Все наоборот

Из-за проблем с отцом Гарри пришлось рано повзрослеть. Он помогал матери по хозяйству, мог сам пройтись по магазинам и никогда не тратил лишнего. Он прибирался дома и научился неплохо готовить. Он штопал себе носки и чинил обувь. Он ходил в начальную школу, но времени после занятий оставалось много, и Гарри много читал. Со сверстниками ему было не очень интересно — все их заботы казались ему несколько... детскими, что ли. Надуманными. В жизни существовали проблемы гораздо серьёзнее, чем неполная коллекция карточек знаменитых волшебников или выговор от родителей за плохую успеваемость.

В результате друзей у него почти не было (если не считать Джинни), и он с нетерпением ждал начала учёбы в Хогвартсе. Во-первых, там можно будет на время забыть о домашних проблемах и вечно пьяном отце, и во-вторых, там у него, возможно, появятся настоящие друзья.

Глава 2.2 — Снейп

Когда-то у семьи Поттеров было множество друзей среди других молодых волшебников. Они ходили друг к другу в гости и закатывали шумные вечеринки. После появления потомства встречи стали более тихими и спокойными, и менее частыми. Но они всё так же были наполнены атмосферой тепла и дружбы.

"Мародёры" — Джеймс, Сириус, Ремус и Питер — вообще собирались вместе очень часто, и то в одном, то в другом доме одного из друзей по вечерам раздавались взрывы хохота. Ну или просто взрывы, когда они испытывали очередное своё изобретение.

Когда Джеймс Поттер начал пить, всё веселье постепенно сошло на нет. В Хогвартсе Джеймс был неистощим на проказы, в боевых схватках — не знал страха и усталости, за будущей женой в своё время ухаживал так, что все однокурсницы Лили до смерти ей завидовали. И пьянству он, к сожалению, отдался с таким же самозабвением.

Постепенно обрывались старые связи, и Поттеров всё реже приглашали в гости. С Лили некоторые из старых подруг ещё общались (Алиса Лонгботтом, к примеру), но к Джеймсу у большинства возникла стойкая неприязнь. В пьяном виде он часто бывал груб, невоздержан на язык и неуёмно драчлив. И только друзья по прежде неразлучной четвёрке не забывали его (хотя Питер лучше бы забыл, собутыльник несчастный).

Довольно долго Сириус с Ремусом пытались помочь друзьям, вытащить их из той ямы, где они в конце концов оказались. Но как помочь человеку, который хочет, чтобы ему помогли, только с очень глубокого похмелья, а всё остальное время уничтожает себя с искренним удовольствием?

Кроме того, друзья оказались по горло заняты своими делами. Детишки-близнецы у Сириуса родились такие, что требовали постоянного присмотра (и периодического ремонта в доме), место Блэков в Визенгамоте тоже требовало его присутствия, нужно было срочно выправлять финансовые дела семьи, сильно пострадавшие из-за последней войны, да и множество других обязанностей было возложено на наследника одной из древнейших чистокровных семей.

Ремус же с головой ушёл в политику. Начитавшись маггловской литературы по защите прав человека, он решил, что пора и косное магическое сообщество привести к свету истины. Он организовал общество по защите прав законопослушных оборотней, ездил с лекциями по городам и призывал граждан поддержать его инициативу. Он выступал за наделение смирных оборотней равными правами с волшебниками, и за введение в Хогвартсе в качестве одного из обязательных предметов изучение анимагии. Он утверждал, что анимаги гораздо терпимей будут относиться к оборотням, так как будут лучше понимать их природу. (Если бы он мог приводить в пример своих друзей, ему было бы намного легче проводить агитацию, но ни Джеймс, ни Питер, ни даже Сириус так и не сподобились получить лицензию анимагов, так что о них упоминать было нельзя, и все его доводы без обоснования казались высосанными из пальца.) Фадж не считал его за политика, Малфой снисходительно выслушивал его доводы, сокрушённо вздыхал, сочувственно кивал головой, но дать денег на развёрнутую просветительскую кампанию категорически отказывался.

