Монастырь-3: свадьба для ангела (2 часть)

Легрэ многозначительно молчал. Он запер дверь на засов и еще на ключ, который спрятал в кармане рясы.

Вернее всех слов о благодарности Фернандо сказал поцелуй, который лег на губы мальчика. Теплое касание, которое через мгновение стало жаром, жадно раздвигающим губы, как будто в первый раз ищущим отклики от прикосновений языка, от пробуждающейся игры и вскипающей крови. Луис откликнулся робко и выжидающе, как будто задавал вопросы, но не смел их произнести вслух. Легрэ закрыл их, и это значит только одно — они здесь останутся до утра. Колени невольно задрожали от предчувствий, слишком разных мыслей в голове. Глаза скользнули по стене, где висели плети.

Легрэ подошел к цепям, свисающим с потолка, и выжидающе взглянул на короля.

— Крепкие, — сказал он, осмотрев звенья и подергав за наручи. — И запираются надежно.

Луис тревожно оперся ладонями в короля.

— Что вы задумали? — спросил, стараясь не выдавать волнения.

— Луис, подойди сюда, — приказал Легрэ. — Быстрее давай.

Юноша неуверенно подошел к мужчине.

Легрэ с холодным молчанием развязал его пояс, стянул с плеч рясу и подвел под цепи.

— Подними руки вверх. — Кристиан пристально смотрел в глаза юноши, сдержанно и немного презрительно.

В голубых глазах появился теперь уже нескрываемый ужас. Но он все равно поднял руки, не отводя взгляда от барона. В четырех стенах запертого помещения трудно объективно оценивать происходящее, даже если ты точно знаешь, что сейчас произойдет. Если попробовать убежать или закричать... он сам же соглашается на все и давно переступил барьеры.

Легрэ застегнул наручи на запястьях герцога, дважды обошел его, разглядывая обнаженное красивое тело, на котором из одежды и осталось всего-то, что мягкие сандалии. Остановившись позади Луиса, Кристиан запустил руку в его волосы и, резко сжав пальцы в кулак, запрокинул голову герцога назад. О, Легрэ совсем не скупился на боль, но в его движениях не было ненависти — только желание жгучее и невыносимое. Этот спектакль Кристиан играл для себя и для короля.

Юноша вскрикнул. Красный свет, льющийся от светильников, придал возмущению чуть больше эротизма. Пальцы жестко оттягивали голову назад, заставляя прогибаться и открывать шею. Колени чуть согнулись, давая больше упора ногам, а в запястья врезался металл.

Кристиан взглядом улыбнулся Фернандо и огладил мальчика по спине сверху вниз.

— Ты будешь послушным, Луис? — спросил он, сжимая пальцами ягодицу герцога и хрипло дыша над его ухом.

— Да, — голос изменял герцогу. Он никогда не был в пыточных с Кристианом и Фернандо. Но слышал от слуг, что они частенько допрашивают там изменников и пытают провинившихся вассалов. О короле вообще давно ходили слухи, что он дьявол. Но до сих пор этим дьяволом в сознании Луиса оставался Ксанте, который умел делать с людьми все, что захочет — превращал их в податливый воск, из коего лепился любой образ.

— Помни, милый, ты обещал, — Фернандо мягкими шагами подошел поближе, и каждый шаг сопровождался еле слышным шуршанием подошвы о выщербленный камень пола. — Как думаешь, зачем мы здесь?

Луис вздрогнул от тяжелых шагов, даже не совершая попыток освободиться от пальцев в волосах. Он только жалобно взглянул вокруг, пытаясь не впасть в жуткое состояние воспоминаний, связанных с допросами инквизиции.

— Что обещал? — воздух со свистом вырвался из ноздрей.

— Быть послушным, — растянул губы в тонкой бледной улыбке король, дотронувшись пальцами до щеки мальчика. — А теперь отвечай — зачем мы здесь?

— Фернандо, прошу тебя... — капелька пота потекла по виску герцога. — Я не знаю зачем, — юноша оперся пятками о каменный пол, но обувь скользила по ним, а улыбка монарха обещала наказания. Потому следовало сосредоточиться. — Чтобы... Чтобы стать ближе?..

Губы Кристиана горячим поцелуем ожгли спину герцога, лопатки, шею на самой границе волос, и пальцы бегло прошли между ягодиц.

Луису стало страшно. Он привык к грубости и играм своих любовников, но камеры пыток холодили кровь, а на поверхности памяти всплывало лишь одно имя — Ксанте.

— Правильно, милый, ближе. Чего ты так сильно боишься? — Голос короля ложился холодным равнодушием. Пальцы коснулись испарины на лбу мальчика.

— Пыточных, — голос охрип, и герцог закрыл глаза, старательно прячась от красного человека в углу воспоминаний. Там была жарко натопленная комната, там юный цыганенок по имени Энжи еще не знал, что родился в родовитом гнезде Сильвурсонни.

— Луис, смотри на меня, — приказал Фернандо, крепко взяв мальчика под подбородок, как будто тот мог вырваться. — Открой глаза и смотри. Чего именно ты боишься?

Беглый взгляд на брата — продолжай.

— Не надо, — сглотнул несчастный, а по спине его побежали поцелуи. Он знал и другие ласки, в которых эти двое — лишь тени будущего: его бог-дьявол и его синеглазый спаситель-архангел. Там рука отца Ксанте могла изменить мир и наполнить его огнем или настоящим солнцем. Зверь, воплощенный во плоти, что позволил узнать о мире почти все и даже боль возвел в способ изменения.

Кристиан хитро улыбнулся королю, отпустил волосы Луиса и живо скользнул вниз. Теперь он целовал поясницу герцога, удерживая его за бедра и спускаясь мягкими приятными прикосновениями на ягодицы.

Юноша, реагируя на собственные страхи и касания, прикусил нижнюю губу. Если даже и успеет добраться в ту далекую заводь господь, если позволит искупить вину перед теми, кто казнен лишь потому, что смотрел на их убийство, все равно теперь вину грешной любви не искупить никогда. Герцог часто задышал и сжал пальцы рук.

— Смотри мне в глаза и отвечай, — в голосе Фернандо было непоколебимое спокойствие и приказ, не предусматривающие возможности избежать ответа.

— Неба, — лазурь глаз светилась первобытным ужасом. — Я боюсь только неба.

— Неба? — король холодно улыбнулся и склонился к лицу мальчика. Тьма и пламя метались по лицу безумным танцем, лепя призрачные маски ужаса, похоти, страха, равнодушия, и почти сразу разрушая их, заменяя, вертя ловкими пальцами опытного жонглера. — Так почему же этот страх именно здесь делает тебя безвольным?

Язык Легрэ нагло прошелся между ягодиц юноши.

— Милый, хороший, — видя дьявола Луис всегда терялся, но в каменном мешке дернулся прочь, уже произнеся ласковые слова. — Умоляю, хватит меня мучить. Я все уже сказал, — память жестоко подкинула момент, когда жгли человека. И Сильвурсонни невольно вскрикнул от рук Кристиана.

Легрэ все понял без слов и дал юноше короткую передышку. "Медленнее", — напомнил он себе, и ласково погладил герцога по ноге, успокаивая.

— Не все, ласковый, — улыбка монарха становилась все нежнее. Маленький бывает таким упрямым... Язык осторожно коснулся алых губ, очерчивая их по внутреннему краю, грозя скользнуть дальше и вылиться в поцелуй. — Говори.

Как говорить, если ловкий язык Легрэ искушает плоть, проходясь от копчика вниз, заставляя шире раздвигать ноги и испытывать дрожь, заставляющую колени подгибаться, когда Фернандо грозится впиться поцелуем, утверждая власть?

— Я же сказал... — чуть не заплакал Луис. — Вы знаете оба, что я был с Ксанте до последнего года... Не надо, — тихий всхлип, когда язык кружит вокруг ануса.

— Да, маленький, — пьянящий выдох в губы. Фернандо чуть прикрыл глаза, гася взгляд — мальчика можно пить, как самое пьянящее вино, кружащее пространство веселым безумным танцем. — Но ты должен сам сказать про глубинные страхи. Ты должен пройти через них.

