Человечье сердце

Бац!

Удар по щеке заставил Сашку сбиться с шага, попятиться. Он едва не упал, запнувшись о свою же ногу. В голове точно бомба взорвалась, вся левая половина лица мгновенно онемела. Скиутт-патрульный, проходивший рядом, быстро повернулся, отстранил с пути остановившихся посмотреть двоих гаргайлианцев, но Русана отмахнулась от него рукой

— Ах ты скотина! — глаза девчонки горели, щёки пылали, казалось, она сейчас вцепится ошалелому мальчишке в горло. — Дрянь ты такая!

— За что ты меня ударила?! Чем я тебя обидел?! — возмутился наконец Сашка. И искренность этого возмущения обезоружила Русану — она тоже растерянно заморгала. — Ты мне нравишься, я хотел просто... — Сашка захлебнулся возмущением, а девчонка стремительно выставила ладонь:

— Стой-погоди. Иначе сейчас ты наговоришь такого, что я просто уйду.

— Не уходи, — хмуро сказал Сашка, с шипением прикладывая к щеке монеты. Повторил: — Ты мне нравишься, я хочу трахнуться с тобой. Я хорошо трахаюсь, ты будешь довольна.

Голубые глаза стали ещё больше.

— В смысле... ты, что ли, хочешь заняться сексом, потому что я тебе нравлюсь? А меня ты спросил?

— Я же тебе сказал. А потом даже предложил тебе деньги...

Девчонка схватилась ладонями за обе щеки. Нараспев проговорила:

— Ну-ты-об-ра-зеееец... А если у меня есть парень? А если я не хочу? А если ты мне не нравишься? И при чём тут деньги?

— Я тебе нравлюсь, — буркнул Сашка. — Это видно.

— Теперь — уже нет... не очень. Меньше, чем сначала, — сердито сказала девчонка. — Ну ты и правда фрукт, животные — и те сначала хоть обнюхают друг друга, покувыркаются там...

— Мне не нравятся такие игрушки, — пояснил Сашка. Русана вздохнула:

— Мда. Мы на разных языках говорим... Ва-аб-ще! Во-первых, мне четырнадцать и я ещё ни разу ни с кем сексом не занималась. Во-вторых, предлагать за такое деньги — значит... ну я не знаю, представь себе, что твоей матери предложил деньги, чтобы, как ты говоришь... трахнуть её — представил? В третьих, у меня сейчас нет парня, но я ни за что не лягу с тем, кого не люблю, а тебя я не люблю, хотя ты мне и правда нравишься. Даже теперь. В четвёртых, секс в жизни не самое важное.

Сашка пожал плечами. С этим он, наверное, был согласен — секс был приятным делом, но не настолько, чтобы из-за него забывать всё остальное. А прочее он не очень понял... хотя слова про мать его почему-то глубоко царапнули. Мальчишка проводил взглядом наконец-то двинувшегося дальше скиутта и уныло сказал:

— Ладно, я пойду. Прости, если я тебя обидел,

Он смущённо убрал деньги и собирался на самом деле уйти, но Русана поймала его за локоть:

— Ты тоже извини, что я тебя треснула, — в её голосе было искренне раскаянье. — Ты ведь, наверное, долго жил среди Чужих. Я должна была сразу понять... — она вздохнула: — Мы помогаем в миссии, ну, в смысле, мы — пионеры, — она непонятно коснулась красного галстука. — Такого насмотришься... могла бы и догадаться про тебя. Просто понимаешь, у нас так не делают. Это нехорошо. Некрасиво.

Сашка всё ещё не понимал, почему. Вслух он это выразил глубокомысленным:

— Странная планета — Земля.

— Не знаю, я никогда не была, — улыбнулась Русана. — Я родилась на Сапфире, потом была на Надежде в эвакуации, а сейчас мы всей семьёй тут живём. И работаем. Мой отец — один из ксенологов миссии, майор Трофимов.

Сашка еле-еле сумел сохранить внешнюю невозмутимость. Он с трудом удержался от желания жалко оглядеться и просто-напросто сбежать. На своего отца, впрочем, красивая Русана не очень-то походила.

— Тогда давай просто зайдём в кафе и поедим, — предложил он. — Я ничего... такого говорить не буду, я просто сам уже давно хочу есть, а тебя накормлю в качестве извинения. Но думать про секс с тобой я всё равно буду, — честно закончил он.

Русана опять засмеялась. Весело глядя на мальчишку, заключила:

— Это не Земля странная, это ты странный! Послушай... когда я была в младших классах — мальчишки иногда дёргали меня за косу. Можно теперь я тебя дёрну? Такой случай для запоздалой мести...

— Дёргай, — Сашка готовно повернул голову. Девчонка слегка потянула его за косу (он ожидал и правда рывка) и задумчиво сказала:

— Я думала, они жёсткие, а у тебя волосы мягкие. Ты смешной с косой... — и тут же без малейшего перехода продолжала: — Если ты правда хочешь есть, могу накормить. Я не люблю ходить в кафе. Верней, не не люблю, а — странно. Сидишь и удивляешься, что тебе за какие-то там деньги приносят настоящую еду.

— А как же иначе? — удивился Сашка.

— У нас ещё недавно за деньги ничего почти нельзя было купить. Карточки везде были, — пояснила Русана. — Я теперь всё время боюсь, что, если еду продавать за деньги, то вдруг её всем не хватит? Смешно, правда?

Разговор опять был непонятным. И Сашка, которому не было смешно, сменил тему:

— А если не в кафе, то где?

— Тут не очень далеко живёт мой дядя, я иду к нему и там собираюсь поесть, — Русана понизила голос, — только он немного странный. Меня к нему время от времени подсылают, чтобы я его уговорила вернуться на Землю, а он не собирается. Хотя вся наша семья просит.

— Почему? — невольно тоже понизил голос слегка озадаченный и опять ничего не понявший Сашка.

— Он воевал с начала войны... служить вообще до неё начал. Даже в плен попадал, но сбежал. Потом во время отступления остался на Зелёном Шаре и партизанил, дальше снова в армии был и на Сельговии его контузило. Когда он выздоровел, в армию опять его уже не взяли и он очень обиделся. Поселился тут, открыл магазинчик — и... в общем, ты не удивляйся ничему, хорошо? Или, если хочешь, вообще можешь со мной не ходить... — Русана явно собиралась добавить ещё что-то, но Сашка поднял ладонь:

— Не-нет-нет. Теперь не отговаривай. Дядя — так дядя.

Он и правда очень обрадовался, что может пойти с этой девчонкой. И ощутил, что и Русана рада тоже. Сашка подумал, как и обещал, про секс — и...

...и, мысленно поёжившись, выбросил это из головы.

Стало почему-то противно...

...Надпись над скруглённой поверху дверью, выделявшейся чёрным силуэтом в раскалённой белой стене сразу за поворотом в неприметный тупичок, Сашку, если честно, удивила — он даже перечитал её, решив, что неправильно понял русские буквы. Нет, надпись была та же самая, что и с первого раза -

БИБЛИОТЕКА НЕНАПИСАННЫХ КНИГ

Русана толкнула дверь (внутри звякнул колокольчик) и шагнула явно вниз. Сашка вошёл следом, пригибаясь и осматриваясь (слова о странностях и контузии его насторожили).

Небольшая лесенка вела в кондиционированную прохладу, пахнущую какими-то травами. Сашка даже не сразу сообразил, что под потолком на чёрных жердях и вправду висят травы — здешние редкие, сухие, на вид почти безжизненные, но сильно пахнущие. Посреди помещения в неярком свете нескольких длинных ламп, подвешенных вдоль стен, искрился и переливался, что-то бесконечно бормоча хрустальным голоском, поющий фонтанчик — точная копия замковых фонтанов мёртвой планеты Круот, места паломничества любителей загадок и странностей со всей Галактики. У стены напротив входа виден был широкий большой стол, на нём стоял компьютера и лежала гитара, а за самим столом кто-то вроде бы сидел; Сашка не понял толком, кто, потому что поразился.

Всё остальное пространство комнаты занимали книги.

