| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А подбор у «самого человечного» — был самым жесточайшим!
Поэтому ВКП(б) была относительно немногочисленной, но активно-боевой. Как «Орден меченосцев» — наиболее точно выразился Сталин, а я рискну взять смелость добавить к его словам свою отсебятину:
«Как Орден меченосцев в завоёванной стране».
Здесь сразу надо расставить все точки над «ё»: если бы не Февральский переворот — свершённый с идейного вдохновения либералов-думцев, на деньги британской разведки и руками генералов-изменников — у ленинского «Ордена меченосцев», шанцев завоевать страну было ровно столько же — сколько у наших заклятых партнёров долететь до Луны на знаменитом «рогозинском батуте». Поэтому вину за все злодеяния — свершённые в Гражданской войне, надо разделить как минимум на четверых — поставив большевиков на почётное место аутсайдеров.
Наличие такого «инструмента» власти, позволило Ленину и его компании сразу после Октября — сперва образовать маленький островок стабильности среди бушующего океана революционной анархии, а затем распространить его на одну шестую часть суши. Во время ожесточённой борьбы за власть, большевистская партия превратилась в некое подобие государственной корпорации под руководством довольно узкой группы профессиональных политиков.
Такой порядок вещей стал стержнем всей государственной системы советского общества, на очень долгие годы.
Строя политическую гегемонию, ВКП(б) выполняло две важнейшие государственные функции: обеспечение преемственности и стабильности государственной власти через кадровый отбор и, управление обществом под прикрытием мнимого народовластия (Советов рабочих и крестьянских депутатов). При самом примитивном социальном устройстве — это давало огромнейшие мобилизационные возможности…
До поры до времени!
Однако были и, определённые проблемы.
Любая правящая элита, честно и прямо говорит народу:
— Мы — лучшая часть общества! Мы — «ЭЛИТА»!!! Поэтому мы правим, а вы — подчиняетесь.
Этот вопрос принципиален и вариантов нет!
Это правило действует и при так называемой «демократии». В «старой-доброй» Англии, к примеру, при всех её «общечеловеческих ценностях» — никто и никогда не будет ставить на одну доску лорда в седьмом поколении сэра Гамильтона и его потомственного дворецкого мистера Балтимора.
Партия же Ленина, взявшая и удержавшая власть — находилась в плену идеологической марксисткой архаики середины 19 века. Она считала себя плоть от плоти народной и тесно увязывала свои интересы с интересами широких народных масс… Даже, когда эти интересы диаметральным образом разошлись:
— «Декрет о мире»? ДА!!! «Декрет о земле»? ДА!!! …Продразвёрстка? НЕТ!!! Отселява нам с вами не пути, граждане большевики — пошли на хер.
Ну и какая, на хрен, это «народная власть» — если она не может реализовать извечную мечту народа «не платить податей» и «не давать рекрутов»?!
Народ готов простить элите необходимую жестокость, но не ложь о якобы её «единстве интересов» с ним. В высшие органы партии потоком шли письма подобные этим:
«Мы, рабочий класс, будем дисциплинированными на производстве тогда, когда не будет на нас нажимать еще какой-то класс, то есть администрация, или, иначе говоря, партия ВКП(б)», «Надежно ли ваша привилегированная группа себя чувствует? Не думаете ли увеличить штат шпионов, а то они редко встречаются?», «Советская аристократия, ожиревшая за счет пота рабочих, передает по наследству свое право на ожирение…» и, так далее и тому подобное.
И это вовсе не моих рук дело — не моя «подрывная работа».
Это — глас народа!
Я через свои структуры — «Пресс-секретариат» «Красного рассвета» и «Могучую кучку», работал более тонко и целенаправленно: бил не «по площадям» — а по отдельным личностям.
* * *
Основанная на окаменевших догмах ортодоксального марксизма, идеология большевиков противоречила — не только их исторической миссии, но и элементарному выживанию. Поэтому иллюзии — холимые и лелеемые по ссылкам да тюрьмам в период борьбы с Самодержавием, одна за другой развеивались — оставляя в душах «пламенных революционеров» зияющие космическим холодом «чёрные дыры».
Первой, улетучилась сладкая мрия про рабочее самоуправлении предприятиями… Затем — про «вся власть Советам»… За ними — бредовые грёзы о всеобщем вооружении народа вместо регулярной армии… Во время Гражданкой войны выяснилось, что человек — как был скотом, так им и остался… После окончания, партия скорректировало своё отношение к частной собственности на средства производства и товарно-денежным отношениям… Сексуальная революция захлебнулась собственными рвотными массами в эпидемии сифилиса и кризисе безыдейности…
Последней, столбом дыма через трубу — вылетела и развеялась где-то в межпланетном пространстве, великая утопия про Мировую революцию.