Новые перспективы для движения Люпина открылись довольно неожиданно. Фенрир Грейбек, который в своей буйной молодости покусал малыша Ремуса, тихо сидел в Азкабане, пока к нему с восторженной проповедью своей кампании не наведался тот самый малыш, малость подросший и набравшийся свежих идей. Грейбек неожиданно раскаялся во всех своих злодействах, после чего Люпин, задействовав все свои связи, освободил того из Азкабана. Фенрир поклялся, что больше и мухи не обидит, надел белые одежды и начал всюду следовать за Люпином, как утёнок за уткой. Именно он превратил политическую программу Ремуса в религиозное учение о "добрых оборотнях". Если с позиции религии можно было считать Люпина мессией, то Фенрир явно был его первым апостолом. С помощью его деятельного участия секта "добрых оборотней" потихоньку разрасталась. Вели они себя тихо, придумывали зелья для обуздания своего нрава, вели просветительскую работу среди волшебников, и пока их никто не трогал. Но у Ремуса под началом оказалась толпа оборотней, которых нужно было приучить к порядку, и он совершенно перестал видеться с друзьями из-за нехватки времени.

У Лили Поттер осталось очень мало друзей, и одним из них был Северус Снейп.

* * *

Дядя Северус часто заходил к маме, когда папа был неизвестно где, и становилось совершенно ясно, что до утра его ждать не стоит. Иногда Гарри в это время был дома, иногда — уходил в гости к Дадли или к крёстному. Однажды, когда он собирался остаться с ночёвкой у Дадли, у Дурслей ближе к вечеру прорвало водопроводную трубу, и им стало не до него. По дороге в магазин за новой сантехникой они закинули его к Годриковой Лощине, и Гарри пришёл домой рано. Папа, конечно же, снова где-то шатался. Гарри думал, что мама уже спит, тихо открыл входную дверь и прокрался к лестнице. Но заметив светлую полосу на полу от неплотно прикрытой кухонной двери и услышав тихие всхлипы, он осторожно подошёл и глянул, что же там происходит.

И увидел, наверное, то, что видеть был не должен.

Мама рыдала и что-то неразборчиво бормотала жалобным голосом сквозь всхлипы. Её голова покоилась на плече дяди Северуса. Он осторожно гладил её по волосам и тихо говорил что-то успокаивающее. Потом отстранился, достал из складок мантии небольшой флакончик, налил из кувшина воды в стакан и развёл там свою жидкость. Из дверной щели пахнуло пряным ароматом успокаивающего зелья. Мама выпила раствор, её зубы стучали о стакан. Затем он снова приобнял её, и она уткнулась ему в мантию, продолжая тихо всхлипывать.

Гарри бесшумно отошёл от двери и забился в угол гостиной, примостившись на небольшом уголке ковра между стеной и буфетом с антикварной посудой. Вытащив из рюкзака портативную видеоигру, которую ему одолжил Дадли, он попытался её хотя бы включить.

Бесполезно.

В Годриковой Лощине маги селились уже несколько тысячелетий. Сама земля была пропитана магией, и в таких условиях отказывалось работать даже электричество. Что уж говорить про тонкую электронику.

Гарри со вздохом закинул видеоигру обратно в рюкзак.

Через час или около того, когда мама совсем успокоилась, дядя Северус тепло попрощался с ней и направился в сторону прихожей через гостиную. Гарри был совершенно уверен, что его никто не заметит в темноте, но Снейп грустно кивнул ему. И пошёл к выходу.

Гарри, наверное, стоило разозлиться на маму. Или на Снейпа.

Наверное, стоило рассказать всё папе, чтобы тот его больше и на порог не пускал.

Но Гарри не стал этого делать.

* * *

В очередной визит дяди Северуса Гарри подошёл к нему и тихо спросил:

— Дядя Северус, можно задать вам вопрос?