Они стояли и лежали на стеллажах вдоль стен, освещённые теми самыми лампами. Это были напечатанные книги, не электронные — Сашка раньше никогда и нигде не видел даже десятка таких книг вместе, рядом, а тут их были, наверное, тысячи. Мальчишке захотелось их рассмотреть поближе, но его остановил раздавшийся в помещении негромкий, но отчётливый мужской голос:

— Племянница, кто тот звёздный странник, которого ты привела под мой кров?

Сашке снова показалось, что он неправильно понимает русский язык. Но Русана совершенно непринуждённо отозвалась:

— Это Саша, мой знакомый... новый. Он меня просто провожает.

— Привет тебе, звёздный странник, — сказал сидевший за столом мужчина и поднялся.

Теперь Сашка видел его хорошо. Землянин был рослый, плечистый, жилистый, на вид — лет тридцати, а значит — от тридцати и до, может быть, ста. Узкое лицо, покрытое прочным загаром, украшала странная, маленькая, выдвинутая вперёд светлая бородка без усов. Довольно длинные и при этом совершенно седые волосы падали почти до плеч. Лёгкая клетчатая рубашка с подкатанными выше локтей рукавами (на левом запястье — большие золотые часы) была забрана в перепоясанные широким ремнём с висящим на нём ножом светло-синие штаны, которые, в свою очередь, уходили в высокие ботинки на шнурках. Большие, слегка словно бы выцветшие глаза рассматривали Сашку с непонятным интересом.

— Здравствуйте, — произнёс мальчишка на русском самое нейтральное из приветствий. — Как вы узнали, что я звездолётчик?

— А ты звездолётчик? — мужчина вышел из-за стола, сделал приглашающий жест.

— Ну вы же сказали... — растерялся Сашка.

— Звёздному страннику не обязательно быть звездолётчиком... — мужчина задумался и поправил себя: — Но да, в наши дни чаще всего так и бывает. Это проще всего.

— Я приготовлю обед, — деловито сказала Русана, — потом позову вас... Да, дядя Олег, тебе передавала привет тётя Маруся...

— О три хрустальных свода Маардона, она ещё жива?! — с неподдельным ужасом спросил хозяин странного магазина. — Хотя... я должен был догадаться, что такой мелочи, как галактическая война, недостаточно для того, чтобы угробить эту гарпию, это фамильное проклятье...

— Ох, — вздохнула Русана, направляясь куда-то за стеллажи. Оттуда раздался её голос: — Какие-то полчаса!

Дядя Олег проводил её взглядом, потом обернулся к Сашке и значительно ему сказал:

— Нет, нет и нет. Им не удастся меня заманить. Напрасные старания.

— На Землю? — уточнил Сашка, немного насторожившись. — А... э... простите, это такое страшное место?

— Ужасное, пока там живёт моя тётка, — убеждённо ответил мужчина, направляясь обратно к столу. — Да ты проходи, садись... хотя бы вон туда.

Только теперь Сашка разглядел, что возле стеллажей расположены тут и там небольшие скамеечки. Он, не чинясь, уселся на первую попавшуюся, а дядя Олег, вновь устроившись за столом, передёрнул плечами:

— Жуткие воспоминания детства. Тридцать три года прошло, а я отлично помню, как тётя Маруся неутомимо бежит вровень с набирающей скорость машиной и кричит на весь посёлок: "Зайчик мой, не забудь менять трусики каждую неделю, я положила тебе запас в розовую коробочку с Винни-Пухом!" Когда я был в плену у джаго, то во сне увидел те незабываемые минуты. Проснулся с воплем и плакал от радости, поняв, что я всего лишь в камере...

Сашка прислушивался, если честно, с интересом. Дядя Олег не казался просто болтуном — болтунов, принадлежавших к разным расам, Сашка навидался в жизни немало и отлично умел их различать с теми, кто болтать-то болтает, но кому есть, что сказать. Как этому землянину. Такие ещё нередко болтают, чтобы не проболтаться, кстати...

— Так вы из-за неё не возвращаетесь? — если честно, он не собирался ничего спрашивать, но вдруг ощутил настоящий интерес.

— Ну, как сказать... — дядя Олег задумчиво посмотрел в потолок. — Видишь ли, звёздный странник, — медленно продолжал он, — я не был на Земле двадцать восемь лет. С тех пор, как меня после окончания кадетки отправили на Надежду и в полёте я узнал, что началась война. Раза три или четыре выпадали оказии, но я как-то так и не собрался, — в его голосе больше не было иронии. — Потом не стало и оказий. А сейчас я и правда просто боюсь. Боюсь, что увижу не то, что помню, — он усмехнулся и спросил: — Ты собираешься быть постоянным знакомым Русанки, звёздный странник? Если нет — то я и дальше стану болтать. Ты улетишь и наш разговор так и развеется в межзвёздных пустотах. А если да — то мне лучше придержать язык. Иначе лет через ...цать я рискую услышать от внучатых племянников историю, которую рассказал им папа — как дедушка Олег раскрыл душу перед мальчишкой, зашедшим с улицы.

Сашка вдруг ощутил, что краснеет. Он поспешно задрал голову, пробежал глазами по названиям на корешках (они были на разных языках, в основном — Сашке незнакомых, и стояли то ли в полном беспорядке, то ли в порядке, известном лишь хозяину).

— А у вас магазин или всё-таки библиотека? — спросил Сашка.

— Я сам время от времени пытаюсь понять, но пока не преуспел, — сообщил дядя Олег. — Каждый вечер тут, вот на этих скамейках, собирается с десяток существ разных рас, которые потеряли часть себя и пребывают в уверенности, что им есть, что сказать остальным, но на это нет времени. Я великодушно предоставляю им кров и возможность поговорить, а иногда сам принимаю участие в этих разговорах. Иногда они уносят отсюда книги и забывают вернуть. Иногда приносят другие и забывают забрать. Впрочем, тут часто бывают и те, кто книги покупает — но вот они меня как раз не интересуют.

"Значит, у вас что-то вроде клуба?" — хотел спросить Сашка, но не осмелился. Он осторожно снял с полки одну книгу — в покоробившемся переплёте, на обложке которого по серо-жёлтой степи шли высокий мужчина в чёрной форме, с автоматом, а рядом с ним — мальчишка в шортах и майке, державший в руке сандалии. От названия сохранилось только "...ни", а фамилию автора совсем было не разобрать. Но на развороте Сашка прочитал, что книга называется "Грани", а автора звали Алексей Шепелёв. Листы книги были пожелтевшими, казались хрупкими, как тонкая кость.

Книга была старой. Наверное, нескольковековой. Сашка ощутил вдруг, что у него шевелятся волосы на голове при мысли, через сколько рук (и не на одной планете!) прошла эта, в сущности, примитивная прошивка страниц в истасканной обложке.

А ещё — ему захотелось эту книжку прочитать.

Он ощутил на себе взгляд дяди Олега — и сердито поставил книгу на полку, посмотрел в ответ — вызывающе. И услышал:

— Можешь взять её и прочесть. Потом вернёшь, если будет время и если захочешь.

— Я... может быть — потом, — скомканно ответил Сашка, теряя запал. Решительно добавил: — Я, наверное, зайду ещё.

— И принесёшь ещё одну ненаписанную книгу, — сказал дядя Олег. Мальчишка изумился, поняв вдруг, что странноватый землянин имел в виду и сообразив неожиданно, что это — правда.

— Я скорей... да — брошюрка, — ответил он, вспомнив слово. — И не интересная.

— Кокетничать могут себе позволить девушки, и то — не очень умные или очень влюблённые, — наставительно ответил дядя Олег. — А о книгах судят читатели... Русана, что там с едой?! — повысил он голос. В ответ не донеслось ни звука, хотя отголоски готовки Сашка отчётливо улавливал. — Вот так, — философски заключил дядя Олег, дотянулся до гитары, перебрал струны — и, сразу, без подготовки, подыграв себе маршем, пропел сильным, глубоким голосом:

— Пройдя сквозь тьму

навстречу смерти,

Мы в битвах грозных

полегли,

Но видели мы в миг

последний

Холмы зелёные

Земли... (1.)