Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
«Фабрика заведена собственным капиталом без получения от казны впомощения».
Ага!
Так всё-таки «первоначальный капиталец» у будущих миллионщиков имелся…
— Откуда дровишки?
«На колу висит мочало, начинай всё с начала».
* * *
— Так, «откуда дровишки»? — не выдержав, перебив, спрашиваю у Деда Мартимьяна, — откуда у живущего натуральным хозяйством крестьянина, тем более — крепостного, «собственный капитал»? Так не бывает!
Тот не спеша наливает, Маркс ведает какую уже чашку крепкого чая — изрядно потревожив мою личную «Жабу» и, смачно похрустев сахаром в прикуску на зависть по-молодому крепкими зубами, спустя довольно продолжительное время, отвечает:
— А то был не их «собственный» капитал — казённая бумага всё стерпит, а деньги из касс древнеправославных общин.
И тут мне стало ОЧЕНЬ(!!!) интересно:
— Эге… А вот с этого места, пожалуйста — поподробней!
Бытие определяет сознание, иль кто-то будет спорить?
В нашей Средней полосе (это где Нечерноземье) и севернее — «откуда пошла и есть земля русская», даже в урожайном году — на душу приходилось примерно по 750 граммов хлеба в день, не считая огорода и даров окрестных лесов и рек, конечно. Пшеницу выращивали только на юге, поэтому рожь, овес, гречка и прочая каша — еда наша.
Для сравнения: в блокадном Ленинграде ежесуточные нормы потребления хлеба были: 500 грамм на передовой, 375 грамм на заводе, 200-250 грамм иждивенцам.
Немудрено, что от такой кормёжки чудо-богатыри армии русской были ростом с нынешнюю старшеклассницу — 165 сантиметров… Вы только на фотографии солдат Первой мировой войны посмотрите: «головастик» к головастику — только фуражку и носить.
Климат частенько подводил и, из просто неблагоприятного для проживания — раз в десять-двенадцать лет, становился воистину зверским. Тогда, даже блокадный ленинградской паёк оказывался недоступным и, православный люд — вымирал семьями, деревнями и, даже целыми волостями и уездами… Как это было в «Царь-голод» 1891-1893 годов.
Суровые климатические условия заставляли русских крестьян жить общиной — делясь друг с другом последним куском хлеба, в которой не частнособственнические, как на Западе — а коллективистские отношения оказались тем фундаментом, на котором происходило хозяйственное и управленческое устройство.
Кстати, не только русских…
Поволжские немцы, тоже очень быстро переняли этот местный обычай, без которого не выжить в нашей «зоне рискованного земледелия».
У староверов же, испытывающих не по-человечески трудные лишения — не только по регулярно-случайной прихоти стихии, но и — целого столетия целенаправленного геноцида со стороны собственного правительства, эти общинно-коллективистские отношения — приняли гипертрофированный характер.
И когда наступила «оттепель», этот характер староверы-купцы перенесли и в сферу финансово-экономической деятельности. Если у победивших во время Реформации западных протестантов, вера которых приобрела государственный статус — стал развиваться классический капитализм «по Марксу и Энгельсу», где личная прибыль отдельного индивида — превыше всего…
Главное в западном протестантизме, что?
Скажу словами известной песни:
Быть богатым и здоровым — наивысшая христианская добродетель.
А вот быть бедным и больным — есть величайший из всех грехов!
У нас не так, однако: находящиеся под мощным государственно-церковным прессом, русские староверы — вынуждены были нацеливаться на обеспечение жизнедеятельности своего социума, выживания своих единоверцев в агрессивной внешней среде. Внутри староверческой общности действовало правило: какими бы не были высокими твои личные заслуги — они есть результат действия общества, к которому тебе посчастливилось принадлежать. Отсюда следует действующий негласно закон:
Твоя собственность — есть собственность твоей веры и, никак иначе.
Краеугольным камнем этой борьбы за существование стало равенство всех без исключения членов общины. Род занятий и статус в общине, зависели только лишь от способностей каждого и от признания этих способностей со стороны единоверцев. Это обеспечивала практика внутренней открытости и гласности, когда ни одно важное дело не рассматривалось тайно. Любой член общины имел право предъявить свои требования и выдвинуть предложения и, они выслушивались и поддерживались в случае, если другие члены общины считали их сообразными с общей пользой.
Если заслуживающий доверия крестьянин «в тулупе» приходил и просил дать ему «пять тысяч рублей» на фабрику, обещая отдать их через полгода — ему давали. Ибо единоверцам предоставлялось право пользоваться беспроцентными ссудами из общинной кассы, причем допускались и безвозвратные займы.