— Он убивал людей... И пытал... Я не хочу бояться, но... — стон сладострастья вырвался из полуоткрытых уст, красных от страсти.

— Ты боишься, что с тобой что-то сделают? Или другого? — король намеренно задавал неправильный вопрос, так чтобы мальчик не мог просто ответить "да". Он должен проговорить сам.

Неожиданная слабость накатилась на Луиса. Чуткий слух уловил в Фернандо ту же опасную ласковость, что и у инквизитора. Герцог думал, что давно забыл про свои страхи, что они его отпустили, но стоило спуститься в подвал, как вновь небо путается с землей, а искушение похотью оборачивается красной чумой наказаний.

— Он приходит ко мне до сих пор — кровавый всадник. С собаками, у которых головы-черепа, — вдруг сказал совсем ровным голосом.

— Что он делает с тобой? — родная душа открывала ворота в ад — уже не в персональный, а в общий, куда дьявол стремился радостным вождением — познать, поймать, сделать своим.

Луис растерянно посмотрел на своего дьявола. Рядом с кошмарными снами и видениями тот казался почти ребенком.

— Он говорит... Я одержим, Фернандо. Я еще тогда тебе признался, что во мне есть дьявол.

Кристиан огладил ягодицы юноши, поцелуями вдоль позвоночника поднялся вверх.

— У нас у каждого свой зверь, Луис... и со своим ты тоже можешь жить, не терзаясь тревогой. Учись владеть им, но помни, иногда он будет вырываться на волю и делать, что хочет. Но в твоих силах чаще все-таки удерживать его, подчинять. Здесь ты хозяин положения...

— Он настоящий. — Испуганно забормотал юноша. Настоящий? Сейчас настоящими были черные глаза реального демона, который не собирался ни с кем делить герцога. Яростный огонь горел в нем.

— Настоящий — пока ты даешь ему силу. Покажи его, — обманчивая мягкость тона и прикосновений, и голодная жажда во взгляде. — Ты говорил — приходит. Ты говорил — живет. Если живет — покажи.

Луис отрицательно замотал головой. Кристиан требовал, чтобы он владел зверем, Фернандо вызывал, словно на поединок. Но герцог знал, что это только его собственное безумие...

— Пожалуйста, — с паникой взмолился дьяволу короля.

— Пока не покажешь, не признаешь — ты будешь управляем им. Всегда. Ты этого хочешь? — слова падали темными клеймами на белую кожу мальчика, расчерчивая его черно-белым узором. Как прорастающие веточки терновника. Фернандо довольно втянул сухой воздух, напоенный страхом — красиво.

— Милый, — Легрэ погладил герцога по волосам, — Фернандо прав.

— Я не вызываю демонов, — заплакал Луис отчаянно.

— Нет, конечно, ласковый мой, — голос короля опять лился патокой, обволакивая липкостью меда, заставляя барахтаться беспомощной мухой. — Он сам приходит. Когда? Что нам сделать?

— Он тут, — Кристиан положил ладонь на лоб герцога. — Ты должен говорить о нем. Мы поможем тебе, любовь моя. Он же здесь сейчас, верно?

— Не знаю, наверное, здесь. Он всегда забирает у меня все, что я люблю, — зрачки расширились, и Сильвурсонни словно испытал страшную боль от какой-то ужасной потери. — Ласку убили. Ее поймали через год и пытали на моих глазах. А потом... я дружил с мальчиком... его поймали на самоудовлетворении и обвинили в... мужеложестве. Мою собаку... отравили... Он смеется надо мной и теперь, собираясь отнять Кристиана. Придут кровавые псы и разорвут ему внутренности.

— Это мы еще посмотрим, — порывисто выдохнул Легрэ.

— Он? — Фернандо холодно улыбнулся. — Нет, милый, не он. Потому что он над нами не властен. Только над тобой. И убивает он не Кристиана — тебя. Пока ты думаешь о том, что кого-то не будет, ты оплакиваешь живого, не мертвеца, забирая жизнь у вас обоих. Ты хочешь, чтобы он забрал жизнь твоего любимого? — черные глаза горели огнем, не давая выхода из бесконечного колодца. Выхода нет — только продолжать падать. Утонуть, разбиться или наперекор всему полететь.

Его охотники... Гончие псы... Его красный конь, который въезжает в любые ворота. Любимые, живые, они не знали ничего о красном дьяволе. Они считают, что Луис сумасшедший.

— Я... не оплакиваю... я боюсь его, — еле слышно отозвался юноша.

Легрэ хмуро слушал герцога, но по-прежнему поглаживал его плечи.

— Ксанте мертв, — сказал он. — Потому что каждый дьявол один раз в жизни проигрывает. Он ничего не может мне сделать, особенно отнять у тебя.

Неужели Кристиан думает, что это люди убивают? Кристиан, вокруг, везде смерть выстилает себе кровавый ковер из болезней, войн, насилия.

— Ты прав, он мертв, — Луис чуть приподнялся, чтобы железо не саднило запястья, опасаясь короля, который почувствует его физическую слабость. Он станет играть жестко, чувствуя кровь.

— Даже если бы он был жив — это ничего не меняет, — Фернандо слегка погладил маленького по щеке. — Потому что снедает тебя не он, а его отражение в тебе. Твой красный человек. Ты ему поддашься? — монарх задумчиво продолжил вести узоры по здоровой щеке юноши. Сделай что-нибудь, милый, а мы поможем...

Король точно знал, на что бить. Внутри, жжет пламенем, съедает внутренности, желает жертв...

— Не поддаюсь... Не надо... — словно острый коготь теперь пытался рисовать по коже, хотя это был всего лишь палец.

— Сделай, — эхом шепнул на ухо Легрэ. — Надо.

— Что сделать? — тихий всхлип и ощущение, что пол проваливается, а оттуда наползает огонь.

— Позови его.

Луис недоуменно вслушивался в приказ барона, но сознавал — это бред... Звать красного дьявола нельзя. С ним придут собаки... С ним придет чума и...

— Помилуйте...

— Хм... Ласковый мой, ты хочешь меня разочаровать? — скептическая ухмылка появилась на лице Фернандо. — Ты хочешь сказать, что ты уже поддался? — палец завершил узор на одной щеке и потихоньку подбирался к свежей ране на второй.

— Нет, клянусь... Нет, Фернандо... — юноша задыхался, вспоминая, как в лихорадке сдавался зверю, как тот показывал, что мир хрупок, требовал пользоваться им, как игрушкой. — Я не умею вызывать такие сильные приступы. Перестаньте...

Легрэ переглянулся с королем, словно спрашивая: "Продолжать?"

Монарх ответил едва заметным кивком, а сам прошептал на ухо мальчика:

— Слабеешь?

Слабость давно растекалась по ногам герцога. И хотелось повиснуть и поддаться, но Луис сейчас был клинком, на конце которого алела кровь его бессмертной души.

— Я не хочу... Чтобы он возвращался, — Луис видел красного дьявола незадолго до приезда Анники, а теперь — буквально недавно был в его жарком пламени, когда задыхался от лихорадки. Дьявол умел шептать мудрые советы. И утверждал, что уже никогда любовь не победит. "Смотреть на агонию — вот твой удел, Луис. Я вырву твою душу в обмен на жизнь одного из твоих любовников".

— А что хочешь? Бегать от него всю жизнь? Прячась от нас на это время? Знаешь, ласковый, ты делаешь ту же ошибку, что и Кристиан. Думаешь, что правишься сам, без нас. Кидаешь нас на этой время, — Фернандо ласково шептал, прокладывая путь вдоль шрама.

— Я не прячусь, — Луис покраснел. — Он приходил... Когда я заболел, приходил.

Пальцы чуть застыли и король сумасшедше улыбнулся. Блеснули глаза, чуть ощерились зубы сладостным предвкушением.

— Приходил... И чуть не забрал тебя к себе. Да?

— Но не забрал, — добавил Кристиан.

Луис вздрогнул. В тот день они сказали про Аннику. Потом случился приступ, потом... Луис смутно помнил несколько недель. Вернее, последние дни.

— Он говорил про выбор, — мокрые дорожки наполнились новыми слезами. — Освободите мне руки.

Кристиан вопросительно глянул на короля и потянулся к наручам.