...Темный лорд держал Габриэля взаперти почти неделю с тех пор, как поймал на границе между источником и срединным миром людей. Он приковал его руки к кровати. Он защелкнул удавку на нежной шее. И разорвал одежду — зачем она сати, который будет служить низким утехам.
Юноша помнил, как сопротивлялся в первые дни. Как плевал в лицо мерзавцу. Как изранил запястья и как на четвертые сутки выбился из сил от избиений и пыток и позволил себя впервые поцеловать в иссохшие от жажды губы, когда сознание ускользало и плыло.
А потом он и вовсе погрузился в период тумана. Потому что хотел пить. Потому что проглотил поднесенную отраву, лишавшую сил к сопротивлению, размягчающую мышцы и разум.
В эти страшные дни Габриэля спасали лишь мысли о Микаэле, чье присутствие ощущалось где-то совсем рядом. Тогда светлому брату исполнилось семнадцать. Тогда он узнал про вран. И Габриэль — тоже. Они попались. Они так глупо попались на прекрасный мираж, созданный граанами. Жестоко поплатились за безрассудство.
Лишились не свободы, но надежды. Черный мерзавец каждый вечер открывал дверь в тюрьму, приближался тяжелой поступью, выводя юношу из забытья, начинал говорить на своем наречии, не сознавая, что пленник не понимает ни слова, кормил сладким, пропитанным ядом, вызывающим слабость. Затем отстегивал руки, опадавшие на кровать бессильными лианами, и начинал целовать. Габриэль навсегда запомниил эти поцелуи — соленые, злые, настойчивые. Но ответом было лишь равнодушие и полные ненависти глаза. За них юноша получал удары, за них его тело покрывалось синяками.
А еще кровавыми подтеками от рта жадного урода, который не собирался сдаваться и самым мерзким образом пользовался беззащитностью пленника. День за днем. Слово за словом, пока до сознания не дошло — вырваться не удастся. И нужно как-то выбираться — ползком, на одних руках. Лишь бы закончился кошмар.
В последние дни темный лорд стал нежнее, чувствуя, что от долгого приема магических снадобий Габриэль даже встать не способен. Он перенес юношу в богато убранную комнату, он отмыл его от грязи и залечил раны пахучими мазями. Он уложил его под пушистое одеяло и с руки кормил дольками апельсинов и жидкими супами.
Темный лорд говорил ласково и на пальцах объяснял, что отпустит прекрасного крылатого. Что отпустит, если тот позволит переспать с ним по доброй воле, но Габриэль отрицательно качал головой. Наверное, зря.
Сати не отпускают. Сати — игрушки. Дорогие и светоносные. Самый волшебный приз для граана. Самое вожделенное сокровище — добиться своего.
Прижать, заставить, открыть вход в источник.
В ту страшную, ту далекую ночь пришла беда. Беда вплыла луной сна, тяжелого, изнуряющего, с лицом черного граана по имени Дагон. А еще она вошла тяжелой поступью его помощника, призванного помочь сломать непокорного сати окончательно и бесповоротно.
Словно сотни игл вонзились в тело Габриэля, когда он проснулся в полном мраке, зажатый между двумя чудовищами. Юноша лежал на теле первого, что держал его за сверкающие крылья, вонзая в них парализующую жидкость, а затем перехватил запястья. Второй, и это был граан-хозяин в это время терзал его член, облизывал головку, ласкал яички, гладил по ногам и животу. Габриэль хотел дернуть ногами, но понял, что те разведены и их тоже лишили возможности к сопротивлению. То ли хвостами, то ли лианами... Язык лизнул задний проход.
— Нет! — юноша задергался из стороны в сторону. Бесполезный трюк. Насильники только распалялись. Они не скрывали черной энергии. Они приобрели нормальную для демонов форму. Но в темноте так сложно разглядеть истину. Лишь фосфор глаз Дагона. Того, кто лишил Габриэля невинности. Того, кто...
— Мальчик мой, — ласковый шепот в ухо, нежность руки в волосах. — Все прошло! Все хорошо! Это сон! Страшный сон. — объятия качающие, почти отеческие. — Тсссс... Не плачь. Проснись! Проснись!
Габриэль вырвался из обрывков ужаса и оказался под прицелом совершенно испуганных, озабоченных глаз Змия. — Ты меня видишь? Все хорошо...
Юноша вырвался и сел на краю кровати, склонив голову к коленям и закрыв ту руками сверху. Не надо слов. Боль не ушла. Раны горят огнем. Брат, который после тех страшных месяцев во вране умер и переродился без воспоминаний, опять у мерзавцев.
И сам хорош — что делает в спальне чудовища, уничтожающего саму жизнь?
Горячая ладонь погладила по плечу, юноша дернулся, отталкивая помощь.
— Ты всегда видишь кошмары во сне? — голос граана удалился, а затем приблизился. — Вот, вытри лицо, высморкайся. — он присел на корточки перед кроватью и теперь пытался заглянуть между коленями в лицо.
— Оставь меня в покое, — Габриэль вырвал предложенный платок и стал громко сморкаться, а потом попытался по-глупому отвернуться, но мужчина не дал и в конце концов усадил любовника к себе на колени.
— Что за ребячество? Если тебя обидели здесь, скажи, я любому голову снесу. Если ты просто расстроен из-за брата, то... У меня есть новости.
— Новости?
— Ну хоть какой-то интерес к жизни. — облегчение короткой вспышкой и вновь обеспокоенность. — Это я виноват?
— Нет, — Габриэль вцепился в расстегнутый ворот камзола с неожиданной страстью. — Говори! Что ты узнал?
— Э, пока немного. Я выяснил, кто из граанов способен создавать зеркала. Их всего трое. Лорд Кхорн, который обеспечивает военную политику. Лорд Ланшор, владеющий рынком рабов. И лорд Дагон... — на произнесенном имени Габриэля просто затрясло осиновым листом, сдуло с колен, хлопнула дверь в уборную... Юношу вывернуло наизнанку.
— Что вызвало такую реакцию? — голос Змия был озадачен чрезвычайно. Он стоял позади, прислонившись к косяку, и почесывал затылок. — Надеюсь, не я. Обед? Что подавали? Имя Дагон?
Опять рвота и спазм в желудке.
— Тебе лучше? — вопрос через минуту.
— Да, я уже в порядке, — Габриэль с трудом поднялся с колен и проскользнул под рукой демона в комнату, чтобы с ногами забиться в кресло и пялиться долго на волшебное негаснущее пламя в камине.
Все это время Змий молча ждал, когда его сати выйдет из ступора. Он любовался четким профилем с греческим носом, изгибом шеи, склоненными плечами, линией колен, тонкими пальцами на обветренных руках. Он боялся упустить мгновение — запечатлеть этот образ в сердце навсегда. Он никогда еще не испытывал таких сильных, таких захватывающих чувств. Словно в дом вошло солнце. Словно в душу заглянули его лучи.
Вопросы политики? Заседание? Темные лорды, которые собрались для обсуждения контрактов с соседними реальностями? Нет, в голове был только мальчишка. Его имя вкусом поцелуев крутилось на языке. Его образ стоял перед глазами. Его запах тонким ароматом горел на коже.
И если бы теперь Змия спросили, о чем говорил с лордами утром, то он бы даже не вспомнил. Разве что ложь про поиски брата Габриэля, которую продумывал всю дорогу до дома. Но это было уже после обеда.
А теперь — огонь, кресло, юноша с волосами светлыми, словно солнце. Нет, волосами из солнца.
— Ты обещал прийти к обеду. — кажется, мальчик приходит в себя и даже шевелится, устраиваясь удобнее.
— Было много дел. Я не успел. Но я сразу приехал к тебе.
Габриэль медленно повернул голову от огня. Невыносимая печаль окрасила бледностью аристократические черты. Под расстегнутой рубашкой алел след от невоздержанного ночного поцелуя.
— Я, наверное, что-то не то съел или вода. Она совсем другая во вране. Ты недорассказал про последнего лорда, про Да... про Дагона, — ледяным тоном выговорил он.
Змий готов был голову на отсечение дать, что в этот момент нечто ужасно жесткое появилось в его юном госте.
-Да, он занимается магией перемен. Некоторые называют его другим именем — Ктулхуу, чудовищем из бездны. Или Тзинчем... Что не меняет сути дела.
— Не меняет, — эхо повторил юноша, не замечая все возрастающего беспокойства граана, который поднялся, подошел пошевелить угли в камине, затем дошел до окна полюбоваться на падающие хлопья снега, потом минуту посидел рядом с креслом на корточках, снова встал, снова походил по комнате.
— Собирайся!— наконец скомандовал демон. — Поедем на аукцион. Там можно отыскать хоть какие-то намеки.
— При чем здесь аукцион? — Габриэль спустил ноги с кресла, неуютно поежился. Он продолжал смотреть в подпространство, корить себя за глупость, ненавидеть за память, боясь и не желая будущего.
— При том! То, что зеркала могут делать означенные темные лорды, не значит, что твоего брата в ловушку заманили именно они. Магия в нашем мире продается. Вполне возможно, ловушку купили охотники на сати. И тогда твой брат попал к торговцам, а значит прошел или только пройдет через аукцион. Или тебя интересует лишь граан по имени Дагон? — губы мужчины превратились в узкую ниточку.
— Нет, — замотал головой Габриэль, машинально вставая. — Куда идти?
— С самого пробуждения ты меня все больше беспокоишь. Ты как себя чувствуешь? — Змий потрогал ледяной лоб юноши, заглянул во все еще стеклянные глаза, а потом внезапно притянул к себе — к самому сердцу. Прижал, как сокровище, закрыл от всего мира, не ожидая, что в следующую секунду дождь слез зальет камзол, что его драгоценный сати вдруг станет почти ребенком, беззащитным и потерянным.
А их телесная связь перерастет в одно мгновение в нечто большее, пустит корни в тьму самого древнего зла.
Нежность, радость обретения, желание хоть как-то облегчить боль — это лишь малая гамма эмоций, охватившая Змия.
— Я должен был догадаться, что все бесполезно, — шептал Габриэль, уткнувшись кулачками и носом в грудь граана. — Я понимал, что Микаэль пропадет. Как найти во вране мальчика, если каждый дом — запретная зона для других демонов. Брату десять. Его легко сломать. Он станет служить хозяину игрушкой, привыкнет, он забудет свет свободы и радости милосердия... Он превратится в сати, с которым можно делать, что угодно, который исполнит любую мерзость в постели.
— Габриэль, ну зачем? Зачем ты отчаиваешься? Посмотри на меня. Вот так. Вспомни, кто я такой... Не помнишь? Я правитель врана. Я и есть власть. Я — и никто другой.
— Ты... Темный лорд, великий убийца! — пробормотал юноша, в то время, как демон держал его за подбородок и пытался достучаться до рассудка.
— А еще я обещал тебе помочь. Ты помнишь? Поедем или нет?
— Поедем, — вяло согласился Габриэль.
Всю дорогу, пока они мчались по вечернему Маату в эалете, юношу терзали воспоминания о насилии и мысли о том, как глубоко он начинает запутываться в сетях врана. В то время как темный лорд без стеснения обнимал молодого любовника и наслаждался его солнечным теплом.
Насколько можно верить демонам? Да никак нельзя. Твари лгут всегда и везде. Они гнут линию, удобную только им. Они готовы вывернуться наизнанку, лишь бы добиться результата. Да, пока Габриэль не подписывал магических бумаг и не соглашался стать собственностью Змия. Да, тот делает вроде все правильно, говорит, не повышая тона, но ведь они всего три дня знакомы. А уже постоянно вместе. И Габриэль полностью в чужой одежде. Нет, в новой одежде. Ее шили спешно и на заказ. Хотя никто не снимал мерок. Вот и теперь — эта шуба из черной норки, эти обтягивающие брюки, явно чтобы граан мог любоваться ногами юноши, этот странного покроя свитер с ажурной вышивкой. Для чего? Почему? Такие почести! И одна спальня...
— Я так и буду спать у тебя? — вопрос через мех.
Рука Змия, гладящая волосы Габриэля, остановилась.
— Ты хочешь жить в другой комнате? Или в другой части дома? — язвительность, смешанная с обидой.
— Кто я тебе? Почему ты так заботишься о моем благополучии?
Юноша спрашивал мягко, при этом положил ладонь на колено граана и стал водить по бедру — медленно, успокаивающе.
— Пока не знаю, это выше меня, — рука темного лорда легла поверх, проникла между тонкими пальцами, повела выше, к паху. — Ты зажигаешь во мне огонь. Много огня и много безумия. Мысли путаются. И это пугает. Я никому не позволяю управлять собой. Для тебя сделаю все. Просто потому, что ты есть.
— Я это чувствую, — Габриэль напрягся, когда ощутил под брюками Змия возрастающее желание.
— Тогда зачем вопросы, почему мы спим в одной комнате? Я и ты хотим друг друга. Нельзя отказывать себе.
— Все заходит слишком далеко. Я здесь во имя спасения. Мой Микаэль в опасности. И теперь этот аукцион. Чудовища, несчастные светлые. Я боюсь увидеть и потом...
— Метаться от очередного кошмара?
— Даже если и так? Ты смотришь на мир с другой стороны.
— Вероятно, так. — согласился Змий, откидываясь назад и устраиваясь удобнее в подушках.— Ваши особи привыкли жить в лишениях, отдавать себя страждущим, больным, несчастным без остатка. Умирать лишь ради непонятного милосердия, при этом сами частенько ходят по мирам в обносках, недоедают, растрачиваются во имя чистейшего Агнца. Так вы называете мир источника?
— Это чистейший свет милосердия! — тихо отозвался Габриэль, и мелькающие блики за окном на мгновение озарили его полное сомнений лицо.
— Что уж не понимать! Гораздо лучше других это сознаю. И другие демоны моего мира — тоже.
— Вы? — изумление, граничащее со смехом.
— Ну, хоть как-то развеселил. А ведь у нас ваши сати живут в роскошных домах, их грааны заботятся о них, они создают с ними семьи. До самой смерти. Исполняют любые их желания.
— Как ты теперь? — Габриэль, все это время продолжавший витать в облаках и не замечавший даже, что до сих пор участвует в эротической игре и что его и рука Змия давно сжимают через ткань яички демона, внезапно очнулся и покраснел до корней волос, что стало заметно даже в полумраке салона эалета.
— Что ты делаешь? — юноша вырвал руку и спрятал ее в мех.
— Ты все знаешь. Еду с тобой на аукцион. Искать Микаэля.
— Нет, вот сейчас... — и Габриэль отодвинулся как можно дальше, но Змий лишь пожал плечами равнодушно.
— Ничего, кроме того, что ты сам начал.
— Неправда!
— Правда! Мы нравимся друг другу. А теперь, милый принц, отбрось морали и приготовься к вранскому разврату. Мы прибыли.
4
Вранский аукцион сати. Место, где рождаются мечты богатеев, где какое— то время содержатся светлые. Они — отражения истинных сущих. Они рождены миражами источника, который многократно повторяет образы братьев Габриэля и его собственный. Но самый редкий товар — настоящий сати.
Сати, что выплывают из животворных вод и обретают тело, полное огня. Сати, которые сами огонь. Их семь. И Микаэль один из — самый младший. Самый беззащитный, потому что часть его памяти закрыта солнцем источника. Потому что он рожден двумя светлыми и не имеет защитного зерцала, которое показывало бы правду о созданиях тьмы, что могут легко обмануть доверчивого ребенка. И сейчас, в этом мире, выручить огромную сумму за прекрасную игрушку.
— Готов? — дверь отъехала в сторону, Змий шагнул на улицу и протянул юноше руку в кожаной перчатке, чтобы помочь спуститься. Крупные хлопья снега сразу запорошили кудрявую шевелюру граана. В этом длинном пальто черного цвета, с широким воротом, с пушистым черным же мехом, мужчина казался огромным, пугающим, похожим на властителя. Да, он ведь таким и был.