Не получилось «раскрутиться»?
Ну, что ж… Общество отнесётся к тебе с пониманием, но второго шанса разбогатеть уже не предоставит: иди туда — откуда пришёл и занимайся тем, чем занимался раньше.
Но коль у тебя получилось разбогатеть, возможности возвратить долг в общинную казну и стать полноправным хозяином своего дела и капитала — не представлялось. Можно было лишь отдать обществу предприятие — запущенное на общинные деньги, заработанный капитал и остаться «при своих интересах». Даже право наследования здесь не работало, ибо староверы не признавали официального церковного брака.
И подобные примеры — правило, а не исключение в российской действительности первой половины XIX века. Биографию какого купца-миллионщика не копни, везде одно и тоже: в распоряжении казалось бы — случайных людей, внезапно оказывались огромные денежные средства.
В изрядном количестве имеется и обратное: от огромных капиталов вдруг — в одно мгновенье, не оставалось и следа. Вспомним хотя бы роман Мамина-Сибиряка» «Приваловские миллионы», написанный в 1883 году.
Для большей доходчивости приведу историю некого волжского купца Злобина, жившего в конце XVIII — начале XIX века.
Происхождения он был неизвестного, лишь упоминается вскользь, что в юности ему повезло-посчастливилось трудиться пастухом…
Довольно незавидно-мрачное начало для карьеры в любом направлении, согласитесь!
Однако решив, что всю жизнь хвосты быкам крутить — не есть канифольно, сей вьюнош как-то умудрился выучиться грамоте и стать писарем в одном из Богом забытых селений…
И вдруг резкий старт, покруче гагаринского!
Буквально на пустом мете, Злобин становится городским градоначальником, крупным строительным подрядчиком и, само собой — богатейшим купцом того региона. Он проворачивает многомиллионные сделки, водит дружбу с волжским генерал-прокурором и имеет знакомство со многими петербургскими министрами.
Но жизнь человеческая, увы — коротка, бренна и конечна… Злобин внезапно умирает, а единственный оставшийся законный наследник — родной внук, получает от деда-миллионщика…
Деревянную чернильницу и несколько книг!
С чем, как говорится, пришёл — с тем и ушёл.
Конечно же, ничего случайного в этом мире нет.
Лидеры староверческих общин — так называемых «согласий», присматривались к своим единоверцам и, наиболее предприимчивых и надёжных из них — ссужали первоначальным капиталом для открытия…
Собственного дела?
Нет! Общинного.
В случае же если человек разбогатев отходил от каких-то критериев старообрядничества, или его наследники не оправдали возложенных на них одноверцами надежд — имущество и капитал отбирались в пользу той же общины.
Таким, или примерно таким образом — были сколочены огромные капиталы и построены многочисленные предприятия в староверческих анклавах — которые стали центрами не только промышленного развития страны, но и духовного развития древнеправославия. Здесь имелись свои школы, печатались книги. Торговые предприятия и мануфактуры таким образом, становились центрами религиозного влияния — которые привлекали значительное количество людей со стороны, автоматически увеличивая численность старообрядческих обществ.
Ибо, чье предприятие — того и вера!
Естественно, на построенные на средства старообрядцев мануфактурах, фабриках и заводах — могли работать только люди разделяющие убеждения владельцев. Поэтому с полным основанием можно утверждать, что русский пролетариат — наделавший столько «шороху» в первой половине XX века, имеет старообрядческие корни — со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В результате, староверческие общества — трансформировалось в самодостаточные, независимые от властей структуры — развивающиеся по собственной логике и имеющие свои внутренние порядки, многие из которых настораживали официальные власти.
Работающие на предприятиях староверы, образовывали артели по несколько десятков человек, которые не только могли спорить с владельцем (на самом деле — с управляющим) — но и навязывать ему свои решения по каким-то производственным вопросам. В таких условиях сформировался особый тип «фабричного», «мастерового» — психологически весьма далекого от обычного работника по найму в классическо-капиталистическом смысле этого слова.
Современники писали на этот счёт:
«…Тут нет ничего похожего на обыкновенные отношения между хозяином и его работником; речью заправляют, ничем и никем не стесняясь, наиболее начитанные, будь это хоть последние бедняки из целой артели; они же вершат и поднятый вопрос».
Таким образом, артель являлась основной производственной единицей. Она непосредственно влияла на производство, «рядилась» с хозяином насчёт заработка и оказывала ключевое влияние на весь ход фабричной и около-фабричной жизни…
* * *
«Стоп, стоп, стоп, — сказал я сам себе, — а вам это ничего не напоминает?».
— Слушай, Дед Мартимьян… А ведь это — социализм!
