мое дело черт он или не черт, мне в целом все равно, неловко взял стопку, обронив несколько первых листов, мазнул взглядом по тексту... замер, поднял глаза на верхние строки, вчитался... Побледнел. Затем побагровел. Снова стал бледен, а его глаза засветились ярким зеленым светом. Затем красным. И я поняла — красный, это значит "не влезай, убьет".

— Это что? — дочитав страницу до конца с уже пылающим багряным взором, прошипел Владлен Азаэрович.

— Книга, — безразлично ответила я.

— Книга... — протянул декан. Затем глянул на меня и с каким-то странным чувством спросил: — Ты читала?

— Нет, мне не интересно, — честно ответила я.

Вид у некоторых сделался какой-то больной, после чего Владлен Азаэрович швырнул книженцию на стол, шагнул ко мне, подцепил пальцем подбородок, вынуждая голову запрокинуть и срывающимся голосом произнес:

— Первое, чему учат в кланах боевых чертей — никогда не связывайся с ведьмами.

— Правда? — безразлично спросила я

— Да, — последовал ответ.

— Мы страшные? — снова я.

— Вы расистки, — глухо ответил зломордушечный. — Холодные, жестокие и расчетливые. Вы...

Он хотело было еще что-то сказать, но умолк. Я тоже молчала, равнодушно глядя на декана. Декан откровенно бесился, но старательно держал себя в руках. И меня заодно. Короче он держал нас и злился, заметно так злился. Затем поинтересовался:

— Ты одумываться будешь?

— Не, мне лень, — к стати действительно было лень почему-то.

— Издеваешься? — странный вопрос.

— Не.

— Тоже лень?

— Да.

Судорожно выдохнув, Владлен Азаэрович зло произнес:

— Я же сейчас просто придушу тебя, Григорьева.

— За что? — я не испугалась, нет, мне просто интересно вдруг стало, несмотря на состояние побарабанности.

— За что?! — заорал Владлен Азаэрович.

И вдруг меня отпустил. Не отошел сам и на милиметр, продолжая все так же давить на меня авторитетом, но руки его опустились, взгляд стал какой-то несчастный и недочерт устало как-то произнес:

— А действительно, за что?!

После чего обошел меня, прошел к столу своему, сел, устало лицо руками растер, и убитым голосом произнес:

— Ты права, Григорьева, не за что. Сам виноват. Сам себе отношения придумал, даже в жены взял тебя сам.

И он умолк. Я тоже молчала. Он молчал. Я...

— Могу идти?— безразлично поинтересовалась.

Декан не ответил. Сидел, смотрел в точку перед собой и молчал.

— Ну я пошла, — сказала негромко.

— Одного не могу понять, — проговорил так, словно сам с собой разговаривал Владлен Азаэрович, — за что?! За какие грехи и провинности?! Что и каким богам я сделал настолько плохого, что они мне тебя всучили?!

— Слушайте, я вообще даже не с вашего факультета, — заметила все так же безэмоционально.

И вдруг в душе шевельнулось что-то такое, что выдало "Это ты зря".

— Ты староста в общежитии моего факультета! — Владлен Азаэрович перестал взирать в невидимую точку и воззрился на меня.

Что-то опять в душе шевельнулось, и я как-то неожиданно поняла, что сие есть чувство здорового самосохранения.

— Ты!!! — внезапно рассвирепел декан. И неожиданно совершенно иным холодно-сдержанным тоном: — Пани староста, а вы в курсе, что ваши подопечные грабежом промышляют?

Мне мгновенно вспомнилась история с занавесками, которые черти у вампиров потырили, но признаваться в этом я не собиралась, а потому безразлично соврала:

— Плагиатом.

— Что?

— Черти у вампиров дизайн занавесок сплагиатили, — вру внаглую, прикрывая хвостатых, — фейки по дизайну все пошили, русалки постирали да погладили, кентавры сеновал одолжили.

А зачем я про кентавров сказанула?!

— Что? — как-то ошеломленно переспросил Владлен Азаэрович. — Причем тут сеновал?

Понятия не имею, если честно, зачем я про сеновал брякнула. Может потому что про гробы которые у вампиров воровали вспомнила?

— Стася! — злой оклик. — К чему про сеновал было?!

— Там с девушкой поудобнее будет, чем в гробу, — безразлично ответила я.

Потому что с парабанином даже страшно совершенно не было — замечательная штука, надо будет у Света еще попросить.