Мама была занята на кухне, и Снейп ждал её в гостиной, поэтому согласно кивнул.

"Вы любите маму?" — хотел спросить Гарри. Или: "Вы хотели бы стать моим папой?" Или даже: "Вам не кажется, что это нехорошо — встречаться с мамой за спиной у папы?"

Но он спросил:

— Скажите, а вы не могли бы изобрести зелье, которое сможет вылечить пьянство?

Снейп стал смертельно серьёзен. Вокруг глаз собрались морщинки, казалось, что за секунду он постарел на несколько лет.

— Гарри, если бы это было так просто, я давно бы уже его изобрёл. Уже есть зелья, которые могут помочь человеку справиться с этой болезнью. Если он сам захочет. Можно снять последствия опьянения, можно восстановить подорванное алкоголем здоровье. Но выпивка или наркотики вызывают зависимость, которую не снять так же просто, как похмелье.

Знаешь, ведь мы с тобой в чём-то очень похожи. Мой отец... тоже пил. И если бы я смог изобрести зелье, которое избавит от этого недуга... поверь мне, я бы это сделал.

— Так что, нет никакой надежды?

Он нахмурил брови.

— Надежда, я думаю, есть. Если хочешь, ты сам можешь попробовать создать такое зелье.

— Я?! — удивился мальчик. — Но как?!

— Ты очень похож на маму. Внешне, конечно, ты точная копия отца, но всё остальное... Знаешь, если тебе передался её талант к зельеварению... У твоей мамы были выдающиеся способности, развитие которых, ты уж меня извини, она угробила, когда начала встречаться с твоим отцом. Она была гораздо талантливей меня, а я, не буду скромничать, считаюсь одним из лучших зельеваров Британии. Думаю, что в Хогвартсе тебе стоит попробовать серьёзно заняться этим предметом. И если у тебя есть хотя бы часть таланта матери, ты сможешь совершить много удивительных открытий. Я, со своей стороны, если у тебя будет что-то получаться, буду вести у тебя дополнительные занятия, да и вообще, помогу чем смогу.

Затем вздохнул и тихо добавил:

— Но ты же понимаешь, что всё уже никогда не станет так, как прежде. Восстановить семью после всего, что уже произошло, невозможно.

— Я понимаю, — печально ответил мальчик, — но я же не для себя. Сколько ещё таких семей... И сколько таких детей, как я... Я никому не хочу такого детства.

Гарри было всего одиннадцать лет, но иногда он чувствовал себя так, будто уже прожил долгую, долгую грустную жизнь.

* * *

Снейп задумался на секунду, затем продолжил:

— Гарри, ещё я хочу с тобой договориться кое о чём. Все эти "дяди Северусы" должны остаться за пределами стен Хогвартса, думаю, ты это понимаешь. Там я буду твоим профессором, и подобное панибратство недопустимо.

— Да, дядя... да, профессор Снейп.

— Кроме того, у меня там сложилась определённая... репутация. Я стараюсь её поддерживать — в основном, из-за того, что благодаря ей меня мало кто решается побеспокоить. Я с трудом переношу человеческое общество... За исключением твоей матери, тебя, и ещё нескольких человек. Я давно бы оставил преподавание, если бы не те отдельные искры таланта, которые проскальзывают в серой массе студентов, и которых я могу направить в нужное русло. Обещай мне, Гарри, что постараешься не разрушить мой... кхм... "образ" в глазах моих студентов.

— Обещаю. Хоть это и очень странная просьба, дядя... профессор Снейп.

— Естественно, никаких привилегий тебе я выказывать не буду. Во время занятий ты — всего лишь один из учеников.

— Конечно, профессор Снейп.

— Ну вот и хорошо, — облегчённо вздохнул Снейп. — Вопрос с дополнительными занятиями я улажу, а ты пока прочитай те книги, которые я тебе оставлю. И не забудь взять их с собой в Хогвартс. Во-первых, они тебе понадобятся. Во-вторых, их нужно будет потом вернуть в школьную библиотеку.