По сути, остался последний «бастион» упоротых марксистов — миф о якобы «бесклассовом обществе» при социализме.
«Ленинской гвардии» дело осталось за малым — чтоб стать нормальной элитой, типа дореволюционного дворянства — с поправкой на время и постреволюционные особенности, конечно. Народ, состоящий на три четверти из крестьян и, привыкший веками жить при общем царе в Москве и собственном барине под боком — безусловно понял бы «политику партии» правильно.
Ан, нет!
В Ленине, видать боролись два человека — государственник и революционер.
Первый плодил неимоверные полчища чиновников — чтоб из отдельных гнилых лоскутков распавшегося государственного организма, сшить новый. А второй растерянно озирался на им творимое и, один за другим — объявлял «крестовые походы» против бюрократизма3.
Вопрос о «третьем элементе» в структуре общества давно созрел и даже перезрел, как один из самых насущных и требующий немедленного разрешения для нормального функционирования государства. И он прекрасно понимался и неоднократно поднимался ведущими теоретиками партии…
Но, Ленин через себя перешагнуть не смог!
Его беспощадная критика бюрократизма и даже объявленная этому явлению непримиримая война на уничтожение — стали напоминать уже чисто клинический случай, особенно обострившейся в последние годы в связи с болезнью Вождя.
Не решились назвать вещи своими именами и его последователи.
Важнейшую для выживания проблему не решились вскрыть, а загнали внутрь организма — где она циркулировала по кровеносным сосудам, разнося во все его уголки миазмы разложения. Марксистские идеологи почти десять лет занимались тавтологией, намазывали «масло масляное» на свой пропагандистский хлеб — призывая бороться с бюрократическими извращениями. Достаточно короткая эпоха НЭПа, пережила как бы не семь подобных «волн» — в результате которых каждый раз это стоячее «болото», поколыхавшись и повоняв короткое время — расползалось подобно киселю вширь и захватывало новые позиции.
Особенно сильная волна — прямо-таки «Девятый вал», происходил в 1927-ом году, когда выяснилось что советский чиновничий аппарат — стоит в три раза дороже царского, при его несоразмерно более низкой эффективности.
Трусливо-боязливый отказ правящей бюрократии от самоидентификации как отдельного класса с присущими ему интересами, которые могли бы отличаться от интересов других частей общества, привёл к абсолютному непониманию происходящих процессов в самом обществе.
Однако, непонимание процессов или игнорирование их — не значит, что они не происходят.
Аппарат менялся прямо на глазах!
«Процесс пошёл», — как любил говаривать один плешиво-меченный деятель.
Несмотря на удручающий низкий культурный уровень (который по определению не может быть выше общего по стране) основной массы чиновничьей «братии», происходила непрерывная профессионализация аппарата. Недостаток образования у бюрократии был частично заменен природной смекалкой и непонятной для многих её массовостью…
Хотя, чего тут непонятного?
Как говорится, это исконно наше русское:
«Навалимся на проблему всем миром»!
Соответственно вышесказанному, складывались стиль и сам образ управления советского партийно-государственного руководства — который стал меняться лишь ко времени правления Горбачёва…
Возможно, это всё и предопределило?
Хотя и не провозгласив себя новым правяще-эксплуататорским классом, новая партийно-государственная бюрократия всё же во второй половине 20-х годов почувствовала себя наследницей прежних «сливок» общества и потихоньку «обтёсываясь» — усваивала общие для высших слоев всех цивилизованных стран стандарты культуры и поведения. Правящей элите уж самой надоело навязываемое ей «родство» с трудовым народом, надоели эти толстовки, френчи и проживание на партмаксимуме… Она захотела изящества и изысканности для себя — как это принято в высших слоях общества нормальных, цивилизованных стран.
На постановках булгаковской пьесы Булгакова «Дни Турбиных», аншлаги срывали вовсе не понаехавшие из-за бугра белогвардейцы-эмигранты. Театральные залы были битком переполнены новой советской аристократией — «бурными и продолжительными овациями» выражавшей своё живейшее и неподдельное сочувствие дворянской семье, переживающей отнюдь не самые лучшие времена.
Короче, сталинские партийные функционеры — «ленинские призывники», идущие на смену прежним пламенным революционерам — «ленинским гвардейцам», стремительно становились стопроцентными представителями своего класса — двуличными, эгоистичными и… Жадными до материальных благ.