И в этот момент в кабинете Владлена Азаэровича словно от удара распахнулась дверь. А может и от удара, кто ее, эту дверь, знает, и в кабинет вплыл... вплыл! Он был весь в черном, но из-под сюртука торчал край белоснежной шелковой рубашки, из кармана край белоснежного платка, и изнанка плаща ослепляла красным атласом, а так весь в черном, бледный, с тонкими пальцами и чертами лица и глазенками алыми. Он был вампир! Таинственный, загадочный и опасный. И он был злой очень, и он, окинув меня злым взглядом, прошипел:

— Ваши черти, Владлен Азаэрович, перешли все границы!

На это я глубокомысленно заметила:

— Черти — раса без определенного места жительства, для них не существует границ и пределов, они везде живут.

Вампир медленно повернулся ко мне, вопросительно вскинув бровь.

— Угу, — подтвердила я, — как тараканы.

В красных глазенках кровососущего промелькнуло понимание, и он скорее уточнил, нежели вопросил:

— Вы ведьма?

— Угу, — безразлично подтвердила я.

Кивнув, вампир вновь повернулся к декану чертового факультета и продолжил:

— Ваши черти изгадили все занавески в общежитии моих вампиров.

На это декан чертового факультета возразил ранее мной сказанным, а именно:

— Сплагиатили.

— Изгваздали, уважаемый, — не согласился вампирский декан.

— Сплагиатили.

— Изгваздали.

— Сплагиатили.

— Изгваздали!

— Сплагиатили!

— Потырили, — вставила почему-то я.

Деканы умолкли, повернулись ко мне, воззрились возмущенно. Глянула на одного, на второго и приняла решение:

— Изгваздали.

Вампир величественно кивнул, Владлен Азаэрович взбешенно прищурился. Не то чтобы я испугалась, но почему-то поддержала и его точку зрения:

— Сплагиатили.

Теперь гнев продемонстрировал уже вампир.

— Ну, я пошла, — решила, отступая к двери,— у меня лекции и все такое.

И не дожидаясь пока выпустят, вышла и дверь прикрыла. А там за дверью стояли двое — Герак, при виде меня фыркнувший пятачком и тот самый вампир-громила в черном, который с утра вернул свою собственность и отметелил Арсана.

— О, Стасенок, — поприветствовал меня черт.

— Дарофчик, — отозвалась, почему-то окончательно забыв про расизм в отношении этого конкретного черта.

Вампир же, окинув меня пристальным взглядом с головы до ног, презрительно скривился и поинтересовался:

— Как главный черт... — пауза, затем ехидное, — в постели?

Развернулась к кровососу, голову запрокинула, чтобы в глазенки его наглые взглянуть, и так как мне сейчас было по барабану все, вовсе даже не обиделась, но сочла своим истинным долгом отомстить, а потому:

— В данный момент главный черт развлекается с главным вампиром, а меня как третьего лишнего они выставили.

Вампиреныш даже дышать от такого перестал. Герак фыркнул, стараясь скрыть смех, потому как утреннее отметеливание боевого черта Арсана на него видимо произвело впечатление и обычный черт в драку лезть вовсе не спешил. А этот вампирище с волосами до пояса, широкими плечами, бледной кожей и клыками обозначившимися под приподнятой от ярости губой, наклонился ко мне и прошипел:

— Шшш...

— Не шипи, денег не будет, — поучительно заявила я, вообще ни разу не устрашившись.

— И гробов, — словно ни к кому не обращаясь, вставил Герак.

— И занавесок, — поддержала я.

— И сапог, — вставил Герак.

— И рубашек, — снова я.

Просто у вампира была такая здоровская шелковая рубашка, которую хотелось потрогать и вообще стырить! Елки и палки, кажется я у чертей понабралась плохого, но рубашка действительно очень классная была.

— Вы! — вампир шарахнулся в сторону от нас и засопел возмущенно. — Вы!!! Да я тут за шесть лет, никогда таких на всю голову не видел!

И тут мы с Гераком зависли. Нет, я все понимаю, вот только...

— Обучение в универе всего пять лет длиться, — почесывая сильно волосатую грудь озвучил мои мысли черт. — А ты че, выходит, Ванька-дереванька?

Вампир изумлено вытаращился на черта, и мне пришлось пояснить:

— Он имел в виду Иван-дурак.

Теперь вампир уставился на меня.

— В смысле дуб-дерево, — пояснил уже Герак.