Глава 2.3 — Подробности частной жизни

В последний день августа Гарри был весь в предвкушении скорого начала учёбы. Он сидел за столом в своей комнате и нежно почёсывал пёрышки белоснежной сове, разместившейся перед ним на стопке учебников. Сова вполне недвусмысленно намекала, что "почёсывания — это, конечно, хорошо, но, хозяин, пора бы и парой печенек угостить!"

Мама была в подвале, в своей алхимической лаборатории, и варила Дурслям очередные порции "Суперукрепляющего зелья" (достаточно простые ингредиенты, но довольно сложная процедура приготовления) для дяди Вернона и Дадли, и "Зелье вечной красоты" — для тёти Петунии (о-очень редкие составляющие. Если бы не Снейп, мама бы их вовек не раздобыла).

* * *

Давным-давно, когда мама только вышла замуж за папу, они с тётей очень сильно враждовали. Они даже не разговаривали долгое время. Но после гибели в автокатастрофе бабушки с дедушкой — родителей мамы — на похоронах сёстры плакали вместе. Именно тогда Лили отдала Петунии маленькое складное зеркальце, и сказала, что если ей понадобится помощь — ей нужно будет просто раскрыть его, посмотреть в зеркало и рассказать, что случилось. И однажды, когда маленький Дадли возился на заднем дворике, а Петуния рядом пересаживала розы, малыш, пока мама отвлеклась, снова потянул в рот какую-то гадость. И на этот раз ему не повезло. Услышав странные звуки, Петуния бросилась к сыну, но тот уже начал задыхаться, и если бы она не вспомнила про зеркало, кто знает, что могло бы случиться...

Мгновенно аппарировавшая к ним Лили быстро разобралась в ситуации и решила проблему одним взмахом палочки. Злополучный ком земли с травой выскочил изо рта Дадлика, и тот облегчённо заревел. После этого Лили напоила Петунию успокаивающим зельем и оставила ей ещё несколько зелий и безоар на случай отравления, который пригодился буквально на следующей неделе — Дадли стал чрезвычайно проворен в поедании всего, что попадётся ему под руку.

После того случая отношения между сёстрами изменились в лучшую сторону. Лили было совестно перед сестрой — и за свою свадьбу, где муж со своими дружками вволю поиздевались над толстяком Верноном, и за все те глуповатые розыгрыши, которые они со Снейпом проделывали над Петунией в детстве. Поэтому она всячески искала способы исправить ситуацию. И когда Снейп поделился с ней своими открытиями в области зельеварения, она напомнила ему о Петунии. И он согласился снабжать Лили ингредиентами для зелий — вроде бы из чистого альтруизма — в обмен на информацию о полученных результатах — вроде бы из чистого любопытства. Хотя никаких угрызений совести по поводу детских проказ он не испытывал, но, с другой стороны, когда бы ещё Снейп смог испытать действие своих разработок на магглах?

Петуния сначала с недоверием отнеслась к флакончикам, которые Лили подарила им с Верноном на годовщину свадьбы. Но, помня о случае с Дадли и чрезвычайно эффективной магической помощи Лили, она решилась попробовать. Зелья обещали очень медленный, но накапливающийся и постоянный эффект. Она каждый день добавляла в завтрак себе каплю зелья красоты, а мужу и сыну — по капельке зелья здоровья. Изменения были настолько медленными, что она почти их не замечала, пока в один прекрасный день они не отправились на званый ужин к старым знакомым, с которыми не виделись больше года. Те оказались поражены переменами, которые произошли с четой Дурслей. И Вернон, и Петуния остались вполне узнаваемы, но у Вернона исчезла нездоровая полнота и багровый цвет лица, он казался чуть более крупным, чем положено человеку его телосложения, но подтянутым и свежим, как после долгого отпуска на море. Петуния же несказанно похорошела, и весь вечер купалась в комплиментах.