А я воспитывался на советских мультиках и песенках из них. Помните «Приключения Буратины»?
«Покуда живы жадины вокруг,
удачу мы не выпустим из рук.
Какое небо голубое!
Мы не сторонники разбоя.
На жадину не нужен нож:
ему покажешь медный грош -
и делай с ним что хошь».
Нэпманы подкупали гослужащих и, до меня и без меня. Банальная взятка — как это скучно для человека 21 века!
Этот — известный со времён Царя Гороха способ коррупции, я перевёл на следующий цивилизованный уровень — лоббирование интересов корпорации «Красный рассвет».
Здесь всё ясно-понятно и, подробно разжёвывать, показывать на пальцах и на конкретных отдельных примерах — я пожалуй не буду
* * *
Итак, подводя некоторые итоги…
Как и во все времена и во всех странах, люди были разные и думали по-разному. Граждане СССР эпохи НЭПа не доверяли партии, не горели интернационализмом и не мечтали о мировой революции. Как и свойственно абсолютному большинству живых существ на этой планете, они больше заботились о себе, своих личных интересах.
Как добиться жизненно необходимого для страны единства интересов при таком раскладе?
В «реальной истории», трезвомыслящие идеологи вспомнили про хорошо уже забытое «старое». Я имею в виду образ царя — строгого, но справедливого — веками объединявший Матушку-Русь. Так морально-политическим фактором единения людей имеющих разные интересы, разные уровни жизни — я уже не говорю про партийность, политические убеждения, вероисповедание или национальность — стала личность товарища Сталина.
Это на какое-то время помогло. А потом…
Впрочем, что было потом — все и так прекрасно знают.
Но то была «реальная история»!
А, в «альтернативной истории» — появился я и, что-то с моим появлением — пошло «не так».
* * *
— Мда…, — частенько поговаривал и я, — молодёжь нынче пошла «не та»!
Её дореволюционные представители — «откуда и есть» пошли те самые борцы с мещанством, не испытали разрухи, голода и прочих «прелестей» Гражданской войны. Для первого же послевоенного поколения советской молодёжи, вопрос элементарного выживания среди этих «прелестей» — встал ребром с самых младых лет. Голодное детство и ранее взросление выработало у них защитные механизмы даже от самого сильного идеологического давления. Они остались равнодушными к громким лозунгам и стремились любыми доступными способами обеспечить прежде всего самого себя.
Как написал в газетной статье один из них: «Мы пришли в этот мир угрюмые и злые».
Но в отличие от недоумённого скулежа пропагандистов — навязывающих молодому поколению идеологические окаменелости середины прошлого века, я поговаривал это, довольно потирая руки — сам естественный ход истории благоприятствовал мне в моих замыслах.
Осталось лишь чуть-чуть его подправить!
* * *
Конечно, не надо рассказывать что такое «Окна Овертона»… Или надо?
Американский социолог Джозеф Овертон создал технологию изменения общественного мнения, которая позволяет легализовать абсолютно любую идею: от легализации наркотиков — до каннибализма. Правда, до принятия последнего — как общечеловеческой ценности, мне удалось вовремя ускользнуть в другую эпоху… А вот легализацию лёгких наркотиков, церковное венчание гомиков и детскую эвтаназию застал. Говорили, что то на очереди были инцест и педофилия, но врать не буду: чего не было в двадцатые годы двадцать первого века — того не было. А возможно я был просто плохо информированный.
Согласно этой теории любая концепция, идея, философия, которые присутствует в обществе, могут проходить шесть ступеней развития — от стадии «немыслимого» до «действующей нормы». Их последовательное и настойчивое исполнение — неизменно приводит к желаемому результату в общественных мнениях человеческих сообществ.
Как и любая технология, это может быть направлена как на разрушение — когда по своим последствиям, она становится опаснее ядерного оружия — так и на созидание. Меня пока интересует второе — ибо итак всё разрушено, что едва ль склеишь.
Имеющая структурированную последовательность, технология программирования общества очень тонка и позволяет скрыть сам факт долговременной промывки мозгов. Ни социум в целом, ни «власть предержащие» — не успевают осознать весь «трэш», происходящий вокруг них и внутри них.
Уверен, мне укажут: при том тотальном коммунистическом диктате, что был с Октября 1917 года — никакие «Окна» невозможны.
Однако, этот миф — созданный усилиями тысяч деятелей культуры, искусства и трудами историков либерального толка — неверен. Конечно, «попади» я в суровые 30-е годы — мне б такое и в голову не пришло.
Однако, мне «повезло» очутиться в «весёлых 20-х»!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