Тот, пожав плечами:
— Называй как хош, а промеж нами такой порядок зовётся «Согласием».
В свою очередь почесав свой лысый череп, озадаченно:
— А ты ничего не путаешь? Ведь «Согласия» — это староверческие общины?
Тот кивнув:
— И это тоже.
И ещё вот какой мыслёю меня «под чаёк» торкнуло и, я на некоторое время «завис» — как советский калькулятор от «десятой Винды»:
Уже через неполный год после того, как я приступил к своей задумке — к созданию «подпольной промышленной империи» на основе кустарно-артельной ульяновской, с несказанным удивлением заметил, что местные хроноаборигенны — имеет прямо какую-то врождённую на генетическом уровне способность к самоорганизации. Артели в созданном мной через Клима Крынкина кооперативе «Красный рассвет» — как будто жили своей жизнью: они рождались, развивались, налаживали связи меж собой и, с сторонними производственно-торговыми структурами и даже…
Умирали, распавшись!
Чтоб, снова соединиться — в уже новом качестве.
И всё практически без моего участия, которое скорее заключалась в даче мудрых советов да в снабжении продвинутым оборудованием разработки «Особого проектно-технического бюро № 007» (ОПТБ-007).
Конечно, сперва я хотел как «классический попаданец» — авторитарными методами установить жёсткую вертикаль власти со строгой иерархией подчинения… Однако мне хватило ума, почти не вмешиваясь — внимательно наблюдать за этим явлением, тщательно изучить его и проанализировав, прийти к вполне определённому выводу…
Что это есть, ни что иное — как зачатки столь модной «у нас» структуры сетевой промышленно-торговой корпорации!
Напомню для тех кто не знает: в начале XXI века — примерами сетевых структур служит любая организация (самый простой пример — большая, благополучная, дружная семья), основанная с учётом взаимной выгоды составляющих членов. Или несколько равных организаций — сотрудничающих по равноправному принципу. Пример — практически все транснациональные корпорации, отдельные — «особо продвинутые» логистические транспортные организации, Интернет с его соцсетями, политические движения — объединённые некой социальной идеей… Они могут быть как очень простыми — так и невероятно сложными, многоуровневыми.
Сетевые структуры представляют собой альтернативу — как жёсткому «вертикальному планированию» советского типа, так и западной «стихии рынка».
Так сказать — «третий путь»!
Как и всё без малейшего исключения придуманное человеком, они могут служить как на благо ему же — так и во вред. Именно сетевыми — являются современные мне организации гангстеров, наркоторговцев и террористов — вроде «Козы-Ностры» или «Аль-Каиды».
У сетевых организационных структур имеются свои достоинства и недостатки.
Среди первых главенствует гибкость, адаптивность к динамично меняющейся внешней среде — что весьма немаловажно в текущей советской действительности. Если у меня получится задуманное — никакой Сталин, Хрущёв, Горбачёв и, далее по списку — не смогут уничтожить её. Ибо, у сетевых структур нет какого-нибудь «главного штаба» — по которому следует бить, зато имеется способность самовосстанавливаться.
Среди недостатков, стоит в первую очередь упомянуть чрезмерную зависимость от квалификации кадров.
Качество местных «кадров», конечно же — практически никакое…
Однако последнее обстоятельство, на первых порах нивелируется наличием у меня четырёх-ядерного компьютера и программ автоматического проектирования, бухучёта и прочих.
Ну а там обзаведёмся — какие мои годы!
Теперь же, слушая Деда Мартимьяна я вдруг понял — никакой «случайности» не было.
Как мух в паутину, я же попал в уже готовую сетевую структуру старообрядцев, которая создавалась с целью выживания и, совершенствовалась — в течении как бы уже не двух столетий.
Лидеры сохранившихся и поныне действующих древнеправославных общин — меня заметили, оценили по достоинству и, внимательно наблюдая — подспудно поддерживали-подпитывали.
Вспоминаю: даже сам он — появился как никогда вовремя, ни раньше, ни позже. И дела финансовые «Красного рассвета», с тех пор — шли на удивление гладко… До поры до времени, пока я не выбрал какой-то — вполне определённый «лимит» доверия, после чего ко мне возникли какие-то — вполне определённые вопросы.
Возникло чувство изрядной досады, но в то же время заметного облегчения:
Я не один в поле воин!
* * *
Однако, слушаем дальше…
Официальные власти, не говоря уже про мракобесов из Священного Синода — через которой государство вертело как хотело Русской православной церковью, усматривали в таким порядках покушение на «устои» и попрание «святые святых», недоумевая: как это могут простые фабричные работники держаться с хозяевами на равных?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |