Проводник 1 часть

-У меня осталась последняя надежда только на вас, пан Матиаш. Я не поскуплюсь. Денег имею в достатке.

-Не имею времени, пан Станислав, Прошу меня извинить.

Лицо помещика перекосилось, но не от гнева. Казалось, что он готов заплакать....Заплакать?!

-Проблема касается моей дочери...ее жизни и смерти...прошу вас, пан Матиаш...Только вы можете помочь несчастному отцу...Большего я здесь не могу рассказать...Умоляю вас, всем святым, что есть в вашей душе!

Матиаш открыл рот, чтобы отказаться в более резкой форме от странного и несвоевременного приглашения на неизвестную проблему, но тут рука Милы сжала его локоть. Тихий девичий голос прозвучал над ухом.

-Пан Матиаш, разве помочь в беде ближнему не долг каждого истинно верующего человека?

Глава пятая.

Укатанная каменистая дорога виляла по долине горной речки, мелкой по случаю сухого времени. На каменистых, слоящихся склонах стояли на диво стройные сосны, насышая воздух легким ароматом смолы и хвои.

Может поэтому Матиашу вспомнилось недавнее путешествие на новенькой барке вниз по течению Дуны.

Лежа на тюфяке в узкой каюте, Матиаш почти неделю дышал запахом смолистых досок. Барка шла порожняком и без пассажиров, потому скука была просто невероятная.

Хозяин барки-купец из Западной Славонии Давид Черны в первый же день выиграл в кости у Матиаша всю наличность, а на следующий день Матиаш отыграл все обратно, а в придачу и саму барку. На следующий день Давид отыграл барку обратно и на костях Матиаш поставил крест. Пил отменное белое вино и отсыпался. День за днем...

-Дождя уже двадцать дней не было. Гневен господь наш...

Пан Станислав перекрестился.

-Вот как?

-Истинно так, пан Матиаш, согрешили мы тяжко, не поддержали императора в походе на юг.

-Его величеству виднее, я полагаю.

-Это так, пан Матиаш, но вторжение муслимов с юга несет угрозу всему истинно верующему миру.

Пан Станислав видно заскучал без собеседников в своем медвежьем углу и торопился вывалить на гостя свои видения политического мироустройства.

Матиаш покосился через плечо.

Мила ехала следом на запасной лошадке уступленной паном Станиславом.

Двое конных слуг ехали следом, ведя еще пару лошадей под вьюками.

-А вот и Вьюны-деревенька моя!

Пан Станислав привстал в стременах и протянул руку.

Сосны в этом месте словно завес раздвинулись, открыв панораму: на скалистом безлесном холме замок с единственной квадратной башней, а под холмом поселение, домов в тридцать.

По крепком, бревенчатому мосту переехали речушку и вскоре оказались на пыльной улочке, петляющей между домами.

Поселяне, завидев пана Станислава, не бежали прятаться, а выходили к дороге, кланялись и желали здравия.

-Любит меня местный народишко! — пан Станислав покрутил ус и подбоченился.

Радости на лицах вежливых местных обитателей Матиаш не разглядел.

-Донжон заложил еще мой прадед, получив от короля Фридриху эти земли....

Пан Станислав теперь вещал про замок.

Матиаш почти его не слушал. Провинциальный замок, ничего более. Маленький и тесный..Во дворе, небось, только эти пять лошадей и помещаются...

Ворота замка распахнулись загодя.

Проехав под сводами воротной башни, оказались к мощеном дворе, чисто выметенном и гулком.

Слуги с поклонами бросились к лошадям.

-Папочка приехал!

По узкой деревянной лестнице во двор сбежала стройная, худенькая девочка-подросток, светловолосая, быстрая.

Атласное голубое платье в обильных кружевах, толстая коса на плече. Сережки с камешками в ушах.

Девушка со счастливым смехом обняла спешившегося пана Станислава.

-Ласточка моя! Как ты?

-Все хорошо, папенька! Ты привез?! Привез?! Скорее скажи!

Синие глаза распахнулись, губки округлились.

-Ой, кто это...

Девочка зарделась, спыхнув румянцем до самых ушек.

-Это пан Матиаш со своим оруженосцем...эээ...

-Милованом! Честь имею!

Мила щелкнула каблучками сапожек и лихо поклонилась.

Девушка тут же изящно присела в поклоне.

-Будьте как дома, прошу вас, господа...

-Моя дочь-Жужанка.

В голосе пана Станислава Матиаш уловил странные нотки, не только гордость и любовь, но и...

-Прошу вас, гости дорогие! Жужанка, милая, отведи гостей в гостевые покои, и вели подать обед.

-Да, папенька. Прошу вас, пан Матиаш и пан Милован....Следуйте за мной.

Двор замка как и угадал Матиаш, оказался совсем крохотным и, сделав от ворот всего два десятка шагов, они оказались под каменным сводом. По гулкому коридору дошли до внутренней лестницы.

Здесь Жужанка сняла со стены фонарь и следом за нею Матиаш с Милой поднялись по винтовой лесенке в уютные покои из двух комнат.

В первой комнате камин, круглый стол, потертый, но толстый ковер на полу, на стенах гобелены, во второй комнате две кровати под балдахинами и комод для одежды.

Узкие окошки комнат выходили в сторону обрыва.

Положив на пол дорожные седельные сумки, Мила первым делом подошла к окнам.

-Вы на долго к нам, панове?

-Хотел бы я сам знать... — буркнул Матиаш. Между лопаток нестерпимо чесалось и хотелось принять ванну и залечь на крахмальные, хрустящие простыни, укрыться одеялом и, сунув нос в подушку, уснуть, вытянув натруженные ноги...

-Ваша несравненная красота не позволит нам быстро покинуть ваш гостеприимный дом... — промурлыкала Мила, входя в образ разбитного пажа.

-О чем вы пан?

-Вы сами догадываетесь о чем....

Жужанка опять зарумянилась и принялась обстреливать "Милована" такими взглядами, что Матиашу стало завидно.

В дверь постучали. Слуги принесли воду для умывания, полотенца и в кувшине холодное пиво.

Выпили пива.

-Отменное! — похвалил Матиаш, вытирая пену с усов.

-Мы сами варим пиво... — призналась девочка, не сводя глаз с "пажа".

Выставив Жужанку и слуг за дверь, Мила захихикала.

Матиаш сбросил на стул жупан, расстегнул быстро кунтуш, потом стянул рубашку.

-Эгей, паж, пора перестать грезить о прелестях невинной девицы! Полей-ка на спину.

-Чешется?

-Зверски!

Матиаш нагнулся над тазом. Мила подхватила кувшин с водой, и.. .ее коготки прошлись по спине Матиаша там, где нужно.

-О-о-о...

-Так хорошо?

-Не останавливайся....

-Божественно...Как ты поняла, где чешется?

-У меня же есть дар...

-А-а-а!

Вода в кувшине оказалась ледяной.

-Ты смерти моей хочешь?!

-Терпите, пан Матиаш, иначе не буду больше чесать ваш хребет.

-Жестокая!

-Кто бы говорил?!

-А Жужанка положила на тебя глаз, заметила?

-Еще бы! Она тут словно в монастыре и готова влюбиться хоть в коня!

-Никакого сочувствия...Твое сердце из камня...

В дверь постучали, когда гости привели себя в порядок. Мила отвергла предложение Матиаша, раздеться до пояса и тоже омыться в местной водичке. Она ограничилась тем, что вымыла уши и шею.

К удивлению Матиаша в комнату вошел не слуга, а сам хозяин.

Пан Станислав оглянулся и прикрыл дверь тихо и осторожно, словно опасаясь стуком разбудить кого-то спящего.

-Пора бы поговорить о вашей проблеме, пан Станислав.

Хозяин замка тяжко вздохнул и опустил взгляд в пол. Он внезапно ссутулился и постарел лет на десять.

-Моя проблема-Жужанка...

-Милая, красивая дева. В чем же проблема? Нет достойной партии для такой девушки по округе?

-Она такова только днем...С закатом она превращается дикого зверя....

-Вервольф? Вы, верно, шутите, пан Станислав?!

-Я не шучу, пан Матиаш. Прошу вас, тише....Она ничего не помнит про свою ночную сущность....Я вынужден на ужин давать ей маковый сок, а потом относить в каменный каземат у основания башни...Утром я забираю ее оттуда...Она сладко спит...

-Так было всегда?

-Нет, только последние годы....Когда она стала...ну вы понимаете?

-Стала женщиной?

-Да, как только стала взрослеть....В первую же ночь она растерзала старую няньку и двух слуг...Я спасся, укрывшись на самом верху донжона. На моих глазах, под рассветными лучами солнца, кровожадный, лохматый монстр, бегающий по двору в поисках выхода, обратился в мою дочь...испуганную, голую, ничего не понимающую....

На ночь теперь я выгоняю из замка всех слуг и до утра слушаю, как воет в каземате моя дочь,оборотившаяся зверем. Я не могу уезжать надолго. Я не могу ее оставлять одну на ночь...

-А как же прошлой ночью?

-Она сама по доброй воле заперлась в подземелье...Местные жители что-то подозревают, но молчат...Это не может продолжаться вечно, пан Матиаш! Я уже стар и не знаю сколько еще лет мне подарит Господь. И вот тогда монстр вырвется за ворота и все станет известным....Мою дочь затравят и спалят на костре...Помогите нам, пан Матиаш!

Пан Станислав рухнул на колени.

-Умоляю вас, всеми святыми! Излечите мою дочь!

Глава шестая

Обстановку в комнате можно смело назвать скудной-кроме ложа с периной и постельным бельем имелась только дубовая скамья со следами зубов неведомого зверя.

Окон в комнате не имелось.

На ложе сладко спала блондиночка Жужанка, выставив из-под одеяла изящную ножку, правда, всего лишь до колена.

На скамье сидел пан Матиаш, при свете свечи в бронзовом позеленевшем поставце чистил кинжалом ногти.

Обняв себя за плечи, по комнате бродила Мила, держась подальше от ложа со спящей девочкой.

-Интересно, что на стальной двери нет никаких борозд, царапин или отметин. Возможно благодаря серебряному распятию в центре двери? Оборотни ненавидят серебро. Разве не так?

-Гм... — отозвался Матиаш, не поднимая головы.

Девушка внимательно осматривала стены нештукатуреные с глубокими хаотичными бороздами, ежилась. По своду потолка тянулись тени, то длинные, то короткие.

-Извините, пан Матиаш, но ваше решение остаться на ночь с девочкой кажется мне непродуманным.

-Почему же?

-Потому что ничего не зная о силе оборотня и его облике вы позволили запереть нас наедине с нею!

-Боязно?

-А вам нет?

-Бояться нечего. — Улыбнулся Матиаш.

-Вот как?!

Мила села на скамью по другую сторону от свечи и скрестила руки не груди. Огонь свечи мерцал в зрачках распахнутых глаз.

-Метаморфоза вещь возможная, но чрезвычайно редкая. Нам ничего не грозит сегодня, кроме бессонной ночи, конечно.

-Если вы не поверили пану Станиславу, тогда зачем остались здесь?

-Хотелось бы проверить свою догадку относительно вас, дорогая ковачка.

-Очень интересно. Могу я узнать подробности?

-Это зависит от того смогу ли я узнать тоже кое-что.

-Говорите загадками? Не удивительно для человека-загадки! Сколько вам лет на самом деле, пан Матиаш?

-Возраст имеет значение для вина, а не для мужчины.

-Обычное мужское бахвальство! Не хотите сказать правду?

-Она вам не понравиться.

-Попробуйте, вдруг и понравится!

-Правду? Извольте.

Пятнадцать лет назад восстал Мювер-богатый город на юге Тевтонии у Рудных гор..Марониты-секта уравнителей — взяла власть в свои руки. Сначала вырезали епископа Хайнца фон Зулова с семейством, а потом взялись за тех, кто спит на белых простынях и ест с фарфоровых тарелок.

Мертвецов сбрасывали с городской стены в ров. Голыми. Имущество казненных принадлежало всей городской общине, включая исподнее белье.

Отнять и поделить-очень интересная игра. Провозгласили равноправие и братство.

Отряды окрестных князей взяли город в осаду. Но на штурм местные вояки идти опасались. Они даже не смогли перекрыть всех путей из города.

После смерти от рук осаждающих маронитского проповедника Матвея ,Густав-пекарь был провозглашен главой города и главой новой церкви -" Истинных праведников".

Матвей всего лишь пообещал уничтожить отряды осаждающих, одним словом божьим и вывел на вылазку отряд горожан. Их изрубили всех поголовно, а голову Матвея выставили на пике.

Пекарь взялся за построение царства божия в одном отдельно взятом городе с энтузиазмом. Марониты разрушили храмы, разбили алтари, осквернили мощи и захоронения. Затем была сожжена муниципальная библиотека. Мювер был объявлен "Новым Святым городом" и единой общиной (коммуной) "истинных праведников", избранным Богом городом, который должен был стать оплотом грядущего всемирного "тысячелетнего царства Божия". Под этим подразумевалось наступление идеального царства всеобщего равенства. Были казнены многие критики нового главы, причем всего лишь за то, что "противились новым откровениям". Казнь полагалась за богохульство, неповиновение, непочтение к родителям, прелюбодеяние, сплетни и жалобы. Чрезвычайно строго наказывались нарушения общественного порядка, пьянство, аморальные поступки, трусость в бою. Этот перечень был основан на Святом откровении маронитов. Имущество церквей, монастырей, бежавших и изгнанных горожан, драгоценные металлы были конфискованы в пользу общины, деньги упразднены, торговля и обмен с целью наживы сначала ограничены, а затем и вовсе запрещены, все жители обязаны были трудиться и участвовать в обороне города, продовольствие и все предметы потребления и обихода подлежали обобществлению и распределению по строго установленным нормам. Под страхом смерти все горожане обязаны были трудиться в городских цехах бесплатно, за пайку хлебную, которая из-за осады становилась все меньше с каждым днем. За попытку побега из города также карали смертью. Молитвы и работа, молитвы и работа.

Для увеселения народа каждый день на рыночной площади казнили разоблаченных врагов: сначала тех, кто уцелел из зажиточных слоев, а потом, когда они кончились-недовольных, лентяев и пьяниц.

Пиво и вино запретили к употреблению.

Женщины как общественное имущество распределялись по жребию, чтобы было не обидно. Провозглашенное равноправие женщин не коснулось. По мнению маронитов у женщины нет души, а значит, она вещь, предмет пользования...

-Зачем вы мне это говорите? — фыркнула Мила.

-Иначе мой рассказ не будет понятен. Густав-пекарь провозгласил себя Благословенным пророком, Истинным и Единственным. Он завел себе гарем из сотни красоток и проводил время в веселых оргиях в бывшем епископском дворце. Назывался дворец — "народным", словно в насмешку.

Когда этот пророк после очередной попойки не проснулся, марониты нашли ему быстро замену.

Франц Линд — новый глава мятежного города не был местным. Он пришел с беременной женой за месяц до мятежа откуда-то с севера. У него находили легкий акцент. Скорее всего, и тевтонцем он не был.

Франц Линд разогнал гарем покойного Густава и завел в "народном "дворце вполне монастырские порядки: пост, молитвы и военные тренировки.

Он обучил для себя целую роту отборных головорезов, подкармливая из собственных запасов.

Город голодал, жрал мышей, крыс и голубей, а сытые парни Линда маршировали по улицам в поисках еще неразоблаченных врагов.

Его пытались убить, но он уходил с легкостью от убийц. Ходили слухи, что Линд продал душу дьяволу и получил дар позволяющий уклониться даже от арбалетного болта выпущенного с трех шагов. Случилось и такое.